Место для тебя

      Конечно, весну ему больше всего нравилось проводить на Аньдин. Насколько он помнил, к этому времени уже вовсю цвели и яблони у жилых корпусов, и полевые цветы у подножья. Как и везде на Цанцюн, весенний ветер мягко ласкал кожу, потную и разгорячённую от тяжёлого труда, а высокие травы тихо шуршали под ногами. Шан Цинхуа, стоило только воздуху заметно потеплеть, очень любил заваливаться отдыхать под одним из клёнов, растущих рядом с его домом — крона самого высокого дерева на пике отбрасывала огромную тень и давала столь необходимую в это время года прохладу. Спать там после обеда было одно удовольствие. Правда, получалось это редко, но оттого моменты спокойствия и комфорта были только ценнее.       В Северных Пустошах, признаться, весна и лето тоже очаровывали. Просто совсем иначе — так, как только в вечно ледяном царстве и было возможно. Если честно, Цинхуа и сам подметил это совсем недавно, когда вопрос выживания перестал стоять перед ним так остро. Просто, стоило наконец расслабиться, он внезапно заметил, что даже в волости его короля было место небольшим сезонным переменам. Пару раз у границы он замечал маленькие ручейки талой воды, пробивающиеся сквозь снег и лёд. У дворца, как оказалось, каждый год распускаются невиданной красоты ледяные цветы — крошечные, с тонкими прозрачными лепестками. Незадолго до досадного падения с обрыва Шан Цинхуа даже повезло повстречать семью каких-то едва заметных на снегу пушистых зверьков с маленькими лапками и большими чёрными глазками. Заклинателя это открытие привело в неописуемый восторг. Правда, потом стало немного обидно — сколько подобных мелочей он забыл из-за постоянного цейтнота и страха? Да и вообще, сколько о собственном мире он не знал, какие события пропустил, тратя всё время на банальные попытки выжить?       Он пообещал себе, что, когда вернётся, всё будет по-другому.       Но пока что приходилось довольствоваться весной самой обычной, без капли волшебства или загадочности. Не то чтобы это было плохо, просто… Всё же, наверное, этот мир был не для него. Как бы странно, возможно даже инфантильно это ни звучало, но его место было в той вселенной, которую он сам создал. Просто после трансмиграции выяснилось, что он был довольно приземлённым парнем — маленький одноэтажный домик на Аньдин и покои на втором этаже дворца Мобэй-цзюня оказались гораздо милее его сердцу, чем высота пятнадцатого этажа.       Кстати, о Мобэе… Что-то очень долго его не было. Наверное, всё же надо было раздобыть ему телефон на подобный случай, какой бы опасной эта затея ни была. Может, конечно, Самолёт просто перенервничал с непривычки, но казалось, что как его король ушёл из дома — так пропал навсегда. Только взглянув на часы он убедился, что просто накрутил себя. Прошло-то всего немногим больше получаса. Всё же ему казалось, что отпускать Мобэя в магазин одного — так себе идея, но разве его переубедишь? Если уж он упёрся рогом (пусть теперь рогов как таковых у него и не было), то заставить его отказаться от выполнения поставленной задачи становилось проблематично. Вот и сегодня с утра, услышав, как Самолёт бормотал себе под нос список продуктов, пока сидел на стиральной машинке в ожидании окончания её работы, Мобэй предложил сходить в магазин самостоятельно. Ну, как предложил — поставил перед фактом, что так оно и будет.       Это, пожалуй, был самый дурацкий спор за обе жизни Самолёта. Особенно та его часть, в которой он соскочил со своего места в попытках встать в угрожающую и уверенную позу и выдать тираду о том, что он и сам прекрасно всё успеет. Мобэй просто не дал ему даже открыть рот, подхватив под руки и усадив обратно на машинку. После такого способность вести конструктивный спор как-то внезапно отпала. То ли от возмущения, вызванного такой небывалой наглостью, то ли от тяжести взгляда, не терпящего возражений, но Самолёт нашёл в себе силы лишь ошеломлённо смотреть на своего короля, сведя брови. Выражение лица у него, наверное, было совершенно дурацкое, но он мог думать только о том, как же странно жгло кожу в тех местах, которых касались прохладные руки.       Самолёту казалось, что он постепенно сходил с ума, наблюдая и ощущая то, чего быть не могло. Возможно, мир уже переворачивался с ног на голову, пытаясь указать ему на очевидное, но просто… ему и так всё нравилось. Он не надеялся на большее, но и на меньшее ни в коем случае не желал соглашаться. Поэтому лучше было не думать слишком много, чтобы иллюзия прекрасного не рассеялась раньше времени.       