***
Допрос и бумажная волокита затянулись до четырех утра. С перерывом на короткий сон, быстрый душ, и внутривенную капельницу, кошмар продолжился. К обеду следующего дня мы все собрались в офисе адвоката где отец, Винс, и Франко в ускоренном режиме вливали новую информацию мне в голову. Сейчас всё наше семейство мечется между судом и самым важным событием сезона. В приоритете, конечно, первый пункт. Кажется, это единственный раз, когда нам удалось прийти в единогласному решению без долгих споров. Отец был в бешенстве, что операция вышла из-под контроля. Обвинял во всем Винса, тот в свою очередь, переводил стрелки на Тома, а Трюмпер на него в ответ и так по кругу. Только никакого толка в этом не было. Даже призывы Филла к благоразумию не спасали. Йохан всех взял за горло властной рукой, требуя немедленно засадить подонка за решетку, чтоб как можно скорее сместить фокус внимания на работу… цифры, рейтинги и деньги. А на меня как всегда плевать, но я привык. К тому же мне самому хотелось содрать уже этот пластырь и поставить точку. Том с Филлом пытались оказать хоть какую-то поддержку. Я был благодарен им за это, но больше всего хотел послать всех разом и сбежать прочь. Мне как никогда нужна пауза, но я и мечтать о ней не смею. До показа три дня, уже во всю идёт подготовка к шоу, финальные примерки и подгоны, а я заперт в этом нескончаемом аду. Спасал только остаток кокаина, который я долбил каждые два часа в туалете и закусывал обезболивающими. Открывшаяся правда о Брайане потрясла меня. Где-то в подсознании я начал вспоминать того мальчишку с фотографии и его семью. Йохан вел какие-то дела с Грегори Бергманом в прошлом, но из-за личных разногласий разорвал с ними все контракты. В подробности я не вникал. — Вильгельм, подпишите здесь, — Франко протянул мне ручку, я не глядя оставил размашистую подпись на нескольких документах. — Заседание завтра в тринадцать тридцать. Много времени не займет, судья уже предварительно ознакомился, так что можем попрощаться с мистером Бергманом надолго. — А что с Грегори и Патрицией? С ними связались? — спросил Йохан с задумчивым видом. — Да, допросили. Мать сразу же раскололась. Она спонсировала сына на спиной у мужа все эти годы. Была в курсе подстроенной аварии и пластики. Но с ней разберется уже Австрийское отделение. А Грегори даже слушать не захотел о сыне, для него он умер задолго до аварии. Предполагаю еще с тех времен, когда они жили здесь, в Италии. — А давно они уехали? — спросил я, подозрительно смотря на отца. Мне до сих пор сложно поверить в его полную непричастность. Я сначала не придал значение одной маленькой детали, в силу паршивого состояния, но сейчас в голове созрел вопрос, из-за которого картина целиком не складывалась. — Точных данных нет. Но дом такой заброшенный, там лет десять никто не жил, может больше. Странно, что его не продали, — рассуждал вслух Франко. — Как вы меня нашли? — спросил я в лоб у Винса. — А? — Ночью. Как узнали о доме? — Отследили по GPS, — уверено ответил он, еще не зная, что загнал себя в угол. — Брайан выбросил мой телефон еще в городе. Так как? — прищурившись, перевел я взгляд обратно на отца. — Кулон твоей матери, — нехотя ответил Йохан, — в него вплавили жучок, — и тут я выпал в осадок. — Что?! И давно? — После твоего побега мне пришлось это сделать. Я тут же сорвал кулон с шеи, бросил на стол и вскочил с места. — Ну почему ты такая сволочь? Отнимаешь у меня всё! Последнее превращаешь в пепел! — Билл, это была вынужденная мера. И хорошо, что так случилось, потому что одному Богу известно, где б ты сейчас был, — монотонно говорил он, с надменным видом, потирая переносицу. — И как мне тебе верить? Может я еще чего-то не знаю? — Это всего лишь вещь! К тому же, его легко можно вынуть и носи себе дальше. В чем проблема? — Для меня это не просто вещь, и ты это знаешь! — Не устраивай сцен, они уже порядком всех достали! — Ну и отлично, вы меня тоже задолбали! Особенно ты! Счастливо оставаться! — развернувшись на сто восемьдесят градусов, я кинул Тому знак, что мы уходим из этого дурдома. Я в очередной раз убедился, что отношения с отцом никогда и близко не станут нормальными, и даже до нейтральных не дотянут. Мама передала мне кулон после попытки покончить с собой. Он стал нашим символом, тайным знаком защищать друг друга. Я носил его, не снимая, с восьми лет, а теперь отец обесценил его смысл. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу тебя! Когда мы вышли, было уже темно. Я не заметил, как быстро прошел день. Или ночь. Уже попросту не разделял часы на сутки. Точкой отчета, когда всё слилось воедино, всё еще было то роковое смс. — Ну и куда теперь? — спросил Том на крыльце. Ночной Милан заворожил меня. Историческая улица в свете фонарей, неторопливо гулящие парочки, маленькие ресторанчики вдоль дороги. Как глоток свежего воздуха. Я будто вынырнул на поверхность из пучины хаоса. Не знаю, что мною двигало в тот момент, неожиданно для себя и Тома я вдруг спросил: — Прогуляемся? — он удивленно посмотрел, а затем согласился. Я надел очки, кепку и мы двинулись в сторону парка Семпионе. Большую часть времени мы шли молча, просто наслаждались друг другом и атмосферой любимого города без лишних слов. Было необычно, вот так просто гулять, не переживая о папарацци и том, как я выгляжу. Побыть просто человеком, а не брендом, за которым все охотятся. Километры пролетели незаметно. Когда мы оказались около моего дома, и я понял, что не хочу с ним прощаться. — Том? — М? — Переночуешь со мной? — немного неловко спросил я. — Ну-у, вообще-то я планировал выпить дешевого пива и посмотреть порнушку, но так и быть, перенесу важные дела на завтра, — с серьезным видом ответил Том. Мы переглянулись и через секунду взорвались смехом. — Ничего тупее в жизни не слышал! — Согласен, шутка дерьмовая. Но какой день, такие и шутки, как говорится, — мы зашли внутрь, продолжая ржать как идиоты. Я думал, мне будет тяжело находиться с ним в этой квартире, но страх исчез сам собой. Пришло понимание, что я зря страшился таких глупых мелочей. Одним днем, я узнал по настоящему жуткие вещи. Они что-то изменили во мне. Я уже не ощущаю себя тем, кем казался. Это был одновременно странный и прекрасный вечер. Сегодня мы не были коллегами, друзьями или любовниками. Было что-то большее. Неуловимое чувство чего-то особенного, чего-то абсолютно мне не знакомого и чертовски душевного. Проблемы и разногласия, которыми мы сыты по горло, остались где-то снаружи. Здесь и сейчас образовалась микро вселенная, принадлежащая только нам двоим. Интимная и сакральная близость пары изнеможённых душ. После пары бокалов виски и разговоров ни о чем, начало клонить в сон. Едва наши головы коснулись подушек и Том окутал меня своими теплыми объятиями, мы оба отрубились мертвым сном.***
— Билл, пойдем со мной… — шепчешь ты и тянешь руку, но я стою в оцепенении, боясь шелохнуться, ведь у твоего виска блестит стальное дуло пистолета. — Я… Я не могу… Прости… — сказать хочется совсем другое, но весомый аргумент, приставленный к черепу, передавил мне горло. Мне очень жаль, но ты должен понять — я не такой смелый. Янтарные глаза смотрят прямо в душу. А мерзкий смех на фоне режет уши. Он насмехается над нами — безвольными дураками, что не смогли справиться с эмоциями и поддались чувствам. Он ликует, ведь теперь мы в его власти, а значит оба проиграли в борьбе за право на любовь. — Дай мне руку, не бойся, — мой внутренний голос вторит «Это ведь так просто, сделай это». Нет. Не могу. — Давай же, Билли, протяни руку, — упоительно запела высокая фигура за твоей спиной в тени, закатываясь мерзостным хихиканьем. — Не слушай его! Верь мне! — молил ты, а я метался перед иллюзией выбора, в котором я ничего не обрету, а лишь безвозвратно потеряю. «Смех» не оставит тебя в покое, какое бы решение я не принял. Секунды отнимают тебя у меня песчинка за песчинкой, сдавливая веревку на шее все туже. «Умоляю, дайте еще время!», — взываю я в небеса. Еще немного времени… — Твое время вышло! — в три голоса со всех сторон прозвучал мой приговор. Ударный гром оглушил пустоту вокруг. Я зажмурился от яркой вспышки. Ну вот и всё. Контрольный выстрел забирает самое ценное, что у меня было. Мое сердце замирает, умирая вместе с тобой. До тебя я не чувствовал себя живым, и не буду после. Я не позволю ему разлучить нас. Я догоню, обещаю. Еще через секунду открываю глаза, возвращаясь в реальность. В звенящей тишине — нас уже двое. Только я и ты. Смех исчез, как и его носитель. На твоем лице застыл немой вопрос. Держась за расползающиеся по футболке сердце, ты уносишь за собой вниз прощальный взгляд. — Не-е-ет! — я хочу подхватить тебя в падении, тянусь вперед и замираю в ужасе. Пистолет… сжатый в ладони, еще исходит легкой дымкой. Невозможно. Нет. Я отказываюсь верить. Но всё кричит об обратном. Я спустил курок. Я убил тебя… Я. — Нет, нет, нет! Очнись, Том, очнись! — пытаюсь привести в чувства, но жизнь стремительно и безжалостно покидает тебя, оставляя мне только мертвые глаза. Глаза, в которых навсегда погас огонь и вера в лучшее. Глаза, которые я подвел, и перед которыми мне никогда не искуплю вину. — Пожалуйста… Пол, стены, потолок стремительно окрашиваются густым багровым цветом. Кровь — краска моей истины, моих грехов. Ей суждено написать шедевр. Холст, сотканный из моих ошибок, лжи и глупых игр. Последствие моих поступков, итог жизни. Прости меня, я долго притворялся. Я перестал делать по-своему, но уже слишком поздно. Красное море продолжает прибывать, намереваясь затопить собой всё вокруг. Я прижимаю тебя сильнее к груди, подгружаясь в толщу жидкого металла, что обволакивает своим теплом. Нас затягивает в пучину настолько быстро, что мы вот-вот захлебнемся.Я. Убил. Тебя.
