***
Сиреневые следы, точно от лап дикого зверя, украшали шею толстым ожерельем, как если бы сама Смерть костлявыми пальцами крепко-накрепко поймала её и не отпускала до самого утра. Эгоистичная сволочь. От такого увечья не могли сберечь даже Богини Стен, несмотря на бесчисленные мольбы: им нет дела до своих же детей. Не иначе, они намерено пропускают мимо ушей тех, кто вовсе позабыл нужные строки молитв с их именами и способен вторить в небытии лишь: «Святые Богини, спасите, Святые Богини, сохраните». Остается лишь надеяться, что беспечные и гордые Богини имеют честь наблюдать за тем, к чему привела их безвольная небесная власть. Осторожно касаясь нежной кожи, которая ещё несколько часов назад была чище фарфора, Микаса медленно обводила синюшный контур капитанских ладоней. Останавливаясь у особо болезненных мест, девушка легонько нажимала на кожу, чтобы тело в очередной раз пронзила мимолетная, но все же в некоторой степени приятная боль. Приятная тем, что от подобной жгучей муки разгоралась неизвестная ей ныне ярость и жажда ответить всем своим обидчикам — именно своим. В ушах протяжно звенело от злости, что трепетала от нетерпения вырваться наружу, вызывая табун мурашек, но все еще замкнутая в жестких силках девичьей воли, вторящей снова и снова: «Ещё рано». Всему свое время — это правда, и Микаса, глядя в свое отражение, дает себе обещание припомнить Леви непростительную грубость, а Зику — новый шрам на ее теле. Поток ярости, бесцеремонно гуляющий по венам с шумом, способным заглушить даже скрип судна, вмиг остановился, стоило кому-то настойчиво постучать в дверь туалетной комнаты. — Эй, ты здесь не одна вообще-то! — раздался грубый голос попутчицы, имя которой им с Сашей не было знакомо. Да и узнавать не больно-то хотелось. Конечно, только у капитана с командором были личные каюты. Куда им там — обычным рядовым? Микасе и Саше, пусть и на одну ночь, пришлось смириться с вынужденным соседством с двумя марлйиками. Они в свою очередь также были не шибко рады присутствию двух странных девиц: угрюмых, молчаливых, неуклюжих, с деревянной походкой. Женщины ли они вообще? Постоянно путаются в своих длинных юбках и играют в некую молчанку: переговариваются лишь краткими репликами или кивками головы. Закатив глаза, Микаса обмотала шею красным шарфом. Она плотнее прижимала ткань к коже, старательно отгоняя то женское, что было запечатано глубоко внутри, упорно настаивавшее, что подобный аксессуар совсем не смотрится с её костюмом, однако иного выхода девушка себе представить не могла. Или нелепая ткань или ожерелье синяков — выбор сегодня скудный, а жалобы — бесполезнее шляпки в ветренную погоду. — Ты там померла что ли?.. — не успела договорить попутчица, как дверь открылась и с глухим стуком ударилась об её нос. Отшатнувшись, девушка врезалась спиной в стену и, держась за лицо, простонала. Пройдя мимо неё и второй соседки, немедленно отбросившей журнал с новинками летнего сезона и кинувшейся в сторону подруги, Микаса надела перчатки и взяла с кровати саквояж. Напоследок она посмотрела на двух попутчиц: одна рыдала и повторяла едва различимые ругательства, вторая гладила пострадавшую по спине и спрашивала, может ли помочь, но внятного ответа не последовало — только вопли вперемешку с бранью. Кинув надменный взгляд, Микаса фыркнула и покинула каюту, услышав пару «ласковых» в свой адрес. — Кто вам не угодил? — усмехнулась Саша, которая все это время ждала подругу в коридоре. — С чего ты взяла? — спросила Микаса. — По вашему лицу всё понятно, — улыбнулась Браус, догнав разведчицу. Кажется, плохое настроение Микасы её чем-то веселило. — А что не так с моим лицом? — поинтересовалась Аккерман, вопросительно выгнув бровь. — Хм, — задумалась собеседница, коснувшись пальцем подбородка. — У вас оно такое, знаете… Вот представьте, что капитан Леви ругается на Эрена за… Да, вот оно! Микаса не успела заметить, как наморщилась, и между сдвинутых бровей появилось несколько складок, а зрачки потемнели, погрузившись в ярость. Иметь богатую фантазию не обязательно, чтобы спроецировать знакомые сцены в голове, так необходимые для понимания сказанного