***
— О чём ты только думал?! Ты отдаешь себе отчет вообще? — стальной голос отца разносился по гостиной уже добрых минут десять. И без того раскалывающаяся голова пульсировала от каждого его слова, как от удара молотком. Мне было абсолютно плевать на его гневную реакцию, адское похмелье мучило куда сильнее. Давно не было так хреново после вечеринки, я едва мог сидеть с иглой в вене и перебинтованной рукой. Пока отец изливал свою нотацию я молился, чтобы это поскорее закончилось, и он ушел. Не могу четко вспомнить, что случилось вчера после диалога с Брайаном в туалете. Только короткие отрывки и вспышки. Расплывающиеся силуэты и лица в мерцающем калейдоскопе. Как в грёбаном психоделическом кино. Голодный до тусовок зверь внутри меня слетел с катушек. Снежным дорожкам не было конца и края. Если их все сложить, хватило бы слетать до луны и обратно. Последнее воспоминание из клуба — это чилл-аут, с которого меня забрали. Потом полный провал. Филл искал меня по Милану всю ночь, а обнаружил лишь под утро почти без сознания. Наверное, тогда я и выболтал то, что скрывал всю неделю, и как итог — меня трясёт отходняк под громкие крики отца. — Я тебя спрашиваю, вообще-то! — он резко сдернул солнцезащитные очки за которыми я прятал своё коматозное состояние и отшвырнул куда-то в сторону. Даже сквозь плотные шторы яркий дневной свет разъедал глаза. Слишком ярко. Слишком громко. Сука, можно мне пережить это дерьмо спокойно, неужели я многого прошу? — Какой ответ ты хочешь? У меня нет сил сейчас это обсуждать, что сделано, то сделано. Избавь меня, пожалуйста, от своих моральных проповедей. — А сбегать и напиваться до обморока у тебя, значит, есть силы? Какого черта ты телефон отключил и поперся в этот клуб один, зная, какой был план?! Я тебя вообще не понимаю, Билл! Что ты творишь? Тебе нравится, что ли, проблемы на задницу искать? Мозги поплыли уже от этой дряни? — передо мной лежал остаток порошка, который вероятно выпал из кармана и был передан отцу. — Мне нужно было расслабиться, — я говорил спокойно, хотя и сам был уже на грани, последней каплей стало: — Расслабиться? А то ты сильно так устал, да? Посмотрите на него, бедный! Прямо птица в золотой клетке сидит, страдает! А не сам ли ты виноват? — В чём? В том, что живу как считаю нужным? Что я родился в то время, когда можно не скрываться? Или что не обязан заводить семью, только чтобы со мной считались в обществе? Тебя ведь это так бесит, да? — Остановись! — потребовал отец, но теперь моя очередь. Я знал, насколько убийственна для него эта тема, но полоснул прямо по воспаленному нерву. — В чём я виноват, блять?! Я что, просил себя преследовать? Просил себя использовать? Предавать? Или, может, я просил, чтобы родители меня выбросили из своей жизни как игрушку сломанную? Я сам всё это сделал?! Нет! Я просто хотел любви и заботы, как у всех нормальных людей… Так и в чём же я виноват? Ну же, отвечай! Наверное, впервые он не знал, что мне сказать. Только что я вбил последний гвоздь в наши окончательно рухнувшие отношения, ударил его и себя в самое больное. Если бы во мне еще остались какие-то эмоции, клянусь, я не сдержал бы слез. Но не осталось ничего, кроме ножей, покрытых ядом, и теперь мы можем хоть до смерти колоть ими друг друга, всё равно уже ничего не исправить. — Ты законченный эгоист, — начал он спустя минуту, — Но ты верно подметил, сейчас другое время, когда я был в твоем возрасте, и речи не шло о свободе выбора. У тебя она есть, и посмотри, как ты ей распорядился. Жрешь всякую отраву, кидаешься на шею каждому встречному, манипулируешь, доводишь всех вокруг. Что ты хочешь доказать? Ждешь, что тебя полюбят, несмотря ни на что? Ты только себе делаешь хуже. Пора вырасти, Билл и быть благодарным за то, что имеешь. — Ну