«Возвращайся в нашу квартиру.
Я живу теперь в студии.
Завтра заберу все свои вещи и она твоя».
Не́чего ей по гостиницам шастать. Пусть дома живёт, в их гнёздышке. Он всё равно больше не может там один находиться. Ох, он зол. Как же он зол! На себя, на всех вокруг, на чёртову кнопку чёртова лифта, которая отказывается открывать створки, на кота, который так не вовремя на пути яйца свои решил помыть. На бордюр злится, о который споткнулся. На всё и всех, кроме Лиён. Все наказания, что она ему объявит, стерпит и вынесет. Он это заслужил. Но, блять, почему больно так? В груди пусто совсем и ничего не хочется. Даже в студию колёса не несут. Там тоже теперь невыносимо. Ан выходит из ванной, осматривает помещение, зовёт Юнги, но ответа нет. Ушёл. Больше ей не нужно притворяться. Нет необходимости строить из себя Снежную королеву. Она может упасть лицом в подушку и поплакать, поругать себя, его поругать. Но, как бы художница не старалась выдавить из себя слёзы, ни одна росинка не коснулась ресниц. И это её пугает. Потому что знает прекрасно, что это не конец, а только начало её внутреннего перелома.***
Следующим утром Лиён проснулась позднее обычного. И почему-то первая мысль, промелькнувшая в голове — Тэхён и картины. Она сразу же набрала номер помощницы Кан. Долго объяснять Тане, что и кому отправлять, не пришлось, однако с картиной «Жизнь» возникла заминка, но девушка обещала в ближайшее время все возникшие трудности решить. Художница заказывает завтрак в номер и на пути в ванную вспоминает сообщение Юнги. Она думала ночью о его предложении и сначала хотела отказ написать в ответ. Потому что она не железная и сердце её не каменное. Хоть и сделала вид, что воспользовалась Юнги вчера, но душа всё равно болит. Не её метод. Не умеет она сердца разбивать, потому что своё же крошится в пыль при этом. Там всё о нём напоминать будет, об их годах, проведённых в любви и страданиях. Диван, на котором он засыпал, приползая без задних ног, их кровать, что впитала в себя слёзы Лиён и запах примирения. Комод, на котором он хотел взять её силой… А с другой стороны, это всего лишь мебель, которую можно выкинуть и купить новую. Жаль, что с воспоминаниями это не работает. Они оба готовы любые деньги заплатить, чтобы больше не было больно. И оба в десятки раз больше отдадут, чтобы ничего не забыть. Она подумает. И скорее всего согласится. А ещё ей нужно вернуть Юнги те деньги, которые он отцу её перевёл. Но это через Минхо лучше, Мин и заартачиться может, а Лиён и так мерзко, что Ан Джувону совести хватило клянчить эти деньги. Но звонить Минхо не будет, спишется с ним.***
Минами обрадовалась, как ребёнок, стоило картине покинуть защитный бокс. А вот Тэхён не разделил её радости. Права была Лиён: такое в честь свадьбы не дарят. В живую всё иначе. И почему у Ан получалось так передавать атмосферу и чувствовать цвета? От картины «Смерть» хочется спрятаться. Тёмная. Серые и алые цвета, которые перечёркивает чёрный. И если достаточно смел, чтобы смотреть на неё, то затягивает внутрь своего мира безнадёжностью, которой буквально пропитана. Существуют картины, способные вызвать затяжную депрессию, так вот эта именно из таких. Тэхён буквально почувствовал, что рождён в этом мире, чтобы умереть. Умереть… Картина являет собой гимн смерти. При этом чёткого образа Ким не может уловить. Как будто каждый смотрящий в ней видит своё. Мужчина видит, что всё в этом мире конечно. Всё станет тленом, пройдя разрушение. Но Минами… Она увидела что-то своё. Улыбается. И холодок у Тэхёна по спине проходит, когда он видит, как зачарованно девушка глядит на эту картину. — Господин Ким, прошу поставьте подпись и печать здесь и здесь, — протягивает ему бумаги помощница Лиён. Он чисто на автомате ставит размашистую подпись в документах на передачу права владения данным шедевром и закрепляет своей индивидуальной печатью. Так же подписывает бумаги о надлежащем виде картины и страховые. Теперь он стал