Вечером его, наверное, снова будет третировать Шэнь Цинцю. Доказывать, что если ты создал себе идеального мужчину, а потом, встретив его взаправду, бросился в ноги с просьбой идти за ним до конца жизни; что если ради него решался на самые безрассудные поступки и самые абсурдные жертвы; что если сердце при его виде билось бешено; что если так хотелось называть его семьёй — наверное, тут дело уже было не в страхе, не в услужении и, возможно, уже даже не в дружбе. И что если этот же твой идеальный мужчина, чуть не потеряв тебя однажды, сначала пошёл на все твои дурацкие требования, лишь бы ты остался, а потом стал учиться ради тебя совершенно чуждым себе вещам, готовить тебе каждый день и беспокоиться о том, как бы твой день рождения, о котором ты сам-то забыл, прошёл в самом лучшем виде — наверное, дело тоже было не совсем в снисходительном отношении хозяина к слуге. Самолёт знал, что выслушает все аргументы. Знал он также, что ему припомнят каждую мелочь, каждую улыбку и каждый мечтательный взгляд. И, наконец, он знал, что снова отметёт всё сказанное и спросит вместо этого, как дела у его учеников и всё ли спокойно в Северных Пустошах.       Самолёт и без того наговорил за последние две недели много чего лишнего, сделал огромное количество допущений и позволил себе невообразимую кучу вольностей. Пока что это будто даже оставалось без последствий — точнее, без последствий неприятных (не считая периодических и мало уже беспокоящих попыток родственников всё же дозвониться до него с целью понять, что на него нашло). Но он не верил, что так легко отделается, когда всё закончится и они с Мобэем вернутся в мир, из которого прибыли. Парень слишком хорошо знал, что у всего в жизни есть своя цена, и даже за хорошие вещи однажды придётся расплатиться сполна. Это пугало его… совсем чуть-чуть. Морально он уже готовился к тому, что по возвращении он получит своё и за сокрытие информации, и за то, что умудрился затащить своего короля в такое гиблое место, да и за прочее всякое по мелочи он уж тем более вынужден будет раскаяться.       Просто если у него была возможность хотя бы ещё чуть-чуть пожить вот так, размеренно и сердечно, то он хотел ей воспользоваться. Впоследствии кара за жадность настигнет его, но пока что ему слишком нравилось развешивать бельё на балконе в погожий весенний денёк и ждать, пока кое-кто очень ему важный вернётся из магазина с хлебом, молоком и чем-нибудь сладким к чаю.       Самолёт едва слышно вздохнул, расправляя последнюю простыню на верёвке. Всё же не хотелось портить себе настроение дурными мыслями, поэтому парень решил отвлечь себя рассматриванием внутреннего двора жилого комплекса. Он частенько так делал раньше, когда гулять не хотелось или не было времени, но появлялось желание хотя бы слегка развеяться. Сейчас это оказалось особенно хорошим решением, потому что то самое яблоневое дерево во дворе уже вовсю цвело. Рассматривать его было сплошным удовольствием для глаз даже с такой высоты, но Самолёт всё равно снял с ворота сложенные очки и нацепил на нос, надеясь разглядеть хоть какие-то детали.       Нежно-розовые лепестки очень контрастировали с общей серостью окружения — стены этих апатов, в отличие от многих других подобных комплексов, не были выкрашены в яркие тона. Самолёт заметил, что некоторые лепестки уже успели опасть, формируя маленькие островки цвета на дорожках и маленьком газоне вокруг. Иногда их разносило чуть дальше лёгким ветерком, который заодно колыхал и бельё на верёвках, и волосы парня. Солнце так красиво освещало яркую крону, стёкла на соседних зданиях, простенькие вывески и даже перила его маленького балкончика, что так и хотелось зажмуриться и подставить лицо навстречу теплу и свету. А впрочем, что ему мешало? Самолёт ногой пододвинул к себе табуретку, на которой частенько сидел раньше, облокотился руками на перила и, положив на них голову, обмяк, отдавая себя на милость ласкового весеннего солнышка.       Он не знал, сколько пролежал так, но казалось, что прошла вечность. Когда парень нашёл в себе силы разлепить веки, он пошарил рукой по шортам и лениво вынул телефон из кармана. Всего десять минут… Тем не менее, после своей маленькой дрёмы он почувствовал себя очень даже отдохнувшим и бодрым. По крайней мере, дурные мысли больше не лезли в голову. С таким настроем написать что-нибудь стоящее будет легче, так что парень просто бросил последний взгляд на дворик, собираясь вернуться назад в квартиру.       На него смотрели в ответ.       Благо, не дерево — он пока что не настолько свихнулся — а маленькая фигура там, внизу, стоящая прямо под размашистой кроной. Впрочем, небольшим человек казался исключительно из-за перспективных искажений. Самолёт сразу узнал в нём Мобэя, надевшего сегодня свою любимую рубашку и нёсшего магазинную добычу в цветастой тканевой сумке, которую хозяин квартиры заставил его взять из нежелания случайно обзавестись ещё одним пакетом с пакетами. С таким набором его король по яркости мог переплюнуть даже цветущий хайтан. Честно говоря, с этого ракурса он смотрелся совершенно трогательно — задравши кверху голову, стоял посреди островка из лепестков, иногда драматично взлетающих вверх от очередного порыва ветра. Самолёт не смог сдержать лёгкой улыбки. Картина вырисовывалась совершенно непривычная, но очень красивая. Будто всё было на своих местах, будто так и надо было. В последнее время всё ощущалось так — странно, но неожиданно правильно.       