спасибо большое! За чудесное детство, за рождество в лечебнице, за подарки на дни рождения, которые выбирал твой ассистент, за теплые семейные вечера с прислугой, пока мама в отключке, а ты пропадаешь, прикрываясь работой. И спасибо за деньги вместо «прости». Прямо-таки мечта всех детей. Я бесконечно благодарен, папуля! — Ты давно на приёме был? — я ожидал чего угодно, но не этого. Он резко заблокировал эмоции, решив съехать с темы, ставя меня в тупик. — Серьезно? — Да! Твой психоз не в какие рамки уже не лезит! Сам пойдешь, или я тебя за руку вести должен? — Я бы разочаровался в тебе еще сильнее, да лимит исчерпан. Другого я от тебя и не ожидал. — Сегодня я встречусь с Франко и Винсентом, из дома ни рукой ни ногой без охраны, пока мы не решим, что дальше делать! Приводи себя в порядок, у нас показ на носу! — Правильно! Убирайся, пока меня не стошнило от тебя. — Это последнее предупреждение, Билл! Не вынуждай меня на жесткие меры. Я швырнул подушку ему вслед и обессиленно упал на диван, закрыв лицо рукой. Слезы потекли ручьем сами по себе, будто глюкозо-солевой раствор начал выливаться через край из глаз. В душе я ничего не чувствовал, да и физически был не живее куклы. Я так хотел чтоб стало лучше… Я обещал стать — лучше.***
Я очнулся от дискомфорта. Рука сильно затекла и онемела. Не заметил, как самопроизвольно отрубился. Голова уже так не болела, а капельница почти закончилась. Дотянувшись до графина с водкой, я обмакнул в него салфетку, аккуратно вынул иглу и зажал место прокола. Приятное жжение на коже и легкий запах ванили вместо резкого спирта. У Маркуса очки бы съехали, увидь он мою стерильную обработку. Врач из меня так себе, однако если бы все болезни в мире лечились наркотиками, я с своими знаниями легко бы преуспел на этом поприще. От этой ироничной идеи стало и смешно и грустно. М-да уж, Билли, мыслить позитивно ты не умеешь. Город за окном медленно погружался в закат. Целый день прошел мимо, а я в общей сложности был в сознании не больше часа, пребывая в овощном состоянии с прошлой ночи. Вместо привычного вина мне захотелось выпить кофе и даже что-нибудь съесть. Я сбился со счета, какой сегодня день недели. У Анны, кажется, выходной, или я что-то путаю. Если с кофемашиной я еще мог справиться, то готовка самая слабая моя сторона. Даже хлеб в тостере подгорает, об остальном вообще молчу. Просмотрев холодильник, я решил даже не пытаться совершить кулинарный подвиг, лучше просто заказать доставку. Телефон подавал не больше признаков жизни, чем я сам. Отключить его вчера было тотальной ошибкой. Прокрутив еще раз в голове тошнотворную карусель последних суток, я не мог понять только одного — как Брайан узнал, где именно меня искать, если я поехал туда спонтанно? Кто-то напел или это счастливое совпадение? Как тогда обьяснить ночь на трассе? Откуда он взялся? Только сейчас ко мне пришло озарение, что я вообще ничего не знаю об этом человеке. Вопросов слишком много. Не могу уловить даже точку старта, в какой момент закрутился этот безумный вихрь. Если он действительно болен, почему я не заметил ни одного тревожного сигнала? Или не хотел замечать? Почти всегда мы оба были под кайфом. Возможно, он искусно притворялся, а может, порвав с ним, я запустил дремлющее внутри расстройство. Пока я размышлял, телефон на зарядке вернулся к жизни. Дисплей не угасал ни на секунду, шквал уведомлений не был для меня чем-то новым. Под мерный шум кофемашины я заурядно следил, как смс всплывали друг за другом, пока глаз не зацепился за одно имя, и я, кажется, забыл как дышать. «Билл, прости меня! Мне очень жаль, я не должен был так говорить» Я ощутил какой-то трепет в груди. Без тени раздражения или обиды я верил, что он искренне извиняется. Мне самому стало стыдно