***
Лишь когда Гаара смог наконец слабо вдохнуть, он услышал окончание речи Масы: — …защищал их. Конечности будто кололо сотней игл. Стоять становилось труднее, и все меньше он понимал, что происходит в комнате. Когда зал взорвался криками протеста и возмущения, у него заслезились глаза. Почему они не могут заткнуться? Кто-то дернул его за цепь, и Гаара был вынужден поднять взгляд на мужчин и женщин, сидящих в своих креслах. Стоявший перед ним человек что-то говорил, но слова было трудно разобрать из-за резкого потемнения в глазах. — Он убил моего сына… — Угроза… — Мы должны допросить… — Мальчик падает. Действительно, он падал. Гаара и сам не понял, как оказался на полу, а цепи, обмотанные вокруг запястий, задергались. Внезапно в поле его зрения появились большие зрачки и тонкое бледное лицо. — Мои извинения, Гаара-сама. Похоже, вы еще недостаточно восстановились для этого. — Маса говорил мягко, но совершенно неискренне. — Поэтому я буду краток. АНБУ потянули Гаару вверх за цепи, и все, что он мог сделать — подчиниться их требовательному жесту. — Итак, герой, — заговорил мужчина; Гаара отметил, насколько его зубы были похожи на акульи. — Правда ли, что вы остались в жилом квартале для гражданских в южном секторе с единственной целью — уничтожить шиноби, уже зараженных паразитом чакры, чтобы предотвратить ущерб и потери среди гражданского населения? От мужчины несло аммиаком и отбеливателем. От этого запаха у Гаары заложило нос. Когда он вскинул голову, присутствующие в зале показались ему нависшими над ним статуями, ожидающими ответа. Точь-в-точь стервятники. Гаара, сглотнув, облизнул губы и, не обращая внимания на резь в горле, произнес: — Да. На лице Масы растянулась бледная улыбка. Будь Гаара осведомлен лучше, то понял бы, что стоило сказать нет.***
Казекаге смотрел на свет яркого полуденного солнца, льющийся из окна. Звуки споров и крики негодования проносились мимо его ушей, отскакивая от стен зала совещания. Старейшины всегда ставили под сомнение его действия. Всегда, всегда, всегда. И как только они не замечали собственного упадка? Реликты. Окаменелости. Пыль. Совет хотел его падения. Их собственные союзы раскололись, и сейчас они невольно копали себе могилу. Грезили о новом лидере и новой деревне, которой у них никогда не будет. Исаму Юудаи был оппортунистической пиявкой — он гнался за славой, которой место в сказках, а не в реальности. Сильно заблуждающийся, он был попросту слеп в попытках угнаться за собственным хвостом. Поэтому Раса позволил ему бежать, бежать и бежать. Убийца смотрел на джинчуурики как на свою собственность. Как же хорошо он играл на шахматной доске: изворачивался в тенях и дергал за ниточки из своей клетки. Его глаза полны вопросов, на которые он никогда не получит ответов — даже если занесет скальпель над головой. Как же хорошо он имитировал мягкость — он был точно мотылек с клыками. И это его советники. Казекаге закрыл глаза, почувствовав укол печали. Раса смотрел на своего сына, обмотанного цепями и подвешенного, словно марионетка. Столько силы в такой маленькой пешке — расколотой и поломанной. Он так напоминал свою мать, когда дрожал, бледнея. Голоса продолжали спорить. Пусть играют.***
Высокий мужчина, не обращая внимания на хаос, что царил в зале, продолжил: — Выйдите вперед, Баки-сан, — прохрипел Маса, отойдя от джинчуурики. Джонин сделал то, что ему было велено, и встал посреди комнаты, всего в нескольких футах от своего закованного в цепи ученика. Он ни разу не взглянул на Гаару. Писец вышел вперед и покорно обратился к совету: — После нападения появились сообщения, указывающие на то, что джинчуурики также… — Писец сделал паузу и посмотрел на страницу так, словно слова стали уползать с листа. — Вмешался в попытку уничтожения половины деревни. По наблюдениям, в этом замешан человек, подходящий под описание джинчуурики. Этот некто унес взрывчатое вещество достаточно далеко в атмосферу, впоследствии выведя Суну из зоны поражения. Писец прочистил горло. В зале раздался удивленный гул. — Баки-сан, именно вас в последний раз вас видели с носителем паразита. Верны ли эти утверждения? Правда ли, что это джинчуурики нейтрализовал угрозу? — спросил диктор. — Он спас нас? Баки обдумал вопрос, и, вздохнув, ответил с предельной ясностью: — Нет. Это неправда. Он не знал, почувствовал ли его сидящий на полу ученик замешательство. Баки не отрывал взгляда с допрашивающего. — Вы говорите правду? — спросил Маса вновь. Его взгляд стал острее. — Помните, что находитесь под присягой. Баки окинул мужчину безучастным взглядом. — Да. Это был мой клон, которого я послал унести носителя в