Во тьме открылись беспокойные глаза. Микаса издала протяжный стон и стиснула край одеяла, уставившись в потолок, с которого стекали обрывки сна, капали ей на лицо густой тёплой кровью.
Кровь.
Микаса отшвырнула одеяло и бросилась в ванную комнату. Наспех включённый свет ослепил её. Отвернула трясущимися пальцами ручки крана и принялась до локтей намывать руки. Она захлёбывалась слезами, беззвучно открывала рот, боясь громко закричать и разбудить родителей.
Микаса верила, однажды эти кошмары оставят её, но они становились всё отчётливее с каждым годом, сжигали изнутри и мучили. Она словно умирала всякий раз, как видела ту жуткую немую картину. Ей было стыдно перед Эреном, когда он застал её на кухне в загородном доме Армина, полощущей руки в раковине. «Обыкновенный кошмар, ничего страшного», ― сбивчиво пробормотала она тогда, но по лицу своего друга поняла, что он ей не поверил.
«Хватит! Уйди! Не могу, не могу… Как же много крови на руках. Мне никогда её не отмыть. За что? За что? Не хочу больше это видеть! Как больно! Как пусто. Боже, чья это кровь?.. Нет, не хочу знать. Пусть всё закончится. Я так устала», ― в бессилии причитала Микаса, лежа на полу ванной под грязно-жёлтым светом лампы. Она почти задремала, но спустя несколько минут пришла в себя. Поднявшись, огляделась по сторонам: ужас сгорел в искусственных лучах и рассыпался в прах. Микаса тихонько всхлипнула, встала с пола и открыла дверь, уставившись в голодную бездну коридора. Боязливо протянула в темноту носочек, удостоверяясь, что там не притаился демон. Смело двинулась вперёд. Скрипнула половица. Затем ещё одна. Замерев, Микаса испуганно ссутулилась и зажмурилась. «Свет нечаянно оставила в ванной», ― промелькнуло в её рассеянной голове.
Мигнула полоска света из спальни родителей. По коридору разнеслось приглушённое шарканье, и перед ней возник зловещий силуэт отчима. Запахло перегаром и крепким мужским потом.
― Какого хера ты топаешь посреди ночи как слон? Совсем родителей не жалко, гадина?
― Я… я просто вышла.
― Чем ты там занималась, что аж забыла выключить свет?
Микаса прекрасно знала, что надо забежать в комнату и закрыть дверь на щеколду, но её тело всё онемело, как у животного на скотобойне. Сейчас над ней блеснёт нож, и хорошо, если она ничего не успеет почувствовать перед неизбежной гибелью. Бруно настоящий мясник и ни за что не пожалеет её в момент расправы. Его неподвижные стеклянные глаза отражали блёклый свет из-под двери ванной комнаты ― замутнённые, почти вывалившиеся из орбит. Микаса умоляюще выставила вперёд кулачок с едва сжатыми пальцами.
― Ты там что, рукоблудила?
― Я просто умывалась, я не сделала ничего плохого. ― Она пыталась говорить твёрдо, но звучала жалко и забито.
― Посреди ночи, что ли? Зачем ты мне врёшь? Покажи руки, маленькая потаскушка! ― Бруно схватил её за запястья, чуть не выкручивая их.
― Пусти меня!
― Сраная молодёжь, насмотрятся своей порнухи с малолетства, а потом занимаются всякой грязью втихаря! Ты же ещё ребёнок! Мы тебя с матерью не так воспитывали!
Он отвесил падчерице оплеуху и тряхнул, как игрушку, намереваясь выбить из неё дух.
― Извращенка, мразь! За что ты так с нами?! Ты ведь ещё совсем ребёнок, наша маленькая крошка, ― в слезах запричитал Бруно и ударил Микасу по голове. ― Ещё с мужиками начни трахаться в таком возрасте…
― Я ничего не сделала! Я хорошая! Я хорошая! Клянусь! ― истошно кричала она, закрываясь от него, и сползла на пол. ― Оставь меня! Оставь! ― Голос Микасы охрип, а сердце было готово продавить грудную клетку. ― Помогите, пожалуйста, кто-нибудь! Эрен! Забери меня отсюда, Эрен!
― Ми-ка-са… Микаса, Микаса, Микасонька! ― напевал знакомый голос, преодолевая стену забвения.
На её плечо легла тёплая рука и легонько потрясла за него.
― В столовку опоздаешь, ла-ла-ла-ла-ла, Микаса, Микаса, Микасонька!
Резко подняв голову со сложенных перед собой рук, Микаса начала озираться по сторонам и щуриться, пока не увидела сбоку Эрена, с глупой улыбкой потряхивающего её за плечо.
― Совсем поехавший, что ли? ― огрызнулась она и хлестнула его по костяшкам.
― Ау! Да ты чего? ― завопил Эрен, погладив пострадавший участок кожи.
― Хватит орать, не видишь, я сплю, ― не отдавая себе отчёт, пробубнила Микаса, роняя голову обратно на парту.
