***
— Мм, — тянет носом воздух Юнги, — это тебя Чонгуку нужно было подложить, чтобы увидеть, что ты не разучилась готовить? — язвит. Лиён губы кусает — зачем? Зачем о нём говорит? Она даже не смогла ответить ни на одно сообщение спортсмена, не перезванивала, хотя видела все его пропущенные вызовы. Юнги специально хочет ей сделать больно, потому что ему недостаточно издевательств? Но если Коту для жизни необходимо с ней сейчас ссорится начать, то она не пойдёт у него на поводу. Осматривает его. Заспанный, растрёпанный, но не только-только проснулся, минимум в кровати понежился. И спасибо, что догадался надеть свои брюки. Обнажённый торс Мина разглядывает и понимает, что он специально рубашку не надел, только мужчина не знает, как ей сейчас тошно и от себя, и от него. Уводит взгляд в сторону. — Что, обет молчания дала? — продолжает атаковать, буравя ехидным взглядом. — Действительно нет слов. После прекрасной ночи, кое-кто одарил меня замечательным утром, — всё же начинает в глаза смотреть, про себя думая: «Съел?». — Только замечательным? — вскидывает наглую бровь Юнги. А что он хотел услышать? Её признание в том, что она ничем не лучше него? Так вот, она это прожуёт, проглотит и переварит в себе, а ему повода поиздеваться не даст. — Всего лишь, — вздыхает Лиён. — Сто-олько-о, — тянет она, — опыта, а всё равно не превосходно, — свою печаль в гнев на него обращает. — Ну что поделать, видимо, вашим вкусам я теперь угодить не могу, — присаживается напротив неё на барный стул, телефон на каменную столешницу вначале кладёт, а затем локтями о неё облокачивается и щеку, немного отёкшую после сна, подпирает ладонью. — Могла бы не заморачиваться и ничего не готовить. Тебе больно? — спадает его ничего не получившая вредность и теперь обеспокоенным взглядом он осматривает девушку. — Всё нормально, — отмахивается Лиён. Тело — ерунда, Юнги душу её разорвал. — И когда ты стала вруньей? Ладно, это чисто риторический вопрос. А теперь серьёзно, — он убирает ладонь от лица и протягивает ей телефон с горящим экраном. — Читай, — просит. Лиён подходит ближе и в текст всматривается. Глаза становятся шире по мере чтения, пальчиком вверх по экрану смартфона репера ведёт, дочитывая. Взгляд отрывает и на Юнги смотрит. Внимательно глядит и не верит. Это такая шутка? — Прочитала? — спрашивает, а она кивает. — Теперь два варианта. Первый, который мне нравится и второй, который мне не нравится. С какого начать? — П-первый? — как-то неуверенно звучит, но Юнги этого вполне достаточно. — Хорошо, который нравится мне. Так вот, мы всё забываем. Я возвращаюсь в нашу квартиру, только мы не просто вместе будем… Мы поженимся, Ён-и, — говорит он не глядя на неё: куда угодно, только не на неё. — А второй? — её голос дрожит. Он что-то страшное скажет, а не то, чего она так долго ждёт. — Хм, думал иная реакция будет. Рассчитывал услышать что-то наподобие — «Мин Юнги, кто так предложение делает?». Но ладно, второй, так второй. Ты, своим пальчиком нажимаешь «отправить» и всё, свободная девушка. Только встречаться мы больше никогда не будем. Считай, что начнём избегать друг друга. Потому что если продолжим и дальше видеться, то это либо очень странные отношения, либо первый вариант всё же правильный. Все наши встречи сексом заканчиваются — это я прекрасно понял. И не смотри на меня так, что в случившемся этим утром только я виноват! — Ты это написал? — Да. Неожиданно ошарашил пиарщиков, запрашивая у них логин и пароль от официального аккаунта. Так что если у тебя рука дрогнет, а выбираешь первый вариант, то будет очень неловко потом объясняться. — Юнги, я… — Ты подумай, я пока похаваю. Но если второй, то отправляй сама. Этот вариант мне не нравится. К тому же инициатор расставания ты, не я. Бери на себя и это решение. А самое трудное я уже сделал — накатал текст заявления. — А квартира? — А что с ней не так? Останешься тут при любом варианте, переоформим на тебя. Сона мне уже новую присмотрела, но лично ещё не видел. Не волнуйся, бомжевать не буду, говорят я — богатый. — Знаешь, как долго я ждала? — она всхлипывает. — А теперь ты… Когда всё разбилось, когда остаётся только послевкусие, ты предлагаешь мне… Пожениться? Только так этого я должна была дождаться? Только узнав, что тебе… парни нравятся тоже… Только после того, как я начала встречаться с другим? — И? — спокоен Мин, будто в этом ничего такого. — Парни и Хёнджину нравятся, и Тэхёну… Чимин вообще отдельный разговор. А касаемо Чонгука… — он втягивает в себя воздух, будто успокаиваясь. — Причём тут они?! — вскрикивает перебивая, не сдерживается больше. — Я же с ними не встречалась! И они хотя бы не изменяли своим вторым половинкам! — А знаешь, у меня почти получилось остановиться. — Почти не считается, Юнги. — Возможно. Но как тогда назвать твоё непостоянство? — О чём ты? — хмурится Лиён, а солёная влага продолжает стекать по щекам. Безмолвно плачет. — Забыла? А я вот запомнил: «Неужели ты думаешь, что после всего этого я приму твой член? После того как он побывал в мужской заднице?». Передразнивает её интонацию, с которой она тогда ему эти слова говорила. Лиён стыдливо губы кусает. Да, она говорила это. — Получается, своё же слово не держишь, зато меня этим попрекать любишь. А что касается Чонгука… Тебя я прощу, его — нет. Юнги берёт палочки и, устраивая их между пальцами, подхватывает бекон. Закидывает в рот и щурится от удовольствия и вкуса. Ждёт вердикта Лиён. Но