оттого, что я повел себя как последний кретин. Я перечитал короткое сообщение раз десять. Каждое слово воспроизводилось в голове чуть хрипловатым, звучным голосом Тома и грело меня через экран. Он как спасательный круг среди океана моих проблем. Островок спокойствия. Я не знаю, почему стоит нам заговорить воочию, всё тут же идет наперекосяк. «И ты меня прости, я тоже не должен был… это так глупо» — я осозннано набрал текст и нажал «отправить». В глубине души я надеялся, что он не ответит, так было бы проще. Но те времена давно позади. Сейчас как никогда захотелось услышать его и окунуться в теплые объятья. Я точно уверен, они были бы именно такими. То, о чём твердил мне Филл, всё четче обретало смысл. Но почему же меня так злит его забота? Почему, когда он далеко, я хочу быть ближе, и наоборот, стоит нам оказаться рядом, как мне хочется бежать со всех ног не оглядываясь. Я так привык отталкивать, видеть в каждом потенциальную угрозу, что, боюсь, мне тяжело даже представить свою жизнь иначе. Каково это — возвращаться вечером не в холодную пустыню, квадратных метров которой хватит на три семьи, а в небольшую уютную квартиру с домашним ужином. Засыпать в любящих руках вместо критической отключки в номере отеля или на заднем сиденье авто. Ходить на неуклюжие, но милые свидания, а не лицемерить, слушая нудные рассказы с натянутой улыбкой, ожидая, когда прелюдия закончится, и я наконец получу то, за чем пришел. Самому любить, а не позволять другим себя любить. Кажется, я просто не создан для всего этого. Вибрация отдала в руку. Признаться, я давно не ждал ответа с таким волнением. «Вовсе не глупо! Кстати, цветы красивые, спасибо! Они очень тебе подходят» Забавно, мама тоже всегда так говорит. Общепринято эти лилии считаются траурным и даже несущим смерть цветком, но есть и полярно противоположное мнение, о чистоте и непорочности. Помимо красоты я нахожу их уникальными как раз из-за столь противоречивого значения. Я долго крутил телефон в руках и думал, отвечать или нет. Как влюбленный подросток в кофте своего парня, перебираю все возможные варианты. Спустя чашку кофе и сигарету я всё же решился на незамысловатый ответ, после чего откинул телефон подальше. Я зарекся не смотреть в него больше сегодня. Я хочу абстрагироваться максимально, пока голова не взорвалась от самоистязаний. «Я рад, что они тебе понравились»I do believe your words Dispelling all my doubts You see the real me ‘n say «I’ll follow you down» It doesn’t matter how and why I want you by my side Another mental breakdown, I believe i fell for you, i scream, My voice sounds like a spell I cannot bend heaven, i’ll raise hell For you to come along with me Come, follow me, i’m begging you Begging you
***
Было волнительно стоять напротив уже знакомой двери в палату. На этот раз я сомневался, стоило ли вообще приходить, но зов сердца, можно сказать, привел меня насильно. Я просто больше не могу ему сопротивляться. Всё то время, что Том лежит здесь, я каждый день звонил Маркусу и спрашивал о его состоянии. Лечение дало поразительный результат, через три дня его уже выпишут, и он сможет вернуться к полноценной жизни. Захочет ли он работать со мной дальше? После всего случившегося он имеет полное право послать модный Дом. Но что на счет нас? Набравшись смелости, я постучал, хоть и знал, что никого из посетителей внутри нет, но застать какую-либо неоднозначную картину снова не хотелось бы. Отклика не последовало, и я повернул ручку вниз. Оказалось, Том мирно спал. На его коленях лежала открытая книга, подойдя ближе, я присмотрелся — иллюстрации картин эпохи Возрождения. Не самая любимая мною тема, я больше отдаю предпочтение современному искусству, и мне казалось, Том тоже. Однако мы никогда не говорили с ним о