***
— Что насчёт кошмаров о Дрожи земли? Тебе они ещё снятся? — Очень редко. В основном, если стресс на работе, или когда я плохо сплю. Зато с тех пор, как вновь сошёлся с Микасой, вообще ни разу. — А как самочувствие в целом? ― Начало этого лета меня просто убило, док! В хорошем смысле. Порой кажется, что если я откажусь от таблеток и поддерживающей терапии, всё равно буду чувствовать себя на седьмом небе. Нет, я понимаю, что это эйфорические бредни, но я давно не был так счастлив. И да, знаю, вы скажете, что я откатился назад, и отношения с замужней Микасой плохая идея… Но она не вещь, которую нужно выкинуть, потому что она сломана. ― А что чувствуешь ты сам? Ты считаешь ваши отношения плохой идеей? ― Нет, я никогда не считал их таковыми. Но мне иногда страшно от мысли, что мои чувства могут оказаться… Помните, мы с вами беседовали про треугольник Карпмана² в рамках обсуждения замужества Микасы? ― Мне казалось, твои тревоги отступили, когда мы разобрались, что у вас несколько иная ситуация. Выходит, это не так? ― Иногда я задаюсь вопросом, какого чёрта беру всю вину на себя: неужели я зависим и погряз в своей любви, как в болотной трясине? Боюсь лишний раз предложить Микасе помощь, лишь бы не чувствовать себя долбанным спасателем! ― Эрен упёрся кулаками в напряжённые бёдра и сделал длинный выдох. ― Хорошо, давай разбираться, ― спокойно продолжил доктор. ― Вообще, данная модель предполагает именно цикл зависимости, где каждая из сторон не собирается его покидать, преследуя личную выгоду. И «спасатель» не спасает «жертву», а поддерживает в ней состояние уязвимости, чтобы не выпускать из порочного круга и продолжать контролировать. Но мы ещё несколько лет назад выяснили, что ты не поддерживал в Микасе ощущение беспомощности и отказался от вашего общения в старших классах, чтобы она могла двигаться дальше и самостоятельно разбираться в себе. Верно? Эрен молча закивал, не поднимая головы. ― И в данной ситуации ты действительно хочешь исключить из вашего «треугольника» её мужа, потому что единственный твой эгоистический мотив ― быть с Микасой. К тому же ты сам говорил, что снова будешь готов уйти в сторону, если поймёшь, что ваши отношения бессмысленны. Чувства зачастую сложнее условных психологических моделей, а треугольник Карпмана вообще критикуют в научном сообществе как экспериментально неподтверждённый. Это не плохо, что ты задаёшь себе вопросы и пытаешься трезво анализировать собственные эмоции, потому что нынешняя попытка сойтись для тебя в некотором смысле последний шанс выяснить, получится ли у вас. ― Вы правы. Сейчас, несмотря на все фейерверки, я могу посмотреть на нас со стороны и готов столкнуться с последствиями. Не хочу преувеличивать свою значимость для Микасы, но вижу, что рядом со мной она оживает и вроде бы потихоньку осознаёт необходимость квалифицированной помощи. У неё депрессия и весьма запущенная ― с суицидальными мыслями. Я случайно узнал, что в тот вечер, когда мы переспали, она собиралась покончить с собой. ― Эрен достал из кармана мантии электронную сигарету и сделал глубокую затяжку, пытаясь успокоить себя мыслями о том, что держит в руках подарок Микасы. ― Вы поговорили об этом? ― Нет, это было бы скверной затеей. Следующим утром она рассказала, что уже долгое время не чувствует вкуса еды, и я намекнул, что стоит обратиться к специалисту. Понимаю, что не должен давить на неё, но порой охота пинка дать за упрямство! Как же ей, наверное, хотелось в прошлом постоянно делать то же самое со мной! ― Эрен рассмеялся. ― Знаете, интересно получается: вся моя новая жизнь будто извинение за прошлую. Непрекращающееся искупление. ― Оно тяготит тебя? ― Доктор сделал несколько заметок в блокноте с мятыми страницами и поправил очки. ― Сложно сказать. ― Эрен пожал плечами. ― Я рад, что в моей голове больше не сидит двухтысячелетняя девочка, желающая уничтожить мир и посмотреть на поцелуй отрубленной головы, чтобы справиться с внутренними противоречиями и чувством вины. Рад, что не отталкиваю Микасу и не стыжусь всякой романтической фигни между нами, даже наоборот являюсь её главным инициатором. — Он улыбнулся и запрокинул голову, ища ответы на потолке, расшитом тенями листвы. — И пусть мои чувства это не изменит, но как же я хочу, чтобы она знала! Как же хочу, чтобы вспомнила! Чтобы увидела, как я изменился! Ведь это же мы ― я и она, прошедшие целых две жизни сквозь невероятное количество трудностей… Хочу разделить с ней эту радость, разделить счастье воссоединения. — Есть большая вероятность, что воспоминания могут вернуться к Микасе в самое ближайшее время: я уже наблюдал пациента с похожей динамикой. Конечно, в данном случае прогрессу мешает главным образом травма, полученная в детстве, поэтому нельзя утверждать наверняка. Но шансы велики. И спровоцировать всплеск воспоминаний могут как негативные, так и сильные позитивные эмоции. Ей будет полезно, если рядом окажется человек, переживший схожий опыт. Но приготовься к тому, что он может вызвать в Микасе совсем не ту реакцию, которую ты ждёшь. — Я понимаю. Просто решил поделиться наивными розовыми мечтами. Даже если случится не так, как я нафантазировал, всё равно буду готов сам взять её за руки и отвести к вам. — Трудности не пугают тебя, Эрен. — На губах доктора проступила сдержанная улыбка. — Чаще всего воспринимаю их как вызов. Я всегда был таким. Даже отправив начальнику готовый проект, Эрен не смог выдохнуть с облегчением: рядом с ноутбуком лежала треклятая бархатная коробочка, которая, казалось, способна прожечь дыру в столе и в паркете. Он не сводил с неё глаз и безостановочно спрашивал себя, разумно ли делать задуманное сейчас. Эрен не успел осознать, как, возвращаясь от психотерапевта, оказался в ювелирной лавке, как уверенно указал на ярко подсвеченную