Сашей. — Не будите зверя! — воскликнула Браус, вырвав разведчицу из тех воспоминаний, где Эрен несправедливо выслушивал от капитана Леви слова не самого лестного толка. — Что? — переспросила Микаса. — «Не будите зверя» — так бы я нарекла ваше выражение лица, когда вы особенно недовольны, — улыбнулась Саша. — Все говорят, что вы чересчур холодны и безэмоциональны, но это вовсе не так! По вам всегда легко понять, о чем вы думаете. Аккерман в недоумении покосилась на подругу и пожала плечами, сомневаясь в том, что кто-либо действительно поддерживает Браус в её доводах и наблюдениях. Саша всегда отличалась тем, что видит намного больше, чем дается другим, подмечая незначительные или, наоборот, крайне важные моменты. Поэтому с ней необходимо быть начеку и не давать повода в лишний раз размышлять о чем-либо. Но расспрашивать подругу о смыслах озвученных слов уже не представлялось возможным, потому как вдалеке показалась компания молодых людей, которые собрались возле каюты командора Ханджи. Впереди встреча с Еленой, пересадка на пароход до Парадиза и ещё один день путешествия на корабле — ребята, кажется, готовы к долгой дороге, а вот Микасу разрывает от желания вернуться на Парадиз как можно скорее. Первым девушек заметил Жан и, не тая своего раздражения, поинтересовался, почему они не спешили со сборами. Микаса нашла лучшим ответом молчание, Саша же вступила с другом в горячий спор с твердым намерением втолковать разницу между девушкой и солдатом. — Микаса, тебе не будет жарко? — спросил Армин, подойдя к разведчице. Он с любопытством рассматривал её внешний вид. Безусловно, все и так привыкли видеть Микасу с красным шарфом на плечах, однако она не отличалась чрезмерным безрассудством, и в особо жаркие дни всё же снимала его. Сейчас же ей в срочном порядке нужно было что-нибудь придумать, чтобы обезопасить себя от лишних расспросов. Подняв глаза, девушка поймала на себе хмурый взгляд капитана Леви, стоявшего в стороне. Его глаза задержались ещё на мгновение. Разведчица успела демонстративно отвести глаза, выражая свое равнодушие к произошедшему, и вернуть внимание к Армину. — Не будет, мне он нужен, — Микаса дотронулась до ткани и, секунду погодя, продолжила немного громче: — Чтобы помнить об Эрене. Ей очень хотелось, чтобы капитан услышал её ответ. Чтобы считал, что её так тронул уход Эрена, и она вовсе не прячет следы его ладоней. Пусть интерес в нем проснется естественным способом — пусть захочет увидеть то, что натворил. Пусть думает, что это акт во имя нежной памяти об Эрене — пусть никто даже не смеет сомневаться, что это её жертвы во имя спасения Эрена. Пусть давится словом «благородная»: известно, что он не считает её таковой, а только язвительно подмечает про себя, как она вычурно честолюбива. Микаса желает его мыслей о ней. И причина этому не менее странная, чем сам каприз. Ей кажется крайне несправедливым, коли она проживает каждую минуту с мыслями об обреченном на провал убийстве капитана. В то время как его хладнокровие выражает исключительную правду: нечего простому рядовому подумывать о том, чтобы стать заменой сильнейшему. Да вот только Микасу Аккерман простой рядовой назвать язык не повернется. Так и быть. Раз этот мир диктует свои правила, надо им следовать. Благодарность ему, что он любезен и твердит простую истину: ешь или съедят тебя. Микаса принимает свои желания и правду этого мира. Она готова предстать перед Богинями Стен, признать пробуждение своей дьявольской сути и принять объятия теней, выползающих из ада. Раз небеса её не слышат, раз добродетель не спасает, остается лишь окунуться во мрак, где рождается ужас и прячется зло.Глава 5. Во мраке ночи
16 октября 2022 г. в 14:55
Мир медленно покачивался то вправо, то влево, отчего у Микасы потихоньку кружилась голова. Отнюдь, четкая цель, к достижению которой она решительно шла, виднелась уже в конце пустующего и погруженного во мрак коридора парохода. Как бы разведчица ни старалась идти ровно, судно, плывущее по беспокойным волнам, всё время бросало её из стороны в сторону. Микаса направлялась к слабо освещенной двери. За ней находилась каюта капитана Леви.