небо, — беспристрастно добавил он. — В то время мой ученик был без сознания и находился в своей комнате в присутствии нескольких АНБУ. Он был не в состоянии принимать участие в боевых действиях. Кроме того, как его сенсей, я могу поручиться, что Гаара-сама никогда не обучался созданию таких сложных клонов, как теневых. — Хватит этого фарса, Маса! — огрызнулся Юудаи, которому уже порядком надоел этот допрос. Маса не ответил на жалобы старейшины. — Но вы согласны, что мальчик был незаменим во время нападения? В качестве защитника гражданских? Баки пожал плечами. — Не знаю. Это кажется очень правдоподобным, учитывая, насколько подробные факты вы собрали. — Очень подробные. Как долго ты наблюдал за Гаарой? — Но, как я уже говорил, я не знаю. Меня там не было. Маса выглядел так, словно собирался содрать с Баки кожу одним лишь взглядом. Баки вяло моргнул и вежливо спросил: — Маса-сан, это все? — Мужчина ничего не ответил. — Потому что моего ученика нужно отвести в его покои. Пол — неприемлемое место отдыха для сына Казекаге. Джонин не стал дожидаться разрешения уйти. В одно мгновение он оказался возле бессознательного Гаары, глаза которого уже стали слипаться. Он поднял мальчика одним быстрым движением, а затем с ним на руках вышел из зала. Встреча резко оборвалась, оставив финал неразрешенным. Если бы хоть кто-то огляделся, то заметил бы, что место Казекаге уже давно пустует.***
Темари и Канкуро шли следом за Казекаге в свой дом, чувствуя зарождающуюся внутри тревогу. Куноичи некоторое время смотрела, как плащ отца мягко покачивается на ходу, и вдруг спросила: — Отец… с Гаарой все будет хорошо? Мужчина остановился, а затем повернулся к детям лицом. Как только он это сделал, хенге растаяло, открыв лицо того, кто все это время прятался под ним. — Я не знаю, Темари, — ответил мужчина. — Баки-сенсей? — Канкуро отпрянул назад. — Погодите. Что происходит? Белокурая куноичи застыла, а затем окинула учителя хмурым взглядом. — Стойте… вы на протяжении всего собрания прикидывались нашим отцом? Баки сел на стул у окна и покачал головой. — Только в самом конце. — Почему? — спросила она. — Потому что мне приказал Казекаге, — просто ответил их сенсей. — Тогда где отец? — Он замаскировался под меня. Сейчас он с Гаарой. Темари нахмурилась сильнее. — Он знал. Он все время знал, что произойдет во время встречи. Игра власти. — Множественные игры власти, — поправил Баки. Канкуро раздраженно вздохнул. — Я ничего не понял. — Это потому что ты тупой. Разве ты не слушал? — усмехнулась Темари. — Заткнись! Я слушал… Я просто не понял, почему все были такими… напряженными. Как будто они играли в перетягивание каната Гаарой. Они все хотели заполучить его. — Вполне, — сухо согласилась его сестра. — Кстати, кем был тот мужик? — Канкуро указал на свои глаза, глядя на Баки. — Вы знаете его? Того, со странными глазами? — Он вздрогнул всем телом. — Да у меня от него кожа мурашками покрывается. — Маса, он… специалист, — нейтрально ответил Баки. — Что ему нужно от Гаары? — с подозрением спросила Темари. — Он уделял ему до странного много внимания. Их сенсей не ответил, а затем вздохнул. — Мне нужно, чтобы вы оба поняли, что наша деревня дошла до того положения, когда этикет и «честная игра» больше не играют роли — хотя не то чтобы они когда-либо вообще были важны, учитывая наш род занятий. Суна, откровенно говоря, зашла так далеко, что теперь каждый борется за то, чтобы сохранить ее. Это порождает фракции и раскол в рядах наших собственных лидеров и советов, пытающихся возродить деревню. Все они хотят как лучше, да и в конце концов, мы все стремимся к одной цели — сохранить свою жизнь. — Но это нелогично, — возразила Темари. — Все используют разные методы и считают, что их средства более оправданы, чем другие. Нападение ударило Суну по самому слабому месту. Мало того, что Суна потеряла военную мощь, так еще и затраты на ремонт сильно сказались на финансах деревни. Но истинный ущерб лежал внутри: совет старейшин поставил под сомнение правление Казекаге, и теперь на него давили со всех сторон — с политической, экономической и военной. Казекаге терял власть, и Суна больше не была единым фронтом. Она разделилась на множество рук, которые пытаются оторвать друг друга вместо того, чтобы заключить союз. — Да, — подтвердил Баки голосом, в котором прозвучало нечто сродни усталости. — У всех есть свой план, и каждый считает, что его идея лучшая. Они все в отчаянии. Падение от вторжения извне можно было понять, и в каком-то смысле этот исход был предпочтительным и, как ни странно, уважаемым. Но когда деревня ниндзя уничтожалась «тихо», из-за политики и