[Чат с пользователем Непревзойдённый Огурец]
Непревзойдённый Огурец Спешу тебя поздравить, Система очухалась.[Пользователь Непревзойдённый Огурец поделился с вами виджетом] [Оповещение Системы: доступен квест «Прогулки по Пекину». Задача пользователя UV001: исследовать мир с персонажем Мобэй-цзюнь. Квест является ежедневным. Награда: +200 баллов]
Самолёт, Пронзающий Небеса блять ну просто замечательно! что это за конченые квесты я не понимаю типа мы что в фанфике с занавесочными историями или?
Непревзойдённый Огурец Да какая тебе разница-то? Делать, по сути, ничего не надо, чего ты жалуешься?Самолёт, Пронзающий Небеса слушай у меня и так тут экзистенциальный кризис а ещё теперь оказывается что меня выкинуло с насиженного места ради какой-то херни
Непревзойдённый Огурец Горазд же ты на говно исходить по мелочам. Что случилось-то? Хотя нет, дай отгадаю (¬‿¬) С твоим ненаглядным Мобэем беда?Самолёт, Пронзающий Небеса нормально с ним всё он до сих пор постоянно торчит на кухне но это его выбор кто я такой чтобы осуждать особенно когда не приходится больше жрать одну бичпакетную лапшу ╮(︶︿︶)╭
Непревзойдённый Огурец И что же тогда волнует струны твоей невротической душонки?Самолёт, Пронзающий Небеса да забей это не так серьёзно, просто муторно. да и к делу не относится
Непревзойдённый Огурец Когда ты говоришь «ой, да это не серьёзно», потом обычно что-то идёт по пизде. Выкладывай давай.Самолёт, Пронзающий Небеса блять ладно а то не отстанешь же я решил что раз уж тут застрял то можно развлечь себя и попробовать написать какой-нибудь роман ну или хотя бы начать. но у меня типа… не получается начать с обеда с этим ебусь
Непревзойдённый Огурец Нашёл из-за чего расстраиваться. Сам знаешь, что писака из тебя так себе. Просто смирись с этим.Самолёт, Пронзающий Небеса вот ПОЭТОМУ я тебе ничего и не рассказываю мне это вообще-то важно, чтоб ты знал и вообще, не тебе говорить о том, что я хуëво пишу 748
Самолёт едва ли не бросил телефон на стол, но ограничился тем, что просто злобно и со стуком положил его экраном вниз. Почему-то теперь стало по-настоящему обидно. Нет, Братец Огурец всегда ругал его писанину. Ему не привыкать. Но Самолёт соврал бы, если бы сказал, что сам не делал этого. Конечно, он отдавал себе отчёт в том, что «Путь Гордого Бессмертного Демона» написан, мягко говоря, не очень качественно. Только вот, опять же, был ли у него выбор? Он всегда хотел реализоваться как-то… не так. По-нормальному. Первые его работы на Чжундяне ведь были написаны совершенно в другой манере: тогда он и правда старался, выкладывался по-полной, ответственно планируя сюжет, стараясь обогатить текст приятным стилем и запоминающимися фигурами речи. Просто для всех, кроме Самолёта, эти мелочи не имели ровным счётом никакого значения. Конечно, парень видел на просторах интернета авторов, у которых получалось и с по-настоящему достойными историями находить своё место под солнцем. Просто он, видимо, делал что-то не так. Может, был недостаточно хорош. Возможно, другого пути для него и не было. Сейчас, старательно размышляя над своим новым произведением, Самолёт знал только одно — его уж он точно собирался написать на совесть. Поэтому и работал так непозволительно для себя долго, стирая и переписывая предложения и абзацы, мучаясь над структурой сюжета. Хотя бы себе он хотел доказать, что способен на большее. Да, как бы там ни было, он полюбил мир своего романа, но первостепенную роль в формировании этой сентиментальной привязанности играл всё же факт его проживания там на протяжении многих лет. Самолёт понимал, что оригинальный «Путь Гордого Бессмертного Демона» так и оставался очень сомнительным чтивом, и лишь «исправленная» версия, частью которой ему и довелось стать, могла бы для привередливого читателя оказаться чем-то сносным. Но неужели он из-за одной вынужденной ошибки не заслуживал теперь второго шанса, как автор? Должна ли одна его паршивая книга стать крышкой для гроба его стремлений? Неужели Самолёт не заслуживал, чтобы хотя бы кто-то поверил в него? Возможно, он и правда отреагировал слишком резко. Телефон на столе вибрировал от уведомлений — видимо, Огурец сейчас осыпает его проклятиями или что-то в этом духе. Но Самолёт разберётся с этим потом. Сейчас он и правда совершенно по-детски обижался на то, что его назвали «так себе писакой». Да, это было совершенное ребячество, недостойное человека, который прожил две жизни, общая продолжительность которых приближалась уже, наверное, к шестидесяти годам. Но душой бессмертные заклинатели не старели, равно как не успел повзрослеть и зелёный студент, которым он и был сейчас по сути своей. Долгие годы Шан Цинхуа вынужден был лебезить перед другими и не высказывать лишний раз своих мыслей, радостей и недовольств. Наверное, сейчас-то он мог позволить вылиться наружу хотя бы части своего негодования? Он ведь и правда пытался всё исправить, в конце-то концов. Можно было и не напоминать ему о каждой жизненной неудаче. Усталость резко накатила волной, предательски ослабив глаза. Наконец Самолёт понял, что время уже давно как перевалило за полночь, и до рассвета, вероятно, оставалась всего пара часов. Недосып, пожалуй, тоже сыграл свою роль в том, что он так по-дурацки сорвался. Надо было завязывать со своими литературными изысканиями на сегодня. Он явно не выдавил бы из себя больше, чем уже вышло. Да и первые наработки всё равно придётся переписывать. Было даже обидно, что все плоды его тяжких трудов останутся в этом мире, когда он вернётся. Правда, судя по этим придурошным заданиям, это случится нескоро. — Шан Цинхуа? — парень вздрогнул, когда его совершенно