POV Tom
— Я хочу сейчас, — прошептал Билл, рвано выдыхая и пытаясь запустить руку мне под джинсы. — А как же люди? Ты тихо не умеешь! — Да плевать на них! На всё! Просто трахни меня! — я резко развернул его лицом к стене, сжимая за бедро и одновременно целуя тонкую голую шею. В штанах становилось очень тесно от того, как он елозил по мне. Но… …Внезапное вторжение главы компании в кабинет заставило нас отпрянуть друг от друга как застуканных школьников. Старший Каулитц хмуро посмотрел тяжелым взглядом, но предпочел воздержаться на этот счет и сразу высказался по делу: — Билл, ты в своем уме? — И тебе здравствуй, — Билл моментально помрачнел, поправив пиджак, недовольно поднял оставленный бокал. — Уволить ассистента за день до показа, каким идиотом надо быть? — Йохан возмущенно покрутил пальцем у виска. — Я выгнал крысу, — невозмутимо ответил Билл, закусывая мартини оливкой, чем явно хотел побесить отца. — А подождать нельзя было? Кто теперь будет делать ее работу? А? Может ты? — У меня есть Том, — с уверенным видом заявил он. — Том? Ах, значит, теперь у тебя есть Том? Ты больной вообще? Вы оба больные в край? — мужчина яростно смотрел на нас, брызжа ядом, — Он ни хрена не смыслит в фешн-шоу, а из тебя организатор хуже некуда. Что ты собрался делать? Осознаешь, в какой мы заднице теперь? — Ой, хватит драматизировать! Возьму нескольких людей из PR-отдела, уже почти всё готово, а с организацией Даниэль разберется. — Если хоть что-то не так пойдет, я с него шкуру спущу. И это будет на твоей совести! — пригрозил Каулитц-старший. — Да-да, — продолжал брюнет свою игру, делая вид, что плевать он хотел на всё хотел. Йохан смиренно выдохнул, поняв наконец, что ничего от Билла не добьется, и переключился на меня: — Томас, пока Саманта еще здесь — попроси ввести тебя в курс дел. И пусть отдел кадров найдет ей замену как можно скорее. — Да, мистер Каулитц… — он собрался уже уйти, но я решил воспользоваться случаем и высказать сочувствие об утрате, — Подождите! Я хотел сказать, примите мои искренние соболезнования, — я протянул руку, на что он по инерции ответил, но его брови резко сдвинулись. — Извини, что? — Годовщина вашего отца… сегодня? — по хмурому взгляду Йохана я понял, что сморозил глупость и наверное зря полез в семейные дела. — Спасибо, конечно, но ты на полгода поторопился, — и тут я осел, Билл меня обманул… Но зачем? — Прошу прощения, видимо я что-то перепутал. — Да, разберись в своей голове, сейчас о другом надо думать. Билл, ты тоже. Надеюсь вы меня услышали? — Да-да! Уйди уже, бога ради! — Закрылись бы хоть, стыдобища! — бросил он таки финальный камень, прежде чем уйти. Я обернулся на брюнета, скрестив руки в ожидании объяснений. Еще там мне показалось подозрительным, что охранник не впустил меня внутрь, ссылаясь на какой-то там санитарный день, и как оказалось, все же неспроста. Я подумал, Билл мог заплатить ему, решил не накручивать, а зря. — Что?! — раздраженно закатил он глаза в ответ. — И как это понимать? — Что именно? Говори конкретней. — Зачем мы ездили на кладбище? — Я же сказал, к дедушке. С чего ты взял, что это именно отец Йохана? — неплохая попытка, но тщетная. Не прочитай я когда-то их семейную биографию в википедии, она может и сработала бы. — А что, у тебя живые родственники на кладбище загорать ходят? — картина начала складываться не в лучшую для Билла пользу. Взгляд тревожно забегал по комнате, выдавая его ложь. — Зачем ты мне врешь? Что ты там делал? — Там похоронен один дорогой мне человек. Какая разница, как я его назвал? — Большая! Мог бы так и сказать, я бы понял. Не обязательно врать мне в глаза, если не хочешь говорить всей правды. — Это просто мелочь. Что, ты мне из-за этого теперь все мозги протрахаешь вместо задницы? — Обойдешься! — бросил я со злостью. Настроение тут же было испорчено. Билл снова активировал защитный механизм, что обычно попросту тратило мои нервы. Не став нагнетать еще больше, я развернулся и пошёл выполнять поручения Йохана, бонусом успокаивая ревущую Сэм. Я не рвусь занять чью-либо сторону в данной ситуации, вроде и Билла можно понять — она для него как соль на свежей ране. Но и ее тоже жаль. Я пытался более менее вникнуть в ее инструкции, но в голове крутилось совсем другое. Сильное желание добраться до правды как всегда бушевало внутри меня. Я прокручивал в голове эпизод на кладбище, вспоминая все детали. Почему-то словам Билла я не поверил. Мне не давал покоя вопрос, что за таинственное «свидание» у него было и почему он решился на обман. Что-то в этой истории не сходится. И я хочу выяснить, что именно. Через пару часов я вернулся в кабинет, но не застал Билла на месте. Обошел все помещения, где он обычно бывал, но так и не нашёл. Кого я ни спрашивал, никто не знал, куда он мог еще пойти. На мои звонки Каулитц тоже не отвечал. Я уже не на шутку занервничал, как случайно встретил Филиппа в коридоре и решил поинтересоваться, вдруг он в курсе. — Мистер Лоренцо! — Да, Томас? — Вы не знаете, где Билл? Не могу его найти, и трубку не берет. — Хм, странно… Посмотри на четвёртом, синяя дверь, рядом с прачечной. — Где табличка «не входить»? — Да, там раньше была его детская студия, периодически он там бывает. — Хорошо, спасибо большое! — Всегда рад помочь, — с