она не торопится. И даже дело не в том, что тщательно обдумывает, со стороны вообще кажется, что выпала куда-то из реальности. Но ему нужен ответ. Окончательное решение. Потому что и себя он изводить больше не мог неизвестностью. Не мог её спокойно отпускать после того, как надежду ему давала, подпуская близко к себе. А тем более не мог после увиденного отдать Чон-мать-его-Чонгуку! Ему определённость нужна. — Что? — всё-таки решается спросить. — Так собственная репутация важна? Будущее выставок и картин? Или всё-таки за мою компанию переживаешь? Устраивает плясать под дудку Минхо? Знаешь, почему я согласился на его авантюру? Потому что думал, что не всё потеряно, но ты каждый раз отворачивалась от меня. И это с ума сводит. Поэтому либо прекращаем, либо женимся. Другого не дано. В принципе он догадывается каким будет её ответ. И не хочет его слышать, но то, что она колеблется всё-таки шанс на иной исход даёт. — Мы совсем перестанем видеться? — тихо голос её звучит. — Совсем. Первое время я в работу уйду: Минхо всё-таки развёл меня на поющих девчонок, Чимину для камбэка материал нужен, да и самому не помешает выстрелить чем-то. Даже у Намджуна появляться не буду. Так что не переживай, в клубе не пересечёмся. Я об этом позабочусь. Не думай, что я забуду тебя, — может быть Ан колеблется, опасаясь совсем связь с ним утратить. — Мы станем той семьёй, которая в ссоре, которым тошно видеть друг друга, станем людьми, которым проще сделать вид, что они не знакомы даже. Но если случится беда, если по-настоящему я буду нужен, я приду. Ты всегда можешь мне позвонить, но не из-за пустяка, а когда реальность станет действительно хуёвой. Право одного звонка. Так что не забывай мой номер. С тебя же я такого обещания брать не буду, но надеюсь, что на похороны хотя бы придёшь… Что? Статистика! Я тебя не переживу, женщины дольше живут. Продолжает как ни в чём не бывало и дальше поглощать приготовленное Лиён. Больше не смотрит в её сторону. Пусть решает. — По возвращении из первого большого тура по стране дома скандального репера ждала отстранённая, равнодушная девушка, — спустя довольно длительное время тишины начинает говорить Юнги. — Она отворачивалась каждый раз, когда её хотели поцеловать, уворачивалась из объятий и любую близость на корню обрубала. За несколько месяцев девушка изменилась и вынуждала вопросами задаваться — что произошло?.. Но она молчала, а ему казалось страшное — разлюбила. Возможно, тогда ему стоило надавить на неё, но он карьеру строил, чтобы у неё всё было. Он создавал свою лабораторию. Награды, коллабы — дела шли в гору. Только дома не происходило ничего. Девушка избегала парня, пусть и не покидала их постель, но никакой близости не было. Смотреть на ту, которую хотелось до безумия каждый день и постоянно получать отказ? Парень оказался не железным… — Хватит! — вскрикивает Лиён, за голову хватаясь. — Она красивая, эта девушка репера. Самая красивая в Корее, а для него — во всём мире. До сих пор ему все завидуют, её все хотят — и юный школьник, и дряхлый старик. Она не хотела его тогда. Без всяких причин. И он начинал сомневаться. Кто-то другой, и он больше не хорош для неё? Действительно разлюбила? Но почему не говорит ничего? Почему не уходит? Любит или больше не любит? — Прекрати… — просит его, задыхаясь. Руками худое тельце обхватывает, головой качает из стороны в сторону, отнекиваясь от его слов. — Но если репер так плох, то почему на него вешаются все эти девки? Другие хотят, а родная душа — нет? Но хуже всего было то, что она никак не отреагировала… А нет, спросила — предохраняется ли парень? — секундная пауза. — Серьезно?! — Ты не понимаешь… — всё ещё держа себя в объятии собственных рук, причитает Лиён. — Чего я не понимаю? Что тебе было похуй? Но ты, блять, захотела меня после всех этих баб! — Замолчи! — кричит, смахивая на пол практически всё, что было на поверхности столешницы. Юнги только и успевает подхватить телефон, чтобы тот не стал жертвой её внезапного буйства. Но он пугается её реакции. Лиён в угол забивается и по стеночке сползает, слезами даваясь, как в каком-то приступе. — Я не виновата, — повторяет тихо одни и те же слова. — Ён-и, — на колени перед ней становится, руками обхватывая мокрое личико. — Перестань… Успокойся. — Не виновата… Я не хотела… Я не уби… Я не… — взгляд стеклянный на Юнги устремляет. — Уходи! — рычит. — Убирайся! — толкает Мина. — Дай свой телефон! Навсегда исчезни! — кулаками в грудь его бьёт. — Я не виновата… Я не знала… Она уже столько слёз пролила за последнее время, но сейчас будто бы взрыв происходит и его не остановить. Но Юнги ничего не понимает. Ничего, кроме того, что она просит его уйти. Хочет, чтобы он ушёл. И он думает, что Лиён на себя его вину на измены приняла. И отчасти это так… Нет, совсем не так. Это он оказался слабаком, который плохо пытался разобраться в чём было дело. Проще перебиться один-два раза на стороне, но… Он шагнул в яму со змеями. Он погряз во всём этом. Нужно было и дальше ему молчать, не делиться этим. Может быть, тогда был бы иной исход. Но вот он на распутье, надевает рубашку и, застёгивая пуговицы, размышляет о том, что, может быть, ну их — его варианты? Точнее второй, который на эмоциях Лиён выбрала. Первый всё-таки правильный. Тем более оставить её в таком состоянии ему казалось полнейшим свинством, но он обещал. Пошли последние минуты, когда он может забить на все свои слова, обнять свою художницу и сказать, что никуда её не отпустит. Без неё у него нет жизни. Когда-то ему казалось, что кроме музыки ему ничего не нужно в этой жизни. Пока она звучит, создаваясь в голове, — всё у него прекрасно будет. Даже отцу было не по силам заглушить тягу сына. Наивный, юный Шуга. Её невинные и смелые глаза поймали его, взяли в плен. Только он не сберёг свою любовь. Глупый, взрослый Agust D. Теперь всё будет иным и даже музыка.***