витрину и не дрогнувшим голосом попросил показать аккуратное кольцо с небольшим бриллиантом. Его не волновала цена, Эрен всё ещё переживал, угадал ли с размером. Он нервически хватался за телефон и тут же клал его обратно, вспоминая, что не может написать Армину, так как у того много работы и он просил не трогать его пару дней. «Это всё-таки не пожаловаться на засорившуюся раковину. Если я поделюсь с Армином, то отвлеку его на целый вечер. Проклятье, как же хочется хоть кому-нибудь рассказать! Я сейчас взорвусь на хрен!..» В замке входной двери повернулся ключ, в прихожей началась возня. — Здоро́во! — гаркнул Райнер и вошёл в спальню друга. — Закончил уже тот дурацкий проект? — Ага, не верю, что отделался от этой нудятины. — Ты сегодня дома ночуешь? — Ты удивишься, но да. — Я уже начал забывать, что живу не один. — Райнер усмехнулся и уставился на рабочий стол Эрена. — А это ещё что такое? Он шустро приблизился, наклонился и состроил изумлённую гримасу. — Это-то? — смущённо отозвался Эрен. — Это то, о чём ты думаешь... Боже, я сам не верю! — Он вмиг покраснел. — Ну ты и сбрендил, Ромео... Я, конечно, рад, и всё такое, но ты хотя бы спрашивал Микасу, что она думает по этому поводу? Она вообще-то ещё замужем за другим мужиком. — Может быть, я тороплю события, но чутьё подсказывает, что дальше тянуть просто глупо! — Выйдем-ка курнуть. Браун кивнул в сторону балкона и вышел наружу. Эрен последовал за ним. Вечер стоял безветренный и свежий, улицы затопило золотом лучей, а голубое полотно небес затоптали медовые перистые облачка. Сквозь плотный тёплый воздух плыл дирижабль, украшенный разноцветными лентами, и его гордый изящный вид вселял в сердца Эрена и Райнера томительное спокойствие. — Слушай, мы всё-таки говорим о Микасе: она в основном полагается на рассудок — это ты вечно на эмоциях действуешь. Что бы ты себе ни придумал, лучше спроси прямо. Сначала без кольца! — Райнер протестующе замахал руками. — Если я спрошу, она пустит в меня пулемётную очередь острот! В нашем случае «серьёзно» — это сразу чёртово кольцо, никаких компромиссов. Да и как я могу сидеть сложа руки, когда она говорит мне такое... Ты бы только слышал! Это не пассаж про семью заплетающимся языком: она сказала, что я... только не надо ржать! — Эрен глубоко вздохнул. — Она сказала, что для неё я лучший из мужчин, и что спать со мной подобно перерождению... Чего лыбишься? — Пытаюсь не заржать. — Ну спасибо! Бронированный еблан. — Ты бы видел свою упоительную рожу! — Райнер не выдержал и захохотал. — Я аж прикинул, как сильно в тот момент подскочило твоё самомнение. И кровяное давление. — Давай, издевайся... Тебе-то такого ни одна девчонка не говорила! — пробубнил Эрен, сложив руки на груди. — И я рассказал для того, чтобы ты понял, что Микаса не столь уж рассудочна рядом со мной. По крайней мере, с недавних пор... — Ладно, допустим, ты не так безнадёжен, но подумай вот о чём: ты забираешь её из пятилетней уютной золотой клеточки. Неужели собираешься привести её в нашу холостяцкую берлогу? — Как раз об этом я подумал в первую очередь. Ты прав, я никто и предлагаю ей разменять роскошь на меньшее. — В голосе Эрена отчётливо слышалось пренебрежение к себе. — Мне было некомфортно, когда я смотрел, как Микаса разом обновляла весь свой гардероб — как бы между прочим. Или когда она обмолвилась о том, сколько денег спустила на поход к косметологу — это же треть моего нынешнего ежемесячного дохода! — Он схватился за волосы на макушке. — Хах, «рай в шалаше»... Сказочка для неудачников. Он прикурил нервным движением. — Знаю, я должен буду из кожи вон лезть, чтобы Микаса не занималась самоедством из-за чувства вины, что скучает по миллионам этого козла. — Скажу прямо: при всей своей напористости, в данный момент ты ни черта не двигаешься с места. — Так у меня и цели не было. Мне плевать на себя, в этом всё и дело. С деньгами так же: хватает на жизнь, и ладно. — Согласен. Если тебе припрёт, ты в лепёшку расшибёшься, уж я-то знаю! Хотя, должен признать, до сих пор не понимаю, на кой хрен вы с Леонхарт торчали на этой сраной экономике столько лет? И ладно Энни — у неё папаша обеспеченный. А вот ты совсем на себя забил. Я сто раз звал тебя перевестись ко мне на урбанистику. Да даже мой декан был в восторге от тебя, когда вёл у вашей группы базовый курс! Настолько, что прикрывал твою задницу, когда ты прогуливал скучные пары, сидя на его лекциях или на культурологии. — Да ну, я же несерьёзен во всём, что касается планировки и... — Да сраный тормоз ты. Помогаешь иногда мне со сложными проектами совершенно бесплатно, хотя мог бы делать это за бабки! В такие моменты мне от зависти хочется смыть в унитаз свой диплом бакалавра. У тебя есть нечто редкое и ценное: ты по-настоящему знаешь город и понимаешь, что нужно обычным людям. Мог бы потеснить дебила из нашего аналитического отдела и зарабатывать в три раза больше, чем сейчас. ― Шутишь? Уровень мой квалификации вон там, у тротуара виднеется! А ты мне про ваш аналитический отдел. ― Слушай, заколебал уже со своими комплексами! Будь собой ― и просто сделай это! А уж подтянуть квалификацию тебе тем более никто не мешает. Если хочешь, конечно. ― Райнер с воодушевлением поглядел вдаль, на буйство закатных красок. ― Просто подумай: как же мы свободны! Целый мир у наших ног — столько возможностей, столько интересных мест. Да, он точно так же полон дерьма, но дышится всё равно легче. ― Это точно, ― ответил Эрен, глядя туда же, куда и Райнер. ― Свобода, сотканная из мелочей… Мне вдруг вспомнился эпизод из детства: летом 2007-го родственники папы из Дрездена позвали нас в гости, посмотреть на недавно восстановленную Фрауэнкирхе³. Помню, как мелким нёсся по узкой брусчатой улочке и любовался тем, как вечернее солнце освещало двух истуканов, подпирающих стены барочного здания, а впереди, над крышами домов, виднелся светло-серый купол собора. Я был так счастлив, что громко закричал и распахнул объятия целому миру ― своей настоящей свободе. ― Он сомкнул веки и улыбнулся. ― Спасибо, что веришь в меня. ― Верю. Только не проеби всё. И с резкими движениями аккуратнее, чтобы свою драгоценную Микасу не напугать. — Я вообще-то... всегда аккуратен. — А я вообще-то не про секс, балда.***
