Свет во тьме

Имение под Павловском, сентябрь 1898г

Следующие несколько месяцев пронеслись незаметно. Анна по-прежнему практически не видела Штольмана. Он был очень занят своими делами, но каждый день возвращался в имение к ней хотя бы на несколько часов. Иногда Яков будил Анну среди ночи только для того, чтобы поцеловать и сказать о своей любви, а потом снова уезжал. Иногда им удавалось подарить друг другу немного ласки. Он был очень уставшим, но чувствовал себя совершенно счастливым и от того, что они с Анной были вместе, и от того, что он снова работал. Хотя это деликатное дело, в которое его втянули, ему совсем не нравилось. Однако, самая главная причина, заставившая Штольмана с тройным усердием заниматься им, все же заключалась в том, что Якову пообещали удовлетворить два его крайне дерзких прошения - одобрить развод Лаврецких и разрешить пребывание душевнобольной Нежинской в монастыре вместо лечебницы. На развод Алекс, скрепя сердце, согласился сам после того, как молодая вдова барона Де Брюно, с которой он познакомился в Тунисе и охотно общался несколько ближе, чем следовало бы, сообщила ему о неожиданном конфузе, и он срочно отбыл во Францию, где она с нетерпением ждала его. А на втором прошении настояла уже Анна. Она пообщалась с Володей, приехавшим к ним погостить на летние каникулы. И ей очень хотелось, чтобы он мог видеть мать хотя бы иногда. Да и условия в монастыре были бы для Нины гораздо более человеческими, чем в лечебнице. Так что Штольману было ради чего постараться. А Анна терпеливо ждала его, заботясь о детях и радуясь каждому новому дню, прожитому с ним вместе. И вот, наконец, наступило то самое утро, когда ему уже больше не нужно было никуда уезжать. Валясь с ног от усталости, он зашел в спальню перед самым рассветом и тихо поставил на стол бутылку шампанского, а рядом с ней положил небольшую веточку меленькой кустовой розы нежно-розового цвета. Насладившись видом спящей богини, он скинул с себя одежду и полез к ней под одеяло. Она была такая теплая и сонная, и не понимала, что происходит. Штольман осторожно повернул ее лицом к себе и проложил дорожку поцелуев от шеи до груди, захватив губами напрягшийся сосок прямо через сорочку. Сквозь сон Анна тихо застонала и обвила Якова ногами, прижимая к себе. - Аня, у меня хорошие новости, - он мягко высвободился и лег рядом с ней на бок, подперев голову одной рукой и легко погладив пальцами второй так соблазнительно выделяющиеся соски. Не трогать их было просто выше его сил. - Просыпайся, любимая, - попросил он. Анна попыталась открыть глаза, но веки смыкались ото сна обратно, и она перестала с собой бороться, просто улыбаясь, от того, что он был рядом. По его воодушевленному тону, она уже знала, что за новости Штольман собирался ей сообщить. - А это не может подождать? - попросила Анна так, что ответ для Якова был очевиден. - Ради тебя весь мир может подождать! - заверил он, очень довольный тем, как она желает близости с ним. Впрочем, желания у Анны пока было ничуть не меньше, чем у него самого, и это, безусловно, каждый раз очень льстило его мужскому самолюбию. Избавившись от исподнего, он навис над Анной и сделал несколько ритмичных движений рукой, помогая себе быстрее прийти в форму после тяжелой бессонной ночи. Но в это время Анна задрала сорочку, и Штольман замер, тут же почувствовав в своей руке твердую, как камень, плоть. Ее молодое тело, излучавшее такое неприкрытое желание нежной округлостью волнительно вздымающейся груди, напрягшимся животом и столь откровенно разведенными для него бедрами, вызвало в нем столько чувственной страсти, что нужно было немедленно найти ей выход. Штольман моментально забыл обо всем на свете. Здесь и сейчас была только она - женщина, которой он жаждал обладать, жаждал заполнить собой целиком, чтобы дать ей почувствовать всю его к ней любовь и страсть, и в очередной раз попытаться вдохнуть в ее тело новую жизнь. - Иди ко мне? - нетерпеливо позвала Анна. - Ты божественно прекрасна, - прошептал Яков. - Я очень тебя люблю! - коснувшись ее головкой, он тоже закрыл глаза и подчинился зову природы. ********* - А что это такое на столе? Это ты принес? - заинтересовалась Анна, вдоволь насладившись объятиями Штольмана. Грациозно встав с кровати и ничем не прикрывшись, она пошла к столу, с удовольствием позволяя Якову любоваться собой. - КликО? - взяла она в руки холодную бутылку и прочитала надпись на желтой этикетке. - Тебе ведь нравилось тогда в Париже? - Штольман не вытерпел и пары секунд без нее и, подойдя сзади, снова обнял. - Ты запомнил? - смутилась Анна и, взяв в другую руку веточку розы, вдохнула ее тонкий аромат. - А как же? - улыбнулся он. - И у нас есть повод отпраздновать! - Не-е-е-т, - категорически отказалась Анна и поставила бутылку обратно на стол. - Давай мы лучше отпразднуем чем-нибудь другим? Компотом, например? - предложила она, тревожась за его здоровье. - Компотом? - поморщился Яков. - Ах, вот ты о чем! - усмехнулся он, догадавшись в чем дело. - Со мной все будет хорошо, не переживай, - смело заверил он и принялся откупоривать бутылку, одновременно припоминая зачем-то Пушкина с очаровательнейшим оттенком куража в голосе:       К Talon помчался: он уверен,       Что там уж ждет его Каверин.       Вошел: и пробка в потолок,       Вина кометы брызнул ток; В этот момент пробка, наконец, громко выстрелила и, действительно, улетела в потолок, а потом ударившись о него, отскочила Штольману прямо в лоб. Пена тут же фонтаном полилась на пол, мгновенно опустошив всю бутылку и забрызгав Анну сладким напитком богов буквально с головы до ног. В комнате повисло ужасно неловкое молчание. - Компот? - осторожно осмелилась предложить, наконец, Анна. - Компот, - вздыхая, согласился Штольман. - Хотя… - чуть не облизнулся он, любуясь, как пена медленно стекала по округлой груди Анны, и попадая на ее твердые соски, падала вниз маленькими капельками. Пена, подчиняясь законам природы, ползла вниз, а его мужская плоть при этом неосознанно потихоньку снова стремилась вверх, что удивительно, тоже благодаря тем же самым законам. Анна же в этот момент была занята другим. Видя быстро растущую шишку на лбу у Якова, она очень старалась сохранять сочувствующее выражение лица, но так и не выдержала. Бросив несносную бутылку, Штольман закинул на плечо умирающую со смеху Аню, испортившую своим весельем столь волнительный момент, и, то тоже смеясь, то чертыхаясь, заботливо понес ее мыться, положив свою большую руку на прелестно выпирающие рядом с его носом ягодицы любимой.