Морозный воздух без должного уважения дотрагивался любого открытого участка девичьего тела, от макушки до пяток: вся кожа была покрыта мурашками, а конечности безвольно тряслись. Микаса могла в любой момент свалиться или вовсе передумать и вернуться к себе в постель, но её упорству оставалось лишь позавидовать: самой даже не верилось в собственную силу воли. Однако выбора особо не оставалось: Микаса была обязана забрать свой фотопортрет. Другой шанс вряд ли представится, поэтому необходимо действовать здесь и сейчас, покуда весь отряд спит, в том числе и капитан, хоть он и обладал завидной выдержкой. Тяжелый день, сопровождавшийся штормом, не мог не сморить его.
После того, как Леви выгнал её из фотоателье, Микаса несколько минут простояла в одиночестве. Он вышел весь красный, злющий и, ничего не объясняя, повел её в сторону базара, где они должны были встретиться с остальными после похода за покупками. Сколько бы разведчица ни билась в попытках вырвать свой локоть из крепкой хватки мужской руки и вытребовать объяснения, капитан её игнорировал, как будто девушки и вовсе не было, а он держал в руках всего лишь воздух. Однако, увидев вдалеке ожидающих их ребят, Микаса усмирила свое возмущение, а Леви отпустил её и ускорил шаг, искусно скрыв остатки гнева на лице. Тем не менее, девушка не планировала так просто спустить с рук произошедшее.
Уже на корабле отряд разведчиков пришел к соглашению, что на ночь никто не будет запираться, на случай появления каких-нибудь проблем на судне, будь то их обнаружение, как элдийцев с острова, или же потопление в таком жутком шторме. Поэтому всё играло на руку рядовой Аккерман, и упускать такую возможность было бы, как минимум, глупо.
Пароход жутко скрипел: казалось, что металл тянулся, ломался и бесконечно ныл, словно новобранцы после первой вылазки за стену. Уши уставали и требовали абсолютной тишины, однако особенность судна заключается в том, что с него некуда было деться, а звуки постепенно становились привычными спутниками путешествия. Микаса обняла себя за плечи, стараясь хоть как-то согреться. Казённая бежевая пижама, состоящая из легкой футболки и свободных бридж, не то, что не удерживала тепло, а скорее усугубляла ситуацию — казалось, одежды и вовсе не было на теле, настолько бесполезной была ткань, сливавшаяся с цветом кожи. Но, несмотря на это, любые сомнения Аккерман отгоняла, снова и снова напоминая себе о своей цели.
Она сильно рисковала, поскольку лишь предполагала, что капитан спал в это время. На случай, если это было не так, девушка уже запланировала дальнейшие свои действия. Если Леви будет спать, Микаса тихонечко заберёт то, что ей принадлежит. Если же не будет, она включит все свои дипломатические способности, чтобы забрать у капитана свой фотопортрет. Пока что разведчица не представляла, что именно будет говорить, но картина будущей драки уже невольно всплывала в голове. В случае, если не будет иного выхода, она убьет капитана Леви; обязательно, не сомневаясь.