— И чего такого особенного в месте, куда мы идём? — полюбопытствовала Микаса, вставляя в ухо серёжку. — Оно может вызвать массу приятных воспоминаний. Эрен разглядывал сувениры и фотографии на полках впервые с тех пор, как оказался в квартире Микасы. Дементьев надменно следил за ним из рамок хищным взглядом, и Эрен состроил ему в отместку дикую рожу с оскалом. Увидев столь захватывающую картину, Микаса лишь смиренно покачала головой и докрасила ресницы. — Навеселился, горе моё? — деловито спросила она, схватив с комода сумочку. — Горе твоё... — задумчиво повторил Эрен, пытаясь выбросить из мыслей её понурую фигуру, роняющую слёзы на могильный камень, и по-детски нахмурился. — Чего ты там бубнишь? Идём уже. ― И вышла из спальни. Такси отвезло их в центр города. Микаса недоверчиво озиралась по сторонам в попытке угадать, что же в этом месте должно напомнить ей о хорошем. В детстве она вместе с Эреном и Армином часто ездила сюда в книжный магазинчик, после чего они гуляли по площади или пили чай с пирожными на летней веранде углового кафе. «Вряд ли мы здесь ради того, чтобы придаваться воспоминаниями о том, как мочили ноги в фонтане и разглядывали обложки книг», — строила теории Микаса, поглаживая большим пальцем кисть Эрена. Они подошли к большому двухэтажному зданию, куда стекалась разномастная толпа — от молодых до стариков. Эрен обернулся к Микасе, заговорщицки улыбнувшись, и потянул за собой внутрь. Из зала на верхнем этаже доносились музыка, гомон, смех ― безумный водоворот полной жизни. Здесь танцевали. В сердце Микасы вполз холодный страх. Чужие ноги втаптывали в паркет её задушенное прошлое, сотни рук рвали красное платье в белый горошек, в котором она кружилась на Выпускном друзей под восторженные выкрики. А ведь она могла бы танцевать и без платья! Совсем как в одну из тёплых ночей за городом, когда они с Эреном дурачились голыми под найденные на чердаке старые пластинки после неустанных занятий любовью: Микаса натянула вытащенную из пыльного сундука свадебную подвязку, а Эрен надел шляпу дедушки Жана. У них не было ничего, кроме друг друга и свободных отточенных движений. Им ничего больше и не было нужно. «Он ― это всё, что мне нужно? ― спросила вдруг себя Микаса. ― Смогла бы я ради него отказаться от того, что у меня есть сейчас?.. Боюсь слукавить перед самой собой. Или я боюсь чего-то другого?» Она замерла около входа и нерешительно прижала к груди кулачок. ― Танцы, значит, ― пробормотала Микаса. ― Я даже не помню, когда танцевала последний раз. Это было словно в другой жизни. Мне страшно, что все присутствующие увидят, как я предала то, что мне когда-то нравилось. ― Не бойся! Я буду с тобой. К тому же они понятия не имеют, насколько ты хороша! ― Хороша? Да я, наверное, ни одной фигуры не вспомню, ни одного движения… ― Хочешь уйти? ― обняв её, спросил он. ― Я не собираюсь тебя мучить, можем отправиться в любое другое место. ― Но ты так хотел порадовать меня… Я никуда не уйду. Только, пожалуйста, не отпускай мою руку! ― Без проблем, детка. Микаса отняла от груди кулачок и стукнула Эрена по плечу. Он засмеялся и расцеловал её. ― С ума сойти, Эрен, это ты? Я тебя целый год не видела! ― удивлённо воскликнула размалёванная блондинка, курящая едкую дешёвую сигарету рядом со входом. ― Линда? ― Он развернулся в сторону незнакомки. ― Ты же говорила, что тебя какой-то богатенький американец звал с собой! Почему ты опять тут? ― Кто это? ― шепнула ему в затылок Микаса, дёрнув за рукав куртки. Он не ответил, лишь крепче сжал её руку. ― Мужики такие козлы, ― прозаично ответила Линда и страдальчески цокнула. ― А этот сраный Квентин козлее всех козлов! Наобещал золотые горы и бросил меня в ёбаном Сан-Франциско. Я несчастна… Угости сигареткой, малыш. ― Ты как всегда. ― Он достал для неё заветную сигарету. ― А ты, как всегда, самый милый мальчик. ― Она привстала на носочки и смачно чмокнула его в щёку, оставив малиновый с блёстками след от помады. ― Что за?.. ― Микаса брезгливо наморщилась и потащила Эрена к бару. Они пробирались сквозь разгорячённую сутолоку под пыткой горланящей музыки. Остановившись у стойки, Микаса выдохнула и недовольно тряхнула головой. ― Кто это, чёрт побери? ― прошипела она. ― Линда-то? Проститутка из «Лотоса»: салон такой в злачном закоулке недалеко от родительского дома. Когда мне было восемь, я набросился с кулаками на одного мудака, который бил её у входа в парк. Она до сих пор благодарит меня за тот случай, хотя это даже как-то неловко… ― Он схватился за волосы на макушке. ― И как, интересно, она ещё тебя благодарила? ― Чего? Боже, нет! ― Эрен сконфузился и принялся оттирать помаду взятой со стойки салфеткой. ― Я бы никогда не стал покупать человеческое тело ― это омерзительно. Она просто стреляла у меня сигареты и рассказывала про своих ухажёров, я от нечего делать слушал. Да и вообще со многими здесь общался по той же причине. Хотя я уже год не ходил танцевать, те деньки кажутся далёкими и странными. Но, если начистоту, девчонок на одну ночь я здесь иногда клеил… ― Эрен смутился и почесал затылок. Микаса изо всех сил делала невозмутимое лицо и беспрестанно чувствовала, как кожу обдаёт жаром. Когда утром после их воссоединения он бросил фразу о том, что заглушал чувства к ней через алкоголь и одноразовые связи, она даже не задумалась о том, что это могло взаправду случиться