― Химия уже закончилась. Ты спала весь урок как убитая. Сейчас большая перемена, и тебе лучше бы проснуться, а то поесть как следует не успеешь, ― с крайней обеспокоенностью произнёс он.
Под сомкнутыми веками Микаса увидела озверевшее лицо Бруно, остекленевшие глаза, занесённую над её головой лапу, и к глотке подкатила тошнота. Всхлипнув, схватила Эрена за руку и испуганно прижала ладонью к своей щеке, пытаясь укрыться за ней, как за щитом. «Когда-нибудь я убегу. Куда угодно. С кем угодно. Убегу! Убегу! И позабуду этот ад», ― подумала она, продолжая в отчаянии льнуть к горячей ладони.
― Эй? Что с тобой? ― Эрен стал ласково поглаживать лицо Микасы.
«Пожалуйста, не оставляй меня!»
― Ничего. Уже всё хорошо, ― соврала она. Язык прожигали непроизнесённые мольбы. ― Сейчас, встаю…
― Армин уже в столовой, понёсся туда сразу после звонка, чтобы успеть взять для нас троих обеды без очереди.
― Надо же, вы посмотрите только: ты расщедрился на свою бесценную компанию в кои-то веке? ― саркастично заметила Микаса, надевая привычную маску насмешливой холодности.
― Не надоедает же тебе уничтожать меня, ― проговорил он с улыбкой. ― Я дико соскучился по нашим посиделкам втроём. В полной мере осознал это на прошлой неделе, когда ты отчитывала меня у мадам Ренессанс.
― У тебя постоянно так. Начинаешь всё понимать, только когда на тебя орут.
Вечером того дня Эрен провожал её взглядом, высунувшись из окна на втором этаже. С печального, серого неба накрапывала едва ощутимая морось, скапливалась бисеринами на пыльных оранжевых листьях и брошенной сеточке паутины. Свежесть скользнула холодным дыханием ветра по лицу Эрена. Зелёные бойкие глаза провожали каждый бесценный шаг, гладили спутанные чёрные волосы. Мраморный бюст наблюдал за ним из угла кабинета и того гляди одарил бы колючей насмешкой.
― Ты так и будешь на неё смотреть?
Голос госпожи Шпигель вернул Эрена с небес на землю. Он обернулся и смущённо поджал губы.
― Ты очень милый, когда краснеешь от смущения. Это можно превратить в оружие.
― Я всё равно не нравлюсь девчонкам. ― Он упёрся ладонями в колени и вновь украдкой поймал гаснущий вдали любимый силуэт.
― Если ты будешь продолжать просто смотреть на неё, то в конце концов увидишь, как она выбирает кого-то другого.
Микаса не задавалась вопросами, насколько серьёзны её чувства к Джордану Хоуку. Она была благодарна за то, что он избавил её от насмешек в школе. Ему ради этого и драку не нужно было затевать: кто осмелится пойти против популярного сынка богатых родителей, с которым все хотели дружить? К тому же Джордан был симпатичным, с чувством юмора и хорошо относился к своей девушке. Даже мог поддержать на должном уровне темы, в которых Эрен был настоящим профаном, вызывающим лишь снисходительную усмешку. Микаса считала большой удачей, что такой «небожитель» опустился до ничтожной неё. Если всё сложится, она согласна после школы убежать замуж и за него.
Хотя Джордан был бы последним, чьё имя она вспомнила бы в моменты отчаяния или счастья.
Микаса спешно закинула в сумку учебник и двинулась вслед за Эреном на первый этаж. По пути к столовой натянула пальцами рукава чёрного джемпера ― защищала своего друга от ненужных тревог. Ей не хотелось, чтобы Эрен увидел жуткие гематомы на запястьях, оставленные Бруно сегодняшней ночью: «У него и так проблем хватает. Родители на грани развода, сложности в учёбе — моя шкура дело десятое. Пусть ему будет спокойно за меня». В голове застряла похожая на шёпот ангелов знакомая мелодия. Микаса не могла вспомнить, в каком фильме её слышала, зато помнила простенькие английские слова, вплетённые в музыку. Почему-то именно сейчас они пронзили её насквозь, до щекотки в носу, предвещавшей слёзы. Склонив голову набок, Микаса артистично замычала себе под нос, затем неосознанно ухватилась мизинцем за мизинец Эрена, принявшись тихо бормотать незамысловатые строчки:
«Под покровом ночи
Я выкрикиваю имя твоё.
Под покровом ночи
Я ищу твоей любви.
Ночь темна,
Где же ты?
Вернись в моё сердце…»¹
— Боюсь спросить, сколько раз Армин заставил тебя пересмотреть с ним свой дурацкий «Твин Пикс», — проворчал Эрен, но за любезно протянутый мизинчик ухватился крепче.
— А что, тебе он не нравится?
— Зрелище своеобразное. Вроде бы прикольно и актёры красивые, но сюжет с прибабахом немножко. Некоторые сцены абсурдные и жуткие.
— Так и должно быть. Там же вся история — гротескная метафора на скрытое под слоем благопристойности уродство.
