***
Ближе к полудню все гости пентхауса уже проснулись. Чимин, пусть и выглядит опухшим, но, тем не менее, всё от телефона взгляд не отрывает, даже игнорирует вопрос Лиён о том, будет ли он завтракать. А вот Харин лежит в позе пострадавшей от козней сорокаградусного алкоголя — соблазнил её, и оставил с последствиями. Ей сейчас вообще не до чего, одна радость — дали обезболивающие от раскалывающейся головы. Чонгук закономерно пытается помочь Ан, отчего больше словесно огребает. Сама же Лиён немного отвыкла от хозяйской деятельности, а в данном случае на её плечах три ребёнка, которых нужно накормить и это минимум. Юнги однозначно её разбаловал. Всё же устав мешаться, Чонгук отползает к Чимину: ему становится любопытно, чего это друг лыбится, глядя в телефон? Оказалось, что ему написала медсестричка с просьбой прислать то сэлфи, которое Пак сделал с ней в больнице, и у них разгорелся очередной спор в KakaoTalk о классике. Чимин ещё не утратил навыки любимчика девушек и во всю раскручивает медсестру из больницы на личную информацию о ней. Чонгук соврать не даст, у его друга когда-то были номера всех девочек из школы и с округи. И вот сейчас Чимин уже разузнал, что Джи А — не только медсестра, но и массажистка, и он активно добивается личного приёма. А та — то ли цену себе набивает, то ли понимает, что у парня чисто пользовательский интерес. Айдолы с кем попало и просто так не общаются, тем более айдолы в отношениях. — Девушки, а что вам нравится? — спрашивает Чимин, отчаявшись. — Чтобы не задавали глупых вопросов, когда голова болит, — расплачиваясь за посиделку с айдолом, выстанывает Харин. — Надо же, он уже разучился кадрить девушек, — играясь с Кью, молвит спортсмен. — А раньше — одно привет и всё — ищи Чимин-щи в ближайшем мотеле. — Айщ, Чонгук-щи! Ну давай, гений, поведай нам, как ты Лиён заполучил, — язвит в ответ Чимин. — Не помню ни свиданий, ни каких-либо ухаживаний. Я что-то упустил за пять дней беспробудного пьянства? Как вы вообще сошлись? — На жалость надавил, — пожал плечами спортсмен, взглядом проходясь по фигурке своей девушки. Ему не нравится, что на ней его футболка — без неё было бы лучше, но делиться с Чимином? Пусть щеголяет в ней. А вот ножки бы её соблазнительные спрятать не помешает… Ревность? Допустим. — Серьёзно? — удивляется Пак. — Ну не могу же я написать сестричке, что я бросил своего женатого парня, который бросил меня — пожалей меня. — Она со мной была, когда… — замолкает, понимая, что окунается в не самую приятную для него тему. — Наш роман — инициатива Лиён, — переводит стрелки в сторону девушки, которая из-за своей возни на кухне, не слышит их разговора. — Ну, не знаю… Похвастайся… — кидает игрушку Кью спортсмен, а доберман бежит за ней. — А вообще, что тебе от неё нужно? — берёт принесённую псом игрушку обратно в руки Чонгук и кидает снова. — Массаж. — И только? — разочаровывается Гук. — Красивая хоть? — Умная! И симпатичная, конечно. — Умная — это плохо, — подаёт голос Харин. — Два варианта — пошлёт в любом случае, или же — ты на ней женишься. А учитывая, что ты ещё с ней чатишься, то второй вариант вероятен. Смотря, какой у неё на тебя план. Долгосрочный — эта Джи А через пять лет твоя жена, молниеносный — Котейшиство волосы на себе рвёт и тебя в армию запихивают по причине брака по залёту. Что? Айдолов только так спасать от разочарованных фанаток. Ты же поступишь, как честный человек, а не как последнее чмо? — Я не собираюсь жениться! — возмущается Чимин. — С ней интересно общаться. А мне уже тут жену и ребёнка пророчат! — Так массаж или общаться? — играет бровями тхэквондист, продолжая дразнить игривого Кью. Нет, эти двое решились докопаться до бедного Чимина. А он всего-то — пытается жить дальше, не думать о Тэхёне. И если для житья спокойного ему нужна медсестра, то он согласен. Десять минут общения с ней, а внутри разгорелся азарт, с её стороны, вероятно, тоже. Девушка же не ожидала, что айдол совсем не глуп и разбирается в классике, пусть и танцевальной. «Только бы о мировой литературе не начала», — всё время думает Пак, ожидая её сообщений. Тут, признаться, у Чимина слабоваты знания. Ей-то во время тихих смен проще чтению себя посвящать, чем ему с его-то ненормированными и порой сумасшедшими графиками. Это сейчас — отпуск по сути, и то он на друзей время тратит. Хотя, что он может знать о работе в больнице? Пациент — это одно. — Это ты так думаешь, что жениться не собираешься, — хихикает над Паком Харин. — Вот мне интересно, сколько Чонгук-и продержится? Лиён долго Юнги мурыжил, а Чонгук — юная наивность. — Нуна, с чего это я — наивность? — вскидывает бровь Чонгук. — Ах, мой красавчик-наивность, ты делаешь всё, что она тебе говорит. Ты уже не хозяин своего дома. Твоё слюноотделение длилось два года — ты дорвался до вожделенной косточки. Любовь делает мужчину либо великим, либо дураком. Вот Намджуна сделала дураком. А Лиён — твоё ли она величие? Но всё равно — если она скажет тебе жениться на ней, то ты женишься. Но я на твоей стороне, не думай. И, кстати, Ваши намерения, господин Чон, серьёзны? — О чём говорите? — Лиён только подошла и слышала не всё, о чём говорили её друзья и парень. — О том, что ты