Наконец достигнув нужной двери, Микаса втянула побольше воздуха и уже потянулась к дверной ручке, как судно, будто предостерегая, качнулось, резко откинув её в сторону и чуть не повалив на пол. С трудом устояв на месте, ночная странница тихо выругалась, боясь, как бы не навести шуму. Но признаков слежки или лишних наблюдений не обнаружилось, и она снова встала напротив двери.
«Здесь и сейчас, капитан», — напоследок подумала разведчица и повернула вниз дверную ручку.
Щёлкнули затворки. Микаса приоткрыла предательски скрипнувшую дверь. Не задерживаясь ни на минуту, прошмыгнула внутрь. В каюте капитана, как и во всех остальных помещениях парохода, горела лампочка, излучавшая противный оранжевый свет. Несмотря на слабое освещение, девушка все же смогла разглядеть очертания корабельной каморки, что досталась Леви. Она выглядела ещё скромнее, чем та, которую Микаса делила с Сашей и ещё двумя незнакомыми пассажирками. Окошко, тумбочка, кровать — только они и виднелись в оранжевой дымке, едва рассеивающей мрак ночи.
Скрип металла не проникал в каюту, но ноги продолжали подкашиваться от любого движения судна. Аккерман уже начала обрекать свою идею на провал, но подобные мысли вмиг покинули её, стоило только расслышать тихое сопение спящего офицера. Фортуна была на её стороне. Микаса сделала пару осторожных шагов вглубь, пройдясь голыми ступнями по деревянному полу. Убедившись, что сопение все ещё заменяло протяжный гул корабля, движущегося по волнам, она бросила взгляд на капитана. В глубине его сна убедиться было невозможно: плед был под Леви, а сам он спал в одежде, готовый проснуться в любой момент. Повезло, что хотя бы он был повернут к стене в попытках спрятаться от света.
Микаса, задержав дыхание, наклонилась к прикроватной тумбочке и принялась искать в верхнем ящике нужный конверт. С разочарованием признала: внутри лишь пустые гладкие стенки. Заглянув во второй ящик, она также не заметила ничего, кроме осевшей пыли. Невольно думается: видимо, капитан настолько устал, что не удосужился устроить генеральную уборку перед сном. Войдя в кураж от безнаказанности, девушка неожиданно для себя резко открыла дверцу под ящиками, и та жалобно скрипнула.
Сердцебиение участилось, конечности застыли, Микаса едва дышала. Казалось, все звуки затихли: ни рыдания судна, ни сонного сопения капитана — ничего не было слышно, кроме глухого, но звучного сердцебиения. Микасе отчаянно хотелось сжать ребрами сердце, лишь бы оно перестало так громко стучать. Стоило её уху уловить возобновленное мужское сопение, девушка выдохнула.
Не успела Микаса вернуться к обыску, как резко все закружилось. «Неужели мы тонем?» — мелькнула мысль, прежде чем она почувствовала под собой жесткую ткань и больно сжимающую шею хватку.
Полусонные глаза Леви, казалось, лишились зрения: он смотрел на Микасу и в то же время сквозь неё. Дыхание было тяжелым: грудь вздымалась, ноздри сужались и расширялись в такт, обдавая потоками едва согретого легкими воздуха лицо девушки. Микаса в панике задергала руками и ногами, но попытка скинуть с себя капитана была безуспешной — он крепко зажал её бедра между своими, продолжая смыкать ладони плотным кольцом вокруг шеи.
Из-за множества бесполезных телодвижений, силы покидали Микасу ещё быстрее, и она уже не осознавала происходящего. Леви продолжал смотреть в упор, но не узнавал её. Смотрел, подобно бешеному зверю, жаждущему крови, или изголодавшемуся по людским душам демону. Разведчица пыталась найти в потемневших глазах капитана разум, но он продолжал спать: им двигали лишь инстинкты. Аккерман глотала воздух, голова невыносимо гудела, готовая вот-вот взорваться — Микаса чувствовала нарастающее изнутри давление с каждой минутой все сильнее. По ушам колотила тысяча барабанов, подобно тому, как играет военный оркестр торжественный марш. Но торжества в предсмертных муках было мало.