Похоже, в привычку у Лиён вошло сбегать от Чонгука. В этот раз и записки не оставила. А на звонки и сообщения она не отвечает. И странно всё внутри — тревожно. С одной стороны, его тёмная сторона ночью осталась удовлетворённой, но с другой… На утро вновь появилось отягощающее чувство из-за того, что ей было больно. Он поэтому сбежал на долгую прогулку с Кью. Такую долгую, что у неё оказалось достаточно времени, чтобы сбежать. Чон Чонгуку не нравилось, что не мог себя сдержать: она была не готова, но упряма достаточно, чтобы стереть ему все тормоза. Ан ещё — дурочка — стоп-слово забыла. А ведь в процессе он догадался, что у неё низкий болевой порог. И это означало, что им точно не по пути в этом аспекте интимной жизни. Но если он пересилит себя, то утоление его жажды может проявиться в другом. Может быть, ему пора возобновить сеансы с психотерапевтом? Когда-то же неплохо помогало. Вообще, мысль отличная и не первый раз проскальзывает, но претит и страшит последствиями. Начинающий спортсмен не так интересен согражданам, как Золото нации. Слухи поползут, а он только-только в глазах общества реабилитировался. Но ради Лиён… Ради Лиён Чонгук уже делает многое. Ночью он себя сдерживал, как не сдерживал себя до этого ни с кем. Ему нравится её присутствие рядом, даже, когда она была докучающей нянечкой, ему нравилось. Да, он возмущался и был против, даже злился, но когда повязки были сняты окончательно, парню даже стало тоскливо от мысли, что теперь она меньше заботы будет проявлять и, возможно, реже приезжать. Всего неделя, а он совсем пал до жажды её присутствия рядом. Ему нравится с ней спать, именно спать, лежать рядом, чувствовать, как она пальчиком водит по узорам татуировок, пытаясь их разглядеть в сумеречном свете, запомнить. Просыпаться по утрам, и наблюдать за тем, как она ещё спит, тихо сопя. Она дарит ему спокойствие и приятную негу. Чонгуку такое незнакомо, и он быстро начинает привыкать. Девушки никогда не спали с ним, Лиён первая, кто вообще в спальню к нему попала. И её присутствие там делало его… счастливым? Но что такое счастье? Он не помнит ни ощущений от него, ни его вкуса. Взгляд прошёлся по Олимпийской медали — наивысшая награда, но даже она не принесла ему чувство счастья. Не вернула ему отца. Он наивен. Даже очень. Он уже и не помнит этого человека, лишь смутные очертания. Маленьким был, когда он бросил их. Просто ушёл и не вернулся. А мать начала работать не покладая рук, чтобы была возможность оплачивать лучший точжан в Пусане. Ради сына она упускала жизнь своей дочери, потому что время могла уделить только одному ребёнку. Она любила Хосук, но выбор пал на Чонгука. Потому что Чон Хосук — девочка, которая в последующем выйдет замуж и забудет свою мать, посвятив себя семье мужа. Так маму воспитывали. Бабушка с дедушкой с материнской стороны были приверженцами старых правил. И мальчик всегда был приоритет. Именно на плечи мальчика в будущем ложится забота о матери и отце. Но вот он сидит в огромной гостиной своего пентхауса и понимает, какая же всё чушь — эти устои стариков. Ему, кроме Кью, не о ком заботиться. Нет больше матери, нет и бабушек с дедушками — умерли все. А Хосук никогда не исполнится двадцать лет, она никогда не выйдет замуж, она никогда не родит ему племянников, и она никогда больше не улыбнётся ему. Потому что Хосук нет на этом свете уже одиннадцать лет. И кроме злости и гнева ничего не осталось Чонгуку. Он не помнит, что такое счастье. Он закрыт для него. Он закрыт от всех. А Лиён… Она будто бы эхо давно забытого. Чонгук искренне хочет о ней заботиться, оберегать и быть с ней рядом. Только он всё портит. Его натура не для девушки, и она это, вероятно, поняла. Поэтому она молчит, игнорирует и не перезванивает. И Чимин вспоминается. С его гвоздями и розами. Если сильно толкнуть, специально насадить, то гвозди пробьют сразу, превратят в решето. Мгновенная смерть с недоумением в глазах. Шипы роз убивают медленно. Из порезов будет сочиться кровь, и так по капле. Раны загноятся, а новые будут продолжать появляться из-за шипов. Мучительно, медленно… И не выбраться. Такая смерть не для него… Он садист, не мазохист. От всяких мыслей отвлекает трель домофона. Разминая шею Чонгук встаёт и плетётся посмотреть, кого это к нему принесло. Если Чимина, то у Чонгука нет на него настроения, кроме того, чтобы дать ему не очень дружеский пинок под зад за то, что ответил на поцелуй Лиён. Нажимает кнопку, чтобы посмотреть камеры и глаза округляет. Даже ничего не спрашивая, открывает калитку закрытого комплекса. Через пару минут узнает, чего это репера к нему принесло. Сообщает на охрану, чтобы одноразовый пропуск для доступа к закрытому этажу его гостю выдали и Кью в спальне у себя запирает — мало ли, что произойти может. Ждёт и минуты как-то сразу медленно тянуться начинают. — Не ожидал гостей, поэтому не обессудь, угостить нечем, — встречает спортсмен Юнги, открыв тому дверь в квартиру. Но взгляд у незваного гостя злой, будто бы