Чонгуку предложение делать будешь, а не наоборот, — тараторит Пак, уворачиваясь от пущенной Харин в его сторону декоративной подушки. — А если серьёзно — что нравится девушкам? — Член, — выдаёт Лиён, и, прикусив губу, смотрит на Чонгука. Харин начинает громко ржать, а у Чонгука выражение на лице приобретает степень великого ахуя от нескромности Ан Лиён. — Мой друг тебя испортил, — вздыхает Чимин, который тоже не ожидал такого откровения от художницы. — Я прослыву извращенцем, если начну нахваливать свой член. Нет, ты это серьёзно? — Она серьёзно, — давится смехом Ким. — «Ан Лиён нравится член Чон Чонгука!» — на всех полосах бульварных изданий. Где-то сдох один Кот, помянем одну из его девяти жизней. — Девушкам нравится честность, Чимин. Значит, лгать — не нужно. Это первое, — поудобнее присаживается рядом с Чонгуком Лиён. — Второе, чуткость. А третье, интерес к мечте. В мечтах может быть скрыто многое, — Чон смотрит на Лиён и думает — о чём же та мечтает? — В-четвёртых… — Член! — не сдерживается Харин. — Да мы уже поняли, что вы озабоченные… — бурчит Пак и отвлекается на входящий вызов: — Да, менеджер Квон. Что?! Сегодня? А, хорошо… Я тогда домой заеду… Что?! Сейчас?! Но… Хорошо… — айдол отключает вызов и чешет затылок. — Лиён, а позвони Юнги, пожалуйста, скажи, что мне часов пять… Три надо. Домой заеду, спокойно соберусь… Тебя он послушает. — Что случилось и почему я? — Ну это и твоя вина косвенно, — кусает губы Чимин и пускается в объяснение: — Ты пока со мной была я наврал, что приболел, перенесли рекламную фотосессию и на сегодня она всплыла в графике, а меня даже не предупредили… Или? — задумывается Пак. Вероятно, он что-то упустил, пока пять дней подряд заливал свою боль, да и Юнги забыть тоже мог — менеджер следит за расписанием айдола. Чимин уверен, что если зайдёт на электронную почту, то обнаружит там своё потерявшееся расписание и, скорее всего, провалится под землю от стыда и безответственности. — Прикинуться трупом не вариант, я неустойку не потяну, если они контракт разорвут из-за моей несостоятельности. Съёмка вечерняя, зачем меня сейчас тревожить? Нуна, пожалуйста… А то ж хён штрафанёт ещё. Морда моя опухшая, а бухающий айдол — горе агенства и самого артиста. — Так не бухал бы, — вот не нравится Чонгуку просьба Пака. — Ладно… — соглашается Ан. Девушка встает, берёт с журнального столика свой телефон и отходит, чтобы набрать Юнги.***
Юнги уже пол утра разглядывает свою подбитую морду. Успокаивает одно — Намджун выглядит не лучше. Парни пустили кровь друг другу и на этом успокоились. Точнее успокоился Джун, а Юнги свалил, чтобы ничего дурного не ляпнуть. Виноваты Сокджин и Харин, а расплачивался Юнги. Жизнь вообще несправедлива. Хотя, в чём-то хён был прав. «Да во всём, если так посудить», — всё же признаётся себе Юнги. Он уже не злится на старшего, а сообщение с коротким — «Извини», можно считать лавровой ветвью. — Что ж, Сахарок, — подхватывает Мин своего питомца, который уже обшарил в его кабинете всё, что только мог, — пойдём кошмарить моих сотрудников. А на выходе из кабинета его перехватывает менеджер Чимина, хочет уточнить, когда ему забирать айдола. Теперь Квон лично обо всём отчитывается перед Юнги. А вот репер не сразу понимает, о чём это мужчина ему говорит. В расписании Чимина на сегодня, оказывается, поздние съёмки. Только айдол не дома, спасибо, что об этом предупредил. Тут-то Юнги ехидно ухмыляется и приказывает немедленно звёздный зад забрать от Чонгука. А дальше он напугал главу пиар-отдела. Мужику прибавку к зарплате уже пора делать. У него день в компании равен одной недели: кто-то обязательно да косячит, а кто имидж и репутацию спасают? Верные миньоны из пиар-отдела, но в исключительных случаях ещё и юристы подключаются. «Если Ваше лицо где-то всплывёт, я не буду поручать менеджерам сообщать о том, что вы неудачно споткнулись!» — клятвенно грозится глава отдела, а по итогу всё равно напишет, если будет в этом нужда. Вот такой вот обладатель супер координации Agust D, не все коты дружны с вестибулярочкой, и ничего с этим не сделать. Звонок, уже порядком за последнюю неделю бесящего, от неизвестного номера раздражает Юнги, но в этот раз он всё же решается наконец-то ответить. Вообще, если что-то важное, то вначале пишут смс, представляясь. Но в чёрный список не кидал, потому что не так навязчив звонивший. — Мама? — удивляется Мин, замерев посередине светлого коридора. — А… Да, конечно. Сейчас, только зайду в кабинет, — врывается в первую попавшуюся дверь. Adora — молодая продюсер компании, конечно, прифигела, что её из студии погнали, но, не сопротивляясь, оставляет босса одного. — Да, у меня всё хорошо… А ты? — Юнги совершенно не был готов к тому, что будет говорить с матерью. — Встретиться? Я не знаю, хорошая ли это идея? — прикусывает тут же губу. Он точно не хотел говорить это вслух. — Ты скучала? Мама, это смешно! Он тоже по ней скучал, но одёргивал себя каждый раз, когда хотел набрать домашний номер. Даже будучи уверенным, что отца нет дома, он всё равно не звонил. Возможно, тоска по матери не смогла пересилить обиду на неё. Иногда он думал, что нет никакого смысла злиться на неё. Возможно, это он был слишком