неожиданно, пусть и довольно тихо, позвал знакомый строгий голос. — Мой король? Что вы тут делаете? Сейчас так поздно — я думал, вы спите. Словно из ниоткуда возникший в дверном проёме Мобэй стоял в дверях маленького офиса, поглядывая на сползающего от усталости по стулу Самолёта. Парень ещё не снял очки, и лишённый наглости в связи со своим изнеможением беззастенчиво разглядывал тёмные растрёпанные волосы и заспанный взгляд потемневших глаз. На щеке его короля красовался отпечаток складок наволочки, но Мобэй не был бы собой, если бы даже с этой смешной деталью его сведённые у переносицы брови не выглядели всё так же угрожающе. — Уже утро, — буркнул мужчина, поворачиваясь к часам в коридоре, — Шесть часов. Самолёт встрепенулся и бросил взгляд на часы на телефоне. Действительно, уже так… рано. Получается, он не спал всю ночь? Что ж, неудивительно, что он не заметил — раньше поздние писательские марафоны были для него привычным делом, да и на пике Аньдин сон был не то чтобы роскошью, но не самым доступным развлечением. — Ты сидел здесь всю ночь, — шорох ткани внезапно послышался гораздо ближе, — Зачем? — Ничего особенного, просто у этого Цинхуа были кое-какие дела, — Самолёт потёр переносицу, чувствуя усиливающуюся сонливость. Если бы парень не уткнулся лицом в ладони на несколько секунд, пытаясь прийти в себя, он бы возможно даже увидел сконфуженный взгляд синих глаз. К несчастью ли, к радости ли, но он не заметил, поглощённый лишь тяжестью внезапно возникшей пустоты в голове. Зато у него хотя бы не было сил волноваться из-за всякой ерунды. — Я могу быть вам чем-то… полезным? Мой король? Когда Самолёт перестал зарываться лицом в руки, сообразив, что это выглядело с его стороны довольно странно, Мобэй уже исчез. Парень оглянулся по сторонам и не заметил ни следа присутствия мужчины. Только какая-то возня в соседнем помещении указывала, что Самолёту внезапное появление в дверях его короля не привиделось. Впрочем, стоило взять себя в руки и встать из-за стола, памятуя, что сейчас есть несколько более важные заботы, выход парню вновь преградил Мобэй, в грудь которого он чуть благополучно не врезался. — М-мой король? — Самолёт поднял взгляд только когда испуганно отскочил на пару шагов назад. — Хватит суетиться, — в голосе всё ещё присутствовала глубокая утренняя хрипотца, и Мобэй откашлялся, безуспешно пытаясь избавиться от неё, — Пей и иди спать. Самолёт наконец обратил внимание на то, что его король держал в руках — чашку и маленькое блюдце. Мобэй поставил их на стол и, опершись о дверной косяк, посмотрел на подчинённого, характерно приподняв бровь. Будто спрашивал: «Мне что, повторять два раза? Или тебе требуется особое приглашение?» Осторожный взгляд на содержимое посуды быстро сменился на откровенно неверящий и удивлённый, когда выяснилось, что в кружке был горячий чай, а на блюдце лежали таблетки. Конфетам или печенью он, конечно, обрадовался бы больше, но… — Ох, я… Спасибо, мой король, но вам правда не стоило. От лекарств накатывает сонливость. — В этом и суть, — Мобэй требовательно пододвинул тарелочку ближе к Самолёту, — Людям требуется отдыхать. — Но я правда не могу!.. Мой король, благодарю вас, но я приму их вечером. Теперь он действительно выглядел как ребёнок, который спорил с родителем, упрямясь из-за какой-то ерунды. Но, пускай ему и правда требовалось пропить курс противосудорожных, он не мог позволить себе зевать весь день или, того хуже, завалиться спать посреди дня. — Почему? — Я могу продержаться несколько суток без сна. Мой король, не может же этот Цинхуа вас оставить? Он опустил вертящееся на языке «без присмотра», прекрасно отдавая себе отчёт, что Мобэю такая формулировка совершенно не понравится. — Этому королю ты нужен… в нормальном состоянии, — он запнулся, пытаясь сформулировать мысль, но по его взгляду всё ещё было понятно, что возражения не принимаются, — Я уже на своей шкуре испытал, что бывает, если люди мало спят. Это состояние доставляет массу неудобств. — Но я правда не доставлю вам хлопот! — Шан Цинхуа, — снова голос стал чуть жёстче, но злости в нём не было, — Когда ты просил меня об отпуске, ты говорил, что это случилось в том числе из-за недосыпа. Или ты врал тогда? — Мой король, я бы не посмел! — Самолёт вздрогнул, боясь того, к чему может привести такой разговор. — Я знаю, — у парня перехватило дыхание, но Мобэй, казалось, был совершенно спокоен, хоть и так же напорист, — Но почему ты отказываешься от своих слов сейчас? — Я не отказываюсь, просто я… Я правда боюсь оставлять вас, так сказать, совершенно одного, пока я сплю. Самолёт из-за усталости уже подрастерял способность чётко различать выражение лица Мобэя, но тот, кажется, смотрел как-то… разочарованно? Или… нет, он не понимал. Просто густые брови расслабились, а поджатые от недовольства губы как-то совсем легко искривились вверх. — Этот король найдёт, чем себя занять, Шан Цинхуа. Нет нужды беспокоиться, — старший мужчина немного задумался, — Если тебе так удобнее, считай, что это приказ. Ещё раз повторять не буду: пей и иди спать. Самолёт, который уже почти расправился с горячим чаем, снова бросил взгляд на блюдце с пилюлями. — Но вдруг… — Ты не считаешь, что твой король способен самостоятельно справиться с такой мелочью? — Нет, что вы, — парень зевнул и понял, что сил быть в сознании дальше у него попросту нет, так что, возможно, сдаться и правда было единственным вариантом, — Что ж, тогда позвольте… Таблетки он всё же выпил, залив их оставшимся чаем. Конечно, сонливость накатила бы только через полчаса, но Самолёт знал, что от них точно будет спать, как убитый. Ему было тяжело даже просыпаться по