Что-то выталкивает меня изнутри. Резкий толчок в искаженную реальность. Подскакиваю в судорожных конвульсиях, дыша с истошным хрипом. Каждый вздох агонией прожигает легкие. Сердце яростно колотится, сбивая собственный ритм. Не могу сориентироваться, где я. Непривыкшие к слепой темноте глаза еще залиты красной пеленой. Сжимаю кулаки со всей силы, протыкая ногтями кожу до жгучей боли, чтоб вырваться из кошмара. Это сон… Всего лишь сон… твержу себе, пока паника не отступит. Пространство вокруг постепенно начинает приобретать очертания. В тусклом свете огней ночного города вижу россыпь черных «змеек» на подушке, что торчат из-под одеяла рядом. Я должен был обрадоваться, что всё хорошо, а кошмар всего лишь проделки моего больного подсознания, но стало еще хуже. В горле встал свинцовый комок. Во тьме на ватных ногах я кое-как добрался до ванной. Тело отказывалось слушаться. Дрожащими руками я дергал ящик за ящиком, переворачивая содержимое в поисках спасения. Кто придумал эту гребаную защиту от детей на лекарствах? Крышку заело как всегда невовремя. Фейерверк из таблеток рассыпался по полу дробью. Подобрав две или три, жадно проглотил, запивая водой из-под крана. Во рту будто пустыня, а в глазах песок. Оперевшись на раковину, я с ужасом ждал, когда же подействуют. Фрагменты чудовищной картины пестрили перед глазами. Выстрел повторялся в голове снова и снова. Как он может быть со мной? Я не заслужил и грамма его любви. Я ничего не могу дать кроме боли, и не вправе получать тепла взамен. Мне отвратительно это лицо — красивый фасад, скрывающий уродливую сущность. Я ненавижу себя. Ненавижу!POV Tom
Сквозь сон слышу какой-то грохот. С трудом открыв глаза, я не обнаружил брюнета рядом. Из-под двери ванной комнаты горел свет. Оттуда доносились гулкие рыдания вперемешку с шумом воды и нездоровым смехом. Отрезвев во мгновение ока, я ринулся к их источнику. Распахнув дверь, я ужаснулся. Брюнет стоял напротив зеркала с ножницами в руке, в истерике срезая пряди волос одну за другой. Белоснежная раковина и пол вокруг него были усыпаны таблетками и безжалостно отсеченными волосами. — Какого хрена… Билл?! — негромко позвал я не проснувшимся голосом. Он остановился, посмотрел на меня безумными красными глазами, усмехнулся и продолжил хаотично кромсать черный шелк как неудачно сшитое платье. — Ты что творишь?! Остановись! — я попытался перехватить острый предмет, но он увернулся и оттолкнул. — Отстань от меня! — закричал брюнет, направив на меня длинные ножницы, чтобы я не приближался. — Хватит! Что ты блять творишь? — закричал уже я на невменяемого Каулитца. — Я не могу! НЕ МОГУ БОЛЬШЕ! — он проорал с таким отчаянием, что мороз пробежал по коже, насквозь пропитав меня своей болью, — Я тебя убил! Я! И убью снова! — Билл! Ты бредишь! — на металлических кольцах ножниц отпечаталась свежая кровь с ладоней. Я успел разглядеть багровые лунки от ногтей, который уже наблюдал однажды в своей квартире. Ему снова приснился кошмарный сон. — Успокойся и отдай их мне, пока не поранился еще больше! — уже более спокойно попросил я, медленно приближаясь к нему, с поднятыми руками, показывая, что бояться нечего. — Разве ты не видишь, какое я чудовище? — со всхлипом прозвучал горький вопрос. Билл перевел взгляд на зеркало, а затем снова проорал во что есть мощи: — ПОЧЕМУ ТЫ ЭТОГО НЕ ВИДИШЬ, ТОМ?! А следом резко вонзил ножницы в стеклянную поверхность, рыдая в голос. Осколки с пронзительным звоном обрушились на пол, застелив мелкой серебряной крошкой мрамор под ногами. Я выбил режущий предмет, схватил обезумевшего парня в охапку и выволок из ванной до кровати. Билл захлебывался в истерике, а я не знал как помочь. Прижав к себе трясущееся тело, я ощутил сильный лихорадочный жар. Кожа побелела как простыня, губы поблекли, на лбу выступил пот, а грудная клетка бешено вздымалась. Я помахал рукой перед пустыми глазами, устремленными в потолок. Никакой реакции. Только нескончаемый поток слез и неразборчивые бормотания. Я целовал его макушку, обнимая и шепча на ухо, что все хорошо. Успокаивал, как испуганного ребенка, проснувшегося среди ночи. Он даже не пытался сопротивляться, как это было раньше. — Билл… — позвал я осторожно, боясь новой волны криков, — Не