Во мраке ночи смерть страшнее. В глазах темнело, силуэт капитана начал пропадать, блевотный оранжевый свет стал единственным, что могла видеть перед собой девушка сквозь потяжелевшие веки. Руки и ноги, став свинцовыми, упали на постель. Каждый участок тела больно покалывало, а пальцы на ногах и вовсе онемели, вызвав очередной приступ томительных мук.
— К… к-капи…тан, — простонала Микаса, отдавая остатки воздуха в лёгких на попытку вразумить командира.
Леви моргнул. Обнаружив в своей постели девичье тело, а в руках — уже начавшую покрываться темными пятнами шею, капитан вмиг пришел в себя, отпрянув от подчинённой, но так и не выпустив её из захвата. Пока Леви медленно осознавал происходящее, тело Микасы, зажатое меж его ног, продолжало дёргаться в судорогах и заходиться в кашле от удушья. Руки девушки осторожно ощупывали горло в тех местах, где минутой ранее сжимались железной хваткой пальцы капитана. Боль медленно отступала, оставляя за собой протяжный звон в ушах.
С хрипом вдохнув, Микаса попыталась подняться, но тут же рухнула обратно на кровать — тело мужчины все также тяжело нависало над ней, не давая сдвинуться. Леви в свою очередь с таким же трудом восстанавливал дыхание и приходил в себя, но так просто отпускать несносную девицу, попавшую к нему, словно мышка в лапы хитрого матёрого кота, он не собирался.
— Микаса, ты… совсем рехнулась? — пыхтя от угасающего бешенства, заговорил мужчина.
Наблюдая исподлобья за капитаном, девушка судорожно убирала с лица влажные пряди, боясь, как бы Леви не выкинул чего-нибудь ещё. Оставив лицо в покое, разведчица сделала несколько рваных выдохов и заговорила с одышкой:
— Верните… мне… мою… фотографию.
— Ты за этим пришла в… такой час?.. — схватившись за лоб, прошипел Леви.
— Слезьте… с меня, — прокряхтела Микаса, поёжившись под ним.
— Тебе не кажется, что ты немного не в том положении, чтобы раздавать мне указания? — проговорил капитан не без тени раздражения. — Слезу, когда посчитаю нужным. А ты мне лучше скажи, какого хрена, Микаса?
Прожигая друг друга взглядами, они искали ответы на прозвучавшие вопросы: тяжело было что-то разглядеть или услышать в тихой и тошнотворной оранжевой полутьме.
— Где моя фотография? — продолжила настаивать разведчица, чувствуя, как у неё першит горло от каждого слова.
Поймана — не сбежать, не скрыться, даже не оправдаться! Как же она была глупа, полагая возможным убить капитана во сне — нет уж, здесь скорее сам умрешь, не успев опомниться.
Леви закатил глаза, мол песня все та же. Вместо ответа он с глубоким выдохом встал с девичьих бедер, позволив всё ещё держащейся за шею Микасе сесть на подушку.
— Ну и что сидишь? — рявкнул капитан, продолжая стоять к ней спиной. — Пошла отсюда немедленно.
— Я не получила ответа на свой вопрос, — упрямилась Микаса.
— Пошла. Вон. Отсюда, — в этот раз Леви повторил более грозно, посмотрев на девушку через плечо, однако слабый свет не позволил ей увидеть, в какой ярости искривилось лицо начальника.
Микаса подозревала, что играет с огнем и стоит в шаге от того, чтобы руки капитана вновь оказались на её шее, но безрассудное упрямство и всплеск адреналина подначивали её безнаказанно провоцировать Леви. Микаса уже поняла, что капитан не имеет намерения её убить. В отличие, от неё самой.