бедности, смерть была медленной и мучительной. Позорной. Шиноби скорее бы сгорел заживо, чем тихо утонул в застойной воде. — А этот Маса? — снова спросил Канкуро. Баки пожал плечами. — Он просто еще одна фракция, пытающаяся сохранить Суну — вместе с Юудаи и старшим советом. В то время как Юудаи хочет уничтожить Гаару, а старший совет — посадить его в клетку, планы Масы более… экспериментальны. — Он хотел, чтобы Гаара стал героем, — добавила Темари с некоторой осторожностью. — Да. — Разве это не странно? С какой целью он хочет это сделать? — Идея героя очень сильна. — Баки потер висок. — Я подозреваю, что он хотел, чтобы Гаара стал не только оружием. Если все сделать правильно, он сможет изменить весь менталитет населения. Представь, что именно ты будешь агитировать такого героя. Реабилитация джинчуурики. Если отбросить оговорки людей, это очень заманчивая идея. — Их учитель скрестил руки на груди. — Если ему это удастся, Маса станет новым воспитателем героя, его сторонником. Он сможет управлять толпой из тени. Он ведёт психологическую войну за главную награду. — Вы же это несерьезно? — Темари вскинула брови. — Это никогда не сработает. Мы шиноби, а не восхваляемые самураи. Только не Гаара. Им придется найти героя в ком-то другом. — Нет, но, как я уже сказал, Суна слаба. Такие люди, как он, могут выступить с самыми несуразными идеями и воплотить их в жизнь. Канкуро пожевал нижнюю губу. — Сенсей… с ним что-то не так. Все называли его Убийцей. В глазах обоих учеников читалась тревога. Он понимал их опасения. Баки вздохнул и ответил: — Он силён, а Суна не в том положении, чтобы придираться к своему оружию. — Затем, пожав плечами, он добавил: — В каждой деревне есть свой Орочимару.***
Когда Гаара снова проснулся, небо было насыщенного-оранжевого цвета. Наруто бы понравилось, рассеянно подумал он. Через мгновение Гаара решил, что на самом деле оно, скорее, розовое. Трудно было сказать точно из-за пятен перед глазами. Он подергал ногами под одеялом и с облегчением почувствовал, что боль немного уменьшилась, хотя ощущение покалывающих кожу иголок никуда не делось. Цепи исчезли, но израненная кожа саднила. Гаара закрыл глаза и потянулся к Шукаку. Клетка была слабой, скрепленной рвущейся веревкой и ломающимися гвоздями, но она была. Клетка все еще держалась. Когда он посмотрел вниз, то обнаружил, что закутан в хлопковые простыни, которые знакомо пахли. Чаем, пылью и бумагой. Бледные глаза цвета эвкалипта устало моргнули, когда воспоминания о кошмарном дне вспыхнули в памяти, а затем переместились на другого человека в комнате. Его отца. Казекаге сидел за большим столом у окна и читал пугающе длинный свиток. Тишину комнаты разрывал звук скрежетания пера по пергаменту и шелест сухой бумаги. Отец знал, что Гаара проснулся, но не проявил ни малейшего желания отвлечься от своих документов. Гаара использовал дарованное ему время, чтобы собраться с мыслями. Он не был уверен, что готов к разговору. С легким шипением Гаара принял сидячее положение и протер глаза. Потребовалось больше времени, чем нужно, чтобы понять, что эта комната была личными покоями Казекаге. Хотя Гаара все ещё не догадывался, почему он отдыхает в постели отца, а не в безопасном подземном помещении. Семь минут и четыре свитка спустя Казекаге наконец отложил перо и посмотрел на своего младшего сына. Гаара подавил внезапное желание отвести взгляд. Когда мальчик попытался встать с кровати, отец остановил его. Оставайся, беззвучно потребовал он, и Гаара неохотно повиновался. Медленным грациозным движением Казекаге дотянулся до маленького кувшина на столе и уверенным движением налил воду в другую чашку. Закончив, отец подошел и подвинул стакан к Гааре. Тот решил выпить его без осмотра, потому что это было похоже на своего рода мирное подношение. — Я подмешал в воду джинн, — внезапно заговорил его отец. Гаара едва не выплюнул воду обратно через нос. К счастью, он сумел справиться со своими рефлексами и не облил Казекаге. Собравшись с мыслями, Гаара пристально взглянул отцу в глаза и сделал еще один глоток. Он внезапно пожалел, что не может поспать еще несколько часов. Опустошив стакан, Гаара поставил его на стол так, словно это была чашка чая, которая смягчила его напряжение. — Спасибо за расслабляющее средство, — из его горла вместо обычного голоса вырвался хриплый звук. — Но я не думал, что мне нужен алкоголь, отец. — Он развязывает язык. Теперь моя очередь допрашивать. Спустя несколько ударов сердца отец сел; его цепкий взгляд не отрывался от сына. — Ты спал семь дней, — внезапно сообщил отец. — Твое тело практически умерло. Ни дыхания, ни движения мышц и