с её Эреном ― с трогательным дуралеем, которого сплетницы в школьной столовой называли стрёмным и отталкивающим. «И чего ты ожидала, глупая? У него была своя жизнь и, наверное, куда более насыщенная, чем твоя. Интересно, каким он был без меня? Что ж, во всяком случае, Эрен оставался собой и не бросал то, что ему нравится». ― Почему ты сказал, что те дни кажутся тебе странными? ― Потому что я ощущал себя собой и не собой одновременно. Словно преодолел жизненный порог, которого не должно было случиться… Мне всегда казалось, что за чертой девятнадцати ничего нет. Но я умер, возродился и стал делать то, что, как я думал, никогда не попробую. Да и от сильных антидепрессантов было необычное чувство искусственной эйфории, в которой искусственный я мог делать искусственные вещи и получать от них искусственное удовольствие. ― Звучит довольно безрадостно. ― В целом это был интересный опыт бездумной юности, который я больше не собираюсь повторять. Я слишком скучный для бабника. ― Эрен усмехнулся и заказал у бармена шоты. ― Скучный для бабника? ― Микаса скептично насупилась. ― Да я бы лучше с тобой всё это время стачивался в кровь под одеялом! Хочу жениться, детей и все те «унылые» вещи, от которых у парней в двадцать три обычно холодный пот выступает. «Он сейчас упомянул меня, жениться и детей в соседних предложениях? ― с волнением подумалось Микасе. ― Мне что, это понравилось? Кажется, да. Кажется, даже до неприличия сильно…» ― Понятно, ― с фальшивой отстранённостью буркнула она, сложив перед собой руки на барной стойке. ― Мои желания весьма конкретны, ― не сводя с неё глаз, добавил Эрен. ― Ага. ― Ты всё равно далеко не убежишь от того, что я сейчас сказал, ― с самодовольной ухмылкой продолжил он, затем наклонился и прошептал: ― Потому что я «подстрелил» тебя в твою дрожащую голую ногу. Микаса обратила к Эрену залитое краской лицо и уставилась в его демонически сверкающие изумруды: «Сейчас ему как никогда идёт его фамилия. И не подумаешь, что этот дурной чёрт может стать чьим-то мужем!.. Чьим-то...» В сердце Микасы на цыпочках прокралось смятение, и она отвела взгляд. Эрен опрокинул стопку с шотом, задев локтем сидящего рядом парня. ― Слышь, придурок, осторожнее! ― возмутился незнакомец, и его красивые черты обезобразил гнев. Эрен медленно повернул в его сторону голову, и глаза паренька озадаченно забегали, а кожа побагровела от злости. ― Прости, дружище, я не специально. ― Пошёл ты, страшила ебучая! ― сипловато выплюнул парень. ― Тебе повезло, что я сейчас не в настроении для мордобоя. — Очень жаль, я бы твою мерзкую рожу с удовольствием начистил! ― Эрен, не реагируй на него только, прошу тебя, ― ласково произнесла Микаса, схватив его под руку. ― Пойдём лучше потанцуем? ― Да чёрт с ним, не собирался даже. ― Эрен пламенно прильнул виском к её виску. ― А потанцевать отличная мысль, кстати. Не торчать же за бухлом весь вечер? Он бросил куртку на барный стул и повёл Микасу в центр зала, в самую гущу толпы. Музыка была сущая дрянь, но Эрен плевать хотел на неподходящий под настроение ритм: в конце концов, никто не мешает ему просто сойти с ума и притвориться скверным танцором, чтобы повеселить любимую девушку. Поначалу зажатая и неуверенная в себе Микаса понемногу оживала. Она хохотала над его дурачеством и пыталась повторить нелепые движения, исполненные молодцеватым очарованием. Но как только воздух разрезали задорные нотки электро-свинга, лицо Эрена моментально преобразилось. — Ну наконец-то!.. — с восторгом огласил он, театрально запрокинув голову. — Это как раз то, что мы с тобой умеем лучше всех. — Сомневаюсь, что я теперь... — Забудь. Просто выбрось на хрен из головы эту чушь! Он взял её за руку в до боли привычной открытой позиции и сделал пару зажигательных шагов. И Микаса доверилась ему. Энергично покачав плечами, она дала волю изголодавшимся ногам и задвигала бёдрами в такт набиравшей обороты музыке. Неуверенность растворялась в душном мареве, пронизанном табачным дымом, сменялась эйфорией на грани экстаза. Микаса снова чувствовала себя собой ― собранной из обломков, но счастливой и живой. «Если бы я порезала тогда себе вены, то никогда бы не очутилась здесь! Не вспомнила, кто я на самом деле. Не хочу ничего знать, не хочу ни о чём думать! Хочу кружить вместе с ним на этом обшарпанном паркете до потери пульса. Больше ничего». Они были готовы танцевать под что угодно: изобретали подходящие движения для инди-рока, прижимались друг к другу под дымные звуки блюза и сходили с ума, заслышав музыку для джайва. Притомившись, сели обратно за барную стойку и заказали ещё порцию шотов. Эрен развернулся лицом к центру зала, чтобы понаблюдать за посетителями, и лениво полез в карман за куревом. После замер с зажатой между пальцами не начатой сигаретой и сомкнул отяжелевшие веки, отдаваясь радостному томлению. Микаса потягивала сок из мякоти лайма и вдруг заметила, что к ним резво приближался парень, нагрубивший Эрену часом ранее: он шатался из стороны в сторону, корча злобное лицо, и вытянул вперёд руки. В несколько шагов очутился рядом, облепил потными ладонями лицо Эрена и впился в его рот грубым, резким поцелуем. «Что, блядь, происходит?» ― щёлкнуло в сознании потрясённого Йегера, от неожиданности выронившего сигарету. На мгновение он остолбенел, не понимая, как реагировать, и вытаращил испуганные глазища. Но в следующую секунду оттолкнул от себя парня и состроил изумлённую гримасу. ― Ты обдолбанный совсем, дружище? ― завопил Эрен, насупив брови. Парень проигнорировал вопрос и потянулся обратно, но в его физиономию прилетела меткая оплеуха ― настолько мощная, что отправила горе-целовальщика в нокаут. ― Заблудился, что ли? ― грозно отчеканила Микаса, сама не веря, откуда в ней вдруг взялась такая сила, и недоверчиво взглянула на свою