полноправным владельцем «Смерти». — Картину «Жизнь» доставят в ближайшее время. К сожалению, с галерей не так просто решить вопрос, — сообщает Кан Таня информацию. — Не волнуйтесь, эффект от пары этой картины совсем иной. «Жизнь» — вдохновляет. Тэхёну хотелось верить, потому что доставленную картину желательно запечатать обратно в бокс и спрятать в подвале. — Мы мочь пофесить её в зале? — подошла довольная Минами к Тэхёну. «Сжечь её!» — про себя кричит Тэхён, но вместо слов только кивает. — Аригато! — Минами хотела обнять, но её что-то остановило. Будто бы испугалась. — У вашей невесты странные вкусы, господин Ким, — вздохнула Таня, глядя вслед Минами, которая, кажется, уже визуализировала место картины в этом доме. — На этом всё. Вот ваши документы. Мужчина проводил Кан и команду доставщиков к выходу из нового особняка, который специально был построен для молодой семьи.***
— Заместитель Ли, господин Хван не выходит из танцевального зала уже несколько дней, — обеспокоенным голосом сообщает нуна с ресепшена танцевальной студии. — Что, и ночует там? — ухмыляется в трубку Минхо, будто злорадствует танцору. Ведь это с его неблаговерного началась шумиха вокруг Юнги и Лиён. — На ночь, возможно, покидает студию, но моя смена к этому времени заканчивается. А, когда я прихожу на работу, он уже здесь. У Хёнджина что-то произошло? — Не твоё дело, — рявкнул заместитель на девушку, ни в чём перед ним не виноватую, но попавшую под раздачу. — Пусть тренируется. Ему не помешает. — Но, заме… — короткие гудки перебивают нуну. Она поджимает губы и звонит главному. Очень уж за парня переживает. Он не ест толком, только воду пьёт и кофе из автомата. Через силу вчера заставила его поесть. Специально из дома Наджу комтхан принесла — вкус детства из родного города. Отказывался долго, но в итоге под напором нуны сдался и потом благодарил. А сегодня зал запер изнутри и никому не открывает. Лишь доносящиеся оттуда звуки музыки и изнемождённого тела вперемешку с ударами об пол, свидетельствовали о том, что всё хорошо, если можно было так сказать о состоянии Хвана. Изматывать тело физическими страданиями, чтобы отвлечься от душевных — прозвучало для Хёнджина, как гениальная идея. Он действительно уже несколько дней мучает себя тренировками и голодом. Откуда только сила ещё есть? На последней встрече всех в клубе «Art» ему удалось немного развеяться и забыть о Феликсе, потому что рядом были друзья: Чимин, нуна, Намджун-хён. А потом появился Юнги и напомнил, что если бы он не привёл того Лиса, не было бы всего этого пиздеца, что сейчас происходит в их жизнях. И танцор ему верит, потому что так проще, что ли? Если сам копаться начнёт, сойдёт с ума, особенно в моменты, когда слова бармена по новой в ушах звучат. Почему тогда запомнил их? Поэтому предпочитает терзать своё тело, а не голову. А когда и тело устаёт, он принимается за душу и травит её воспоминаниями — волшебными, солнечными, яркими, весёлыми и счастливыми. Такими замечательными, от которых выть и скулить хочется. А потом он вспоминает, что это всё ложь была, что ему долгие месяцы врали, с фальшивой любовью глядя в глаза, и нагло пользовались его податливостью, наивностью и добротой. Тогда появляется злость, которая магическую энергию по мышцам разносит и даёт Хвану возможность мучить себя дальше, пока и физические, и духовные силы не иссякают, и Хёнджин просто падает на пол танцевального зала, захлёбываясь горечью и обидой, смешивая их с солью. Внезапно раздавшийся стук в дверь вырвал танцора из пропасти, в которую он себя начал загонять. А следом раздался низкий голос директора с просьбой немедленно открыть дверь, иначе он её вынесет, а потом вытрясет из Хвана осколки разбитого сердца вместе с поставленными на паузу мозгами. Хёнджин, подходя к выходу из зала, уже настраивался получить очередной упрёк от друга, наверное, уже бывшего. Однако, Юнги сделал нечто неожиданное даже для самого себя. Танцор весь напрягся, а потом