***
Общей отвратительности ситуации добавляло и то, что ранена оказалась, конечно же, именно левая рука. Та, которую он тогда занёс для удара и подставил. Ведущая, обычно держащая саблю. И как раз вечером, почти ночью, ему нужно было участвовать в классической игре. Рука не то что не могла привычно замахнуться и рассечь воздух с нужной силой, но просто держать в ней что-то уже было сложно. Пальцы постоянно дрожали; на секунду Джозефу показалось, что даже правая, не привыкшая рука, принесла бы больше пользы. Промахиваясь уже в седьмой, если не в десятый, раз, фотограф зарычал от беспомощности. Перепрыгивающий через окно адвокат на секунду вздрогнул от этого звука. Всегда, абсолютно всегда этот охотник вёл себя сдержанно и выражал своё недовольство ну максимум нахмуренными бровями и тяжким вздохом. А тут такие звуки разъярённого пса. Джозеф в который раз дал себе мысленную пощёчину за несдержанность и продолжил преследовать уже так опостылевшего адвоката. Хотелось уже проткнуть кого-то и оставить истечь кровью, просто чтобы выместить злобу. Раньше, до раны, от подобных мыслей он бы удивился, удивился бы самому факту их появления. Но кто такой Джозеф тогда, нормальный, насколько может быть нормальным живой мертвец, а кем был Джозеф сейчас, под действием тёмной магии? Думать о том, что то или это, что он делал или о чём думал — ненормально, уже успело утомить, а поэтому мужчина просто решил переждать эту фазу и не пытаться исправить то, что исправить раньше положенного было нельзя. Он наконец догнал адвоката и еле как отправил в особняк, сжимая веки до белых пятен перед глазами, пока остальные трое уже сбегали в открытые ворота.***
Он не был готов встретить бальзамировщика ночью, во время своей прогулки, спровоцированной невозможностью уснуть. Казалось, в темноте его комнаты, когда он открывал глаза, плясали черти, а при попытках проспать хотя бы до рассвета голову заполняли кошмары. Связанные с чем угодно. С его подругами, покойным братом, темнотой, в которую он проваливался, Эзопом. Перед глазами до сих пор стояла картина распоротой грудной клетки и выпирающих рёбер, оплетённых стеблями жёлтых роз. Три цвета и столько эмоций, сопровождающих их. Жёлтый для цветов, красный для крови и серый для всего остального. Точно так же, как и для потухших глаз, которые остались открытыми. Рядом с телом отбивала свет его сабля. Оружие, которое он даже не помнил, как брал или для чего-либо его использовал. Лежала на сырой серой земле, усеянная редкими каплями крови. Хотелось закричать. Но как только он собирался это сделать, свет фиолетовых завитков вокруг раны, сопровождающий его при каждом кошмаре, вспыхивал настолько ярко, что проходил сквозь плотные бинты и рубашку и вырывал его из лап кошмара. Однако даже тогда охотник не мог издать ни звука, как бы ни хотел. Он просто не мог. Конечности охватывало онемение и всё, что он мог делать, было дышать и чувствовать, как холодный воздух залезает под ночную рубашку на спине. Как только фотограф смог встать, он отрешённо осмотрел место, ранее сияющее ярким, но таким тёмным и неприятным светом. Слои ткани и марли, словно издеваясь, больше не пропускали ничего необычного. Словно пытались заставить его поверить, что никакого света не было и в помине. Он просто медленно сходит с ума. Джозеф поставил босые ноги на холодный пол, шаркая ими по периметру, вслепую находя свои туфли. Если его комната была слишком тёмной для сидения в ней даже с открытыми глазами, а мир грёз подводил его сегодня раз за разом, он проведёт это время там, где свет мог бы разогнать эту дымку. Прогулка по коридору казалась идеальным решением, так как свет, проникающий в большие окна, был достаточно ярким, и его хватило бы, чтобы успокоить разбушевавшееся воображение. Это был тёмно-синий, почти чёрный. Такого цвета не было там. Но спустя жалких пять минут бесцельного шатания по пустым коридорам он встретил Эзопа. Человека, который совсем недавно был жертвой в его кошмарах. Серый цвет плотно врезался в сознание, а мозг словно дорисовывал огромное красное пятно на груди. Так как он всё время шёл с опущенной головой, он не сразу заметил, что вокруг есть кто-то ещё. Однако его ноги приросли к земле, когда он всё-таки поймал чужой взгляд. На секунду показалось, что это просто галлюцинация, мираж, вызванный тревожным воображением. Чертовски реалистичный мираж. Но даже если бы это была галлюцинация, он бы никогда не смог воспроизвести этот голос идеально так, каким он был.***