улыбкой сказал он. Было неожиданно и даже приятно, ведь раньше он относился ко мне супер нейтрально. Я метнулся по лестнице наверх, потом до конца по коридору. Та самая синяя дверь оказалась заперта изнутри. Я прислушался, есть ли внутри признаки жизни, а затем постучал. — Билл, ты там? Это я, открой! — через минуту дверь приоткрылась, откуда высунулся брюнет, и пахнул сильный запах краски. — Том, ты не вовремя! — Я тебя обыскался! Почему трубку не берёшь? — Потому что занят! — огрызнулся он. Силой отодвинув его той же дверью в сторону, я вошёл внутрь. — Эй, что за дикарство?! — недовольно выкрикнул он. Небольшая комната действительно напоминала что-то вроде модной мастерской, но в уменьшенном формате. Раскройный стол, швейная машина, несколько манекенов, рулонов ткани и ещё миллион различных швейных принадлежностей. Комнату разделяла собой ширма, зайдя за которую я чуть не ахнул. — Это что? — спросил я в недоумении. — Новый эксперимент! Как тебе? Нравится? — Скорее пугает, — в ряд стояли три пышных платья. Одно из которых, кажется, я совсем недавно видел в ателье, правда не в таком виде. Все платья были перепачканы красной краской, уходящей в черноту. Будто в каждом из них жестоко зарезали невесту на алтаре. Да, бесспорно эффектно, но больше ужасающе. И я бы так не напрягался, не будь это проекцией недавних событий. — Тут немного не закончено, но, думаю, успею до завтра. Хочу внести их в коллекцию, — объяснял он, закалывая шов на рукаве иглой. — К утру? Билл ты с ума сошёл? Зачем? — Мне нужно выплеснуть негатив. Только так я могу это сделать, — остановившись, с грустью сказал он, — так что не жди меня сегодня. — Давай я останусь с тобой? — Том! — он сел на стул, и медленно начал, — не нужно носиться со мной теперь как с маленьким, я в порядке. Не души меня своей заботой, пожалуйста. Я хочу побыть один, привести мысли в порядок. Единственная причина, по которой я всё еще не спятил — мое творчество. Прошу, не беспокойся за меня. Мне правда это нужно. — Ты прав, прости, что я перегибаю. И спасибо за честность, видишь, это не так сложно, — тонко упрекнул я за ложь, сказанную ранее. — Да, кажется нам нужно больше над этим работать, сходить к семейному психологу, может, или на парные медитации, тантрический секс и всё такое. — Скажи, что ты шутишь? — уставился я на готового взорваться от смеха брюнета. — Нет, конечно! Хотя, есть над чем подумать, — мы рассмеялись в унисон, и на этой позитивной ноте я решил не отнимать у Билла время. Если это хоть как-то ему поможет, я буду только рад. — И, Том, проконтролируй всё, пожалуйста! — крикнул он вслед. — Не уверен, что справлюсь. Твой отец прав, я ни хрена не смыслю в этом. — Не волнуйся, Пьер тебе поможет, — подмигнув, Билл послал мне воздушный поцелуй и скрылся на ширмой.***
Наконец-то настал день икс. Я приехал в выставочный павильон MiCo Milano Congressi на улице Гаттамелата к десяти. Однажды я уже был здесь, правда по другую сторону баррикад на выставке. Огромное здание, архитектура которого напоминает космический корабль, укрытый железным одеялом, способно вместить не одну тысячу зрителей. Каждый сезон это место становится центром модных показов, и всю неделю оно наполнено дизайнерами, моделями, прессой и Миланской элитой до отказа. Попасть на показ кутюр всегда очень сложно. Приглашения распространяются среди редакторов глянцевых изданий, модных критиков, солидных байеров, знаменитостей и vip-гостей. Но несмотря на всю эксклюзивность, любой житель Милана может наблюдать самые яркие и красочные шоу в режиме онлайн. На главных улицах и стадионах города ведутся прямые трансляции, что не может не приковать взгляд даже холодного до моды человека, вроде меня. Наше шоу в три часа дня, а подготовка к нему началась еще ночью, чтобы успеть собрать подиум. Закулисье модной индустрии оказалось далеко не таким, как я себе представлял. Огромное помещение, зонированное перегородками, без окон и свежего воздуха, было наполнено запахами лаков для волос и ногтей, фенов, растворителя вперемешку с кофе и большим количеством народа. Вокруг костюмы, платья, вешалки, бесконечные флаконы, спреи, краски. Работа на бэкстейдже кипела вовсю. Движения теней и отражений в зеркалах сменялись в быстром темпе. Дизайнеры, модельеры, портные, костюмеры и куча, куча ассистентов. Модели расхаживали в белых халатах в ожидании своей очереди на макияж. Визажисты и стилисты по волосам по часу колдовали над каждой девушкой. Тех, кого уже накрасили, начинали одевать, подгоняя последние детали прямо на фигуре. Был даже специальный человек, который должен следить за временем и местоположением моделей, чтобы каждая была готова к выходу на подиум согласно строгому расписанию. Фотографы и операторы, коих тоже было немало, снимали в перерывах рекламу и короткие интервью. А в пустом зале, где через пять часов начнется шоу, активно выставляли свет и декорации. На первый взгляд, казалось, вокруг творится хаос. Но на самом деле во всем имелась четкая слаженность, подобно пчелиному улею. Это была другая особая энергетика, отличная от той, что я привык наблюдать по будням. Борьба — с мелкими несовершенствами и неточностями. Каждый знал, что нужно делать и где быть. Максимально дружеская и расслабленная атмосфера. Я