Парень не был уверен, было ли его видно с места, на котором стоял Мобэй (и вообще, смотрел ли он конкретно на него), но всё равно помахал рукой. Он бы даже крикнул что-нибудь, но просто уж точно знал, что с такой-то высоты его ни за что не услышат. Лучше поздороваться нормально, когда его король уже будет дома.       Вероятно, Мобэй его и правда заметил, пусть и не ответил на жест — пошёл сразу к парадной, доставая из кармана ключи. Самолёт ретировался с балкона и поспешил приоткрыть входную дверь, чтобы его королю не пришлось набирать код от квартиры, а после отправился дальше заниматься своими делами. Звук знакомых шагов застал его, пока он убирал с балкона корзину, в которой притащил туда бельё.       — Мой король, с возвращением! — Самолёт высунул голову в коридор, как только дверь открылась, — Как всё прошло? Всё в порядке?       — Это просто поход в магазин, — буркнул Мобэй, и Самолёт слегка напрягся. Голос мужчины звучал как-то напряжённо, — Там продавались тыквенные семечки, я взял тебе две пачки.       — Зачем? — Самолёт, наконец, закончил возиться в ванной и теперь вышел в гостиную, обеспокоенно рассматривая лицо стоявшего в коридоре мужчины.       — Ты же часто их ел, разве нет? — Мобэй передал ему сумку, а сам присел, чтобы разуться, — Мне казалось, они тебе нравятся.       — Этот Цинхуа, честно говоря, удивлён, что вы запомнили, — заглянув внутрь, он и правда увидел помимо прочего два небольших пакетика, — Спасибо, мой король.       Самолёт вновь не сумел подавить маленькую улыбку. То, что Мобэй запомнил такую мелочь… Даже если он запомнил исключительно из-за того, что Шан Цинхуа за обе щеки уплетал семечки в самый важный для его короля день, всё равно было приятно.       Только успокоившись и подняв, наконец, глаза, он увидел нечто ещё более смущающее. Ну, для него это не было чем-то сверхъестественным даже в свете последних душевных терзаний, но для кого-то другого такой вид мог оказаться слишком… слишком. Уж не помнил Самолёт, сам ли он прописал своему королю такую любовь к оголению груди, но факт оставался фактом — даже сейчас Мобэй не забыл расстегнуть несколько верхних пуговиц. А ещё в его тёмных густых волосах запутались нежные лепестки хайтана. Красиво. Даже слишком.       — Мой король, у вас тут… — всё ещё возившийся с застёжками Мобэй приподнял голову, когда его макушки невесомо коснулись пальцами, осторожно перебирая локоны. Цинхуа неловко улыбнулся, показывая выуженные из шевелюры лепестки, а потом присел на корточки и потянулся к застёжкам на рубашке, — Мой король, зря вы так — в этом теле очень легко простудиться.       Впрочем, ему показалось, что вовсе Мобэю и не было холодно — случайно коснувшись пальцами его кожи, Самолёт не мог не отметить, что сейчас она словно полыхала.       — Ну вот, у вас уже жар, — парень коснулся бледного лба тыльной стороной ладони, но почти сразу опомнился и отдёрнул руку. Наверное, это уже было слишком фривольно. Иначе бы его король не смотрел на него… так.       — Всё в порядке. Тебе показалось, — Мобэй попытался наклониться, — Дай мне снять сапоги.       — О, конечно, прошу прощения! — Самолёт отскочил в сторону, поняв, что Мобэй даже не мог наклониться, пока парень стоял так близко, и пошёл разбирать покупки.       Вскоре шебуршание на другом конце помещения прекратилось, и Мобэй подошёл к столу, завязывая волосы в хвост. При этом он так пристально смотрел на Самолёта, что тому казалось, будто у него как минимум внезапно отросли крылья или что-то в этом духе.       — Обедал? — впрочем, чем дольше Мобэй смотрел на него, тем мягче и спокойнее становилось выражение лица, но парня это всё равно настораживало.       — Нет, мой король. Я ждал вас.       Мобэй как-то неопределённо хмыкнул. Вроде и довольно, но головой при этом покачал совершенно неодобрительно.       — Достань рис из холодильника. И не убирай овощи, — Мобэй уже закатал рукава, но понял, что для готовки его одежда не подходила, — Сейчас, подожди немного.       — Мой король, если вы хотите, этот Цинхуа может… — на него бросили такой убийственный взгляд, что Самолёту показалось, будто в комнате упала температура, как в старые-добрые, — Всё-всё, молчу.       Впрочем, Мобэй и правда очень быстро переоделся в футболку, а потом так же споро начал возиться с продуктами. Самолёту оставалось только сидеть за столом, попивая найденную в недрах холодильника газировку, и качать ногами, ожидая обеда. Честно говоря, сразу вспомнился первый день их пребывания на этой квартире. Погода за окном, конечно, была другой, но в принципе атмосфера была похожей. Разве что, исчезло напряжение и ощущение неестественности. Теперь эта обыденная домашняя сценка играла совершенно другими красками, и Самолёт не мог не позволить себе шальную мысль: «Вот бы это никогда не заканчивалось».       