ID работы: 11898308

Место для тебя

Слэш
NC-17
Завершён
1049
Размер:
260 страниц, 16 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1049 Нравится 157 Отзывы 348 В сборник Скачать

Часть 11

Настройки текста
      Мобэй проснулся около получаса назад, если, конечно, он правильно считывал время с этих диковинных «настенных часов» — Цинхуа пытался объяснить принцип работы раздражающего механизма ещё в один из первых дней их странного сожительства. Хотел доказать, что такая система гораздо удобнее той, которую использовали в их мире, а к мерному стуку привыкнуть гораздо легче, чем кажется — и оказался прав. Но Мобэй, как ни старался, всё равно иногда зависал ненадолго в попытках отсчитать минуты или вспомнить, какая конкретно стрелка отмечала часы. А сейчас тиканье снова подбешивало. Хуже было только редкое пиликанье, доносившееся откуда-то из кабинета. Кажется, так звучала вещь, которую Цинхуа звал «телефоном». Она тоже заинтересовала Мобэя в один из первых дней, но его человек так и не смог внятно рассказать, что это такое и для чего нужно. После его объяснений создавалось ощущение, что эта вещь может вообще всё и ещё чуточку больше. Непонятно было только, почему она не могла перестать издавать этот паршивый громкий звук, который того и гляди грозился разбудить и так беспокойно спящего Цинхуа.       Мобэй слышал неловкую возню ещё когда сам отходил ко сну после их случайного ночного разговора, но порядком удивился, когда выяснилось, что она почти не стихла к моменту его пробуждения. За эти несколько недель он обычно просыпался раньше Цинхуа и поэтому, а также из-за стеснённости пространства, мог иногда видеть, как тот спит. И обычно сон у его человека был вполне себе спокойный — разве что, конечно, Цинхуа бормотал иногда что-то невнятное, но этим он страдал и в молодости. А возможно это была просто общая черта всех людей. В такие подробности Мобэй не вдавался, хотя, признаться, теперь было даже немного интересно. Как бы там ни было, сейчас Цинхуа мало того, что тихо ворчал, не открывая глаз, так ещё и периодически бессознательно переворачивался с боку на бок, совершенно не желая при этом просыпаться. А Мобэй уж тем более совсем не хотел его будить — не знал, вдруг сделает только хуже?       Хладнокровный и закрытый ото всех король Северных Пустошей волновался о том, не доставит ли случайно дискомфорт какому-то там человеку своими действиями — ему самому было дико осознавать нечто подобное. Только вот и Цинхуа давно уже не был просто каким-то там человеком, и последние несколько месяцев доказали, что с ним лучше вот так. Бережно. И Мобэй, правда, готов был быть осторожным, как бы противоестественно для него это ни ощущалось. Он вообще теперь был очень на многое готов, когда дело касалось Шан Цинхуа, потому что награда за терпение, по его разумению, того стоила. И это почти даже пугало, учитывая, что в его родном кругу так осторожничать было просто не принято и считалось чем-то неприличным, знаком слабости. В его культуре испокон веков вопросы любви и раздора одинаково эффективно решались рукоприкладством, и для Мобэя, конечно, такой подход был привычен и удобен — но с людьми совершенно не работал. Шан Цинхуа так и не смог по достоинству оценить проявлений демонической благосклонности, а Мобэй в свою очередь так и не смог просто дать человеку уйти. Не то чтобы тот очень активно пытался, как в итоге оказалось. И если убрать этот момент с выражением привязанности через силу, то человека, казалось, всё устраивало? Это было странно, но давало… надежду? Кажется, это так называлось. Она ощущалась как волна тепла, слегка покалывающая рёбра каждый раз, когда Мобэй ловил себя на мысли, что в этот раз делает всё правильно. Что в этот раз Цинхуа останется.       Как, пожалуй, любой демон, Мобэй очень ревностно охранял всё, что было дорого его сердцу. Подобного было мало — на севере любые привязанности были редкостью — но оттого лишь сильнее хотелось сохранить то немногое, что имело для него значение. И оказалось, что потеря (пусть и временная) земель, статуса, фамильных артефактов — всё это меркло на фоне того, что Цинхуа оставался рядом.       Мобэй-цзюнь, сидя сейчас поодаль и наблюдая за беспокойным сном Цинхуа, подумал… А не был ли в таком случае этот человек его главным сокровищем?       Родители в своё время не одарили его семейной привязанностью, а мир вокруг не отличился ласковым отношением, поэтому Мобэй-цзюнь искренне был уверен, что ему не требовалось ни слишком уж приближённых к его персоне слуг или «товарищей», ни единомышленников, ни союзников. Ни уж тем более друзей или семьи. И тем не менее, Шан Цинхуа каким-то невероятным образом был всем. Так не должно было быть, и, тем не менее, так было. Особенно сейчас, когда Мобэй позволил себе чувствовать что-то, кроме злости или недоверия ко всему своему окружению. Может, думалось ему, дело было вовсе не в том, что он принадлежит к роду северных демонов. Да, их природа по большей части спокойна, но ни его отец, ни младший дядюшка не были лишены того, что ему всегда казалось чисто человеческими страстями.       Могло ли быть так, что постоянное присутствие Цинхуа рядом и смена обстановки в итоге привели к тому, что Мобэй просто случайно немного отпустил контроль, а теперь, когда дело касалось его человека, просто не хотел его возвращать? Просто, потому что мягкое, слегка давящее чувство в груди было непривычным, но приятным. Когда оказалось, что Мобэю придётся, хочет он того или нет, признать свою беспомощность в этом чуждом ему мире, то стало легче признаваться себе и в других мелочах. Например, что ему нравилось заботиться о своём человеке так, как тому было бы понятно, и получать такое же внимание в ответ — тоже. Это было непривычно, это было ему совсем чуждо, но удовлетворение, появлявшееся каждый раз при виде довольного человека, совершенно точно того стоило.       Глухой звук вырвал Мобэя из раздумий, и мужчина снова обратил внимание на возню на диване. Цинхуа, всё ещё бормотавший что-то во сне, дёргал как-то странно ногами, а одеяло, которым он обычно укрывался, бесславно валялось на полу. Видимо, парень случайно сбил его с себя во время очередного приступа сонной возни. Мобэй внезапно почувствовал беспокойство ещё пуще прежнего — да, конечно, сначала он думал, что лучше Цинхуа спать и дальше, пусть и делал он это странно, но теперь ему казалось, что, возможно, стоило его разбудить. Судя по рассказам, люди страдали от плохих снов гораздо чаще, чем демоны, у которых жизнь зачастую была похлеще любого кошмара. Видимо, Цинхуа как раз сейчас столкнулся с чем-то подобным и, наверное, здоровым сном это назвать было нельзя.       Мобэй встал из-за стола и подошёл к дивану, после чего поднял одеяло, стараясь не шебуршать им слишком сильно. Цинхуа в свою очередь повернулся к стене и, всё ещё иногда выдыхая едва слышно слова, обнял одну из подушек, зарывшись в неё лицом. Это было… трогательно. Мобэй жалел, что не видел лица своего человека, но даже так он выглядел как-то необыкновенно. Немного беззащитно, по-своему как-то красиво. Мобэй даже подумал, что не против посмотреть ещё немного, но Цинхуа как-то особо рвано вздохнул и сердце мужчины словно слегка сжалось. Он не нашёл в себе сил просто стоять и смотреть дальше, поэтому расправил одеяло в руках и осторожно накинул его назад на спящего человека. И, к его удивлению, этот жест заботы совершенно случайно был вознаграждён — Цинхуа, всё ещё обнимавший подушку, повернулся к нему лицом.       