вини себя, пожалуйста. Ты не чудовище, и никогда им не был… С тобой просто случилось много плохого. — Я недостоин тебя, Том… — болезненно прошептал он слова, как ножом по сердцу. — Какой же ты глупый, Каулитц… Не знаю откуда такая идея фикс, и кто внушил ее тебе, но я не согласен, слышишь меня? Да на небе звезд не хватит сосчитать, скольких ты достоин! Даже не смей в этом сомневаться. Ты самый сильный человек, которого я знаю. И я буду повторять это тебе каждый день, каждый час, каждую гребаную минуту, если потребуется. Пока ты не поверишь, понял? — выпалил я на одном дыхании, испугав тем самым Билла ненарочно. Тем не менее, в его глазах появилась осознанность, и он почти затих. — Нужно обработать раны. Подожди, я сейчас. Аккуратно переступая осколки в ванной, я нашел что-то вроде аптечки и вернулся с ней обратно. Осторожно продезинфицировал раны на ладонях, и пока заматывал кисти бинтом, смог разглядеть, как много на них рубцов и шрамов. Обычно Билл скрывал их под широкими браслетами либо рокерскими перчатками, но сейчас по этим рукам можно было прочесть больше, чем в открытой книге. Местами кожа загрубела, местами красовались еще не до конца зажившие царапины после недавнего похода в клуб, а где-то совсем свежие. Невыносимо видеть его состояние без боли в сердце. Содранный маникюр, ссадины, не успевшие затянуться, гематомы, а теперь еще и остриженные волосы. Все это снова уносило меня в тот особняк. В ту проклятую ночь, полную безрассудства. В груди щемило от воспоминаний и одолевало чувство несправедливости. Как так вышло, что один человек вынужден из раза в раз проходить проверку у судьбы на прочность минимум за пятерых. Билл уснул, а мне так и не удалось больше сомкнуть глаз. Я наблюдал за черноволосым дьяволом и пытался понять, что же творится в потемках его души. Безумно страшно наблюдать, как он полностью теряет над собой контроль. Непоколебимая сталь, которой он всегда был тает на глазах. Мне страшно, правда, страшно. Что в следующий раз взбредет в эту голову? Он взвалил на себя вину — несоразмерную и неоправданную. И без того шаткая психика, рискует разрушить Билла до основания, а заодно и меня. Только вчера я понял, чего так сильно он боялся, говоря, что сближение уничтожит нас. Любовь — смерть душевного покоя. Безвозвратно утраченное чувство равновесия. Так не может больше продолжаться. Я должен что-то сделать, как-то отгородить его тревоги, снять груз вины. — Я обещал тебе — мы всё преодолеем, значит так и будет.***
Уже начало светать. Я лежал с закрытыми глазами в полудрёме, подскакивая от каждого шороха справа. Когда Билл проснулся, то совершенно никак не отреагировал на меня. Сонно просмотрев, он сел в кровати, слегка потянулся и провел руками по голове, начал активно ощупывать волосы, точнее то, что от них осталось. Затем взглянул на перебинтованные кисти. А следом я встретился с полными непонимания круглыми глазами. Похоже он не до конца осознавал, что не так. Подскочив, брюнет подбежал к зеркалу и замер. — Это я сделал… — шёпотом обратился он к своему отражению. На самом деле всё было не так плохо, если говорить о прическе. Он успел лишь хаотично отсечь длину. Выглядело это как рваное каре, и в целом даже ему шло. — Помнишь, что случилось? — Я… Мне снился сон, кошмар если точнее, а потом… — ему крайне тяжело давалось восстановить события. Он искал ответы на моем лице, но лучшим объяснением было само место «преступления». — Загляни в ванну, — Билл зашагал в ее сторону, резко дернул ручку на себя, и уже почти шагнул внутрь, как я вспомнил о разбитых осколках. — Стой! — крикнул я, — осторожно, там на полу стекло! — Это пиздец, — негромко, но четко констатировал Билл, смотря на последствия своего ночного приступа. С формулировкой я полностью солидарен. — Ты и сейчас будешь отпираться, что наркота ни при чем? — спросил я озадаченного Каулитца, подойдя сзади. — Это всё стресс! Я уже сутки не употреблял ничего, кроме успокоительных. — Один день «трезвости» против нескольких лет? Слабый аргумент — тебе так не кажется? — Я посмотрел бы на тебя, побудь ты в моей шкуре, — прошипел он. — Эй, я вообще-то тоже не слабо стрессанул, — мы замолкли, а через мгновения одновременно сказали друг другу «прости». Мне