Срочно пришлось переключить внимание на что-то другое, чтобы не предаться в очередной раз сомнительным мечтаниям. Он же прекрасно понимал, что у всего есть свой конец. Его сказка завершится сразу же, как только они с Мобэй-цзюнем пересекут границы Северных Пустошей. Надо было просто наслаждаться моментом.       В реальность он вернулся сразу, как где-то рядом о тарелку звякнули палочки. Самолёт и правда почувствовал, что довольно сильно проголодался. Надо было всё же перекусить чего-нибудь, пока он ждал Мобэя из магазина. Наверное, он выглядел не очень-то приглядно, пока торопливо закидывал в себя рис с овощами, раз его король снова смотрел на него, будто Самолёт снова сделал что-то не так.       — Мой король, что… что-то случилось? — парень опустил миску и сжался под пристальным взглядом.       Мобэй неожиданно встрепенулся и отвёл глаза. Мужчина даже слегка покачал головой, будто стряхивая наваждение, и повернулся только когда мышцы лица снова расслабились.       — Нет, всё в порядке, — Мобэй сам принялся задумчиво жевать, смотря теперь куда-то вдаль, — Цинхуа, этот король никак не может понять одну вещь.       — М? Какую? — парень заинтересованно посмотрел на Мобэя. Видимо, его король просто увидел что-то необычное, пока был в магазине. Что ж, если так, то ничего страшного, он мигом всё объяснит.       — Что такое «самолёт»?       Он был готов поклясться, что если бы не проглотил еду за секунду до вопроса, то точно подавился бы. Нет, если бы он спросил, что это за гигантская стальная штуковина в небе, то это одно. Где Мобэй вообще умудрился услышать это слово? Неужели Самолёт, бурча себе под нос всякое, случайно по привычке назвался своим дурацким псевдонимом?       — Ох, это… Как бы точнее сказать… В общем, это летающая машина, на которой перевозят людей и грузы. Иногда их называют «железными птицами». Честно говоря, я даже не знаю, как объяснить что-то настолько… современное. Я потом покажу вам, чтобы было понятнее.       — Хм, вот как. Хорошо, — кажется, этот ответ Мобэя удовлетворил, и он продолжил трапезу, даже перестав пялиться на соседа.       — Мой король, позвольте поинтересоваться, откуда такой интерес? — боги, если он и правда сам проговорился, то это будет позор на сто лет вперёд.       Его король кинул на парня взгляд исподлобья. Благо, Самолёт слишком нервничал, чтобы заметить промелькнувшую в нём искорку.       — Случайно услышал разговор двух женщин на кассе, — Мобэй просто пожал плечами и отставил пустую тарелку в сторону, — Стало интересно.       Самолёт осел на стул, чувствуя, как с плеч падает камень тревоги. Даже не камень, а вполне себе валун. Он, тоже закончив обедать, вскочил со стула и начал тараторить невпопад, убирая посуду со стола. Предложил сегодня остаться дома и посмотреть что-нибудь, а то за последнее время они так много ходили, что аж ноги стали немного побаливать. Как тяжело было в этом нетренированном теле! Но если его король позволит этому Цинхуа отдохнуть, то в дальнейшем они смогут побыстрее расправиться с её прихотями.       Мобэй кивал, иногда даже отвечал что-то, но смотрел всё так же словно в никуда. Теперь он точно убедился — что-то здесь было нечисто.

***

      Его человек всегда был… своеобразным. С самой первой встречи выделялся на фоне остальных представителей своего рода чем-то неуловимым. Броситься в ноги высшему демону, пусть молодому и раненому, и умолять о позволении служить ему до конца жизни? Ради него же, годами нёсшего человеку только боль и обиду, броситься с обрыва, а потом прямо в руки к могущественному демону, лишь бы спасти? В духе Шан Цинхуа, определённо, но не свойственно большинству заклинателей. Изначально Мобэй-цзюню казалось, что человек просто слегка не в себе — помутнение рассудка у людей часто сопровождалось сомнительными выходками. Но, как вскоре выяснилось, безумие тут было ни при чём — Шан Цинхуа просто сам по себе был несколько непредсказуемым с точки зрения окружающих, но при этом прекрасно отдавал себе отчёт во всех подобных проявлениях. Это было необычно. Это завораживало.       В свете последних событий Мобэй даже был готов поверить, что видел его человек в своём повелителе что-то… важное, что ли. Дорогое и ценное. Тот даже несколько раз сам это сказал, с каждым разом всё сильнее убеждая Мобэя в том, что их взаимоотношения и правда давно уже вышли за рамки общения хозяина и слуги. Да и как иначе было объяснить, что несмотря на все невзгоды и тяготы Шан Цинхуа десятками лет терпел дискомфорт, лишь бы быть рядом?       Сегодня же Мобэй, кажется, приблизился к разгадке. Только вот она совершенно его не радовала. Он думал над этим весь день, иногда пугая своего человека слишком уж тяжёлым взглядом, а теперь никак не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок уже два или даже три часа.       