De libertate.

      На самом деле Олег мог вполне считать, что со временем попадания в детский дом ему повезло, если с таким вообще может повезти. Четвёртый этаж был этажом старших, то есть тех, кому больше шестнадцати. Таких держать в слишком больших скоплениях было небезопасно, поэтому они жили по двое. По четверо и кое-где по шестеро жили те, кому от одиннадцати до шестнадцати — в их пользовании была половина третьего этажа. Совсем маленькие жили в огромных общих комнатах, где не было практически ничего, кроме выставленных в ряд кроватей и тумбочек, чтобы хранить там хоть какие-нибудь личные вещи. Хотя что может быть личного в детском доме у детей? Малышей ведь прямо-таки воспитывали, шманали — если выражаться правдиво и попроще. Их постоянно проверяли, чтобы не дай бог не притащили чего запрещённого с улицы, чтобы не учудили какую-то пакость.       Средних ребят тоже контролировали, но уже не так жестоко: примерно пару раз в неделю к каждой группке в комнату приходил кто-то из воспитателей, перетряхивал матрасы, рылся в шкафах, ящиках и сумках. Отчитывали за беспорядок, изымали алкашку и сигареты — если находили, конечно. Но у этих уже ума и наглости было побольше, чем у совсем маленьких: на собственном опыте учились ныкать, беречь награбленное или даже честно купленное — в том случае, если ребёнок находил в свободное время где-нибудь простенькую подработку в форматах дозволенного. Хотя происходили и тяжёлые случаи, когда где-нибудь на просторах интернета не только девчонки, но порой и мальчишки ввязывались в то, о чём потом сильно жалели. Но это только те, кому посчастливилось первыми отхватить из коробок с волонтёрской помощью самые нормальные телефоны. Остальные выкручивались на легальном труде.       Старших, к которым Олег и относился, особо уже не воспитывали — смысла не было. Комнаты не проверяли, заглядывали едва ли раз в месяц чисто формально, да и то не всегда. Иногда интересовались успеваемостью, но делалось это чаще всего через школьных учителей. Если кто-нибудь не появлялся на обед или ужин — их не искали. Не проверяли после отбоя, спят ли они или в темноте при свете звёзд предаются своим подростковым делам.       От Вадима Олег узнал, что «старший» этаж был полупустым. Пара девчачьих комнат и три мальчиковых — вот и вся занятость. Ещё, вроде, две комнаты — под средних, которым не хватило места у себя. Многих детей забирали приёмные родители, но эта акция распространялась на малышей лет до шести максимум. Потом эти дети взрослели и становились совсем никому не нужными. К некоторым приходили их родные предки, только от семейного там было мало — не удивительно. Каждый из таких ребят рано или поздно понимал, что его семья и его дом — здесь. И за его пределами никто никому не нужен.       Олег по дому скучал разве что по инерции. Может быть, даже из чувства долга, просто потому что обязан скучать. Конечно же он, как и любой ребёнок, любил своих родителей. Быть может, знай он, что всё обернётся таким вот образом… Хотя что бы он изменил? Стал бы примерным сыном? Попытался убедить маму не шляться после работы по клубам, а отца — не водить в это время домой проституток? А то Олег не пытался.       Его семья не была неблагополучной. Скорее граничила с просто хуевой где-то на уровне морали, потому что фактически дома было чисто и было, что поесть, оба супруга — трудоустроены и имели зарплату со стабильным среднестатистическим доходом, даже долгов Олегу после себя, слава богу, не оставили, а сам Олег был одет, обут и наставлен на путь образования.       Просто тяжело жить, когда родители друг друга не любят. Тогда и ребёнок вырастает недолюбленный. Вот и Олегу тоже всегда, всю его жизнь чего-то как будто бы не хватало. Только если раньше получить это был хоть и призрачный, но шанс, то сейчас он лишился даже шанса.       