утрам, но такова была плата за нормально работающие конечности. Да и в конце концов, отдых он и правда заслужил. А Мобэй… боги, да будто за эти несколько часов действительно что-то случится! В конце концов, он всё ещё оставался гордым и умным мужчиной, действовавшим по возможности осмотрительно. Если кто из них двоих сейчас и творил глупости, так это Самолёт, отказывающийся от отдыха ради выполнения какого-то тупого задания сволочи-Системы. Будто она убежит куда-то, если он поспит пару часов и приведёт мысли в порядок. Парень поковылял к привычному дивану, стаскивая с него одеяло и подушки. — Что ты делаешь? — М? Иду спать, как вы и сказали. Мобэй забрал из ослабших рук подушку, укладывая назад. — Так спи. — Но вам же будет неудобно, если я буду делать это здесь. Я мог бы расположиться в кабинете… — Бред, — Мобэй уже стал уставать от этой бараньей упёртости, и просто толкнул Самолёта на диван, кинув одеяло сверху, — А теперь прекрати копошиться. Сил спорить уже совсем не было. Особенно учитывая, что толчок вышел довольно сильным и выбил из парня весь оставшийся дух. Спать здесь — так здесь. Если этого демона вдруг будет что-то не устраивать, то это исключительно его вина! Самолёт закутался в одеяло и уткнулся носом в спинку дивана. Хорошо. Мягко, тепло, а от обивки пахло как-то неуловимо приятно. Даже взошедшее уже солнце совсем не мешало, настолько он был вымотан своими ночными раздумьями. — Мой король, когда я проснусь, напомните, что у нас с вами ещё были дела, — голос, видимо, звучал приглушённо из-за позы, потому что Мобэй подошёл ближе, — Я говорю, появилось одно дурацкое дело. Надо будет заняться. Чтобы мы могли вернуться. — Опять она? — Мн. Просит о всяких глупостях. — Пускай. Это всё потом. Теперь спи. — Мой король слишком добр к этому Цинхуа, — вырвалось у уже засыпающего парня. Он поймал на задворках сознания мысль, что это могло прозвучать несколько неуместно, но она ускользнула слишком быстро. — Хватит болтать, — Мобэй развернулся и парой широких шагов вернулся на кухню, — Ничего особенного. Людям свойственно следить за состоянием близких. Уже почти заснувший Самолёт замедленно, но обработал сказанное. От неожиданности парень вскочил, совершенно неестественно округлив глаза. — Шан Цинхуа, — усевшийся на кухне с книгой в руках Мобэй стукнул свободной ладонью по столешнице. — Всё-всё, я… Нет, ничего, я сплю, — он суетливо закутался в одеяло, старательно пряча лицо в подушки. Да как он теперь заснёт! После такого-то! Ему точно не послышалось? Нет, всё же послышалось, он был уверен! Ладно он считал Мобэя довольно близким человеком: Самолёт явно проводил с ним больше времени, чем с кем-либо другим. Но чтобы его король такое сказанул — это невозможно, совершенно исключено. Близкий… Звучало невероятно. А ещё отчего-то слишком приятно. Самолёт всё чаще подмечал, что эта свалившаяся как снег на голову забота была до одури страшной, но очень… нужной. После неё каждый раз вновь и вновь сознание охватывала мысль, что он и правда важен для своего короля не как подчинённый, а как друг или что-то в этом духе. Это пугало, потому что было непонятно. То, что его не поколачивали больше и один разок сделали поесть из монаршей милости, ещё криво-косо вписывалось в картину мира зашуганного после долгих лет неуважения к себе парня, но подобные выходки на постоянной основе уже были в диковинку. Такой вот чисто человеческий интерес к благосостоянию его персоны… Когда он проснётся, надо будет всё же как-то затронуть этот вопрос, наверное? Он хотел услышать это от самого Мобэя. Расставить уже всё по местам и не накручивать себя, а просто хотя бы один вопрос снять с плеч и жить спокойно, не дёргаясь, словно перепуганная мышь, когда ему просто дают кружку с дымящимся чаем или тарелку с едой. Если бы не подействовавшие вовремя таблетки, он бы точно никогда не заснул.***
— Учитель, что-то случилось? — обеспокоенные глаза здоровенного детины уже полнились слезами, — Этот ученик сделал что-то не так? — Нет, Ло Бинхэ, дело не в тебе, — Шэнь Цинцю закрыл окно Системы и злобно сжал в руках веер, — Просто… твой учитель расстроен из-за твоего шишу, вот и всё. Придурок! Нет, ну совсем идиот! Боги, ну и неженка. Огурец всего-то хотел спросить, что этого дурня тревожит, а он сразу ощетинился непонятно из-за чего. Ещё и демонстративно перестал отвечать. Да он сам прекрасно знал, что его писанина и яйца выеденного не стоит. Шэнь Цинцю по дням готов был ему припомнить все разы, когда во время их встреч Самолёт говорил что-то в духе: «Да, у моей новеллы дурацкий стиль, но это же просто развлекательное чтиво». Что бы там его ни расстраивало сейчас, Огурец явно не был в этом виноват! Какого чёрта, простите, на него срывались? Шан Цинхуа как был неблагодарным, так и остался самолюбивым пройдохой с завышенным чувством собственной важности. И вот этого придурка Шэнь Цинцю сейчас спасал от окончательной смерти. Зачем оно ему вообще было? Можно было и правда пойти заниматься своими делами, не беспокоясь о сохранности заклинательского тельца. Сам виноват, что жаловался на совершенно простейшие задания и рассказывал о Системе, кому не стоило! Если бы он шевелился активнее, то уже был бы здесь и избавил всех от лишних проблем. — Пойдём, Бинхэ, — Шэнь Цинцю резко встал и прикрыл лицо веером, который лишь чудом не сломался от крепкой хватки, — Прогуляемся. Его муж вскочил сразу же. Честно говоря, ему тоже порядком надоело сидеть в хижине каждый день без возможности даже нормально поговорить с любимым супругом (не говоря уже о более приятных вещах). Его напрягало только резко испортившееся настроение всегда отрешённого и спокойного