почти полное отсутствие кровообращения. Только сегодня утром ты начал оживать. Если бы ты остался во сне на день дольше… — мужчина сделал паузу. — Я бы приказал кремировать тебя. Гаара почувствовал, как по коже поползли мурашки. — Но ты проснулся и поставил меня в очень затруднительное положение, мусуко. Сын. Джинчуурики не понимал, как его отец умудрился использовать в качестве оружия слово, которое должно было быть ласковым. Казекаге достал из рукава какой-то предмет и положил его на стол. — Мы нашли эту капсулу в твоем кармане. Подарок Итачи тускло блеснул на свету. Теперь, когда Гаара посмотрел на него без страха неминуемого уничтожения, он увидел, что капсула была довольно непритязательной. Он поднял оболочку и провёл большим пальцем по металлу. Гаара до сих пор не мог понять, как настолько маленький сосуд мог стать причиной такого хаоса и стольких потерь. Даже в вынужденном сне Гаара жил, наблюдая, как собственная рука отнимает жизни его товарищей. Они были твоими товарищами. Он оттолкнул капсулу. А ты убил их. Он знал, кто это сделал. Хорошо, что Гаара не был таким импульсивным, как Наруто, потому что мир никогда не был бы готов к его слепой ярости. Казекаге не отрывал взгляда от лица сына, изучая его реакцию и анализируя напряженные мышцы. — Ты действительно защищал их. Гражданских. Гаара откинулся на подушку и потер костяшку большого пальца. А после кивнул. Отец задумчиво смотрел на него, не выказывая никаких признаков того, что имел подозрения или был удивлен. Однако в глазах Казекаге проглядывала толика любопытства и растерянности. — Почему? Гаара открыл рот, чтобы что-то сказать, но быстро закрыл его снова. Потому что они — мои люди, мои товарищи, а я — их Казекаге. Причины были настолько очевидны для него, что даже спрашивать было излишне. Но Гаара знал, что не может ожидать от окружающих его людей понимания того, кем он является на самом деле и что диктует его действия. Тогда им пришлось бы узнать все. А этого не случится. Но на какую-то кратчайшую секунду, на какое-то ничтожное мгновение, Гаара подумал о том, чтобы рассказать отцу всё. Всё. От начала и до конца. Они были твоими товарищами. А ты убил их всех. Его глаза затуманились от нерешительности, пока он боролся с желанием… нет, не заплакать — боже упаси — но чем-то опасно близким к этому. Всегда ли одеяло ощущалось таким тяжелым? Всегда ли его отец выглядел таким огромным? Всегда ли он был таким слабым? Гаара, должно быть, сидел, погрузившись в свои переживания, так долго, что отец решил, что он не ответит. Казекаге вздохнул и откинулся в кресле. — Ты следовал своему собственному плану. Ты привлек не только мое внимание, но и внимание других фракций в цепи власти Суны. Гаара сглотнул, пытаясь смочить горло. — Сенсей рассказал тебе, что произошло. Отец посмотрел на него с укором. — Баки сообщил мне о действиях твоего клона. Я полагаю, ты оставил ему инструкции, прежде чем потерял сознание? Гаара кивнул, понимая, что лгать бессмысленно. — Я оставил его на окраине пустыни перед тем, как снова войти в деревню. Это был безотказный вариант. — Он посмотрел на свои руки. — Почему ты не сказал Совету? Им нужно от тебя все. — Не для того, чтобы они неправильно истолковали. И неважно, кто ты — герой, убийца или оружие. Они не получат тебя. — Ты мой. Ты был создан для чего-то большего, чем их бесплодные планы величия. Даже сейчас Гаара знал, что его отец ведет сложную игру против собственного совета. Прячется, лжет, выпытывает секреты и собирает их, точно золото. Гаара почти забыл, как утомительно быть Казекаге. Насколько это изнурительно, когда не можешь доверять даже собственным людям. — Маса считает тебя героем, — резко добавил отец. — Я не герой. Казекаге окинул сына прищуренным взглядом. — Но ты знал о нападении до того, как оно произошло. — Он посмотрел на капсулу на столе. — Ты нашел капсулу еще до первой волны. — Если бы Гаара не знал этого человека так хорошо, то не заметил бы подозрения, расцветшего в глазах отца. — Ты даже имел достаточно четкое представление о поведении оружия, чтобы продумать запасной план действий. Огромное количество чакры в твоём теле превратило бы паразита в сверхновую — ты бы уничтожил не только деревню, но и часть пустыни. Ты знал об этом и предпринял действия, чтобы это предотвратить. Гаара промолчал. В следующее мгновение он почувствовал, как ему под подбородок внезапно уперлось лезвие. Отец навис над ним; руки мужчины сжали его горло, точно тиски. Кровь хлынула Гааре в уши. В глазах отца он прочел обвинение. Даже твой песок ведет себя не так, как должен, казалось, говорил он. — Кто ты? Гаара открыл было