Короткий разговор отозвался неприятным осадком на сердце. И даже некоторым чувством вины. Не было вины Эзопа в том, что его состояние оставляло желать лучшего, не было его вины в том, что проклятие повлияло на чужое поведение. Он должен был вести себя сдержаннее. Он не должен был открывать свой чёртов рот. Как только щёлкнула ручка на его двери, охотник занёс здоровую руку и влепил себе пощёчину. Ужасно хотелось, чтобы это была чужая рука. Рука того, кто заслуживал его ударить. К кому он только что так неуважительно отнёсся. Но даже после такой вызывающей фразы, брошенной в отчаянии от клубка мыслей и эмоций, который он не мог распутать, юноша лишь посоветовал ему отдохнуть. Включил чёртового врача, снёс его капризы и дал совет, чтобы он почувствовал себя лучше. Почему он был таким спокойным? Голос, навязчивый, как жужжание комара над ухом, протрезвонил: «Мне это не нравится.» Хотелось, чтобы прямо сейчас Эзоп догнал его и накричал. Это ведь ненормально, да? «Да.» «Закрой рот.» Голубые глаза панически забегали по комнате. Он словно искал говорящего, хотя точно знал, что его мысли просто разговаривали с ним в его же голове. Никого, кто мог бы быть в этой комнате. Никого, кто смог бы помочь. Джозеф прошёл к окну, садясь под ним, прижимая колени к груди ослабевшими руками. Никто не застанет его врасплох, не придёт***
— Мамочки родные… — Мария, так и не достучавшаяся до друга, приоткрыла дверь чужой комнаты и увидела эту неутешительную картину: Джозеф сидит на полу, растрёпанные волосы, кое-как стянутые уже сползающей лентой, которую он забыл вчера снять, помятая спальная рубашка и чёрные штаны, усеянные пылью. Он также не снял туфли. Минуту через минуту его била дрожь, видимая невооружённым глазом. Вокруг правого рукава плясали лиловые завитки, то светящиеся, словно лампа, то потухающие, как огонёк свечи, которому перекрыли кислород. Тяжёлое дыхание донеслось до слуха охотницы. Она подошла к, по видимому, ещё спящему мужчине и аккуратно присела рядом с ним, подбирая полы красного платья. Она тихо прошептала, чтобы не напугать, если сумеет его этим разбудить: — Хэй. Джозеф. Не получив спустя минуту никакого ответа, она снова окликнула его, в этот раз размещая бледную руку на его плече. Джозеф в последний раз судорожно вдохнул и распахнул глаза, бегая ими по комнате. — Тише, тише. Это был лишь кошмар. Дыши, — она начала успокаивать его, словно подбираясь к паникующему зверю. Голубые глаза наконец-то нашли источник звука, и Джозеф отпрянул от чужой руки. Ему понадобилась минута, чтобы осознать происходящее и более-менее успокоить своё дыхание. Мелкая дрожь всё ещё пробегала по его телу время от времени. — Ну же, спокойно. Посмотри на меня. Всё хорошо, да? Это всего лишь я, — охотница успокаивала друга, словно тот был маленьким ребёнком, прибежавшим ночью к родителям из-за приснившегося кошмара. Часть этого сравнения была правдой, на самом деле… Со стороны двери послышался вздох. Мичико стояла в дверном проёме и смотрела на развернувшуюся картину с сожалением в глазах. Она не стала закрывать лицо веером, пока нет. Голубоглазый дёрнулся от постороннего звука, но быстро успокоился, когда не увидел ничего, что представляло бы опасность. Мария вернула его внимание к себе щелчком аккуратных пальцев. — М?.. — она протянула руки, спрашивая разрешения. Не заметив какого-либо отрицания или сопротивления, охотница медленно обхватила руками чужую голову и прижала её к груди, успокаивающе поглаживая. Тонкие пальцы аккуратно стянули запутавшуюся в белых волосах ленту и отложили её. Локоны рассыпались по плечам и сделали своеобразную шторку для бегающих глаз. Мария осторожно поглаживала Джозефа по голове, пока он не перестал вздрагивать и отрывисто вдыхать, словно ему не хватало воздуха.***
