Как Йосано и говорила, Чуе практически не приходится общаться с Дазаем, хотя даже если бы он захотел, то попросту не смог бы. Да и о чём? Они не были особо знакомы, им нечего обсуждать со школьных времён, ведь они и не общались там. Первое впечатление сложилось достаточно контрастным: Осаму с виду казался ему парнем высокомерным, с кучей друзей, фанаток и времени на тусовки — как странно было осознавать, что он совершенно не такой. По большей части он наглый, но тихий парень, который увлекается выпечкой, приготовлением кофе и чтением книг. Хотелось завести какой-нибудь диалог, но повода не было, тем более на работе, где нет возможности отвлекаться. Накахару это слегка удручало, Осаму он видел достаточно интересным. Чую, скорее, одолевало странное любопытство и лёгкое чувство ностальгии с неким интересом к прошлому и новому. Может, Осаму неплохой парень, и Чуе хотелось бы подружиться с ним — к сожалению, слишком много преград в виде глухоты Осаму и языка жестов, на котором общаться он может только с Йосано, которая знает его и спокойно говорит с ним в перерывах. Дазай в такие моменты обычно часто опускал взгляд на её руки или поправлял волосы возле уха, выглядя со стороны так очаровательно, что Чуя непроизвольно засматривался на них, но не мог подойти — он будет лишним, к тому же его поверхностные знания не дадут ему поддержать даже самый простой разговор.
Да, вчера он попытался посмотреть в Интернете хотя бы самые элементарные фразы, но Чуя сразу понял: без практики он ничего не сможет запомнить, не говоря уже о том, чтобы свободно разговаривать, как Акико или Осаму. Накахара отчасти завидовал этому, но сдаваться не собирался. Раз начал, то стоит идти до конца, к тому же это не кажется таким уж сложным, Чуя достаточно легко обучаем и всё схватывает на лету.
Долго смотреть в одну точку не получается. Работа оказалась не такой трудной, как Чуя представлял, он часто готовил себя к худшему на всякий случай. Странная привычка от родителей, которые любили предвещать что-то ужасное или разрушить все радужные планы, поэтому Накахара практически всегда держал себя в напряжении и имел несколько планов сразу на случай поражения. Да, это было тяжело и часто приходилось быстро адаптироваться, но это лучший выход из ситуации. Людей в кафе действительно было не очень много, пока что всё шло гладко. Больше всего Чуе нравилось, когда кто-то заказывал кофе с собой, обычно тогда брали напрямую у Осаму, если приходили только за ним, тогда Накахаре нужно было подходить к Дазаю и протягивать ему листок с названием, порцией и прочими мелочами. Осаму брал его своими красивыми длинными пальцами, быстро вчитываясь, кивал и сразу же отворачивался к кофемашине. В этот момент Чуя мог напрямую наблюдать за его работой, покачиваясь с носков на пятки и заглядывая за вывеску с названиями и ценами. В этот момент он старался контролировать каждую клеточку своего тела как-то неосознанно, и каждый раз, когда Осаму смотрел на него, Чуя хотел улыбаться искренне и быть как можно более открытым, простым — но внутреннее нежелание показаться слишком странным и слащавым заставляло его вести себя сдержанно и сухо благодарить.
Может, со стороны это казалось какой-то жалостью к Дазаю, но Чуя действовал искренне. Он сам не понимал, что им движет, какое-то притяжение и дикий интерес.
— Да, завтра я освобожусь только к двум.
Под конец рабочего дня Накахара вытирал стол, попутно болтая по телефону с Накаджимой. Ацуши достаточно часто скучал по нему, раньше же они виделись практически каждый вечер, проводя время вместе, либо делая общий проект в универ, либо обсуждая что-то повседневное за просмотром нового фильма или аниме. Вообще, удивительно, как с возрастом Чуя из общительного экстраверта превратился в затворника. Естественно, он и сейчас был не против сходить на какую-то вечеринку или посидеть в большой компании, но со временем Накахара слишком устал поддерживать со всеми связи, к тому же появилось больше обязанностей. Теперь хотелось не гулять с кем-то, а смотреть в стену целыми днями, не понимая, для чего он всё это делает, но Чуя уверен, что с переездом ему станет легче.