явился только для одного — убивать. Уж точно не поговорить пришёл. Да и о чём им говорить? Юнги в грудь его толкает, внутрь квартиры проходя и как только дверь закрылась, пиликнув, Чонгук получает удар в челюсть. Неожиданный и сильный. Этот Мин его удивил. Неужели Чонгука так разморило заботой Лиён, что такие, как Юнги могут спокойно к нему подобраться? Челюстью двигает и косится на злющего Кота. Интересно, и что так злится? А, наверняка, ревность. Он же вчера в клубе был и всё, скорее всего, видел. Только почему чуть ли не день терпел и под вечер явился? Следующий выпад Чонгук перехватывает, только репер во второй раз удивляет: ударяет кулаком в нижние рёбра. Сабомним всегда говорил, что противника нельзя недооценивать, а Юнги в армии всё-таки служил и рукопашному обучен и, что вероятно, практикой занимался и после службы. Знал куда бить, чтобы Чонгука пополам сложить. Это так и так болезненно, но ещё и попал именно в то место, где рёбра уже когда-то были сломаны. — Больно? — полурык с уст Мина срывается. — А ты терпи! — гнев свой не скрывает. Именно им и вывозит. — Как она терпела! — попадает кулаком по лицу. Сердце Чонгука ухает. Только сейчас понимает, что репер в той же одежде, что и в клубе накануне был. — Что ты сделал?! — Чон блок ставит, когда Мин повторно ему в морду целится. Репер же не думал, что так легко всё будет? Серию ударов блокирует, но не атакует в ответ. А потом чёртова игрушка Кью под пятку попадает и он поскальзывается. Упав на пол, глазами расширившимися смотрит на — друга?.. Соперника?.. Позиция у Юнги сейчас выгоднее. — Псих грёбанный! — орёт на него и за ворот футболки хватает, ткань разрывая. — У неё низкий болевой порог! А ты… — А ты? — не будет его бить в ответ, сдержится. Ради Лиён попробует иначе реагировать на таких вот ублюдков. — А что сделал ты? Что ты сейчас доказать пытаешься? Что заботишься о ней, любишь? Нет любви, Юнги! Тем более твоей. Если бы любил, разве оставил бы её разбираться самостоятельно с болью от потери вашего ребёнка? Чонгук думает, что реперу похрен будет, просто задеть хочет. Может быть, напомнить. Никто же открыто не говорит об этом. А вот он скажет, в лицо заявит, что Мин Юнги — мудак. И то это мягкое определение. — Ч-что? — кулак на ткани разжимается и Юнги отступает от Чонгука. С недоверием смотрит, будто бы услышал что-то не то. — Ты забил на неё, когда так нужен был. Но да, своё удовольствие важнее. Понимаю. Тогда зачем рядом с собой столько лет держал, если всё равно, кого ебать? — рукой кровь с рассечённой губы вытирает. Вообще чудо, что пирсинг ему не порвал, хотя рана там, похоже есть. — К-как-кой р-ребён-нок? — тихо переспрашивает дрожащими губами Юнги, отшатываясь от тхэквондиста всё дальше. — Ну как же? Память так плоха? Пять лет назад выкидыш случился. Совсем в моих глазах упал… — Чонгук ловко поднимается на ноги и презрительно смотрит. Но вдруг хмурится. Мин что-то совсем бледным стал. — Выкидыш?.. — Юнги разворачивается, спиной к Чонгуку становясь и о стенку рукой опирается. — Мне надо… — он шаг делает, но ноги подкашиваются и тот падет, ладонями в пол упираясь. — Блять, ты чего тут?.. — Гук недоверчиво смотрит, уже сомневаясь, что мужик в норме. Мелодия на мобильном неожиданно образовавшуюся тишину разрывает звуком своим. Телефон Мина, и тот в кармане шарит, находит смартфон и, на ноги кое-как поднимаясь, отвечает на звонок. — Не ори на меня, — приглушённым голосом просит. — Это моя компания, это моя жизнь… Минхо… Оставь её в покое. Всё. Это я сделал. Пожалуйста, Минхо, достаточно… — отключается от звонка. — Хён, что с тобой? — уж если Мин Юнги «пожалуйста» без притворства произнёс, то дело явно дурное какое-то. Перед ним становится, пытаясь врубиться в суть. — Всё хорошо, — улыбается, а столько боли в этой улыбке, что Чонгукова натура готова невидимыми проводочками к Юнги подключиться и насыщение получить. — Всего лишь побочка отношений, подумаешь… Или как я тогда ей сказал? Что она спросила?.. Что она тогда спросила?! — на последнем вопросе на крик срывается и за волосы хватается. — Что ответил?.. Ч-что… — Ты что — не знал? — вдруг до Чонгука доходит. — Бляяяя, — тянет, когда репер головой отрицательно мотает. — Теперь понятно… я понимаю…***
Намджун открывает дверь своей квартиры, но не успевает и слова сказать, как тёмный вихрь в лице Мин Юнги проникает в прихожую. Разувается будто на автомате, тапочки для гостей сам достаёт и надевает, а затем, без слов, в гостиную проходит, на диван плюхаясь. В телек глазами впивается, а там Джун как раз вечерний выпуск новостей смотрит. — И тебе здравствуй, — вздыхает мужчина, присаживаясь рядом с другом. Мин Юнги даже не переодевался со вчерашнего вечера. Намджун уверен, что парень в этом же пиджаке, рубашке атласной и брюках вчера был. Хмурится. Донсен молчит. Но бледен, будто бы покойника увидел. Тем временем по телевизору сообщают о том, что найдены новые обстоятельства в деле некогда уважаемого бизнесмена. Да уж, как появился в Генеральной прокуратуре заместитель Мин, так начали головы лететь. Забавно, но у сурового человека, который перед журналистами отчитывается о ходе расследования та же фамилия, что и у Юнги. Даже написание тоже. И вроде похожи, но в тоже время совсем нет. Странно, но о семье Юнги Ким ничего не знает. — Что-то стряслось? — тихо интересуется Джун. Он знает, что Лиён уехала с Гуком и, вероятно, морально был готов подставить дружеское плечо