Другая ночь

За медицинские консультации спасибо Sowyatschokу. За совет — Круэлле За выбор жизненного пути персонажем из Первого сезона, который появится в этой главе — Atenae и SOlga.

«Ведь знаем — мы ж не из невежд — Что и прогоны и премьеры При нашей жизни, можно верить, Цена, достойная надежд…» (Из песен к спектаклю театральной студии ДВОК «Пенаты» «Тень». «Финал». Автор стихов — И. С. Колечкин).

День сегодня и правда, выдался пасмурный. Однако, на тумбочке возле угловой кровати, в казенном стакане храбро распушилось несколько цветков мать-и-мачехи, вполне заменив собой солнечные блики. Нетрудно было догадаться, кто именно передал для раненного героя этот букет. Вера Николаевна наверняка успела навестить мальчика, но крайне сомнительно, что учительница лично собирала мать-и-мачеху. Вот аккуратный сверток в бежевой бумаге — точно от нее. Нет, разумеется, серьезные люди тоже вполне себе могут, под влиянием искреннего порыва, сорвать то, что попалось удачно под руку, чтобы порадовать кого-то. Но в данном случае основной «подозреваемой» все-таки являлась отнюдь не госпожа Кречетова. Паша лежал в общей палате, значит, положение его не было совсем уж серьезным. Но выглядел Ветерок плохо — лоб и виски скрывала полоса свежего бинта, глаза точно ввалились, на скулах — яркий нездоровый румянец. Впрочем, посетителей мальчик узнал моментально и улыбнулся им. — Здравствуй, Паша, — Анна присела на стул, осторожно взяла руку пациента, выпростанную из-по одеяла, — не шевелись, пожалуйста. И не говори, если трудно. — Не трудно, — хрипло, но достаточно громко произнес Ветерок, — здравствуйте. — Как ты? — Хорошо, — ответил Пашка, стараясь добавить в голос бодрости, — только я все думаю … об этой табакерке … Ее хорошо спрятали? Он перевел взгляд на Штольмана, который, придвинут табурет, устроился рядом с Анной. — Да, — очень серьезно произнес сыщик, глядя мальчику в глаза, — она в полиции. И никому не причинит вреда. Потому что никакой силы в ней нет. Пашка сдвинул брови. На лице его явно боролись два чувства — облегчения и разочарования. — Но ведь … — начал он. — Это просто слухи, Паша, — заговорила Анна, — гипноз … он существует, но через табакерку и волшебные лучи не действует. — Значит, — Пашка облизнул губы и опять посмотрел на сыщика, — все это … зря. — Опасны не вещи, а люди, — заговорил Штольман, — неизвестно, что господин Мещерский придумал бы еще, надеясь вытрясти из шкатулки гипноз. Его намерения вскрылись — благодаря тебе. Но … Он мог убить тебя — он сильнее и старше. Или выставить виновным. — И надо было … как сказала Вера Николаевна? — насупился Пашка, — бежать не за ним … а за помощью? — Это значит — предупредить, — мягко уточнила Анна, — чтобы люди знали, что им грозит. — А если важнее догнать? — не сдавался мальчик. Анна с надеждой обернулась к мужу. Тот некоторое время молча смотрел на взлохмаченного, простуженного упрямого мальчишку с перебинтованной головой, и наконец сказал: — Выбирать нужно каждый раз. Порой очень быстро. И помнить, что от решения зависит жизнь. Не обязательно твоя. Ветерок моргнул. — Хо-ро-шо, — медленно, напряженно произнес он, — я… буду думать. Сейчас. И потом. — Вот сейчас тебе лучше отдохнуть, — Анна ласково пожала его руку, — выспаться как следует. О табакерке больше нечего волноваться. И о Мещерском тоже. Он понесет наказание — как и заслужил. — Хорошо … — повторил Паша. Было видно, что он устал. Решать сложные вопросы, имеющие неоднозначные ответы всегда тяжело. А уж при сотрясении мозга! Анна покачала головой, и баюкающим движением погладила Ветерка по горячей щеке. — Спи… Принесенный ими пакет с яблоками Анна передала на сохранение Вале. Все равно сейчас Ветерку явно было не до лакомства. … Уж в коридоре она потребовала ответа, не сердито, но горячо и недоумевающе: — Яков Платонович, ну почему вы прямо ему не сказали, что действовать таким образом — безрассудно?! Опасно! Бровь мужа выгнулась знакомым образом. Взгляд был совершенно серьезен, и только где-то в глубине глаз притаилась невеселая усмешка. — Анна Викторовна, а что обычно делаете вы сами, когда слышите об опасности? Она точно на стену наткнулась. Да уж, сказать барышне Мироновой о том, что где-то опасно, это все равно, что вручить ей пригласительный билет. И, кажется, госпожа Штольман от нее в это вопросе