не заметил сомнения или паники ни на одном лице, но сам ощущал себя не в своей тарелке. Обязанности, возлагающиеся ранее на Сэм, расщепились на всех понемногу. И, по сути, моя работа как ассистента заключалась в скитаниях туда-сюда по мелким просьбам, которые можно было доверить стажёру. В этом круговороте вертелся и сам Билл. Было необычно видеть его таким простым, наравне со всеми. Он, не брезгуя, подшивал подол платья, согнувшись в три погибели, едва ли не касаясь пола лбом. Утром мы очень прохладно поздоровались и обменялись парой фраз. Не знаю, как прошла его ночь, и где он был, но крепким сном тут и не пахло. Каулитц выглядел бледным и усталым, даже слегка потерянным. Никакого вычурного лука, простые серые джинсы, черный лонгслив, отсутствие макияжа и килограмма аксессуаров, только часы и любимое кольцо с черным камнем. Потухшие глаза, наполненные черной меланхолией подводили его. Фальшивая улыбка больше не спасала, как и побеги в туалет каждые полчаса. Во мне по новой закипало желание отобрать у него эту дрянь. Я начал уже сомневаться в серьезности его слов по поводу попыток завязать, но и судить я был не вправе, так как не понимал, что движет наркоманами. Тут к нему подошла красивая женщина на высоких шпильках. Билл сразу широко заулыбался, с теплом обняв стройную даму. По глазам я понял, что она его мама. Идентичные зеркала души, насыщенные густым кофейным цветом и легкой грустью. Билл передал помощнику инструменты, и они отошли ненадолго в сторону. Впервые вижу, чтобы Билл искренне был рад кому-то из родных. И как только им удалось сохранить такие теплые отношения? Ведь, насколько я понял, после развода Симона мало принимала участия в его жизни. Меня отвлекли две модели, пытавшиеся пофлиртовать. Я был бы в диком восторге, случись это месяц назад, но сейчас… Я совершенно охладел к девушкам, да и вообще к людям. Мои разум и тело принадлежали только ему и никому больше. Я вежливо послал красоток и снова залип на работу Билла. Даже сейчас без мишуры и маски он сиял ярче всех. Не прячь он себя настоящего, так вообще бы все ослепли. Знаю, где-то внутри него живет тепло, в разы сильнее того ледяного айсберга снаружи. Но когда Билл облачился в макияж, передо мной стоял уже другой человек. Тот самый «чужой» Билл, которого знает мир, и который не имеет право на ошибку или лишнюю эмоцию. Перевоплощение всегда с легкостью ему давалось, но сегодня… Сегодня что-то было не так. Билл нервно посматривал на часы и периодически морщился, как от яркого солнца. В какой-то момент я снова потерял его из виду, а когда нашел то не обрадовался. Его глаза сияли ярче всех страз вокруг вместе взятых. — Билл, можно тебя? — позвал я, и мы отошли в сторону. — Что?! — слегка раздраженно отреагировал он. — Ты в порядке? — В полном. А что не так? — Билл говорил быстро, даже перевозбужденно, я всмотрелся в стеклянные черные зрачки и уже точно знал, что это далеко не от волнения. — Выглядишь болезненно и… — Томми, я всегда так выгляжу, если у тебя нет вопросов по существу, то не отвлекай, — терпеть не могу, когда он так меня называет, а тем более перебивает. — Ты под кайфом? Хотя, почему я спрашиваю, конечно — да! — А что, это вдруг проблема? — Я думал, ты решил остановиться! — Том, мне надо работать. Давай потом! — Пообещай, что это в последний раз. — Обещаю! — Снова врешь?! — Клянусь! Просто дай мне пережить этот показ, и обещаю, я… — он резко замолчал. — Бросишь? — закончил я то, что он не решился сказать. — Я разберусь с этим, — скрестив руки, он отвел глаза в сторону. Естественно, я понимал, что это очередная ложь. Еще ни один наркоман не смог победить зависимость на чистом энтузиазме. Билл хочет верить, что контролирует наркоту, на самом же деле — наркота контролирует его. Когда до шоу осталось меньше десяти минут, я выглянул в зал. Полумрак. «Взлетная полоса» в свете прожекторов. Ослепительные огни и море блеска. Каждый ждет, и все стремятся оказаться ближе. Разодетый бомонд в первом ряду сам конкурировал с тем, ради чего здесь собрался. Сияющие идеальные лица с бокалами шампанского в руках. Второй, третий и дальше — единый силуэт толпы во тьме. Более шестиста человек даже не смотрят по сторонам, только прямо — в ожидании шоу. Три, два, один… Смена света, музыка, камеры, вперед! Одна за другой длинноногая модель выходит навстречу вспышкам. В их профессионализме нет ни капли сомнения. Сотня шагов до точки и обратно, под восторженные взгляды публики. Я увлекся, разглядывая каждый образ, до этого момента мне сложно представлялось, как могут сочетаться столь разные фактуры в одной коллекции. То, что Билл сотворил, действительно поражало и неоспоримо восхищало. Насколько мне было известно, дизайнеры обычно выходят на поклон, скромно махая ручкой после финальной проходки, но только не Билл. Обернувшись, я увидел квинтэссенцию самолюбия и нарциссизма, которые у него не отнять, что бы он там ни говорил. Сразу вспомнились его слова на интервью, что у моделей не осталось бы работы, выбери он эту нишу. Да, он просто чертовски прав. Его образ черного ангела, вскружил мне голову за секунду. Каблуки, кожаные штаны в байкерском стиле со шнуровкой спереди от колен до пояса, грудь закрывал жилет, напоминающий что-то между спортивной экипировкой