Шуге, но смотря на него сейчас, Ким не уверен в том, что дело только в Чоне. — Зачем те месяцы для тура выбрал? Почему не позже? — он всё смотрит на экран телевизора, невидящим взором пропуская мимо ушей все слова дающего интервью прокурора. — Ты о чём? В тур собрался? Хотя, наверное, это лучший вариант. Отвлечешься… — Я бы не допустил… Я бы… У меня был бы сын… Или дочка… Мужчина совершенно не понимает своего друга. — Это ты меня так сглазил? — вдруг взгляд Юнги изменяется, а рука вытягивается вперёд. — Ты… — он складывает вместе указательный и средний пальцы и импровизированным пистолетом выстреливает в экран — в заместителя генерального прокурора Республики! — «Выйдешь за порог и не будет у тебя жизни хорошей». Твои слова! — Юнги?.. — У Лиён тогда выкидыш был. В тот период, когда я сходил с ума от её отстраненности, она переживала потерю ребёнка. Нашего. А я этого не знал даже! И подумать не мог… Намджун ртом хлопать начинает. Такого и он не ожидал. — А самое дерьмо заключается в моих словах. Когда спрашивала, когда интересовалась… Это нормальный интерес, логичный. А я что? Не в духе, что ли, был? Язык себе вырвать нужно. И за тот раз и за сегодня… Мне не нужен был ребёнок! Он бы Лиён у меня забрал! Она бы любить его стала больше! Предполагаемое дитя моими словами становится побочным продуктом отношений! Была бы премия для мудаков я бы дэсан взял. Но если бы он появился, я бы не стал избавляться от него. Я бы принял и любил. Только этого я ей никогда не говорил… Почему мы с ней перестали говорить? Я не знаю почему она мне ничего не сказала. Испугалась? Решила, что я расстроюсь? Конечно, я бы расстроился, что она себя угробила до такой степени и выкидыш случился. Но никогда! Никогда бы не стал принудительно избавляться от собственной плоти и крови. И ей бы запретил, если бы вздумала. — Думаю, тебе к Лиён надо… — Не могу, — горькая улыбка касается лица Юнги. — Мы всё. Я ей обещал. Как раз в этот момент серьёзные новости сменяются на другую тематику. И ведущая рассказывает о неожиданном известии из сферы индустрии развлечений. В Genius Lab официально заявили о расставании генерального директора компании с художницей Ан Лиён. — При этом варианте я больше видеться с ней не могу. Я по незнанию ей плохо сделал. Старые раны вскрыл. Она не была никогда виновата. Это я слабый, даром, что гением величают. В премии для дураков и идиотов я бы тоже дэсанов нахватал. Всё под чистую испортил. И она ненавидеть меня должна, но, похоже, ненависть не для неё. Я такой куш охватил в старшей школе, а не удержал. Лишь растягивал мучения. Так хорошо знать её и не понять… В конце концов, ребёнок отнял у меня Лиён. Не достоин я был его, и её я не достоин. Не хочу никуда… Можно у тебя останусь? Намджун соглашается, но пока не знает, чем его отвлечь. Ждёт, пусть выговорится. Юнги это нужно. — А знаешь… В тот день, когда меня откачали, я, кажется, самый непонятный сон видел. Или глюк, что больше на правду похожее. Дом, с зелёной лужайкой, красивый такой… Уютный. Лиён маленькой девочке косички заплетала, пока та по клавишам дорогущего рояля стучала. И странно это. Я эту мелкую не знаю даже, а она из рук Лиён вырвалась и ко мне побежала. Со всех ног. Вцепилась в мои коленки, обняла. И одно единственное сказала: «Рано». Помирать мне рано или ей в моей жизни появиться? Нихера не понятно. И забыл даже. А сейчас вспомнил. Но лица мелкой не помню. И было ли оно?.. — Юнги… — Почему не сказала?.. Почему… — парень локтями упирается в колени и обхватывает голову руками. — Хён, моя жизнь так бессмысленна. — Хэй, ты не должен так говорить! — Намджуну больно видеть такого Юнги. — Я её тогда не понял… Я всё о ней знал, всё, понимаешь?! И не понял… Что она испытала и испытывала все эти годы? Она его любила? — Думаю, тебе всё же нужно к Лиён… — Хватит! Хён, ты будешь мне советы давать? Ты?! — Мин подрывается с места, неожиданный приступ бешенства словив. — Ты в своей собственной жизни не можешь разобраться, а в мою лезешь! Ты с Харин говорил? — Нет! — огрызается Намджун в ответ. Не следует эту тему даже поднимать им. — Я подал документы на развод сегодня утром. Я могу, в отличии от тебя, в своей жизни разобраться, — Юнги лишь усмешку выдаёт. — Смешон… Не нуждаюсь я в твоих советах! И знаешь, что — не буду я с тобой оставаться. Либо подерёмся, либо напьёмся, а может всё и сразу. Два дебила — это сила, но не в нашем случае. Мудак ты, Ким Намджун. Второй после меня. Юнги идёт на выход и вырывает руку из хватки желающего его остановить Намджуна. Даже не смотрит на него, и не слышит, что он ещё ему говорит. И, может быть, Ким Намджуну нужно было поднажать и надавить на друга, силой его обратно в квартиру впихнуть, и не отпускать никуда. Спорт-кар несётся по вечернему Сеулу на слишком большой скорости, и хорошо, что выходной день и время такое, когда на дорогах машин мало. Водитель сейчас не отдаёт отчёта своим действиям, а его взор солёная влага застилает. Он потерял всё, кроме жизни, пожалуй. Ремонтные ограждения Юнги замечает не так поздно, чтобы не успеть среагировать, но недостаточно рано, чтобы понять, что тормоза ему не отвечают, сколько на педаль не жми. За ограждениями стоит машина ремонтной службы, а его машина несется выше ста пятидесяти километров в час. Он не знает, есть ли там люди, не хочет прослыть убийцей и делает последнее, что вообще можно сделать, остальное решит физика. Тянет ручник и машину сносит в невероятный вихрь, кажется, что неведомая сила его выплёвывает в неизвестность, а там, кроме темноты, нет ничего.***