немногим будет отличаться. — Ну а такие, как Паша, могут ввязаться даже в безнадежный бой, лишь бы не отступить, — завершил свою мысль сыщик. — Но если они успеют подумать о том, что кому-то другому из-за этого будет хуже … Ее саму может остановить только это. Не умеет она бояться за себя. За Штольмана — да. За него — прежде всего, потому что они настолько крепко связаны, что любой ее неосторожный шаг может подставить под удар ее мужчину. И сколько раз так было! Давно ли мчалась она по этому самому коридору, боясь не застать Якова в живых. После дуэли … Она задохнулась, крепче стиснула локоть мужа, готовая поклясться, что больше никогда-никогда! Но, с другой стороны, про Штольмана тоже много раз говорили, что он — опасный и совершенно неподходящий для нее человек. И что было бы, если бы она повела себя, как полагается послушной порядочной барышне? Ничего. Ничего хорошего! И того нового, маленького, бесценного создания, ради которого она тоже постарается почаще соблюдать осторожность, тоже не существовало бы. А в последний бой с Разумовским они шли все втроем. Потому что на другой чаше весов лежало слишком многое. Все-таки, в этом Штольман тоже прав — каждый раз решать и выбирать приходится заново. *** Апрельский день радовал теплом, однако, небо по-прежнему целиком закрывали тучи, обещающие дождь. Не робкую морось, не липкую смесь со снегом, а полноценный, шумный и яркий, первый в этом году весенний дождь. Но обещание было какое-то тягучее, неопределенное. «Может быть сейчас … Или через час … Или лучше завтра …». И неизвестно — стоит ли спешить под крышу, чтобы спокойно наблюдать за потоками воды из окна, или же можно еще погулять, рискуя лично поучаствовать в ливневой пляске. Наверное, лучше взять пролетку, вернуться домой, и там снова вспомнить о том, что у них с мужем все-таки медовый месяц! Анна окинула взглядом улицу, и остановилась, всматриваясь в человека, шедшего им навстречу по другой стороне. Худая, нескладная фигура, по-мальчишечьи тонкая шея, торчавшая из воротника ненового синего пальто. Бледное лицо, щедрая россыпь веснушек. Анна, забыв обо всем, рванулась вперед. — Егор! Тот, погруженный в свои мысли, вздрогнул, обернулся, замер, узнавая … И улыбнулся — искренне и широко, подходя ближе: — Здравствуйте, Анна Викторовна. Господин Штольман … — День добрый … Егор Александрович, — потеплели глаза сыщика. Анна же протянула юноше руку, ничуть не скрывая радости и удивления. — Как же так случилось, что я тебя за все это время ни разу не встретила?! Неожиданное свидание с Егором Фоминым отозвалось в душе воспоминаниями тревожными и щемящими. Тогда, пять лет назад, Анне безумно хотелось защитить этого парнишку, своего товарища по несчастью. Не такого, как все, несущего похожий дар, странный и непонятный ни ему самому, ни другим, даже близким людям. И точно этого мало, Егору выпало пережить безнадежную любовь и потерю. Но именно он в черные предрождественские дни 1889-го года просто обнял Анну и сказал ей «Спасибо». Подтверждая, что не зря она существовала на свете — барышня Миронова, и способности даны были ей не просто так. Кому-то она, Анна, сумела по-настоящему помочь. Вместе со Штольманом. — Недавно вернулись Егор Александрович? — спросил сыщик. — Сегодня, — кивнул тот, — я же еще в девяностом уехал из города. В Москву. В Учительский институт*. Анна опять ощутила прилив гордости — за Егора. И легкого сожаления — за себя. — Так ты теперь учитель**? Здесь, в Затонске? — Еще нет, — серьезно ответил юноша, — то есть, пока не здесь. Но рядом. Знаете школу князя Мещерского? Как же хорошо! У Веры и Тимофея появится еще один помощник, а Егор будет работать с замечательными людьми. И учить детей, которые наверняка его полюбят. И дар его не помешает… — А почему же так, в конце года? — вопрос мужа подтвердил и облек в слова то беспокойство, которое легким холодком коснулось души. Егор вздохнул глубоко, опустил на секунду взгляд. А когда вновь посмотрел на Штольманов — в светлых глаза смешались и печаль, и какая-то очень взрослая усмешка. Анна поняла, что знает, слишком хорошо знает, что могло произойти. — С одним из попечителей Р-нского училища, где я получил место, захотела поговорить его умершая супруга. Говорят, впечатляющая была дама. С характером. Даже жаль, что сам я ничего из ее речи не