резок, а попытайся он ей всё объяснить, то она бы больше поддержки ему оказала. Его дело — музыка, а не выстроенная идеальная жизнь, которую придумал ему отец и о которой мечтала мама. Ну запер бы он себя в их рамки, окончил юридический факультет, стал бы судьёй, каким был когда-то его дед, и что? Юнги был бы счастлив? Он единственное делал, как только узнал о плане «идеальный судья Мин» — всячески противился родителям. Протест был во всём: во внешнем виде, в речи, поведении. Он абсолютно не соответствовал статусу сына главного прокурора горда Тэгу. И каждый раз попадая в полицейский участок из-за того, что шлялся, где ни поподя, он строил из себя надменного говнюка, грубя даже отцу, который приезжал за ним. А тому было стыдно, что у него такой сын. Только он, наверное, верил, что Юнги перебесится, перерастёт свой мятежный дух, и возьмётся за ум, поэтому никаких пятен чёрных в биографии Мин Юнги нет. Но по-итогу, рассорились окончательно. — Кто тебе номер этот дал? Ах, Лиён! Что, вдруг интересна мною самолично устроенная жизнь стала? Знаешь, что… А я покажу! Приезжай в Мою компанию. Да хоть сегодня! Ах, сегодня не можешь, хорошо, а завтра, послезавтра, через неделю — не смогу я. Я не груб, мама! — шипит Юнги. — Десять лет тебя не волновала моя жизнь! Может, оставим всё как есть? Или что — совесть замучила? Его словам поддакивать не мучила, а теперь? Упс, а у Юнги всё получилось, а что там отец говорил? «Глупости и мой сын не будет заниматься такой ерундой!», а что ты в ответ? Всегда соглашалась! Всегда, мама! Будто я не сын тебе — подобрала под забором! Не я психовал, пытаясь вправить мозги сына в выпускном классе, а ты! Музыка — ничего мне не даст, кому я буду такой нужен, один из не реализовавшихся музыкантов… В конце концов, что ты сделала? Выкинула все мои наработки и натравила на меня отца! — кричит на мать репер. — И себе жизнь усложнила, и мне. А напомнить тебе, кто думал, что я отсталый? Думаешь, раз я мелким был, то не помню! Да, поздно начал говорить, неконтактный был, но, блять, мама — музыкального гения считать отсталым? А ты знаешь, что мне награду в Сеульском выдали за мелодию, которую я сочинил в десять лет?! — всплыли его старые обиды на мать. — Всё, я сам позвоню тебе, если встретиться захочу. Мин еле удерживает себя от того, чтобы не кинуть телефон в стену, даже котёнок в руке шипит, почувствовав неладное, отчего мужчина берёт себя под контроль. Почему-то только плохие воспоминания голову его терзают, а хорошие предпочли спрятаться. И именно сейчас нужно было позвонить Лиён. — Что, блять? — рявкает он в трубку. — Я не ору! Дура, нахуя ты моей матери телефон дала? Да спокоен я! Чего тебе надо? Потрахаться? Ах, нет? Ну тогда — пошла ты! — сбрасывает звонок. — Чё-ё-ёрт! Пуще прежнего злится, но уже на себя, и всё-таки перезванивает, стараясь быть спокойным. — Прости-и, я не хотел… Харин? — удивляется. — Что? Теперь ты на меня орёшь… Это я тебя отчитывать должен, но никак не наоборот! Вы вообще, девки, нормальные? Дай Лиён! Какая у неё там, блять, травма? Это у меня от вас травма психологическая… Блять, за полминуты общения со мной? Не драматизируй. Она сама мне позвонила, а теперь не хочет говорить? Я в этом виноват? То, что у неё ПМС виноват не я, а природа ваша ебанутая! Дай её сюда! Бля-ять, Харин! В трубке слышится копошение какое-то, а потом у него чётким мужским голосом интересуются — не ахуел ли он? — Чонгук? Ты там откуда? — впрочем, уже догадывается, что весь этот клубок защитников одной художницы обосновался у отчитывающего его спортсмена. Сами какую-то вакханалию устроили, а он крайний. Слишком часто в последнее время. — Да нормально я с ней говорил! Что значит не грубить ей? Ты вообще какое право имеешь учить тут меня? А я какое? А я, блять, старший и семья её! Ах, простите-извините, пожалуйста, Вам это слово не знакомо, сирота ты наша ебливая… Премного благодарен за Ваше мнение обо мне, господин Чон. Да иди ты нахер! Всё, больше ни с кем он говорить не намерен. Всех расстроил, всем нагрубил — день, можно сказать, удался. А в коридоре, когда Юнги выходит, ещё и Минхо встречается. И нет, чтобы спросить как он? — Иди в жопу, — почёсывая за ушком Сахарка, рявкает Мин, проходя мимо него. Ну всё, теперь точно всё по Мин-фэн-шую. — Ладно, значит будущий состав женской айдол-группы определю я, — бурчит под нос Ли, но Мин его слышит. — Хрен тебе! Самое время завалить девок! — оскаливается генеральный директор, продюсер и просто заноза в заднице. — И свернуть этот твой проект! — настроение такое, что и чьи-то мечты обломать не постесняется.***