Районная школа, в которую его по месту жительства перевели, мало чем отличалась от предыдущей школы. Только, конечно, детдомовских было много, и Волков в их числе. Вадик, как и обещал, познакомил его со своей компанией — ребята из тех, которые сначала бьют, потом спрашивают.       Валерка если била, то без предупреждения. Девчонка с пацанским именем, грубыми чертами лица и стрижкой тоже под мальчика. Кепка козырьком назад, потасканная ветровка, рваные естественным путем джинсы и нрав неостепенившейся кобылы. Мизогиничка, когда дело касалось других девчонок — она женское общество не переносила на дух, считала себя особенной и именно поэтому якшалась исключительно с парнями; феминистка среди этих самых парней — отстаивала свое мнение так, что многие потом в принципе не стояли. У этой девчонки без преувеличения был тяжёлый кулак — конечно же, без намёка на маникюр. Такая себе пацанка, своя в доску. Жила по принципу «пятки поднял — район потерял», пила пивас из стеклянной бутылки и могла на эту самую бутылку посадить любого, кто ей не нравится.       Алтан бил в качестве предупреждения. Каким-то образом ему удалось заслужить к себе уважение не только среди детдомовских, но и среди семейных. Высокий и, в отличии от Валеры, длинноволосый — с дредами, подвязанными банданой с рынка. Он вообще любил всякие барахолки, тащил оттуда цепочки, кольца, браслеты… Однажды притащил кастет и с тех пор с ним не расставался. За глаза его почему‐то прозвали «Гладиолус». Вадик открыто называл его «золотко», и Алтан от этого жутко бесился. Частенько даже выкручивал ему руки под шутливо-скулящее: «Ты чё, своих же не бьём!» Сам был молчаливый и производил впечатление человека, повидавшего в этой жизни некоторое дерьмо. А репутацию себе, видимо, нашаманил.       От Валеры Олег узнал, что у Вадима кличка тоже имеется, и тоже пафосная — но только потому, что он сам её себе придумал. Назвал себя Драконом и ходит довольный, а спорить с ним — себе дороже. Никто, в принципе, против не был, учитывая рвение Вадика в подтверждение репутации набить себе после совершеннолетия то ли на спину, то ли на грудь, то ли на всё и сразу огромного дракона.       — Цветного! — гордо заявил он, пересказывая Олегу свои намерения по дороге в школу.       — Придурок, что ль? — Олега, который шёл рядом и периодически терял нить разговора, очевидно, план не особенно впечатлил.       — Пошёл ты. — Вадик обиженно отвернулся и, оставив его чуть позади, нагнал Алтана — тот шагал впереди вальяжно так, вразвалочку. Засунул руки в карманы с таким видом, словно тоже считает идею цветной татуировки на половину туши идиотской. Хотя почему «словно»? Он действительно так считал.       «Реально придурок», — сказал себе Волков уже мысленно.       Остановились за школой перекурить. Алтан демонстративно подпер спиной грязную кирпичную стену и затянулся электронкой — отобранной, или, как выразился он сам, изъятой у какой-то богатенькой восьмиклассницы. Валера закурила дешёвую из ларька — из тех, что продаются поштучно. Вадим закатил глаза, ковыряясь в зубах своей зубочисткой. Он её вообще меняет? Зожник ебаный. Олег пожалел, что вчера выкурил две сигареты вместо одной, и сейчас просто прохлаждался, разглядывая убогий задний дворик. Куча мусора и чуть меньше — малолеток, с опаской и восхищением то и дело косившихся на их компашку. Такие были в каждой школе, потому что все школы были одна на другую похожи — точно так же, как схожи между собой подростки в пубертате. Везде есть плохие парни, везде есть девчонки, готовые им отдаться, стоит только пальцем поманить. Есть те, кто хочет казаться старше своих лет — и не важно, учится он в пятом классе или в одиннадцатом. Клише, одни сплошные клише сброда и потерянных лет — или, правильнее будет сказать, потерянных детей, которые не смогли этими годами правильно и достойно распорядиться.       