***
На следующий день он приехал снова. Сразу же — после работы к ней. Теперь Данилов жил этим долгом. Чувствовать себя нужным, важным, полезным, опорой, единственным — невероятно ценно для него. И Рита позволяла ему ощущать себя таким. Хоть и не называла сама… На этот раз им было комфортнее, настроение у девушки было спокойным, задумчивым, а не подавленно-отчаянным, как вчера. Поэтому Стёпа решил остаться подольше, прямо-таки посидеть с ней. И вот он, расположившись на кухне после лёгкого обеда на двоих — Рита смогла выпить пол кружки ароматного бульона и съесть целый апельсин — второй час вслух зачитывал книгу про беременность. Периодически пытаясь вставить свои подбадривающие комментарии, чтобы отвлечь хмурую и сосредоточенную Власову. Девушка стойко держалась на ногах в милых домашних тапочках-зайках, трениках и футболке, и медленно переходила от стола к раковине и плите, наводя хоть какой-то гостеприимный быт с чаепитием. — …и развивается нервная система, — мужчина на секунду остановился и поднял на напарницу глаза. — Антонова не говорила, сколько было эмбриону…? — и осторожно задал вопрос, взяв из корзинки печенье. — Около 3 недель в инкубаторе, — спокойно ответила хозяйка, будто они говорят о какой-то рядовой улике на работе. — дольше 4 недель этот безумный не мог поддерживать жизненные функции клетки, поэтому ему понадобилось тело. — на этих словах девушка замерла с коробкой чая в руках. И непонимающе нахмурилась. Данилов уже было снова испугался, что натолкнул ее на триггерные воспоминания этим вопросом, поэтому ещё более чутко замер вместе с ней — Что? — Понюхай, — Рита протянула коробку прямо к лицу Степана. — Ягодный? — Наркопритон с нашего первого дела не так вонял, как это… — в серьезности своей на первый взгляд Власова внушала строгость. Никогда точно не знаешь, в какой момент она на самом деле шутит, а не собирается пристрелить за неверную реакцию. Чай пах приятно. Но симптомы состояния на лицо. — Я в таком случае ни чем странным по-твоему не пахну? — несмотря на трагичность и тяжесть течения «болезни» наблюдать за ней было порой забавно. Рита совершенно неожиданно наклонилась к книге и коснулась носом руки Степана. — Нет, — выдала вердикт она, выпрямившись. — смердишь как малолетняя проститутка, ничего необычного… Наверное впервые за долгое время Данилов искренне и по-доброму рассмеялся. Жаль, она отвернулась — он не смог увидеть ее лица. Но Власова казалась в порядке… — В институте сказали, что на этой неделе у тебя берут тестовые образцы. Тебе не надо ехать в больницу? — осторожно начал выяснять оперативник, где ещё он может ей помочь и поддержать. И услышать, наконец, то, что она не собирается сдаваться при любом раскладе. — Я сдам в ФЭС, — привычно ответила коротко девушка, наливая уже теплый чай в кружку. И, заметив на тарелке обрезки апельсиновой корочки, поняла, что съела их уже половину. Они казались ей очень сладкими и приятными. Степан ощущал — настрой все ещё не для разговора. Да и стоило ли ее сейчас грузить? Им оставалось лишь ждать, когда эмбрион вырастет достаточно, чтобы взять образцы у них обоих без вреда для здоровья. И выяснить, заразилась ли Рита и какие риски в генах этого ребенка. Обернувшись на полпути к столу, Власова вдруг поняла, что её руки немеют. Кружка начала трястись с зажатых пальцах, чай стекал по руке. Здесь же и резко стало холодно, паника вернулась с новой силой. Это он. Он пинается внутри нее, там кто-то есть! Данилов заметил побледневшую напарницу и, моментально отложив книгу, вскочил на ноги, взяв руками ее лицо. Он хорошо подготовился к первой помощи в тяжёлую беременность благодаря книгам и бессонным ночам за короткое время. — Так. Это судороги, успокойся. — с уверенностью