Место для тебя

      В машине было тихо. Не так, как бывало у них дома, когда, например, они занимались своими делами или работой по дому — в такие моменты молчание ощущалось вполне комфортно, иногда даже лучше любого разговора. Сейчас было… напряженно. Пока Мобэй, подперев голову кулаком, смотрел на дорогу, Цинхуа отвернулся в противоположную сторону и весь вжался в сиденье.       В какой конкретно момент всё пошло не так? Первые дни в этом незнакомом мире, последние несколько месяцев жизни в Северных Пустошах, тот злополучный месяц и день его вознесения… Всё это было не то. Возможно, этому недоразумению было суждено произойти с самой первой их встречи. Или, того хуже, всё было предопределено ещё до неё.       Если подумать, её вообще не должно было быть. Одна эта мысль пугала того, кому уже много лет как был неведом страх.       Уходя от него после ритуала передачи силы, Цинхуа назвал Мобэй-цзюня избалованным и наглым — Мобэй бы, конечно, поспорил, но с возрастом даже к нему пришло немного смирения, а с ним и силы признать, что ему не были присущи ни терпение, ни скромность. Так, впрочем, было не всегда: до определённого момента Мобэй был довольно покладистым, доверчивым и мягким ребёнком, даже слишком мягким по меркам ледяных демонов. Его отец, ко всеобщему удивлению, поначалу не видел в этом ничего плохого, и говорил, что сын всего лишь характером вышел таким же, как его преждевременно ушедшая из мира сего мать (но совсем немного мальчик пошёл и в него, потому что пусть король не мог признать свою слабость, все могли видеть, что и ему бывала присуща излишняя, непростительная на севере мягкотелость).       По правде говоря, отец тоже был словно не от мира сего — не до такой степени, как Цинхуа, но среди своего клана Мобэй-старший славился очень своеобразным взглядом на мир. Нехарактерная для демонов забота о спокойствии внутри семьи парадоксальным образом сочеталась с полной незаинтересованностью своим единственным ребёнком, а она, в свою очередь, сосуществовала с периодически просыпающимся беспокойством о способности наследника к исполнению своей будущей роли. Возможно, отец стал таким после смерти матери — маленький Мобэй не запомнил о ней совсем ничего, а другие родственники и члены двора почти не говорили о почившей королеве, но это было единственное предположение наследного принца по этому поводу. Всё, что он знал, это что в моменты редкой нежности и заботе о своём отпрыске Мобэй-старший словно становился другим демоном. Принцу оставалось только гадать, было ли это неосознанной попыткой заменить материнскую любовь, которую малец не успел познать, или же просто очередной странностью отца, понять которую в принципе было невозможно.       Если уж говорить совсем откровенно, самым странным в поведении его отца был тот самый эпизод, когда он спас ещё совсем маленького Мобэя от людского плена. Принц был молодым, но отнюдь не глупым, поэтому прекрасно понимал, что отцу до него, в общем-то и целом, дела никакого нет. В противном случае малыш не таскался бы за своим младшим дядей и предпочёл компанию более близкого родственника. Да и стоит ли говорить, что в демонической культуре понятие заботы о потомстве отсутствовало практически полностью, что было особенно верно для северных земель, не прощающих ошибок и слабостей даже едва родившимся своим детям. Для Мобэя-старшего гораздо проще было отыскать молодую наложницу с хорошей родословной и, не размениваясь на любовь, заделать нового наследника, более, возможно, достойного по мнению тогдашнего двора, чем позволивший похитить себя принц. Тем не менее, тогдашний король, пусть и с огромной задержкой, всё же отправился в поход на соседнее измерение, вернувшись оттуда, ко всеобщему удивлению, не с трофеями для будущей матери нового наследника, а с уже всеми заочно похороненным сыном, тихо всхлипывающим в ворот мехового плаща отца. Более того, виновник злоключений принца тоже не был кроваво наказан, как то было принято. Мобэй, пусть и не помнил практически ничего из последовавших событий, был уверен, что сплетни по поводу эксцентричного поведения родителя цвели по закоулкам дворца ещё как минимум год.       В общем-то, сейчас Мобэй вспоминал об этой истории не столько из внезапного порыва сентиментальности, сколько из попыток понять, что вообще творилось в его жизни сейчас. Почему-то ему казалось, что маленькие эпизоды из юности могут дать ему подсказку.       Дело было в том, что именно после похищения отец стал обращать на сына чуть больше внимания, чем все годы до этого. Сыграл ли роль страх потерять единственного наследника и нежелание восполнять потерю или другие мотивы двигали Мобэем-старшим, но факт оставался фактом — внезапно в демоне проснулось желание периодически лично убеждаться, что из его сына вырастет более-менее достойный повелитель северных земель. Выливалось это желание как в те самые неожиданные приливы нежности, так и в чуть более частые тренировочные дуэли и даже периодические отцовские наставления.       Мобэй помнил, что в тот конкретный день было очень темно — за стенами замка бушевал привычный шторм, и редким лучам света удавалось пробиться внутрь сквозь высокие маленькие окна. Не всем наследникам клана Мобэй счастливилось унаследовать способность передвигаться в тенях, но маленькому принцу повезло. Прятаться в неосвещённых углах и силуэтах мебели он научился чуть ли не раньше, чем сделал свой первый шаг. Именно поэтому, наверное, отец тогда и привёл его в специальный тренировочный зал, огромный и ещё более холодный, чем весь остальной дворец. Если судьба одарила тебя уникальным талантом, не развивать его было бы безумием — и, признаться честно, умение бороться даже в темноте и незаметно передвигаться в тенях в дальнейшем множество раз выручало Мобэй-цзюня.       — А-Сюэ, запомни, — отец тогда бросил ему прямо в руки тяжёлый, неудобный меч, которым Мобэй так никогда и не смог овладеть в совершенстве, и даже в темноте в его взгляде можно было разглядеть нечто, что можно было понять только как печаль и тяжко осевшую на немолодых уже плечах усталость, — Тот урок, что я преподам тебе сейчас, ты обязан будешь запомнить на всю жизнь.       Это была ещё одна забавная странность его отца — звать сына по имени, которого у него никогда не было. В клане северных демонов имена были только у пришлых извне супругов, а сами северные короли и королевы носили передающийся из поколения в поколение титул Мобэй-цзюнь. Что уж там двигало его отцом, когда иногда он придумал сыну некое подобие имени (или это снова было наследие матушки?), Мобэй не знал и знать не то чтобы хотел — он давно привык к отцовским выходкам и научился не задавать лишних вопросов.       Тогда же принц, почти незаметно переминавшийся с ноги на ногу из-за тяжести непривычного оружия в своих неокрепших детских руках, просто удивлённо посмотрел туда, где стоял отец. Именно что стоял — через секунду Мобэй-старший уже бросился на него, призывая выкованные из демонической энергии клинки.       Принц, у которого едва только прорезались взрослые рожки, уже прекрасно владел построением своих собственных теневых цзяней, но оказался недостаточно быстрым, чтобы моментально призвать их. Лишь клинок в его руках мог худо-бедно отразить атаку, но, увы, с ним тогда дела обстояли ещё хуже, чем сейчас, и парню оставалось только, среагировав в последнюю долю мгновения, отбросить его подальше и шмыгнуть за ним в тень, избегая удара. Вынырнув из тьмы, Мобэй тут же схватил меч, пытаясь просчитать свои последующие действия, но его отец снова оказался быстрее, и принцу вновь пришлось спрятаться в тени. Впрочем, это тоже долго продолжаться не могло — расщепление физической формы требовало много энергии, а принц был ещё слишком молод и не умел распоряжаться ей эффективно. Поэтому через два или три таких прыжка Мобэй понял, что сил у него совершенно не осталось.       