Он уже даже начал думать, что идти тогда в магазин было сомнительной идеей. Особенно без сопровождения Шан Цинхуа. Вообще, если уж на то пошло, ничего такого особенного в этой прогулке и быть не могло — всего-то сходить в универсам на соседней улице. Цинхуа действительно сам бы прекрасно справился. Ну, может, позвал бы его за компанию, а Мобэй был бы и не против. Просто у его человека, видимо, и так было много дел — тот бегал по квартире суетливо, прибирался, бормотал себе под нос, перетаскивал вещи с места на место и чесал затылок, интенсивно размышляя над чем-то своим. Если раньше Мобэю такое поведение казалось привычным и даже немного забавным, то теперь захотелось помочь. Он ведь уже решил, что не позволит своему человеку ни слишком сильно уставать, ни ощущать любой другой дискомфорт.       Так ведь поступали люди, считавшие друг друга семьёй? Если поход в магазин за парочкой продуктов мог освободить его человеку немного времени, то Мобэй был только рад самостоятельно сходить и выбрать самые спелые яблоки. В конце концов, Цинхуа сам сказал, что у его короля это прекрасно получалось.       — Смотри, смотри, — восхищённый женский шёпот, послышавшийся из-за спины, поначалу не привлёк внимания, — Как похож на…       — Да не пялься ты! И вообще, тише, — пауза, которая тоже ничем не отличалась от других разговоров вокруг, а потом мужской голос заговорил несколько тише, — На кого? Твой знакомый?       — Да нет, —девушка послушно говорит ещё менее заметно, да и вообще, судя по звуку, будто отворачивается, — Помнишь ту суперпопулярную новеллу? Про демона-полукровку.       — Забудешь тут. Как же там того юзера звали… Самолёт, Пронзающий Небеса, вроде? Который пропал несколько недель назад и теперь весь Вейбо об этом жужжит.       — Да-да, именно его книжка. Так вот, тот парень — вылитый Мобэй. Ну, помнишь, тот ледяной демон? Я показывала тебе фанарты.       Если бы не годы тренировки дипломатической выдержки и осторожности, он бы обязательно обернулся. Непременно посмотрел бы холодным взглядом и совершенно точно спросил бы, откуда этим людям известно его имя. Но он промолчал и вообще не подал виду, что слышал разговор у себя за спиной, лишь чуть сильнее сжав в руке фрукт, который рассматривал пару секунд назад.       В этом мире никто, кроме Шан Цинхуа, не мог знать о его существовании. Откуда бы? Только вот отрицать очевидное было бы глупо — других ледяных демонов с таким же именем не было и быть не могло, особенно здесь. Да и демон-полукровка… Что ж, такой тоже был один во всём мире (не считая его ещё более взбалмошной копии из параллельной вселенной).       Мороз никогда не приносил Мобэй-цзюню ничего, кроме покоя и уверенности. Теперь же холод охватил его душу, болезненно сжав сердце в тисках.       Незнакомцы вскоре ушли, совершенно забыв, о чём они говорили изначально. Для них эта тема разговора ничего толком не значила. Мобэй же остался один на один с бурей эмоций и полным непониманием.       Как минимум ему хотелось знать, как о нём вообще стало известно кому-то постороннему. Ещё сильнее Мобэя интересовало… почему про него говорили так, будто он был персонажем какой-то книги?       Шан Цинхуа всегда знал слишком много. Не то чтобы это было плохим качеством для шпиона, которым он изначально являлся — в конце концов, осторожные предостережения частенько помогали Мобэй-цзюню раскрыть очередной заговор или малой кровью захватить привлекательные земли соседних племён. Человек на вопросы о том, откуда ему известны некоторые вещи, зачастую отмалчивался и неловко улыбался. «У этого Цинхуа есть… надёжные источники», — пожимал плечами и отворачивался, чтобы не сталкиваться лишний раз с подозрительным взглядом. «Всего лишь догадка», — которая, тем не менее, била прямо в цель вопреки здравому смыслу. Раз за разом, предсказание за предсказанием — в конце концов Мобэй перестал спрашивать и даже подозревать неладное. Какая разница, откуда его слуга знает такие вещи? Главное, что они приносили победу, а лукавый заклинатель был на его стороне и сила его пророческих слов была обращена во благо Северных Пустошей.       Могло ли быть… Это звучало совершенно дико — ещё более безумно, чем попадание в другой мир, невероятнее, чем вмешательство высших сил в их жизни, но всё же… Могло ли и правда случиться так, что Шан Цинхуа знал всё о другом мире ещё до того, как покинул собственный?       Мысль о том, что в этом месте люди, о существовании которых он даже не подозревал, в свою очередь прекрасно знали о нём, несколько напрягала. Тот факт, что они считали его всего лишь персонажем какой-то новеллы… тоже не помогал. Скорее вводил в состояние некоего оцепенения. Это правда звучало как-то очень жутко даже для кого-то столь закалённого, как Мобэй. Об этом не хотелось думать. Совершенно точно нет. Это было неправильно.       