руку. ― Красиво уложила, ― похвалил её Эрен, одобрительно закивав головой. Затем опрокинул содержимое одной из стопок в ладонь и протёр им рот. ― Это всё ты со мной сделал, ящер страшенный, ― едва ворочая пьяным языком пробормотал парень, схватившись за саднящую щёку. ― Выебал бы тебя как суку… ― Ладно, мужик, угомонись. Поднимайся давай, ― со смешком произнёс Эрен, помогая тому встать на ноги. ― Только не трогай меня больше, договорились? ― У тебя что, кризис ориентации? Так иди голову лечи, а не бросайся на людей, как одичавшая обезьяна! ― не унималась Микаса, яростно простреливая паренька пепельным взглядом. После устало выдохнула и обратилась к Эрену: ― Может, домой? Кажется, на сегодня приключений более чем достаточно. Он кивнул ей, подобрал свою куртку и взял Микасу за руку. Когда они проходили вдоль вереницы длинных зеркал, она приостановилась и внимательно пригляделась к отражению, склонив голову набок. ― Ты только погляди! Как мы молоды и красивы, ― восхитилась Микаса, околдованно дотронувшись подушечками пальцев до гладкой поверхности стекла. ― Мы больше никогда не будем такими, как сейчас… ― Чего это тебя вдруг потянуло философствовать? ― с улыбкой спросил Эрен. ― Не знаю. Просто подумалось что-то. Они вышли наружу; улицы были темны и прохладны, повсюду зажигались фонари. Микаса всё крепче сжимала руку Эрена, и голова начинала кружиться от цветочных запахов и схлестнувшихся внутри эмоций. Вязкое томление грело низ живота, пускало электричество в жилы. Бетонные плиты под ногами чудились ватными и утопающими в жемчужном свете. «Никогда бы раньше не подумала, что все вокруг хотят украсть моего Эрена. Озабоченные до помутнения рассудка, аж похотливые ручонки при себе держать не в состоянии, ― с раздражением подумала Микаса, отдаваясь исступляющему желанию. ― Привязала бы его к кровати, чтоб никому из них не достался, и ласкала бы всего-всего! Чтобы молил не останавливаться: я знаю, он не стал бы сдерживаться…» Она обступила его, вцепилась в джинсовую ткань куртки и с жаждой прильнула к тёплым губам. Микасе было этого мало. Ей его всего было мало. «Не отдам! Не отдам!» ― мысленно твердила она себе, углубив поцелуй, и издала нетерпеливый стон. Эрен обхватил её за предплечья и привлёк к себе, упиваясь сладкой музыкой её всхлипов и шумом находящегося рядом фонтана. Это было не похоже на то, как Микаса целовалась прежде: она с упоением и отчаянным бесстыдством посасывала то его язык, то нижнюю губу, обводила контур верхней губы и порой на мгновение приподнимала веки, чтобы заглянуть в глаза. Насилу прервавшись, уткнулась ему в грудь, чтобы перевести дыхание. Эрен погладил Микасу по спине, и его объяло предвкушение. ― Пошли скорее домой, ― прошептал он и поцеловал её в лоб. Спустя несколько дней Микаса сама предложила вновь сходить на танцы. Они условились встретиться на месте, и Эрен явился раньше, так как быстро разделался с работой. Он нервно ощупывал правый карман куртки под учащённое сердцебиение и успокаивал себя тем, что тянуть с предложением давно не имеет смысла. Музыка растравливала нервы, Эрен был не готов танцевать и пить: все его мысли обратились к возможному счастью, которое он собирался изваять собственными руками. «Пожалуй, это лучшее, что я способен построить. Я столько всего разрушил, стольких загубил… Но наше с ней будущее возведу усердно и преданно, отдам себя без остатка, без сожалений. Во имя самой жизни. Мне кажется, я вновь дышу именно для этого». Войдя в зал, Микаса сразу же увидела Эрена за барной стойкой: «Даже на танцующих не смотрит. Сгорбился, сжался весь. Что с ним?» ― спросила себя она и зашагала сквозь толпу. И тут к нему подсела незнакомая женщина, одетая строго, но сексуально, и прикоснулась к узлу каштановых волос на затылке Эрена ― простой интимный жест, непринуждённый, словно выученный ею наизусть. Микаса замерла на полпути, поддавшись любопытству, и стала наблюдать за происходящим. ― Привет, малыш Эрен, ― произнесла незнакомка глубоким бархатистым голосом. ― О чёрт, ― застенчиво буркнул он. ― Я тебя напугала? Или ты не в настроении пообщаться со старой знакомой? ― Её ярко накрашенные губы растянулись в кокетливой улыбке. ― И тебе привет, Сесиль. Не знаю насчёт настроения… Я жду кое-кого… Не думал, что снова увижу тебя. «Они трахались. Они трахались», ― прокручивала в голове Микаса, но до сих пор не решалась подойти из-за пронзившей её неловкости. ― «Кое-то» ― это девушка? Хм, ты всё туда же… ― Не туда же ― эта девушка особенная. И я когда-то тебе о ней говорил. ― Правда? Что ж, значит, ей повезло: ты теперь работаешь языком куда лучше, чем в нашу первую ночь! ― Сесиль обворожительно засмеялась и обвела кончиками пальцев овал лица Эрена. ― Прекрати, пожалуйста… ― Он смутился и по-мальчишески спрятал за ладонью глаза. ― Не робей ты так, я всего лишь немножко предалась ностальгии. «Господи, почему я продолжаю подслушивать эту мерзость?» — терзалась Микаса. Сесиль достала пачку дорогих сигарет, вытащила одну штуку и вложила Эрену в рот, затем заботливо чиркнула перед его носом зажигалкой. Над их головами взвилась струйка сизого дыма. ― Как сама поживаешь? ― Две работы сменила, пацанов своих на футбол записала недавно: у них хорошо получается, кстати. С любовниками проблематично, но я не заморачиваюсь по этому поводу. Всё как всегда. ― Бывший не достаёт? ― У него теперь судебный запрет. ― Дерзко! Хотя он заслужил, конечно. ― У меня не забалуешь. ― Я не помешаю? ― раздался за спиной Эрена родной натянутый голос. ― Микаса? ― Та самая Микаса? А она красотка! Неудивительно, что у тебя от неё так крышу сносило, ― оценивающе подметила Сесиль, продолжая непринуждённо улыбаться, и Микасе захотелось вцепиться ногтями в её притягательное лицо. ― Вижу, ты неплохо коротаешь время, ― с насмешливым спокойствием