Мичико ушла, когда Мария использовала все свои навыки успокоения, чтобы подобрать нужный и подходящий их другу. Она не не хотела в этом учавствовать, вовсе нет. Джозефом она дорожила так же сильно, как и Марией; эти двое были самыми важными***
Эзоп спокойно шёл по коридору в большую столовую, однако мыслями он был не здесь. Постоянно вспоминалась вчерашняя ночь, и как странно себя вёл фотограф. На самом деле, он думал об этом больше, чем ему бы хотелось, что юноша уже заметил, но ничего не мог с собой поделать. Наверное, он всё же умудрился как-то привязаться к этому охотнику, пусть он и охотно отрицал это раньше. Мысли о проклятии и чужой ране почти всегда сводились к вопросу «а чем я могу помочь?». И, если уж быть честным — почти ничем. Разве что напоминать о посещении доктора и смене бинтов, что Джозеф вполне мог контролировать и сам. Хотя, он никогда не замечал за ним походов в медпункт, ведь охотники выходили с матчей разве что с царапинами. Только лишь по его поведению с ним Эзоп мог сказать, что голубоглазый довольно упрямый, но был ли он таким уж гордым? Он сам был гордым, да, но он и зашить сам себя мог, но вот Джозеф… За этими размышлениями юноша не заметил, как добрался до столовой и занял своё место, стягивая маску на подбородок и приступая к еде. Думать на голодный желудок было не очень… Не то, чтобы он прямо-таки был голоден, но ему действительно стоило отвлечься хоть на что-то. — Эй, Карл! — уже привычный, но оттого не менее раздражающий голос нападающего ударил по ушам. — Уже переобулся? Не хочешь объяснить, чего ты, чёрт возьми, добивался, помогая фотографу? Не помнишь, как безжалостно и без задней мысли он всех нас шинкует? И после этого ты решил его подлатать? Ты не забыл, на чьей ты стороне?! Нападающий вскочил со стула, словно показывая, что в этой иерархии он выше. Он победно ухмыльнулся, когда Эзоп не нашёлся с ответом. Он не собирался отвечать ему в любом случае. — Что, сказать нечего? А кто удивлён? — скорее риторически спросил Уильям, собирая по столу редкое одобрение. — Я «удивлён», — монотонно высказался Наиб, лениво поднимая руку в воздух, чтобы нападающий заметил говорящего. — Эзоп, о чём он? Он словно проигнорировал существование разбушевавшегося выжившего, на что тот едва не подавился воздухом от возмущения. Ну, если уж спрашивает Наиб, Эзоп готов был ему ответить. — Инцидент на матче. Джозефу рассекли руку, — коротко, но и не совсем информативно отозвался бальзамировщик, вызывая удивлённый шёпот, пронёсшийся волной по столу. Наверное, это был первый раз, когда он что-то кому-то ответил за едой. — Поделом! — гаркнул Уильям насмешливо. — Заткнись, Эллис. Продолжай, — наёмник вернул своё внимание на юношу, перебирающего рис в своей тарелке. На покрасневшее от гнева лицо нападающего он не обратил никакого внимания. Ему нужна была кульминация. То, из-за чего на сероглазого опять напали выжившие. Хотя, выжившие — это громко сказано. Скорее Уильям, словно пастух вёл овец туда, куда ему было угодно. А они, ничего не понимая, шли по проторённой дорожке. — Я перекрыл кровоток, — нехотя отозвался Эзоп. Он всего ответил дважды, но ему уже надоел этот контакт с посторонними. Да, Наиб был ему чуть ближе, чем «посторонний», но обсуждение подобной темы ситуации не помогало. Ни капли. — Просто… Помог?.. Прости, Эзоп, но здесь я вынуждена в чём-то согласиться с Уильямом. Он ведь охотник… Один из самых безжалостных, — вставила своё слово Марта, неуверенно хмурясь. Наиб пока что решил замолчать. — Он был ранен. — Он бы восстановился! — нападающий снова влез в разговор. — Охотники не имеют сильной или хотя бы стандартной регенерации. Уровень их восстановления едва сравним с обычным человеческим. — Вы посмотрите на него, всё он про охотников знает! А ты ничего от нас, случаем, не скрываешь? А то откуда бы тебе было о таком известно? — Я просто, в отличие от некоторых, вижу дальше собственного носа, — начал выходить из себя Эзоп. Ему срочно нужно было покончить с едой и уйти, пока он