Тэхёну никогда не нравились мрачные стены родного дома. Сделанный из серого камня в этаком викторианском стиле старой-доброй Англии, особняк семьи Ким смотрится помпезно, кричит о роскоши, будто бы начавший строить его дед лишний раз хотел самоутвердиться и уйти от старого. Традиционное корейское поместье было Тэхёну милее, но как только дед построил этот особняк, от старого отказались и больше в нём не жили, только поддерживали. Маленькое, не соответствует статусу, устарело, больше возни — можно найти кучу отговорок. Но Тэхён ещё с детства всегда сбегал туда, прячась от бесконечного контроля, ища там спокойствия и, быть может, поддержки у духов своих предков. Хотя в то, что они могли обитать в доме — не верил. Но там вершилась маленькая история — счастливая и не очень. Дом отнимали, делая его предков не более, чем слугами. Прямо там, в старом дворе, за отказ подчиняться, казнили старого главу клана Ким. Его портрет осквернён острым лезвием катаны и буквально собран заново. Висит в том доме и служит напоминанием. Минами Тэхён никогда не приведёт в поместье времён Чосона, ибо, по его собственному убеждению, это осквернит память замученных, угнетённых и практически лишившихся свободы. Поместье уцелело и во время Корейской войны. Повреждён был только левый фасад из-за попавшей в двор артиллерийской мины и разрушена половина каменной ограды по периметру. Его оставляли, спасаясь, и возвращались, но, в конце концов, больше не живут. А каменный дом — новая история, которую пишет его семья. История успеха, история богатства и история беспринципных решений. Пока одни умирали с голоду, его семья ни в чём не нуждалась. Если капнуть глубже, то за многое Ким Тэхёну станет стыдно. История успеха — это и жёсткие решения, и мораль, отодвинутая на задний план. За положительным имиджем всегда скрывается грязный секрет. Тэхёну лишь остаётся не думать о том, как его семья получила всё то, что имеет сейчас, и идти дальше — в лучшее и светлое будущее, приумножать созданное, не совершая ошибок деда и отца. Иного выбора у него просто нет. Это его сфера и его ответственность. Перешагнув порог кабинета отца — помпезное и тёмное помещение, отделанное дорогими породами дерева, Тэхён сразу отмечает, что председатель находится не в самом добром расположении духа. И, поклонившись, младший Ким подходит ближе к родителю, ожидая дозволения присесть напротив огромного стола, за которым уже ожидает родитель. Мужчина только хмыкает на это. Да, наигранная покорность и уважение, но так он минимизирует эмоциональный ущерб обоих от его прибывания тут. Председатель, в прочем, спешит выдвинуть вотум недоверия действиям сына. Конечно, от него не скрыть массовую скупку акций дочек Хан-ТехГрупп. — То, что ты делаешь, беспокоит меня, — хмуря брови, произносит Ким-старший. — Думаешь, справишься? — Мы вместе, — зачем им ссориться, когда можно попытаться наладить отношения? Мама просила, Тэхён старается. — Мы? — удивляется мужчина. — Я считал тебя этаким добряком, но вот это, — он трясёт отчётами, — показывает, что ты можешь перемолоть любого, если захочешь. И моё благословение тебе даже не нужно, сын. Только зачем? Хан не мешал нам. Но, судя по твоим планам, ты и Хан-ТехГрупп поглотишь, дай тебе только место председателя. И вот я теперь в раздумьях, а не сожрут ли тебя, посчитав угрозой? Скупив все активы этой компании, нас сочтут теми, кто хочет подмять под себя весь корейский рынок. Монополия хороша только в чём-то, но не во всём. А здоровая конкуренция подстёгивает быть лучше. — Мне не нужен весь рынок… — А только компания председателя Хан. Хм, что же он тебе сделал, что ты так рвёшься всё у него отобрать? — Я не думаю, что такие люди вообще достойны чем-то управлять, — совершенно спокойно озвучивает свою позицию Тэхён. — Не думает он… — натянуто улыбается председатель. — Не трогай их больше. Пусть всё идёт своим чередом. То, что уже наше, оставим, а иное не бери. Знание меры — ведёт к процветанию, а не ослепляющая жадность, — уже серьёзно говорит, поучая сына. — Я действую не из жадности. Я лишь хочу… — Наказать? — цокая языком, говорит Ким-старший. — Пусть закон наказывает, ты не палач. — Хорошо, больше не буду, — соглашается Тэхён. — Вот и славно. Поговорим о твоей инаугурации. Думаю, через два месяца устроить церемонию, — меняет тему и смотрит на сына, ждёт реакции, а тот стоит статуей, и мускула на лице от этих слов не дрогнуло. Но не верит этому каменному лицу — его сын отлично умеет скрывать своё истинное отношение. — К чему спешка? — отец ещё в самом рассвете сил, и это желание — усадить его на «трон» — кажется непонятным. — Ты сам под сомнения ставишь мои решения, значит я ещё не готов. — Я теряю память, сын, — говорит неожиданно председатель Тэхёну, таким обречённым голосом, что невольно сердце молодого мужчины пропускает ощутимый удар. Старшему Киму не было больше смысла это скрывать, болезнь прогрессирует и он уже не может гарантировать ясность ума на столь важном посту, как и рациональность решений, о которых может забыть в любой момент. Ким Тэхён падает в кресло напротив рабочего стола отца, пальцами вцепляясь в обитые кожей подлокотники. — Ты же шутишь? — сиплым звуком срывается вопрос. — Нет, не шучу. Разве таким шутят? Я уже не могу вспомнить день, когда женился на Соре… Смотрю на фотографии, а что тогда было — не помню. Прощание с братом, день, когда ты родился. Момент за моментом, воспоминания уходят и не возвращаются. Поэтому я и хочу, чтобы твоя инаугурация произошла как можно скорее. Моё место — твоё, Тэхён. Но я хочу знать, что ты в безопасности, что никакие слухи тебе не навредят, поэтому я устроил эту свадьбу. Может быть, я дождусь и внуков находясь ещё в своём уме и при памяти… Но в итоге, я не буду помнить ни тебя, ни их. Я даже забуду, кто я