произнесла Аккерман, ― я лучше уйду. ― Постой, ты чего? Это вовсе не… Микаса! ― крикнул ей вдогонку Эрен. Наспех потушил сигарету и бросился следом. Микаса спешно шла вдоль проезжей части, обиженно сложив руки на груди, и угрюмо разглядывала асфальт, чувствуя спиной его приближение. Она ждала, что Эрен схватит её под локоть и пустится в неуклюжие объяснения, но он молча брёл за ней по пятам на безопасном расстоянии. Гнев остывал, в разгорячённый рассудок вползали десятки вопросов и сожалений. Город следил за ними, и за каждым поворотом поджидало воспоминание о мимолётном счастье, потопленном горьким детством и виноватой юностью. Он продолжал идти за ней. Микаса стиснула зубы и ускорила шаг. «Я не ревную тебя! Совсем не ревную. Нисколечко. Ни капельки. Да пропади ты пропадом!.. Надеюсь, ты всё ещё идёшь за мной…» Добравшись до дома, она не заперла входную дверь и прошла в спальню. Микаса уставилась в окна, выходившие на балкон, и прокручивала в голове все три недели, что провела в объятиях Эрена. Страх пульсировал в висках, вгрызался под кожу и холодил внутренности. «Что мы такое? Что я буду делать с нами? Неужели я никогда не подпущу его к себе? Неужели никогда не оставлю опостылевшую мне жизнь? Что я вообще делаю? Что происходит? Боже, я схожу с ума!» Захлопнулась входная дверь. Эрен вошёл в спальню и сел в кресло у комода. ― Микаса, ― нежно позвал он её, ― пожалуйста, взгляни на меня. Она обернулась. Его растерянные глаза, наполненные чувством вины, пронзительно сверкали в сером полумраке. Эрен сливался с комнатой и исчезал. Микаса зажмурилась и тряхнула головой, затем медленно подошла к нему. ― Иди сюда, иди ко мне!.. ― Он потянул её за руку и усадил к себе на колени, прильнув губами к шее Микасы. Она не отталкивала его. ― Позволишь мне кое-что сказать? — прервавшись, нарушил он тишину. ― Говори. ― Хорошо. Ты выбрала его и вышла замуж. Ты выбрала жизнь, к которой всегда стремилась. Ты выбрала всё, кроме меня, не заботясь о том, что пожалеешь об этом. Уверен, что ты жалеешь, можешь не переубеждать меня. ― Эрен издал тугую печальную усмешку. ― Я знаю, что ты хотела покончить с собой — покончить со всем, что выбрала, кроме меня. Микаса наконец посмотрела Эрену в глаза. На её лице читались ужас, стыд и смятение. ― Случайно прочёл твою предсмертную записку для мужа, ― сознался он. ― Прости, это было подло, я не собирался, но глаза зацепились за несколько строчек… Хотя и без этого злосчастного письма нетрудно было бы догадаться, как ты себя ненавидишь. Я понимаю. Я и сам себя ненавижу за… такое, что ты просто не сможешь представить, а я не смогу объяснить. Мне хотелось всё забыть! Выбросить к чёртовой матери и растоптать! Я шёл куда глаза глядели: в прокуренные бары, в гущу танцующих, трахался с кем попало, но до сих пор не могу уйти из спальни загородного дома, где был счастливее, чем когда-либо. Не могу вырваться из объятий бесценной шестнадцатилетней девчонки, которая выпила из меня всю до капли кровь. Я всё ещё готов подставить ей свои пустые вены! Эрен издал тихий отчаянный стон и крепче прижался к её груди, чутко вслушиваясь в песнь разошедшегося сердца. Микаса не могла вымолвить ни слова. Она украдкой дотронулась губами до волос на макушке Эрена, приказывая себе не плакать. ― У меня была жизнь без тебя. И эта женщина — из той другой жизни, ещё одно мутное воспоминание. У тебя ведь тоже была другая жизнь без меня, так к чему эти бессмысленные сцены ревности? Я не хочу быть игрушкой. Не хочу снова быть тем, о ком ты пожалеешь, когда безжалостно выбросишь. ― Я не считаю тебя игрушкой. Ты мой лучший друг. ― Эту мантру я слышал так часто, что уже успел устать от неё. Зачем снова лукавить? Ты не считаешь меня другом. Никогда не считала. Это притворство для тебя одной, а я больше не куплюсь на него. Пускай у меня за душой ни хрена нет, но я по-прежнему готов дать тебе что угодно. Что только пожелаешь! ― Эрен забрался пальцами в кипящую лаву правого кармана джинсовой куртки и вытащил синюю бархатную коробочку. Микаса нервно сглотнула, схватила Эрена за руку и засунула её обратно в карман. ― Ты спятил? ― с трепетом пролепетала она. ― Не более чем обычно. И вообще-то нет, это решение я как раз хорошенько взвесил. ― Эрен, мы едва понимаем, что между нами происходит, и я… ― Это враньё! Мы с тобой оба прекрасно понимаем, что происходит. ― Я замужем. ― Не переживай, это поправимо. ― Ты торопишь события, остынь, прошу. ― Она упёрлась ладонями в его плечи и попыталась смотреть на Эрена со всей серьёзностью, но выходило нескладно, почти жалко. ― Микаса, выходи за меня, и покончим уже с этим! ― Пожалуйста, притормози! В твою шальную голову не приходило, что я, может, вообще не хочу больше замуж? Ни за тебя, ни за кого-либо ещё. ― Сама хоть веришь в этот бред? ― Ты себя вообще слышишь? Напрочь крышу оторвало уже? Мне нужно время разобраться в происходящем, в себе, в конце концов! Перестань на меня давить: ведёшь себя сейчас в точности как Вадим. ― Не сравнивай меня с этим напыщенным упырём с замашками царька! Микаса поднялась с колен Эрена и отошла в противоположный угол комнаты, выстроив между ними непрошибаемую стену. Её трясло от навалившихся откровений, от застрявших в голосовых связках невысказанных слов. Трясло от отвращения к себе. От невозможности выбраться из плотного кокона, который она прилежно вила с самого детства в недрах тесной спаленки, у кукольного домика под столом. ― Сколько ещё мы будем ходить по кругу? Ответь мне, чёрт побери!.. Знаю, тебе пришлось вынести столько дерьма, что это в голове не укладывается, и мужики постоянно причиняли тебе боль, но я готов пройти с тобой и через это. Да, блядь, если будет нужно, я сам готов отвести тебя к мозгоправу хоть сейчас! Лишь бы ты прекратила вредить себе идиотскими