стало даже стыдно, что я снова надавил на больное. Не только у Билла сдавали нервы. Но благо, теперь мы оба чувствуем, когда следует остановиться. Я обнял его, коротко целуя в губы. Градус неудачно начатого дня постепенно снижался. — Который час? — вдруг засуетился Билл. — Без понятия, солнце только-только встало, рано еще. — Поезжай к себе, потом в Дом, чтобы не вызывать подозрений, а к обеду приедешь в суд, — начал командовать брюнет, как ни в чем не бывало. — Всерьез думаешь, что я оставлю тебя одного теперь? — Слушай, да, я наверное напугал тебя ночью, но сейчас все нормально. Мне нужно привести себя в порядок. Я поеду в салон, и встретимся на слушании. Я вернулся в кровать в поисках телефона. — Шесть утра только! Билл, ляг отдохни, ты почти не спал! — Наивный такой, а в суд я как чучело пойду? — прозвучал риторический вопрос. Я даже спрашивать не стал, сколько это займет времени. Очевидно, много. Глядя, что я не охотно разделяю его планы, он закатил глаза и добавил: — Ну хочешь оставайся здесь. Через час придет Анна, попрошу ее приготовить завтрак. — Отлично. Такой вариант мне нравится больше. А ты куда? — Приму душ в гостевой, — взяв кое-какие вещи, брюнет вышел из комнаты. Мне хотелось бы верить, что все хорошо, но так к сожалению не было. Миновавший кошмар все еще висел в воздухе, оставляя собой сильный осадок. Наверное, это звучит бредово, но теперь мне страшно оставлять его одного даже на минуту.POV Bill
Мой личный стилист был в шоке, едва я сел в кресло. Дома я замазал ссадины максимально плотным тоном и надел перчатки, чтоб скрыть царапины, но в целом это мало помогло. По лицах вокруг читалось много недоумения на мой счет. Да и плевать. Габриэль предложил нарастить волосы до привычной длины, я же решил наоборот укоротить еще больше и выстричь виски. Я уже не чувствовал себя в старом образе. Хотелось перемен, начать новую главу. Звучит абсурдно на фоне происходящего, но хотя бы это я еще мог контролировать. Что случилось ночью? Я почти ничего не помню и уже не понимаю, где сон, где реальность. Даже сейчас, сидя здесь с казалось бы с открытыми глазами — не ощущаю себя проснувшимся. Прогулка, уютный вечер, кошмар, психоз… Что из этого правда? Как долго я спал? Просыпался ли когда-то? Я полностью разбит, в прямом и переносном смыслах. Пережитый ужас стоит перед глазами днём и ночью. Особенно ночью. Когда вижу его, меня изнутри выгрызает вина. Впивается острыми клыками и рвёт внутренности. Сводит с ума, не отпускает ни на минуту. Когда эта тварь уже наестся? Сколько еще она будет играть со мной? За эйфорию, что я получил вчера взаймы, она швырнула меня заживо в раскаленное пламя. Ночь в особняке — одна из худших в моей жизни. Я почти предал самого себя, почти позволил себя сломать, почти потерял веру и попрощался с Томом. Теперь на руинах былой уверенности стоит жалкий бессильный человек, на плечах которого по прежнему бетонная плита ответственности с чужими мнениями. Стервятники кружат надо мной, желая поскорее увидеть мой крах. Журналюги сумели всё-таки раскопать дерьма, благо Йохан как всегда вырулил ситуацию. А теперь еще и творю херню, которую даже не помню. Я вишу на краю обрыва, готовый отпустить руки в любой момент. После салона я вернулся домой. Собирался дольше, чем на пятничную вечеринку. Словно это было самым важным событием в жизни. На самом деле нет, но сублимировать как то нужно, поэтому я сосредоточился на внешнем виде. С каждым новым нарядом и снежной дорожкой ко мне возвращалась уверенность. Заседание пройдёт быстро и тихо. Однако, это не значит, что я приду туда отсидеться серой мышью, хныкая в углу как последняя жертва. Нет. Это моя вендетта, сука. В итоге я выбрал что-то среднее между официальным и экстравагантным образом. Белая рубашка и перчатки, черные брюки и пиджак с вырезами, имитирующими портупею на груди. Очки с затемнёнными стеклами по умолчанию прилагались. Утром из сервиса доставили мой любимый Porsche Panamera, и я наконец-то вернулся за руль. С поимкой Брайана были сняты последние запреты Йохана. В охране я больше не нуждался и с огромной радостью распрощался с Сэмом и Тайлером в надежде не встретить их в ближайшем будущем. Вжав педаль в пол, я гнал по просторным улицам в предвкушении финального раунда.***