и броней, расшитый кристаллами и острыми шипами. Объёмные крылья на плечах из черных перьев каскадом перетекали в локти, а тонкие длинные цепи звучно развивались по обе стороны костюма. Выглядело так, будто регбист прошел через рок-преобразователь. Идеально уложенные назад волосы и коротко выстриженные виски сделали черты его лицо еще острее. От него буквально за километр несло шиком и дерзостью. Смущало только то, как периодически кривилась его мимика при выдохе, словно что-то или кто-то колет его иглой. Такое ощущение, что ему тяжело стоять на каблуках, хотя на моей памяти он обувал и выше. Возможно, фраза «красота требует жертв» несет прямой смысл. — Билл… Все нормально? — осторожно спросил я. — Да, просто волнуюсь немного, — отмахнулся он с притворной улыбкой. — Уверен? — Да! Держи, пусть побудет у тебя, — он вручил мне свой телефон и замялся, — слушай, Том, я хотел сказать тебе кое что, можно? — Говори, конечно. — Может это не лучший момент, но я хочу поблагодарить тебя. Спасибо, что был рядом все эти дни, и не только. Прости меня, за то как я себя вел. И отдельное спасибо, что не отвернулся и не испугался. Ты открыл мне глаза и подарил надежду… С тобой я стану лучше — обещаю, — прошептал он последние слова, сделал шаг ближе и взял меня за руку. — Мне не за что тебя прощать. Всё чего я хотел — это наконец достучаться до тебя. Билл, я понимаю, что это непросто, и впереди сложный путь. Но мы справимся вместе. Если ты пойдешь навстречу, клянусь — всё получится! — Поцелуй меня, — тихо прозвучала его требовательная просьба. — Здесь? — Да. — Они все смотрят, — оглянулся я вокруг. — Я не боюсь. А ты? — Билл смело потянулся вперед, не дав мне шанса на ответ. Да он был и не нужен. Конечно, нет. Единственный мой страх теперь — потерять тебя. К этой самой минуте подошла его очередь на выход. Зал взорвался аплодисментами, едва на подиум ступила нога знаменитого Вильгельма Каулитца. Не отрываясь от экрана за кулисами, я следил за каждым движением, бережно храня тепло его губ своими. Триумфальной походкой он заслуженно нес себя идеальному миру блеска, гламура и роскоши. Сделав несколько поз с гордо поднятой головой, Билл поклонился зрителям, послал поцелуи в воздух и развернулся, идя по той же траектории обратно. Позируя перед камерой напоследок, смакуя заслуженные лавры, его лицо растянулось в улыбке, но не той, что я видел минутой ранее, а настоящей как с Симоной. Внутри меня сразу потеплело. Я искренне рад за него сейчас, ведь знаю, что этот момент для него значит. Долгожданная свобода. Точка в плохой истории. Пусть хоть на одно мгновение мой черный ангел забудет о череде кошмаров и проблем. Пусть наконец наполнится светом его измученное сердце. — О, боже… — тихо раздалось над ухом. Я перевел взгляд обратно, и повторил то же самое про себя. Кадр, снятый крупным планом, поверг всех в шок. Кроваво-красный ручей, хлынувший из его носа, стекал по подбородку в переплетение цепей на шее. Взгляд, потерянный на грани обморока. Билл схватился за грудь, его ноги подкосились, но он пытался устоять. Выражение лица буквально закричало немым отчаянием. Кровь на бледной коже, как краска на черно-белой фотографии. Весь мир наблюдал это здесь и сейчас. Еще шаг, и он падает перед ахнувшими зрителями под яркие вспышки фотокамер. Ужас пробил меня насквозь, я побежал к лестнице, расталкивая таких же ошарашенных как я людей. Свет гаснет. Всеобщая волна недоумения и шока загудела во мраке. От собственного пульса в висках мне начало закладывать уши. Два здоровых секьюрити очень быстро подхватили Билла на руки и унесли за кулисы, куда я ринулся следом. С поверхности большого стола ассистенты тут же смели абсолютно всё и положили падшего в прямом смысле ангела. Его грудная клетка, руки и ноги подрагивали в мелких конвульсиях. — Билл?! Билл, очнись! Что с ним?! — у меня предательски тряслись руки и голос, пока я отчаянно пытался разбудить его. Ущипните кто-нибудь. Это не может быть правдой. — Билл?! — Вызовите скорую, срочно! — крикнул я, пытаясь сорвать с него этот тугой жилет, чтобы впустить воздух в грудь. — Что происходит?! — громом разразился голос Йохана на все помещение, когда он, Филипп и Симона прибежали за кулисы. — Билли, дорогой! Ты слышишь меня? — перепуганно звал его Филипп. — Что это?! — Йохан, развернул меня к себе, затрепал за плечи, требуя немедленного ответа. — Я… Я не знаю! Он выглядел потерянным перед выходом. А потом… — я пытался быстро проанализировать, понять, что случилось. Флешбэк из прошлого выдал ответ, который лежал на поверхности, — у него передоз! Дальше как в тумане. Люди, машина скорой помощи, сирена, вопросы: что конкретно он принял и сколько, какие у него диагнозы и так далее. Я не сводил глаз с неподвижного тела напротив. Теряясь в страхе, что его оргазм попросту не выдержит. Я наивно недооценил ядовитого соперника. Думал, есть еще время. Но наркотику плевать. С ним не договоришься, не прикажешь подождать. Он создан, чтобы убивать. Когда и как, решит лишь случай. Сейчас смерть протянула костлявую руку, и прошу, нет, умоляю, не принимай ее приглашение. В больнице происходил кошмар. Громкая новость уже вовсю распространялась по миру. Йохан с Филиппом не отлипали от телефонов, решая, что делать. Журналисты