сразу же обомлел и новая порция горячих капель начали падать на свитер обнявшего его сонбе. Мин так крепко держал Хвана, что казалось хотел своей жизненной силой с ним поделиться. Увидев танцора таким разбитым, сердце беспощадного репера и строгого начальника ёкнуло. Доведёт себя этот мальчишка. Мальчишка! Больше его никак назвать нельзя. Глупец! Мин и свою вину чувствует, что не уследил, что только о себе думал. Видел, что делал с Лиён, когда она голодала. Не мог допустить, чтобы и Хёнджин доводил себя таким образом. Он теперь всё исправит. И начнёт с друга, которого чуть не потерял из-за шлюховатого трейни. Которого потрахивал, да. За спиной у подчинённого и друга. Теперь понимает, какую ошибку совершил, поступая так с ним, вообще держа подле себя этого Феликса Ли всё это время. Но Юнги не знал, что они встречаются. А когда они признались, Мин сразу все отношения разорвал. Но этот Лис продолжал подкатывает к директору. И отослать сучонка не мог. А всё из-за Хвана. Потому что хотели быть вместе, работать, больше времени проводить. Только не знал Хёнджин, что Феликс не только Юнги свой зад предлагал, но и многим другим агентствам, только таких крыс нигде не жалуют. И плевать, что голос до мозга костей пробивает, плевать, что двигается хорошо, плевать, что смазливый. Если нутро гнилое, не место ему в приличной компании, хоть Genius Lab, хоть компании друзей. Сколько бы к собственному терпению не взывал Юнги, а понял, что свою лабораторию этим веснушчатым он порочить не желает. Жёстко контракт с ним порвал, заявив, что Феликс — не его формат. Возможно, в клубе был своего рода акт мести, если рассуждения Сокджина верные. Только ни Хван, ни тем более Лиён ничего Феликсу не сделали, но поплатились за то, что Юнги парню обрубил шанс стать артистом, практически в шаге от дебюта. Может быть, нужно было не жалеть и Хёнджина в тот момент, рассказать о Ли всё? Теперь уж поздно гадать, но Ликса он правильно прогнал, в этом он уверен, а теперь сделает так, что даже самое задрипанное агенство не взглянет в его сторону. Юнги стоит долго, сжимая исхудавшее тело в объятиях, пока танцор сам не ослабляет хватку и вытирает слёзы. Они садятся спинами к одному из зеркал и разговаривают по душам. Им обоим этого не хватало. Хёнджин рад, что может выговориться, Юнги рад, что может выслушать. Они стирают между собой все недопонимания и обиды. Начинают заново, если можно так сказать. Они снова друзья, а предателя Ликса в их жизнях будто бы и не было — они так договорились. — Давай-ка дуй домой, отоспись и поешь, — подытожил Юнги. — Ещё успеешь вымотаться. У нас впереди свадебная церемония Тэхёна. Невеста хочет Чимина. А это значит что? — Что? — Значит будем пахать, — сказал Мин и поднялся с пола. — Юнги-ним, а это обязательно? Ну, Чимина… Тэхён-хён такой жестокий. — Чимин сам согласился. Как я могу ему запретить? — замирает на пару секунд. — Могу, конечно, но это пожелание невесты вместо подарка, так сказать. Чимин пообещал уже, я фактически тоже, а как зарекомендует себя Genius Lab, если слова свои обратно возьмём? — А что за песня? — Пока не знаю. Скоро мы встретимся с… Как же её? Минами, кажется — японка. Вот. Встретимся и она скажет, что хочет. А пока что отдыхай и набирайся сил. И ещё, — Юнги делает паузу, — трейни тебе поручу, обучать их будешь, хореографию ставить, но это после церемонии. Пока сосредоточимся на этом мероприятии. Ну, что встал? Вперёд. Дуй отсюда! А у Хёнджина от последних слов аж глаза загораются. Танцор — это танцор, а вот обучать трейни — это уже совершенно иной уровень. Пусть это пока лишь на словах, но он будет стараться, чтобы они правдой стали. — Спасибо, хён, — улыбается Хван и поддаётся порыву, обнимая Юнги. Тот слегка хлопает его по лопаткам и провожает взглядом. Затем идёт следом, догоняя, и предлагает подвезти. — Вот это человек! — тихо восхищается нуна за стойкой. — Не то что этот Ли Минхо, бр-р… — поёжилась девушка и вернулась к работе.