и стойкостью начал внушать ей мужчина, словно он только что провел операцию по пересадке сердца. — Холодно. Пальцы занемели, — здравым остатком сознания Рита тоже произнесла все максимально четко, чтобы Степа потом смог объяснить это скорой, что с ней было и как начинался этот очередной приступ. Тренировочные схватки появляются с 9 месяца, с момента подсадки прошло чуть больше двух недель. Но ей отчётливо мерещились настоящие роды и шевеления. Словно маленькие рыбки бьются о стенки твоего внутреннего аквариума. Она не готова, нет, не сегодня. Что с ней сейчас будет происходить? Насколько больно? Чем она пожертвует? Что-то явно толкалось в ее животе. Ей казалось, что это какая-то ящерица или лягушка, змея или некая тварь, которая прогрызает себе дорогу наружу. И хочет выбраться через живот. Она просто присела на пол и забилась в угол к батарее, где тепло и безопасно. Опираясь на сильные руки напарника. — Пойдем на кровать, тебе надо лечь. — попытался отвлечь ее Данилов. Но она не могла… выйти из этого состояния. Никак. Она это уже давно усвоила. Она хотела остаться здесь, на месте, но в сон действительно начинало клонить. Низ живота тянуло, отдавая в поясницу. — Хочешь, сюда принесу подушку и одеяло, хочешь? Рита подняла глаза на Данилова и в этот момент осознала, насколько он ей дорог и как сильно он о ней заботится. От предложений лечь, словно на операционный стол и выпрямиться она завертела головой. — Хорошо, остаёмся здесь.***
Тепло от батареи и его объятий успокаивало. Приступ прошел быстро. Через несколько минут дрожь исчезла и Стёпа смог отпустить ее плечи. Он свернул принесенное из спальни одеяло прямо на полу в углу, под ее спиной. Плечо его и неспешно вздымающаяся теплая и широкая грудь стали ее подушкой. Голова совсем без сил, дыхание тяжёлое. Она боролась. Ей было действительно тяжело успокоить себя изнутри, удержать, не поддаваться панике. Тонкие руки судорожно обвились вокруг накаченного плеча. Крепко и цепко, словно Рита маленький ребенок, которого в первый день оставили в садике. Она поспала совсем недолго. Через какое-то время, терпеливо дождавшись, пока она наберётся сил и отойдет от стресса, он все же смог увести ее в комнату. —… Просто в моменте я уже понимаю, что не могу этому противостоять, — головой она лежала не на подушке, а на его коленях. Глаза блестящие, заплаканные, смотрят не в окно, а далеко вдаль. Рука оперативника медленно и осторожно гладит темно-рыжие кудри за ухом. — Мне кажется, что меня просто лишили сил. Что он вытащил из меня позвоночник, мышцы, мою волю. Что я уже покорна судьбе. Только ему она могла высказаться. Зная, что потом может легко сказать, что просто бредила от чая, забрать ключи от машины и идти первой на задержании. И он не станет настаивать на исповеди. Потому, что он ее понимает. Он испытывал всё это, когда потерял семью. — Пока мы живы — мы должны бороться. Даже если проиграли сотни миллионов раз. — Стёпа говорил от души, не подбирая слова, от самого сердца. Хоть это и означало — убить новую жизнь — он всегда на стороне живущих. — Ты всегда боролась, сколько я тебя знаю. Он не видел, но она начала плакать. Без звука, даже задержав дыхание, до боли в груди. — Ты это все ещё ты, поверь. — голос его был таким мягким и спокойным, словно мужчина разговаривал с засыпающим ребенком. — и этого у тебя никто не отнимет. Просто вспомни, какой ты была. Разбуди эту сильную и непокорную, которая с лестницы одной левой спускает. От взгляда которой у бандитов кровь внутри стынет. — поддержка Данилова была просто бесценна. — оперативницу, которую я всегда считал по-настоящему равной в любом нашем бою. — Сложнее всего бороться в скрытом бою… Ведь ее противник сейчас ростом в 4 миллиметра.