— У кого соберёмся?
— Как хочешь. У меня, скорее всего, родителей не будет дома, так что без разницы, — говорит Чуя, протирая стол.
— Тогда у тебя, я могу взять с собой новую игру, которую хотел показать тебе, — отвечает блондин, — кстати, как там с поиском квартиры? Ты же хотел пораньше съехать.
— Да, пока я решил накопить на первое время, — отвечает рыжий, — возможно, будут непредвиденные расходы. Хочу быть уверен, что всё будет нормально.
— Это правильно. Только будь осторожнее, контролировать всё на свете невозможно, — Накаджима вздыхает как-то печально, словно слишком хорошо знает друга, и отчасти это было так. Ацуши с ним с самого детства, он знает о Чуе практически всё. Возможно, даже больше его самого, — кстати, как на работе?
— Вроде нормально, — Чуя отходит к другому столику, чуть ближе к барной стойке, и краем глаза замечает спину Осаму, что протирал чашки и аппарат, попутно что-то смотря в телефоне, — с одним парнем работаю — симпатичный такой, мы с ним раньше были одноклассниками, но он переехал в классе пятом. Никогда не думал, что встречу его, честно говоря. Он ещё так вырос сильно, я же раньше был выше его на пару сантиметров, а сейчас мне постоянно приходится голову задирать. Я его шпалой называю, правда, он не слышит.
В конце рыжий слабо усмехается, и до него доносится немного удивлённый смех на другом конце. Ацуши уже привык к подобным шуткам со стороны Накахары — он никогда не рассказывал ему о том, что чувствует на самом деле, и о своей ориентации старался особо не разговаривать — порой это становилось болезненными поводами его грусти и неприятия самого себя, но Накаджима никогда и не настаивал. Пару раз мягко намекнул, что Чуя его друг в любом случае, поэтому лишь с ним Накахара не боялся говорить об этом.
— Запал на него, что ли? — в ответ блондин хихикает.
— Что? — Чуя тут же возмущается, нахмурившись. Осаму его совершенно не привлекает, и Накахара ни разу не задумывался об этом, — не неси бред, он просто красивый. Типа, я не ожидал, что когда он подрастёт, то станет таким — видел бы ты его в начальной школе.
— Ладно, прости, — Накаджима сразу уловил раздражительные нотки друга. Это было странно — Чуя топорно позволял себе двусмысленные шутки, но реагировал на них с сильным отторжением, — было бы мило, если бы он тебе нравился…
— Заткнись, — естественно, Чуя это несерьёзно — они ведь не пытаются обидеть друг друга, — мы с ним даже не дружим, — Чуя собрал со стола чашки и пошёл в сторону кухни, — просто коллеги. У него, кстати, ещё сестра очень красивая!
Накахара надеялся, что сможет уравновесить их в голове Накаджимы, чтобы не давать волю его фантазии. Он проходит дальше, не заметив запутавшиеся шнурки. В секунду он сносит со стола поднос, чуть не упав вместе с чашкой и телефоном, — перед лицом оказалась чья-то грудь, и Чуя поднимает голову на Осаму, что успел подхватить его. Однако поднос всё равно упал с грохотом, из-за чего парень дёрнулся. Накахара отходит в сторону и поднимает его, поворачиваясь к Дазаю.
— Прости, я случайно, — рыжий говорит это машинально, совершенно забыв о том, что Осаму ничего не слышит.
Однако в ответ он получает только шутливую улыбку и жест «Окей». Осаму и впрямь выглядит добрым, не кажется, что он сильно из-за этого расстроился, хотя Накахара за эти пару дней абсолютно никак не косячил — но сейчас он смеялся над ним. Или не над ним, Чуя не мог этого понять, поэтому быстро кивает и уходит в сторону кухни, ставя и поднос, и чашку на тумбу.