помню. — Сильный был скандал? — сочувственно поинтересовался Штольман. — Не особенно, — пожал плечами Егор, — к счастью, произошло это не при учениках, да и лишний шум никому не был нужен. Но оставаться там я уже не мог. К счастью, среди моих коллег нашелся тот, кто порекомендовал меня госпоже Кречетовой. И я продолжу работать в ее школе. — Вера Николаевна — очень умная и добрая! — горячо заговорила Анна, — и твои способности ее точно не напугают. Егор промолчал в ответ, но по выражению упрямства, мелькнувшему на его лице, стало понятно, что никакие неудачи его не остановят. Он опять и опять будет начинать сначала, потому что, кажется, нашел свой путь. — А как твои родители, Егор? — тихо спросила Анна, очень надеясь услышать, что Фомины все-таки смогли оценить сына. — Мама … умерла, — ответил он, — вы помните, она жалела меня. И отца перед смертью о том же просила. Он мне препятствовать ни в чем не стал, но … Все равно считает, как за калеку. В его деле я ему не помощник. Он теперь племянника учит, тому нравится, интересно. Пусть, — Егор улыбнулся, — мне ведь и правда, не нужно, а отцу будет спокойнее. Ему ведь тоже свое на Земле оставить хочется. Кому-то дальше передать. Что же делать, если родной сын вот такой получился. — Егор, — Анна снова сжала ладонь юноши, — ты имеешь право быть другим! И дар тут не при чем. Ты же человек, ты очень хороший человек, который нужен — именно такой. — Спасибо вам, — просто и серьезно сказал Егор, — ведь это вы поверили тогда, что я не сумасшедший, — он перевел взгляд на Штольмана, — и не убийца. Не обманщик. Самое главное в жизни — чтобы кто-то тебе верил. Тогда уже не страшно … жить дальше. На локте Штольмана лежала рука Анны, поэтому ухватиться за левый манжет было несколько затруднительно. Пришлось отвечать вслух. — Что же, Егор Александрович, теперь вы тоже сможете кому-нибудь … передать. *** — Как странно, — медленно проговорила Анна, когда они вдвоем продолжили свой путь, — Леонид и Егор — почти ровесники. Почему? — Характер? Или воспитание? — предположил Штольман, понимая, сколь недостаточно это объяснение. — Трудно быть родителями, — сделала неожиданный вывод Анна. Не то, что трудно — страшно. Штольман прижал к себе руку жены, пальцами накрыл маленькую ладонь, лежавшую на его локте. — У нас есть время подготовиться, — сказал он. — А потом каждый раз опять решать все заново, — повторила сказанные им сегодня слова Анна. Хотя, подумалось ей, первоочередная трудность сейчас — сообщить счастливую новость будущим дедушкам. Они, конечно, не врачи, но считать месяцы умеют. Да, быть ребенком — даже выросшим, тоже нелегко. И об этом так же необходимо помнить. ___________________________________________ *«В Москве учительский институт был открыт в 1872 году в доме на территории владения А.Д. Засецкой (дочери Д.А. Засецкого), которое приобрело Министерство народного просвещения на Большой Полянке. Новое здание было построено в самом начале XX века. В институт принимались лица всех сословий и званий от 16 до 22 лет, но только православного вероисповедания. Стоимость обучения для приходящих слушателей составляла 50 рублей в год, а воспитанники, содержавшиеся на казённый счёт, по окончании должны были прослужить не менее шести лет учителем городского училища по назначению начальства. Обучались в институте три года. Изучались предметы курса городских училищ, где предстояло работать выпускникам, и педагогические дисциплины: педагогика, психология, дидактика, методика всех главных предметов, а также бухгалтерия и гигиена. Так как включение в программы педагогических дисциплин шло за счёт уменьшения общеобразовательной программы (в частности, древних и новых языков), то аттестат об окончании учительского института не давал права поступления в университеты…» («Из истории Московского учительского института») https://uctopuockon-pyc.livejournal.com/6146161.html **О Егоре Фомине — учителе можно прочесть в повести SOlga (Ольги Шатской) и Atenae (Ирина Плотникова) «Приключенiя героическаго сыщика». 08 Глава восьмая. «Сыщикъ и медиумъ: последний полёт 'Немезиды'. Опубликовано на литературном форуме «Перекресток миров». В «Другой ночи» путь Егора Александровича сложился несколько иначе. Но в целом, этот кусочек разбитой мозаики тоже возвращается на свое место. Продолжение следует.