— Уйду тогда, когда заберу то, что по праву принадлежит мне, — свесив ноги с кровати, произнесла Микаса, уже готовая вставать. Однако ей помешали: Леви резко развернулся к девушке и, подобно демону во тьме ада, склонился к ней, заставив упасть на локти и уперев руки по обе стороны постели.
— Совсем мозги отшибло? Мне довести дело до конца и придушить тебя, бестолочь? Или предпочтешь что-то более гуманное? Ударить тебя по голове и вышвырнуть за борт? Выбирай или проваливай уже, Микаса, — прорычал капитан.
— Вы со всеми подчиненными такой «ласковый» или только я удостаиваюсь таких привилегий? — усмехнулась та в ответ.
Несмотря на уверенный тон, придаваемый голосу, девушка была на грани срыва, готовая вот-вот разразиться истерическим хохотом, если вообще знала, что такое смех. Она наблюдала за тем, как капитан хмурился, выставляя напоказ все больше морщин, которые при оранжевом свете выглядели особенно жутко.
Леви цыкнул и схватил девушку за предплечье, с нестерпимой болью сжав мышцы. Одним рывком он поднял её с постели, игнорируя протестные восклицания, и насильно повел к двери.
— Я избавился от твоей фотографии, бестолочь, — резким движением руки Леви открыл дверь и вытолкнул Микасу в коридор. — Нельзя было допустить, чтобы враг увидел твою угрюмую рожу, ты это можешь понять? Или после побега Эрена совсем ума лишилась? Убирайся отсюда!
Хлопок железной двери оглушил на мгновение, однако этого хватило, чтобы остальные звуки возвращались c той же задержкой, что и сознание в целом. Пора признать, что рассчитывать на легкий исход крайне глупо. Минуту погодя, Микаса так и решила: отныне слова «легко», «просто» или «глупо» должны покинуть её жизнь, и более она не может надеяться на волю случая.
Однако разведка её не прошла даром: Микаса убедилась в том, что капитана Леви так легко не подкараулить ночью на пару со Смертью. Пришла пора с ней научиться сотрудничать, раз только ей известны место, дата и время её свидания с капитаном. А Луна со своей властью здесь вовсе не помощник и в свою смену только мешает Смерти назначить встречу с всегда чутким Леви.
Прикусывая ноготь на большом пальце, девушка медленно возвращалась к себе в каюту, размышляя, что теперь ей делать и как капитан Леви будет к ней относиться: снова накричит при всех или будет столь же отстраненным, как после её неудачных попыток перерезать ему горло в Шиганшине? Тяжелые воспоминания и беспокойно скрипящее судно, качающееся из стороны в сторону, вновь спровоцировали злосчастную мигрень. Даже вкус ногтя, чей конец всё никак не мог оторваться от пальца, не смогли отвлечь от приступа. Хоть все ногти перегрызи — не поможет: в голове останется абсолютная пустота. Микасу пугала неизвестность: ситуация плачевная, какими же будут последствия?
Уже у двери своей каюты Микаса огляделась: скорее из чувства тревоги, нежели по привычке — опасалась, не идет ли по её душу охота тем, кто успел оставить свой след на шее. Болит ведь, дрянь! У капитана тяжелая рука. Верно она поступила, не купив ему марлийских гостинцев. Ещё сочувствовала по поводу украденного кошелька, думала, подарит чай в утешение. Наивная, добродушная Микаса… Она убьет его и точка. А пока последний вздох не покинет его тело, Леви не посмеет и пальцем её коснуться! Он больше не тронет ее за плечи в попытках умерить пыл, не поерошит волосы из чувства старшинства над молодняком, ловить в бою, спасать налету — всё это в прошлом, и без него обойдется. Впереди лишь безжалостная борьба.
Аккерман сжала ладонь сильно. Давила сильнее и ещё сильнее. Да, пусть поверх ожога появится огромный синяк, подобный тем, что во мраке ночи был получен ею в каюте капитана — надо помнить, зачем это нужно и почему. Ради Эрена и свободы — как пообещал Зик.