Он даже не заметил, как разговор с Ацуши прервался — слишком быстро забывает обо всём, теряя концентрацию, когда рядом оказывается Дазай.
— Что-то упало? — рядом внезапно оказывается Йосано, упираясь руками в бока и поднимая брови. Она смотрела с долей усталости, но сохраняла строгость, как хороший начальник. Чуя на секунду подумал выложить всё как есть, но понял, что выкладывать то и нечего... Эта привычка бояться, когда тебя отчитывают, заставляет его вести себя как натренированная псина.
— Поднос уронил. Всё нормально.
— М-м, отлично… В зале больше никого нет?
— Нет.
Неожиданно в голове появляется странная мысль — Чуя уже думал об этом, но как-то не хотел обращаться к Йосано, поскольку она и так достаточно занята, к тому же они плохо знакомы. Но ведь она сейчас лучший вариант, чтобы помочь ему!
— Йосано, у меня одна просьба, — Чуя подходит к ней сзади, заставив обернуться к себе, — можешь помочь мне попрактиковаться с языком жестов?
— А? — проходит несколько секунд, прежде чем она понимает, что Чуя решил обучиться ему тоже, — зачем тебе?
— Мне стало интересно. К тому же я каждый день наблюдаю за вами.
— Я не уверена, что ты осилишь, — начинает Йосано, снимая с себя фартук, и это было вполне справедливо. Слишком часто она отдавала свои ресурсы и время на обучение и помощь тем, кому это было, по правде, не надо — естественно, Чуя, может, и не такой и вообще самый умный мальчик, но Йосано это знать неоткуда, — многие бросают в самом начале, а если хочешь общаться с Дазаем, общайся, как с остальными.
— Как? Он же не слышит меня.
— В смысле? — она останавливается на секунду, повернув голову к рыжему, стянув с себя чёрный фартук, — он всё слышит, просто не разговаривает.
— Что?
Чуя замер на месте, вновь сводя брови и не понимая. В прошлый раз она говорила, что Дазай глухой, — и Накахара действительно запутался.
— А… Я, видимо, в тот раз неверно выразилась, — девушка делает слегка виноватый вид, усмехаясь с тихим «упс», а после поворачивается к Накахаре, вновь складывая руки на груди, — я сказала, что Дазай не слышит, это так. Но он не полностью глухой. Точнее, родился он слабослышащим, и мы не знали об этом, — она делает лёгкую паузу, словно вспоминая. И тот факт, что она говорит «мы», снова подтверждает то, что она очень переживает за него, — мы думали, что он глухой полностью и его слух невозможно восстановить. Дазай относительно недавно стал нормально слышать, вот только разговаривать так и не научился пока.
— То есть… — Накахара резко вспомнил всё, что говорил тогда в зале, и внезапно покраснел так сильно, будто впервые в жизни. Так вот почему он смеялся! Кажется, Чуя теперь больше не сможет показаться ему на глаза и заговорить с ним первым, потому что ещё никогда в жизни ему не было так стыдно. Наверное, Дазай теперь подумает, что Чуя какой-то педик, который запал на него. Хотя, кажется, ничего катастрофического не случилось, может, он и не услышал почти ничего? Беспечность Накахары сыграла с ним сейчас злую шутку.
— Что такое? — замечая растерянность на лице рыжего официанта, Йосано выгибает бровь.
— Ничего. Просто неожиданно, — отвечает Чуя, снова пытаясь скрыть свои мысли и эмоции. В момент он возвращает привычную серьёзность и вздыхает.
— Ну, он, кстати, ещё не все слова пока понимает.
— Да уж, я понял.