Конечно, он понимал, что победить в этой странной схватке ему было не суждено изначально, но призрачная надежда окончательно испарилась, когда секундная задержка откликнулась болью в ногах. Два отцовских клинка исполосовали его ноги, а ещё три проткнули тренировочную рубашку, заодно проходясь лезвиями по предплечью. Конечно, Мобэй-старший не ставил целью убить или сильно изувечить сына, но такой исход тренировочных матчей был делом привычным. Парень еле сдержался, чтобы не зашипеть от острой боли, и, прикусив губу, просто смотрел, как кровь медленно сочится на пол. Он не успел толком задуматься о том, что вообще произошло, как звук шагов, звонко отражавшийся от высоких каменных стен, вернул его в реальный мир, и сильная рука рывком подняла его с пола. Резкое движение отдалось болью даже там, где травм не было, но Мобэй просто терпеливо открыл глаза, сдерживая болезненное рычание.       — Запомни, — отец всего лишь держал его за ворот, но Мобэю казалось, что воздуха в лёгких катастрофически не хватает, — В любом деле может быть только один из двух исходов — победа или поражение. И только от твоих действий зависит, что ждёт тебя в конце.       Хватка после этих слов резко ослабла, и Мобэй рухнул на пол, отчего ноги заболели ещё сильнее. Радовало только то, что к концу следующего дня от ранений уже не останется и следа, но пока что приходилось терпеть.       — Знаешь, я заметил одну закономерность, — голос отца теперь звучал откуда-то из-за спины, — Любому неизбежному провалу всегда предшествуют три крупные ошибки.       — Почему… именно три? — говорить было тяжело, но пауза предполагала, что Мобэй должен как-то заинтересоваться этой странной информацией, которая, по его мнению, сейчас совсем не подходила ситуации.       — Так уж повелось. Это не особо важно.       Новая пауза подсказала, что вопрос был не тот — отец ждал какой-то другой реакции.       — И ничего нельзя изменить?       — Можно — пока ты не совершил третий просчёт. Разве ты не слышал, что я сказал тебе ранее?       — То… Что результат зависит только… От моих действий, — Мобэй прорычал это, медленно вставая на ноги, и, услышав от отца одобряющий звук, попробовал продолжить, в надежде, что тем быстрее они с этим разберутся, тем быстрее эта “тренировка” закончится, — И какие же ошибки… Я совершил сейчас?       — Не можешь догадаться сам?       В принципе, если подумать, это было довольно очевидно. На первый просчёт он был обречён изначально — будучи менее опытным, чем отец, и пока что в разы слабее его, Мобэй вынужденно принял вызов на бой, из которого не мог выйти победителем. Второй — он даже не попытался воспользоваться оружием. Да, меч был неудобный, тяжёлый и совсем не подходил ему, полагавшемуся чаще либо на рукопашный бой, либо на магию, но что мешало ему хотя бы попробовать? Прогоняя события последних пятнадцати минут в голове, Мобэй мог вспомнить как минимум три момента, когда мог атаковать отца в ответ. Ну и третье, конечно — его излишний расход энергии, которую можно было бы перенаправить и использовать более продуктивно.       — Я так вижу, ты понимаешь. В таком случае я скажу тебе кое-что другое. Тот… инцидент с твоим дядей, который до сих пор так гложет тебя… — на этих словах Мобэй едва заметно вздрогнул, но отца это только позабавило, — Тогда твоей первой ошибкой стало то, что ты доверился ему.       Мобэй за давностью лет уже не совсем точно помнил, что последовало дальше, но скорее всего отец просто ушёл или дал ему ещё пару наставлений по поводу обращения с мечом. Это было не особо важно, потому что в итоге в памяти в основном отложились лихорадочные размышления по поводу своей излишней доверчивости и того, что как минимум в его случае любые ошибки, судя по всему, непростительны, раз один раз уже чуть не стоили ему жизни, а второй — пусть и маленьких, но ранений, которые в обычной битве смогли бы стать и фатальными.       Впрочем, своё спокойствие Мобэй вернул довольно быстро, но с маленькой оговоркой — доверие ко всем окружающим, в том числе и к семье, для него теперь стало большим табу. Ко всему прочему, он стал делать всё, что было в его силах, лишь бы больше не совершать никаких ошибок и просчётов. Делал он это довольно топорно, решая большую часть проблем кровопролитием, поскольку даже самый острый ум не мог учесть всех вариантов развития событий. Повзрослев, он перестал бояться — но лишь потому, что на первый взгляд слишком уж жестокая стратегия работала, а рядом появился тот, кто, казалось, костьми готов был лечь и достать из воздуха никому неизвестную информацию, лишь бы он, Мобэй, больше не знал невзгод и лишних трудностей.       И теперь, когда последствия собственных неразумных действий и глубинных страхов нагнали его, Мобэй не мог оторвать глаз от внезапно напуганного до одури Цинхуа, равно как не мог перестать думать…       Оставался ли у него тот самый заветный третий шанс?       Первую ошибку Мобэй, очевидно, совершил ещё при самой первой их встрече, ещё даже до того, как молодой заклинатель бросился к его ногам — он недооценил Цинхуа абсолютно по всем параметрам. Кажется, тогда он сказал, что пик Аньдин, к которому принадлежал тогда ещё и правда ничем не примечательный на первый взгляд ученик внешнего круга, совсем ни на что не годен, поскольку адепты его слабы и не имеют никакого влияния даже в своей школе. Злой, наверное, шуткой обернулся тот неоспоримый факт, что много лет спустя глава именно этого пика был в ответе за процветание владений Мобэй-цзюня и большей части демонических территорий в принципе. Тогда же он решил, что человек слаб как физически, так и морально, а его заклинательские способности никогда не будут выше среднего. И опять же, каково было его удивление, когда Цинхуа то подхватывал его в воздухе, бросаясь за ним с обрыва на мече со скоростью молнии, то рисковал своей жизнью в противостоянии Лингуан-цзюню, лишь бы защитить своего короля, который даже не потрудился быть к по отношению к с своему спасителю достаточно добрым. Ослеплённый гордыней и обидами прошлого, Мобэй не смог вовремя понять простейшую истину — судить кого бы то ни было лишь по первому впечатлению было крайне глупо. И особенно опрометчиво было недооценивать Цинхуа.       Во всех мирах только лишь он один и умел ни разу не ошибиться в своих суждениях, и только теперь стало понятно, почему. Маленький провидец и правда знал всё задолго до того, как этому суждено было произойти, и свои знания сделал благословением для того, за кем пообещал следовать до самого конца. Он… и правда неровно дышал к Мобэю все эти годы. Теперь это было совершенно ясно и, наверное, вылези он хоть на секунду из этой липкой пучины сомнений, Мобэй бы всё заметил сам намного раньше.       Это и стало второй ошибкой — даже поняв, что Цинхуа не столь прост, как показалось в первую их встречу, Мобэй не попытался узнать его. История не терпит сослагательного наклонения, и теперь ему оставалось лишь гадать, как повернулась бы их жизнь, спроси он Цинхуа о почти что пророческих знаниях хотя бы лет пять назад. Если бы Мобэй обратил внимание на… да на всё, честно говоря, понял бы он, что тот, кто всегда рядом, любит его безусловно и даже слегка отчаянно?       