Через пятнадцать минут я был уже возле Дворца Правосудия. Огромного масштаба здание, стилю которого присущи выразительная твердость и строгость форм, по праву олицетворяло собой закон и порядок. Место, где условно все равны, но на самом деле на весах побеждает тот, у кого больше власти. Выкурив сигарету, я догнался коксом до нужной кондиции и направился вверх по монументальной лестнице к главному входу. Большой сортировочный вестибюль высотой двадцать пять метров встретил меня прохладой и величественными колоннами в густом зеленом свете. Внутренне Дворец украшен различными горельефами, фресками и скульптурами, иллюстрирующими историю правосудия. К сожалению или к счастью, мне уже приходилось бывать здесь раньше, поэтому сориентироваться было несложно. Первым, кого я встретил возле назначенного зала, был Том. — Вау! — единственное, что он смог из себя выдавить, когда увидел меня. — Нравится? — Еще бы! Непривычно, конечно, но тебе чертовски идет! — Спасибо! А почему никого нет? — Так все уже внутри, один вы опаздываете, Вильгельм, — саркастично уколол он. Я же замялся перед входом в зал суда. — Волнуешься? — Есть немного, — Том взял меня за руку, и сразу стало спокойней. Хоть я и не волновался за свой победный триумф, все равно в теле присутствовал какой-то мандраж. Любой, даже средний психолог объяснил бы это легкой формой ПТСР и скорее всего был бы прав. Благо, сейчас я так накачан, что мне совершенно наплевать. Резные деревянные двери распахнулись, и мы вошли в обитель правосудия. Все кроме судьи, ответчика и нас с Томом уже были в сборе. В небольшой толпе я словил нелестный взгляд Йохана за опоздание, и полностью противоположный от Филла, но прежде оба были изумлены сменой моего имиджа. Поздоровавшись со всеми и получив еще пару комплиментов, я занял место на стороне истца рядом с Франко. Через несколько минут два офицера привели больного самозванца, закованного в наручники. Вид у него был в разы хуже моего. Том не оставил ни одного живого места на его наглой морде. Я был бы рад добавить, но эта тварь свое еще в тюрьме получит. Секретарь потребовал всех встать, после чего в зал вошел судья. Мужчина в мантии монотонно зачитал обвинение, с чем сторона защиты не согласилась. Крайне глупое решение, зато нам только на руку. Команда Франко собрала такой богатый букет статей, так что смягчение не предусматривалось от слова совсем. Брайан, или правильнее теперь его назвать — Калеб, выкопал достаточно глубокую могилу, и я с радостью забью последний гвоздь в крышку его гроба. Пока адвокаты обменивались прениями, меня упорно сверлил раздражающий взгляд справа. Он нарочно гремел металическими браслетами, а я делал вид, что не замечаю. Боковым зрением видел только как Том пылает ненавистью позади меня. — Подсудимый, ваше последнее слово? — обратился к судья к «оранжевому комбинезону». — Я не признаю вину, Ваша честь! Всё, что я делал было из чистых побуждений и искренней любви, — тут он повернулся ко мне, — а ты Билл Каулитц, еще пожалеешь, что не оценил мои старания и выбрал этого бродячего пса! — Протестую! Ваша честь, угроза в адрес моего клиента! — тут же вмешался Франко. — Принимается! Мистер Бергман, вам есть что еще сказать? — Нет, ваша честь, — на этом были поставлены последние точки и судья обьявил: — Суд удаляется до вынесения решения! Два удара молотка, снова подъем и пять минут ожидания, что являлось чистой формальностью, ведь исход мы уже знали. Затем судья вернулся. Приговор — двадцать пять лет, с принудительным лечением и без условно-досрочного. Я бы дал пожизненное, и мне ни капли его не жаль. Такие твари должны гнить там, где им и место. Молоток ударил в последний раз, и заседание закончилось. Все снова встали. Повернувшись на секунду, мы с Брайаном встретились взглядами. Мой пропитанный ядом, а его озабоченный и похотливый. Никакого раскаяния или страха. Будто он все еще под чем-то. Омерзительное зрелище, абсолютно невменяемый псих, с которым я когда-то имел связь. Где был мой мозг вообще? — Обещаю, мы еще встретимся, Билли, — сказал он с ехидной усмешкой. — Ох, сильно сомневаюсь. И кстати, ты был не прав. Оранжевый очень даже тебе к лицу, точнее к заднице, в которую