Чуя прощается с ней и выходит обратно в зал, по пути забирая свою куртку и стянув с себя фартук. Он кладёт его на один из столиков и сразу же подходит снова к Осаму, который по-прежнему стоял возле аппарата с кофе, не поворачиваясь к Накахаре, словно занимался своими делами и не замечал, что Чуя собирался поговорить с ним. Он ведь прекрасно видит его и намерено игнорирует — чёртов хитрец.
— Дазай, — уже более уверенно и твёрдо произносит Накахара. Пару секунд Осаму не реагирует, и Чую это раздражает. Каков придурок, делает вид, что не слышит, — он ведь явно пользуется этим, чтобы много подслушивать, — не прикидывайся, я знаю, что ты слышишь всё. Мне Йосано рассказала.
На лице Дазая промелькнула тень улыбки, и пришлось обратить внимание. Он отрывается от кофемашины, складывает руки перед собой, опираясь на них подбородком и наклоняясь к стойке, и смотрит на Чую так довольно — он ведь перехитрил его. Кажется, Йосано была права. Если бы Осаму умел говорить, это было бы невыносимо. Но Дазай явно не ожидал, что к нему будут обращаться вслух, поэтому все его планы и подколы пошли по пизде.
— И много ты услышал?
Судя по той ухмылке, что расползлась по лицу Дазая, тот услышал достаточно. Чую это взбесило самую малость, однако он ничего не говорит, берёт рядом бумажный стикер и ручку, которую использовал, чтобы записывать заказы. Парень тут же пишет: «Почему ты делал вид, что не слышишь?» и подсовывает её Дазаю. Тот смотрит на буквы и поднимает одну бровь, тем не менее не переставая улыбаться.
— И не притворяйся, что не понимаешь, я знаю, что ты умеешь читать, — Накахара складывает руки на груди, пока Осаму качает головой и пишет ручкой на той же бумажке. Он суёт её Накахаре и снова наклоняется вперёд, опираясь о барную стойку. «Подслушивая, можно узнать много интересного», — это подло и грубо.
Дазай дописывает ещё несколько слов: «Не менее подло и грубо обсуждать меня при мне же».
— Я не обсуждал, — Чуя хотел бы продолжить возражать, но понял, что это бессмысленно, — ох, больно ты мне нужен, чтобы с кем-то говорить о тебе. Не зазнавайся, — Чуя продолжает отнекиваться, думая, что его это спасёт, но это не имело смысла. Дазай глухой, но не дурак. И тот образ милого, молчаливого Дазая сейчас так чётко посыпался — Накахаре это понравилось. Йосано точно была права, когда сказала, что Осаму молчание очень идёт. Он и не понял сперва, что ему дико нравился процесс общения с ним, даже если они не могут общаться словами, — ладно, но я ведь не сказал ничего такого.
Дазай подпирает одной рукой щёку, второй — руководит ручкой, когда отвечает Чуе: «А я ведь не сделал ничего такого». После чего сразу же поднимает глаза на Накахару, и эта манера язвить такая бесячая.
Чуя не знал, как наиболее точно выразить своё негодование, поэтому он нахмурился. А затем показал ему язык.
— Понятный жест?
Дазай в ответ лишь пожимает плечами и уже хочет что-то сказать жестами, но вовремя останавливается. Да, определённые сложности в коммуникациях всё же были, но пока Осаму чувствовал себя совершенно нормальным членом общества. По крайней мере, он уже вернул слух — сложно жить до восемнадцати в полной тишине или с редкими попытками найти подходящий аппарат, который подарит не только громкие звуки на близком расстоянии, а полноценную радость музыки, общения, звуков природы, животных и всего того, чем наполнен этот мир, удалось ощутить только спустя годы старательных поисков, лечения и врачей. Всё сейчас было в новинку — особенно люди.