Да что они вообще могут? Только стоять и стрелять друг у дружки сигареты перед уроками, заедая их потом наспех жвачками и ментоловыми конфетами.       Одно слово — трэш.       Прозвенел первый звонок. Народ потихоньку начал разбредаться. Валера потушила и выкинула бычок, Алтан спрятал электронку в сумку, Вадик выплюнул зубочистку. Всё это походило на ежедневный нехитрый ритуал, частью которого Олегу стать только предстояло.       А пока его ждал другой — монотонное представление его важной персоны классу, короткая речь училки о правилах поведения и доброжелательности… В общем, стандарты стандартов. Всё как всегда, когда в класс приходят новые ученики.       Олег обвёл взглядом класс. Почти идентичный своему предыдущему. Господи, как же всё одинаково, как же всё до чёртиков похоже! Будто бы день сурка, матрица или ещё какая-нибудь херня, только парню всё равно было на название. Его мутило от самого ощущения, что эта новая жизнь такая же, только хуже. Тогда зачем, зачем было всё это? Неужели никто не понимает, что Олег уже взрослый мальчик, мог бы и сам о себе позаботиться… Так нет же, служба опеки подняла кипиш и навела беспорядок в его и так далеко не идеальной жизни. Разрушили остатки нажитого, так сказать. Всё случилось так быстро и как раз тогда, когда Олегу было хуёво. Когда он ещё ничего не понимал, не оправился от потрясения и так отчаянно нуждался в чьей-то поддержке. А они просто взяли и всё ему похерили. Запихнули в детдом чёрт-те где, под этим же предлогом заставили сменить школу — в выпускном, между прочим, классе. Старым своим учителям Олег хоть немного сдался, а этим… Эти наверняка класть на него хотели с большой горы.       Постояв пару минут перед новоиспечёнными одноклассниками, как шарпей на выставке, Олег плюхнулся за парту рядом с Валерой. Та со скучающим видом листала страницы своего потрепанного учебника по литературе и не то что в текст не вчитывалась — даже на картинки не засматривалась. Её бы воля — свалила б отсюда нахер. Да, так она и сделает, только после второго урока, потому что в школе бесплатно кормят. Ей эта учёба не уперлась. Физ-ра — максимум. Как говорится, сила есть — ума не надо. А у Валеры не то что сила — у неё самая настоящая дурь.       Дракон свалил вслед за ней. Он тоже от учёбы не особенно фанател и, в принципе, интеллектом не блистал. Хотя если присмотреться — то потенциал был у обоих. На правильный бы их путь… Господи, как же им всем здесь не повезло.       Алтан, к удивлению Олега, остался и, похоже, даже не планировал уходить. С серьёзным лицом и, в отличии от Лерки, довольно вдумчиво и осознанно вчитывался в страницы голого текста — учителей, правда, ебал хоть немного слушать, но они его и не трогали. Тоже, что ли, опасались? Алтан производил впечатление парня до чёртиков умного и, несмотря на свое социальное положение, всесторонне образованного. Хотел выбиться в люди. Понимал, что одиноким и глупым в этом мире делать нечего.       Сам Олег тоже все уроки досидел до конца. Не факт, конечно, что он собирался делать так и дальше, но хотя бы в первый день надо было попытаться произвести мало-мальски приятное впечатление. Тем более что всё внимание сегодня было приковано к нему — Олегу это даже в какой-то степени нравилось. Ну а что? Он парень видный, красивый. И ничего, что в немного поношенной одежде — старая кожанка ещё никому не вредила и никого не уродовала. Шрамы мужчину тоже украшают, а Олег Волков — мужчина самый что ни на есть настоящий. Так что руки в ссадинах — это тоже не страшно, а даже наоборот. Пусть все видят, что лезть к нему не надо — может и сдачи дать.       