вкусах, да и вообще о чем либо кроме ругани или работы. Я почти его не знаю, хотя характер разглядел уже насквозь. Я медленно перевел взгляд на лицо, пушистые длинные ресницы слегка подрагивали, и уголки губ были приподняты. Наверное ему снится что-то хорошее, подумал я, прежде чем его улыбка расползлась шире, и вырвался глухой смешок. — Эй! Обманщик, ты не спишь! — слегка потрепал я его за плечо. Том открыл глаза, продолжая самодовольно лыбиться. — А вот обвинять меня не надо! До этой минуты я и правда спал! — вид действительно был немного заспанный, Том потянулся и зевнул. — Да? Что меня выдало? — Стук твоих каблуков из коридора слышно, — посмотрев одновременно на мои ноги, мы рассмеялись в унисон. Я и не подумал об этом. Том закрыл книгу, и отложив ее в сторону, сел, поджав под себя скрещенные ноги. Я же расположился в «гостевом» диване рядом. Не зная, с чего начать беседу, я решил зацепиться за живопись. — Не ожидал, что тебе нравится Боттичелли и Микеланджело. — Почему? — удивленно посмотрел он на меня, собирая дреды на затылке. — Ну, я думал ты больше по уличному искусству. Твой стиль в одежде это подчеркивает. — Вполне логично, — согласно покачал он головой, — вообще, я больше люблю сюрреализм и постимпрессионизм, но и к граффити отношусь позитивно. А это так, для лёгкого чтения взял. — Ничего себе лёгкое! Филл тащится по ренессансу. Все уши мне прожужжал в последний раз на выставке про сфумато Да Винчи. — Благодаря его технике период Высокого Возрождения итальянской живописи является вершиной мирового художественного наследия, между прочим. — с умным видом начал Том. — Так, стоп! Мы не на лекции. — Ахах, извини, привычка. Филипп, кстати, показался мне очень милым. — О-о-о, ты плохо его знаешь! Но он умеет очаровать, тут не поспоришь. Не понимаю только, как он терпит моего отца, — почему я снова вспомнил об этой сволочи? Видимо, это отголоски его вчерашнего визита. — Любит? — Да. Только за что? Даже для меня это большая загадка. — Противоположности притягиваются. Знаешь, я думаю, они вместе как раз поэтому. — Может и так, — пожал я плечами. Если честно, как бы меня не уверял Филл, что отец может быть другим, я не могу в это поверить. Я никогда не видел ничего из того, о чем он мне рассказывал. Повисла пауза. Том посмотрел по сторонам, встал и направился к столу у стены напротив. Вернулся с картонной коробкой в руках, напоминающую упаковку для кондитерских изделий. Внутри оказалась кексы с шоколадной крошкой. — Ты голоден? — он взял один и протянул мне, — угощайся! — Нет, я… — аромат свежей выпечки прошиб нос, повеяло воспоминаниями из старой жизни. Сладкий ванильный запах, который когда-то разносился по нашему особняку, перенес меня в те счастливые дни когда нашу семью еще можно было назвать этим словом, и заставил передумать, — а хотя… Да! Очень голоден! Я взял кекс, забив на свои запреты к сахару и углеводам. Вкус бисквитного теста сильно отличался от покупного. Готов поклясться, они точь в точь как те, что я ел в детстве. — Мама принесла утром. Не представляю, как она умудрилась испечь их в отеле. — Думаю, с такой женщиной трудно поспорить. — Это точно! — усмехнулся он, откусив почти половину сразу, — отчасти поэтому она и преуспела в карьере юриста. — Очень вкусно! Именитые кондитеры могут покурить в сторонке, так и передай. Помню, моя тоже когда-то пекла такие, ещё до депрессии и… — внезапно ком подкатил к горлу. Промелькнула самая ужасная картина моей жизни. Аппетит тут же сбило, я отложил выпечку в сторону и посмотрел на Тома. — Развода? — тихо и осторожно произнес он. — Попытки суицида! — Мне очень жаль, прости… — Ничего, это было очень давно, и я был маленький. Просто порой воспоминания сами находят, и… В общем всё в порядке, это уже не важно. — Не