Всю жизнь ему был доступен малый процент людей: глухие, оглохшие, слабослышащие. Дазай не воспринимал их как неправильных или неполноценных, вполне себе обычные ребята с такими же интересами и темами, но печалили предубеждения и тот факт, что он никогда не познает радости слышать голос матери или сестры. Интернет позволил расширить границы друзей — процесс обучения чтению и письму был гораздо сложнее, но Дазай тратил на это буквально всё своё время, чтобы влиться в общество. Общаться с кем-то с помощью смс было проще и интереснее, познание мира возрастало в геометрической прогрессии. Люди, с которыми он взаимодействовал в жизни, пользовались преимущественно жестами — друзья ограничивались только этим, но Дазаю часто встречались многие интересные люди, с которыми он желал общаться, но не мог. И всеми силами желал раздвинуть эти границы.
Чуя был одним из немногих людей, кого Дазай слышал. При том слышал довольно-таки часто — Осаму начал процесс поиска подходящего аппарата примерно год назад, а получить полноценный слух смог относительно недавно. И всё было таким новым, интересным — Дазай был всецело доволен тем, что мог вступить в новый этап своей жизни.
Он медленно, но верно двигался к каждой цели на его персональной карте — научиться читать, хорошо писать, распознавать звуки, обучиться языку жестов, закончить школу, поступить в университет — следующим пунктом было «научиться говорить». Конечно, с этим возникнет не меньше трудностей хотя бы из-за того, что его голосовые связки были практически атрофированы молчанием на протяжении всей жизни, но Дазай был готов. Он уже проделал огромную работу — не без помощи семьи и близких, и ведь он почти у самого финиша своей дороги выздоровления.
Осаму достаёт другой стикер, который ещё был не исписан фразами, и что-то пишет. Накахара внимательно следит за ним, а после отдёргивается, когда Дазай поднимает на него голову. И сразу же берёт листок в руки, где видит текст: «Тебе стоило бы уже идти, если не хочешь, чтобы родители начали слишком волноваться за тебя».
— Ха, спасибо, умник, — Чуя по-прежнему слегка язвит от недовольства, однако Дазай чётко замечает, как меняется его настроение, — бывай, я пошёл.
В ответ Дазай лишь машет ему, хотя хочет спросить, что его так расстроило, но не успевает. Накахара уходит и по пути надевает своё пальто, разворачиваясь у двери, чтобы помахать ему на прощание. Хотя это было странно, но даже такой забавный жест выстраивал мост между ними.
Упоминание родителей выбило его из колеи на несколько секунд, как напоминание о том, что ничего в его жизни не будет спокойно и идеально, — Чуя чувствует себя отвратительно. Пару секунд назад всё было отлично — даже так по-дурацки общаясь с Дазаем, Чуя чувствует себя счастливым, это так смешно и забавно, хотя его шутки и подколы бесят, Накахара чувствует себя здесь намного лучше. По крайней мере, не хочется упереться в стену и исчезнуть без объяснений — слиться с мхом, стать зелёной травой, кормить птиц весной и умиротворённо следить за умирающим солнцем. Хочется быть собой.
Но с ними быть собой не получается, получается только быть неспособным, несамостоятельным и глупым, вечно «не таким», как надо. Как будто существует какой-то стандарт, под который он не подходит.
Чуя старается не думать об этом. Не хочет вредить своей самооценке бессмысленным самоуничтожением, держится на плаву всеми силами. Эти деструктивные мысли никогда не помогали ему, наоборот, подрывали уверенность в себе и желание жить — он старался игнорировать это, отвлечься, найти что-то более важное, чтобы поскорее забыться. Возможно, это выльется во что-то похуже, но пока Накахара хотел бы просто быть по максимуму продуктивным.
Скорее, он забывается мыслями про Дазая — сейчас до него ещё не доходило, что он чувствует, но это было не похоже на всё то, что было в его жизни прежде. Какая-то несвойственная лёгкость в голове, глупая улыбка вечно посещает его лицо, глаза сами засматриваются на Дазая даже во время работы, а этот маленький дурацкий разговор вызвал больше эмоций, чем всё, что было с ним когда-либо, — Чуя даже случайно забрал с собой последний листик со словами Осаму, где был его почерк.