не ляпнул лишнего или не влез во что посерьёзнее. — Да ты!.. — Уильям! — кто-то дёрнул нападающего, заставив его сесть на место, и он переключился на этого человека. Эзоп не обратил внимания на то, кем был его спаситель, но он или она смогли поднять шум, достаточный, чтобы он смог по-тихому убраться из помещения. Но как только он быстрым шагом вышел за массивные двери и зашёл за первый поворот, рука потянула его в другую сторону. Он грубо вырвал свою руку из чьей-то хватки и повернулся. Перед ним, хоть и немного ошарашенная его действиями, но как-то уверенно выглядящая, стояла Мария, Кровавая Королева. Не успел он избавиться от мыслей об одном охотнике, и тут же к нему приходит другой. — Оу, прости… — она, на самом деле, не выглядела такой уж виноватой. Скорее, настолько возбуждённой, что это перекрывало все остальные чувства. — И прости за это тоже, но нам нужна помощь, в оказании которой ты не можешь отказаться, — девушка повернула в сторону крыла охотников и, убедившись, что юноша пойдёт за ней, быстрой дробью отбивала шажки туда. Да, Эзоп пошёл за ней, хоть и не был уверен, зачем конкретно он мог понадобиться. На самом деле, его немного удивила такая уверенность охотницы в том, что он, не получив никаких объяснений или подобного, последует за ней. Однако, что ж, у этих ребят свои причуды. Через пару минут, когда они добрались до ранее лишь раз посещённому им крылу и направились к комнате, которая не являлась комнатой Марии или Мичико, он насторожился. Оставался единственный вариант, куда его могли повести, если помощь нужна была не дамам, а… — Послушай меня сейчас, хорошо? — заговорила внезапно Мария, прерывая поток его мыслей. Похоже, сейчас она оправдает его гипотезу. — Я понимаю, что вы, мои дорогие калеки, оба гордые дурачки, но послушай, просто послушай. Джозеф сегодня плохо спал. Очень плохо спал. И чтобы удержать его от, вероятно, панической атаки — я не совсем в этом разбираюсь — понадобилось успокоительное. Сейчас он напоминает безвольное тело, которое совершенно не может позаботиться о себе, ну и оставлять его наедине с искажёнными проклятием мыслями мы боимся — мало ли чего придумает… А ещё — пожалуйста, не говори ему, что я тебе рассказала — но в бреду он, если мне не послышалось, звал тебя. На этом моменте Эзоп не смог удержать каменное выражение и немного нахмурился. Мария, не обратив на это внимания, продолжила. — В общем, о чём я тебя прошу. Мы с Ми должны будем поучаствовать в нескольких играх сегодня, которые идут почти в одно и то же время. Он сейчас ни от чего не отказывается, поэтому его гордость не станет проблемой, но ты… Эзоп, пожалуйста, сделай одолжение — посиди с ним немного, ладно? Нам правда нужна помощь с ним, он выглядит чертовски плачевно. Говори с ним, что угодно делай, просто находись с ним в одной комнате и не давай погрузиться в мысли. Я могу расчитывать на тебя?.. — Мария выдохнула после своей грандиозной речи и сейчас жалобно смотрела на выжившего, ожидая его вердикта. Выживший же понял, что выбора у него всё равно нет. Это же Мария. Но если он собрался быть полезным, можно было немного приумножить эту пользу. — Как сильно кровоточит рука? — внезапно он отошёл от темы, заставляя охотницу врасплох. — Я не уверена… — наконец отозвалась она. — Последний раз, когда он был у врача, был вчера около полудня. Похоже, это же был последний раз, когда меняли бинты. Эзоп решил промолчать о том, что если с момента травмы Джозеф был в медпункте лишь раз, то это была не только последняя, но и первая и единственная перевязка. Тогда, на матче, он лишь перекрыл кровоток, но не более. — Можешь принести спирт, вату и бинты сюда? Я могу сменить повязки. Всё это можно взять в медпункте. Мария, очевидно, обрадовалась и, покивав пару раз, словно болванчик, довольно постукала каблуками в медпункт. Эзоп повернулся к двери и подошёл к ней. Появилось чувство безысходности, как будто оно пропитало стены и дверь этой комнаты изнутри. Чувство, будто после того, как он прокрутит ручку, пути назад уже не будет. А когда он был? Юноша взялся за ручку и переступил порог.