могу даже представить, что тебе пришлось пережить, — от жалости в его глазах мне стало еще более тошно. Я не хочу, чтобы он видел меня таким. — Всё, Том, проехали. Это было трудное время, я не виню её. Она пережила много хуже моего, и наверное, я сделал бы так же. — Оставил бы своего ребёнка без родителя? Это же верх эгоизма! Возмущенно он вскинул вверх руки. Мои слова, наверное, любого бы повергли с шок, но они не были на моем месте. Не видели то, что видел я и никогда не поймут, каково это, изображать счастливое семейство, в котором на самом деле нет никаких семейных ценностей. — Ну а я кто по твоему? — этим вопросом я поставил его в тупик, хотя ответ ему хорошо известен, — Можешь не отвечать, я и сам знаю. Давай закроем эту тему, я не хочу больше говорить об этом. — Хорошо… — он немного поник, и я почувствовал вину, что ненамеренно испортил ему настроение. Убрав в коробку надкусанный кекс, он внимательно оглядел меня и наконец-то спросил, то что наверное хотел еще в начале. — Что с твоей рукой? — Это… Я, кажется, разбил стекло. — Кажется? — он нахмурился, а тон сменился на подозрительно-требовательный. Я бы хотел соврать, но не смог. — Да… Я был сильно упорот и не помню что случилось после того как встретил… — Кого? — … — Кого встретил? Брайана? Вы виделись? — … — он всё понял без слов, по моему лицу. Я наблюдал, как он начал закипать, на скулах заиграли желваки, а зрачки сузились. Его реакция взбудоражила меня изнутри. — Не молчи, Билл! Что случилось? Он тебе что-то сделал? — Нет! — Так объясни же! — еще немного, и он готов был сорваться на крик, от его голоса у меня запульсировало в висках. Та самая волна адреналина уже держала палец на спусковом крючке. Если он перегнет, я не выдержу, и мы снова поругаемся, а я совсем этого не хочу. На выдохе я подавил желание встать и уйти пока не поздно, спокойно честно ответив: — Он потребовал меня в обмен на фотографии и молчание… — Сука, я убью его! — челюсть и кулаки моментально сжались, я вновь увидел того напористого парня, который когда-то облил меня кофе и нагло ворвался в мою жизнь. Та самая энергия, что сбивает меня с ног и срывает крышу. — Успокойся, ничего не было и не будет! Отец всё контролирует, — кажется я больше хотел утешить так самого себя, ведь в противном случае я опять сорвусь, и на этот раз мне может уже не так повезти. Кажется, инстинкт самосохранения еще не до конца себя изжил. — И ты ему веришь? Это тот самый хваленый план? — У меня нет выбора, Том. — Отец подложит тебя под этого ублюдка! Так и знай! — С чего ты взял? — С того, что не так давно он предлагал это мне, чтобы мы сблизились! Что? Я растерялся, пытаясь собрать воедино то, что между нами было с его словами. Какой-то бред. Том не мог. Не стал бы. Нет. — Ммм… И как успехи? Первый пункт ты выполнил, что дальше? В кино пойдем? Плюшевого медведя мне в парке выиграешь? — Я послал его, если ты о предложении, и не стал бы лезть тебе в трусы, чтобы выяснить то что я и так знаю. — Что же? — Что Йохан идиот! Он просил достать имя дилера, который продаёт тебе наркоту, думает, ты торчишь, потому что тебя специально на это дерьмо подсаживают. — По твоему это не так? — Не так! Ты торчишь, потому что хочешь, а ему проще закрыть глаза и найти кого-то виноватого… верно? — Я не знаю Том, я со школы не был чист. Мне это нужно чтобы жить нормально. — Ты же понимаешь, что это нельзя назвать нормальным? — Ты вряд ли когда-нибудь поймёшь! Я видел твою семью. Мама, брат, уверен, они замечательные люди, и они любят тебя безвозмездно. А я… Я слишком устал искать ответы и сокрушаться, что у нас всё так сложилось. Я просто хочу, чтобы это поскорее закончилось, и отец оставил меня в покое. Хочу, чтобы этот мир наконец от меня отъебался, понимаешь? Мне уже