Алтан же смотрел на то, как его новый знакомый рисуется перед всеми, свысока и немного насмешливо. Для него он был слишком банальным, слишком идеально вписывающимся в образ крутого парня. Хотя нельзя было не признать, что этот стервец и правда обаятелен, такое не спрятать и не подделать.       «Посмотрим, насколько ты соответствуешь собственной подаче, — усмехнулся Алтан себе под нос, глядя на то, как Волков отвечает одной из своих самых обаятельных улыбок какой-то девчонке-однокласснице, — Посмотрим, обязательно. Но чуть позже.»       Они с Олегом возвращались из школы молча. И было это не непринуждённое дружеское молчание, а тяжёлая, как будто бы затянувшаяся, пауза.       — А у вас очень даже недурно, — Волков решил нарушить эту навязчивую тишину и пожалел об этом сразу же, стоило ему повернуть голову и наткнуться на пренебрежительный взгляд Алтана из-под тонких изогнутых бровей. — В смысле, я детские дома всегда по другому представлял.       — А зачем ты вообще их представлял? — невозмутимый, холодный тон. От него становилось не по себе гораздо больше, чем если бы Алтан просто пригрозил кулаком Олегу за длинный язык и внезапный порыв поделиться своими мыслями.       — Ну, типа…       — «Типа» что?       — Я всегда думал, — решив, что заднюю давать уже поздно, Олег принялся аккуратно подбирать слова, дабы с горем пополам завершить одну из своих не самых умных мыслей, — что детские дома — это что-то наподобие… закрытых лагерей. Все ходят по струночке, тихо друг друга ненавидят. Порой пытаются сбежать. А вам вроде даже и нормально. Ни «понятий», ни посвящений в ряды одиноких волков, ни какой-то своей иерархии… Живёте себе как нормальные люди…       О том, какой же он идиот, Олег догадался ровно в ту секунду, когда Алтан резко остановился и застыл на месте, в упор глядя ему не то что в глаза, а прямо в самую душу. Этот взгляд чёрных, змеиных глаз, казалось, мог покрыть льдами Сибирь и ещё половину России. «Вот сейчас ты и ответишь по всем понятиям, сам же хотел, дебила кусок…» — пронеслось у Олега в голове вместе с ожиданием удара по морде и полной готовностью обороняться.       Однако удара не последовало. Сквозь зубы Алтан вновь монотонно заговорил:       — Как нормальные люди — это как ты? Считаешь себя лучше нас, значит? Да какой же ты волк? Так, псина домашняя. — Он презрительно сплюнул прямо Олегу под ноги. — Иерархию хочешь, значит? Посвящение?       — Да бля, чё завёлся, не это я имел…       — Что и кого ты там имел, мне без разницы. Сказанное тобой я услышал. И ты за это ответишь. Понятливый мой.       Остаток пути, как и его начало, они провели в тишине. Олег размышлял о том, как бы прекрасно было, если бы он вообще не открывал рот.       Заходя в отнюдь не гостеприимные двери детского дома, парень уже было подумал, что Алтан позабыл о своей угрозе, однако тот, стоило Олегу повернуть к лестнице, схватил его под локоть и резко развернул в обратном направлении.       — Детские в другой стороне, — голос тихий, шипящий, губы криво изогнуты в усмешке. Того и гляди — вот-вот разомкнутся, обнажив ядовитые клыки.       — А мы уже, вроде бы, и не дети.       — К твоему счастью. Но ты же сам изъявил желание посмотреть, как живут «не» нормальные люди.       — Я не это…       — Пошли.       Коридор сегодня показался Олегу ещё мрачнее.       Они прошли мимо лестницы вперёд. За стенами слышался белый шум, наводящий на чувство тревоги. Или, может, это было лишь плодом Волчьего воображения. Может, ему просто казалось, что в доме полном детей, он должен хоть что-то слышать.       — Входи. — Алтан приоткрыл перед ним металлическую дверь, пропуская его вперёд. Ни лице его не дрогнул ни один мускул.       