— Когда ты так ладно говоришь, я чувствую себя тупым. Но ничего, уже почти привык. — Эрен закусил губу и посмотрел себе под ноги. — Вообще, я по большей части раздражаюсь из-за этого сериала, потому что у Армина от него в голове кисель: бредит своей Лорой Палмер с младшей школы, как полоумный. Довольно странный идеал девушки для такого задрота, как он.
— Напротив, идеал как раз для таких задротов — побег в недосягаемую загадочную мечту. В каком-то смысле понимаю его. Я ущербная личность и фантазирую, что меня увезёт с собой из захолустья какой-нибудь обворожительный спецагент Дейл Купер. — Микаса рассмеялась, как перед выстрелом в голову.
— Ты же знаешь, что я ненавижу, когда ты так о себе говоришь! — Эрен капризно насупился.
— Твоя злость не имеет значения. Она не решит чужих проблем.
«До чего утомительно проглатывать чужое упрямство!» — с раздражением подумал Эрен и показательно расцепил свой палец с её пальцем, дёрнув рукой в сторону. Микаса прострелила его злобным, обиженным взглядом.
— Ну ты и говно вредное! — безапелляционно выпалила Аккерман. — Постоянно нужно демонстрировать свой противный характер, если нормальных аргументов не находится?
«Когда Микаса была одержима моей безопасностью, она раздражала меня. Но теперь я всё равно недоволен и хочу, чтобы она стала чуточку податливей. Какое же я вредное говно, это точно. Она во всём всегда права. Главное только ей об этом не взболтнуть...»
Эрен ломал пальцы, желая вернуть испорченное мгновение, но ему было страшно, что теперь Микаса отмахнётся от него, а, значит, оставит в проигрыше. Он смотрел, как она уходит. Снова.
Войдя в столовую и найдя Армина, опустился подле него, источая удручённость.
— А где Мика? — Арлерт втянул через трубочку последний бурлящий глоток молочного коктейля.
— Вон там, сидит со своим хахалем, — мрачно отозвался Эрен и указал в сторону шумной компании: Микаса сидела на коленях у Джордана, что-то шепчущего ей на ушко.
— Неужели и одной переменки не может уделить друзьям?
— Это я виноват.
— Что ты опять натворил? — назидательно возмутился Армин.
— Был собой. Она всего лишь говорила откровенно, а я психанул и разомкнул бесценное держание за руки. Кретин! — Эрен вцепился в пряди на висках и до боли потянул их.
— М-да. Послушай, я очень люблю тебя, ты и так знаешь...
— А?
— Но, блин, какой же ты придурочный, честное слово! Умудряешься всё заруинить на ровном месте. Ты поэтому девочкам и не нравишься. Как тебе трусы-то по утрам удаётся натягивать?
― Мне, наверное, по жизни вообще проще без трусов было бы… Ты чего ржёшь?
― В разгар своих драматических излияний ты иногда такие шедевры выдаёшь! ― Армин прикрыл рот рукой, хохоча чуть не до похрюкиваний. ― Ты сейчас-то хоть в трусах, дружище? А то мне как-то неловко.
― Иди ты. Мог бы и поддержать.
― Не ной. ― Армин заткнул Эрену рот сладкой булкой с орехами.
За столом компании Хоука произошло оживление. Все бурно обсуждали предстоящую вечеринку, и Джордан стал упрашивать Микасу пойти с ним. Поначалу она отнекивалась, ссылаясь на репетитора по английскому, но в итоге сдалась. Достала из сумки кнопочный телефон с битым дисплеем и набрала сообщение маме с просьбой разрешить ей погулять сегодня вместо занятий.
― Упс, что это тут у нас? ― театральным тоном удивился Джордан, оглядывая телефон Микасы. ― Нокиа, ― оценивающе продолжил он, смешливо опустив уголки губ, ― с рыженьким экранчиком.
― Звонит и ладно, ― защищала свой девайс Микаса.
― Функционал просто бомба… Не ходи никогда больше с этим говном, кошечка. ― Он достал из кармана пиджака свой телефон с сенсорным дисплеем, вытащил из него симкарту и флешку, после чего вложил его в ладонь свой девушки. ― Дарю.
― Джордан, ты чего? Я не могу его взять! Что твои родители скажут?
― А что они скажут? Совру, что разбил или потерял ― они в тот же день купят мне новый. Не парься. ― И покровительственно поцеловал её в щёку.
Эрен глядел на них, скривив лицо и ощерившись. Внутри неистово закипала злоба. Он воображал, как выхватывает из рук Микасы проклятый мобильник и разносит им в ошмётки напыщенное, самодовольное лицо Хоука.
― Как миленько он пытается её купить. Ублюдок.
― Купить? Да она вроде бы и так с ним. ― Армин пожал плечами. ― И ты это просто из ревности ляпнул. Будь сам на его месте, неужели не захотел бы всё отдать любимой девчонке? И держу пари, ты бы ей не старый отдал, а подарил свой новый. И получил бы потом, конечно, за это пиздюлей от родителей…
― Плевать. Он всё равно меня бесит.