наплевать, какой вред этот кайф несёт, главное, он держит моих демонов внутри, и как бы нелепо не звучало, но я до сих пор жив только потому, что давно умер. Было страшно поднять глаза и увидеть неприкрытую жалость, но я больше не могу с ним спорить о зависимости. — Ты должен смириться, Том. Если всё ещё хочешь быть со мной. Он встал и присел напротив меня на колени, взяв меня за руку. Тепло окутало лед моих пальцев. Время замерло, я перестал дышать, смотря в омут янтарных глаз. — Хочу, но я никогда не смирюсь, ты же знаешь. Не смей даже думать, что я как и все буду спокойно смотреть на то, что ты с собой делаешь. Мы справимся вместе, ты мне веришь? Только Том умеет внушить такую уверенность. И только сейчас я осознал, каким был дураком. Он мой единственный шанс измениться и стать лучше. Он твердил мне это чуть ли не с первого дня, а я не воспринимал всерьез. Я упивался своим одиночеством и несчастьем в страхе открыться снова, хотя на самом деле я глубоко внутри знал, что скорее всего моя жизнь закончится на полу очередного клуба, и уже будет неважно, насколько высокие стены я возвел, я всегда был беззащитен. За моей спиной никогда никого не было, даже когда я был еще живым человеком. И только он способен вывернуть мертвую оболочку наизнанку, потому что только он видит настоящего меня. — Верю. Мы молчали, и тут я заметил на его шее цепочку со своим кулоном. — Зачем ты его носишь? — Том не сразу понял, о чем я, но потом обхватил крест рукой, будто я хочу его отнять. — Я… я не знаю, просто починил застежку и хотел вернуть при встрече, — он уже потянулся снимать, но я остановил. — Нет, оставь! Мне нравится, как он выглядит на тебе! — А мне нравишься ты! Вокруг нас нависло магнитное поле, и губы сами тягуче медленно потянулись вперед. Как два разных полюса, мы сцепились друг в друга за миллисекунду. Юг и север с самого начала были нашими ролями. Казалось, сама судьба обрекла нас на сближение. Горячее дыхание Тома свело меня с ума, я целовал его так, словно это последний раз, и мне было мало. Переплетая руки вокруг шеи, я хотел большего, прямо сейчас. Температура в крови прожигала вены до сумасшествия, мы не сдерживались ни в чем, поочередно терзая и кусая губы, наслаждаясь сладкой болью и страстным безумием. Я не успел опомниться, как толкнул его к кровати и прижал собой. Запах, который я вдыхал как помешанный все эти ночи, сейчас в десятикратной концентрации сносит остатки разума. От сильной хватки Тома все тело прошибло возбуждением, в его руках я таял и горел, теряя голову. Продолжай. Я хочу еще.POV Tom
— Том, стой! Ты ещё не совсем поправился! — когда я уже вовсю полыхал от неистового желания, искушенный своим дьяволом до беспамятства, Билл резко остановился. — Не думай об этом. Я хочу тебя! — я прижал его к себе крепче и потянулся к шее, но он попытался игриво вырваться, будто в его голову внезапно пришло озарение, или… совесть? — Маркус сказал… — Каулитц, заткнись, умоляю тебя! Сейчас я хочу слышать только твои стоны! — Тогда я все сделаю сам, — прошептал брюнет, и рвано дыша, снова впился в мои губы. Уже через мгновение Билл запрыгнул на кровать, перекинув ногу через меня, толкнул в грудь рукой и склонился сверху. Длинные смоленые волосы закрыли половину лица. Я протянулся заправить прядь за ухо и пошёл вниз, слегка сжимая тонкую шею. Билл закусив губу, запрокинул голову. Я сжал ещё сильнее и сорвал первый стон. Неистово пошлый взгляд прошиб меня насквозь. Он по-кошачьи прогнулся ко мне, схватив за подбородок, облизнул мои губы языком. Зрачки расширены сильнее, чем когда он под кайфом. Запускаю руки под его футболку, медленно поглаживая, поднимаюсь выше к соскам и тому самому пирсингу. Поиграв немного, брюнет не выдержал, и футболка летит куда то в сторону. Я