осаждали парадный вход в клинику, ожидая комментариев. Я наблюдал из окна на голодную до сенсаций остервенелую массу падальщиков. И только один человек в коридоре сохранял физическое спокойствие. Мать Билла сидела в шикарном длинном платье, совершенно лишенная эмоций, а может хотела таковой казаться. Спустя час в коридор вышел уже знакомый мне врач — Маркус. Выглядел он весьма серьезно. Семья тут же собралась в сплоченный полукруг возле него. — У меня две новости… и обе неприятные. — Говори же, Маркус, — в нетерпении вымолвила Симона. — Первая — резкая обструкция коронарной артерии вызвала миокардиальный некроз. Если по простому — это кокаиновый сердечный приступ. Мы сделали ангиопластику, но все осложняет тяжелое отравление стимуляторами. Все органы сейчас работают неправильно и не в полную силу. Вильгельм в наркотической коме. Мне очень жаль. — Филипп и Симона одновременно поднесли ладонь ко рту. А я, кажется, и вовсе забыл как дышать. Симона не выдержала и начала рыдать, у Филиппа тоже были глаза на мокром месте. Мне моментально стало дурно. А я буквально не мог больше стоять и сполз по стенке вниз. Я не заметил, как начало солью жечь глаза. Не заметил, как сам оказался на грани обморока. Глухая тишина запечатала меня в вакуум. Я молился, не знаю, про себя или вслух — только бы ты очнулся. Один Йохан не подался всеобщим эмоциям, продолжив выпытывать у врача подробности. — Что это значит? Он же выкарабкается, да? — Сейчас сложно сказать, сколько Вильгельм пробудет в таком состоянии. Может час, может день или месяц. В скорой начали детоксикацию, а сейчас идет аппаратное очищение крови. Будем надеяться на лучшее. Но, мистер Каулитц, очень важно понимать, что это всё последствия, а нужно лечить причину, и как можно скорее. Вы должны убедить Вильгельма на лечение. — Я тебя услышал, Маркус. По своей воле или нет, он ляжет на реабилитацию. — Зайти пока нельзя, но вы можете понаблюдать через стекло, — тут зазвонил мобильный старшего Каулитца, и срочно потребовалось куда-то ехать. — Филипп, пожалуйста, останься со мной, я не выдержу одна, — слезливо попросила Симона. — Прости, пожалуйста, Симона, но нам нужно уехать. Поверь, у меня так же сердце кровью обливается, но, пойми, я не могу оставить мужа. — Да брось, он справиться сам. — Нет, он ранимее, чем ты думаешь. Прости, прости еще раз. Я приеду, как только разберемся с прессой. И ты не одна, и кое-кому здесь тоже нужна поддержка, — я видел, как он кивнул на меня, а затем обнял встревоженную до глубины души женщину. — Почему он связан? — первым делом спросила она, когда мы подошли к смотровому окну. — Для его безопасности и только. В любой момент он может проснуться, а реакция пациента всегда непредсказуема. Маркус оставил нас одних. Какое-то время мы молча смотрели на душераздирающую картину внутри. Проводки и трубки покрывали Билла так же, как его любимые побрякушки. Только эти не имели красоты или стиля. Зато были дороже всех бриллиантов на свете. Симона достала платок из сумки, смахнула с лица слезы и нарушила тишину: — Ты и есть тот самый Том? — она, не спрашивая перешла на «ты», на что в общем-то имела право. — Полагаю, что да. А откуда вы… ? — Филипп. Рассказал мне о ваших с Биллом сложных отношениях и довольно точно тебя описал — именно так я тебя и представляла. — Простолюдин из гетто, да? — Почему же? — Я слышал это сотни раз от Билла и от людей, что регулярно шушукались за моей спиной в Доме. Вывод очевиден. — Том, ты сильно предвзят к нашему обществу. Филипп отзывался только положительно. Знаю, в это сложно поверить, но не все из нас бездушные сволочи, — наверное, она имела введу Йохана, впрочем меня мало волнует, что там обо мне думают. Симона печально вздохнула, покачав головой: — Поверить не могу, что он снова подсел и водил всех за нос. — Да? Будь хоть один из вас более-менее зрячим, он, возможно, не лежал бы сейчас на грани жизни и смерти! — внезапно во мне бесконтрольно закипела злость. Даже не знаю на кого больше, на себя или на них. — Ты плохо знаешь моего сына. — Достаточно. А вы? — она снова глубоко вздохнула и задумалась. — Когда Билл только появился на свет, я сразу поняла, насколько будет с ним непросто. Как сейчас помню, первый день осени, на часах «06:30», мне кладут мое драгоценное дитя на грудь, и он заливается визгом. Не таким, как все младенцы, а таким, от которого кровь стынет в жилах. За всю беременность ни дня не проходило без тошноты, еще не сформировавшийся клубочек внутри меня уже показывал свой характер. Пинался и крутился все время, стремясь поскорее явить себя миру. Только на УЗИ вёл себя спокойно. Мы думали будет девочка, он всегда хитро прятался. Тем утром я уже знала, его будет невозможно удержать взаперти. Он ураган, что живет, пока движется. Стремится вперед и порой доходит до абсурда. В детстве он пугал меня до чертиков. Мог прятаться по особняку часами, и когда я наконец его находила, он улыбался. Эта его улыбка — «думаешь, ты знаешь меня — конечно, нет». Даже примерно я не могла представить что у него на уме, ведь он всегда был непредсказуем. Как шторм в спокойном море из ниоткуда. — Первый день осени? — переспросил я, вдруг она ошиблась. — Да, Билли родился первого сентября. — Странно, я думал весной, — нет, я