Свет во тьме

По дороге к имению Алекс начал уже заметно нервничать, не понимая, зачем Штольман везет его туда. А Яков упорно молчал, не желая раньше времени что-то объяснять. Он думал о единственной женщине, ради которой был готов на все, даже на то, чтобы теперь навсегда потерять лучшего друга. Друга, с которым они росли и взрослели вместе, с которым по молодости попадали в такие передряги, что и вспомнить-то было и страшно, и стыдно, но с которым, несмотря ни на что, всегда стояли друг за друга горой. Куда все это делось? Зачем жизнь так жестоко столкнула их? Ведь могла же Алексу встретиться любая другая женщина, но встретилась именно Анна. А чем ближе они подъезжали, тем больше и у Якова нарастало беспокойство. Сердце ныло в тревоге, да еще и погода вдруг резко стала портиться. И все это почему-то напомнило ему ту самую воронку, про которую когда-то писал Рябушинский. Только теперь эта черная зловещая воронка в буквальном смысле закручивалась уже не над Затонском, а над его собственным домом. И когда они, наконец, свернули на подъездную дорожку, у Штольмана заняло всего несколько секунд, чтобы внимательно осмотреться, и, устремившись на помощь, тут же выпрыгнуть из экипажа прямо на ходу и прямо под проливной дождь. Только вот увидел Яков в этот момент вовсе не Анну, он увидел Павлика. Алекс же, ничего не понимая, бросился за ним, по лицу друга решив, что случилось что-то ужасное. А ужасное, действительно, случилось. Обезумевший Уголек с началом грозы стал вдруг метаться по загону и громко ржать, как будто стремился куда-то, и, не находя выхода, вставал на дыбы. Ужасно смелый, точно как и его отец, Павлик еле-еле держался в седле, прижимаясь всем телом к коню, но не плакал. Конюх отчаянно крутился рядом и уговаривал напуганное дитя держаться еще крепче и потерпеть, а Уголька успокоиться. Но подойти ближе он не мог, потому что всегда благородно ведущий себя конь как будто взбесился и разъяренно бил передними копытами воздух вокруг себя, снова и снова поднимая их вверх. Неизвестно, сколько бы так продержался Павлик, если бы Штольман, увязая в липкой грязи, за несколько минут обильно намешанной Угольком, не пошел бы напролом и, словив касательный удар увесистым копытом по ребрам, не выхватил бы сына из седла, резко отпрыгнув вместе с ним в сторону. Снова громко заржав, конь беспокойно побежал по загону дальше. А малыш в это время уже сидел на руках у отца. - Павлик, Павлик! - ревущая Настя, испугавшаяся больше него, тоже кинулась к ним. Превозмогая боль в боку, Штольман подхватил на руки и ее и начал успокаивать обоих, пытаясь прикрыть собой от дождя и ветра. Настя доверчиво обнимала его своими маленькими ручками, и повторяя за Павликом, называла папой, словно собственного отца. И совершенно не замечала при этом Алекса, который начал, наконец, прозревать. - Ты свою жену в гроб загнал, чтобы до моей теперь добраться? Так? А я ведь еще тогда, зимой, заметил, как ты на нее смотрел… - зло зашипел он на Штольмана. - Что ты несешь? - сжал кулаки Яков. - Тут же дети! Штольман вернул детей на землю и попросил няню отвести их в дом. Раздраженный Алекс отправился за ними и, обходя Якова, с силой задел его плечом. Штольман схватился за ушибленный бок и упал на колени, морщась от пронзившей боли. В этот момент он бросил мимолетный взгляд на могилу жены, видневшуюся вдалеке, и замер от ужаса. - Алекc, Анна! - крикнул он, показывая рукой в сторону надгробий, будучи уже не в состоянии рвануть туда сам. А когда Яков, наконец, добрался до могилы Вари, то увидел, что Алекс пытается привести Анну в сознание. Очнувшись, она первым делом схватилась за ушибленную голову, потом начала осматривать себя и с надеждой в глазах оглядываться по сторонам, как будто искала кого-то, пока напугавшийся муж пытался покрепче прижать ее к себе. Штольман не понимал, как Анна оказалась тут, но с горечью видя, что лучший друг обнимает его любимую женщину, не мог больше думать ни о чем другом. Он вдруг совсем растерялся и не знал молчать ли ему и не вмешиваться или все же кинуться и отшвырнуть Алекса от Анны. Встретившись с ней глазами, он увидел такую же растерянность и у нее и… отступил. Не желая больше все это наблюдать, Штольман обреченно побрел к дому, а Алекс помог жене. Анна была так слаба, что ему пришлось буквально тащить ее на себе. И все свои вопросы он благоразумно решил отложить. Дождь почти прекратился, ветер стих. Да и Уголек, как ни странно, тоже успокоился и больше не брыкался, очень громко и беспокойно заржав только еще один раз, когда его любимая Анна проходила мимо него. - Яков Платонович, мне нужно срочно поговорить с вами, - попросила она еле слышно, когда они все зашли в дом. Говорить громко у нее просто не было сил. И ждать тоже. - С ним? - возмутился Алекс. - А со