рот, чтобы ответить… но все слова испарились под яростным взглядом отца. — Кто ты? Гаара сглотнул. — Я не самозванец. Пальцы сжались, а лезвие уперлось плотнее. Казекаге оставался бесстрастным, словно занимался чем-то таким же обыденным, как чтение свитков. Как будто не он был готов прорезать тонкие сухожилия и бледную кожу. — Отец… — Я знаю, что ты не самозванец, — внезапно перебил мужчина. — Никто не может прикинуться джинчуурики. — Голос отца был холодным, как сталь. — Но несмотря на все это… Кунай сверкнул в свете свечи. Гаара не знал, куда смотреть — тревога, которую он чувствовал, явно проступила на его лице. Все было плохо, потому что Гаара понимал, что имел в виду отец. Его поведение перестало иметь смысл. Он превратился в непредсказуемого, непостоянного и нежеланного джинчуурики. Даже лишенный знания о том, что Гаара не был уроженцем их временной линии… Казекаге мог сказать, что его сын стал кем-то другим. Его отец был слишком умен. Он чувствовал, что от Гаары пахнет чужеродностью. Но никто никогда не догадается. Никто никогда не поймёт. Никто никогда не узнаёт, что их подозрения не были беспочвенны. Что Гаара был аномалией. Как бы хорошо он ни держал лицо своей младшей версии — его тело, его пространство, — он и не надеялся искоренить личность, которой стал в будущем. Как он мог вдруг перестать быть товарищем, братом, наставником, верховным главнокомандующим Четвертой Великой Войны Шиноби? Человек, которым стал Гаара, скрывался под его кожей, как и неукротимое сердце Казекаге. Кто бы мог подумать, что доброту так трудно скрыть? Тень отца нависла над ним, заполнив пространство между их телами. — Я — Казекаге, и я обязан защищать. — Тон отца был почти будничным. — Но когда я смотрю на тебя, то думаю, что было бы проще просто сделать то, что мне постоянно твердят мои советники, — тихо признался отец. И что Гаара мог ответить на подобное? Казекаге не стал убирать кунай. Вместо этого он сильнее надавил лезвием на кожу. Гаара выдержал непреклонный взгляд отца. — Ты не убьешь меня. Гаара поперхнулся, когда лезвие вонзилось глубже. Отец перевел взгляд с куная прямо Гааре в глаза. — О, но я уже много раз пытался, мусуко. Почему же не сейчас? — Ты не убьешь меня, — повторил Гаара между вдохами, и рука, обхватившая его горло, сжалась. — Ты забыл тех АНБУ у своего окна? Всех шиноби, которых я посылал убить тебя? — Он не издевался. Просто озвучивал факты. — Яшамару. Гаара поднял глаза на Казекаге. Чувство вины затопило пространство за ребрами. Это имя все еще вызывало в нем детскую тоску. Отец был особенно жесток. — Но они — не ты. — Мальчик вздрогнул. Внезапно Казекаге навалился всем своим весом на слабое тело Гаары, закрывая его, удушая. Он ждал, когда появится песок; расталкивал спящего дракона, заставляя его обнажить клыки. И когда Гаара подумал, что отец не будет больше давить, что тактика устрашения, которую он пытался применить, прекратится… лезвие вошло в кожу. — Отец… — Гаара задохнулся. Куда делась его сила? Он так и не оправился после заражения паразитами, и его мышцы частично атрофировались от долгого неиспользования. У него не было ни песка, ни демона, ни силы. Его, измученного и обессиленного, оставили в постели отца. Но Гаара все еще мог двигаться. Возможно, ему даже удалось бы ударить отца ногой в живот. Он мог бы надавить на чувствительный пучок нервов на шее и лишить его сознания. Даже с ослабевшими пальцами он мог бы выколоть темные глаза отца, давить, пока они не превратились бы в пустые глазницы. Слабый и дрожащий, Гаара все еще мог убить своего отца. Они оба знали это. Так почему же?.. Кто ты? Гаара взглянул на своего правителя. В отличие от прошлых случаев, он не смог прогнать нахлынувшую тоску, которая обычно появлялась в душе, стоило ему вспомнить, что его лишили обоих родителей. Этот факт редко беспокоил его. Но когда это все же происходило, ему становилось трудно дышать. Он не знал, что делать, не знал, что сказать. Я твой сын. Внезапно Гаара схватил руку отца и подтолкнул лезвие к своему горлу.***