Цинцю, который всё время настаивал на постоянном нахождении рядом с двумя почти что трупами, а теперь сам куда-то словно убегал. — Учитель, могу я поинтересоваться, что вас расстроило? — спросил Бинхэ, когда они уже покинули хижину и двинулись в сторону своего пика. — Не бери в голову. Просто Шан-шиди — та ещё заноза. Он доставляет твоему учителю слишком много хлопот. Конечно, Ло Бинхэ не знал о Системе. Разве Цинцю такой дурак, чтобы рассказывать о ней? Шан Цинхуа просто несказанно повезло с маленьким штрафом, а вот ему обнуления очков совершенно не хотелось. Так что он не мог рассказать ничего конкретного, но пожаловаться на омерзительное ребячье поведение собрата хотелось просто до одури. Бинхэ, впрочем, воспринял это бурчание несколько по-своему, нахмурившись невольно из-за того, что учителю доставляла неудобство необходимоть поддерживать чужое тело нетленным при помощи своей Ци: — Этот Бинхэ уверен, что вашими стараниями Шан-шишу скоро вернётся в мир живых. Я же сделаю всё, что зависит от этого скромного ученика, — после коротенькой и немного даже торжественной речи Бинхэ насупился, — Правда, я не могу понять, почему вы так переживаете за Шан-шишу и Мобэй-цзюня. — Это… сложно объяснить, Бинхэ, — Шэнь Цинцю вздохнул, после чего его руку сразу успокаивающе обхватила крепкая ладонь мужа, — Ты сам знаешь, что мы с Шан-шиди земляки. В конце концов, если не с Самолётом, с кем ему ещё было обсуждать дорогие сердцу вещи из их мира? Пусть Шан Цинхуа был сомнительным компаньоном для крепкой дружбы, Шэнь Цинцю уже порядком к нему привык. — Знаю, но… Почему учитель так убивается из-за него? — Твой учитель никогда не «убивается», Бинхэ. Меня просто… расстраивает его неосмотрительность и эгоистичность. — Но… Однажды учитель и правда убился… — Ло Бинхэ, что ты несёшь! — только повернувшись к мужу, Цинцю по его хитрой улыбке понял, что попался на дурацкий каламбур, — Какая ужасная игра слов. Я тебя такому не учил. — Я слышал что-то подобное от Шан-шишу, — пожал плечами парень, довольный тем, что смог поднять учителю настроение маленькой глупой шуточкой. То-то Цинцю подумал, что звучало знакомо. Если припомнить, этот дурень с Аньдин постоянно выдавал что-то в этом духе. Но, если задуматься, это и правда было слегка забавно. Совсем капельку. — Когда это? Разве вы общались? — Нет, только один раз… Не подумайте ничего такого! Он ведь постоянно вьётся рядом с Мобэем, поэтому мы часто пересекались раньше. Я был вынужден спросить у него совета, когда учителя… Не было рядом с этим учеником. Снова Ло Бинхэ состроил грустное личико, наглейше напрашиваясь на ласку, и вновь Шэнь Цинцю был не в силах ему отказать. Заклинатель сошëл с дороги и, усевшись в тени какого-то гигантского дерева, поманил мужа к себе. Тот моментально юркнул к нему и уложил голову на колени супруга, наслаждаясь поглаживаниями по кучерявым волосам. — Конечно этот учитель не подумал бы «ничего такого», Бинхэ. Мне просто стало любопытно. Ты… никогда особо не общался с кем-то, кроме меня, — Цинцю сложил веер и свободной рукой поймал тянущуюся к нему ладонь Ло Бинхэ, — По правде говоря, я… переживал, что тебе было одиноко тогда. — Любая разлука с учителем заставляет этого ученика чувствовать себя покинутым и несчастным, — заклинатель закатил глаза, но всë равно улыбнулся и запустил одну руку ещë глубже в тëмную шевелюру, а второй легко погладил костяшки пальцев, — Но, признаться, Шан-шишу действительно помог мне тогда. — О? И что же он тебе такого насоветовал? — за ласковым тоном крылось недюжинное любопытство. Чтобы Бинхэ слушал кого-то, кроме себя и Цинцю? Да ещë и этого дурня Шан Цинхуа! Поразительно. Его муженëк тогда должен был действительно отчаяться! — Учитель точно хочет знать? — Конечно хочу. Вдруг он сказал не такую уж и мудрую мысль. — Учителю виднее, но мне кажется, что всë вышло как нельзя лучше, — Ло Бинхэ притянул тонкую руку к губам и аккуратно поцеловал, — Тогда я спросил совета, как сделать, чтобы учитель… Услышал меня. Понял мои чувства. — Ах, вот оно что… Что ж, это было совершенно неожиданно. Ему всегда казалось, что у них всë как-то вышло само собой. Шэнь Цинцю просто сделал несколько сомнительных с точки зрения преподавания выборов, похерил тут и там сюжет, а Ло Бинхэ, не знавший до этого любви и признания, решил всеми правдами и неправдами добиться сохранения желанного чувства того, что он кому-то нужен. Он совершенно не ожидал, что руку к их счастью действительно приложил его неугомонный земляк. Хотя, если подумать… Это было на поверхности. До боли очевидно. — Знаешь, честно говоря… Я никогда не задумывался, но ведь если бы не Шан-шиди, то мы с тобой никогда бы не встретились. Ло Бинхэ ошарашенно посмотрел на учителя, который всë так же гладил волосы супруга и задумчиво смотрел куда-то вдаль. Между его тонких бровей даже появилась морщинка. — Что учитель имеет в виду? — Ох, я… Прости, Бинхэ, боюсь, этот учитель не может рассказать подробнее. Просто так вышло, что если бы не он, то меня бы здесь не было. — Но почему вы не можете рассказать?! — в ход пошло самое эффективное оружие в виде крупных театральных слëз, — Учитель, неужели вам есть, что скрывать? Вас с Шан-шишу связывает что-то… большее? — Не говори ерунды! Боги, думать даже об этом не хочу, — одну его руку всë ещë держали в тисках, но второй Цинцю всë же открыл веер и прикрыл им лицо, что не придавало его словам убедительности, — Просто этот учитель совершенно никому не может рассказать эту историю. Даже тебе, Бинхэ. Иначе у этого Шэня будут большие проблемы. Ло Бинхэ до сих пор удивлëнно и совершенно разбито смотрел на своего мужа, после чего разревелся