мной ты не хочешь поговорить? - А с тобой потом, - холодно ответила Анна. - Нет, ты сейчас же объяснишь мне, что здесь происходит, - не выдержал тот. - Не смей так разговаривать с Анной… Викторовной, - тут же вмешался Штольман. - А твое какое дело? - огрызнулся Алекс. - Она МОЯ жена, и Я буду решать, как с ней разговаривать. - Я не позволю, чтобы в моем доме ты говорил в подобном тоне, - негодуя, одернул Штольман. - А я не позволю, чтобы ты совал свой нос, куда тебя не просят, - Алекс вплотную приблизился к Якову, с вызовом глядя ему в глаза. - Алекс, не надо! Прошу тебя, держи себя в руках. Я потом тебе все объясню, - Анна кинулась к мужу, а он в пылу спора резко оттолкнул ее, и этого Штольман уже, разумеется, выдержать не смог. - Ну, знаешь... - он угрожающе взял Алекса за грудки, совсем забыв о боли в боку. - Яков, прошу тебя, не надо! Оставь его! Яков! - взмолилась Анна. - Яков? - повторил Алекс, глядя то на жену, то на друга. - Как мило, черт возьми! - оскалился он вместо улыбки и как следует размахнулся, чтобы дать "другу" кулаком прямо в глаз. Но тот вовремя пригнулся, и кулак грузно пролетел над ним. Зато Штольман, быстро выпрямившись, схватил Алекса за все ещё вытянутую руку и, резко рванув, ловко перекинул того через себя, положив прямо на лопатки. Анна прислонилась к стене, потому что еле стояла на ногах, и с ужасом наблюдала за перебранкой друзей, не зная, как все это прекратить. Приземлившись на спину, Алекс охнул, но пытаясь встать, подцепил Якова за ногу и, тоже резко потянув, с грохотом уронил его на пол. Тот схватился за уже и так ушибленный бок и опять сморщился от пронзившей насквозь боли. Однако, уже в следующее мгновение, сцепившись теперь и на полу, оба драчуна отчаянно пытались побороть друг друга и оказаться на противнике сверху. Лица у них стали красными от напряжения, зубы злобно скрипели. Поочередно перетягивая преимущество от одного к другому, бывшие друзья громко и самозабвенно сопели. При этом Алекс очень старался быть достойным противником Штольману, который явно дрался только в пол-силы. Анна видела Якова разным - и суровым, и колючим, и трогательным, и безразличным, и совсем разбитым, но вот таким отчаянно безрассудным, пожалуй, еще нет. - Живым я ее не отдам. Не надейся! - сквозь зубы решительно цедил Алекс, наваливаясь на Якова. - Она МОЯ. Ты понял? МОЯ! - Она тебе не вещь. Не позволю! - скинув с себя соперника, парировал Штольман тоже сквозь сжатые от досады зубы. Он подумал, что утром вел себя, пожалуй, не лучше, запретив Анне выезжать, и оттого злился еще больше и на самого себя, и на Алекса. - Да кем ты себя возомнил? - взревел тот, пропустив весьма чувствительный удар по скуле, и сильно рванул Якова в ответ прямо за волосы. - Какие у тебя права? Кобель чертов! Ищи себе другую с-c-cу... - Я и без прав тебе шею сверну, - потеряв всякое терпение, перебил Штольман совершенно стальным голосом, доказывающим всю серьезность его намерений. И тут он уже перестал себя сдерживать. Удары его стали настолько точны и стремительны, что Анна даже испугалась, что он сейчас просто убьет Алекса. - Хватит, пожалуйста! - не желая больше все это видеть, Анна снова попыталась прекратить драку. - Яков, оставь его! - выкрикнула она Штольману и что есть мочи заорала: - А-а-а-а-а! Но и это их не остановило. Оба одновременно мельком взглянули на Анну и тут же опять рьяно вернулись к выяснению отношений. А она успела заметить, что на лицах обоих уже красовались приличные ссадины и кровоподтеки. И только, когда Анна от отчаяния снова осела на пол без чувств, они так же одновременно кинулись к ней, опять же толкая и задирая друг друга, словно мальчишки. Но Алексу все-таки повезло добраться до Анны первому. Он заботливо подхватил жену на руки и сердито бросил: - Куда? Сжав кулаки так, что послышался хруст костяшек, Штольман показал ему, как пройти в комнату Анны. Положив жену на кровать, Алекс присел рядом и взял ее за руку. - Штольман, выйди отсюда! - прошипел он "другу", словно сыщик окинув комнату внимательным взглядом. - И не подумаю. Я ее с тобой не оставлю, - уверенно покачал головой Яков, но от кровати все-таки отошел. - Мне нужно ее раздеть! Ты же видишь, она насквозь промокла, - нарочно потребовал он, скривившись от переполнявшей его злобы и ненависти. У Якова в душе все перевернулось. Он замер с совершенно жалким видом, снова не понимая, как ему быть. - Ты слышишь? - прикрикнул Алекс, в нетерпении уставившись на Штольмана. Но тут, слава Богу, Анна открыла глаза, и оба друга тут же взволнованно склонились над ней. - Не нужно больше спорить, пожалуйста! Уходите отсюда! Вы оба! Мне нужно прийти в себя, - слабым голосом велела она. Анне было очень страшно оставаться одной после всего пережитого, но слушать их и дальше было уже выше ее сил.