Подле ребят уселся Райнер, швырнув обеденный поднос с такой силой, что на столе подпрыгнули пустые коробки из-под коктейлей и столовые приборы.
― Привет, говнюки! ― весело поздоровался он, не снимая с головы наушники, из которых доносился грохот музыки.
― Ага, привет, ― равнодушно буркнул Эрен. ― Да сними хоть свои локаторы с башки, что у тебя там так орёт?
― Это Linkin Park², мои самые-самые ребята, ― сжав от восхищения руку в кулак, ответил Браун. ― Тебе нравятся они?
― Ну, так, только самые хиты. Я вообще не фанат, если честно: у них что ни песня, то сначала бормочущее «бу-бу-бу-бу», а потом на припеве резкое «ва-а-а-а-а»! ― Эрен заорал, скорчив в точности такую же страшную рожу, с какой бросался в бой.
― Хорош вопить как ненормальный. ― Спокойно возмутился Райнер и дёрнул его за рукав. ― И у них не все песни такие, не надо чушь нести.
― Я же говорю, что не фанат. Извини, если задел.
― Да нормально всё. Меня сложно обидеть такой мелочью.
Эрен заметил, что компания Райнера вернула ему присутствие духа и отвлекла от «сталкерства» за столом Хоука.
Микаса тоже поглядывала на столик своих друзей. Наблюдала за чудачествами Йегера, и сердце в груди немилосердно сжималось от тоски. Она отдала бы всё, лишь бы вернуться в лето 2011-го: гулять с ним вдвоём по благоухающим цветами и тёплой листвой переулкам, летать на дирижабле в загородный домик Армина и бесстрашно открывать душу нараспашку, позволяя прикасаться к кровоточащим винтикам сердца, к упрятанным под кожу дурным воспоминаниям и пугающим её желаниям. Поджала пальцы ног и трепетно вдохнула, потянув ткань рубашки на плечах Джордана, вспомнив, как они с Эреном в то же лето полюбили джаз и блюз, ощущая себя до невозможности важными, что распробовали такую «взрослую музыку». Они сидели в гостиной мадам Ренессанс за старинным круглым столиком друг против друга, соприкасаясь лбами и кончиками пальцев, деля одни наушники на двоих, а музыка вливалась внутрь и текла по венам вместе с крайней степенью счастья. В этом доме никогда не существовало времени. Только чудаковатый родной мальчишка с надутой миной и ласковой улыбкой, с тенью недетской печали на дне зелёных глаз. Целовать бы его своенравные скулы, взлохмачивать непокорную чёлку, хвататься за исцарапанные пальцы, льнуть с объятием к его непреклонной спине ― и держать, держать, держать! Глупого и строптивого. Не способного примириться с жестоким миром.
«Он слишком хороший для меня? Слишком бедный? Слишком необразованный? Слишком нежный? В нём всего ― слишком. Всего чересчур, через край. Я боюсь захлебнуться? Или что? Что меня в нём так страшит? Я могу протянуть руку и взять его, если захочу. Или не могу?.. Нет ничего проще, чем Эрен. Нет ничего сложнее, чем Эрен».
Вечер пролился на стеклянный дизайнерский стол из недопитой бутылки ликёра, утонул в лихорадочных пьяных выкриках, затесался меж тетрадных страниц невыполненным домашним заданием. Микасе было весело ровно до того момента, пока дом Джордана не наводнили совершенно незнакомые люди: университетская спортивная команда, в которой состоял старший брат Хоука, девицы из других школ, подозрительные личности, сверлящие её взглядом, и продавцы дури, мнущиеся у лестницы в желании скорее уйти незамеченными. Неоновая подсветка и огоньки кружились перед глазами, сжимали пространство в крохотную вселенную ― холодную и чужую. Микаса не переставала думать о том, что ей здесь не место. Не место на празднике беспечной радости. Несмотря на пролитый алкоголь, на разбросанные по полу чипсы и обувь, всё вокруг светилось белизной и стерильностью сытой, богатой жизни. Вечеринка закончится, но завтра сюда слетятся трудолюбивые пчёлки-горничные и намоют дом до блеска.
Её место среди убогих, ветхих домов Узкого переулка и Кривой улицы. Внутри вонючих грязных стен, под одурманенным взглядом пьяницы-отчима, в извиняющихся объятиях безвольной матери. И только стопка писем из далёкого тёплого Израиля напоминала об угрюмом, но бесконечно добром дяде Леви, чьими деньгами мать оплачивала ей нескольких репетиторов. Если бы не он, Микаса лишилась бы последних крупиц надежды выбраться из опостылевшего существования.
― Джорди! ― Она шлёпнула своего парня по щекам. ― Джорди, ты спишь? Проводи, пожалуйста, меня до дома.
― Ой, кошечка, ― бессвязно промурлыкал он. ― А я вот лежу. Пьяненький.
― Ты обещал, что проводишь. Это было условие моего пребывания на вечеринке. ― Микаса начинала злиться на него.