Мобэй не мог перестать думать о том, что, задай он Цинхуа всего лишь несколько вопросов буквально в любое время за эти двадцать лет, он узнал бы всё гораздо раньше. Даже сейчас, несмотря на очевидный страх, один свой большой секрет Цинхуа без всяких просьб выдал сам, а второй, ещё больший, пусть и с неохотой, но тоже готов был оторвать от сердца, несмотря на все тяготы, которые обязательно последуют за этим решением. Сколько лет недопонимания и болезненного молчания ему пришлось вытерпеть лишь из-за нежелания Мобэя проявить хотя бы малейшую заинтересованность его жизнью и мыслями? Чувство вины, доселе едва ли ему знакомое, теперь разливалось покалыванием по всему телу. Пока они не остались наедине, Мобэю оставалось только хмуриться и пытаться не делать поспешных выводов снова.       Третья ошибка… Это было самое страшное. Мобэй не знал, успел ли совершить её. Подобные вещи, по его опыту, были хорошо видны только лишь после окончания истории — когда уже приходилось пожинать плоды своих действий, конечно, легко было рассуждать о том, что надо было сделать иначе и как стоило поступить для лучшего результата. Сейчас он ощущал себя скорее потерянным в паутине жизненных хитросплетений ребёнком, чем тем рассудительным и беспристрастным повелителем, которым всю жизнь стремился стать. Шан Цинхуа, этот загадочный провидец, этот скрытый гений, этот… самый дорогой его сердцу и самый верный ему человек самим фактом своего существования творил с душой своего короля нечто невероятное. Показывая ему другой мир, другую сторону существования, словно терпеливо ведя за руку сквозь их долгую и полную опасностей жизнь, Цинхуа, может быть сам того не ведая, достучался до чего-то давно забытого, тёплого и кроткого.       Если судьба окажется благосклонна к нему и даст Мобэю последний шанс всё исправить, если он не успел ещё пройти в своём эгоизме точку невозврата, то, видят боги и души его предков, Мобэй готов был посвятить Цинхуа всё то хорошее, что его дражайший человек взрастил в этой вздорной ледяной душе. Потому что всё это принадлежало ему по праву. Потому что всё то, о чём Цинхуа так боялся сейчас говорить, Мобэй был готов принять и отпустить. В конце концов, потому что люди же сами говорили частенько, что любовь не знает преград.       Сохранять холодный рассудок было тяжеловато. К счастью, довольно резкая остановка вернула его в чувство. Предаваться размышлениям можно было до бесконечности, но сейчас времени для этого не осталось. Лучше всего было поговорить ещё двадцать или хотя бы десять лет назад, но, так как этого не произошло, второй лучший момент был сейчас. Мобэй едва заметно вздохнул, массируя пальцами переносицу, после чего быстро и тихо вышел из машины. Цинхуа же, тоже молча, повозился в такси ещё немного, видимо, расплачиваясь с водителем, после чего вынырнул вслед за своим спутником.       Если честно, где-то в глубине души Мобэю хотелось схватить Цинхуа за руку и спокойно, но твёрдо потребовать объяснений прямо здесь и сейчас. Впрочем, что бы он там себе ни думал, его человек всегда отличался исключительной юркостью, и даже сейчас умудрился проскользнуть мимо. Быстро, едва ли не срываясь на бег, он дошёл до калитки, отделявшей тротуар от территории жилого комплекса, и только тогда осторожно обернулся, одной рукой слабо схватившись за чёрные прутья забора. Мобэй всё ещё стоял прямо у дороги, и двинулся вперёд только когда поймал на себе испуганный взгляд.       Конечно, пока они ехали, он уже успел подумать о нескольких возможных вариантах того, как конкретно Цинхуа был связан со всей этой безумной историей. Все они, честно говоря, казались совершенно фантастическими, но сам факт его, Мобэя, нахождения здесь, был подтверждением тому, что многое, казавшееся невозможным в его картине мира, где-то ещё могло быть обыденностью. Ну или по крайней мере чем-то вполне себе осуществимым. В принципе… Опять же, Мобэй почему-то твёрдо был уверен, что очень многое он готов (даже почти без лишних вопросов) спустить на тормоза и хотя бы попытаться принять и, возникни такая необходимость, простить. В конце концов, это было бы честно — на протяжении многих лет своим равнодушием он ранил Цинхуа гораздо сильнее. Что уж говорить про те бесконечные тумаки, которые, как оказалось, людям были до одури неприятны. Его человек многое терпел, лишь бы не потерять Мобэя — и теперь за этот долг он безоговорочно был готов расплатиться сполна. Долгие годы Цинхуа своей заботой защищал его в первую очередь от самого себя, но теперь Мобэю настала пора самостоятельно укрощать свой дурной характер и сталкиваться с многочисленными последствиями своих необдуманных действий.       Стоило ему подойти к калитке, как Цинхуа пролепетал что-то совершенно невнятное и открыл её, пропуская Мобэя вперёд. Тот остановился на мгновение, привычно пытаясь разглядеть выражение лица парня, но Цинхуа лишь понуро опустил голову и нервно постукивал пальцами по бедру. Впрочем, стоило Мобэю пройти дальше, как Цинхуа опять рванул вперёд. Честно говоря, пусть и было понятно, что это просто была обычная реакция его человека на опасность, в другой ситуации это даже могло выглядеть комично.       Рефлекс сработал быстрее, чем Мобэй успел закончить мысль. Он в два шага оказался ровно за спиной у Цинхуа и схватил того за руку. Парень вздрогнул и даже издал какой-то короткий писк, но сразу после этого замер, как мышка, пойманная хищником и готовая принять свою незавидную судьбу. Поняв, что это только сильнее испугало его, Мобэй ослабил хватку ровно до такой степени, чтобы она не ощущалась агрессивно, но при этом всё ещё оставалась достаточно крепкой. Надо было быть аккуратнее. Постоянно приходилось напоминать себе, что теперь придётся искать другие пути.       Им надо поговорить прямо здесь и сейчас. Иначе этот кошмар будет длиться вечно.       — Почему ты продолжаешь убегать? — его голос прозвучал на удивление тихо и даже слегка печально, пускай в нём и оставалась неизменная твёрдость.       Цинхуа не мог не заметить изменения тона и от неожиданности сам вздохнул тяжело и рвано. Впрочем, это и правда остановило его нервные попытки убежать куда подальше и спрятаться в каком-нибудь тёмном углу, как сам Мобэй частенько делал в детстве. Всё же, в некоторых вещах они были поразительно схожи.       — Я… Я не убегаю, мой король, — из-за того, что в столь позднее время на улице было уже довольно тихо, шёпот показался чуть громче, чем был на самом деле, но Мобэй знал, что Цинхуа еле-еле выдавливает из себя слова, — Честно. Просто… Это…       Цинхуа вновь глубоко вдохнул, но в этот раз уже чтобы успокоиться — силой воли он прекратил дёргаться и даже приподнял голову, до этого боязливо вжатую в плечи.       — Я понимаю, что всё… это нам надо обсудить. И, желательно, как можно скорее, но это… Я не знаю…       С трудом найденной капли храбрости и красноречия, видимо, хватило только на это. Что уж говорить, он так и не нашёл в себе сил посмотреть на Мобэя. Цинхуа только брякнул что-то про то, что им лучше присесть, и поплёлся даже не к стоящим чуть поодаль скамейкам, а просто к ближайшему поребрику, окружавшему растущую во дворе яблоню, и осел на него безвольной куклой. Мобэй с каждой секундой всё отчётливее понимал, что разговор будет ещё тяжелее, чем он предполагал. Теперь уже даже ему было сложно не нервничать, потому что мало того, что весь сегодняшний день был похож на одну сплошную дорогу погружения в безумие, так ещё и вид совершенно неспособного держать лицо Цинхуа совершенно не способствовал душевному спокойствию. Никогда, наверное, Мобэй не видел его таким потерянным и напуганным, и это ужасало его самого.       Мобэю очень дорогого сейчас стоило не злиться на себя и всю ситуацию в целом, потому что с гневом в его поведение всегда приходила жестокость в словах и действиях. Видели предки, последнее, чего он хотел сейчас и вообще когда бы то ни было в дальнейшем, так это навредить Цинхуа. Терпение его было на исходе, но Мобэй как умел старался держаться достойно. Сейчас важнее всего было сохранять достоинство и уважение.       