Ему просто оставалось надеяться, что он снова чего-то недопонял. Опять что-то перепутал или просто не знал. Что ему просто послышалось, в конце концов.       Мобэй стоял под окнами места, которое на это странное время стало им домом. Серый двор теперь давил на него, а высотные здания, к которым он, казалось, почти привык, снова несколько ужасали, как в первый день его знакомства с новым миром. Мягкие лепестки опадали с дерева и кружились в воздухе, то и дело падая в пёстрые розовые лужицы у его ног. Это напоминало рассказ, который он прочитал недавно — про цветущую вишню, от вида которой люди сходили с ума. Почему-то сейчас, когда вокруг кружили яблоневые лепестки, этот сюжет казался действительно жутким.       Мобэй не мог теперь перестать невольно проводить параллели с их маленькой и до этого забавной даже историей. Не мог не думать о том, что ждёт их дальше. Он изо всех сил старался не поддаваться страху и сомнениям, не зная всей картины. Особенно когда там, наверху, маленькая фигурка на балконе вдруг при его виде вскочила и энергично замахала рукой.       Он привык безоговорочно доверять Шан Цинхуа, слушать его и даже заботиться о нём. Со скрипом поначалу, но позволил себе считать его самым близким и важным из всех людей и демонов, которых Королю Севера довелось повидать за свою тяжёлую жизнь. И сейчас он не хотел отпускать это приятное ощущение, что на его человека всегда можно положиться, не собирался терять эти его маленькие неловкие улыбки и забавные истории. Возможно, всё разрешилось бы, обсуди они всё по душам — как оказалось, для людей это было очень важно. Разговоры о своих чувствах, опасениях и радостях могли прояснить всё гораздо лучше додумываний и привычных для демонов кулачных боёв.       Просто как бы Мобэй ни жаждал ответов, он не мог найти в себе силы задать один-единственный вопрос.       Дверь в спальню тихонько скрипнула. Мужчина резко приподнялся с кровати и сел ещё до того, как в проёме показалось обеспокоенное лицо.       — Мой король? — Цинхуа позвал его очень тихо и взволнованно, — Вы не спите?       Парень неуверенно топтался в дверях, не решаясь пройти дальше, а Мобэй еле заставил тело хотя бы слегка расслабиться. Если бы не внезапные переживания, подумалось ему, этот голос успокоил бы его душу. Сейчас же было как-то… странно. Когда этот человек стал так сильно волновать его застывшее сердце? Когда Мобэй стал доверять ему, не замечая всех странностей и несостыковок?       Почему даже сейчас, когда вот-вот должно было вскрыться что-то очень серьёзное, не мог заставить себя злиться на него?       — Нет, как видишь, — оставалось только тяжело вздохнуть, замечая краем глаза взволнованное движение на другом конце комнаты, — Что случилось?       — Я… Этот Цинхуа просто услышал, что вы ворочаетесь. Я подумал, вдруг… — Цинхуа нервно почесал ладонь и неловко улыбнулся, — Вдруг что-то не так. Ничего, не важно. Прошу прощения, я…       — Стой, — человек попытался уйти, но Мобэю сейчас совершенно не хотелось вновь оставаться один на один со своими мыслями, — Подойди.       Видимо, голос его звучал как-то странно, потому что Цинхуа едва ли не рванулся к нему, быстро оказываясь рядом и смотря совсем растревожено.       — Мой король, вы точно в порядке? Мне всё же кажется, что вы простыли. Днём у вас была очень высокая температура, да и вечером выглядели как-то нездорово. Если позволите… — парень протянул к нему ладонь, видимо, снова пытаясь прикоснуться ко лбу. Мобэй перехватил её, стоило руке дотронуться до кожи, и потянул вниз. Осторожно, чтобы не сделать больно ненароком.       Даже в такой ситуации он не мог позволить себе нарушить обещание. Мог сомневаться, даже чувствовать какой-то совершенно несвойственный себе мандраж, но не причинить боль. Ведь тогда его человек может снова уйти. Мало того, что он снова останется один, но ещё и без ответов.       — Дело не в этом, — неосознанно он провёл большим пальцем по костяшкам, чувствуя, как небольшая ладонь дрогнула под его прикосновением, — Останься.       Цинхуа застыл на мгновение, но присел неуверенно на кровать. Его брови изогнулись домиком, приподнялись немного, и выглядел он из-за этого настолько озадаченно, что Мобэй уже не был уверен, кто из них сейчас испытывает большие сомнения.       — Вам… Приснился кошмар? — видимо, Цинхуа всё ещё пытался понять, что было не так. В принципе, логично — Мобэй очень редко когда вёл себя… так. Несколько несдержанно, но не в том плане, как обычно.       — Нет.       Ему не было свойственно волнение, не был ведом страх. Он не знал осторожности в общении и сдержанности в словах. Никогда не было места теплу в ледяных пустошах его души. Но его человек… Что же он сделал с ним, если все эти эмоции одновременно давали о себе знать, стоило Цинхуа оказаться рядом? Если раньше он мог как-то сдерживать, не замечать, отставлять на задний план, то теперь неопределённость всего вокруг толкала Мобэя к единственному, что было знакомо ему в этом мире. К единственному родному.       