точно помню что весной, мне и фото неоднократно попадались с его праздника. — Он не признает эту дату больше. Даже близким запретил упоминать об этом дне. — Почему? — В его восьмой день рождения он чуть не потерял мать… Мне никогда не искупить перед ним вину. И никогда не забыть тех больших испуганных глаз. Я совершила много ошибок по глупости. Не могла смириться с предательством мужа, которого даже не любила, но жила иллюзией счастливого брака. И в один день все рассыпалось, я не понимала, что творю и совершенно забыла о самом главном в своей жизни — единственном сыне, — ее челюсть задрожала и хлынул новый поток слез. Я бы должен посочувствовать, но не могу. Возможно, она права и я действительно предвзят, только это не отменяет их вины в случившемся. Первого сентября Билл приезжал ко мне в больницу, именно тогда мы впервые уступили, обрели друг друга и внесли в эту дату еще больше мистики. — Вы знали о его кошмарах? — Конечно да, я не должна тебе это рассказывать, но к сожалению, они пришли не просто так. — Его похитили в малом возрасте, — сказал я, посмотрев ей в глаза. — Откуда ты это знаешь? Даже Билл этого не помнит, — неподдельно удивилась женщина. — Я много тайн храню. — Тот инцидент серьезно травмировал детскую психику. Его мозг стал защищаться, стер три дня памяти, но потом пришли кошмары, мучившие его до шестнадцати лет. — До сих пор… — она еще больше поникла, а мне сильнее захотелось ткнуть носом каждого по очереди в результат их собственного эгоизма. — Мы с его отцом спохватились слишком поздно. — Мягко сказано! — Осуждаешь… Что ж, имеешь право. — Это уже не имеет значения. Я пытался помочь, но не достаточно. Билл здесь из-за меня. — Не вини себя, Том, — после этих слов я вышел из себя окончательно. — А кого винить? Наркодилера? Индустрию? Вас? Вы же его семья, как так получилось, что все подозревали, но никто не вмешался? Может потому, что всем плевать?! Тех двоих интересует, только чтоб рабочая лошадка и дальше вела бизнес к успеху, плевать какой ценой. У вас счастливая семья в другой стране. А что у него? Одиночество и наркотики. Повисла затяжная пауза. Мне было нечего добавить, а ей ответить. Мы оба были убиты и подавлены. Да и какие тут слова еще нужны, если они все равно ничем не помогут. Где то через час нам разрешили зайти в палату. Я сразу подлетел к Биллу, взяв его холодную руку. Не знаю, с чего я вдруг решил, что он волшебным образом проснется, как в грёбаной сказке. Этого не произошло ни сразу, ни через час, и ни через сотню попыток дозваться до глубины его сознания. Билл спал мертвым сном. К полуночи скандал гремел уже на всю страну и за ее пределами. Официальная версия, которую озвучил Маркус в эфире — внутричерепное давление из-за стресса. Почти каждый телеканал крутил эту новость, где-то были даже версии, что это спланированный перфоманс. Дико бесило, как все перевернули, но чего еще можно ожидать от этих стервятников. У меня было много времени подумать о нем, о себе и о нас. Я вспоминал и анализировал весь наш путь. Грыз себя за то, что не проявил нужного упорства и не заставил Билла лечь в клинику раньше. Да, нужно было взять и притащить его за руку. Сдать Йохану еще в Париже. Но, что тогда бы было между нами? Ровным счетом ничего. Получается, я больший эгоист, чем сам Каулитц.***
К утру я поехал домой, чтобы принять душ и сменить одежду. Как бы Симона не уговорила меня поспать, я просто физически сейчас не мог сомкнуть глаз. Во мне был минимум литр кофеина с никотином, а все мысли только о здоровье Билла. Сняв с себя штаны, и собираясь бросить их в корзину, раздался глухой стук. Телефон, что отдал мне Билл, выпал на деревянный пол экраном вниз. Я успел позабыть о нем и не сразу понял что к чему. Покрутив в руках разряженное устройство с именной гравировкой, напоминающее больше золотой слиток, я положил его сначала на тумбочку, но потом всё же подключил зарядку. Вдруг Билл очнется и он срочно ему понадобится — именно так оправдывал я закравшееся любопытство. Конечно же, телефон оказался запаролен. Четыре неизвестные мне цифры. На заставке, как ни странно, были просто черные обои с логотипом бренда «Kaulitz». Довольно скромно, даже скучно, для столь экстравагантной личности. Я отложил золотистый Vertu и пошел в ванную комнату. Под прохладными струями в голове непроизвольно вертелись комбинации цифр. Да, я знаю, копаться в чужих вещах плохо. Но шестое чувство подсказывало, что именно в нем кроется ответ на вопрос, от которого Билл увернулся вчера. Какой пароль он мог поставить? Если год рождения, то чей? Явно не Йохана, да и Филиппа вряд-ли. Может, Симоны? Так, Том, не об этом сейчас нужно думать. Успокойся, черт возьми. Хорошенько отжав воду с дредов, я собрал их в тугой хвост и надел свежую футболку с джинсами. Скинул в рюкзак кое-какие вещи и забрал с зарядки телефон. В дверях я столкнулся с Энди. И, если честно, это было адски неловко, ведь я совершенно выпал из нашей дружбы на целую неделю. Скорее даже месяц. Не помню, когда мы в последний раз виделись или переписывались, казалось, целая жизнь прошла с того времени. — Привет… — весьма криво поздоровался я. — Ох ты ж! Сам Том Трюмпер, надо же! — с сарказмом ответил друг, и мне стало совсем стыдно. — Ну прости, чувак, я