Возможно, внезапно понял Мобэй, именно сейчас он стоял на грани — смогут ли они с Цинхуа, наконец, избавиться от недомолвок и начать всё сначала, или он своей нетерпеливостью окончательно похоронит хрупкую близость, зародившуюся между ними.       Демоны были склонны к провалам и недочётам точно так же, как и люди. Но сейчас он не мог позволить себе оступиться.       Мобэй осторожно опустился рядом, стараясь не делать резких движений. Было что-то хорошее в том, что Цинхуа всё ещё не осмеливался смотреть в его сторону — иначе он определённо испугался бы тяжелого взгляда, который мужчина был не в силах подавить.       — Т-так, я… Так, — внезапно Цинхуа снова оживился, заёрзал и уткнулся лицом в ладони, сминая пальцами чёлку, после чего помолчал ещё пару секунд и уже в который раз вздохнул, — Твою мать.       Впрочем, после этого он опять затих, пытаясь подобрать слова, с которых можно было начать свой, очевидно, долгий рассказ. Терпение Мобэя вновь стремительно ускользало.       — Значит, — видимо, придётся в очередной раз изменить привычному порядку вещей и начать разговор самому, — Самолёт, Пронзающий Небеса…       Цинхуа издал какой-то страдальческий звук, похожий на зов умирающего животного, но, судя по всему, это немного привело его в чувство:       — Это… Я… Мой король, я правда не знаю, как всё объяснить так, чтобы это звучало… правдоподобно? Это абсолютно невероятная история, и её совершенно не должно было быть, и что бы я ни сказал будет звучать как очень плохая ложь или шутка, и я не знаю…       — Цинхуа, — Мобэй устало выдохнул и прикрыл глаза, но что-то в глубине его души неуловимо радовалось вернувшейся знакомой суетливости, — Просто скажи правду, какой бы она ни была. Верить в неё или нет — это решать уже мне.       И добавил словно как-то смиренно:       — Пожалуйста.       Наконец Цинхуа посмотрел прямо ему в глаза. Слегка ошарашенный взгляд карих глаз делал его похожим на дикую зверюшку, перепуганную хрустом ветки под ногами охотника. И всё же, что бы он там ни хотел сказать, пока они смотрели только друг на друга, Мобэй был уверен, что Цинхуа действительно не собирался увиливать и лгать.       — Мой король… — внезапно Цинхуа нервно хихикнул и рывком встал на ноги, сложив руки в замок и поджимая губы, — Хорошо, но только не говорите, что я вас не предупреждал.       Парень сделал пару шагов влево, потом несколько вправо, всё ещё собираясь с мыслями, после чего внезапно остановился и, смотря куда-то перед собой, затараторил:       — Я правда знаю, что сейчас это прозвучит очень-очень глупо, и возможно даже будет лучше, если вы мне не поверите, но дело в том, что… Помните я говорил что в этом мире занимался… определённого рода работой?       — Да, но…       — Да-да, я ни разу не говорил, в чём она заключалась и, честно говоря, был даже рад, что вы ни разу не спрашивали, потому что… В общем, здесь я был писателем. И “Самолёт, Пронзающий Небеса”, это что-то вроде моего псевдонима? Для этой работы? И я… Я… В общем, я писал книгу…       Мобэй только кивнул, давая понять, что он слушает, но пытаясь не делать поспешных выводов. Цинхуа опять нервно вздохнул и продолжил, теперь уже расхаживая туда-сюда от волнения:       — Я писал… Книгу, да. Очень популярную, к моему теперь уже глубочайшему сожалению. Людям нравилось! Знаете, многие были прямо-таки в восторге, хотя, признаться, стиль был ужасный и… В общем, да, я жил на доходы с этой книги и… Она называлась “Путь Гордого Бессмертного Демона” и была про… Про очень могущественного демона-полукровку.       Нервно нарезая круги у поребрика, Цинхуа не заметил, как глаза Мобэя едва заметно округлились.       — Про сильного, красивого, любимого женщинами повелителя демонов и людей. У него было очень трагичное детство, мёртвые родители, ужасный учитель, потом его сбросили в Бездну и там он стал сильнее — короче, всё как люди любят. И я придумал довольно большой мир с кучей… всякого разного, и он просто ужасно работал, и когда я испытал это всё на своей шкуре, я сто раз пожалел, но… В общем… В общем, я… — по надрывающемуся голосу могло показаться, что Цинхуа сейчас расплачется, но Мобэй мог лишь смотреть на него во все глаза и медленно переваривать информацию, которая… действительно звучала абсолютно фантастически. Всё происходившее последние несколько недель внезапно показалось абсолютно нормальным по сравнению с тем, к чему Цинхуа очень путанно и нервно подводил свою исповедь.       — Что я хочу сказать, так это… В общем, я вроде как… Случайно... Создал мир? Ваш мир? Наш с вами? — он попытался виновато улыбнуться и развёл руками, но ошарашенный взгляд молчаливо сидящего на поребрике Мобэя вновь выбил Цинхуа из без того неровной колеи, — Я-я правда понимаю, как это звучит, но сейчас я сказал правду. Другой у меня нет. Я не посмел бы так шутить или врать вам, тем более столь нелепо. Мне жаль. Мне правда ужасно жаль.       Не зная, что ещё сказать, Цинхуа наконец остановился и обнял себя за плечи, то зажмуривая глаза, то виновато глядя себе под ноги.       Прямо сейчас он был похож на нашкодившего пса. Никак не на бога-творца.       В дороге Мобэй думал о том, что его Цинхуа мог оказаться пророком. Было бы логично, учитывая его невероятный уровень осведомлённости обо всём на свете. Иногда Мобэй ловил его в весьма отрешённом состоянии — Цинхуа задумчиво покусывал кончик любимой кисти или даже собственные ногти и смотрел куда-то словно сквозь стену, подолгу не реагируя ни на что вокруг. Вырвать его из глубочайших раздумий могло только недовольное рявканье Мобэя. Тогда мужчина вздрагивал, но сразу после довольно улыбался, просил прощения своей привычной виноватой улыбкой и часто начинал рассказывать об очередной блестящей идее, осенившей его. Признаться, его мысли и правда всегда были исключительными, иногда даже гениальными. Сколько побед они принесли Мобэю и Ло Бинхэ — не счесть. Что уж говорить про его недавно вскрывшуюся связь с той вздорной богиней. Очевидно, она была причастна к пророческим видениям главного советника Короля Севера. Думая об этом в машине, Мобэй даже не почувствовал удивления: эта догадка была самой логичной и к ней вело многое. Скажи ему это сейчас Цинхуа, Мобэй бы просто пожал плечами и перешёл к следующей теме.       Ещё он думал, что Цинхуа, возможно, мог перемещаться между мирами чаще, чем хотел говорить. Тоже странно, тоже немного обидно из-за недосказанности, но вполне возможно. Может, он не говорил Мобэю из страха быть непонятым или вероятности того, что произойдёт нечто подобное. Возможно, опять же, его опасения были как-то связаны с той сущностью, с которой Цинхуа поддерживал странный контакт. Можно даже было небезосновательно предположить, что Цинхуа просто не подумал, что его королю может быть интересна такая подробность его жизни. Если бы Цинхуа рассказал эту версию, то Мобэй, конечно, задал бы несколько особо волнующих его вопросов, но, в общем и целом, тоже принял бы ответ без особого удивления.       То, что Цинхуа сказал ему в действительности, было…       Мобэй совершенно был не готов к тому, что один из дней его жизни закончится сидением на холодном придорожном камне и признанием от его маленького нервного спутника в том, что он — бог. И не просто какой-то бог стихии или войны, а творец. Создатель всего, что Мобэй знает. И может даже…       — Ты хочешь сказать… — первичный шок прошёл и Мобэй смог задать один из тех десятков, возможно даже сотен вопросов, что теперь роились у него в голове, — Что, написав ту книгу… Ты создал другой мир?       — Да-да-да, я правда понимаю, что в это невозможно поверить и вы имеете полное право, собственно, не делать этого, но… Я не знаю, как это работает! Но, наверное, да, что-то вроде того. Я просто… просто писал себе, не особо задумываясь! Я был уверен, что это просто книга, как “Сожаления горы Чунь” или что-то такое, но потом я… Ну, в общем, я понял, что ошибся уже когда попал… Всё уже сильно отличается от того, что я создал, конечно, но люди и-и устройство мира…       Цинхуа скакал с мысли на мысль быстрее, чем Мобэй успевал уловить обрывки его признаний. Мужчине, всё ещё ошарашенному, приходилось силой воли выныривать из глубин собственного ужаса и пытаться выведать хоть что-то ещё.       — Люди?       — Ох, это… — Цинхуа перестал расхаживать туда-сюда и вынул изо рта палец с обгрызенным почти до мяса ногтем, — Персонажи? Книги? Там же был сюжет, но когда я… Мы… В общем, всё очень сильно изменилось из-за влияния извне, в том числе из-за Системы и… Говоря проще, да, жизнь Ло Бинхэ и всех его окружающих должна была сложиться совершенно иначе после определённого момента. Но это хорошо, что всё вышло так, как вышло! Я писал ужасные вещи ради удовольствия читателей, так что…       — Цинхуа…       — Мой король, поверьте, я сам хочу, чтобы это было ложью! Если бы я сошёл с ума или типа того и придумал себе всю эту историю, было бы славно, честно! Последние несколько лет я живу с осознанием того, что облажался! Я заставил страдать всех, типа, вообще всех! Себя, А-Юаня, Ло Бинхэ, вас! Ладно я, но вы!       — Цинхуа, — Мобэй попытался вставить хоть слово в этот поток сознания, но парень уже панически тараторил без умолку и действительно походил на безумца.       — И этот мир! Типа, если бы вы знали, сколько всякой дряни, вызывающей желание бесконтрольно трахаться, мне пришлось обезвреживать последние лет тридцать! Серьёзно, ненавижу себя за это! И я даже попал не в тело главного героя, а просто заменил ублюдка-предателя, которого вы должны были бросить подыхать в канаве ещё лет десять назад. А теперь я здесь, и вы мне не верите, и я даже не знаю, как доказать вам, что я не свихнулся, и… Хотя, я могу показать вам рукопись! Хотите? Это кошмар, конечно, но лучшего доказательства у меня нет, так что…       — Шан Цинхуа! — Мобэй не выдержал и рявкнул его имя как-то отчаянно, зло и немного надорванно.       Впрочем, как бы ему самому ни было странно от звука своего голоса, это подействовало, и парень остановился. Теперь его виноватые глаза, блестящие и излишне влажные, смотрели в его сторону, а губы едва заметно подрагивали. Мобэй никогда не видел его настолько уязвимым, испуганным, потерянным — и ни разу в жизни не видел в его глазах столько мольбы.       “Пожалуйста, поверь мне — потому что я не хочу лгать тебе, даже если это будет во благо”.       Мобэй ни за что не смог бы обдумать и принять всю вывалившуюся на него информацию сразу на месте. На это, наверное, понадобятся дни, если не недели постоянных раздумий. Этот сбивчивый рассказ...       Он не звучал убедительно. Как бы Цинхуа ни уверял, что всё сказанное им — правда, всё равно вся история звучала безумно. За существование всего, что Мобэй когда-либо знал, был ответственен вот этот ссутулившийся парниша в мятой футболке, покрытой грязными пятнами? За конкретно его тоже? Но всё же… Искренность, с которой Цинхуа выплёскивал признания в собственной несостоятельности как творца мира, трогала сердце. Вид его на грани нервного срыва пугал, но вызывал доселе слабо изведанное Мобэем чувство, что надо сделать что-то не совсем логичное. Потребовать прекратить паясничать было бы, наверное, правильнее, но…       — Сядь, — Мобэй постучал по поребрику рядом с собой, и Цинхуа медленно, но послушно подошёл и тихо уселся поодаль, стараясь занимать как можно меньше места, — Успокойся. Я же не убью тебя, в конце-то концов.       — Это… Было бы здорово, мой король.       Цинхуа обхватил колени руками и медленно уткнулся в них носом, но через некоторое время отвёл одну из них к карману. Слабой ладонью он вытянул из него телефон и, вяло потыкав по экрану, передал Мобэю, после чего вернулся в прежнее положение, приглушённо бормоча:       — Вот эта книга, которую я писал. Вы не прочтёте всё сразу — там несколько тысяч страниц едва связного текста. Но это единственное, что у меня есть, — он ещё сильнее прижался носом к коленям и жалобно, но едва слышно заныл, — Твою мать, Система снимет за это столько баллов...       И Мобэй принялся читать. Действительно, сверху красовалась надпись, подтверждающая, судя по всему, авторство Самолёта, а дальше бесконечным полотном тянулся текст. По крайней мере, казалось, что он бесконечен — первая глава выглядела так, словно могла быть перепечатана в отдельную книгу. Впрочем, в полной тишине, прерываемой лишь иногда рваными вздохами Цинхуа, Мобэй-таки осилил пару или тройку тысяч символов.       Текст был, откровенно говоря, дилетантским — речевые обороты пестрили ошибками, предложения были излишне длинными, а описание крутости главного героя определённо было слишком уж восторженным. Впрочем, Ло Бинхэ в нём угадывался очень чётко — другого такого всесильного павлина с переизбытком энергии не знавал ни один из миров.       Этого всё ещё было недостаточно для того, чтобы окончательно и бесповоротно убедиться в правдивости слов Цинхуа, но…       Мобэй вдруг понял, что Цинхуа и сам знал, что солгать было бы легче. Все те объяснения, которые Мобэй сам придумал ранее, вызвали бы минимум вопросов, в отличие от того, что ему пришлось выслушать на самом деле. Его человек всегда обладал исключительно острым умом и прекрасно знал законы дипломатии.       Но если он выбрал сказать то, что сказал, как бы невероятно это ни звучало...       — И ты написал всё это? — он протянул телефон владельцу, и Цинхуа убрал его в тот же карман, вяло кивая.       — Да.       — Несколько тысяч страниц. На которых создал целый мир.       — Да, мой король.       — Вся эта история… про Ло Бинхэ?       — Не только про него, мой король, — он покачал головой, — В основном, конечно, да, потому что он главный герой.       — Ты его создал. Его, и всех остальных, и… меня?       Мобэй старался говорить как можно более нейтральным тоном, но Цинхуа лишь горько усмехнулся и снова обнял свои колени.       — Вы мне не верите.       — В такое… сложно поверить, — признался Мобэй, всё ещё потерянный и теперь уже не уверенный в реальности хоть чего-то вокруг. И себя в том числе.       — Я понимаю, — буркнул Цинхуа, но уже без такого отчаяния в голосе, — Мне жаль, мой король. Клянусь, я бы очень хотел, чтобы это было ложью.       Они сидели в тишине ещё несколько минут. Гул машин за забором и редкие звуки из квартир на нижних этажах были едва слышны, когда сердце билось так отчаянно. Всё происходящее приводило Мобэя в ужас и он, честно говоря, хотел уснуть прямо здесь и сейчас. Он не привык убегать от проблем, но то, что творилось под ветвями хайтана, было полнейшим безумием, с которым он не знал, что делать.       Обычно Цинхуа был тем, кто принимал правильные решения. Его мудрый советник, надёжный соратник и самый верный друг всегда знал, как быть и кому верить. Сейчас он был так же потерян, как и сам Мобэй.       — Ты сказал… Что я должен был убить тебя, — сознание постепенно догоняло всё ранее сказанное Цинхуа, и Мобэй пытался цепляться за отдельные факты и слова в попытках составить более полную картину, — Десять лет назад.       — Это… Должен был быть не совсем я, мой король. Тот Цинхуа, которого вы должны были прикончить, был… не мной? Это был просто персонаж, чьё тело я занял ещё в его детстве. Мне приходилось делать некоторые вещи, которые должен был делать он, по велению Системы, но своим поведением я довольно сильно поменял и его судьбу в том числе.       — Система? — Мобэй задумчиво наклонил голову, и проследил взглядом за тем, как Цинхуа молча поднял палец вверх, давая понять, что речь идёт о той самой вздорной сущности, — Понятно. И… Ты много делал по её желанию?       — Достаточно. Она очень требовательна.       — Например… что? — в душу закралось новое волнение, но Цинхуа (внезапно захотелось знать, какое имя на самом деле носил человек, сидящий с ним рядом?) отрицательно покачал головой, и Мобэю показалось, что на его губах промелькнула слабая улыбка.       — Не бойтесь, мой король. Этот Цинхуа был рядом с вами лишь по своей воле. Это всегда был только мой выбор. Ничей больше.       — Почему? — в тембре появился лёгкий надрыв, и всё тело будто слегка напряглось.       Мобэй не совсем был уверен, что конкретно он хотел узнать. Почему Цинхуа не сказал раньше? Почему он с таким рвением делал то, что даже не требовала от него загадочная властительница его судьбы?       Почему именно Мобэй? Скорее всего это. Если… Если Цинхуа и правда был кем-то вроде бога, то почему из всех выбрал именно его?       — Разве я уже не говорил? — наконец Цинхуа повернулся к нему, и теперь выглядел иначе.       Обняв небольшими ладонями свои колени и положив на них щёку, он мечтательно улыбался, окидывая Мобэя нежным, печальным взглядом. В такой позе он и правда напоминал нечто возвышенное. Сказав самое страшное, сбросив с души тяжкий груз, Цинхуа чувствовал, что ему больше нечего терять, и теперь искренность давалась ему с необычайной лёгкостью.       — Больше двадцати лет, мой король. Наверное, с того самого момента, как впервые подумал о вас, — парень медленно отвёл взгляд куда-то в сторону и неловко засмеялся, — Когда-то вы были моим самым любимым творением. А потом я встретил вас взаправду — личность, не просто набор букв на экране, и… Вы правда оказались гораздо прекраснее, чем я себе представлял. Как тут было не полюбить уже вас самого?       Мобэй молчал и позволял тихому голосу заполнять тёмную тишину двора. Ему никогда не говорили ничего подобного. Он был уже не в том возрасте, чтобы краснеть, как смущённый юноша, но на душе явно стало теплее. Даже немного легче, потому что в то, что Цинхуа все эти годы был с ним рядом исключительно по своему желанию, поверить было легче. Это оказалось легко и приятно — верить… нет, знать, что он всегда был нужен кому-то. И что этот человек несмотря ни на что был так же нужен ему.       — Мне всегда было жаль, — тем временем продолжал Цинхуа, — Что я сделал вашу жизнь… такой. Если бы я мог переписать всё с нуля, то не знаю, как поступил бы со всем остальным, но вашу юность я обязательно бы исправил. Вы… не заслужили всего того, через что я заставил вас пройти. Этот Цинхуа не посмеет просить у вас прощения, и раскаянием ничего не изменить… Я подвёл вас, мой король.       На некоторое время они вновь замолчали, каждый обдумывая что-то своё. Цинхуа повернулся было, чтобы посмотреть на реакцию на свои слова, но Мобэй, сидя глубоко в раздумьях, просто смотрел себе под ноги, поджав нижнюю губу.       — Если ты… — Мобэй запнулся и просто махнул рукой в воздухе, всё ещё не в силах активно думать о божественном вмешательстве, — Почему спрашивал меня о всех тех вещах, которые сам знал?       — Ох, это… Я не создал… всё всё, знаете? Многие вещи и события просто случились? Без моего участия? А потом сюжет изменился, и я вообще перестал быть при делах, так что… Я просто хотел узнать вас лучше и…       — И?       — Ещё… Мне даже неловко об этом рассказывать, честно говоря, — Цинхуа нервно хихикнул и начал тревожно играть со своими пальцами, посматривая то на Мобэя, то на свои поджатые колени, — Хотя какая разница? Уже не важно. В общем, я подумал, что мог бы… лучше? Нет, не поймите неправильно, не сотворить очередной мир или ещё что-то подобное выкинуть, а просто написать хорошую книгу? Сносную? Без… — он молча постучал кулаком по раскрытой ладони, — Вот этого вот всего и без клишированных сюжетных ходов. Просто что-то, чтобы доказать себе, что я не такой уж паршивый автор. Для души, для себя, так сказать.       Мобэй мог лишь смотреть на своего собеседника и всё так же медленно, постепенно переваривать всё им сказанное. Это было тяжело — он ужасно устал ещё до того, как этот разговор начался, его мысли путались, а извечно короткое терпение заставляло только сильнее нервничать. Впрочем, пожалуй, в этом не было его вины. Мало кто смог бы сохранять полное спокойствие, скажи ему знакомый двадцати лет что-то в духе: “Эй, кстати, я создал тебя и всё, что ты когда-либо знал. Сюрприз!”       Цинхуа и правда выглядел так, будто раскаивался в том, что он якобы сделал. Действительно, мир, из которого они пришли, был далёк от идеала. Но был ли он плох? Нет, вовсе нет. Особенно Северные Пустоши, которые Мобэй, пожалуй, любил всем сердцем. Сражения с соседними племенами тоже были неплохи и приносили в его размеренную жизнь приличную порцию веселья. Твари, которых он отлавливал на охоте, тоже очень ему нравились — большие, сильные и опасные без меры, отчего чувство удовлетворения после удачной охоты было только явственнее.       И Цинхуа — тот, которого он знал всю жизнь — тоже был его маленькой радостью. Несмотря ни на что. Глупо бы было отрицать, что его уход, даже на пару дней, каждый раз расстраивал Мобэя. Можно было сколько угодно лгать себе, но то, что он закрывал глаза на многие и многие странности Цинхуа исключительно из страха, что тот испугается и снова убежит, было неоспоримым фактом. И радостная улыбка его человека всегда поднимала ему настроение. Как бы там ни было, Цинхуа дал Мобэю слишком многое, чтобы тот смог заставить себя сомневаться в его искренности. Он не был похож на сумасшедшего и роль лжеца была ему к лицу лишь тогда, когда он врал кому-то другому ради блага своего короля.       — Для себя? — только и смог спросить он после пары минут тишины.       — Да! Просто так. Только для себя.       — И даже не собираешься показать своему королю?       — А? — Цинхуа быстро проморгался и встрепенулся, — Вы… Вы хотели бы…       — Дай, — Мобэй требовательно протянул к нему руку, смотря в сторону Цинхуа довольно суровым взглядом. Парню ничего не оставалось, кроме как дрожащими руками достать телефон из кармана и, повозившись с ним несколько секунд, осторожно протянуть Мобэю. Сразу после этого он опять зарылся лицом в колени и стал бормотать что-то невнятное.       Всё, что можно было сказать — то, что Мобэй прочёл ранее, и этот текст писал один и тот же человек. Честно говоря, стиль всё же стал более приятным: можно было видеть, что автор приобрёл более содержательный писательский опыт. Это не было лучшим, что Мобэй когда-либо читал, но явно превосходило по качеству как минимум тот самый “Путь Гордого Бессмертного Демона”. Общее авторство выдавали преимущественно одинаковые ошибки и то же самое восторженное описание главного героя. Только теперь не Ло Бинхэ, а самого Мобэя. Скажи он, что это было неприятно читать — нагло бы соврал. Как минимум Мобэю льстило, что Цинхуа думал о нём так. С восхищением его характером, силой, внешностью в конце концов. Если убрать в сторону момент самолюбования, то всё равно текст был очень даже неплох и точен во всех деталях, что Мобэй рассказывал. Здесь он тоже не стал читать дальше нескольких тысяч иероглифов, но этого было достаточно.       — Знаете, мой король, — пока Мобэй уже скорее машинально листал полотно текста, вылавливая отдельные слова и предложения, Цинхуа задумчиво бормотал, почти так же без задней мысли, — Я не помню, где я это услышал… Может, вообще сам придумал… В общем, не важно, но иногда я думаю о том, что есть предел тому количеству ошибок, которые можно совершить. В том плане, что лажать можно бесконечно — как я, например — но после какого-то момента просто ничего уже нельзя будет исправить.       