Что ж, возможно, не все согласились бы с ним, но Мобэя в этом вопросе ничьё мнение, кроме собственного, не интересовало. И сейчас он считал, что его человек выглядит ещё более трогательно, чем казалось до этого. Очаровательно даже. Его пугал трепет в груди, который появился, стоило взглянуть на сошедшиеся у переносицы брови, едва приоткрытые губы и руки, всё ещё крепко, но бережно сжимавшие подушку. Мобэй внезапно вспомнил первое своё утро в этом доме. Почему-то сейчас ситуация ощущалась слегка похоже. Мужчина поддался душевному порыву и присел на корточки, так что он был теперь совсем близко к парню, и протянул руку вперёд, касаясь тёплого лба. Даже слишком тёплого. Цинхуа заболел? Заклинатели почти не болели, но вот люди от любой мелочи могли получить травму или заражение. Мобэй не припомнил ничего такого, что могло заставить его человека заболеть, но, опять же, это тело совершенно не выглядело сильным или натренированным — скорее наоборот, этот Цинхуа был довольно маленьким и казался хрупким по сравнению с собой из другого мира.       Мобэй с огромным неудовольствием вспомнил, что, как и в прошлый раз, влить в меридианы человека немного своей ци у него не получится. От досады он рыкнул, но руку со лба не убрал. Да, без передачи духовной силы, которая могла и ускорить выздоровление, и снять боль, этот жест был бесполезен, но ему просто нравилось касаться Цинхуа. И последние несколько месяцев он старался этого не делать (кроме периодических похлопываний по голове и того раза, когда он бесстыдно водил пальцем по оправе очков и был до неприличия близко к тому, чтобы коснуться бледной кожи), страшась, что снова его человек расценит это как враждебность, но сейчас… Северному королю собственничество было совершенно не чуждо, и теперь оно просилось наружу, умоляя позволить всего лишь один эгоистичный и безобидный жест.       Цинхуа внезапно подался немного вперёд, лбом прижимаясь ещё ближе к ладони. Конечно, этот жест был бессознательным, но Мобэй всё равно почувствовал, как в груди что-то приятно сжалось, после чего всё же убрал руку, опасаясь, что и правда разбудит своего человека. Тот, впрочем, словно стал только спокойнее — слегка ослабил хватку на подушке, да и выражение лица перестало быть таким недовольным. Что ж, это уже неплохо. Мобэй встал и направился было на поиски книги, которую как раз дочитывал, но из кабинета вновь раздался раздражающий звон. А потом ещё. И ещё. Это ужасно бесило и мало того, что помешало бы читать или делать вообще что-то, так ещё и наверняка разбудило бы Цинхуа, который только-только перестал вертеться и мог рассчитывать на час-другой спокойного сна. Мобэй, конечно, не совсем представлял, как это делается, но помнил, что его человек как-то отключал звук на устройстве и решил, что стоит попробовать. В конце концов, он довольно быстро совладал и с плитой, и с холодильником, и даже пульт от телевизора оказался не так у и сложен в использовании. Не могло же тут быть сильно хуже?       Могло.       Он просто не понимал, как такая маленькая вещь может быть настолько многофункциональной, как утверждал Цинхуа, особенно если у неё на корпусе было всего две кнопки, а то, что, видимо, было экраном, покрыто трещинами вдоль и поперёк. Впрочем, стоило попробовать — нажатие на самую большую не дало ничего, кроме чуть более тихого писка. Вторая, к счастью, зажгла экран и… Мобэй понятия не имел, что дальше. Цинхуа, кажется, как-то тыкал в экран, что Мобэй и попробовал. Ничего. Нет, точнее, что-то сверкнуло и как-то двинулось, но, в общем и целом, ничего не изменилось. Может, стоило поводить пальцем? В ответ на это действие экран уже поменялся, но всё равно ничего не было понятно. На фоне изображения со странным рисунком кого-то, честно говоря, очень отдалённо напоминавшего его самого, расположилась куча изображений поменьше с не совсем понятными надписями. Большую часть иероглифов он мог разобрать по отдельности, но сложенные вместе они ему ни о чём не говорили. Картинки… Тоже не помогали. Какие-то наборы примитивных форм на ярком фоне, видимо, должны были что-то значить, но он разве что с трудом узнавал изображение тех самых настенных часов. Всё остальное же было потёмками. Возможно, если поводить пальцем ещё немного, то что-то да получится? Это уже был чисто спортивный интерес — ему хотелось самостоятельно понять, как эта штука работает, хотя бы частично. Это, конечно, был не тот азарт, который он чувствовал на охоте, выслеживая какую-нибудь опасную и хитрую тварь, но в текущих условиях на большее можно было не рассчитывать.       Мобэй ещё немного поразмахивал пальцем из стороны в сторону, но менялись только маленькие изображения, всё ещё остававшиеся непонятными. Интересно, а если нажать на что-нибудь? Это, конечно, было сомнительно затеей, но не должен же был этот телефон взорваться или что-то в этом духе. Если он, такой хлипкий и уже побитый, не развалился у него в руках, то это уже было неплохо. Мобэй ткнул на маленькую картинку наугад и… Что-то, конечно, изменилось, но на экране просто замельтешили яркие цвета, а откуда-то из устройства начала играть музыка. Причём довольно громко. Что ж, это точно не входило в его планы, но благо он уже понял, что если на что-то тыкать, то что-то точно произойдёт, и пара хаотичных нажатий отправила его назад, к привычной уже картинке (нет, и всё-таки, это точно был не он или кто-нибудь из его дальних родственников? выглядело очень похоже, хоть и странновато) и маленьким квадратикам. Стоило ли вообще продолжать? Он явно проигрывал эту битву. С другой стороны, хотелось довести начатое до конца. И судьба, видимо, вознаградила его ещё раз, на этот раз уже за терпение, потому что внезапно поверх экрана всплыл белый прямоугольник с несколькими строчками текста и, стоило ему появиться, Мобэй услышал тот самый звук, который изначально и заставил его взять телефон в руки.       Только вот то, что было там написано совершенно выбило его из колеи и заставило забыть, зачем он вообще искал изначально.

[У вас 7 непрочитанных сообщений от пользователя Непревзойдённый Огурец]

Непревзойдённый Огурец Самолёт, это, вообще-то, важно. Не хочешь взять свой телефон в ручки наконец? Если ты спишь, то я просто не могу поверить, что Мобэй-цзюнь ещё не прибил тебя за сон до обеда. Ладно, сам потом всё прочтёшь, но если до вечера что-то случится, то сам виноват (¬ ¬)       Секундный шок прошёл, и он перечитал сообщения ещё раз. А потом ещё. И ещё пару раз пробежался глазами по некоторым словам, пока они, наконец, не исчезли.       Честно говоря, он уже несколько месяцев как забыл о чувстве холодной пустоты внутри. Но сейчас она, кажется, была намерена вернуть свои права.

***

      Мобэй-цзюнь стукнул кулаком по стене совсем рядом с его лицом. Самолёт был уверен, что она пошла трещинами — характерный скрежет не дал бы соврать. Впрочем, он не мог сосредоточиться на нём, потому что звуки своего и чужого дыхания вместе с биением собственного лихорадочно мечущегося сердца, переплетаясь, были гораздо громче. Наори ему сейчас кто-нибудь прямо в уши, он бы даже не обратил внимание.       Сосредоточиться вообще хоть на чём-нибудь было не то что тяжело, а просто невозможно — взгляд хаотично перемещался то на кобальтовые глаза, пылающие яростью, то на вздёргивающийся кадык, то на сияющий оскал, то на напряжённые мышцы рук, которые, казалось, при ещё чуть большем усилии разорвали бы сияющий шёлк. Учитывая обстоятельства, это не должно было быть возбуждающим, но кого он обманывал — то, что у него не встал, было чудом.       Если он выживет и Мобэй-цзюнь оставит его при себе, то всё дальнейшее существование Шан Цинхуа обещало стать сущим кошмаром, состоящим из попыток больше никогда не светить наконец-то осознанную любовь и возникающее в совершенно неподходящее для этого время возбуждение. Больше всего он сейчас жалел, что нельзя надавать по шапке себе из прошлого — этот кинковый идиот загубил будущему себе всё и без того не особо выраженное чувство собственного достоинства.       — Повтори-ка ещё раз, — низкий голос, едва ли не переходящий на утробный рык, прозвучал совсем рядом с ухом, и парень понял, что в своих раздумьях даже не заметил, как его король наклонился ещё ближе, сокращая расстояние между их лицами до считанных сантиметров.       — Я… Вы… Мой король, умоляю, — Самолёт чувствовал, как ему становится всё жарче, и близость к нему ещё одного горячего тела совершенно не помогала, — Давайте просто забудем об этом.       — «Забудем»? — он переспросил это таким пустым тоном, что теперь парень был уверен, что не выживет.       