Чонгук звонит в домофон, барабанит в дверь, но ему никто не открывает, а старый код от замка, который ему ещё Чимин говорил — уже аннулирован. Телефон не то, что не отвечает, становится недоступным и хочется верить, что он просто-напросто разрядил батарею своей назойливостью. Парень нервничает, ещё больше накручивая себя. В голове одна версия сменяет другую, но сходятся каждая в одном — всё хуёво. В конце концов, замирая, он делает судорожный вдох, сосредотачиваясь. Кто-то же может знать новый код? Кому Лиён могла сообщить? И почему-то перед глазами, кроме наглого образа Ким Харин никто не встаёт. — Я не могу пока говорить! — шипит на него Ким, отвечая после его пятого прозвона. — Ты знаешь код от входной двери Лиён? — с отчаяньем выпаливает Гук, молясь, чтобы это было так. — Боже… Сейчас пришлю, — отключается Ким. За сообщением с кодом, приходит и запоздалая тревога Харин о том, что же с её подругой. Но ей Чонгук ответит после. Вводит цифры и наконец-то может попасть внутрь квартиры. Практически вбегает в тёмную квартиру, но на него сразу же срабатывает датчик движения и автоматически включается свет. Чонгук видит, как из-за угла виднеется разбросанная посуда и еда. «Что же произошло?» — думает парень, всё больше хмурясь. Тихие всхлипы, раздающиеся в кухне, дают понять, что она хотя бы жива, а значит минус одна тревога. Скидывает обувь и проходит к сосредоточию разбитой печали — именно такое сравнение приходит парню на ум, когда он входит в пространство кухни. Всё, что когда-то было на поверхности, раскидано по полу. Сама Ан Лиён обнаруживается, забившейся в угол за центральной столешницей, которая как раз разделяет кухню с гостиной. Выглядит — ужасно. Изнемождённая, разбитая, вся в синяках, с взлохмаченной копной спутавшихся волос и болезненно бледная, и если бы не покрасневшее от бесконечного плача лицо, то он бы решить, что она еле живая. Чонгук себя ненавидит. Эти следы на теле — его работа. И, скорее всего, всё это видел и Юнги, а тот вряд ли был вежлив в высказываниях. Скорее всего, случился скандал, который довёл Ан до того состояния, что он видит сейчас. И только спустив пар на ней, Юнги решился поиграть в рыцаря и ещё ему устроить разбор полётов. Да, Чон виноват, и только он — зачем было на ней отыгрываться? Может быть, Мин даже её ударил… Сейчас сложно сказать. Спортсмен буквально подрывается в её сторону, сгребая в охапку и на сильных руках относит к дивану. — Дурочка, — шепчет он, — пол холодный, отопление же выключено. Неизвестно сколько она просидела на напольном покрытии из искусственного мрамора практически голой попой. Очутившись в другой среде, на мягкой поверхности, Лиён будто бы в себя приходит и отталкивает от себя Чонгука. — Уходи! — голос охрип и надломлен, полурыком срывается с её уст. — Лиён… — Я отвратительна! — она с ногами забирается на диван и пытается спрятаться в защитную позу эмбриона. — Пожалуйста, не принимай слова Юнги на свой счёт. Ты не такая, — пытается убедить её в этом, хотя точно не может сказать, что ей наговорил репер. — Юнги? — она на секунду замирает и резко выныривает из своего «кокона», оказываясь лицом к лицу с Чонгуком. — Я такая же, как и он, — плечики её содрогаются от подступающего отчаянья, который врывается в пространство симфонией истеричного смеха смешанного с плачем. — Только я хуже, гораздо хуже, — она неожиданно замолкает. — Хочешь знать насколько я ужасна? — но не дожидаясь ответа, продолжает: — Я убийца, Гук-и, — шепчет она. — Всё из-за меня. Он из-за меня такой… — Такой он сам по себе, твоей вины нет. Ты — не убийца, — Чонгук поглаживает по голосе девушку и пытается её успокоить. — Я ужасное человеческое проявление. Убийца не рождённых детей, а Юнги даже не знает… Изменщица… Ты хотя бы честен, а вот я — сплошная подделка. — Он знает, Лиён. Он теперь знает, — обхватывает её лицо ладонями, вынуждая смотреть на него. — Прости, я сказал. Откуда мне было знать, что твоё пьяное откровение — это секрет? Юнги пришёл ко мне, а я ему и вывалил правду, чтобы задеть. Но я не знал! Я думал, он знает, но специально игнорирует этот факт, я хотел… Не важно, что я хотел в тот момент. И он права не имеет называть тебя изменщицей, вы расстались, а значит… — Я тебе изменила! С ним! — Ан замирает, плачет, смотрит в глаза своего, наверное уже бывшего, парня и вновь отталкивает от себя. — Я — корень зла и разрушение всех тех, кто меня окружает! Дыхание парня сбивается — что она сказала? Он понять не может, думает, что ослышался. «Я переспала с Юнги!» — ответ на его вопрос. «Что? Предательство?» — он забывает, как вообще дышать и в груди какой-то вулкан лаву поднимает, выплюнет вот-вот, сжигая всё, что на пути раскалённой магмы будет. Он сам себя теряет и хватает Лиён за шею, пальцами стискивает, перекрывая ей возможность дышать, и в спинку дивана вдавливает. — Это шутка, Лиён? — смотрит на равнодушное лицо девушки. Она не сопротивляется, молчит и смотрит, словно сквозь него. — Лиён, скажи, что это неправда и ты не предавала меня, — девушка шевелит губами, но из-за сдавленной глотки звук не проходит, превращается в хрип. Чонгук опускает взгляд на свою ладонь, обхватившую её тонкую шею, и слегка ослабляет хватку, чтобы девушка могла произнести короткое «да», но Лиён произнесла совсем другое. — Нет! — выплюнула с кашлем. — Я