Олег ожидал увидеть перед собой что-то вроде спальной комнаты в садике. Спящих или играющих детей. Смех. Воспитателей, с теплотой и любовью опекающих своих воспитанников. Вот только картину, представшую перед его глазами, как будто бы сняли на черно-белую фотокамеру, а потом беспощадно потоптались по ней грязными ногами, не удосужившись замести следы.       Солнце, едва ли пробивающееся сквозь тёмные вязкие облака, ложилось на пол полосами. Штор на окнах не было. Вместо них — тонкие металлические решётки. Кровати, плотно заставленные в несколько рядов, и тумбочки, на которых почти не было игрушек. Кто-то из малышей спал, что есть мочи завернувшись в тоненькое одеяльце. Кто-то просто лежал «клубочком» с открытыми глазами. Несколько детей тихо хныкали в подушку. Кто-то в открытую плакал, всхлипывая каждые пару секунд.       — Как думаешь, сколько детей убежало отсюда прежде, чем администрация детского дома додумалась запаять эти окна решётками?       Олег сглотнул. Эта комната всё больше и больше напоминала ему маленькую тюремную камеру.       — Они только здесь?       — Не только. — Алтан едва заметно качнул головой. — На всех этажах, кроме нашего. Догадываешься, зачем?       — Да.       — Ты счастливый, Волков. Ты неебаться какой счастливый. Знаешь, что будет, когда кто-то из спящих проснётся от плача своих соседей? Плачущие получат сполна за свою слабость. И, вместо слез, будут вытирать кровь и зализывать синяки. Они будут делать это до тех самых пор, пока не поймут одну простую вещь: им не помогут, за ними не придут, их не защитят. Бежать некуда. Потом они повзрослеют. Их переведут на третий этаж. Там тоже решётки, чтобы ни один удрученный своим существованием — а это именно существование, Волков, даже не сомневайся — подросток не сиганул из окна, решив, что ебал он это всё в рот.       — Это ради их безопасности, разве нет…?       — Если бы. Никто просто не хочет возиться с документацией и отмывать кровь от асфальта.       — Это жестоко.       — Это наша жизнь. Та, которую не видел ты, но видел я. Видел Вадим и видела Валерия. И встреться мы с тобой на несколько лет раньше — ты бы уже валялся где-нибудь в туалете на ржавом полу с разбитым еблом и сломанными ребрами. Как думаешь, в чем разница?       — Я не знаю.       Они говорили тихо. Говорили, пока чужой плач перебивал их ужасные, но, к сожалению, правдивые слова — правдивые настолько, насколько это возможно.       Алтан тяжело вздохнул и захлопнул дверь. Не дожидаясь Олега, поднялся на лестничный пролёт и сел на одну из ступенек. Олег последовал его примеру.       — Так в чём она? В чем эта разница, о которой ты мне говорил?       — Всё банальнее, чем ты думаешь, Волков — если ты, конечно, вообще умеешь думать. — Алтан сцепил руки в замок, опираясь о них острым подбородком. — Ты домашний, разнеженный. До недавнего времени ты имел ту жизнь, о которой каждый из нас до поры до времени мечтал, а потом смирился, что её не будет. Ещё пару лет назад это описание сыграло бы тебе роль смертного приговора в этом месте. Но мы уже выросли. Мы устали. От этой, как ты выразился, «иерархии». Да, понятия из нас не вытравишь. Ножом не вырежешь. Как думаешь, какое будущее у Леры? А у Вадима? Я свое зубами себе выгрызаю, и поэтому с тобой сейчас тоже я говорю. Авторитет, который я зарабатывал годами, обязывает определёнными действиями. И не подлежит оспариванию. Как бы там ни было, сквозь эти года мы нашу «иерархию» пронесли — ту самую, в которой тебя, к твоему же счастью, не было. Считай, что ты вытянул счастливый билет, потому что сейчас твоё положение зависит только от тебя самого. Так что не выебывайся и не думай, что попал в светлое и доброе место. Приют для собак — и то в лучших условиях.       