De libertate.

      Серёжа остановился. Зыркнул из-под волос на Олега, сам встретился с его глазами. Можно сказать, что добровольно.       Они тёмные-тёмные, как омут. Такие, что даже зрачков почти не видно. Сливаются немного с ресницами — короткими, как будто под кривую линейку подстриженными, но густыми.       У Серёжи даже закралось гаденькое такое ощущение, словно эти глаза смотрят прямо ему в душу: что-то там выглядывают, выискивают. А что — непонятно, как и непонятным было для Серёжи то, почему он сейчас же, сию секунду, немедленно не пошлёт Олега куда подальше, чтобы тот отцепился от его рукава и перестал наконец на него неприлично так долго пялиться.       — Чё опять доебался? — буркнул тихо, почти себе под нос. — Сигарет больше нет. А если бы и были, я бы тебе не дал.       «Ну, дашь ты мне или нет — это мы ещё посмотрим, — ехидно усмехнулся Волков этой похабной и довольно заезженной игре слов. — А сигаретами я и сам могу с тобой поделиться».       — На вот, держи. — Он вытянул из пачки две последние. Одну сразу зажал зубами, а другую Серёже сунул — но не в руки, а пропихнул между губ так, что он даже возразить ничего не успел. — Считай, долг возвращаю.       Серёжа от удивления чуть эту самую сигарету из губ не выронил. С каких это пор Волков долги раздавать подался?       — Что ещё за благотворительность? — процедил парень, послушно наклоняясь к Олеговой зажигалке. — Или… погоди-ка, ты от меня хочешь чего-то?       «Ага, траха на скрипящей кровати в твоей комнате», — на этот раз вместо Олега внутри него говорил сарказм с долей иронии, подбрасывая сознанию представление того, как именно сие действие будет происходить.       — А ты чё, можешь мне что-то предложить?       — Так, Волков… — Серёжа выпустил изо рта дым, от всей души желая, чтобы вместе с ним с его губ навсегда слетела и эта дурацкая животная фамилия. Он правда не отсвечивал. Что происходит, почему его вдруг стопанули, зачем поделились куревом, которое и без того в дефиците? Или опять какая-то изощренная подстава, которую Алтан придумал просто развлечения ради или во имя нелепой мести, причину которой он сам себе выдумал? Что, что опять от Серёжи надо? Он же уже никого не трогает, даже не пытается. Сам по себе, а им всё мало. — Послушай. Если чё надо — не темни. Говори как есть. Если просто так — то, пожалуйста, иди нахуй.       — Ничё се, как вежливо, — Олег присвиснул, нахально ухмыляясь. — И так категорично.       — А вы по-другому не понимаете потому что.       — Кто «мы»? Я один здесь. Или у тебя, это, шарики за ролики… Воображаемые друзья?       — Уж лучше воображаемые, чем какие-то вроде тебя. — Серёжа развернулся на пятках и пустился почти что в бегство — не в прямом, конечно, смысле, но зашагал быстро, желая как можно скорее отделаться от Олега и его внезапного желания «пообщаться».       — Какие-то вроде меня — это какие? — Конечно же, Волкову не составило труда его догнать.       А чего Олег, собственно, ожидал? Что рыжее асоциальное недоразумение поплывёт сразу же, стоит ему пару слов сказать и украденной сигареткой угостить? Нет уж, это не какая-то там среднестатистическая девчонка с фетишем на бэд-боев. Это сам Серёженька Разумовский — чуткая и ранимая душа с дополнением в виде остреньких клыков, которые, может быть, не всегда в нужный момент прорезаются и ещё не до конца выросли, но они есть. К тому же, было не исключено, что слухи, о которых рассказала с утра Валера, были взяты не совсем из воздуха, а это значило, что Серёга как минимум не свободен.       Хотя даже если и так — то что? Да Олег в сто раз лучше этого Кира! У того что? Ну, кроссы баленсиага, толстовка от гуччи, вроде… и ещё айфон последний. А так — всё, больше у этого Кира нихуя нет. А гордости и мозгов — особенно, раз не побрезговал тягаться с детдомовским педиком…       — Не знаю я какие. — Разумовский в сторону Олега даже не смотрел: твёрдо уткнулся глазами в землю, почти что не глядя на саму дорогу — всё, только бы не видеть эту самодовольную волчью рожу. — Нахальные. Оборзевшие в край. Не имеющие собственного мнения, мне продолжать?       — А с чего ты взял, что у меня мнения своего нет? — Олега задело. Плевать было на другие эпитеты, потому что в последнем своём выражении, как бы ни хотелось это отрицать, Серёжа угодил в самую точку. Ведь было бы у Олега свое собственное мнение — он бы сейчас спокойненько шёл себе обратно со школы, а не пытался склеить почти незнакомого пацана.       — С того, что по собственной инициативе ты бы за мной не стал таскаться. Поэтому для особо одарённых повторяю ещё раз: иди нахуй.       — А почему в этот раз без «пожалуйста»?       — Разовая акция.       — Я настырный. И мнение свое у меня, между прочим, тоже есть.       — Окей, я понял. — Серёжа глубоко вздохнул, допуская, что Волкова сегодня что-то в жопу ужалило и, чтобы он быстрее оставил его в покое, нужно с ним просто во всем соглашаться. — У тебя есть мнение, хорошо. Теперь ты от меня отстанешь?       — И тебе даже не интересно, что я думаю?       — Честно? Вообще нет.       Коридор детского дома в очередной раз встретил их своей угнетающей серостью. По лестнице поднимались молча.       Оказалось, что Серёжа жил в самой дальней комнате на этаже — четыреста первой. Так вот Олег его аж до самой двери провел и чуть ли не внутрь залез. И залез бы, если бы Разумовский своим тощим тельцем не преградил ему дорогу, упершись обоими руками по разные стороны дверного проёма.       — Дальше ты не идёшь, волчара. Аривидерчи.       — Подожди. — Олег успел придержать дверь ногой прежде, чем она захлопнулась прямо перед его носом. — Знаешь, в чем моё собственное мнение? Я, в отличие от них, считаю, что ты не такой придурок, каким они тебя выставляют и каким выставляешь сам себя ты. Что с тобой можно найти общий язык. Что ты нормальный. Может быть, даже лучше, чем они.       О каких «них» идёт речь, объяснять не приходилось.       — Я очень рад, что ты умеешь думать самостоятельно, Олег. — Носком Серёжа отпихнул его ногу от дверного косяка. — Теперь пришло время научиться ещё и слушать. Поэтому я в третий раз тебе повторяю: иди нахуй.       Мда. Штирлиц ещё никогда не был так близко к провалу.       Разумовский наконец оказался у себя в комнате и с облегчением выдохнул. Чуть ли не сполз по стене вслед за рюкзаком, съехавшим с плеча на пол.       — Шур, ты не поверишь, кто до меня доебался сегодня…       Серёжиным соседом по комнате был парень на год его младше с прекрасным именем Александр, которым его никто и никогда в жизни не называл. В обиход вошло простонародное «Шура». Потому что таким он и был: простым и непосредственным. Добрая душа, хотя снаружи — тот ещё фрик. Одному богу известно, где он регулярно добывал ярко-синюю краску и херачил ей патлы вот уже второй год к ряду. Воспитатели его за это сначала отчитывали, конечно. Даже налысо грозились побрить. Только ему это было до лампочки — вот все и привыкли, забили то есть. Мальвина, блядь.       — Ты чё, Серый, мы ж договаривались без гостей. — Он дурашливо скривился, откладывая на тумбочку какую-то старую книжонку, в полной готовности слушать о сегодняшних Серёжиных приключениях.       — Да я и сам не рад таким гостям. — Серёжа лениво стянул с себя олимпийку, которая совершенно не подходила для поздней осени. Надо бы начинать надевать под свитер второй свитер, а то так и простудиться было недолго, а в изолятор Разумовскому не хотелось. — Только вот эти самые гости почему-то не слишком интересуются моим мнением. Волков это, в общем.       — Это который…?       — Да, вот именно этот. С Дагбаевым и его хвостами шляется, сам скоро хвостом станет.       — И чё ему от тебя вдруг понадобилось?       — А я ебу что ли?       — Угрожает?       — Если бы. Наоборот, подозрительно дружелюбный. Хотя и довольно переменчивый.       — В каком смысле?       — Стою я, значит, сегодня за школой перед уроком, никого не трогаю. А тут они. Тоже стоят, базарят громко так, о своём о псином. И подходит ко мне этот, вразвалочку, мачо-хуячо. Непонятно, зачем, а главное нахуя. Сигарету отжал, прямо из рук вытащил, уже подпаленную. Ещё и удивился, мол, а чего это я агрессивный такой?!       В расстроенных чувствах Серёжа бросил рюкзак на кровать. Потом сам упал рядом, и с какой-то даже яростью принялся вытаскивать из него учебники и тетради.       Шура за этим всем наблюдал с двумя ярко выраженными чувствами. Первым был интерес, потому что, даже несмотря на талант своего соседа влипать в неприятности, эти самые неприятности были однотипными и сводились к банальным дракам. А сегодня, похоже, начало назревать что-то новое, покруче. Вторым было сочувствие, потому что Мальвина всё-таки не зверь, и толику совести имеет. Они с Серёгой вон уже сколько лет вместе… Не то чтобы прям друзья, но всё равно. Жалко парня.       — Неплохо… Скажи, а дружелюбие ты там где увидел?       — Да подожди ты, — шикнул на Шурика Серёжа, зачем-то начиная пролистывать первый подвернувшийся под руку учебник, даже не глядя в него — возможно, просто для того, чтобы занять чем-нибудь подрагивающие от волнения руки. — Это ещё не конец истории. Я ж как из школы вышел, так Волков меня догнал — словно караулил. Подошёл, стопанул и, прикинь, извинился.       — А ты что?       — Да что… послал его. В пешее эротическое, так сказать.       — А он что?       — Доебался с вопросом… вроде, почему я считаю его мудаком.       — А ты что?       — Предположил, что ему от меня что-то нужно. Сказал, чтобы не пытался подлизываться и говорил прямо. И ещё раз его послал.       — А он что?       — Начал втирать мне за какое-то свое мнение. Как будто бы его мнение мне нахуй всралось!       — А ты что?       — Ну сказал, что мне его мнение не всралось.       — А он…       — Ой, Шур, завязывай с этой пародией на тупые бабские разговоры. Дальше ты слышал. В третий раз я его посылал уже при тебе.       Мальвина кивнул так понимающе, посмотрел на Серёжу грустным, сочувствующим взглядом. А потом… расхохотался во всю голосину.       — Придурок, — проворчал Разумовский, не глядя на него, но всё-таки тоже еле заметно улыбнулся. Ситуация и правда была абсурдная.       Интересно, а что Волкову за эту попытку законтачиться скажут его дружки? Они ведь наверняка узнают, и вряд ли будут довольны, что их новое звено в сторону уводится, и не к кому-нибудь, а к нему — к Серёжке. Забавно было бы посмотреть на это: как Макарова презрительно кривится, как Алтан от злости бледнеет, ещё уже свои глаза змеиные прищуривая… хотя, казалось бы, куда уж уже?       Волков этот тоже молодец. Хорош метод познакомиться — кнут и пряник! Сначала бычить подходит, а потом ласковый такой, покладистый… Нет, Серёжа определённо чувствовал во всей этой ситуации какое-то жёсткое наебалово. Только вот где именно оно крылось — вопрос.       — О чём задумался, Серый? — Шура уже отсмеялся и, видимо, снова решил по-доброму доебаться до своего любимого соседа.       Вообще, Мальвина был как раз из того редкого вида детдомовских, которые пиздюлей практически никогда и ни от кого не получали. Был он какой-то покладистый, общительный и миролюбивый. С лёгкостью располагал к себе более-менее адекватных — поэтому они неплохо скорешались с Разумовским, хоть друзьями не были — и довольно удачно увиливал от конфликтов с теми, кто любил их инициировать. У Шуры был подвешен язык, также он был в меру умен и иногда жутко бесил, но всё равно ни у кого на него как-то рука не поднимались. Считай, нейтральная территория. И везучий же, псина голубошерстная.       — Да ни о чем я не задумался, — отмахнулся Серёжа, неуверенно дернув плечами. — И не смотри ты на меня так, я знаю, как ты меня подъебать хочешь. Сразу нет, ясно тебе? Никаких Волковых-хуёлковых в моей жизни, и точка.       — Да ну, серьёзно, что ль? — Шура заговорщически ему подмигнул с таким выражением лица, будто Серёгу не просто до комнаты проводили, а как минимум на стрелу позвали… ну, или на свидание, тут уж пусть сам выбирает, что его сердцу ближе и безопаснее.       — Серьёзно, Саш. И так башка кипит, а тут ты ещё со своими приколами.       — Не я тебе сегодня обмен-возврат с сигаретами устроил.       — Ну сигареты и сигареты. Что с того? У этого полудурка не все дома как пить дать, ты же видишь, с кем он тусуется. У таких логика отсутствует. Взбрело чё-то в голову — он и выкинул.       — Значит, совсем этой выходке значения не предал?       — Совсем.       — Уверен?       — Абсолютно.       Да нихрена. Ни в чем Серёга не был уверен.       У него в голове как заело. Эти слова, которые Олег успел впихнуть ему прежде, чем Разумовский захлопнул перед ним двери своей комнаты.       «Знаешь, какое моё собственное мнение? Что ты нормальный. Может быть, даже лучше, чем они.»       Пиздец. Просто полный пиздец. Может, не наврал, может быть, правда так считает — но Серёжа упорно отбрасывал эти мысли в сторону, потому что так не бывает. Чудес не случается. Детский дом — не сказка. Здесь серые волки не за бока кусают, а до самых костей обгладывают.