и снова уткнулся лицом в его колени. Цинцю даже показалось, что на этот раз слëзы были настоящими. — Ну, Бинхэ, полно тебе, — оставалось только вновь успокаивающе погладить пушистую макушку, — Это пустяки. — Нет, не пустяки! Учитель, почему вы сразу не сказали, что вам грозит опасность? Этот ученик… Я готов сделать всë, чтобы избавить вас от любых неудобств, вы же знаете! Даже если нужно добраться до небожителей, чтобы вас спасти, я!.. — Бинхэ, успокойся, всё не настолько серьёзно. Не наводи суету из-за одной глупой незначительной истории. — Но этот муж хочет знать про своего супруга всё, — Бинхэ, совершенно сломленный, всё же нашёл в себе силы подняться и посмотреть Цинцю в глаза, — Даже мелочи. К тому же, это ведь… это вовсе не мелочь! Если вы говорите, что без помощи Шан-шишу мы с вами могли бы… могли бы вовсе никогда не встретиться… Я… Он замолчал и понурил голову, словно сама мысль о том, что Шэнь Цинцю могло никогда и не оказаться рядом, приносила ему слишком много боли даже для того, чтобы просто озвучить её вслух. — Знаешь, — Шэнь Цинцю подумал ещё немного, после чего встал и потянул за собой убитого горем Бинхэ, — Если… Когда они оба очнутся, думаю, я смогу придумать, как рассказать тебе о тех событиях. Но мне обязательно потребуется совет Шан-шиди в этом вопросе. Так что давай-ка вернёмся назад и поможем им очнуться побыстрее. Парень кивнул и даже снова повеселел от этих слов, но к хижине они шли в какой-то отрешённой тишине. Отчётливо слышен был лишь шелест кленовых деревьев и шум ветра, доносивший откуда-то с подножья обрывки разговоров молодых адептов. — Учитель, я думаю… В таком случае я думаю, мне стоит отблагодарить Шан-шишу, так? — Ты… Да, конечно, — Цинцю сначала удивился такому душевному порыву, но не нашёл нужным его прерывать, — Он будет очень рад. А твоему учителю, пожалуй… Придётся кое за что извиниться. — Извиниться? — ошарашено повторил за ним Бинхэ. — Этот учитель поступил… недостойно по отношению к нему. Не смотри на меня так удивлённо. Даже мне свойственно ошибаться. Ты ведь и сам знаешь — иногда этот учитель… недостаточно понятлив и не совсем справедлив. Уверения в обратном полились рекой, но Цинцю обращал на них мало внимания. Конечно, для его Бинхэ он был самым справедливым, самым мудрым и вообще самым-самым. Но сейчас мужчина приходил к неприятному, но необходимому осознанию, что после стольких лет ругать Самолёта за его новеллу и правда было незаслуженно. Просто это как-то вошло в привычку. Видимо, там, в их мире, случилось что-то, что заставило земляка прийти к тому же выводу. Да, они оба знали, что у «Пути Гордого Бессмертного Демона» недостатков было больше, чем достоинств. Да, Шан Цинхуа признавал это каждый раз. Но ведь если бесконечно тыкать человека носом в один и тот же его прокол, в итоге он сорвётся. Если подумать, то, что Цинцю послали, было вполне себе оправданным. Размышлять об этом было болезненно для заклинательской и читательской гордыни. Только вот Шэнь Цинцю знал, что если вовремя не признать свои ошибки — дальше будет только хуже. Однажды он многого не сказал Ло Бинхэ, многое не хотел слушать, повинуясь уверенности, что он лучше других знает об их чувствах. С остальными окружающими его сейчас людьми когда-то этот подход мог быть верным — в конце концов, много лет назад они были только персонажами новеллы, уже после их с Шан Цинхуа вмешательства обросшими настоящими характерами. Но ведь его земляк-то вовсе никогда таким «болванчиком» не был, а люди и демоны вокруг стали уже вполне себе живыми и самостоятельными личностями, а не безвольными картонками. Пусть казалось, что Шан Цинхуа вспылил из-за мелочи, но, может, не такой уж и ерундой для него был весь этот мир, сотканный однажды его руками на просторах литературного сайта. Может, писательское ремесло было для него отдушиной. Может, он совершенно справедливо злился на то, что к нему из-за одной плохой работы относились с пренебрежением, как к личности. Шэнь Цинцю редко переносил на себя эмоции других людей раньше, в годы молодости, когда всё вокруг казалось мелким и незначительным по сравнению с его непомерным эго. За последние годы же ему пришлось научиться. Теперь он задумался, а как бы он повёл себя в такой ситуации, в которой сейчас оказался Самолёт, Пронзающий Небеса? Да он бы вёл себя раз в десять более несносно. — Кстати, Бинхэ, — тихий голос прервал поток восторженных эпитетов о персоне Цинцю со стороны мужа, — Как ты хотел отблагодарить Шан Цинхуа? Я же знаю, ты ни за что не подойдёшь к нему и не скажешь «спасибо» просто так. — Если учитель этого захочет, я именно это и сделаю. Но вообще, честно говоря, я думал, что стоит отплатить ему той же монетой. — Интересно, и как же? К этому моменту они вернулись в до боли уже знакомую хижину и снова расположились на своих прежних местах. Цинцю не без удовольствия отметил, что после прогулки сидеть здесь было гораздо легче. Возможно, им стоит делать так каждый день. Кости этого старика уже не могли вытерпеть многочасового пребывания в одном и том же положении по несколько часов подряд. — Я мог бы дать Мобэй-цзюню пару советов касательно его… ситуации. Думаю, это будет честной платой за помощь в налаживании наших с вами отношений. — Мобэй-цзюню… Касательно его ситуации… с Шан Цинхуа? — Цинцю уже успел усесться в позу для медитации и даже начал входить в транс, но слова ученика его резко отрезвили, — Погоди, какой ситуации? — Учитель, вы же сами видели, как он на него смотрит, — Бинхэ просто незаинтересованно пожал плечами, но его муж вдруг резко пододвинулся ближе, прикрыв нижнюю половину лица веером и смотря на супруга горящими глазами. Ло