замотался, сейчас такой пиздец происходит. Я… — внезапно поперек горла встал ком. Последняя нервная клетка на которой я держался, махнула ручкой, и я не смог больше держать всё в себе. Меня пробили непрошеные слезы, как ребенка. — Эй! Ты чего? Что случилось?! — испуганно стал выпытывать друг. — Боже, Энди, ты и представить не можешь! Брайан чуть не убил меня, похитил Билла. У него едет крыша, а я нихрена не могу помочь. Потом этот суд и кошмарный показ. Сердечный приступ. Он в больнице, лежит в коме. Я так боюсь, не знаю, что делать. Просто… — Воу! Стоп, стоп, помедленнее! Я ничего не понимаю. Куда у кого крыша едет? Что значит чуть не убил? Какая кома, какой суд? Что за херня?! — бегали по мне ошарашенные голубые глаза, —пойдем, — он подхватил меня на локоть и буквально уволок в свою комнату. Начал что-то искать в синей коробке, которая уже однажды спасла Билла от панической атаки. — Вот, проглоти, — протянул он мне цветную капсулу и открытую бутылку колы. — Что это? Наркота? — Успокоительное. Да расслабься ты, пей. Подействовало довольно быстро, и я уже более спокойно рассказал, что случилось. Когда я проговорил всё вслух, мне стало легче, а вот Энди сидел в полном ауте с открытым ртом. Я поступил очень эгоистично. На самом деле, я не хотел обременять друга этими проблемами, но эмоции накрыли так внезапно, что я просто не смог сдержаться. — Не парься, я знаю, всё очень запутанно, будь у меня больше времени, я бы рассказал подробней. Спасибо большое, что выслушал, — похлопав его по плечу, встал и поторопился к выходу. — Ты куда? — окрикнул друг. — В больницу, в любой момент Билл может проснуться. — Ты правда его так сильно любишь? — вопрос не в бровь, а в глаз. — Да, — не раздумывая ни секунды ответил я и покинул квартиру. Еще никогда я не признавался кому-то в любви, так как считал, фразы типа «я люблю тебя!» обесцененной попсой для девчонок. Но человек, который совсем недавно был объектом моей ненависти, перевернул для меня мир, став в нем вселенной. И сейчас он где-то между двух миров, куда мне не достучаться и сказать тех самых важных слов. Сев в машину, я по привычке закурил. Трель от уведомлений начала меня подбешивать, я уже хотел вырубить этот «золотой слиток», но не удержался в попытке взломать пароль. Внезапно на ум пришел разговор с Симоной. Я решил вдруг это ключ и набрал «0109» — ошибка. «1989» — ошибка. Последняя попытка… «0630» — бинго! Выключив звук, я не смог таки одолеть приступ любопытства и залез в смс и контакты. Хоть телефон и новый, переписки сохранялись в облаке и переносились регулярно, так как Билл часто любил швырять его во что и кого не попадя. Пролистав телефонную книгу, я остановился на странном контакте, подписанном одним смайлом — череп с костями. Чат с ним вызвал еще большее недоумение. Список сладостей: Леденцы, мармелад, конфеты, сахарная пудра и горький шоколад. Напротив каждого пункта стояла своя цифра. Отправленных сообщений была масса, в ответ всегда приходил лишь набор цифр из даты и времени. Последнее такое смс пришло как раз в день поездки на кладбище. Наивно понимать это сладкое безумие буквально. У меня есть догадки, но лучше убедиться лично. Я продублировал «заказ» и закурил еще одну сигарету в ожидании. Не заметно для себя я увлекся и залез в фотогалерею. Ничего особенного, кроме… двух фотографий, о существовании которых я не знал, до этой минуты. Одна была сделана пару недель назад в офисе, а другая утром в отеле, как раз накануне встречи с Брайаном. Мне стало вдвойне больно, от наглядного доказательства взаимных чувств, в которых я смел усомниться. Минут через пять я получил ответ — «Сегодня, 14:00». Не теряя времени зря, я приехал чуть раньше, и без труда прошёл внутрь, в отличие от прошлого раза. Площадь кладбища более двадцати гектаров, кого бы я здесь не искал, скорее всего шанс найти его равен нулю. Но этот «кто-то» совершенно точно будет здесь, а значит попытаться стоит. Плутая среди надгробий и выдающихся памятников, я двигался все дальше вглубь. Обычно, это место пользуется популярностью у туристов, так как хранит многовековую историю. Здесь похоронены многие известные личности. Писатели, поэты, музыканты и художники. Но сегодня на удивление пустовато. Мне встретилось лишь несколько небольших групп и пара пожилых прохожих. Я завернул за угол очередного склепа, и вдалеке увидел женский силуэт, выбивающийся из общей картины посетителей, но зато как нельзя органично вписывающийся в здешнюю атмосферу. Платье футляр, каблуки и широкополая шляпа. Только платиновые прямые волосы контрастировали с черным тотал-луком. Она курила с сумкой на согнутом локте в ярких солнечных лучах. Ни дать ни взять картинка с фешн-журнала. Интуиция прямо так и рвалась в ее сторону. Но что если я ошибаюсь и хочу принять желаемое за действительное. Я вытащил телефон Билла из кармана, нажал вызов напротив черепа с костями, выглядывая из-за мраморных колон на безопасном расстоянии. Девушка сначала огляделась по сторонам, а потом уже ответила. — Вильгельм?! — настороженный голос послушался в трубке, и я тут же сбросил. Без лишних рассуждений «за» и «против» направился к незнакомке. Мне нужны ответы. — Кто ты? — твердо спросил я из-за спины. Девушка обернулась, из-за солнцезащитных