― Я сейчас провожу… ― Джордан чавкнул и отрубился.
Микаса стиснула зубы в манере Эрена, гневно прошипела и двинулась тяжёлыми быстрыми шагами к выходу. Просить других было бесполезно: кто-то точно так же находился в отключке, кто-то шатался по гостинной или блевал в ванной. Трясущимися от злости руками натягивала свои ботинки и вдруг заметила, что её пристально разглядывает симпатичная блондинка, прижавшаяся к стене напротив. Салонная укладка, безукоризненный макияж, золотые кольца и браслеты, модная и со вкусом подобранная одежда ― икона этого чужого мира. Блондинка изучала поношенные некрасивые ботиночки Микасы то ли с жалостью, то ли с брезгливостью, наматывая на длинный палец платиновую прядь.
Микаса враждебно повела носом и открыла входную дверь.
― Доброй ночки, Мика, ― с отстранённым добродушием бросила ей вслед блондинка и смущённо прикрыла рот, из которого вырвалась хмельная отрыжка. В испуганных глазах сверкнули ужас и отвращение к себе.
«Будь здесь какой-нибудь парень, даже самый неказистый и плюгавый, она бы умерла от стыда. У неё тоже своя тюрьма».
― Угу, и тебе… не помню, как тебя зовут, извини.
― Да и ладно. Кому не всё равно, верно?
Микаса поглядела на неё с состраданием и кивнула на прощание. Вышла в густой полумрак, испещрённый серебряными кружками фонарного света. Облетевшие деревья, похожие на чумазых промокших сирот, провожали её вдоль пустой бетонной дороги. Запахи сырости и перегноя успокаивали мятежные мысли, прохладный ветер целовал покрасневшие щёки, как провинившийся любовник, шептал ей сладко и нелепо: «Микаса, Микаса, Микасонька! Я дико соскучился». Уткнулась носом в подаренный шарф ― в тепло и безмятежность.
«Какие же дурацкие и несуразные пятнадцать. Не ребёнок и не взрослая. Ни мудрости, ни денег, ни любви. Одни сожаления. Просто погоня за опытом. Потому, что так надо. Лучше бы я была влюблена в Джордана. Так хоть стало бы понятнее и проще».
― И не страшно одной по ночам ходить?
Микаса решила, что ей померещился этот голос. Голос с далёкой покинутой планеты. Откуда-то из сказки, вопреки суете и неказистой юности. Голос, впитавший в себя ночь и печаль. Она обернулась.
― Вадим Александрович?
― Я, глупышка. Старый ворчливый суицидник, которого ты спасла. Садись, закину тебя домой.
― По всем законам, пятнадцатилеткам лучше не садится в машины ко взрослым мужикам, ― смешливо поддела она его.
― Меня не интересуют маленькие девочки. Это мерзко.
― Простите, это была идиотская шутка. ― Микаса натянула шарф на кончик носа и понурила голову.
― А я и не обижался. ― Дементьев озадаченно хмыкнул. ― Мне нравится, что ты такая сильная и себе на уме: язвишь и шутишь, если хочется. Не порти мне восхищение, забери обратно клятые извинения, девочка. Я в восторге от того, что мои пальцы всё ещё могут кровоточить, если я уколюсь о шипы.
Что-то вязкое и горячее бухнулось из груди вниз живота. Микаса разомкнула губы и уставилась в хищные глаза Дементьева. Он наклонился и открыл ей дверь со стороны пассажирского сидения ― дверь в золотую колесницу, которая увезла бы её прочь из зловонного дома. Микасе хотелось держаться за руль этого сказочного фрегата и направить его к вершинам гор, к звёздам, куда угодно ― лишь бы подальше от простуженных родных улиц!
Усевшись внутрь, Микаса степенно сложила на коленях руки и отвернулась к окну. Над ней нависла тень, и пшеничные колоски защекотали скулу. Вжавшись в кресло, Микаса наблюдала широко распахнутыми глазами, как Дементьев подтянул справа от неё ремень безопасности и сердобольно пристегнул свою попутчицу.
― Где твой дикий мальчишка? Почему не провожает тебя?
― Нигде. Пусть катится подальше. ― Микаса сердито поджала губы.
― Обижена на него за что-то? ― Дементьев прикурил и опустил боковое стекло.
― Обижена.
― Любишь его?
― Хах, обойдётся! ― В её голосе дрожал нерв. ― И вообще-то у меня парень есть. У нас всё серьёзно. А Эрен… Эрен друг. Я люблю его как друга.
― Не знаю… ― В его задумчивых глазах с поволокой отразился оранжевый огонёк сигареты. ― Мне показалось, что ты его не так любишь.
― У меня нет к нему страсти, если вы об этом.
― Да и хрен с ней, это лишь вопрос времени. ― Дементьев изящно прожестикулировал зажатой меж пальцев сигаретой. ― Я тогда… ну, когда бухой там сидел, наблюдая за вами из машины, то меня как током прошибло: ты так ни на кого не смотришь, как на этого мелкого зверёныша. Не в смысле, что хочешь, а в смысле, не ищешь в нём спасителя. Просто любишь. Любишь нормальной человеческой любовью. Я бы что угодно отдал, лишь бы на меня снова кто-то смотрел так же.