Кто дёрнул его за язык? Кто просил его говорить Мобэю, что он заинтересован в нём не совсем в привычном плане. Нет, конечно, он и так наговорил всяких смелых вещей — чего только стоил его опус, в котором он употребил в одной фразе слова «мой король» и «семья» — но это уже и правда было за гранью здравого смысла и всех приличий. Мобэй-цзюнь, в конце концов, всё ещё был его хозяином и, что более важно, одним из демонических лордов. Он никогда не был заинтересован в таких человеческих штучках, как дружба или любовь, а потому навряд ли ему понадобится спутница жизни для чего-либо, кроме рождения наследников. И уж тем более, исходя из этой логики, ему совершенно не нужен был спутник. Особенно кто-то столь малохольный по меркам их героического мира, как Шан Цинхуа.       Они могли сколько угодно играться в друзей и близких, но просто была черта, за которую не стоило переходить. А Самолёт, наивный придурок, попробовал — из-за чего сейчас был прижат к стене и, вероятно, мог уже прощаться с жизнью.       — Мой король, мне правда очень жаль, я сказал, не подумав…       — О, вот оно как? — если раньше взгляд Мобэя был просто хищным и злым, то теперь он стал настолько тёмным, что Самолёт не выдержал и отвернулся. Впрочем, мощная рука моментально вцепилась в его подбородок, когтями пронзая кожу на щеках и под челюстью, — Значит, ты не подумал, прежде чем сказать что-то… такое. Так как насчёт подумать сейчас? И подумать, как следует.       Когда Самолёт всё же заставил себя вновь поднять взгляд, боль исчезла, но сам он мелко дрожал. Мобэю, кажется, это зрелище пришлось по нраву — в глазах словно заплясали искорки, уголки губ слегка приподнялись вверх (и это была бы очень красивая улыбка, не знай он, что те, на кого она была направлена, не жили дольше двух минут), и он как-то слишком уж чувственно слизал с подушечек пальцев его, Самолёта, кровь.       Это всё ещё не должно было быть сексуальным и это всё ещё, блять, было! Никогда бы он не подумал, что умрёт со стояком, но, видимо, такова была его судьба. Самолёт неосознанно облизал пересохшие губы, но не успел спрятать едва высунувшийся язык, как Мобэй теперь уже слегка влажной от крови и слюны рукой схватился за его горло. Видимо, ему показалось, что человек копирует его движения и просто насмехается над своим повелителем, и это заставило и без того почти закончившееся терпение окончательно лопнуть.       Впрочем, когда хватка внезапно ослабла, а рука переместилась с шеи на щёку, невесомо мазнув по ней, а потом на лоб, Самолёт начал задыхаться уже без посторонней помощи.       Он не совсем понимал смысл этого жеста, но он казался каким-то… тёплым и бережным, что резко контрастировало и с их положением, и с тем, что его только что чуть не придушили.       — Всё ещё боишься меня? — взгляд Мобэя вдруг смягчился, стал почти что добрым, и Цинхуа нервно вздохнул. Да как тут, блять, не бояться, когда тебя прижимают к стенке и пытаются придушить? Самолёт уже сто раз пожалел и о том, что его угораздило полюбить вот этого абсолютно безбашенного демона, и о том, что открыл свой рот, когда надо было просто элементарно держать его на замке.       Просто, видимо, он был больным мазохистом, раз не мог сейчас дифференцировать страх и возбуждение. И, видимо, он был совсем ненормальным, раз решил, когда прохладная рука со лба внезапно исчезла, а после так же невесомо, словно иллюзорно, переползла на талию, что, в принципе, не так уж всё и плохо. Он сможет с этим работать… наверное.       К счастью, наваждение прервалось, плавно выкинув его в тёмную пустоту. А потом он и вовсе проснулся, впрочем, всё ещё чувствуя, что задыхается. Это ощущение прошло практически сразу, стоило ему почувствовать, как страх и напряжение покидают его тело после пробуждения от кошмара. Очень сомнительного и с очень явными элементами эротизма, но кошмара. Ему потребовалось чуть больше времени, чем обычно, чтобы привести мысли в порядок.       Что ж, во-первых, он явно слишком сильно накрутил себя ночью. Вообще он уже даже не был уверен, был ли их с Мобэем ночной разговор реальностью или ему даже это приснилось. Хотя, нет, он помнил, что начал лихорадочно думать о том, как жить дальше именно после того, как его король сказал что-то в духе «Я счастлив, что мы встретились». Ладно, нет, не «счастлив» — такое слово было бы слишком громким для его короля, но, эй, дайте ему помечтать и немного поприукрашивать реальность хотя бы в своих безобидных фантазиях! Особенно учитывая, что ему только что приснился кошмар.       Во-вторых, Самолёт очень удачно и быстро проскочил фазу размышления над своей ориентацией. Это было довольно удобно, потому что было бы глупо с его стороны отрицать очевидное ещё дольше, чем он уже умудрился. Двадцать лет, конечно, могли потерпеть ещё пару месяцев самокопания и попыток вспомнить всех парней, на которых он заглядывался чуть дольше положенного в старшей школе, но это было бы глуповато даже для такого тормоза, как он. Он просто создал свой идеал, просто увидел его вживую, просто не смог убить и просто двадцать с лишним лет давил в себе все чувства с целью избежать немилости. Можно было долго не размышлять, было ли правильным с его стороны любить представителя своего пола — в своём замечательном мирке он как-то забыл прописать повсеместную гомофобию (что, в принципе, тоже о многом говорило), а то, что он уже очень глубоко увяз в совершенно не дружеских чувствах к мужчине, которого создал своим идеалом, он и так понял. Так что хотя бы этот вопрос был закрыт.       В-третьих, несмотря на вышесказанное, он всё ещё побаивался… много чего. И сон его это только подтвердил. Он боялся близости, но быть отвергнутым боялся так же сильно. Страх наказания и смерти тоже, видимо, теплился где-то там, в подкорке, и сейчас Самолёт пытался прогнать его приятными воспоминаниями о поглаживаниях по голове, прогулках и вкусной готовке. Уже проснувшись, он был почти на все сто уверен, что даже если Мобэй прознает о его маленьком секрете, то не сделает ему ничего такого. Ну, может, разочарованно вздохнёт. Может просто перестанет общаться так же тепло, но вреда не причинит. В конце концов, его король пока что не высказывал недовольства ни одной бредовой идеей своего прислужника. Скорее даже наоборот, ему это… нравилось? Ну, по крайней мере Самолёту что-то подсказывало, что трактовать события последних нескольких недель и даже месяцев как проявления неприязни и враждебности в ответ на его осторожные попытки сблизиться было бы не совсем правильно. Скорее наоборот. Если тот, кого ты в отчаянном порыве эмоций называешь семьёй, на это заявление только улыбается (Мобэй! улыбается!) и продолжает готовить тебе кушать без лишних вопросов — наверное, всё было в порядке?       По крайней мере, Самолёт очень старался свыкнуться с этой мыслью — потому что до этого никто, наверное, за обе жизни не считал встречу с ним каким-то важным, радостным событием, достойным внимания. Именно это маленькое признание его и добило.       Самолёт никогда не отличался высокой социальной активностью — ни кучи друзей, ни одних серьёзных отношений за обе жизни. Разок он попробовал встречаться с девушкой из параллельного класса, но продлился подростковый роман всего около двух недель. В студенчестве же он обнаружил, что мог спокойно находиться в практически полном одиночестве — это оказалось несложно и даже не доставляло дискомфорта. Потребность в общении ему прекрасно покрывал интернет. Замесы на форумах были интереснее любого реального диалога, а парочке интернет-приятелей из разных концов страны можно было высказаться, если что-то уж совсем сильно его расстраивало. И его правда устраивала такая жизнь! По крайне мере, разборки в интернете не давили так же, как в реальной жизни, да и с детства он приучен был быть сам по себе. К тому же, пожалуй, не смог бы он учиться в университете (пусть и успеваемость у него была сомнительной) и одновременно зарабатывать себе на жизнь написанием интернет-романов, если бы приходилось отвлекаться ещё и на дружбу или отношения. Но, опять же, он не был таким уж рьяным любителем социума, так что одиночество не было для него проблемой.       