Впервые Чуя ощутил это в тринадцать лет. Он познакомился с новым одноклассником и почувствовал странный прилив любопытства к нему — все эти короткие взгляды, улыбки, встречи по вечерам, глупые шутки и полунамёки. Чуя помнил чётко: зелёные глаза, тёмные волосы, жгучий и такой же полный уверенности нрав. Они были достаточно похожи, быстро стали практически лучшими друзьями, пока Накахара не ощутил, что его очень нездорово тянет поцеловать его. Другого парня — человека одного с ним пола, он действительно хотел этого.
Осознание накатило ледяной водой, Чуя не мог поверить в этот ужас и очень старался накопать информацию о том, что с возрастом это проходит. Ну, бывает, пубертат, детская привязанность — может, он просто ещё незрелый, такое ведь бывает? Заиграться и желать привязаться к своему другу, как к чему-то большему, как к человеку, которого ты недвусмысленно хочешь поцеловать, коснуться и просто признаться в том, что сердце выпрыгивает из груди и в животе распускаются пионы от его прекраснейшей улыбки.
Тогда ему пришлось прекратить общаться. Он сам не знал, чего хотел добиться этим, — проверить, один ли он ощущает эту тягу, будет ли он чувствовать это дальше или всё пройдёт. Всё прекратится само и станет легче, разлука не отдастся чем-то болезненным, но, словно самый глупый нытик, он почти три дня подряд просто рыдал от осознания глупости и расставания с лучшим другом. Резко пришло понимание: он гей, и он влюбился в парня. Представлял его рядом с собой, желал его касаться, хотел стать с ним парой.
Чуя надеялся, что это в прошлом. Был уверен, что с возрастом это пройдёт, и всю жизнь его привлекали только девушки. Он верил, что сможет влюбиться в одну из них, они ведь милые, добрые, красивые, у них плавные изгибы, мягкие руки и вечно яркая улыбка. Но Накахара не чувствовал к ним ничего подобного. Испытывал лишь разочарование в себе и старался тщательно скрыть тот факт, что ему нравятся парни. Что он без ума от них, что он желает вступить в отношения с каким-нибудь привлекательным мальчиком, хотел бы не скрываться и чувствовать чью-то любовь.
Нет, Накахара точно не влюбился — они практически не знакомы с Дазаем, и слишком рано делать какие-либо выводы. Он ведь уже не маленький, не должен терять голову и вести себя так глупо и сентиментально. Тем более его гордость не позволит упустить серьёзность и ответственность, однако желание сблизиться и узнать его получше намного сильнее, чем предубеждение. Чуя старался абстрагироваться от этой мысли, но отрицать было глупо — рядом с ним он чувствует себя лучше.
Накахара оказывается дома, сразу же скинув с ног обувь, он аккуратно вешает пальто и хочет пройти в свою комнату незаметно, миновав возможность своих родителей саботировать его отдых. Но стоило только поднять портфель, в коридоре появляется мама.
— Ты чего так поздно? — голос её звучит спокойно, однако уже рефлекторно он вызывает напряжение.
— Задержался, — чётко и ёмко отвечает Накахара, стараясь подбирать слова, чтобы поскорее уйти.
Хотя в такие моменты она обманывала его сознание — Чуя не мог избавиться от мысли, что с ней можно нормально поговорить, тем более когда она так добра к нему. Как можно злиться на человека, который старается заботиться о тебе? Накахара будет чувствовать себя неблагодарным, ужасным и несправедливым.
— Будешь есть?
— Я не голоден.
— Ну просто посиди с нами.
— Я не хочу, — повторяет Накахара, на что она теперь смотрит так презрительно. Приходится незаметно вздохнуть и первым пройти на кухню, случайно слишком резко распахнув дверь.