Тот, кого он несколько опасался сейчас, ожидая подвоха, в то же время приносил ему комфорт. Может, Шан Цинхуа чувствовал то же самое, сквозь года оставаясь рядом со своим королём несмотря ни на что?       — Этот Цинхуа может что-то сделать? — парень всё смотрел на свою ладонь, заключённую в цепкую хватку.       Несколько секунд Мобэй, признаться, не знал, что сказать. «Я узнал, что для этого мира являюсь лишь персонажем какой-то книги»? «Твои пророческие способности меня всегда настораживали, но теперь я, кажется, знаю их источник, и мне некомфортно от того, что вопросов стало только больше»? «Меня беспокоит, что ты укрыл от меня нечто серьёзное, а я даже не могу злиться на тебя за это и просто готов терпеливо ждать ответа»?       «Несмотря на всё время, что ты был рядом, я совершенно не знаю, кто ты на самом деле»?       — Расскажи… — Мобэй заставил себя повернуться и встретиться взглядом с медовыми глазами, — Почему ты ушёл из этого мира?       Его человек совсем опешил, но взгляда не отвёл. По крайней мере, поначалу — через несколько секунд его лицо едва заметно помрачнело, и он отвернулся к окну. Мобэй молчал, ожидая, что будет дальше, но как-то инстинктивно сжал ладонь в руках чуть-чуть крепче.       — Мой король, это всё дела былые.       — И всё же, — ему казалось, что в этом вопросе и крылась разгадка неожиданной тайны.       — Ах, что ж… — Цинхуа как-то грустно улыбнулся. Нервно, но не совсем так, как обычно, — Не сказать, что у меня был выбор. Просто так вышло, что этот Цинхуа… умер?       Перестанет ли когда-нибудь его человек поражать Мобэя раз за разом? В принципе, возрождение после смерти не было таким уж необычным явлением в мире заклинателей (взять хотя бы консорта Шэня, который частенько в былые годы баловался попытками погибнуть ради общего блага), но здесь это было как минимум невозможно. По крайней мере, если не выяснится, что Шан Цинхуа недоговаривал ещё что-нибудь.       — Видите ли, это была совершенно дурацкая смерть, — парень пожал плечами, поняв, что Мобэй ждёт пояснений, — Поэтому я… Не считал нужным рассказывать. Этот Цинхуа и без того натворил много дурацких вещей во всех мирах.       Он легонько засмеялся, пытаясь то ли снять напряжение, то ли уйти от ответа, но рвано вздохнул и снова посмотрел на Мобэя, правда уже более спокойно.       — До этого происшествия моя жизнь была не сказать что достойной. Так что и смерть под стать — пролил лапшу на ноутбук и схватился за провод голыми руками в попытках выключить его. Меня ударило током, я потерял сознание. Очнулся этот Цинхуа уже в совершенно другом мире и совсем другим человеком.       Он замолчал и наклонил голову, поджав губы и слегка расфокусировав взгляд. Видимо, Цинхуа и правда не нравилось вспоминать эту историю. А кому было бы приятно думать о собственной смерти?       — Но сейчас это тело… ты ведь жив.       — Я сам удивился, когда очнулся здесь, если уж быть до конца честным. Это тело должно было быть мертво. Видимо, мне повезло, раз я просто впал в кому.       — «Кому»?       — Ммм, что-то вроде летаргического сна? — попробовал объяснить Цинхуа, — Немного другое, но что-то общее есть. Состояние, можно сказать, между жизнью и смертью. Думаю, если наши с вами тела на той стороне ещё живы, то они находятся в похожем положении.       — Вот как, — сердце больно дёрнулось при мысли о том, что его человек пережил что-то подобное. Дважды, — Но почему ты оказался… там?       Цинхуа просто быстро кивнул головой, показывая таким образом наверх. Обычно он так делал, когда речь шла о ней. Почему-то Цинхуа старался лишний раз не упоминать взбалмошную небожительницу. Не сказать, что это было пустым опасением — кто знал, что было у неё на уме?       Вдруг Мобэй понял. Ну конечно — она. Обычно обо всём интересном и хоть сколько-то важном его человек щебетал с огромной охотой, словно птичка по утру. В первое время, конечно, мялся и старался говорить осторожно, боясь гнева своего короля, но довольно быстро почувствовал — лучше всё рассказать сразу. Так будет легче, правильнее, честнее. Так у Мобэя и впредь не будет причин сомневаться в нём. Цинхуа, может, и был чересчур осторожным, но отнюдь не глупцом. Он знал, когда можно плыть по течению, а когда стоит побороться за свои идеалы. В этом они с Мобэем были даже похожи. Значит, должна была быть веская причина, чтобы он рискнул всем тем доверием, на которое работал двадцать лет. Наверное, тут мог быть лишь один вариант — она, та, что затеяла эту игру ради своей забавы. Видимо, молчать о той странной новелле было одним из её условий.       Эта мысль успокоила Мобэя. Не до конца, конечно, нет. Как можно жить беззаботно, зная, что в мире, о существовании которого ты узнал недели три назад, о твоей жизни как минимум слагают легенды? Это всё ещё выбивало из колеи. В своём мире у него не возникло бы вопросов, но здесь, где никому его имя и подвиги не могли быть известны... Просто он спросит об этом позже, когда всё закончится, а Цинхуа больше не будет ничего угрожать. Ах, как бы много Мобэй отдал ради того, чтобы его человека больше никогда не тревожили подобные тяготы.       