Мобэй замер. Это звучало очень знакомо. Даже слишком. Более того, точно о том же он думал всего пару десятков минут назад. Он ошарашенно глянул на Цинхуа, но тот не обращал на удивлённый взгляд внимания, слишком занятый своими тяжёлыми размышлениями.       — У меня почему-то всегда выходило, что таких проколов может быть только три. Не знаю, почему именно три, — парень пожал плечами, — Но у меня всегда было так. Ну, например, если бы я согласился во время обучения брать деньги у родителей или устроился на обычную работу, вёл нормальную социальную жизнь и не пытался бы угодить всяким фрикам в интернете, то “Путь Гордого Бессмертного Демона” был бы нормальной книгой, которую не надо бы было исправлять. Я бы не оказался в этой ситуации и жил себе спокойно. Может, это была бы не лучшая жизнь — мне очень нравится быть заклинателем с Цанцюн и вашим верным слугой, правда — но я бы не причинил вам и всем остальным столько боли и не был бы таким разочарованием. В общем, вы поняли мысль.       После короткой паузы, не получив никакой реакции, Цинхуа разочарованно вздохнул:       — Что я хочу сказать этим… Если бы я не подверг вас столь тяжёлому детству, вы были бы гораздо счастливее и вся эта цепочка событий не запустилась бы. Потом, когда мы встретились, расскажи я вам о себе всё сразу, не скрывая ничего двадцать лет подряд, мы бы не оказались здесь и весь этот разговор не был бы таким… тяжёлым, мягко говоря. Просто… Теперь я отчаянно пытаюсь понять, облажался ли я в третий раз, — после небольшой паузы он тихо прошептал, — Всё ведь никогда больше не будет так, как было раньше, верно?       Потерянный, тусклый взгляд теперь был направлен на Мобэя, который сам смотрел на Цинхуа совершенно нечитаемо. Это не то, что он ожидал услышать, но…       Возможно, Мобэй отчаянно хотел ему поверить. Даже если это было бы сделкой с совестью.       — Нет, Цинхуа. Больше нет, — наконец Мобэй встал и отряхнулся от лепестков, усыпавших его ноги и плечи.       — Я понимаю, — Цинхуа встал вслед за ним и пошёл вперёд, — Пойдёмте, мой король. Уже очень поздно. И холодно.       До лифта они дошли, не проронив ни звука. Цинхуа шёл чуть впереди, но теперь и правда не убегал. Лишь изредка оглядывался, чтобы проверить, идёт ли Мобэй за ним. Это напоминало их первый день здесь — тогда парень был гораздо более оживлённым, но тоже нервничал, пытаясь объяснить своему королю то, что ему было незнакомо и непонятно. Когда он оказался в странном мире, о котором совершенно ничего не знал, Цинхуа сделал всё, что мог, пытаясь помочь ему освоиться. После всей этой заботы Мобэй не мог поверить, что сейчас Цинхуа врал ему ради непонятно чего.       — Та Система… Что конкретно она требовала? Когда мы оказались здесь, — внезапно спросил Мобэй, пока лифт стремительно поднимался на верхний этаж.       — Э-это… Ничего ужасного, на самом деле? Она вроде как… Мне кажется, она просто хотела, чтобы мы с вами как-то, — Цинхуа вяло покрутил ладонью, — Разобрались со всем этим. Чтобы я рассказал всё.       — И про..?       — Да, и про это тоже, — парень опять понурил голову, и Мобэй заметил, что там, где отросшие волосы были собраны в маленький хвостик, приземлился маленький яблоневый лепесток.       Двери лифта открылись и Цинхуа выскочил на площадку. Мобэй только и успел, что протянуть руку и незаметно схватить яблоневый цвет. Крутя лепесток в руках, сжимая его осторожно, стараясь не повредить, Мобэй вновь задумался и вышел вслед за спутником только тогда, когда двери уже начали закрываться. Парень вовсю возился с кодовым замком и бормотал под нос нужные цифры, но как только он закончил и хотел было открыть дверь, почувствовал, что его схватили за руку. Мобэй стоял у него за спиной уже с пустыми руками и только аккуратно сжал ладонь вокруг подрагивающего запястья.       — Если бы она не попросила… Если бы это тоже зависело только от тебя и ни от кого больше, — наконец его голосу вернулась привычная твёрдость, — Ты бы сказал? Или так и молчал бы до конца жизни?       Цинхуа замер, не убирая вторую руку с дверной ручки. На удивление, его тело слегка расслабилось, часть напряжения пропала из мышц, и он повернулся к Мобэю, тоже смотря на него гораздо более уверенно. Впрочем, было видно, что ему тяжело было не отводить взгляд и не поглядывать нервно себе под ноги.       — Позже. Мне самому потребовалось бы больше времени, чтобы осознать. И набраться смелости, — он пожал плечами, — Наверное, не всё сразу. И я бы точно не стал пытаться доказать вам, что я вроде как немножко бог или что-то в этом духе. Об этом знает только один человек и… Думаю, он тоже хотел бы, чтобы этот секрет умер вместе с нами. Так проще для всех. Пожалуй, я бы продолжал молча пытаться искупить вину… Хотя бы перед вами.       — Потому что думаешь, что я несчастен из-за своего прошлого?       — Разве оно не далось вам слишком тяжело? Разве вы не хотели бы, чтобы оно было лучше?       — Возможно, — Мобэй отпустил Цинхуа и тот снова повернулся к двери, слегка подрагивая.       Впрочем, парень не успел даже повернуть ручку двери. Его дыхание перехватило, и он весь замер, не веря в то, что происходило сейчас.       — Но что было, то прошло. И, наверное, лучше прожить не самую счастливую жизнь, чем не существовать вовсе.       Холодные руки аккуратно обвились вокруг плеч Цинхуа. Мобэю он на мгновение показался чуть меньше, чем был на самом деле (хотя, может, тот просто сжался от неожиданности или страха). А ещё оказалось, что Цинхуа и правда очень тёплый. Мягкий. И волосы его пахнут знакомо и приятно — чаем и морозной свежестью.       — К тому же… Может быть, мне нравится знать, что несмотря ни на что бог любит меня больше всех остальных.       Пара мгновений тишины и неопределённости, честно говоря, ощущалась ужасно. Наверное, Цинхуа тоже сейчас чувствовал себя по меньшей мере странно. Что-то Мобэю подсказывало, что он совершенно не ожидал такой реакции на все свои признания. Просто, если уж быть совсем откровенным, Мобэй даже не хотел думать, что можно было поступить как-то иначе. Конечно, вариантов было множество — просто никакой другой его не устраивал.       — Мой… мой король? — наконец Цинхуа оттаял и аккуратно повернулся лицом к Мобэю, который всё ещё не планировал отпускать его из объятий, — Вы…       — Такие вещи сложно принять, Цинхуа. Это… Скорее всего будет долго, — не удержавшись, Мобэй ткнулся носом в растрёпанную макушку, — Но тому, что ты потратил столько лет, завоёвывая моё безоговорочное доверие, только чтобы так топорно обмануть в итоге… Это звучит ещё глупее.       — Я-я понимаю, мой король, — парень кивнул, но больше старался не шевелиться, словно страшился, что находится в иллюзии, которая рассеется при неосторожном движении.       — Про то, что ты всегда… Мне стоило догадаться, — Мобэй нервно выдохнул и прижал Цинхуа к себе ещё чуть-чуть сильнее, — Прости.       — Мой король, в этой ситуации вы уж точно не должны…       — Должен. Как бы там ни было, я тоже доставил тебе достаточно хлопот, так ведь?       Цинхуа медленно оттаивал от своего удивления, постепенно расслабляясь и даже осмелев достаточно, чтобы осторожно попробовать коснуться Мобэя в ответ. Когда тот не выразил никакого недовольства и не начал сопротивляться, Цинхуа медленно обнял его.       — Это будет тяжело.       — Я знаю.       — Всё будет не так, как раньше.       — Мгм.       — Я никогда не смогу искупить свою вину перед вами.       — Равно как и я — свою.       — Вы… Точно уверены?       Мобэй устало вздохнул и провёл рукой вверх по спине Цинхуа. Тот вздрогнул, и его руки покрылись мурашками, но в итоге Цинхуа только прижался чуть ближе к широкой груди.       Всё будет хорошо. Мобэй позаботится об этом. И Цинхуа, он был в этом уверен, тоже.       — Разве может быть иначе?       — Я надеюсь, что нет, — Цинхуа тихо засмеялся, и звук его голоса окончательно унял напряжение, — Тогда… Пойдёмте домой? Лучше отдохнуть, пока есть возможность. Сегодня был очень напряжённый день, да и завтра будет много дел.       — Завтра? — Мобэй ослабил хватку и Цинхуа, с неохотой оторвавшись от него, наконец смог открыть дверь в квартиру.       — Ну… Думаю, нам надо будет ещё поговорить? Это надолго. И-и ещё нужно будет привести квартиру в порядок перед тем, как мы сможем вернуться домой, я думаю? Мне надо будет написать пару писем и подписать кое-какие бумаги, так, по мелочи. Просто это будет правильно.       Мобэй закрыл за собой дверь и теперь имел удовольствие наблюдать, как Цинхуа постепенно возвращался к своему привычному шебутному состоянию. Парень семенил по квартире, перекладывая вещи и бормоча, сколько работы ему надо закончить перед тем, как он снова уйдёт, на этот раз уже, он надеялся, насовсем. Когда Цинхуа прошёл мимо, размышляя, нужно ли ему завещание, Мобэй схватил его рукав пальцами и потянул на себя, привлекая внимание.       — Ещё нужно будет спросить у А-Юаня, как это вообще работает, и… А? Мой король? — Мобэй смотрел на своего человека с лёгкой укоризной во взгляде, — Вы тоже устали? Честно говоря, я тоже. Если вы не голодны, то давайте пойдём спать? Вы идите в ванную, я пока разберусь с…       Мобэй, конечно, мог бы мягко одёрнуть его и объяснить, что пусть звук голоса Цинхуа для его короля весьма приятен, но сейчас он правда устал. Ужасно. Мобэй совершенно не был готов к потрясениям последних дней и теперь чувствовал, как его ноги слабеют. Не настолько, конечно, чтобы подкоситься, но зато как раз в той степени, чтобы хотелось лечь куда-нибудь и не вставать до обеда.       — Стой, — буркнул Мобэй перед тем, как наклониться, чтобы снять ботинки. Цинхуа и правда остался стоять перед ним, и когда Мобэй закончил, ему оставалось только снова взять его за запястье перед тем, как направиться вглубь квартиры.       — Мой король, что вы..?       — Цинхуа. Тихо.       — Понял, понял.       Через пару шагов они оказались в спальне, и Мобэй грузно уселся на кровать, невольно выпуская из лёгких полный усталости вздох. Прикрыв глаза, он взял ладони Цинхуа в свои и довольно хмыкнул, ощущая приятное тепло. Цинхуа хотел было спросить ещё что-то, но, стоило ему открыть рот, как Мобэй потянул его на себя. Не сильно — было бы забавно, упади его человек прямо к нему в объятья, но сейчас Мобэй хотел не этого.       — Останься.       — А? — парень вдруг перестал ёрзать.       — Останься, — повторил Мобэй чуть более недовольно, но сразу после этого обнял Цинхуа и прижался щекой к его животу, — Пожалуйста.       На пару секунд Цинхуа замешкался, но вдруг заливисто засмеялся, и вибрация от его смеха приятно отразилась во всём существе Мобэя. Он почувствовал, как в его волосы зарылись шершавые пальцы и начали поглаживать кожу головы.       Вечер был ужасным, но если это была награда за него — оно того стоило.       — Мой король, я теперь жалею, что давал вам смотреть все эти дурацкие дорамы, — по голосу было слышно, что Цинхуа улыбался.       — Цинхуа, — буркнул Мобэй, не отрываясь от мужчины и призывая его к молчанию.       — Не говорите в таком положении, мне щекотно! — он и правда слегка вздрогнул, когда дыхание обдало кожу, и даже ткань футболки не смогла спасти от неожиданного холодка, — Просто я не привык видеть вас… таким.       — Неприятно?       — Нет, что вы, просто неожиданно. И быстро, — после короткой паузы, когда Мобэй и не подумал шевелиться, он добавил, — Я знал, что вы тактильный, но не думал, что настолько.       Мобэй отодвинулся, когда убедился, что Цинхуа больше не пытался уйти.       — Это взаимно.       — А? — Цинхуа опешил, вопросительно приподняв бровь.       — Не уверен, одинаково ли любовь ощущается у демонов и у людей, но я хочу, чтобы ты знал — твои чувства взаимны, — проговорил Мобэй медленно, низким и хрипловатым голосом, давая Цинхуа время обработать информацию, — Поэтому привыкай.       — Взаимны… — повторил он немного потерянным голосом, но через пару секунд лицо его немного исказило выражение крайней неловкости, — Мой король, что же вы делаете с этим Цинхуа? Если вы намерены постоянно удивлять меня вот так, то, боюсь, я никогда не привыкну.       — Зато болтливости тебе не занимать, — Мобэй опасно прищурил глаза, — Спать. Сейчас.       Самолёту ничего не оставалось, кроме как выскользнуть из требовательных объятий и пойти переодеваться. Конечно, он знал, что демоны — прилипчивые собственники, при желании умудряющиеся часами и днями напролёт не отходить ни на шаг от тех, кто им нравился. Он сам это написал! Ему это нравилось! С возрастом он перестал отрицать, что он сентиментальный болван с немыслимых размеров тактильным голодом. Но когда он начал пожинать то, что сам же посеял, даже быстрее, чем Мобэй успел опомниться от всех остальных потрясений сегодняшнего вечера… Это было неожиданно! Приятно, но совершенно внезапно!       Да и сам тот факт, что Мобэй и правда ответил ему взаимностью… Чем он заслужил такую удачу? Нет, он ни в коем случае не жаловался! Очень даже наоборот! Просто ему казалось, что когда он проснётся утром со свежей головой и вспомнит сегодняшний вечер, то не выдержит и взорвётся от шока, стыда и напряжения. Взять хотя бы тот неоспоримый факт, что разговор о "божественности" Самолёта ещё явно не был окончен.       Впрочем, это была проблема его из будущего. Сейчас ему хотелось переодеться во что-то более подходящее для сна и нырнуть наконец под одеяло. Если подумать, то его ужасно клонило в сон, и посопеть ночью под боком у шикарного мужчины, с которым они теперь, видимо, стали гораздо ближе… Звучало просто замечательно, что уж тут лукавить.       Мобэй тем временем уже закончил ленивые приготовления ко сну и улёгся в кровать. Когда на пороге появился Цинхуа, он отодвинулся ближе к краю, освобождая для него больше места. Несмотря ни на что, было видно, что парень всё ещё нервничал. Но тут они с Мобэем были почти на равных — тот тоже не совсем мог поверить во всё происходящее и боялся испортить довольно хрупкий момент счастливого спокойствия.       Мобэй приоткрыл глаза только когда совсем рядом послышался шорох одеяла. Цинхуа неловко устроился чуть поодаль, повернувшись сначала спиной к нему, но потом резко перевернулся на другой бок и посмотрел на него во все глаза.       — Мой король, можно я..?       — Мн, — тот согласно кивнул.       — Но вы даже не знаете, что я хотел попросить?       — Цинхуа, — глаза Мобэя опасно сощурились, но это, видимо, было своего рода разрешение сделать уже то, что Цинхуа хотел, и пойти наконец спать.       Уже почти не напуганный и привычно подобнаглевший, он пододвинулся к Мобэю ещё ближе и, посмотрев вопросительно в последний раз, улёгся головой на грудь мужчины.       — Всегда мечтал это сделать, — пробурчал Самолёт, определённо довольный собой и тем фактом, что его сумасбродному поведению не сопротивлялись, — Всё-всё, молчу. Спокойной ночи, мой король.       Мобэй только удовлетворённо хмыкнул и обвил руку вокруг пухлых плеч. Наконец стало спокойно и даже, можно сказать, правильно. По крайней мере, Цинхуа всё устраивало, а Мобэя уж тем более. Размышления об ошибках и лжи всё стремительнее отодвигались всё дальше и дальше на край сознания. Почему-то казалось, что теперь у них есть всё время мира, чтобы разобраться во всём.       В конце концов, безвыходных ситуаций на самом деле не бывало. Что бы там ни говорил его отец, всё, кроме смерти, можно было исправить. Главное, что Цинхуа он был нужен. Главное, что он тоже стремился искупить даже случайные свои грехи так же искренне, как то пытался сделать сам Мобэй. Главное, что Цинхуа сейчас был рядом.       Если подумать, то всё остальное было не так уж и важно.