такой. Стану бесполезным растением этого особняка. И никакие деньги мне не помогут. Вот так, Тэхён, на твои плечи я взваливаю всё. И мне останется только надеяться, что когда я стану лишь живущим в этом мире телом, ты не натворишь никаких глупостей. — Папа, скажи, что это твоя шутка! — младший Ким не хочет верить отцу, не хочет этого принимать. Он кричит на него, срывая голос. Потому что он не готов к такому! И все их ссоры становятся такими неважными в момент этого откровения, но надежда на очередную манипуляцию, не хочет отпускать. «Не правда! Очередной способ контроля!» — в это поверить легче. — Папа… — мужчина улыбается. — Давно я этого обращения не слышал — папа, — и он рад, очень. Это приятно и дарит тепло. — Вот, — он протягивает заранее заготовленную кипу бумаг. — Тут всё расписано. Лекарства сдерживают течение болезни, но не являются спасением, я начинаю к ним привыкать, уже нет должного эффекта. Если бы не недуг, то я бы не взваливал ношу председателя на твои плечи в тридцать лет. И не женил бы так рано. Уж минимум бы дал тебе ещё пять лет погулять, глядишь мозги бы встали на место и забыл бы про задницы всяких… Айщ, даже думать не хочется, — председатель передёргивает плечами, будто хочет сбросить с себя реальность о своём единственном сыне. Так или иначе, но даже в такой момент он думает о том, как бы исправить его. — Папа, ты не должен был скрывать! Вёл себя, как последний говнюк! — Тэхён подрывается с места и начинает расхаживать по кабинету родителя. — Что? Если бы сказал, то ты бы сразу стал покладистым и воспылал ко мне любовью? Это вряд ли. — Ты этого не знаешь! — рявкает отчаянно Тэхён и достаёт из кармана пиджака пачку сигарет. Вынув одну, зажимает между зубами и начинает прикуривать. — Теперь у меня точно никакого выбора нет… — он выдыхает дым, устремляя взгляд в потолок. «Эх, сынок, выбор у тебя был всегда», — думает про себя старший Ким, но вслух не произносит. Зачем ему поливать оставшиеся в душе сына семена сомнений о правильности уготованного жизненного пути? Нет, пусть даже не думает, что мог выбрать этого айдола и жить, терзаясь уже другими мучениями. В конце концов, председатель не сволочь, он позволяет этому существу строить карьеру артиста и дышать. Хотя, судя по последним новостям, тот и сам может прекрасно перекрыть себе кислород. — О болезни никто не должен знать. Живи так, как должен жить молодой муж. Головная боль и морока будет после инаугурации. Своди жену куда-нибудь, она молодая да и ты ещё песок не раскидываешь, в отличии от меня, не держи её в затворницах. Но про внуков мне не забывайте. Можешь считать это моей последней просьбой и желанием. — Айщ, папа! Ну какие внуки, когда… — Что? — практически невинно хлопает глазами Ким-старший, а Тэхён с коротко брошенным: «Айщ», продолжает и дальше маячить по кабинету. Сразу принять эту правду невозможно, а тем более делать вид, что всё хорошо. Ничего не хорошо: фундамент некогда крепкого здания треснул и находится в аварийном состоянии. Без крепкого фундамента — здание обречено.***
— Харин, ты куда собралась? — Лиён слышит из комнаты Чонгука грохот, идущий из гостиной. Ким скачет на одной ноге и шарит по столам и остальной мебели. — Где ключи? — Какие? — От машины Юнги, какие ещё? — голос подруги хоть и ровный, но резкие движения выдают всю гамму эмоций: раздражение, паника, но самый ощутимый, кожей особенно — разочарование, которое непонятно, что сдерживает в глазах. — Харин, зачем тебе ключи? — Ан! — выкрикивает девушка. — Вот мне сейчас меньше всего хочется отвечать на твои тупые вопросы. — Куда ты собираешься ехать? — К маме поеду, в Тэгу. Нечего мне здесь сидеть, — голос почти срывается. — Да ты… Как ты поедешь? С больной ногой? Харин… Тем более так Юнги точно узнает, и потом щадить нас вряд ли будет. — Ан, где ключи? — по фамилии Харин называет подругу редко, и в такие моменты ей лучше не перечить. Лиён об этом знает, но не Чонгук. — Эй, нуна, потише. Почему кричишь на Лиён? Ты вчера напилась, сама куда-то ключи бросила, а на ней срываешься? — Чонгук, — шепчет ему девушка. — Что? — застывает в непонимании. — Да разбирайтесь сами, — отмахивается рукой и хромает к креслу, откуда продолжает наблюдать странный диалог подруг. — Харин, прошу, успокойся. Лиён обхватывает ладонями предплечья Харин и заставляет посмотреть на себя. Та смотрит пристально, но под пытливым взглядом подруги сдаётся. То самое разочарование прорывает слёзную плёнку и вытекает из глаз горькими, даже на вкус, обжигающими каплями влаги. — Он не придёт, — говорит еле разборчиво. — Он за сутки даже не позвонил, Лиё-о-он, — рыдает навзрыд, впиваясь пальцами в тонкие плечи подруги. — Неужели он так всё оставит и ничего не спросит? — Так сама расскажи. Поезжай домой и всё расскажи. Харин резко замолкает, отстранившись от Лиён и, словно, сквозь девушку смотрит, а потом громко произносит: — Тайная комната! Я же ключи в карман положила, когда сюда поднимались, и там ещё не смотрела, — и скачет в спортивный зал Чонгука. Но прежде, чем осознание до парня доходит, он, кажется, снова перенёс микроинфаркт. Судя по облегчённому возгласу из дальней комнаты, Ким нашла ключи, и это проблема. Потому что Чонгук за