решениями, которыми наступаешь на своё же горло. Потому что сегодня ты пошлёшь меня, а завтра вскроешь себе, на хрен, вены! По её щекам скатились две большие прозрачные слезы и замерли на подбородке. Микаса была похожа на взъерошенного загнанного в угол зверька. Эрену сделалось страшно и совестно от собственного бескомпромиссного тона. Он медленно встал с кресла и осторожно подошёл к ней, протянув руки, но Микаса громко зарыдала и сползла по стене на пол, закрыв ладонями лицо. «Ну, вот ты всё и загубил», ― подумал Эрен, глядя на неё с разрывающимся в клочья сердцем. ― Я не хотел, чтобы так случилось. Я кретин, ― надломлено прошептал он и ушёл в кухню. Воцарилась тишина. Микаса потеряла счёт времени и не понимала, сколько она просидела на холодном полу. Влага на коже постепенно высыхала, мысли становились яснее, и откуда-то с небес к ней опускался голос, укутывая собой всё её существо. «Кто я для тебя?» ― вкрадчиво спрашивал он её. Микаса воздела глаза к потолку, но перед ней плыла лишь пустота. «Кто я для тебя?» Она поднялась и, держась за стену, бесшумно побрела до кухни. Эрен всё ещё стоял там и цедил у открытой двери балкона сигарету за сигаретой. «Кто ты для меня?» ― спросила себя Микаса, лаская взглядом его затылок и усталые, понурые плечи. Осмелела и подошла на расстояние вытянутой руки. Он обернулся и стал неотрывно вглядываться в её черты. ― Мне кажется, я должен уйти, ― ровно и мягко проговорил Эрен. Докурил последнюю сигарету и направился к выходу. Повернул в замке ключ, взялся за дверную ручку и припал лбом к лакированному дереву. ― У нас с тобой, наверное, судьба просто такая: я всегда должен уходить… Лишь очутившись на полотне посеребрённой луной дороги, Эрен позволил себе пролить слёзы. Ноги сами привели его к порогу отчего дома, где горело одно единственное окошко на кухне: «Маме, видать, опять не спится», — решил он и вошёл внутрь. В прихожей пахло жареными морковью и луком вперемешку с ароматом свежей зелени. Эрен вдохнул глубже, ощутив, как вокруг него сомкнулись тепло и уют. Ему хотелось стать крошечным и свернуться клубком под боком родителей, забыться в безопасности. — Эрен? — позвала его вышедшая из кухни Карла, на ходу снимая передник. — Ты чего так поздно к нам? Что-то случилось? Он бросился к матери, обвив её хрупкую фигурку своими большими руками, и опустил голову ей на плечо. — Мам... — проскулил он в её растрёпанную косу. — Замамкал вдруг, — своим привычным нежно-ворчливым тоном заметила Карла и погладила сына по лопаткам. — Ну, что такое, родной? В родительской спальне раздалось шарканье поношенных тапок, скрипнула дверь. — Любовнички к тебе по ночам шастают? — кокетливо проговорил Гриша, завязывая халат. — Ой... — Сын это наш, дурень ты старый, — с улыбкой ответила Карла. — Эрен, у тебя всё хорошо? — Тон отца сделался серьёзным. — Да. Нет. Не знаю... — промямлил тот. — Мы можем чем-нибудь помочь? — продолжил Гриша и с сочувствием притронулся к плечу сына. — Это вряд ли... Никто не умер, если что! — Эрен надсадно рассмеялся. — В масштабах вселенной вовсе не катастрофа. — Может, чаю? Или ты голоден? — спросила мать. Эрену сделалось не по себе из-за того, что он беспечно заставил близких беспокоиться о нём. — Я ничего не хочу. Посидишь просто со мной? — Ну конечно. — Карла убрала ему за ухо непослушную прядь, выбившуюся из причёски. — Я всё равно сериал на кухне смотрю под готовку: не спится что-то. Они просидели вдвоём почти до утра. Поначалу Эрен лишь молча наблюдал за искусными движениями матери, нарезающей овощи и ловко балансирующей между столом, ноутбуком и плитой. Но чем ближе становился рассвет, тем острее он нуждался в откровении. Эрен поделился с Карлой случившимся в обтекаемых формулировках, упуская массу деталей и то, что дело было в предложении Микасе.***
Она не могла забыть позавчерашнюю ночь, не могла сшить себя обратно из лоскутов, словно изрезанный шарф. Микаса застыла на грани злости и чувства вины ― вины за собственную ложь. Она не признавалась себе в этом и сутки проходила как во сне. Недавно кончился дождь, и вокруг плескался солнечный свет: струился по узорам на обоях, просачивался сквозь тени в складках штор и проливал лучи на столик у балкона. Микаса не могла забыть всех грубых слов, что когда-либо наговорила Эрену, а внизу, на улице, смеялись и мечтали дети, спешили по делам взрослые, мир не вращался вокруг её чувства вины, не распадался на части, а продолжал неугомонный бег. «Он ведь знал всё с самого начала, знал, что я ничего не обещала ему. Ради чего было это скоропалительное предложение? Закрыть гештальт отвергнутого мальчика?» Чутьё подсказывало ей, что если обесценить порыв Эрена, станет чуточку легче. Микаса старалась. Старалась изо всех сил, но это не помогало. Напротив, вселяло ещё большее ощущение собственной никчёмности и малодушия. Позавчера она потеряла над Эреном контроль, он больше не говорил того, что она хотела слышать, не смягчал по старой привычке острые углы, не давал времени обдумать план отступления и заготовить остроумные отмазки. Он ринулся с острыми клинками разрубить сотканный ею кокон и вытащить наружу годы молчания. Это было страшно. Микаса боялась, что не вынесет того, что он найдёт в самых дальних и грязных уголках её существа. Она занималась уборкой квартиры с самого утра — со скрупулёзностью и дотошностью: перекладывала книги на полках, меняла местами рамки с фотографиями, вытирала каждую пылинку, даже нижнее бельё в комоде тщательно разложила. Идеальный порядок. Он нравился Вадиму, создавал иллюзию внешней чистоты, которая, по его убеждению, могла уравновесить беспорядок в душе. Перед глазами проносились кривые осколки минувшего: сумасшедший ритм американских мегаполисов и размеренность Италии, тоскливые вечера за бутылкой дорогого вина, помпезные