Глаза Казекаге слегка расширились, когда он вдруг почувствовал, как маленькие руки Гаары надавили на лезвие. Эти маленькие, бледные пальцы вгоняли острие все глубже в кожу. Дюйм за дюймом. Его сын не отводил взгляда. Ни разу не вздрогнул. — Ты не убьешь меня, отец, — повторил Гаара еще раз, произнеся слово «отец» так, словно оно причиняло ему дискомфорт, а потом надавил сильнее. Трещины начали расползаться по песчаной броне, которую сын всегда носил на себе. По мере того как оружие проникало все глубже, песок стал раскалываться, точно битый фарфор, и начал отваливаться мелкими кусками. Затем кунай бесшумно вонзился в тело мальчика. Кровь, выступив каплями, просочилась сквозь трещины в песчаной броне. Мальчик вздрогнул. Казекаге наблюдал, как сын медленно потянулся к его лицу. Осторожно, словно прикасался к чему-то хрупкому, Гаара провел рукой по щеке Расы и задержал ее там. Прикосновение было неправильным — слишком мягким, слишком осторожным. Он замер. Горячая жидкость продолжала стекать по горлу мальчика, окрашивая клинок в кроваво-красный цвет. Кровь выглядела, точно жидкий рубин, покрытый медом — медом с запахом ржавчины и вкусом отчаяния. Что-то было не так. Что-то было не так в том, как мальчик смотрел на него. — Ты не сделаешь этого. — Голос Гаары звучал хрипло. Руки мальчика затряслись мелкой дрожью. — Так позволь мне сделать это за тебя. Мышцы Казекаге словно обернуло колючей проволокой. Рука сына казалась ледяной. Ты похож на свою мать, когда дрожишь, бледнея. Его сын не улыбался, но… Одним быстрым движением Гаара перерезал себе горло.***
Еще одна неделя прошла без особых происшествий. Суна восстанавливалась, а ее жители медленно приходили в себя. Они не обращали внимания на иссушающую жару и двигались вперед, как перекати-поле, крепкие и выносливые. Они были людьми пустыни. Они были неукротимы. Братскую могилу украсили обсидиановые столбы и белые лилии.***
Уже рассвело, когда на подоконник Темари приземлилась птица с прикрепленным к лапке свитком. Она развернула его, одновременно прикрепляя подсумок с оружием к бедру. Повесив веер за спину, она сожгла послание. — Канкуро! — Куноичи постучала в дверь спальни брата. — Йо! — ответил он, и из его комнаты послышался звон дерева и стали. — Ты получил сообщение? Канкуро открыл дверь, представ перед сестрой с марионеткой за спиной, в капюшоне, надвинутом на лоб, и ярко-фиолетовой краской на лице. — Да, я получил его несколько минут назад. — Баки ждет нас у главных ворот. Пойдем.***
Баки-сенсей ждал своих учеников, наблюдая, как пыль клубится в открытой пустыне. Для джонина рассвет был самым любимым временем суток. — Сенсей! — позвал кукловод. — Мы получили ваше сообщение. Мы правда идем на миссию? Учитель повернулся к ним. — Да, мы отправляемся через несколько минут. — Наконец-то! — Канкуро помахал кулаком. — Я думал, мы никогда не выберемся из деревни. Темари проверила свой рюкзак и пересчитала оружие в подсумке. — У меня все готово, а Канкуро уже собрал продовольственные пайки. — Хорошо. — Баки оглянулся на деревню. — Теперь нам нужно дождаться Гаару. — Он тоже идет? Учитель кивнул. — Прошла неделя с тех пор, как ваш брат очнулся, и он достаточно восстановился, чтобы присоединиться к нам. Это не будет тяжелым физическим испытанием, потому что это дипломатическая миссия. Кроме того, нам же выгоднее, если на миссию отправятся все дети Казекаге. — Всех троих? — Темари задумчиво посмотрела на своего учителя. — Это они попросили об этом? — Нет, это сделал твой отец. — Баки протянул обоим ученикам запечатанные свитки. — Это описание миссии. Темари прочитала свиток и нахмурилась. — Подождите… здесь говорится, что мы должны заключить дипломатический контракт. Это значит, что это мы должны его подписать? Разве он уже не подтвержден? — Это задание… немного необычное, — объяснил Баки, скрестив руки на груди. — Я расскажу подробнее, когда прибудет Гаара.***
Гаара проснулся задолго до рассвета, когда небо еще было почти ночным, а звезды едва померкли. Джинчуурики посмотрел на письмо в своих руках и выпрыгнул из окна. Она ждала его на качелях в старом парке. Ее лицо обрамляли две косы, отчего она выглядела моложе своих лет и слаще, чем булочки в ее корзинке. Даже ее фартук пах сахаром, медом и уютом. Она нервно сидела, сдвинув ноги вместе и поставив локти на колени. Когда ее взгляд наконец наткнулся на Гаару, она отпрыгнула назад, чуть не упав с качелей. Смущенный румянец пополз по ее лицу и обжег уши. Она крепче прижала корзину к груди. — Г-Гаара-сама! Джинчуурики подождал, пока девушка соберется с мыслями. — Эм… — Она замялась, не зная, как начать. — Да? Девушка вдруг протянула руки, предлагая корзину с пирожными и одновременно кланяясь. Ее глаза были плотно зажмурены, а щеки покраснели. — Пожалуйста, примите это подношение в знак моей благодарности, Гаара-сама! Он моргнул раз, потом второй и посмотрел на корзину со сладостями, словно не понимая, что это такое. Девушка подняла голову, когда поняла, что ответа так и не прозвучало. Она посмотрела на мальчика, затем — на свой подарок. — Это… это для вас, — пояснила она, все сильнее волнуясь. Гаара нахмурился и решил, что ситуация требует большей ясности. — Кто ты? Если раньше она казалась ему