руль не может сесть из-за ран, Чимин уехал на съёмки, Харин тоже вряд ли справится одной ногой, а Лиён и вовсе водительского удостоверения не имеет. Но последняя даже опомниться, и тем более — попрощаться с Чонгуком, не успевает, как Харин уже тащит её за собой прочь из пентхауса, прямиком на стоянку. Хорошо, что та была уже в спортивных штанах, в которых приехала. — Черт, ты права, Лиён, моя одна нога с тремя педалями не справится, — отчаянно и почти плача выдыхает Харин. — Вот и отлично, — делает попытку покинуть машину Лиён, но её останавливает крепкая хватка бывшей спортсменки. — Ты поведёшь, — уверенно перетаскивает подругу на своё место прямо через коробку передач. Так надёжнее. Чтобы не сбежала. — Давай, садись. — Ты суицидница, что ли? — Лиён распахивает широко глаза и вопит на чокнувшуюся Ким. — Я же за рулём никогда в жизни не сидела так, чтобы вот прямо водить. А на улице темно уже. Нет, давай лучше такси вызовем. Или воспользуемся услугой «Трезвый водитель»? — Не грузи меня! Ты сообразительная, а я хорошо объясняю. Харин удалось-таки усадить подругу на водительское сиденье, игнорируя все протесты по этому поводу. Но это было самое лёгкое. С горем пополам у них получается выехать с парковки, но вклиниться в поток машин, сигналящих нерадивому водителю и не уступающих проезд, для Лиён оказывается непосильной задачей. Харин с величайшим трудом удаётся успокоить подругу и убедить продолжить путь, улучив подходящий момент, когда машин больше не видно. — Харин, это о-очень плохая идея, — голос Лиён громкий и железный, как и хватка на руле. Девушка вцепилась в него и с такой силой сжимает, что уже костяшки пальцев побелели. — Прав он был во всём, что мозга у тебя нет, а вместе мы — сплошной пиздец. Юнги меня прикончит, если я хотя бы поцарапаю его прелесть! — Прелесть? — морщится Харин. То, что «беды у неё с башкой» по мнению Юнги, девушка знает и это на совести Котейшества, но для чего об этом напоминать? — Мгм, он купил её на первые заработанные деньги, долго откладывал. Он её очень любит, поэтому не ездит. Чтобы ты понимала, он даже масло меняет каждые два месяца. — Но она же… — Стоит на месте, да. О том и речь, — впервые за последний час улыбается Лиён, немного расслабляясь, но потом улыбка сходит с лица в один момент. — Она дергается… Чего она кашляет и кряхтит? Боже, я что-то точно сломала! — Нежнее будь, это всё-таки пенсионер американского автопрома. Да куда на третью-то? — после неприятного скрежета в районе коробки передач возмущается Харин. — Вошла во вкус… Оставайся на третьей… — Так, мы, кажется, не туда едем, — Ан начинает осматриваться, замедляясь. Хотя больше походило на то, что машина пытается выкашлять что-то из себя. — С чего ты взяла? — встрепенувшись, спрашивает Харин, до сих пор наблюдавшая за движениями подруги. — О, точно. Куда ты нас завезла? Что это за переулок? — Я? — зря Харин на подругу наехала. — То есть я виновата? Ты! А-а-а-айщ, Ким Харин, в штат Мичиган завезла! Если бы не твоя тупая башка, я бы не испытывала сейчас этот стресс! Так что сиди, мать твою, и помалкивай! — орёт на подругу Лиён, а та аж в дверцу машины вжалась. — Да ладно. Ничего страшного. Просто, развернись в том кармашке и пое… — «Просто развернись»? «Просто», блять? — бешеная Лиён страшнее Юнги с похмелья и Чонгука на доянге. Злобно глядя на подругу, она зажимает сцепление, переключает скорость на первую, но случайно путает её с задней, и как даст по газам!.. Сама на Харин смотрит, будучи абсолютно уверенной в том, что рванула вперёд. Однако короткий вопль и громкий удар о багажник привёл девушек в себя. Харин резко ставит машину на ручник, чтобы точно никуда не укатилась. О, если бы Dodge Charger 1969 года мог бы им всё высказать! — Харин… — подбородок дрожит, глаза по пятьсот вон, голос сел. — Скажи, что мне это показалось. Этого не было, Харин! Скажи, — голос ломается. Харин крутит головой и смотрит на подругу шокировано. У той подбородок и руки всё сильнее трясутся. — Харин, я что, человека сбила? — будто не своим голосом спрашивает. А в глазах паника, и страх. — Ну что ты молчишь? Я… Это же необязательно человек, да? Собака… Кошка… Или лев, да? — Лиён… — касается ладонью вспотевшего лица — холодное и липкое — и шепчет: — Ты дура? — Что? — Ты дура? — почти кричит. — Какой лев в Сеуле? Блять, ты человека сбила! Всё, нам пиздец! Мы в тюрьме окажемся… — и саму спортсменку паника накрывает. Девушки начали махать руками, визжать, как резаные, в приступе истерики Ким заехала Лиён по лицу и волшебным образом это помогло обеим. Вот только пострадавший не стал дожидаться, пока у налётчиц заработают мозги и они ему помогут. Он стучит в окно дверцы с водительской стороны и чуть не глохнет от очередной порции ультразвука. — Лиён? — удивлённым голосом произнёс пострадавший. — Лиён, это я — Хосок. — Хосок? — шепчет себе под нос и опускает стекло Ан. — Хосок-оппа, посмотри, он — живой? — глазками стреляет на задний бампер машины. — Я, честное слово, не специально, клянусь Буддой! Джей-Хоуп оглядывается в ту сторону, которую указала девушка, и до него начинает доходить. — Теперь ты зовёшь меня «оппа»? — ухмыляется парень. — Оппа, не смешно. Пожалуйста, посмотри, — обе