несколько часов назад переспала с Юнги. Намеренно распаляет? Хочет, чтобы убил? Чтобы в огне ревности их обоих? — Я поверил тебе, что можно по-другому! Что я могу по-другому! — шипит он на неё, взглядом выжигая и сжимая пальцы на горле, отчего художница закрывает глаза. — И что же в итоге? — свободной рукой хватает девушку за затылок и к себе ближе притягивает. — Открой глаза и смотри на меня, — кричит в бешенстве. — Я сказал, смотреть на меня! — она слушается. — Я по наивности пощадил тебя, а нужно было подписывать контракт? Я в любовь не верю, ты это знаешь. Мне эта человеческая выдумка не нужна, но хотя бы верность… Лиён хрипит перед ним, ей уже дышать практически нечем, ещё немного и сознание потеряет. — Я не буду больше подстраиваться под тебя! — рычит, чуть ли не выплёвывая эти слова, отпуская художницу. Сам встаёт и кулаки сжимает, до хруста и побелевших костяшек. Злость не проходит, ей хочется вырваться — крушить всё, что видит, в ином случае он доведёт дело до конца — убьёт её. И такое впервые. С Лиён многое впервые в его жизни. Даже то, что он не видит боли в её глазах. И любви, и сожаления, и мольбы о пощаде, и жизни… Ничего. Сломали. — У меня задержка… Брови на переносице мужчины сильнее сводятся вместе, а кулаки всё так же сжаты — что? — Когда он ушёл, я это поняла… Всё кончено, Чонгук… Со мной, с ним и с нами… — не смотрит на него, отворачиваясь. — Прос… — Замолчи! — шипит он, стиснув зубы. — Ты не сможешь вернуться к нему… — Я не думала об этом даже… — Он на всю страну объявил о расставании. — Я знаю… — Весь интернет сейчас разрывает от этого события. Я столько зла в словах в жизни не видел. И винят тебя. Лиён смотрит с непониманием на Чона, повернувшись к нему. — И меня… Ты в ловушке. И ты затащила меня во всё это! — кричит, срывается. — И к черту бы эти сплетни и злые языки! Мы же встречаемся, я всё с тобой бы разделил… Но ты?! Как из этого вырваться? Я не знаю… Не знаю теперь… Ничего не знаю! Моя репутация висит на тонкой нити, а ты — лезвие, которое её оборвёт? — Чонгук… — девушка облокачивается руками о сидушку дивана и задевает рукой пульт из-за чего включается телевизор. — Только что поступило сообщение об аварии на ремонтируем участке дороги в районе Каннам. Водитель чёрного автомобиля со значительным превышением допустимой скорости, снёс боковиной ограждения и, как можем видеть на этих кадрах, отлетел в дальнейшей траектории в столб. Судя по заявлениям очевидцев, попыток торможения до ремонтируемого участка предпринято не было… А Лиён, смотря на экран, где показывают кадры недавней аварии, на последствия и то, что осталось от машины, дрожащими губами одно слово причитать начинает: «Нет…». Девушка узнала раскуроченную машину на видео и номер её. Встаёт и хочет ближе подойти, но темнота свои объятия слишком широко ей раскрывает, укутывая в своём забвении. — Лиён! — Чонгук успевает подхватить девушку прежде, чем бессознательное тело встретилось с полом.***
Девушка заходит в квартиру-студию и, сняв уличную обувь, проходит внутрь единого помещения. Юноша, сидящий на диванчике, даже головы в её сторону не поворачивает, хотя прекрасно слышал, что она вернулась. Вместо этого Феликс гипнотизирует телевизор, по которому показывают новости. Сохи переводит взгляд с парня на экран, а там говорят о какой-то аварии. — Ты так никуда и не выходил? — интересуется она, а тот её будто не слышит — так увлечён. Сохи вздыхает, а потом замечает, что её личные вещи находятся в беспорядке и экран ноутбука открыт. — Эй! — приходит она в бешенство. Приютила, а он в её вещах рылся? Невероятная наглость! Феликс продолжает не обращать на неё внимания и поэтому Сохи даёт ему ощутимый подзатыльник. — Негодный мальчишка! — возмущается девушка вполне оправданно. — Ладно тебе не интересно моё здоровье и как я сходила в больницу, я даже не против того, что ты живёшь в моём пространстве, на мои деньги, но рыться в моих вещах? Ты совсем обнаглел?! Хочет отвесить пощёчину, но рука в воздухе замирает и Сохи теряется. Она же не сильный подзатыльник дала, почему он плачет? Что за слёзы на прелестном веснушчатом личике? — Тебя кто-то обидел? — озадачивается она. Феликс, наконец разглядев вернувшуюся нуну, оплетает её талию руками и прижимается к ней. — Я не так хотел! — выдаёт он через прорвавшиеся громкие рыдания. — Я его убил?.. — Что? Кого? Парень только в сторону экрана голову поворачивает, и девушка имя от ведущей слышит — Мин Юнги. Тот самый Мин Юнги, который братика её обидел, который мечте Феликса крылья вырвал. — Он приходил, нуна… — всхлипывает Феликс. — Юнги? — Нет… Он… Хан Дон Ю… — Что?! — сердце Сохи в пятки ухает. — Что он хотел? Он тебя тронул? — Нет…Flashback