оно превратилось. Приятного отдыха, урод, — я послал ему самый сладкий воздушный поцелуй и расплылся в коварной улыбке, после чего Брайана увели. Мы обменялись с командой поздравлениями. Каждый из нас облегченно выдохнул. Всё позади, один кошмар закончился. Осталось разобраться с шоу, и я обрету свою долгожданную свободу, а пока… — Билл, дорогой! Ну что за красота, боже! Но как ты решился, ты же так любил свои волосы, — полный восхищения обнял меня Филл. — Да, просто захотелось чего-то нового, спасибо! — Прошу прощения, что не разделяю ваш восторг, но у нас еще полно важных дел, — с серьёзным, как всегда лицом, напомнил Йохан, — Жду всех в Доме через час. Филл, поехали.***
С подписанным приговором на душе сразу стало куда теплее. Внезапный приток эндорфинов в мозг одурманил и оторвал от мрачной реальности в которой я погряз. Хотелось делится эмоциями со всеми и кричать во всеуслышание о долгожданной свободе. Подсознательно я понимал, что это временное явление, да и хрен с ним. — Поздравляю еще раз! Ты круто держался, я бы так не смог, — сказал Том, когда мы вышли на улицу. — Да, ты тоже! У меня чуть спина не сгорела от твоего взгляда! И нет! Это наша победа — без тебя и я не смог бы. — Ладно, хватит с нас боевиков, поехали покорять твой модный Олимп! — одобрительно похлопав меня по плечу, Том обошел машину, открыл дверь, тут же приземлив меня на землю. — А ты со мной поедешь? — Ну конечно! Я без машины, забыл? — Да, вылетело из головы, — я занервничал, но не подавая вида завел мотор. Черт. Такая мелкая упущенная деталь, рискует сейчас сильно меня подставить. Приоткрыв окно, я закурил. Дым заполонил кожаный салон, перемешивая табачный запах с мыслями о том, как предстоит сейчас выкручиваться. Видимо придется импровизировать. — Кажется, нам в другую сторону, — сомневаясь произнёс Том, когда я свернул на Брера. — Да, но сначала нужно кое-куда заехать. Прибавив скорость, я обогнал несколько машин, и ушел на платную дорогу, где путь короче. Я сильно рискую, взяв с собой Трюмпера, но другой возможности встретиться с Марго в ближайшее время нет, а дело крайне неотложное. В кармане осталось меньше грамма. Без порошка я точно не протяну до показа. По выверенной схеме, я заехал за букетом желтых роз, на что естественно получил удивленную реакцию, но решил сохранить интригу до конечного пункта назначения. — Стесняюсь спросить, что мы забыли на кладбище? — Эм, а я не говорил? Сегодня годовщина смерти дедушки, я каждый год приезжаю… Не волнуйся, это быстро, — коряво отмазался я, хватая букет с заднего сидения и молясь про себя, чтобы Том не увязался за мной. — Хорошо, я тогда тут подожду, — я обрадовался и даже не придал значение, почему он не стал настаивать. Скорее всего, Том как и я, был слегка окрылен после суда, что мне только на руку. Быстрым шагом я двинулся по неизменному маршруту, заменил засохшие цветы на могиле свежими, и дальше к перекрестку на свидание с посредником между мной и смертью. Марго, как всегда полностью облаченная в черное, томно курила возле «нашего» монумента. Образ молодой вдовы подходил ей на сто процентов. Возможно, она носила траур по себе, а возможно это я привык всё усложнять. Иногда цвет — просто цвет и ничего больше. Однако, с ней всё не так однозначно. Из сотен коротких встреч мы ни разу не общались о чем-то личном, но от нее прямо веяло печалью и внутренней надломленностью. Уверен, для большинства это оставалось незаметным, только я смог уловить эту тонкость, скорее в силу собственной травмы. Обмен «счастья» на деньги произошел как обычно быстро и без запинки. Мы уже хотели разойтись, как блондинка вдруг замешкалась, приспустила темные очки и, глядя в глаза, сказала: — На твоем месте я бы сделала паузу. Неважно выглядишь — жаль такую красоту. В ее совете я не нуждался, к тому же было странно слышать такое от дилера, который на минуточку, больше всех заинтересован в продаже своего товара, а уж последствия ее волновать и вовсе не должны. Но Марго единственная, кого сегодня не смог одурачить мой грим. И она точно не будет петь дифирамбы, потому что видит таких как я насквозь. Спорить в данном случае бессмысленно — она права, но никто не даст мне этой чертовой паузы. — Обязательно учту, — бросил я напоследок и ушел. Ювелирная коробочка в кармане грела душу. Надеюсь, Том ничего не заподозрит. Знаю, ему это не понравится, и скорее всего он попытается снова вставить своё порицательное слово, хоть я и сто раз просил этого не делать. На мою удачу, у него не возникло никаких вопросов. День определенно начинает налаживаться.***