девушки почти синхронно умоляют парня, а тому ещё как смешно. Он отходит от водительской двери на пару шагов, смотрит за машину и сообщает: — Там никого нет. — Хосок, не шути, пожалуйста. Я… Мы же слышали… — Идите сами посмотрите. — Лиён, я тут посижу, хорошо? — мягким да до жути сладким голоском блеет Харин. — Трусиха! — рычит Лиён, открывая дверь. — У меня вообще-то травма, — повышает голос, но Лиён не пронимает ее напускное возмущение. — Предательница! — бросает Ан и хлопает дверцей. Художница заходит за машину, и действительно — там никого. — Фух, — выдыхает облегчённо, опираясь рукой о капот и облокачиваясь на него телом. — Значит, никого не сбила. — Ну, если не считать меня, то никого, — бурчит Хосок, рассматривая разорванные джинсы на правом колене и стёртую кожу на локте правой руки. — В смысле? — снова напрягается, тоже рассматривая раны танцора, и накрывает рот ладонью. — Оппа, ты в порядке?! Ты сильно ушибся? Дай я посмотрю… — тараторит. — Да всё нормально. Это быстро заживёт. — Точно? — затаив дыхание смотрит в лицо парня, а тот всё улыбается. Больно, должно быть, но улыбка лицо не покидает. — Точно, — улыбается шире. — Бедная, испугалась? — Оппа, прости, пожалуйста, — на эмоциях девушка бросается Хосоку на шею и крепко обнимает, а тот оторопел сначала, а потом тоже обнимает Лиён, робко, еле касаясь, после всё крепче начинает прижимать к себе, а в голове единственная мысль: «Готов быть миллион раз сбитым тобой, если каждый раз после этого ты так же крепко будешь обнимать меня». — Эй, вы чего там обжимаетесь? — выкрикивает Харин из машины, пялясь на пару в заднее окно, но услышал её только Хосок. — Лиён, задушишь, — на вид хилая, а под адреналином захват крепкий. — Ой, прости, Хосок. Сильно болит? — Опять «Хосок»? Акция на «оппу» была одноразовая? А Лиён смущается, щёчки загорелись, благо до этого лицо ещё раскраснелось, так что разница ощутима только Ан. — Пойдём, оппа. В машине должна быть аптечка. Хосок наблюдает, как трепетно Лиён обрабатывает его ссадины. Волнуется, переживает. И, пожалуй, он впервые её видит такой — домашней. Спортивные штаны, футболка явно с мужского плеча, волосы растрёпанные и натуральный румянец на щеках. Только вряд ли смущением вызван. На него она даже не смотрит больше. Стыдно? — Хорошая машина, но я думал, что девушки автомат предпочитают и что-то по-нежнее, — он хочет её отвлечь, чтобы расслабилась и не беспокоилась о том, что чуть его не покалечила. — Это машина Юнги. — О, вы снова вместе? — с огорчением произносит Джей-Хоуп. Теперь он замечает и иное — следы явных засосов на шее девушки, или даже укусов. — Они, вместе? Ха-ха, — в хохоте заходится Харин. — Не-а. — Харин, господи, уймись! — шикает на подругу Ан. — Нет, мы не вместе. «Значит, у меня есть шанс?» — не озвучивает свою мысль Хоби. — Лиён, поторопись, я Джину написала, чтобы меня от тебя забрал и отвёз в Тэгу! — та пинает подругу в спину. От маниакальной идеи уехать в родной город, даже стресс не спас. — Он не развалится. И, надеюсь, заявление катать не будет? — убийственным взором простреливает Хосока. И уж если бы у него даже и было желание сообщить о наезде в полицию, то этот взгляд отобьёт любое поползновение в сторону участка. А висящие на каждом столбе камеры никто без надобности просматривать не будет. — Ким Харин! Думаешь, я смогу сесть за руль? Всё, Хосок стал знаком свыше. Не сяду! Я Юнги позвоню… О нет, прикончит… У меня даже прав нет… — Что?! — удивляется Чон Хосок. — Харин должна была везти, но она травмировалась и мне пришлось… Оппа, прости… Да, наверное, будет справедливо сдаться полиции… Уплатить полагающиеся мне штрафы… — Девушки, зачем драматизировать, я вас выручу. Я такие машины в Штатах водил. И, так и быть, прикрою вас, — он это делает только ради Ан. Будь на её месте кто-то другой, уже бы судом грозил, и не хилой компенсацией. Хосок усаживает Лиён на заднее сиденье машины, а сам занимает водительское и подгоняет под себя. Парень с восхищением замирает, смотря на руль, проводя по нему ладонями, затем оглаживает рукоять коробки передач и сжирает взглядом приборную панель. Старички-американцы в его вкусе. В Штатах у него остался Pontiac Firebird 1977 года, хороший друг следит за птичкой. Хосок пока не хочет переправлять машину в Корею — это очень дорого, а у него появились иные планы, куда можно потратить честно заработанные деньги. — Так, если никто не умирает, то, может, уже поедем? — Харин раздражённо изрекает, прерывая безмолвное общение парня с салоном автомобиля. — Харин, — шипит Лиён. — Что? Говорю, меня Джин будет ждать. Поехали! — Хорошо, едем, — стирает улыбку с лица парень и смотрит в зеркало заднего вида на Ан. — Лиён, когда назад сдаёшь, необходимо в зеркало заднего вида смотреть и по бокам. Тогда ты больше никого не собьёшь… По крайней мере, бампером. — Зачем это? В зеркала ещё смотреть… — фыркает девушка и в зеркальном отражении встречается с озадаченным взглядом. — Что? На кой черт я в зеркала буду смотреть, когда вперёд еду? Хосок всё в зеркало на девушку смотрит. То ли она глупа, то ли он чего-то не догоняет. Но когда услышал всхлип сбоку, понимает, что второе. Харин прыскает в кулачок, но