Звонок в дверь парень не слышит. Не спеша выходит из ванной, тряся головой, поправляет полотенце на бёдрах и думает, чем бы позавтракать. На доставку еды банально нет денег: Сохи, уходя в больницу, не оставила, а собственные средства уже закончились. Готовить Ликс не умеет, его максимум — это заварка рамёна, но от него уже, признаться честно — тошнит. Вообще от всего тошно. От этой каморки, в которой ютится Сохи, в том числе. Но выбора у него нет, дешманский рамён — его максимум, а когда нуна вернётся, обязательно уговорит её на что-нибудь вкусненькое. Шурша пачками с «национальным блюдом» слышит, как кто-то настырно тарабанит в дверь. На секунду пугается, что может что-то произошло, например, соседей затопил. На цыпочках крадётся к двери, чтобы глянуть в глазок. Даже эта доисторическая дверь его бесит — прошлый век. Ни тебе отдельно выведенного домофона, ни толково работающего кондиционера, ни панели управления всеми коммуникациями на одном дисплее. Всё на соплях — он от такого отвык. Смотрит в глазок и отшатывается от двери. «Какого?..» — думает про себя, а за дверью уже чуть ли не кричат о том, что присутствие жизни в квартире спалили. Тут ни какая цепочка не поможет, если он дверь приоткроет: этот человек в подъезде с ноги выбьет дверь и Феликсу ещё хуже будет при таком раскладе. Как же ему хочется сбежать. И не в другую страну, а на другую планету. Лишь бы не видеть этих злобных глаз, обрамлённых сеточкой из мелких морщинок и вечной диктаторской ухмылки. Дверь всё же открывает, а мужчина явно не его рассчитывал увидеть. — Ты? — усмехается он, отталкивая юношу в сторону и проходит внутрь жилого помещения. — А где эта дура? — Сохи ушла… — Ясно, — Дон Ю, не разуваясь, проходит прямо в обуви внутрь. — Так даже лучше. Как у тебя дела, Ён Бок? А Феликса прямо коробит, когда слышит своё настоящее имя. Он всячески пытался избавиться от него, похоронил в себе мальчишку по имени Ён Бок: тот ещё более несчастливым был, чем Феликс сейчас. У Ён Бока и шанса не было бы на хорошую жизнь. — Меня так больше не зовут… — Да? — мужчина смеётся над ним. — Как ничтожество не назови — ничтожеством он от этого быть не перестанет, — пытаясь сойти за умного, говорит Дон Ю. — Или там про розы было? А, впрочем, ты не роза, чтобы от правды увянуть. — Господин, Сохи нет, и Вам лучше уйти. — Айщ, всю свою жизнь с моих рук ешь и смеешь меня гнать? Не стыдно? — он подходит ближе к парню и берёт того за волосы. — Ты мой, от макушки до пяток. — П-простите, но Вам правда лучше уйти… — Да не переживай ты так, я же не по пацанам, — смеётся Хан, оставляя юношу в покое, а Ли волосы приглаживает и взглядом спину прожигает. Дон Ю начинает рыться в вещах Сохи, переворачивая всё вверх дном. А Феликс и сделать ничего не может, лишь смотреть, как тот роется в личных вещах. Находит какие-то бумаги и долго смеётся, что страшно — а не обезумел ли тот часом? «Конечно, он безумен и давно уже», — думает про себя Феликс. Дон Ю наглеет ещё больше, включая ноутбук нуны. И Ли из любопытства заглядывает через плечо незваного и неприятного гостя. И то, что он видит в личных папках совсем не по душе Ликсу. Все интересные фотографии Дон Ю перекидывает на флешку, которую убирает в карман. — Всё… И что она так упрямилась? Сама ничего не может и мне не даёт, — тихо говорит Дон Ю. — Так как у тебя дела, Ён Бок? — Вы и сами всё знаете… — Не получилось? — насмешливо спрашивает. — Бездарность… Но ты — мой ребёнок, а у меня настроение сейчас хорошее, поэтому выполню любую твою просьбу. Чего ты хочешь, Ли Феликс? Вопрос с подвохом? Конечно, иначе и быть не может. Попросишь что-то и полжизни должен будешь. Феликс не дурак, уже проходил через это — не лично, но являясь свидетелем. Сохи у Дон Ю всё брала, чтобы им заниматься, чтобы Ликс мог мечтать. И как и чем расплачивалась тоже знает. И, похоже, нуна до сих пор связана с Ханом. — Мне ничего от Вас не нужно. Уходите. — Подумай хорошенько, — продолжает искушать. — Ты же хотел на сцену вроде… Что-то изменилось? Перегорело? — Сцена… — Ликс смеётся. — Чтобы мне туда попасть — Мин Юнги сдохнуть должен! — Ты этого хочешь, уверен? — Да! Пусть сдохнет! — ляпает сгоряча и от злости. — Маленький, кровожадный бес, — треплет его за щёку. — Джин исполнит твоё желание. — Джин? Не смешите… Вы ничего не можете. Самого бы в трясину не засосало. — Айгу, осторожнее. Подмигнув, Дон Ю оставляет Феликса одного, забрав с собой странные бумаги, флешку и нервы парня. А вообще, это впервые, когда он его не бил. Лет пять прошло с последнего раза. Но тогда Феликс и Сохи целиком и полностью зависели от семьи Хан, как и еще несколько сотен детей детского дома на попечении благотворительного фонда этой семьи. Их детдом должны были закрыть из-за сложностей с государственным финансированием, а детей расселить, раскидывая по стране: кого-то в другие детские дома, кого-то в семьи к опекунам, которые доверия не вызывали. Всё рушилось, а итак не лучшее отношение становилось всё хуже. Тогда Феликс впервые понял, как важны для существования и даже выживания деньги. Ему хотелось, чтобы у него однажды их стало много и тогда никто бы не смел его принижать. Но дом не закрыли, появилось финансирование извне, поменялось название, а воспитатели стали чуточку добрее, как только им начали нормально платить. У талантливых детей появилось больше возможностей для личной реализации. Феликс тоже хотел, но был обычным — статист, у которого кроме симпатичной мордашки и похвастаться нечем. С Сохи он был ближе всех и делился с ней, что не хочет быть обычным, хочет попасть хоть под какую-нибудь программу, а желательно — музыка, танцы, что-то творческое. Он хотел, и хочет до сих пор — славы и денег. Если бы он тогда только знал, как и почему с ним начали заниматься в частном порядке, то, наверное, был бы не столь жаден. Но, находясь в эйфории, он не замечал её страданий, а когда заметил, было поздно отказываться — она бы не позволила. И Ликс сделал то, что умеет лучше всего — поставил себя на первое место. Он не просил её, она сама так решила.Flashback end
— Он же шутил… Я думал, что это шутка, нуна! Издёвка. Он всегда только издевался. Я не хотел убивать Мин Юнги!