Бинхэ уже хорошо знал эту азартную искорку — его учителю было до одури интересно. Вся заклинательская выдержка мигом рушилась, стоило делу дойти до интересной сплетни. — О чём ты? У Мобэй-цзюня взгляд такой же ледяной, как и весь его дворец! Ни разу с первой встречи не видел, чтобы у него вообще хоть один мускул на лице дёргался. Хотя… — Цинцю задумался и принял несколько более благостную позу, — Ты же тоже полудемон, поэтому тебе, наверное, виднее. — Учитель совершенно прав, этому ученику иногда удаётся подметить такие вещи. — Ну и? — Не знаю, как объяснить, я не очень хорош в словах, но и правда — словно по весне на реке трескается лёд. Ему будто… интересно? Никогда такого не видел, обычно Мобэя действительно волнует только охота. А в сочетании с тем, что он перестал бить Шан-шишу… Тут только одно остаётся. — Мне казалось, Мобэй-цзюнь перестал так себя вести с Шан Цинхуа после происшествия во время ритуала наследования силы. Шиди тогда разозлился не на шутку и поставил кучу каких-то ультиматумов, разве не так? — Мобэй бы мог просто его убить, но ведь не сделал этого. К тому же, перестал демонстрировать силу при помощи кулаков, хотя в культуре ледяных демонов это очень важно. Насколько я знаю, есть лишь один вариант развития событий, при котором это возможно, — Ло Бинхэ неловко почесал подбородок и слегка покраснел, словно нецелованный подросток, — Только в кругу ближайших родственников. Или если они хотят… чтобы кто-то стал их семьёй. Для Цинцю в этот момент мир словно застыл. Повисла неловкая тишина. Это, конечно, было ожидаемо… Но совершенно не с той стороны! Самолёт мог сколько угодно отнекиваться, но его исключительную привязанность к своему королю выдавало то, как самозабвенно он щебетал о демоне, когда тот делал для него что-то хорошее. Насчёт Мобэя, конечно, тоже можно было догадаться, но для этого пришлось бы слишком много думать, а до нынешней ситуации дела Ледяного Дворца Цинцю совершенно не волновали. Поэтому сейчас подобное предположение, несмотря на свою очевидность, было как гром среди ясного неба. С другой стороны, это же было просто отлично! Пусть Самолёт ещё не знал, но зато Огурец понял-таки, чего от них хотела Система. Видимо, виртуальная купидонша не успокоится, пока не сведёт всех попавших в её цепкие лапы голубков. Так что квесты, в принципе, были не такими уж и бессмысленными. Знал бы только об этом Шан Цинхуа — упал бы в обморок. Хотел бы Шэнь Цинцю это видеть. Что ж, его дражайший земляк обязательно обрадуется и простит все былые обиды, когда Шэнь Цинцю своим пособничеством наладит ему наконец личную жизнь.***
Мобэй не совсем был уверен, зачем они сюда пришли. Впрочем, его человек в последнее время вообще вёл себя немного странно. Но это не было чем-то удивительным: поживи в таком странном мире хотя бы пару месяцев — точно сойдёшь с ума. Эти гигантские строения, эти широкие улицы с ревущими «машинами», этот совершенно стремительный и неуловимый ритм — эти вещи давили, словно грозились обрушиться всей своей тяжестью и не позволить больше никогда оправиться. А Шан Цинхуа провёл тут не меньше двадцати лет. Удивительно, что он сохранял ясность сознания в таких условиях. Разве что упоминания о высших силах настораживали своей внезапностью, но Мобэй уже привык доверять своему человеку в достаточной степени, чтобы не сомневаться в них. Смущал только их странный выбор цели для своих жестоких потех. Впрочем, заставили его небожители отвести Мобэя сюда, или же Шан Цинхуа сам выбрал пункт назначения для прогулки, но парк, в котором они сейчас находились, оказался вполне себе приятен на вид — небольшое озерцо было окружено цветущими деревьями, мимо которых плелась витиеватая дорожка. Это место можно было бы даже назвать красивым, если не считать плебейской простоты. И довольно большого количества людей вокруг. Мобэю всё ещё была непривычна эта концепция общественных пространств, где толпы совершенно незнакомых друг другу людей ходили тут и там без дела. В его родных краях, не считая его же дворца, были места, где на тысячи ли вокруг не было ни одного разумного существа. Или хоть чего-то живого в принципе. Большие сборища Мобэй наблюдал лишь на собраниях и редких торжественных приёмах, да на великих битвах. Здесь же люди, казалось, были повсюду. Это несколько раздражало привыкшего к одиночеству короля, но он прекрасно отдавал себе отчëт, что выбора как такового у него не было. В принципе, всë было терпимо, пока рядом был его человек. Касаемо Шан Цинхуа, всë же он был слишком нервным. Мобэю это тоже не особо нравилось. Не злило, но… Беспокоило? Вроде, это так называлось. Он всë ещë не был уверен — книга, которую ему дал Шан Цинхуа, и правда оказалась познавательна в плане описания человеческих душевных перипетий, но всë же не была полным руководством к пониманию этих вечно суетливых существ. Мобэй для себя пока что извлёк одну основную мысль — все люди были совершенно разными по характеру, и его давний спутник не был исключением из этого правила. Тем приятнее было за ним наблюдать. Мобэй вообще заметил за собой некую тропность к этому человеку. Если подумать, зародилась она довольно давно. Просто сейчас, когда по венам текла тёплая кровь, пробуждая всё его существо от вечного ледяного сна, это ощущалось гораздо яснее. В его роду такие привязанности были настолько нехарактерны, что для них даже не было названий. Их он узнавал уже когда повзрослел, отправляясь в края, где, в отличие от его дома, было место бурным переживаниям и чувственным страстям. Северные Пустоши на все миры славились вечным спокойствием, потревожить которое могли лишь ненависть и борьба за влияние, коих