розовой, то теперь приобрела тревожный оттенок вишнево-красного. Ему вдруг стало не по себе: она напомнила ему перепуганную мышку. — Я… мне так жаль! — Она снова поклонилась, да так низко, что Гаара не удивился бы, ударься она о землю. — Это… это была плохая идея. Она попятилась назад, пытаясь сбежать, но, в конце концов, споткнулась на ровном месте и её лицо приобрело новый оттенок, которому Гаара не знал названия. Она действительно напоминала ему мышь. Гаара пожалел бедную девушку. — Подожди. Она тут же остановилась. Ее длинные ресницы не скрыли ее оленье выражение лица, когда она оглянулась из-за плеча, чтобы посмотреть на подошедшего ближе Гаару. Джинчуурики присел, поднял корзину и вернул ее неуклюжей девушке. — Я получил твое письмо, — объяснил Гаара. На лице девушки промелькнуло нечто похожее на облегчение. — О, вы получили! Я не была уверена, что вы прочли его… Я написала его так много недель назад… — Она неловко замолчала. — Ты сказала, что хочешь встретиться со мной. Она вдруг оживилась. — Да, я хотела поблагодарить вас! — Ты поблагодарила меня в письме, — заметил Гаара. — Да, но… я хотела сделать это лично, и я хотела подарить вам это! — Она снова подтолкнула корзину к лицу Гаары, не подозревая, как близко приблизила ее к его носу. — Пожалуйста, примите это в знак моей благодарности, Гаара-сама! — На мгновение она покачала головой и пробормотала: — …я уже говорила это. Гаара посмотрел на пирожные и наклонил голову. Какая странная женщина. — И… за что ты благодаришь меня? При этих словах молодая женщина подняла голову и посмотрела на него широко распахнутыми глазами. — За что я вас благодарю?.. — Она смутилась. — Вы спасли мне жизнь. Гаара нахмурился. — Я спас тебе жизнь?.. Она энергично кивнула. — Да! Неделю назад на рынке, когда я упала… Отец всегда говорил мне, что я такая неуклюжая, что даже гуси выглядят грациознее… но он не имел в виду ничего плохого. — Она покачала головой, поняв, что отошла от темы. — Помните? Вы вытащили меня с пути едущей телеги. Когда джинчуурики лишь непонимающе моргнул, она почувствовала, что у нее пересохло в горле. — Помните?.. — пролепетала она снова; смущение нахлынуло на нее с новой силой. — О, Ками… эм… неважно! Второй раз за это утро Гаара наблюдал, как она спотыкается, пытаясь убежать от него. — Подожди… — Он потёр лоб. — Я помню. Прошу прощения, давно не виделись, — быстро исправился Гаара. — О! — трепетная улыбка украсила ее лицо. — О… это хорошо. Раздался приглушенный смех и шарканье ее неловких конечностей, когда она снова протянула подарок. — Пожалуйста, примите этот дар, это все, что я могу дать, чтобы вернуть долг жизни. Она глубоко поклонилась, на этот раз с большим изяществом, чем в предыдущие попытки. Гаара не принял подарка. Она снова посмотрела вверх в замешательстве. — Что такое? — Нет никакого долга жизни, который нужно выплачивать. Ты можешь оставить свой подарок себе или отдать его тому, кто оценит его больше, чем я. — Пожалуйста. Если… если еда вам не по вкусу, тогда скажите, что я могу сделать. Мальчик одарил её заинтересованным взглядом. — Почему это так важно для тебя? Она слегка отодвинулась и потерла руку. — Я знаю, это глупо… люди говорят мне, что я иногда бываю слишком настырной… — Девушка внезапно выпрямилась и одарила его полуулыбкой. — Но моя мать воспитала меня так, чтобы я всегда благодарила тогда, когда нужно благодарить. Неважно, насколько мала или велика благодарность. И… Это немного, но все, что я могу дать вам, это сладости и выпечка. Еда — это моя жизнь, и я хочу поделиться ею с тем, кто ее спас. Через мгновение мальчик сказал: — Я — джинчуурики. Она помолчала, а затем просто спросила: — Вам ведь все равно нужна еда, так? Гаара подавил удивление. Он оценил ее сдержанность и решил смягчить свои слова. — Не стоит дарить шиноби еду неизвестного происхождения. Спасибо, но, как я уже сказал, в этом нет необходимости. Считай, что твой долг полностью оплачен. Почтительно поклонившись, Гаара развернулся, чтобы уйти. — Подождите! Девушка порывисто вскинула руку, чтобы остановить мальчика, но завеса песка взметнулась вверх и сковала ее конечность. Песок обхватил ее пальцы, а затем крепко сжал. Глаза Гаары расширились, и он тут же втянул песок обратно. Он не мог отвести взгляд от поцарапанной кожи и сбитых костяшек пальцев. Под кожей начала собираться кровь, образуя пятнистый узор синяков. Девушка отдернула руку и прижала ее к груди. Заметив распухшие пальцы, джинчуурики сделал к ней шаг, но остановился, когда она вздрогнула. Такая реакция не удивила, но в то же время он чувствовал разочарование. Вздохнув, Гаара сдержал желание потереть