Но иногда всё же хотелось по-другому. Нет, не кучи людей вокруг, но просто кого-то рядом. Хотя бы пару приятелей уже в реальной жизни, с которыми можно сходить в забегаловку через дорогу или дешёвый бар. И уже во второй своей жизни он даже получил такую возможность! Пока Система не ставила палки в колёса, он общался периодически с другими адептами, а после окончания основного сюжета смог и подружиться с Огурцом, и наладить ровные взаимоотношения с Мобэем, и даже с другими главами школ быть на более короткой ноге. И его более чем устраивало то, что он получил за тридцать с чем-то лет своей второй жизни — потому что здесь, в родном своём мире он, наверное, не смог бы рассчитывать на что-то подобное, да и не смог бы быть хорошим другом для кого бы то ни было.       И вот теперь, окрылённый таким нежданным успехом, он, как ему казалось, начал жадничать — потому что от тех самых ровных, выстраданных отношений с Мобэем он теперь хотел большего. И даже, признаться, ещё перед сном подумал, что стоит попробовать если не сказать прямо, то хотя бы намекнуть на своё отношение. В прошлые же разы работало, так ведь? Вспоминая все тёплые моменты прошедших недель, он даже начинал думать, что у него, возможно, есть шанс? Впрочем, едва зарождавшаяся храбрость разбивалась обо всё тот же дурной сон, который побеспокоил его сегодня.       Какая у него была гарантия, что даже если звёзды сойдутся и Мобэй тронется рассудком в достаточной степени, чтобы завести романтические отношения со своим человеческим слугой, то они не будут какими-то… вот такими. Самолёт, в конце концов, сам прекрасно знал, как у демонов обстояли дела с любовью, ухаживаниями и отношениями. Конечно, это был его косяк, но легче от осознания своего промаха не становилось. Будет обидно, если в порыве страсти его просто ненароком убьют.       И всё равно фантазии определённого содержания уже потихоньку начали лезть к Самолёту в голову. Не то чтобы это было чем-то новым для автора одного из самых известных и успешных интернет-романов, на 70% состоявшего из порнухи, но тогда он, во-первых, думал не о себе, а во-вторых, особого удовольствия от таких мыслей не получал. Они были скорее рабочими, чувств в них было чуть меньше, чем нисколько. Главное, чтобы аудитории нравилось — а им по большей части нравилось, да ещё как. Право слово, Самолёт более трепетно относился как раз к прописыванию моментов с Мобэй-цзюнем, вкладывая душу в его идеальный образ. Что, опять же, очень много о нём говорило и как об авторе, и как о человеке.       В общем, в маленькой и до сих пор не отошедшей ото сна голове всё смешивалось в кучу. И новоосознанные желания, и потаённые страхи, и все «за» и «против». Самолёт даже готов был себе аплодировать — столько лет держать свой маленький ящик Пандоры закрытым надо было ещё постараться. У него, определённо, был талант. Не то чтобы он был полезным — лучше бы он разбирался со всем постепенно, а не так, как сейчас, лихорадочно старался собрать мысли в кучку, взять себя в руки и быть готовым к тому, что пока он всё не обдумает как следует, надо постараться не облажаться. А лажал он слишком часто, чтобы быть уверенным в своей способности не лишиться ненароком нажитой тяжким трудом благосклонности.       Пока что он решил просто встать уже с дивана и добыть немного растворимого кофе. Чашечка-другая заставит его проснуться окончательно, а там можно будет юркнуть в кабинет и привести мысли в порядок. Возможно даже расписать всё с целью более эффективного самокопания. Если он встал не слишком поздно (а он помнил, что заснул на рассвете, и совсем не знал, сколько проспал), то можно будет даже пройтись с Мобэем куда-нибудь и старательно думать, что это совершенно не похоже на свидание, и вообще это всё Система заставляет их делать какие-то дурацкие смущающие задания ради своей потехи.       Сначала ему надо решить, стоит ли вообще игра свеч или лучше придавить своё словно из ниоткуда взявшееся желание быть любимым самым лучшим мужчиной во всех трёх мирах, да и вообще оценить, есть ли у него шанс. Такие размышления и предположения уже требовали от Самолёта храбрости, которой он, по своему разумению, не отличался. Но, наверное, за последнее время он достаточно обнаглел, чтобы считать себя достойным счастливого будущего и даже рассмотреть возможность сделать его ещё более радужным.       Впрочем, когда он поднял голову и повернулся в сторону кухни, памятуя, что обычно Мобэй находился где-то в том районе, он подумал, что поспешил. Потому что Мобэй, действительно, сидел за столом и, кажется, внимательно смотрел на него — без очков было не совсем понятно, был ли взгляд направлен конкретно на Самолёта, но тот побоялся щуриться. И атмосфера под тяжестью этого взгляда была какая-то… неправильная.       — Мой король? — Самолёт приподнялся на руках и внезапно для себя громко зевнул, не имея даже возможности прикрыть рот, — Ох, я… прошу прощения. Это случайно.       Мобэй молчал. И, наверное, ещё год или даже несколько месяцев назад Самолёт бы не обратил на это внимание — его король не отличался болтливостью — но сейчас это было несколько тревожаще. В последнее время мужчина всё же чаще отвечал ему, да и раньше как-то реагировал, но сейчас словно застыл или онемел. Самолёт быстро сел на диван и нацепил на нос очки, лежавшие до этого на столике неподалёку, после чего обеспокоенно посмотрел на Мобэя и… что ж, тот действительно на него смотрел. Недовольно.       Он… злился?       Что ж, все его зарождающиеся розовые мечты были мигом отброшены назад в дальний угол. Что он такого сделал, пока спал, раз Мобэй, казалось, готов был одним взглядом его сожрать или убить? Не говорил же он во сне… Не говорил же? Ещё в молодости что его родители, что другие адепты пару раз жаловались, что он бурчал во сне, но никто никогда не мог разобрать, о чём там лепечет спящий Цинхуа. Если же у его короля получилось… Учитывая характер его сновидения, которое не получалось охарактеризовать иначе как «эротический кошмар», Самолёт побаивался, что мог сказануть что-то лишнее. Что-то, что его королю пока что лучше было не знать.       Хотя, впрочем, если у Мобэя такую реакцию вызвало сказанное во сне едва разборчиво «Мой король, вы мне нравитесь» (или как там он это сформулировал, Самолёт уже подзабыл после сцены с удушением), то… может, и не надо было ему знать. Может, не зря парень боялся, что его не поймут. Ему дорогого стоило не паниковать раньше времени.       — Мой король, что-то случилось? — его голос слегка подрагивал, но он старался не подавать виду, что нервничает сильнее обычного.       Мобэй ещё несколько секунд провёл в «подвисшем» состоянии, но в конце концов хотя бы сменил выражение лица — теперь он скорее проявлял интерес, чем просто злился. И всё равно ощущение было какое-то недоброе. Его король определённо был очень недоволен чем-то, но говорить совсем не хотел. Тут оставалось только либо не придавать этому внимания, что в текущих обстоятельствах как вариант не рассматривалось, либо клешнями вытаскивать из внезапно вновь заледеневшего Мобэя хоть какую-то информацию, а потом по крупинкам собирать полную картину. Самолёт давно привык, что его король то и дело замыкался в себе, когда его что-то беспокоило, но он и сам был не без этого — щебеча о любой мелкой неприятности направо и налево, по-настоящему серьёзные проблемы редко когда обсуждал хоть с кем-то. Недавно только более-менее доверился советам Братца Огурца, и то стараясь не посвящать его в очень уж большое количество деталей. И, конечно, любимое его детище было своему творцу под стать.       — Мой король, эм… Вы… Вы в порядке? — его настойчивость всё же вырвала Мобэя из транса и тот приподнял голову, смотря теперь прямо на Самолёта.       Ему показалось? Или это недоверие сковало кобальтовые глаза?       