там, за неимением альтернатив, было в избытке. Теперь же Мобэй, освободившись на время от колючей морозной отстранённости, искал ответы на свои вопросы то среди печатных строк, то в фигуре, неизменно мельтешащей где-то неподалёку. И не находил. Знал только, что много месяцев уже как слишком пристально наблюдал за человеческим подчинённым, вечно куда-то торопящимся и неизменно жалующимся то на работу, то на недосып. Знал, что после всех проведённых бок о бок лет привык к нему настолько, что не мог представить жизнь без Шан Цинхуа на своей стороне. Понимал, что научился доверять хитрому заклинателю безоговорочно, будто так и надо было. Что хотел чаще видеть на обычно испуганном или задумчивом лице улыбку, как в тот раз, когда сам впервые приготовил ему поесть. Мобэй тогда совсем не мог разобраться в своих мотивах и целях. Зачем бы ему прогибаться под дурацкие человеческие желания и так просто соглашаться приготовить заклинателю какую-то там тянутую лапшу? Не знал — и всё равно делал. Не то чтобы Мобэй многого от себя ждал, но первая миска лапши, пробная, получилась просто отвратительной. Если бы его накормили чем-то подобным, он бы, наверное, оторвал наглецу голову. Не то чтобы Шан Цинхуа смог бы себе такое позволить, но Мобэй не стал рисковать. Если человек решит снова уйти от него уже из-за плохой еды, то это будет совсем уж низко. Повелитель Севера и так знатно позорился, потакая желаниям того, кто должен был ему служить — было бы просто недостойно ещё и потерять человека в процессе. Поэтому Мобэй пробовал снова и снова. Пугая всех в замке своей одержимостью, почти безвылазно вертелся на кухне, раз за разом делая блюдо всё лучше и лучше. Он сбился со счёта на тридцатой миске, но в конце концов был удовлетворён результатом. Не сказать, что он собой гордился — можно было лучше, можно было быстрее. Можно было вообще этого не делать. Но почему-то не хотелось подрывать человеческое доверие. Удивлённый взгляд Шан Цинхуа, плавно сменяющийся на счастливую улыбку, определённо стоил всех стараний. Мобэй не знал, как называлось то, что он почувствовал при виде того, как его кулинарный шедевр уплетают за обе щеки, распинаясь при этом в комплиментах и благодарностях, но это было приятно. Очень. А ещё слегка больно где-то у сердца. Возможно, ему надо было сделать всё это намного раньше? Возможно, тогда человек бы и не попытался уйти? Возможно, теперь он и не будет пытаться снова. Мобэй прекрасно понимал, что предательство всю жизнь следовало за ним по пятам. Куда бы он ни пошёл, какую бы позицию ни занимал, он всегда ждал ножа в спину. Даже многие члены семьи готовы были в лучшем случае забыть про него, а в худшем — убить без сожалений ради власти. Но теперь у ледяного демона был другой спутник, гораздо более приятный, хоть и болтливый без меры и с норовом. Сидел на кровати с перевязанной лодыжкой и самозабвенно щебетал о том, как его король к нему добр, да и вообще, уходить-то он не хотел. Не смог бы покинуть своего повелителя. Просто совсем не оставалось сил переносить болезненные для человеческого тела побои, да и очень уж холодно было в демонической ледяной обители. Он, конечно, никуда больше не денется, но всё же, не будь в его комнате так промозгло, не будь на теле больше синяков — он был бы благодарен, а работу свою выполнял бы с ещё большей тщательностью. Пускай. В покоях прекрасно поместился камин, а поднять на Шан Цинхуа руку теперь и так казалось сложнее, чем взвалить на плечи груз в тысячу цзиней. Мобэй-цзюню нравилось чувство, которое возникало по всему телу после каждой человеческой улыбки. Он даже был готов варить эту чëртову лапшу для Цинхуа каждый день, чтобы её видеть, была бы только такая возможность. Но раньше он не отдавал себе в этом отчёт. Казалось, что слов «приятно, когда человек рядом» было более чем достаточно для описания его ощущений. Теперь же выяснилось, что нет — над такими вещами надо было много думать. Это было сложно, и в родном мире он совершенно не хотел этим заниматься. А какая разница? Всё ведь было хорошо — дела в королевстве спорятся, Шан Цинхуа бегает себе где-то неподалёку, иногда улыбается и просто так, без всякой еды и прочих мелочей. На сердце спокойно, все беды позади, а больше ничего и не надо. А сейчас человека Мобэй видел в совершенно новом качестве и отмечал про себя, что и таким он ему очень даже симпатичен. Всё тот же, преданный и оживлённый, но совсем другой. Любопытство накрыло его с головой, стоило Мобэю узнать, что его человек ещё более загадочный, чем казалось до этого. Прийти из другого мира… Почему-то было так на него похоже. Только вот совершенно не было понятно, отчего Шан Цинхуа постоянно так пугается каких-то мелочей. Причём связанных с ним, с его королём. Взять хотя бы сегодняшний день — стоило сказать ему, что человек Мобэю близок, как парень сразу судорожно засуетился, испугался даже. На вопрос, почему он так отреагировал на совершенно, казалось бы, безобидную констатацию факта, найти ответ пока тоже не удавалось. Он и хотел бы спросить, но только вот какая гарантия, что его человек не растеряется снова? Кажется, ему было тяжело говорить о таких вещах. Возможно, говорить на такие темы было просто неприлично. Мобэй уже давно ощущал в груди какое-то странное чувство. Сердце в этом теле при взгляде на Шан Цинхуа иногда билось, словно попавшая в сети пичужка. Хотелось, чтобы он как можно чаще был рядом и всегда возвращался. Теперь, когда выяснилось, что человек от усталости мог сломаться, прибавилось желание следить, чтобы он хотя бы не перенапрягался. Чтобы всегда был сыт и спал достаточно. Если следить за этим — всё снова будет