не мог отвести взгляд от покрытого татуировками торса, особенно звезды, уходящей под полоску белья. Билл наклонился, целуя и покусывая шею. От горячего дыхания пробежали мурашки. Возбуждение раскатилось волной по телу к члену. Он специально трется, усиливая и без того достигшее предела напряжение. Сжимаю его обтянутую кожаными штанами задницу. Нет сил терпеть. Билл начинает двигаться, имитируя толчки, а мне сносит крышу окончательно. — Сука, как же я тебя хочу! Пошло улыбаясь, Билл одним резким движением разрывает на груди мою рубашку. Пуговицы звонко летят на пол. Пальцами ведёт от ключицы к прессу, сопровождая дорожкой влажных поцелуев. Дьявольски сексуальный взгляд снизу вверх, и его руки уже на резинке моих штанов. Я поддался бедрами вперед, он моментально их стягивает, и наконец член накрывает его горячая ладонь. Издевательски медленно водит вверх-вниз, упиваясь моими тягучими стонами. Судорожно расстегиваю его ремень, продолжая смотреть в бесстыжие карие глаза. Не прекращая двигать рукой, Билл свесился с кровати вниз, а уже через секунду вручил мне тюбик с прозрачным гелем. Я притянул его на себя, заключив в объятья и помогая освободится от узких брюк. Когда с ними было покончено, я подхватил его за бедра, заставляя сесть сверху. Жар тел, бешеное сердцебиение, рваное дыхание завладели нами целиком и полностью. Перехватывая губы друг друга, я аккуратно начал подготавливать брюнета и одновременно помогать ему расслабиться еще рукой, сжимая и ведя до основания. Дикое, даже животное желание отбивало в висках, но я сдерживался, боясь сделать ему больно. Когда третий палец уже свободно мог проникать туда и обратно, Билл сам стал насаживаться, стонав при этом все слаще и громче. — Том, я больше не могу! — истошно простонал он в губы, и я неспешно заменил пальцы собой, давая время привыкнуть. Горячо и узко. Я наблюдал за его лицом: брови брюнета были сведены к переносице, а глаза закрыты. После нескольких движений внутри, он понемногу расплывался в экстазе. Билл сам задавал темп, а я подстраивался. Руки непроизвольно скользили по его телу. Когда я ощутил, что он полностью расслаблен, схватив за поясницу остервенело стал подаваться навстречу, насаживая его всё глубже. Набирая обороты с безумной скорость, Билл изгибался и стонал все громче. Волосы хаотично растрепались, а глаза блестели. Он резко взял меня за горло, от чего дыхание перехватило, а пульс сильнее участился. Секунд десять я был полностью в его власти. Брюнет сжимался и вытворял такое, что оргазм подступал семимильными шагами. Согнувшись пополам, я запрокинул его руки себе на спину и ощутил, как жадно он впивается ногтями в кожу. Стоны смешались воедино. Провожу пальцем по нижней губе и проникаю внутрь, он моментально втянул его глубже, рьяно вбирая в себя. Понимаю, что уже на пределе, обхватив его член, двигаюсь в такт нашего ритма. Податливое тело пылало жаром, Билл насаживался всё быстрее, задыхаясь в предвкушении нирваны. С последним толчком он простонал, изливаясь мне на живот, и я кончаю с протяжным громким стоном в унисон Биллу. Тяжело дыша, мы оба не могли прийти в себя, содрогаясь от разряда электрической волны экстаза. Самый чистый кайф, который только можно ощутить, забрал нас здесь и сейчас. — Если ты сейчас сбежишь, я и тебя убью! — сказал я серьезно, не успев толком перевести дух. — Не сбегу. Больше нет, — почти шепотом ответил он и рухнул вперед, положив голову мне на грудь. Если б мне предложили пройти больничный ад снова, чтобы повторить это, я собственноручно воткнул бы нож себе еще раз. — Давай покурим! — неожиданно предложил брюнет, более менее успокоившись. — Что? Мы же в больнице. — Да похуй! — коварно улыбнулся он, и мы засмеялись, понимая, что эти стены больше ничему не помеха.