Как он ненавидел это. Искусственно созданное напряжение их молчанием, осуждающими взглядами и ссорами на пустом месте — при том объектом недовольства мог стать только Чуя, между собой они всегда были так дружны. Будто именно в нём проблема, будто он портит им жизнь.
Отец всегда молчал и, казалось, вообще не участвовал в его жизни — Накахара почти и не помнит его. Будто ему совершенно было плевать на существование Чуи в его доме, он мог подключиться к разговору, только чтобы помочь матери обвинить его в чём-то. Возможно, его Чуя не любил не меньше — его вечное молчание было ничем не лучше вечной агрессии и претензий со стороны матери.
— Где ты так задержался? — спрашивает мама и первая прерывает тишину.
— На работе, — честно признаётся Накахара — он совершенно не хотел есть, поэтому пришлось со скучающим видом водить палками по рису на тарелке и ждать, пока его отпустят.
— Какой работе? — со слабыми нотками недовольства переспрашивает она.
— Устроился официантом, — тихо и серо отвечает Чуя, подпирая голову одной рукой, — хочу денег накопить.
— Официантом… ещё бы проституткой пошёл работать, — неодобрительно выдыхает отец, даже не отвлекаясь от своей газеты, которая всегда раздражала за ужином.
— Ну, хочешь, могу и проституткой попробовать, — с лёгкой усмешкой отвечает Чуя, понимая, что это было его ошибкой. Но ведь и нервы не бесконечные — хотя на какую реакцию он ещё мог рассчитывать? «Молодец, сын, надеюсь, у тебя все получится»? Да это же смешно!
— Как ты разговариваешь с отцом? — недовольно начинает мать, повернувшись к Чуе, — даже отец газету убрал, наклонившись вперёд, чтобы взглянуть из-под очков.
— Он первый…
— Лучше закрой рот, — его тут же перебивают, — не веди себя как Верлен.
Чуя встаёт с места с громким звуком, стул чуть не упал от того, как Накахара пихнул его. Его бесило всё: тон, слова, обесценивание, желание задеть его на ровном месте без причины и, самое главное, — сравнение со старшим братом. Верлен сбежал от них в восемнадцать лет, как только появилась возможность учиться и жить в Токио, и Чуя первое время дико скучал по нему, но после понял, что другого выбора у его брата просто быть не могло. Он хотел бы оборвать с ними все связи, но со временем они просто остыли — звонки раз в несколько месяцев, если он не занят, и приглашение приехать в гости, которое Поль учтиво проигнорирует. Верлен добился всего, чего хотел: карьеры, образования, хороших отношений с милой дамой и неплохого уровня жизни чуть ли не в центре столицы. Но в их глазах он всегда будет «предателем, который не вспоминает родителей, что дали ему всё самое хорошее», хотя с детства его девиз был «не благодаря, а вопреки». И Чуя правда вдохновлялся им, а терпеть оскорбления в сторону брата просто не мог.
Нужно держать себя в руках, нужно держать себя под контролем — они всегда будут принижать его, постоянно будут требовать и утверждаться за его счёт. Накахара старается выучить эту мысль и принять её, но каждый раз это даётся с трудом — словно в голове что-то подсказывает ему, что он единственный, кто виноват в таком отношении к себе. Чуя заходит в свою комнату, по-прежнему тяжело дыша, чтобы не сорваться. Даст слабину — не сможет собраться ещё несколько дней, а у него только всё начало получаться, нельзя, чтобы из-за них всё пошло прахом. Как обычно.
Порой Чуе казалось, что его родители чувствуют себя лучше, когда ему становится хуже, — ощущают это ментально и сразу же начинают бить по самому уязвимому, чтобы снова вогнать его в состояние депрессии и полной подавленности. Он дико устал от неё, хотелось наконец побыть счастливым, а не сильным.