Сверху послышались шаги. Олег и Алтан синхронно обернулись. Не ожидав к себе такого внимания, парнишка — непосредственный источник этих самых шагов — остановился и, зацепившись за перила локтем, выронил из рук небольшую тетрадь — та съехала со ступеней и в отнюдь не изящном виде приземлилась прямо возле Алтана — раскрытая и листами вниз.       Олег узнал этого паренька —им был тот вчерашний рыжик из туалета. При свете ещё более щуплый и зашуганный.       — Хули вылупились? — Тонкие губы скривились, из-под рыжих патл блеснули озлобленные глаза. Странный. Ему ещё ничего не сделали, а он уже колется, словно ёж. Хотя, откуда Олегу знать, что у них там за взаимоотношения…       Алтан медленно встал со ступени и выпрямился. Нарочно наступил на тетрадку, довольно улыбаясь реакции паренька.       — Твоё?       — Ну не твоё точно. — Тот медленно спустился, но до Алтана не дошёл, оставляя между ними расстояние почти в целый метр. — Отдай.       — Забери.       Олег понял, о чем ему только что говорили. Пример того, кому не повезло. Кто будет отвечать за свою детскую слабость даже тогда, когда научился быть сильным. А научился ли?       Этот рыжик в сравнении с Алтаном сильным не выглядел совершенно, и дело тут было даже не в физических характеристиках, потому что комплекции эти двое были примерно одинаковой. И несмотря на было видно даже невооружённым глазом, что второй во много раз превосходит первого.       Носком Алтан отшвырнул тетрадь назад — с таким омерзением, словно бы это были не скрепленные воедино листы бумаги, а что-то гораздо более отвратительное. После этого он, даже не обернувшись, пошёл наверх. Очевидно, и Олег, и мальчишка ему наскучили.       — А ты…       — Я тебе ещё вчера сказал, отъебись, а?       — Ну и нахуй тебя.       Сам Олег здесь никому помогать не нанимался. Он в этом детдоме едва ли чуть больше суток, ему самому бы не попасть под горячую руку. Сегодня уже чуть не нарвался.       Алтан, конечно, парень интересный. Как будто бы умный, толковый. Не выглядит оборванцем и совсем не катит на компанию гоповатой Валерии и слегка тупенького Вадима. С чувством стиля, пускай и дешевого какого-то, барахольного. С примесью элегантности в точеных, резких движениях. Мог бы быть даже нормальным, если бы не был… конченым. Потому что все они здесь такие, все до единого. Пускай и не по своей вине, но поголовно пришибленные, травмированные, брошенные. У каждого свои тараканы, свои загоны. В любой момент может что-то переклинить, а за последствия уже никто не ручается.       Они тут конченые. И Олег теперь тоже конченый. Это как клеймо, которое больше не вывести, не вытравить. На всю жизнь, если не дольше. И никто в этом не виноват. Просто судьба у этих детей такая. Просто вот так сложилось.       Дрожащими руками парнишка заправил одну из спутанных прядей за ухо. Ситуацию это особенно не спасло. Пафосно тоже не выглядело. Зыркнув на Олега взглядом полным не то чтобы ненависти, а скорее какой-то взъерошенности, пугливости, что ли, он тут же опустил глаза под ноги, на потоптанную тетрадку. Медленно наклонился, подобрал. Снова на Олега посмотрел — теперь уже снизу вверх. Как будто бы ожидая от него действий. Мол, давай, ударь меня, отбери тетрадь, потопчись по ней — ты ведь точно такой же, как твой дружок, ты ведь теперь один из них!       Оставив рыжика наедине со своими бумажками, Волков тоже направился к себе в комнату. Нужно было надо многим подумать и многое переосмыслить. Конечно, лучше всего было не совать свой нос, куда не просят, но уж больно его зацепила эта сцена. Вроде и скорее всего — обыкновенная для подобного места. Ничего удивительного, учитывая скверный и самовлюбленный нрав Алтана. Конечно, Олег его не знал и понятия не имел, что там творилось у него в душе, но такие черты всегда видно сразу и за километр.       