лоб в досаде на себя и на девушку. Как он и предполагал, встреча обернулась плохо. Гаара медленно отступил тщательно выверенными шагами. Но прежде чем он успел исчезнуть, она пролепетала: — Простите! Гаара понятия не имел, почему она вдруг извиняется, и, судя по выражению лица девушки, она тоже. Они оба замерли, и девушка повторила: — Простите… Я не хотела… Я не пыталась… — Она покраснела, облизнув губы. — Я имела в виду… С некоторым неверием Гаара отметил, что девушка действительно пытается искренне извиниться перед ним. Он продолжал с любопытством наблюдать за тем, как она путается в словах и спотыкается на слогах. Он посмотрел на ее раненую ладонь и негромко сказал: — Перевяжи руку. Она подпрыгнула от неожиданности. — Х-хорошо. Прохладные зеленые глаза сузились будто бы от гнева, но это была не злость. — И никогда больше так не делай. Она замерла, услышав ледяные нотки в его голосе, который был одновременно грубым и мягким, успокаивающим и пугающим. Девушка сглотнула и повторила: — Хорошо. С жутко спокойным взглядом Гаара наконец спросил: — Как тебя зовут? Потрясенная, женщина быстро ответила: — Мори. Риса Мори. — Ее голос слегка стал громче от удовольствия, вызванного его вопросом. — Я дочь пекаря. С последним кивком джинчуурики исчез в бледно-золотом вихре, оставив позади себя изумленную девушку. Когда Мори опустила глаза, то поняла, что он забрал подарок с собой.***
Небо было прохладно-перистых оттенков, прямо как сахарная вата, в которую попало слишком много воздуха. С кладбища рассвет выглядел прекрасно. Они отдали дань уважения своим мертвым черным камнем, который полировали до тех пор, пока в нем не стали отражаться лица скорбящих. Укрытые от неба под терракотовым куполом, надгробия лежали безмолвными сотнями рядов, как бойцы, ожидающие своей очереди. Послушные даже в смерти. Земля на свежих могилах была еще сырой. Он закрыл глаза в молчаливом извинении. Они заплатили высокую цену за слабость Гаары. Ему все еще снились падавшие металлические хитай-ате и окровавленные бронежилеты. Джинчуурики потрогал шрам на горле. Швы зудели. Он едва не рассмеялся при воспоминании об этом. Когда он был готов прирезать себя. Но смех оборвался жалким хрипом, когда он вспомнил огонь в глазах Казекаге. Он вспомнил, как быстро отец сжал руку на его тонкой шее, зажимая зияющую рану, которую нанес Гаара, — ту самую руку, которая грозилась задушить его. Как легко он мог бы надавить еще чуть-чуть и переломать ему позвоночник. Но, мрачно скривив рот, отец молча влил чакру в горло сына, сращивая мышцы и кожу. В моменты между болью и изнеможением Гаара спрашивал себя, когда его отец научился искусству целительства. Позже, когда они оба были покрыты кровью Гаары и, возможно, впали в ступор от произошедшего, Казекаге отпустил сына и удалился. Гааре вспомнились очертания спины отца, когда тот потянулся к двери. Это была спина жутко уставшего человека, из которого выкачали всю энергию, но он продолжал работать на одной решимости. Гаара хотел извиниться, но горло обожгло, и он прокашлялся кровью. Ему вспомнилась отцовская спина. — Я не знаю, что с тобой делать. — Затем он ушел. Гаара не позволил никому увидеть, как он свернулся клубком и зарылся лицом в подушку отца. — Прости меня, отец. — И он говорил серьезно. Он действительно просил прощения. Над ним кружила посыльная птица. К ее лапке был прикреплен свиток с заданием. Джинчуурики поднял руку и послал песок к новым могилам. Одним движением руки Гаара присыпал песком основание каждого надгробия и установил надписи на прочных табличках. Простые и сверкающие бледным золотом, они гласили:英雄
Герой
Джинчуурики склонил голову.***
Песчаная троица и Баки-сенсей покинули Суну, когда солнце показалось над горизонтом. — Так что же такого особенного в этой миссии? — спросил Канкуро, ковыряясь в ухе. Баки ответил: — Нам требуется экономическая поддержка после нападения, поэтому нам повезло, что наша деревня-союзник объявила о желании заключить новый контракт с Суной. — Это же хорошо, да? — подхватила Темари. — Они предложили контракт и другой деревне, — объяснил Баки. — Так что нам придется убедить их, что они должны выбрать Сунагакуре в качестве потенциального будущего партнера. Другая деревня, в которой они заинтересованы, тоже пошлет свою команду. Канкуро нахмурился. — То есть это как соревнование? Баки кивнул. — Пока не беспокойся об этом. Нам предстоит долгий путь через западную пустошь, так что берегите силы. — Что это за другая деревня? Три пары глаз устремились вправо, где шел самый маленький член их команды. Гаара выжидающе уставился на своего учителя. Баки ответил: — Коноха.