очков ее реакция была не до конца ясна, но похоже она ни капли не удивилась, продолжив затягиваться никотином. — Встречный вопрос, — с холодной интонацией она дала понять, что разговора по душам не будет, впрочем я здесь и не за этим. — Я друг Билла. — А я его подруга. — И продавец конфет? — Да! — Что-то не похоже. — Так, мне пора, — бросив окурок прямо на землю, отрезала она, намереваясь свалить отсюда. — Ты не ответила! — Я не обязана! Особенно хрен знает кому, — огрызнулась девушка, застучав каблуками о плитку. — Билл в коме, — она остановилась, опустив слегка голову. — Жаль, — хладнокровная реакция вывела меня из себя. Мало того, что она наглая, так еще и стерва. — И всё? Весьма скромно для «подруги». — Я предупреждала его. — Ты его дилер, верно? — Нет, я продавец конфет, — она вынула из сумочки пачку мармелада и впечатала ее мне в грудь, — угощайся, за счет заведения! Я сжал проклятую упаковку в кулак, провожая блондинку ненавистным взглядом. Уже было ясно, кто она на самом деле, и кому можно сказать «спасибо» за подведенную черту под еще одной жизнью. Что я мог сделать с этим? Да нихрена не мог. Пройдя другим путем, чтоб не пересечься больше с той стервой, я все-таки столкнулся с ней еще раз у главных ворот. Точнее, наблюдал как блондинка садиться в черный Rolls-Royce Phantom. Успел лишь сфотографировать ее и машину, перед тем как потерять из виду. С этой информацией я поехал в Дом, надеясь застать там Йохана или Филиппа, к счастью поймал сразу обоих. В мне себя от злости и не стесняясь в выражениях, я высказался и предоставил сделанное фото. — Что вы будете с этим делать? — Мы разберемся, — сухо ответил Йохан. Ну конечно, хрен кто меня в посвятит в такие вопросы. Уж не знаю, какие действия он предпримет, честно, меня волнует только лишь бы Билл не вернулся больше к этому дерьму. — Он не пришел в себя? — я перевел тему. — Нет, но состояние улучшилось, мы были там два часа назад, — с легким оптимизмом ответил Филипп. Меня чуть приободрила эта новость. Не став задерживаться, я поехал в клинику. Однако картина почти не изменилась, разве что Симона тоже сменила шикарное платье на стильный брючный костюм. Женщина была порядком вымотана, но все же выглядела элегантно и утонченно. Наверное, пока отцы Билла были здесь, она съездила в отель. Сидя напротив койки с мониторами, она без интереса листала глянцевый журнал. Я заранее взял внизу два черных кофе и предложил один напиток ей. Симона недоверчиво посмотрела, беря бумажный стаканчик. — Американо, — уточнил я для ясности. — А лучше бы виски. — Бар к сожалению закрыт. — К большому, — выдохнув, Симона сделала пару глотков, и нахмурив брови припала головой к ладони. Она была чем-то озадачена, смотря в одну точку, а именно на белый бумажный пакет с фирменным логотипом Дома Каулитц, стоящий перед ней на столике. — Ну как Билл? — начал я беседу. — Стабильно плохо. Маркус говорит анализы и кардиограмма гораздо лучше, чем вчера. Новых приступов не было. Но кома коварная штука. Чем дольше он там находится, тем меньше шансов, что вообще вернется. — Не говорите так! Билл сильный. Вы должны в него верить. — Взгляни, — кивнула она на пакет, игнорируя мои предыдущие слова. Притянув его к себе за атласную ленту, я увидел разноцветное безумие из маленьких флакончиков с порошком, пузырьков с таблетками, металлических трубок для вдыхания и «колес» все возможных форм и размеров. — Я съездила к нему домой. Это только то, что мне удалось найти в вещах. Уму непостижимо! Я ни капли не удивился, поскольку привык это видеть, но прекрасно мог понять почему она так шокирована. Хотя… — Ну не такая ж и новость, учитывая эпизоды в прошлом. — Ты не понимаешь. Ему не выписывали таких препаратов. Билл на терапии с одиннадцати лет. Я хорошо знаю, как должны выглядеть его таблетки на самом деле. Он обманывал не только всех нас, но и психотерапевта. А наркотики… Боже… у меня слов нет, — ее глаза мгновенно заслезились. Мне стало жалко ее в какой-то степени, но в большей я всё-таки считал, что всё это результат их с отцом безответственности. — Извини, мне нужно отлучиться, — торопливо вышла она из палаты. Я подошел ближе к почти безжизненному телу. Бледные губы потрескались, глаза и щеки впали, в носу трубка с кислородом, руки прикованы манжетами, а из вены торчит уродливый катетер. Только едва уловимое подрагивание ресниц и слабые сокращения грудной клетки выдавали в нем жизнь. Я погладил пряди черных волос, что рассыпались по подушке, затем заключил ледяные пальцы в свои теплые ладони. — Билл, если ты меня слышишь, проснись, умоляю. Не сдавайся и не бросай меня здесь одного, пожалуйста. Борись, прошу тебя, — молил я шепотом, сжимая сильнее холодную руку. Конечно, чуда не случилось, он никак не отреагировал. Накопившаяся во мне боль и злость на всех и всё вокруг, включая самого себя вырвалась наружу. — Какой же ты эгоист все же, Каулитц! Какого черта, ты промолчал? Почему ты, блять, не можешь принять, что ты больше не один?! Что я с тобой! Сколько тебе еще доказательств нужно? Когда ты уже начнешь мне доверять? Почему ты такой упрямый? Сука, почему так больно? — почти кричал я от отчаяния, тому кто вряд ли услышит. Тому, кого я не смог уберечь. Тому, кого я люблю и кого теряю уже третий раз.