Да что творилось в его голове? «Мой король», — нервно подумал парень, — «Мне было бы гораздо легче понять, что случилось, если бы вы сказали прямо. Потому что сейчас мне ещё страшнее, чем во сне, право слово».       Мобэй тем временем… думал. Ну, это громко сказано — в голове опять был какой-то хаос, похожий на вчерашний, и выловить из потока сознания хотя бы одну связную мысль было сложно. Впрочем, вчерашний и сегодняшний его ступор были очень тесно связаны.       Если подумать, он, конечно, не знал, кто писал те сообщения. Были ли они вообще предназначены Цинхуа? Наверное, всё же, были — телефон-то, в конце концов, принадлежит ему. И кем бы там ни был этот Непревзойдённый Огурец (что за странное имя?), он назвал его Самолётом. Мобэй, конечно, не был уверен, правильно ли прочитал слово (всё же, такого сочетания графем он ни разу не видел, но по смыслу и прочтению подходило), но если он не ошибся, то… Вчера он как раз слышал о каком-то пропавшем пару недель назад Самолёте, Пронзающем Небеса (серьёзно, люди в этом мире носили очень диковинные имена), напрямую связанным с этой то ли книгой, то ли легендой, о существовании которой он случайно узнал вчера.       Сложить два и два было довольно просто — вероятно, Цинхуа как раз и был непосредственным участником этой истории. Только вот это означало, что его человек умолчал о чём-то гораздо более важном, чем казалось изначально. Мог ли он быть непосредственным автором? Если да, то… его связь с этим миром всегда была гораздо прочнее? Он возвращался сюда хотя бы раз за эти двадцать лет? Зачем ему было рассказывать местным о том, что происходило в его, другом мире, никак с этим не связанным? Или же ещё до своего попадания сюда он как-то узнал о существовании другого мира? Но откуда? Было ли это как-то связано с той взбалмошной небожительницей?       Вопросов было слишком много, зато ответов Мобэй найти не мог. Было понятно только одно — всё же Цинхуа ему солгал. Точнее, нет, не так — недоговаривал что-то много лет. А ещё… Мобэй редко когда чувствовал страх, но сейчас он откровенно боялся вот этого низенького, тщедушного паренька, что так взволнованно смотрел на него во все свои большие карие глаза.       Цинхуа оказался гораздо загадочнее, чем ему всегда казалось. Его тайны теперь измерялись не бытовыми мелочами или человеческими переживаниями, а перешли на такой уровень, до которого, пожалуй, даже Цзюнь-шану было далеко. И Мобэй чувствовал себя почти что преданным, готовым впасть в ярость. Но когда Цинхуа, всё ещё, кажется, искренне обеспокоенный, со смешными очками на лице и весь похожий на запуганного кролика, пододвинулся ещё ближе и неловко начал мяться, ожидая ответа… Мобэй совсем не знал, что почувствовал в тот момент. Его парализовало от всех мыслей, эмоций и переживаний. От того, каким внезапно сложным всё оказалось и как он совсем не мог понять, что делать дальше. Он хотел спросить Цинхуа, услышать объяснения и может даже, как вчера, перестать придавать этой информации такое уж большое значение. Но ему казалось, что это всё было очень и очень важно. Что, если он всё правильно понял, то всё навсегда изменится и, вероятно, не в лучшую сторону. И, самое главное, он боялся, что Цинхуа снова соврёт. А ему, размякшему от человеческой заботы, захочется поверить.       Он явно сдавал позиции, и виноват был в этом никто иной, как Шан Цинхуа… которого он, как ни старался, не мог больше ненавидеть.       — Мн, — он выдавил из себя что-то неопределённое, но человека это, кажется, немного успокоило.       — Вы уверены? И всё же, что-то случилось? — Цинхуа сел на соседний стул, глядя всё так же внимательно, а потом, не дождавшись ответа, едва слышно вздохнул и сказал уже серьёзнее, — Мой король, я… Этот Цинхуа разговаривал во сне?       Мобэй свёл брови у переносицы и посмотрел на собеседника сконфуженным, всё ещё недовольным взглядом. Причём тут это? Будто из невнятного бормотания можно было хоть что-то понять.       — Да.       Цинхуа вдруг резко встрепенулся и, как часто у него бывало, замахал руками и начал тараторить, потупив взгляд:       — Ох, мой король, этому Цинхуа ужасно жаль! Я совершенно не хотел. Понимаете, людям иногда снятся такие сны, что… В общем, пожалуйста, если я сказал что-то недостойное то, умоляю, простите своего нерадивого слугу! Я…       Мобэй поднял руку, жестом останавливая словесный поток. Даже не верилось, что несколько секунд назад он побаивался этого парня, который чуть ли не со слезами на глазах умолял простить его за то, что он разговаривал во сне.       — Это неважно. Ты разговариваешь неразборчиво, — вдруг Мобэй задумался и уточнил, — Что тебе снилось?       — Ах, это… Ничего, совсем ничего! Точнее, что-то снилось, но этот Цинхуа совершенно ничего не запомнил, — впрочем, посмотрев на Мобэя, он понял, что того такое объяснение не устроило и не убедило, — Просто… После пробуждения мне показалось, что это было нечто смущающее. Этот Цинхуа знает, что у него есть позорная привычка говорить во сне, так что ему показалось, что он мог во сне произнести что-то… не то.       Мобэй сощурил глаза, понимая, что тут что-то не сходится. Опять.       Самолёт понял, что снова не то. Ну не мог же он сказать своему королю, что ему приснилась гомоэротичная попытка собственного убийства с его участием? Он, конечно, был неловким свежеосознанным геем с вечным бардаком в голове, но эту информацию он всё же хотел бы пока что оставить при себе. Самому бы сначала разобраться.       — Неважно, — в конце концов Мобэй просто отмахнулся, снова погружаясь в свои мысли.       Ему правда хотелось верить, что вся ложь Цинхуа действительно не несла в себе дурных намерений. Была вынужденной. Что он скажет правду, если спросить. Но прямо сейчас Мобэй всё же слишком тревожился от мысли, что мог ошибиться.       Что же его человек сделал со своим повелителем? Как довёл его до такого раздраенного состояния? Эта неопределённость душила и Мобэй уже успел горько пожалеть, что позволил себе расслабиться и поддаться на все эти эмоциональные штучки. Он ненавидел быть слабым, но сейчас, согласившись играть по чужим правилам, оказался позорно уязвимым и почти что бессильным.       — Мой король… — притихший голос звучал взволнованно, почти жалобно, и сердце Мобэя снова предательски ёкнуло. Учитывая ситуацию, в которой он оказался, это начинало раздражать. Неровен час, как он окончательно разозлится, и тогда… Что ж, будь что будет.       — Хватит мямлить, — Мобэй стукнул кулаком по столу, не в силах сдержать раздражение, и встал из-за стола, но вид испуганного Цинхуа снова… — Всё в порядке. Ты… Ты не завтракал.       Затравленность во взгляде Цинхуа постепенно начала отступать. Честно? На это было даже больно смотреть. Мобэй обещал себе не причинять своему человеку вреда, но теперь… Что-то пошло не так. Всё пошло не так. Катилось к чёртовой матери прямиком в Бездну. И Мобэй понимал, что есть только один способ это исправить. Просто ему надо успокоиться. Вернуть хотя бы частично своё хладнокровие, потерпеть немного и задать вопрос. Но не сейчас. Чуть попозже.       — Мой король, этот Цинхуа не голоден, всё в порядке.       — Цинхуа.       — Мой король, умоляю, не смотрите так… так. Я… Этот Цинхуа точно не сделал что-то, что могло вас расстроить? Вы выглядите очень напряжённым. Если я где-то провинился, то…       Мобэй, уже достававший продукты из холодильника, вновь замешкался, но он уже начал постепенно брать себя в руки. Всё в порядке. Без резких движений, без поспешных умозаключений, без гнева и беспокойства надо было потерпеть хотя бы до вечера. Сейчас… он мог позволить себе несколько часов пусть и ложной, но спокойной и приятной идиллии, пока всё не рухнуло с оглушительным треском?       — Этому королю просто надо кое-что обдумать. Думаю, это стоит обсудить позже, — он закрыл холодильник и, завязав волосы, принялся готовить, не замечая, что где-то за его спиной Цинхуа готов был после этих слов упасть в обморок.       — Что ж, я… Хорошо, я-я понял, — брякнул Самолёт, нервно теребя пальцы, — Эм, мой король, может… Может, вам помочь?       — Не стоит.       — Но в четыре руки будет быстрее, разве нет?       — Так всё же ты голоден? Зачем тогда говорить, что нет?       — Дело не в этом! Ну, может, совсем немного. Но просто… Мой король, вы сами-то ели?       Честно говоря, Самолёт в попытках успокоиться просто схватился за первую шальную мысль, которая несколько сгладила его тревожность. Возможно, Мобэй просто сам ничерта не ел с утра, пока его дурной человек бессовестно дрых, а оттого и разозлился из-за какого-то пустяка. Впрочем, раз он сказал, что им нужно будет обсудить что-то позже… Но, эй, мог он попробовать? К тому же, Мобэй постоянно готовил для него, а Самолёт с момента их трансмиграции сюда подошёл к плите дай бог два раза. Его брала какая-то странная гордость за то, что его идеал возится ради него на кухне по полдня, но всё же, наверное, было бы правильно, сделай и он для Мобэя что-нибудь такое же хотя бы раз? Особенно сейчас, когда Самолёт уже признался себе, что не прочь бы провести жизнь у него под боком.       — Пустяки, — отрезал Мобэй, но Цинхуа вдруг оказался совсем близко и, неловко улыбаясь, взял в руки разделочную доску, — Что ты делаешь?       — И всё же, мой король, я настаиваю, — честно говоря, чем бы он там ни расстроил своего короля, Самолёт хотел пойти на мировую. Но, кажется, всё было не так уж плохо, поэтому он счёл возможным, что они оба накрутили себя по мелочи и маленький момент взаимопомощи решит все их проблемы. По крайней мере, пока на него не смотрели с ненавистью и не пытались прибить, можно было попытаться, верно?       — Как знаешь, — Мобэй вздохнул, признавая поражение, и огляделся по сторонам, — Займись супом. Бульон стоит в холодильнике.       — Хорошо! — Самолёт почувствовал облегчение, решив, что всё действительно было не так ужасно.       А ещё это было так знакомо… Как тогда, в первый день, когда ещё Мобэй предлагал ему помочь, а не наоборот. Нарезал овощи и выглядел немного потерянным, но таким домашним, что хотелось смотреть, не отрываясь. Впрочем, сейчас он тоже был не в своей тарелке. Это было очевидно, но пока Мобэй не скажет, что его волнует, Самолёт совершенно ничего не мог сделать, пускай и очень хотел. Но он готов был дать своему королю сколько угодно времени. Самое страшное они уже пережили — годы непонимания и разницы восприятия отняли у них много хороших моментов. А как он теперь понимал, они вполне могли бы быть, найди они путь к взаимопониманию раньше. Теперь всё обещало быть немного сложнее, учитывая его чувства, которые вполне могли остаться неотвеченными, но Самолёт решил просто подойти к вопросу ответственно и осторожно. Не рубить с плеча, а спокойно всё обдумать и постепенно, осторожными вопросами и намёками выяснить… готов ли вообще Мобэй попробовать полюбить его?       Вскоре суп был готов, а Мобэй как раз закончил перемешивать рис и мясо с овощами. И после того, как они поели, казалось, Мобэй и правда стал спокойнее. По крайней мере, складка меж бровей исчезла, и пусть в позе читалось общее напряжение, он больше не выглядел злым или раздосадованным. Это уже был маленький прогресс!       — Мой король, это, как всегда, было чудесно! — еда и правда была божественной (точнее, демонически хорошей) и Самолёт подумал, что если не похерит их общение, то надо будет выяснить, как и когда Мобэй-цзюнь научился так вкусно готовить человеческую еду.       — Не преувеличивай, — мужчина, конечно, не поймал в его словах неискренность, но и обольщаться похвалой оказалось несколько сложнее, — Что дальше?       — В смысле?       — В смысле, она просила о чём-нибудь ещё?       — А, это! Нет, я так не думаю. Мне кажется, нам просто надо делать всё, как раньше. Кстати, насчёт этого, — Самолёт задумчиво почесал голову и затараторил уже чуть тише, — Сколько сейчас времени? Я не слишком долго спал? Если не слишком поздно, мы можем поехать в горы? Отсюда до лесопарка ехать не так уж и долго, но я думаю, вам понравится. Там довольно красиво, хотя ходить может быть немного тяжело. Впрочем, для вас это не должно быть проблемой. Разве что надо надеть удобную обувь. Эм… А где мой телефон? Я посмотрю, как нам добраться. Если начнём собираться сейчас, то доедем без проблем и сможем побыть там до вечера. Я так смотрю, солнце уже ближе к горизонту, так что пробудем мы там не очень долго, но всё равно должно быть здорово. Как вам идея?       Мобэй едва не потерял нить сбивчивых рассуждений, но всё же кивнул. Горы так горы. Ему уже было не особо важно, где ходить. Парень тем временем юркнул в кабинет и вышел уже с телефоном в руках. Мобэй взглянул на маленькую коробочку с некоторым беспокойством, но потом перекинул взгляд на Цинхуа и не увидел совершенно никакой реакции. Он не знал, увидел ли уже его человек те сообщения, но тот был совершенно спокоен. Ни замешательства, ни задумчивого бубнения под нос, что, мол, ему пишут какие-то странные люди и называют его не менее странным именем.       Наверное, его догадки всё же были верными. Мобэй чувствовал, что ещё немного и у него просто заболит голова. Держаться было тяжело, но он почему-то не хотел выяснять отношения прямо здесь и сейчас. Странно было признавать, но это место стало для него слишком уютным и это ощущение не хотелось терять. По крайней мере не сейчас. А потом, может, если всё будет хорошо… снова какая-то человеческая мечта, но может у них получится создать нечто подобное и в Северных Пустошах? Потому что видели высшие силы, Мобэю правда будет не хватать того, что он так боялся потерять сейчас и что останавливало его от обычного решения проблем посредством агрессии.       Как бы холод недоверия ни старался сковать его сердце, тепло, которое ему подарила жизнь с Шан Цинхуа, уже растопило его до такой степени, что, наверное, он никогда больше не сможет быть тем же. Чем бы вся эта странная история ни закончилась в итоге.       Пока Мобэй думал о своём, переодеваясь в спальне, Самолёт нервно посматривал на телефон. Он не думал, что если проспит одну из возможностей поговорить с Шэнь Цинцю, то это будет чем-то страшным. Но учитывая, что тот прислал, возможно, лучше бы он всё же проснулся пораньше.

[Чат с пользователем Непревзойдённый Огурец]

Непревзойдённый Огурец Ого, неужели кто-то наконец-то понял то, о чём я тебе уже добрую неделю талдычу? Система меня не обманывает? Поздравляю, добро пожаловать в клуб! Ладно, поиздеваюсь над тобой потом, а сейчас кое-что важное: Система прислала новое задание. Ты, конечно, будешь ныть сто лет, но награда того стоит.

[Оповещение Системы: доступен квест «Признание». Награда: 5000 баллов. Учитывая количество накопленных пользователем до этого момента очков, при успешном завершении квеста, пользователь получит возможность вернуться в мир «Пути Гордого Бессмертного Демона 2.0»]

Непревзойдённый Огурец Самолёт, это, вообще-то, важно. Не хочешь взять свой телефон в ручки наконец? Если ты спишь, то я просто не могу поверить, что Мобэй-цзюнь ещё не прибил тебя за сон до обеда Ладно, сам потом всё прочтёшь, но если до вечера что-то случится, то сам виноват (¬ ¬)       Что ж, он феноменально проебался, пропустив утреннее общение с Братцем Огурцом! Не то чтобы он не понимал задачу, но это было как-то чересчур! Быстро, слишком быстро, он не был морально готов. Нет, конечно, у квеста не было ограничений по времени, но сам факт его наличия уже оставлял такое чувство, будто электронная мегера слишком его торопит. Неужели никто не собирался дать бедному Самолёту хотя бы минуту покоя? Сначала он еле заснул после внезапного осознания своих дурацких чувств, потом тот бешеный сон, а не успел успокоиться, как Мобэй-цзюнь стал подозрительно на него морозиться. И теперь ещё вот это! Возможно, Система просто решила добить его особо изящным способом. Подстрекание с её стороны совершенно не способствовало процессу думания и попыток взвесить все «за» и «против».       И как бы он ни хотел повременить ещё хотя бы несколько дней, что-то ему подсказывало, что решение придётся принять быстрее, чем он хотел бы.