держится, пока не встречается с непониманием в солнечных глазах. Всё, прорвало. И в итоге затопило сперва Лиен, затем и до Хосока доходит, почему девушки смеются. На этой весёлой ноте они трогаются с места по направлению к апартаментам Лиён, адрес которых Ким в этот раз предусмотрительно вбила в приложении. Весь путь они молчат, лишь размерный голос навигатора из смартфона даёт указания. Харин погружается в собственные мысли, Хосок сосредоточен на дороге, а Лиён глаз не отводит от зеркала заднего вида. Всё подмечает: сведённые брови, поджатые губы и плотно сжатые зубы. Ему больно, но он молчит. И Лиён невольно задумывается о том, что все мужчины должно быть такие — страшащиеся показать свою душу, все шрамики, все царапинки; если покажет свою слабость, то сам себя первым окрестит слабаком, ни на что не способным. Хосок такой же, как Чонгук, Чонгук такой же, как Юнги, а Юнги… Юнги один такой. Перед Лиён не боялся «раздеться». Они изначально за руки взялись «обнажённые», покидая родные дома. — Приехали, — вырывает из размышлений тихий голос, которому вторит и навигатор. — Куда её поставить? — спрашивает Хосок. Ан просит заехать на подземку, но Харнин против. Скоро Джин подъедет, а тащиться оттуда не хочет, как и подниматься в квартиру Ан. За это время нога отекла и начала сильнее болеть. Лиён пытается вразумить упрямицу, что ей не в Тэгу нужно, а минимум в больницу. Но Ким решилась спрятаться в родном доме и ничто её не переубедит. Намджун только если. И только Ан хочет позвонить другу, как подъезжает Сокджин на своей красивой и дорогой тачке, чем естественно вызывает неподдельный интерес у Хосока. Он-то знает его, как бармена, а не как обладателя роскошного спортивного авто. Это Лиён не сильно удивляется, уже видела и знает, откуда растут корни этой роскоши. Лицо художницы не выражает радости от его приезда, Сокджин явно не будет вправлять сестре мозги на место, а Харин пофиг вообще. Приказывает братцу её на руках до машины нести. — Пока, голубки, — с улыбкой кричит Ким на руках мужчины, а Лиён остаётся только шипеть ей в след. — Твои вещи я тебе потом верну! — Какие мы голубки? — бурчит под нос и резко разворачивается на сто восемьдесят градусов. — Теперь на подземную? — а Лиён автоматически кивает, садится рядом на пассажирское и строчит сообщение Намджуну. Сначала хочет написать огромное, со всеми своими опасениями этой неприятной во всех смыслах ситуации, но стирает. Отвлекается, указывая водителю, куда ставить машину. И пишет короткое: «Харин уехала в Тэгу». Нажав отправить, она показывает, как поставить Прелесть Юнги, чтобы ничего не казалось подозрительным. Хотя подозрительно всё! Осевшая пыль, к примеру. Ну, можно отмазаться, что сам — дурак, бросил «любовь свою». — Ну-у, я пошёл… — трёт затылок Хосок, когда рассматривает свою ювелирную работу по парковке «как было изначально». Художница в прострации идёт к лифтам, оставляя немного обалдевшего от такого поведения танцора одного. Хоть бы «спасибо» сказала. Девушка резко останавливается и бьёт себя по лбу. — Оппа, прости, просто Харин… А хочешь кофе? Пойдём. Не дожидаясь ответа, подбегает к нему и цепляет парня под не пострадавший локоть и тянет к лифтам. В квартире Лиён Хосоку неуютно. По коже непонятный холодок струится, но когда он, после разрешения осмотреться, набредает на комнату-студию Юнги, пока Лиен готовит кофе, ему становится понятно, откуда это непонятное чувство отсутствия его личного комфорта в доме девушки, которая ему нравится. Конечно, комната уже пустая — Мин всё забрал, но оставшиеся провода, клочки бумаги с нотами, тетрадки с перечёркнутыми словами — всё это говорило о том, что тут когда-то творил Мин Юнги. Даже запах тут всё ещё Миновский… — Вы здесь вместе с Юнги жили? — решает спросить выходя к Лиён, когда девушка выносит в гостиную две чашки кофе. Та чуть напиток не расплескала. — Да, — отвечает Ан и ставит чашки на столик, приглашая жестом парня присесть. — Так вы ещё встречаетесь? — Нет, мы уже больше месяца не вместе. Не спрашивай, пожалуйста, это сложно объяснить. — Хорошо, — кивает Хосок, делая маленький глоток кофе. — Тогда, может быть, сходим куда-нибудь? Считай это возмещением ущерба, — улыбается, стараясь скрыть напряжение и волнение. — Я с Чонгуком, оппа, — мягко отвечает Лиён и отводит взгляд. — Придётся тебе выбрать другую плату. — Что же, тогда мне придётся ещё подумать над этим. Он делает вид, что все хорошо, но это не так. С первой же встречи она запала ему в душу. И с каждой последующей этот огонь разгорается сильнее. Хосок терпелив. Он много раз проигрывал прежде, чем победить. Так что отступать и сдаваться не в его принципах. Юнги ошибся, и Чонгук обязательно облажается. А Хосок просто будет рядом. Пока. — Спасибо за кофе, я пойду. Если тебе будет необходима помощь, звони, — протягивает визитку. — Я с другом собираюсь открыть в Сеуле свою школу танцев. Ты же придёшь на открытие? — О, вау! Конечно, приду. Это отличные новости. Желаю тебе удачи и… Прости, что сбила. — Зато мы смогли увидеться, ничего не бывает просто так, — снова улыбается заразительно. Улыбка и танцы — его смертоносное оружие, которое бьёт наповал. И Лиён от него стоит держаться подальше.