― Вы… преувеличиваете.
Микаса стеснялась его откровенных, серьёзных слов. Но ей хотелось, чтобы он продолжал говорить. Продолжал испытывать её взглядом. От Дементьева приятно пахло дорогим парфюмом вперемешку с дымом, чистотой и бесстыдством. Он говорил, что хотел и как хотел. Он был свободен в выражении чувств. Микаса желала забраться внутрь его костюма, зажать меж пальцев его сигарету, обладать его деньгами и его смелостью. Желала, чтобы он прикоснулся к ней.
― Мне хорошо с тобой, глупышка, ― нарушил молчание Дементьев. ― Ты ни черта не знаешь о жизни и находишься в самой гуще её познания. Я гляжу на ленту асфальта и воображаю, будто мне семнадцать и я за рулём батиной ржавой «Волги», везу домой девчонку, которую непременно поцелую у парадной… Я с тобой еду куда-то в юность.
Мокрые пальцы Микасы стиснули подол шерстяной клетчатой юбки. Опустив веки, она отдавалась шороху колёс, неугомонному дождю, исхлеставшему капот авто, прогорклому запаху сигаретного дыма и убаюкивающему голосу подлинного мерзавца. Этот голос поглотил собой тесное пространство салона, выпил до капли чистоту.
― Я вам нравлюсь, Вадим Александрович? ― потеряв всякий страх, спросила Микаса не своим голосом.
― Вряд ли моим чувствам есть адекватное название. Не знаю, как обозвать. Я стремлюсь к тебе всем своим разрушительным существом, но не хочу испоганить. С другой стороны, я убеждён, что ты можешь разрушать куда безжалостнее меня. Просто пока не знаешь как. Но вручи тебе на блюдечке способ… Наверное, любить тебя всё равно что любить зимнюю розу.
Никто до него не говорил ей ничего подобного ― терпкого, запредельного. В Микасе лихорадочно билось желание обладать Дементьевым. Обладать его красивой наружностью, его возвышенными речами о ней.
Он недосягаем. Не для таких, как она. И всё-таки его не сломает кто-то вроде неё, ведь Дементьев такой же пропащий, запятнанный. Они оба знают, как устроен этот мир, готовы играть по одним и тем же правилам. Микаса вознамерилась заполучить Дементьева, заслужить, заработать, выиграть и не забивала себе голову жертвами, которые должна принести. Не считала, что чем-то рискует.
Детская жажда любви разбила коленки о сухой расчёт и наспех соорудила придуманному спасителю пьедестал из сломанных игрушек и мятых тетрадей в углу девичьей спальни с разрисованными обоями.
***
Эрен почти перестал ночевать дома. Он мог неделями жить у Зика, потом зависать у Армина или Галлиардов, а утром бегал завтракать к госпоже Шпигель. Домашние задания делал спустя рукава — на переменах в школьных коридорах, и учителя стали частенько беседовать с Карлой о низкой успеваемости её сына. «У нас с мужем трудный период. Эрену сейчас тяжело, но обещаю, мы обязательно возьмём его под контроль», — оправдывалась госпожа Йегер, краснея, как провинившаяся шкодница.
Сказать было легче, чем выполнить. Эрен дерзил пуще прежнего, демонстративно не подчинялся и усугублял своё положение. Карла с Гришей нашли ещё один повод для ссор, обвиняя друг друга в дурном воспитании общего ребёнка.
В один холодный февральский вечер они совсем сошли с ума. Прилежно изучая уязвимые точки друг друга на протяжении долгих лет, они в совершенстве овладели навыком причинения боли любимым. Гриша, хлопнув дверью, ушёл пить в дорогой ресторан с коллегами, а Карла отправилась на свидание с молоденьким рыночным торговцем, давно оказывающим ей знаки внимания. Вернувшись утром, они драли глотки, красочно описывая друг другу хорошо проведённое по раздельности время, не заметив, что сегодня их сын был дома.
Эрен вылетел из спальни, лохматый и заспанный, обрушив на них праведный гнев. Он кричал до хрипоты, разбивая в кровь кулаки, которыми без устали молотил по стене, и до смерти напугал этим родных.
Ему стало до такой степени противно, что не хотелось оставаться дома и минуты. Наспех влез босыми ногами в ботинки, накинул куртку поверх футболки с длинными рукавами, глотая жгучие слёзы: «Неужели вы не можете жить в любви? В этом спокойном мире, где не нужно стыдиться своей крови и бояться быть съеденными заживо. Если это и есть брак, то мне тогда он нахрен не сдался».
— Эрен, куда ты собрался? — Голос Карлы дрожал, но она из последних сил старалась сохранять привычную строгость. — Я запрещаю. — Она схватила сына за рукав куртки.