***

      Самолёт уже сто раз проклял себя, предложившего пару часов назад сгонять в лесопарк. Да, конечно, дорогой комнатный задрот, это просто замечательная идея! Нетренированная тушка обязательно без особых проблем переживёт поднятие в ебучую гору. Так он думал, что ли? Или просто забыл, что нихрена он сейчас не бессмертный заклинатель, всю юность тренировавший тело и дух. Да и, признаться, даже во второй своей жизни он не уделял самосовершенствованию больше, чем ожидали от адепта Аньдин (то есть минимальнейшего минимума), поэтому тоже страдал иногда от таскания тяжестей и долгих переходов, которые для его собратьев были пустяком. Но сейчас — боги, это был просто форменный кошмар! Но, с другой стороны, несладко тут было только ему одному.       Мобэй, что ожидаемо, держался бодрячком и без особых проблем ходил по тропинкам то вверх, то вниз. И, кажется, его настроение улучшилось. Грешно, конечно, было так говорить о любимом мужчине, но его король сегодня напоминал какого-нибудь зверя в клетке. Возможно, он просто сходил с ума от необходимости почти постоянно находиться в небольшой квартирке, и ему просто надо было выйти на простор, чтобы перестать нервничать. Самолёт, конечно, не хотел думать, что выгуливает его, но по-другому это действо и правда нельзя было назвать. Впрочем, с другой стороны, кто он такой, чтобы судить Мобэй-цзюня, короля бескрайних Северных Пустошей, за любовь к активному образу жизни? Опять же, Самолёт сам его таким создал и прекрасно знал, что мужчине требовалась жизнь, в которой он в любой момент мог получить адреналин во время кровавого боя с другим демоническим лордом или охоты на какую-нибудь гигантскую опасную северную тварь.       И, честно говоря, это и правда заставило его пересмотреть свои недавние мысли. Может… ему стоит сказать всё сейчас?       В конце концов, Мобэю и правда в этом мире было не место. Нет, конечно, будь Самолёт побогаче, поуспешнее, не таким затворником-неудачником в конце концов, то он смог бы показать своему королю гораздо больше. Этот мир был огромен и великолепен — сколько в нём было прекрасных мест и невероятных людей, сосчитать было невозможно. Как бы Самолёт ни любил вселенную «Пути Гордого Бессмертного Демона», он прекрасно отдавал себе отчёт, что она никогда не смогла бы сравниться по масштабности и необыкновенности с его родным, огромным миром. И ему ужасно бы хотелось, чтобы Мобэй увидел весь этот простор, всю эту красоту, и даже всю грязь и мерзость — потому что и в ней тоже было что-то важное, потому что без неё невозможно было в полной мере осознать всё очарование старой-доброй Земли.       Но у него не было такой возможности. И, оставаясь здесь, он и правда словно держал в малюсенькой клетке величественного снежного барса. Мобэй ничего не говорил, доверившись ему, но понятно ведь было, что он недоволен. А сейчас, когда они остановились на минутку, Самолёт готов был поклясться, что во взгляде глубоких кобальтовых глаз, направленных на панораму города, расстилающегося под ними, было что-то даже жалобное.       Может, и странное сегодняшнее поведение тоже было следствием того, что прошло уже три недели, а они так и не приблизились к возвращению? Самолёт уже не знал, что и думать — его король всё так же отмалчивался и только изредка на него поглядывал — но звучало логично. Конечно, Мобэю, плохо переносящему все изменения, сейчас приходилось несладко, и конечно он хотел вернуться в привычное место к своим стандартным делам. Да и Самолёт, признаться, более чем скучал по своей жизни в качестве Шан Цинхуа. Повидать родные края было здорово… Но весну он всё же и правда больше любил проводить на Аньдин. Или в Северных Пустошах, которые он теперь так хотел увидеть «в цвету».       — Цинхуа? — голос Мобэя раздался откуда-то дальше, и Самолёт понял, что, пока задумался, его спутник уже прошёл выше по дороге.       — Ох, прошу прощения, уже иду! — брякнул он ослабшим голосом, и в ответ на это Мобэй слегка нахмурился.       — Ты устал, — не вопрос, а констатация факта, но Самолёт только отмахнулся.       — Ерунда, мой король. Просто, возможно, мне надо немного посидеть.       — Мы можем спуститься к подножью.       — Нет-нет, что вы! Вы же хотели подняться выше? На вон ту смотровую площадку, — Мобэй кивнул и Самолёт неслышно вздохнул, — Тогда давайте… Если я правильно помню, там чуть дальше была небольшая терраса со скамейками. Если вы позволите, этот Цинхуа передохнёт немного, и мы продолжим путь?       Мобэй снова кивнул и они поднялись чуть выше — действительно, память не подвела Самолёта, и приятные на вид удобные скамеечки действительно всё ещё стояли в окружении нескольких деревьев и живописных горных камней.       — Ах, слава богам, — парень плюхнулся на одну из них, после чего начал разминать ноги, — Я уж испугался, что их могли убрать. Прошу прощения, мой король, этот Цинхуа не рассчитал свои силы и теперь нам придётся немного задержаться.       — Ничего, — буркнул Мобэй, сев рядом, — Здесь ты тоже бывал раньше?       — Да, но очень давно. В раннем детстве, если быть точным. Но мне всегда помнилось, что тут очень красиво, и хотелось когда-нибудь прийти вновь.       — Этот парк не так далеко от дома. Почему только сейчас? — казалось, Мобэю и правда было интересно. Прогулки, право слово, благотворно на него влияли.       — Ну… Было не с кем? — честно признался парень и неловко улыбнулся, — Одному скучно. Так что… Спасибо, что составляете мне компанию?       Мобэй только хмыкнул, продолжив рассматривать окружение.       — Мне показалось, это место очень похоже на один из пиков Цанцюн.       — Байчжань? Ах, да, это пот… Кхм, и правда очень похоже. Я тоже был поражён.       Самолёт едва поймал себя за язык, чуть не сказав «потому что это место и послужило для него прототипом». К счастью, от накатившего чувства неловкости он вернулся к своим ногам и не заметил, что Мобэй странно посмотрел на него.       — В любом случае, я и сам хотел бы подняться на вершину. На вон ту, я имею в виду, в которой мы шли. До самого верха этот Цинхуа, наверное, не выдержит, хаха, — он нервно посмеивался и всё ещё пытался забить паузы своим бодрым щебетанием, после его, почувствовав, что уже не был таким уставшим, вскочил на ноги, — Так что давайте поторопимся. Солнце уже садится, а нам надо будет ещё успеть на автобус до дома. Такси отсюда стоит бешеных денег, я уверен.       Мобэй неторопливо встал и последовал за ним. Самолёта, честно говоря, немного мандражило. Он так резко и быстро изменил курс мыслей, что совершенно не был морально готов к тому, что собирался сделать. Признаться Мобэю… Боги, его сейчас будто лихорадило. Честно говоря, с каждым шагом вперёд всё сильнее хотелось развернуться и убежать.       Он был неловким девственником, державшимся за ручку буквально пару раз — и собирался сейчас сказать три заветных слова мужчине своей мечты в надежде на взаимность. Это определённо будет фиаско и полнейший провал. Но может, объясни он ситуацию, Мобэй хотя бы не будет слишком резким в своём отказе. Хотелось, конечно, верить, что сейчас его подхватят на руки и, признавшись в ответ, страстно поцелуют, но, увы, он не был диснеевской принцессой или хотя бы одним из главных героев сопливой подростковой дорамы. Надо было смотреть правде в глаза и идти на смерть с гордо поднятой головой. Он примет отказ как взрослый человек и даже не будет потом плакаться Братцу Огурцу в жилетку дольше недели! Ладно, может двух. Месяц — край.       Мобэй довольно быстро обогнал его, и через десять минут они уже взбирались по ступенькам на смотровую площадку. Когда они поднялись, наверху никого не оказалось — им навстречу спускалась семья с двумя детьми, но кроме них, видимо, в такой час больше никто не хотел любоваться красотой города с высоты. Не то чтобы Самолёт жаловался — по крайней мере, никто кроме Мобэя не увидит его феноменальный позор! Да и, честно говоря, вид был красивый, и совсем не хотелось делить его с кем-то, кроме его короля. Парень смутно вспоминал, что и тогда, в детстве, родители тоже водили его на эту площадку. К несчастью, это случилось как раз за пару месяцев до их громкого развода, так что воспоминания не приносили Самолёту особой радости. И теперь он, получив второй шанс на то, чтобы запомнить это место в хорошем свете, собирался ещё более грандиозно его похерить, разбив себе сердце.       С этого ракурса ничего из благоустройства нижних ярусов горы не было видно — всё закрывали размашистые кроны деревьев. Некоторые из них были покрыты цветами, и эти яркие пятна несколько разбавляли едва ли не аскетичную картину. Конечно, смотровая площадка была красивой, аккуратной и, кажется, недавно отремонтированной, но её дизайн был подчёркнуто прост, без изысков и лишних украшений. Да они и не были нужны, потому что вид на город с террасы открывался фантастический — каждое здание, каждый маленький огонёк просматривался с высоты, и обычные новостройки даже смотрелись очень интересно, будучи маленькими детальками огромного города. Эти огоньки и были основным источником света — постольку поскольку в столь позднее время здесь уже почти никого не бывало, никто не стремился обустроить тут иллюминацию, как в других более популярных парках или общественных местах. Впрочем, так было даже красивее. И, опять же, удобнее для Самолёта, который, он был уверен, уже начинал краснеть, как рак. Жалко только, теперь уже было сложнее рассмотреть Мобэя на фоне вечернего города. Хотя даже его слегка подсвеченный силуэт выглядел замечательно. И весь он, пусть даже печальный, смотрелся так величественно, так по-королевски, оперевшись руками на перила на краю террасы, словно повелитель, осматривающий свои владения, и так его рубашка, слегка взмокшая от пота, красиво обрисовывала мышцы спины, и так Самолёт хотел, чтобы этот момент никогда не заканчивался и, если это ещё один сон, чтобы он не просыпался…       — Здесь действительно… приятно, — Мобэй сказал это низко, тихо, и едва повернулся к спутнику, всё ещё стоящему у лестницы, — Цинхуа?       — А, да, я… Иду! — он всё ещё ужасно нервничал и думал, что, может, лучше всё же остаться поодаль, чтобы иметь возможность убежать куда подальше и не светить своим разордевшимся лицом, но то, как Мобэй позвал его, будто правда хотел, чтобы он был рядом… Ноги сами двинулись к нему.       И так же сами, уже на подходе, запнулись о слегка приподнятую доску. Самолёт полетел, но не так, как полагалось бы летательному аппарату, а так, как только он умел — носом вперёд прямо в ограждение. К счастью, его довольно быстро поймали сильные руки… Ох, боги, это всё обязательно должно было становиться только более неловким с каждой секундой?       — Мой король, я… Это… Прошу прощения, — промямлил он, вставая на ноги, пока его всё ещё поддерживал Мобэй, — Не разглядел в темноте. Эм… Вам правда нравится?       Ладони с его плеч… не спешили убирать, скажем так. Самолёт еле нашёл в себе силы поднять глаза, и увидел, что на него смотрят с какой-то странной смесью беспокойства и горечи. Он всего лишь упал? Он снова сделал что-то не так?       Может, и правда следовало отложить всё на другой день, но он хотел, чтобы его первое (и, вероятно, последнее) за почти 60 лет жизни признание в симпатии было красивым. Хотя бы будет, что вспомнить.       — У тебя жар? — Мобэй задумчиво отодвинул руку и перенёс её на лоб. Такое знакомое прикосновение, но, впрочем, он сам научил Мобэя этому жесту буквально вчера. Просто в связке с его сном… Самолёт просто надеялся, что он не был вещим.       — Нет, я так не думаю. Скорее… Ах, да, это из-за подъёма! Сейчас это пройдёт, честно! — затараторил парень, и Мобэй словно нехотя перестал его касаться. Самолёт даже почувствовал разочарование, чувствуя, как едва уловимое ощущения от прикосновений всё ещё танцует на его коже. Зато взгляд, обращённый на него, остался таким же потерянным. Парень только хотел было спросить, что же всё-таки мучает Мобэя, как услышал в воздухе гудение. Не очень вовремя.       — Что это? — мужчина, несомненно, тоже услышал странный звук и сразу взглянул наверх, ища его источник.       — О, мой король, помните, вы спрашивали про самолёты вчера? Вот это он сейчас летит где-то над нами. Правда, я не вижу… А, вот он! — парень заметил, наконец, сигнальные огни почти что прямо над ними и, легко похлопав Мобэя по руке, привлёк к себе внимание и указал на него пальцем, — Видите?       Мобэй кивнул и проследил за удаляющимся лайнером с мигающими огоньками, пока тот не исчез где-то вдалеке. Правда, кажется, это его вовсе не обрадовало — лицо мужчины сделалось ещё более скорбным, после чего он тяжело вздохнул и снова схватился за плечо Цинхуа. Не слишком сильно, но гораздо более требовательно.       — Цинхуа, нам надо поговорить.       Самолёт чувствовал, как душа покидает его бренное тело. Мобэй, конечно, не мог знать, но он ненавидел эту фразу. Все ненавидели эту фразу! Она никогда не предвещала ничего хорошего, и если разговор не начинался сразу же после неё, то весь промежуток времени между «нам надо поговорить» и «мы говорим» превращался в адский кошмар. И сейчас ему оставалось только застыть и приоткрыть рот в попытке что-то выдавить, но… Немного запоздало сердце, на секунду словно замершее, и забило тревогу. Он почувствовал резкий прилив адреналина и ещё больший страх, чем был до этого. И срочно захотелось что-то сделать, обязательно хоть как-то избежать этой ситуации, и если не вырваться и убежать, то хотя бы сказать уже, наконец, самую глупую и страшащую его вещь — тогда хотя бы не о чем будет жалеть.       — Мой король, подождите, — Самолёт схватился за ладонь, сжимавшую его плечо, и, разъединив их, сжал в своих руках крепко и судорожно, будто это Мобэй собирался от него убегать и надо было задержать его любой ценой, — Мне надо сказать вам кое-что очень важное.       — Цинхуа, это… — Мобэй хотел было продолжить, но у Шан Цинхуа была довольно интересная особенность, которую он проявлял уже не раз — стоило ему рассердиться или по-настоящему испугаться, как он начинал пороть вообще всё, что было у него на уме, без купюр и цензуры.       — Нет, погодите, дайте мне закончить! — он ещё сильнее сжал прохладную ладонь в своих руках, но, поняв, что переборщил, всё же ослабил хватку, — Простите, я… Нет, ладно, сейчас не до этого. Мой король, это очень важно и это связано, в том числе, и с тем, насколько быстро мы сможем вернуться. Я не хотел вот так сразу говорить вам нечто подобное, потому что понимаю, что ситуация сложная, и вы наверняка совершенно в этом не заинтересованы, потому что этот Цинхуа всего лишь ваш верный слуга, но позвольте…       — Цинхуа, — уставший голос, но беззлобный — словно обухом по голове.       Самолёт набрал в лёгкие побольше воздуха, будто собрался закричать, но на деле это была лишь отчаянная попытка унять огонь в груди, и сказал тихо, так, что даже будь рядом кто-то, кроме Мобэя, только он один смог бы услышать:       — Мой король, этот Цинхуа уже более двадцати лет как любит вас.       Весь мир застыл и Самолёт вместе с ним. Где-то на фоне шуршали обдуваемые ветром листья и даже доносились звуки мельтешащих по городу машин, но всё это было слышно будто через толщу воды. Парню казалось, что он сейчас упадёт в обморок, но только на этот раз в самый настоящий. Такие простые слова не должны были даваться ему столь тяжело.       Но руку Мобэй из цепких ладоней не вырывал. Не рычал и, кажется, даже не смотрел с презрением. По крайней мере, Самолёт чувствовал на себе пристальный взгляд, но не ощущал никакой враждебности. Это… неужели его страхи были чуть более беспочвенными, чем казалось? Он, смотревший до этого под ноги, медленно поднял взгляд.       Самолёт готов был поклясться, что не только у Мобэя, но и вообще у хотя бы одного живого существа во всех мирах не видел ни разу в глазах такой бури эмоций. Мужчина просто стоял в ступоре, будто ожидая продолжения, пояснения или хотя бы слёзных извинений, но… А что тут ещё было сказать? Да и не смог бы он больше выдавить из себя ни единого звука, даже если бы и захотел.       Наконец, через пару мгновений, которые по всем канонам драмы казались испускающему дух Самолёту вечностью, Мобэй пару раз моргнул и смотрел теперь скорее изучающе. В его глазах всё ещё отражались огоньки с подножья горы и это было так красиво… Парень даже забыл, что боялся чего-то. И что сказал только что вещь, которую боялся произносить больше всего на свете.       — Вы… Не обязаны отвечать, мой король, я…       Его нижнюю половину лица накрыла вторая ладонь Мобэя, пока вторую он всё ещё сжимал в своих руках. Когда он прикрыл рот, поняв, что от него сейчас требуется замолчать, Мобэй внезапно переместил её чуть вниз, мазнув большим пальцем по губам. Конечно, парень сразу позорно вздрогнул, но глаз не отвёл. Храбрился до последнего.       — Шан Цинхуа… Что же ты делаешь с душой этого короля? — мужчина буквально выдохнул эти слова и прижался ближе, снова напоминая своему прислужнику обо всех его потаённых страхах. Но мир его окончательно разбился вдребезги уже после следующей фразы, — И что же ты ещё скрываешь от меня… Самолёт, Пронзающий Небеса?       По ужасу, шоку, неверию, отразившемуся в широко раскрывшихся сразу после этих слов глазах, Мобэй понял, что точно не прогадал. Только если совсем недавно мысль о том, что его Цинхуа мог оказаться совершенно не тем, кем всегда казался, вызывала скорее злость или досаду, то теперь он чувствовал себя так, словно загнал на охоте редкого зверя. Азарт, адреналин, внезапно накатившее возбуждение — такие невероятные ощущения всего от нескольких слов пьянили.       Мобэй не знал, как это чувство называлось. Не знал, было ли оно любовью, страстью, было ли связано с этим странным желанием заботиться о своём человеке, демонам совершенно несвойственным. Но зато точно знал, что хочет сделать прямо сейчас. Наклонившись ещё ниже, касаясь с человеком лбами, он, всё так же не убирая ладонь с его мягкой щеки, приоткрыл рот, обнажая зубы, и… укусил Цинхуа за нижнюю губу. Его человек, стоявший до этого истуканом, резко оживился, прикрыл глаза, а потом открыл их ещё шире, после чего отпустив, наконец, правую руку своего короля, оттолкнул его.       — Блять! Больно! — вскрикнул Самолёт, отошедший уже от духовного шока и перешедший на более приземлённое резкое удивление неожиданному жесту. К чему вот это было?! Губа болела и, судя по вкусу, кровоточила изнутри. Только повыв ещё немного, парень, наконец, перевёл слегка заслезившийся взгляд на Мобэя… Которому он только что признался в любви, а потом с матами оттолкнул! Причём казалось, будто его король был перепуган ещё сильнее. Самолёт быстро затараторил извинения, кинулся вперёд и всеми силами пытался убедить, что просто испугался укуса, что это случайность. Мобэй, всё ещё ошарашенный, только медленно кивнул и больше ничего не сказал. Впрочем, то, что им надо было обсудить теперь, явно было разговором на несколько часов. Или дней. В общем, не на сейчас. Парень брякнул ещё несколько извинений и поспешил схватить Мобэя за руку, после чего потащил его вниз с этой чёртовой горы.       Домой они всё же поехали на такси. Молча.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.