Минуя стократные приветствия и неоднозначные взгляды, мы с Томом поднялись на третий этаж штаб-квартиры. — Трюмпер, — обратился я как начальник к Тому, — два грязных мартини в мой кабинет! — на что он молча закатил глаза, но всё же пошел исполнять приказ, еще не зная, что один из напитков для него. — Доброе утро, мистер Каулитц! — тут как тут подбежала Саманта, — надеюсь, вам уже лучше, мы все так переживали! Мое отсутствие объяснили внезапным отравлением, но скорее всего они думают, я снова перепил. М-да, репутация у меня ни к черту, но лучше так, чем куда более жесткая правда. — Да все прекрасно, и день чудесный, не находишь? — Полностью с вами согласная! Шикарная стрижка, кстати, очень вам идет! — внутри аж тошнотой свело от притворной улыбки этой суки. Я хотел уже повернуть ручку двери, чтобы не видеть ее рожи, но передумал: — А и кстати, Саманта?! — Да? — Ты уволена! — с нескрываемым удовольствием протянул я. — Э-э-м, что?! — она опешила и мгновенно изменилась в лице, смотря на меня еще тупее, чем обычно. — Плохо слышишь? Ты уволена, идиотка! Пошла вон отсюда! — Но… За что? Я… я сделала что-то не так? — заикаясь мямлила ассистентка, чем вызывала только раздражение. — Впредь будь избирательней, когда выбираешь, с кем потрахаться! Ну, чего встала? Свободна, говорю! — видимо ей было невдомек, что я не шучу. Отодвинув ее в сторону, я открыл шкаф, взял в охапку ее шмотьё и швырнул ей же под ноги, — И барахло свое не забудь! В этот момент вернулся Том, в недоумении смотря на эту картину, вместе с другими, проходящими мимо сотрудниками. — Остальные, за работу! — громко скомандовав, с уже спокойной душой зашел в свой кабинет, слыша за спиной тихие перешёптывания и короткие всхлипы Саманты. — Что произошло? — ожидаемый вопрос от Тома следом. Я взял один мартини, второй протянул ему, и легонько стукнул о его бокал. — Ничего. За нас, Томми! — Трюмпер все так же непонимающе бегал по мне глазами, а я с наслаждением сделал глоток горько-сладкого вермута. — За что ты ее уволил? — А что я должен был и дальше терпеть эту дрянь у себя под боком? Она сливала всё Брайану или Калебу, не важно! — Но она ведь не знала! — Да? Ты так уверен в этом? Доказать сможешь? Даже если и не знала о ноутбуке, в чем я сомневаюсь, она была в курсе, что мы пара и промолчала, когда он приходил сюда. — А что, каждый обязан докладывать тебе о своей личной жизни? Какая разница с кем она спит? — Большая! Знай я наперед, что они трахались, могло всё по другому сложиться. И не пришлось бы нам с тобой проживать тот ад. Расслабься Том, я и так оказал ей услугу — не стал впутывать в расследование, иначе увольнение сейчас было бы меньшим из ее проблем. — Но так нельзя! — Ты хочешь поругаться или что? Я принял решение, и не тебе его оспаривать. Если так печешься о подруге — иди вытри ей сопли и помоги найти выход. — О, ну да! Ты как всегда в своем репертуаре, а следующим номером ты и мне скажешь уебывать, верно? — Не думай, что всё знаешь, Трюмпер, — я громко поставил бокал на стеклянную поверхность, встав перед ним в позу. — А ты не повторяйся, Каулитц, — он блеснул глазами и чертовски притягательно потеребил кольцо пирсинга языком. Том часто так делал, скорее не сознательно, чем сразу пробуждал во мне неистовое желание. Этот едва уловимый момент, тонкая грань между потенциальным фееричным скандалом и безудержной тягой сорвать друг с друга одежду прямо сейчас всегда заводит. А Том как никто другой будоражит внутри этот адреналин. Стоит нам поймать эту волну, как разум покидает распаленные тела и мы уже не можем это контролировать. Я прижал Трюмпера к стене с референсами, сметая коробки под ногами. Пьянящий вкус его губ, вновь не оставил ни шанса. Мы оказались в плену друг друга продолжая спорить, но уже в прямо противоположном русле. Неожиданно для себя, я сильно возбудился, хотя последние дни я и думать не мог о сексе.