оперные залы, надоедливые деловые ужины в компании мужа и его коллег — привычные до тошноты, въедливые, как запах гари. Но посреди картинок бурлящего Рима, на простынях опостылевшей супружеской постели, в тиши зелёных холмов на юге Парадиза она видела Эрена, со сдержанной нервозностью дымящего сигаретой у кухонного балкона. Раздался звонок в дверь. Струящиеся по стенам лучи засияли ярче, и отбрасываемые мебелью тени сделались сказочно тёмными, тревожно выпуклыми, как в мультипликации. Микаса отложила махровую тряпку на спинку стула, вышла в прихожую и несмело открыла дверь. В воздухе разлился свежий сладкий запах. Микаса вздрогнула и увидела застывшего на пороге Эрена: он крепко сжимал в руке букет бело-розовых магнолий и безмятежно глядел на неё. ― Здравствуй, Микаса, ― ласково произнёс он. ― Здравствуй… ― Прежде скажу, что я не собираюсь продолжать наш прошлый разговор, не собираюсь ничего требовать. Не бойся. ― Уголков его губ коснулась печальная улыбка. ― Прошлой ночью я не мог заснуть и не знал, куда мне деваться от боли и злости. Я много думал. О нас с тобой. Солнечный луч прокрался через дверной проём спальни и рассёк черты Эрена, запутался в каштановых прядях, обрамлявших его усталое лицо. ― Знаешь, когда я шёл сюда и меня поливал тёплый дождь, я воображал себе полнейшую глупость: как ты киношно бросишься мне на шею и скажешь, что передумала насчёт долбанного кольца. Так стыдно рассказывать об этом, что просто удавиться готов от нелепости! От того, что я до последней минуты не могу отпустить проклятые выдумки… Никому, кроме тебя и Армина, не стал бы рассказывать нечто настолько жалкое и наивное. Но мне хочется быть открытым в последний раз. — В последний раз? О чём ты говоришь? Взгляд Эрена сделался прямым и страстным. ― Я так люблю тебя, Микаса. Люблю! Больше, чем кого-либо на свете. Осознание пришло к ней только сейчас: «Я знала это и без слов, но он ведь никогда прежде не говорил мне о любви...» — Но я должен уйти. Должен отказаться от тебя, чтобы не изуродовать это чувство. Не знаю, может быть, однажды мы вновь сойдёмся вопреки всему, но сейчас я хочу освободиться от иллюзий. Пожалуйста, прости мне глупость и самоуверенность. Прости, что настойчиво просил о том, чего ты дать не можешь. Моё идиотское предложение... Я давил на тебя, как капризный ребёнок, требующий купить ему игрушку. Так сладко. Так отвратительно. У меня не было права поступать с тобой подобным образом. Но теперь всё будет кончено. Всё будет хорошо. Микаса вдруг перестала ясно видеть его лицо ― лишь смазанное зелёно-каштановое пятно, купающееся в ослепительном свете. Эрен протянул ей цветы. Дрожащие руки сомкнулись вокруг стеблей и прижали к груди бело-розовый бархат лепестков. Размытое пятно приблизилось, и Микаса увидела, как разомкнулись губы Эрена, замершего на полпути. Он виновато отстранился и сдержанно кивнул ей. ― Было очень приятно касаться тебя, ― тихо произнёс Эрен напоследок и быстро зашагал к лифту. Микаса сильнее прижала к себе букет, умытый слезами летнего дождя. Он будто не по-настоящему ушёл. Эрен всё ещё стоял в дверях и продолжал бесконечный монолог. Она всё так же не перебивала и внимательно слушала. Руки онемели, но до сих пор ревностно прижимали цветы к груди. Это всего лишь длинный сон — она уснула после той ночной ссоры. Тени перемещались по стене лестничной клетки, медленно и долго. Свечерело. Лучи стали тяжёлыми, золотисто-оранжевыми. Микаса продолжала стоять у открытой двери, пока на её глазах не выступили слёзы. «Было очень приятно касаться тебя», ― просвистел ветер в щели захлопывающейся двери. Она машинально взяла вазу с подоконника, машинально прошла в ванную и заполнила её водой. «Было очень приятно касаться тебя», ― прозвенело меж стеклянных стенок. Напряжённые ноги донесли Микасу до стола, и она машинально поставила цветы в вазу. Кое-как отыскала припрятанную пачку яблочных сигарет и машинально закурила. «Было очень приятно касаться тебя», ― шипел у носа тлеющий табак. «Было» ― это значит «осталось в прошлом». Остались откровенные разговоры, прогулки по родному городу, хмельные вечера в компании друзей, остались тягучие и самозабвенные занятия любовью, споры и танцы до боли в ногах. «Было» ― это значит «осталось в прошлом». Совсем. Микаса уснула лишь с рассветом, упав измождённым телом в бездну холодной постели. Её разбудил шум в прихожей. Подскочив, она хорошенько протёрла ладонями заспанное лицо и ринулась к источнику звука. «Эрен! ― моментально пришло Микасе на ум. ― Погоди… Откуда у Эрена могут быть ключи от моей квартиры?» ― Привет, соня, ― весело поздоровался Вадим, снимая обувь. ― Так и знал, что застану тебя дрыхнущей в обед. ― Уже приехал? Ты же хотел остаться у родителей на всё лето, ― разочарованно произнесла Микаса, сложив руки на груди. ― Ты не рада мне, глупышка? Дементьев облизнул губы, привлёк жену к себе и принялся целовать её в шею. Микаса инстинктивно отклонилась назад и упёрлась кулачками ему в грудь. «Не хочу! Не хочу! Не хочу!» ― выл её истерзанный рассудок. ― Что такое? Ты вся какая-то напряжённая и угрюмая. Микаса молча глядела в пол, умирая от омерзения и стыда. ― Давай я закажу еды из ресторана, пообедаем вместе. Заодно расскажешь, что тебя тревожит. «Не хочу! Не хочу! Не хочу тебя! И жизни с тобой этой поганой больше не хочу! Какая же я дура. Никчёмная, слабая, лживая. Прости меня, Эрен… Я всё испортила. Я даже не попыталась остановить тебя. Прости! Прости!.. Я всё исправлю, клянусь. Начиная с этого момента». ― Нет… Нет, нет, нет! ― Микаса спрятала лицо в ладонях и зарыдала. ― Да что происходит, глупышка? ― обеспокоенно поинтересовался Вадим и попытался снова обнять жену. ― Пусти, ― тихо попросила она и отстранилась. ― Я больше ничего с тобой не хочу. Я хочу развестись. Хочу уйти от тебя.