В свете робких рассветных лучей Цинхуа и сам казался кем-то вроде небожителя. Теперь, когда Мобэй узнавал о нём всё больше, когда тот доверялся ему и не дёргался больше от каждого прикосновения, Мобэй и сам хотел на него положиться. Хотел верить в его преданность, честность и привязанность. Даже чувствовал что-то вроде стыда, осознавая, что позволил себе усомниться в Цинхуа, который верой и правдой служил ему два десятилетия.       Просто теперь он хотел знать больше. По возможности всё. Чтобы не было больше недомолвок и недопониманий. Его человек терпеливо учил его своей мудрости, и Мобэй готов был внимать и дальше. А ещё, видя в глазах эту едва уловимую печаль, хотел сделать так, чтобы её никогда больше не было. Шан Цинхуа был полон загадок — скелеты в его шкафу давили на дверцы и грозились вывалиться, потрескивая угрожающе костями. Но Мобэй не мог заставить себя поверить, что этот юноша, задумчиво рассматривающий сейчас переплетение их рук, добровольно подписался на жизнь, полную лжи. В противном случае он не выпутывался бы из этого клубка так отчаянно, не рассказывал бы своему королю всяческие бредни, в которые при нормальных обстоятельствах невозможно было поверить.       Возможно, Шан Цинхуа просто никто и не давал шанса объясниться. Возможно, скрыть очередную тайну или неудобную деталь иногда и правда было для него легче, чем подвергать себя опасности быть неправильно понятым. Возможно, то, что Мобэй несмотря ни на что готов был поверить каждому его слову, и стало причиной, по которой он остался однажды.       — Не думаю, что твоя жизнь была так недостойна, как ты считаешь, — Мобэй, наконец, нашёл в себе силы отпустить тёплую ладонь, — В противном случае, ты не смог бы с такой честью прожить вторую.       Цинхуа поднял на него взгляд и посмотрел неверяще. В глубине радужки блеснула какая-то едва заметная весёлая искорка. Не без удовольствия Мобэй смотрел, как тонкие губы расплылись в мягкой улыбке.       — Мой король слишком добр, — Цинхуа встал, решив, что удовлетворил неожиданное ночное любопытство Мобэя, но по привычке продолжил болтать, направившись к двери, — Хотя, знаете, мне кажется… Иногда я думаю, что для этого мне и был дан второй шанс — чтобы я собственными глазами увидел глубину последствий собственных ошибок.       — Они не могли быть настолько тяжёлыми.       — Возможно, вы правы. По крайней мере, я исправил большую их часть. Да и наш с вами мир, честно говоря, мне нравится гораздо больше.       — То, как ты в нём оказался… Мне жаль. Но без тебя в нём было бы… неправильно. И пусто.       Уже стоявший в дверях Цинхуа остановился и повернулся как-то медленно, неуверенно, держась за дверной косяк одной рукой. Когда он посмотрел на Мобэя, тому показалось, что он слышит сбивчивый стук сердца с другого конца комнаты. Хотя, может, это было его собственное. Но он непременно хотел это сказать — его человек должен был знать свою ценность. Если его родной мир не хотел принимать Цинхуа, то на другой стороне всегда был тот, кому его присутствие было важно.       — Пусть мы встретились при малоприятных обстоятельствах, я рад, что это случилось.       Мобэй уже не смотрел на Цинхуа, обернувшись к окну и задумчиво разглядывая облака, подсвеченные восходящим солнцем. Жутко хотелось спать. И почему-то не хватило силы воли посмотреть на реакцию его человека. Зато услышал он её очень хорошо.       — Мой король… — кажется, Цинхуа хотел сказать что-то ещё, просто не мог подобрать слов. Но это было не важно — в этих двух словах было столько тепла, что хватило бы, чтобы растопить все Северные Пустоши. И его, Мобэя, промёрзшее насквозь существо стремительно таяло.       — Уже слишком поздно… Или очень рано. Если ты не спал, то иди.       — Конечно, мой король, — Цинхуа задержался ещё на секунду, а после прикрыл за собой дверь, — Хорошего вам сна. И спасибо.       Не сказать, что Мобэй почувствовал себя спокойнее — просто теперь все эмоции перешли в другую плоскость. Тем не менее он лёг, отвернувшись от окна и надеясь урвать ещё хотя бы несколько часов сна.       Он не знал, что в другой комнате Самолёт, стоило ему только закрыть за собой дверь, мгновенно юркнул под одеяло и накрылся им с головой. Прикрыл рот рукой и почувствовал, как тело перебивает с жара на холод, а в груди стало как-то по-особенному, приятно и болезненно тяжело. И уж тем более Мобэю было невдомёк, что эта капля была последней в чаше долгого и смущающего осознания. У Самолёта больше совершенно не получалось ни придумывать притянутые за уши оправдания, ни лгать себе.       Ведь то, что он чувствовал к Мобэй-цзюню, совершенно точно было любовью.