Без стука, уже как к себе домой парень вошёл в комнату и под пристальным взглядом Вадика завалился на кровать. Сегодня все на Волкова пялились и пялились, это начинало раздражать. Особенно вперемешку с молчанием.       — Чего тебе? — буркнул Олег, не удостоив Вадима даже малейшим зрительным контактом.       — Вдвоём вернулись? — тот, в свою очередь, от напряжения даже привстал, растянув рот в улыбке ещё шире. — Тоже мне, два гения наук.       — Гения не гения, но уж точно поумнее тебя будем. Так чё надо? Или ревнуешь?       — Ты за словами следи!       Казалось, невинная шутка подействовала на Дракона как красная тряпка на быка: он окончательно подорвался с места и в один миг навис над Олегом. Второго мгновения хватило, чтобы одной рукой взять его за воротник кожанки, а другой замахнуться для удара в подбородок. Третье мгновение принадлежало уже Олегу, который среагировал гораздо быстрее, чем костяшки Вадика смогли коснуться его лица: резко выпрямился, загоняя свой кулак ему под дых. Вадим покачнулся, закашлялся и по инерции отошёл на пару шагов назад.       — Остынь. — Волков сел обратно на кровать, ужасно собой довольный. — Это шутка была. Нахуя заводиться так?       — За такие шутки в зубах могут быть промежутки.       — Долго эту фразу заучивал?       Прокашлявшись в последний раз, Вадик потёр ушибленное место и отвернулся. Конечно он мог дать сдачи. Да легко! И драки было бы не миновать. А комната маленькая, хоть бы пятнашка квадратов была. Там же вещи, мебель хлипкая… Когда взрослеешь, начинаешь ценить порядок — даже если живёшь при этом в полном сраче. Вадим вообще, вопреки своему зубастому нраву и желанию помериться хуями, был довольно хозяйственным. По рассказам Валеры, готовить не умел от слова совсем, но при этом из раза в раз искренне пытался это делать, экспериментируя с дошираком, пельменями и тем, что удавалось спиздить с детдомовской кухни. Вон, недозожником прослыл, курить бросил, пить вроде тоже. Качается, за собой следит. Выглядит хоть и как быдло — зато чистое.       — Вадик, — окликнул его Олег спустя некоторое время, когда оба уже действительно успокоились и молча сидели по своим углам. — А можно тебя спросить?       — Не мнись как баба. Надо — спрашивай. — Если скалится — значит точно остыл. Волкову это было только на руку.       — Здесь ещё должен жить один парень… Рыжий такой, патлатый. Дрыщавый и зашуганный, что пиздец. Есть он?       — Ну есть, — уже совсем миролюбиво кивнул Дракон. — А ты нахуя интересуешься? Запал небось?       — Ты на меня свои пидорские страхи не перекладывай. — Олег скривился, вспоминая, как вчера случайно спутал этого типа с девчонкой. — Они с Алтаном сегодня чуть не поцапались. Вроде паренёк ничего не сделал, а уже чуть в рыло не получил — за какую-то тетрадку…       — Забей. Привыкнешь. У них свои тёрки.       — А почему — не знаешь?       — Да Алтан особо не распостранялся. Нам, ещё детьми как только в кучу сбились, сказал, мол, вот этого пиздить при любом удобном случае, потому что он мразь. Ну, а мне лично два раза повторять не надо.       — Ясно… — вздохнул Олег, явно разочарованный количеством информации. — А имя у этой рыжей мрази есть?       — Серёга. — Вадик кивнул. — Пидорское имя. И сам он пидор.       — Тебя сегодня что, на пидоров заело?       — Да не, это уже не шутка. Слухи разные ходят.       — Слухи…       Олегу опять как-то мерзко стало. Чувствовал себя бабкой базарной, вынюхивающей сплетни про знакомых. Хотя с тем парнишкой он толком и знаком-то не был. Так что, может, не считается?       Пидор, значит… Фу. Опять мерзко.