— Отцепись от меня! — в сердцах прокричал он, отмахнувшись от неё. — Вы оба... Да вас вообще могли уничтожить монстры, а вы такой хернёй страдаете. Ненавижу вас! Полоумные! Лучше бы вас и правда сожрали титаны!
— Что ты такое говоришь, милый?.. — изумлённо прошептала Карла, не понимая, что он хотел этим сказать.
Эрен не ответил матери и унёсся прочь, хлопнув дверью.
Он не обращал внимания на безжалостный мороз, не представлял, куда ему идти — просто бежал вдоль проезжей части, давясь холодным ветром. Закашлялся у автобусной остановки, сел на обледенелую скамью и стал прикидывать маршрут. Позавчера Микаса хвасталась им с Армином, что едет с Джорданом и его друзьями на выходные в загородный коттедж Хоуков: показывала фотографии озера и леса рядом с домом, рассказывала об элитном посёлке, где раскинулась вся эта красота.
«Даже если она пошлёт меня куда подальше, плевать! Не хочу никого видеть, кроме неё».
Пошарил в карманах куртки: парочка мятых купюр, растаявшая жевательная резинка и мобильник. Не густо. Да и денег хватит лишь на пять остановок поезда. Большую часть пути придётся идти пешком.
С неба обрушился водопад крупных снежинок — липких и мокрых. Они покрывали спутанные волосы, стекали за ворот, покалывали кожу, опускались в высокие сугробы, сквозь которые почти невозможно было сделать шаг. Эрен не сдавался, не жалел себя. Главное двигаться к цели, несмотря ни на что. Он шёл десять часов, не чувствуя от холода ног. Взмокшее под курткой тело обдавало ледяным ветром, в горле першило, с носа текло, и Эрену казалось, что он увешал соплями обе манжеты футболки. «И чего ты сюда припёрся в таком виде? Не позорь меня перед Джорданом», — мысленно прокручивал он предполагаемую встречу с Микасой и ненавидел своё норовистое легкомыслие. Возвращаться уже поздно, да он и не собирался. Будь что будет.
Добравшись до станции, Эрен двигался как во сне: на автомате купил билет и сел в вагон, припав головой к окну. Даже дребезжание стёкол, превращающее мозг в кашу, не вызывало дискомфорта. Вереница фонарей вдоль железнодорожных путей преобразилась в футуристический коридор, ведущий к звёздам сквозь тьму. Чудом не проспав свою остановку, выскочил на платформу, забыв застегнуть куртку и побрёл по сияющему перламутровому снегу.
Посёлок оказался небольшим, но Эрен проходил около получаса, пытаясь угадать в очертаниях построек дом с фотографий. Было уже далеко за полночь, и в доме Хоуков не горели все окна, кроме одного ― на втором этаже. К своему удивлению, Эрен обнаружил, что помимо главного входа, у края фасада есть ещё лестница, ведущая на опоясывающий здание балкон верхнего этажа. Преодолевая головокружение, взобрался по ступеням и позвонился.
Дверь приоткрылась, и в яркой щели показалось изумлённое лицо Микасы.
― Эрен? Как ты… Почему ты здесь? ― Она поёжилась, плотнее укутав плечи красным шарфом.
― Прогуляться вот решил, ― едва шевеля языком отозвался Эрен, измождённо прислонившись к дверному проёму, и поглядел вниз, на удаляющуюся от его лица алую точку.
― Боже, у тебя кровь! ― вскрикнула Микаса и дёрнула его за рукав внутрь, быстро закрыв дверь. ― Ты весь бледный как смерть.
Флегматично утерев под носом багряный след, Эрен в недоумении оглядел кровь, размазанную по тыльной стороне ладони.
― Куртка вся задубела от сырости… Ты раздетый? ― Она посмотрела на его домашние вещи. ― Ответь уже, наконец! ― В её голосе была мольба, вовсе не раздражение.
― Сейчас, сейчас… Я только присяду ненадолго… ― Эрен пошатнулся и съехал по стене.
Он напугал Микасу. С трудом приведя его в чувства и сняв куртку с ботинками, она помогла ему дойти до спальни. В доме было тихо, никаких признаков посторонних людей. Эрен всё ждал, что сейчас примчит Джордан с дружками, но никто так и не объявился. От собственного грязного вспотевшего тела было настолько омерзительно, что хотелось стянуть с себя кожу и уйти под землю. Но земли больше не было: она треснула и рассыпалась сегодня утром. Где теперь укрыться? В лопнувшем мире без семейного тепла осталась только безжизненная пустыня. Эрен наблюдал потускневшим взглядом за суетными движениями Микасы, открывающей ящики комода и шкафа.
― Бегом под горячий душ! ― скомандовала она, протягивая ему огромное полотенце и тёплые носки. ― Вещи кинь в стиралку, я сейчас в неё порошка с кондиционером заправлю, просто нажми на «старт» потом. И не вздумай напяливать обратно свою грязную мокрую дрянь!
― Как скажешь, ― послушно ответил Эрен, не поднимая головы.