хорошо. Конечно, в норме об этом должны были заботиться слуги, но здесь их не было, а Мобэй почему-то не чувствовал стыда или унижения, стоя за плитой. Словно так было правильно. Может, боги послали его сюда, чтобы заставить его понять это? Чтобы объяснить, что с человеком надо было с самого начала обращаться в другом ключе. Стать для него тем самым кем-то кроме хозяина, получая в награду довольные улыбки и ещё большую верность, чем ту, что диктовалась страхом. Всё же люди были такими сильными и слабыми одновременно. Где-то надо было их бояться, а в других моментах следовало протянуть руку помощи, пока они сами не навредили себе. Было в этом что-то забавное, честно говоря. Но Мобэй сейчас и сам чувствовал себя несколько беспомощным — ему ещё не хватало знаний, чтобы понять, что с ним творилось, и что заставляет Шан Цинхуа на некоторые слова и действия своего короля реагировать слишком уж буйно. Ничего, он быстро учился. Если уж такое дело, то он разберётся за двоих. — Мой король, могу ли я спросить вас кое о чём? — когда солнце уже почти село, а рядом с лавочкой, на которой они расположились на «привал», зажглись фонари, Шан Цинхуа вдруг прервал идиллическое молчание, которое царило между ними в последние полчаса. — Ты только что это сделал, — Мобэй закрыл книгу, одну страницу которой не мог прочитать уже чёрт знает сколько времени, полностью уйдя в свои мысли. — Нет, я хотел сказать… — Я имел в виду, что можешь, Шан Цинхуа, — мужчина едва слышно вздохнул и повернулся к собеседнику, начавшему, судя по всему, нервничать из-за очередной ерунды, — Какой вопрос? — Вы не могли бы… рассказать что-то о себе? О вашей жизни до того, как мы встретились. Вопрос, откровенно говоря, застал Мобэя врасплох. Его человек никогда не проявлял интереса к подобной информации. — Зачем? — Ну, просто… Этому слуге интересно? — парень пожал плечами и неловко улыбнулся, — Мы знакомы довольно давно, но многие вещи о вас я совершенно не знаю. Даже некоторые важные события после того, как я начал служить вам, этот Цинхуа не застал лично. — Об этом можешь не волноваться: ты знаешь больше кого бы то ни было. Никто из них не заметил, но краешки ушей Самолёта покраснели. — Я просто подумал… Знаете, вы сами сегодня днём сказали, что мы… Стали довольно близки как знакомые? Приятели? Не сочтите за дерзость. Мне просто показалось, что если вы так тоже считаете… Было бы здорово, если бы я смог узнать о вас чуть больше. Этот Цинхуа ведь даже не присутствовал на вашей первой коронации. Самолёт всё тараторил, опустив взгляд и почёсывая нервно шею. Что он несёт, блять, что он делает?! Изначально он хотел просто попросить рассказать каких-нибудь историй для своего романа, но та словно между прочим брошенная днём фраза не давала покоя, и вот он снова нёс что-то феерически тупое. Мобэй, наверное, и правда сказал её невпопад, не задумываясь, а он уже понадеялся на какой-то интерес в разговорах с ним по душам! Страшно, очень страшно и нервно. Но знать всё же хотелось. Он должен перестать бояться: всё и так уже давно летело под откос. Вот уже лет двадцать как! С того момента, как Мобэй оставил его в живых, если уж быть совершенно откровенным. Что ему сейчас-то терять? Не убьют же его? Хотя, если поставят на прежнее место… будет, пожалуй, довольно горько и досадно. Он-то уже успел понастроить за последние несколько дней целый город воздушных замков. — Хм… Хорошо, — Мобэй положил книгу на колени так, чтобы было удобнее, — Что ты хочешь знать? — Я… Погодите, правда? Вы точно не против? — лицо человека забавно вытянулось в удивлении. — В общем и целом, ты прав. Так что нет, я не против. Хотя… У меня есть одно условие. — Вы точно уверены? Просто, наверное, я слишком много на себя взял, задавая этот вопрос. Это всё ведь довольно… личное, наверное? — Шан Цинхуа, — парень уже так привык, что Мобэй зовёт его именно так и именно этим тоном, когда собирался втолковывать ему что-то, будто неразумному ребёнку, что уже рефлекторно посмотрел прямо в синие глаза, — Ты много лет следовал за мной, куда бы этот король ни пошёл. И сейчас мы находимся… в странных обстоятельствах, которые много чего изменили. Привычный уровень субординации здесь уже и правда неуместен. Что ж, Мобэй, как всегда, был прямолинеен и рубил правду-матку, пока Самолёт думал, а стоило ли ему вообще открывать рот. Но мужчина вдруг замолк, хотя и хотел сказать что-то, но будто сдерживал себя, тоже думая, а надо ли было вообще говорить что-то столь фривольное. — Полагаю, мой король как всегда прав, — от осознания, что им обоим сейчас до одури неловко, стало немного спокойнее, — Если вы и правда согласны, то этот Цинхуа вам очень благодарен. Только то условие, о котором вы… Самолёт хотел было сказать ещё что-то, но его прервал звук уведомлений на телефоне. Он неловко улыбнулся и уткнулся в экран, понимая, что Мобэй от него пока никуда не денется, а вот с Огурцом надо поговорить прямо сейчас, причём постараться сделать это как взрослые нормальные люди. Но содержание сообщений вогнало его в ступор.[Чат с пользователем Непревзойдённый Огурец]
Непревзойдённый Огурец Слушай, я вообще не умею извиняться, но типа… Да. Не знаю, почему ты решил снова взяться за перо, но я не должен был предполагать, что твоя новелла обязательно будет дерьмовой. В плане, тупо с моей стороны называть тебя плохим автором, хотя я буквально замужем за главным героем твоей истории. Блять я правда очень неловко себя чувствую, но надеюсь, ты уловил суть. Давай лучше сразу к делу. Мне тут Ло Бинхэ рассказал кое-что про Мобэя, что значительно ускорит процесс работы твоей самозабвенной башки. Ты только лучше присядь.