Чуя садится на кровать и запускает пальцы в огненные волосы. Сейчас он чувствует себя так плохо, что единственное желание — снова исчезнуть без следа и объяснения, словно его никогда и не было. Накахаре почти удаётся самостоятельно избежать истерики, как внезапно на телефон приходит уведомление. Первое он игнорирует, следующее уже заставляет его тяжело вздохнуть, убрать волосы с лица и поднять дисплей — на экране высвечиваются два сообщения:
«Привет, это Дазай. Я взял у Йосано твой номер))»
«Ты успел домой вовремя?»
Чёрт.
Чёрт-чёрт-чёрт.
На лице появляется улыбка — совершенно непроизвольно, словно ничего только что не было — Чуя в метре от того, чтобы расплакаться от счастья и отчаяния. Почему он чувствует это? Накахара падает спиной на кровать и перечитывает эти два сообщения несколько раз. Это выглядело так… мило? Накахара сам не знал, что это значит, но ему было безумно приятно, к тому же он и сам хотел взять у Акико номер Осаму, но почему-то струсил. Возможно, был не уверен, что Осаму захочет общаться с ним, да и не хотел показаться слишком навязчивым, а то подумает ещё чего-то лишнего.
«о, привет. да, всё круто.
спс за беспокойство»
Вышло как-то сухо, Чуя хотел спросить что-то ещё, но в голову ничего не приходило. Как у него дела? Слишком банально. Какие у него завтра планы? Очень прямо и двусмысленно, к тому же Чуя сам завтра занят. Рассказать, как ему нравится в их кафе? Слишком навязчиво. Чёрт, почему он становится таким неуверенным в себе, когда дело доходит до таких вещей? Наверное, потому что он не желает показаться геем, но безумно хочет общаться с ним. Ничего ведь не будет от обычной дружбы, если они просто будут общаться? Они ведь всё-таки работают в одном месте.
«Тогда отлично. Мне показалось, ты был очень грустным, когда уходил, я обидел тебя или что-то случилось?»
Слишком прямо. Но это было так приятно. Ответное сообщение приходит быстрее, чем Накахара успевает придумать что-то. Он залезает на кровать с ногами и снова тупит в экран почти две минуты, однако ответ в итоге находится сам:
«нет, ничего не случилось. я просто вспомнил, что кое-что забыл забрать у друга, но мы с ним уже всё решили»
От обилия вранья в последние дни у Чуи уже должен был вырасти нос раза в три, но пока он мастерски продолжает лгать о своих чувствах и делать вид, что ничего не происходит. С годами он слишком хорошо научился притворяться — это единственное, что спасало его от неудобных вопросов дома вроде «что тебя обидело?» или «чего улыбаешься?», потому что любую новость и событие — неважно, грустное оно или веселое — всегда направляли против него и использовали как оружие.
Чуя не мог понять, что с ним не так? Уже прошли те дни, когда он так сильно хотел их любви и признания, точнее… порой он и сейчас хочет этого, но каждый раз старается отогнать эти мысли, чтобы не вспоминать и не фантазировать о том, каково это было в прошлом. Жить с людьми, которые поддержат тебя и выслушают, а не сделают эмоционально неполноценным инвалидом.
«Тогда хорошо. Прости, если отвлёк»
«о, нет, всё хорошо. мне приятно, что ты написал мне. я и сам хотел, но я…»
«зассал, короче»
«Я так и подумал ;))»
Чуя слабо усмехается на очередной подкол. И это вовсе не обидно, даже наоборот. Так приятно, но в то же время так непривычно и странно — Накахара должен бы радоваться как не в себя от того, что ему ответили взаимным интересом, но Чуя привык не забегать вперёд, ко всему относиться скептически и рассчитывать на худшее. Это был его девиз по жизни. Такой мрачный.
Накахара встаёт с кровати, чтобы переодеться. Он хотел бы ещё позвонить Ацуши, чтобы убедиться, что у него всё в порядке, рассказать про тот позорный случай в кафе, но сейчас Чуя оказался безумно вымотан всеми этими событиями.