Микасе сделалось жутко и больно. Хотелось наброситься с допросом, но она переборола свой бестактный порыв, не желая ранить дорогого ей человека. Сейчас главное отогреть его и уложить отдыхать. Оставив своего друга одного, бегом спустилась в кухню. Заварила чай, разогрела остатки курицы с печёным картофелем, сложила всё на деревянный поднос и отнесла наверх, поставив на прикроватной тумбе. Когда Микаса принесла из комнаты родителей Джордана фен, Эрен вышел из ванной, ревностно кутаясь в пушистое серое полотенце, и глуповато улыбнулся.
― Не смотрю я, ты мне нафиг не сдался, ― строго проговорила Микаса.
― Да я не то чтобы… Я не то чтобы против, на самом деле… Хотя выгляжу как дебил, если честно ― голый и в носках.
― Заканчивай чушь пороть! Иди сюда, надо волосы просушить.
Он подчинился и сел на кровать. Эрену было паршиво ощущать себя настолько жалким и раздавленным рядом с любимой девчонкой. Но в развалившемся на куски детском мирке это было мелочью. Он просто плыл по течению ледяной реки, царапая кожу о кромку треснутого льда, взирая на чёрное бескрайнее небо, и вокруг не было ничего. Ничего. Пусть всё умрёт и сгниёт! Но вдруг его волос коснулись ласковые руки и тёплый ветер. Эрен чуть разомкнул веки, наблюдая за сидящей перед ними на коленях Микасой, орудующей феном. Её сосредоточенное лицо было до неприличия близко, проворные пальчики разъединяли влажные пряди, мимолётно гладили измученные мальчишеские черты. Он ластился к её рукам раненным зверем, ищущим последней нежности.
Закончив, Микаса указала на принесённый поднос.
― Ты само совершенство, ― сдерживая слёзы, произнёс Эрен. ― Но я не могу есть. Не хочется. Прости, пожалуйста.
― Ничего, всё хорошо.
― Мне кажется, мама с папой скоро разведутся, ― решил наконец объясниться Эрен. ― Такое сегодня утром закатили… Вообще уже без мозгов. Мама с каким-то хреном с рынка сосалась, а отец всю ночь нажирался с коллегами в ресторане, куда должен был пойти с ней. Знаешь, самое смешное, что я даже не понимаю, почему вдруг это всё началось. Не было никакого центрального конфликта. Они просто стали плеваться ядом друг в друга.
― Может, кризис среднего возраста? Типа, у старших бывает эта хрень: внезапная переоценка ценностей, думают, мол, жизнь не так сложилась, что молодость уходит, а они не нагулялись… Кто-то бухать начинает, а кто-то шашни на стороне заводит. Или всё разом, как мой отчим, к примеру.
― Значит, переходный возраст не только в школе бывает. ― Эрен тяжело вздохнул и призадумался. ― Меня... наверное, это странно... ― Он усмехнулся. ― Меня всегда успокаивали стоны предков, если ночью шёл мимо их спальни. Останавливался и слушал. Нет, не потому что я придурок. Просто знал, что если они занимаются любовью, значит, у них всё хорошо. У нас всё хорошо.
― Какой же ты дурень. ― Микаса потрепала его чёлку. ― Оброс уже так…
― Кстати, а где твой парень? Все спят, что ли?
― Никого нет. Джорди с ребятами ушёл на ночь к другу детства из местных. Я не захотела с ними: неудобно, лишней бы себя чувствовала. Но это ерунда. Я вот ему про выходки Бруно не рассказываю. Стрёмно это всё, да и незачем ему захламлять мозг.
― Так он, выходит, ни черта о тебе не знает? Хороший «бойфренд»…
― Да какая разница? Мне и не нужно, чтобы кто-то в душу лез.
Эрен был не в силах спорить с ней. Микаса поднялась и прошла в ванную, чтобы повесить сушиться его вещи. Эрен стянул с себя полотенце, кинул на спинку стула, выключил ночник и юркнул под одеяло, свернувшись калачиком. Кровать под ним таяла, и он проваливался в пасть ночных кошмаров и страхов. Из-под опущенных век по щеке и носу скатились слёзы, намочив наволочку. За спиной чуть прогнулся матрас, на лопатке отпечаталось горячее дыхание, и к его животу прижался кулачок. Эрен старался не шмыгать, чтобы не показывать Микасе своих слёз. Нос заложило, но он мужественно держался, пока не услышал позади тихие всхлипы.
― Ты плачешь? ― шёпотом прогнусавил он.
― Не плачу, спи уже! ― прохныкала она в ответ и теснее прильнула к его спине.
Эрену стало невыносимо, но вместе с тем сладостно и спокойно. Он открыл глаза и залюбовался безмятежно подающим за окном снегом, торжественно синим небосклоном и мохнатыми елями, укрытыми белым полотном. Электронные часы на прикроватной тумбе отмеряли новый драгоценный день:
03:00
10.02.2013
― С днём рождения, Микаса, ― с теплотой прошептал Эрен и крепче прижал к себе её кулачок.
