Белой акации гроздья

Тирион На следующее утро его грела только одна мысль. Мысль о том, как плохо сейчас должно быть Джоффри, который на собственной свадьбе отключился даже раньше, чем приступили к провожанию. Тирион даже ухмыльнулся невесело, представив, как его величество кричит на слуг и Пицеля, требуя противоядия. Впрочем, ухмылка, и так вышедшая почти печальной, погасла, не успев разгореться. Если Джоффри будет слишком плохо, он может переложить свою боль на другого. Прикажет кого-нибудь казнить, а то и Маргери, не приведи Семеро, что-нибудь сделает… Не то, чтобы Тирион всерьез опасался за Маргери – вряд ли Тиреллы согласились бы на этот брак, если б считали, что их драгоценной розочке что-то угрожает. Тогда он вспомнил, что сватать розочку ездил Мизинец… Этот не должен был говорить о недостатках Джоффри. Только о достоинствах. Тирион выпил остававшееся на донышке бокала вино, и жестом приказал снова наполнить. Его жена сидела напротив и ела так тихо, что могло бы показаться, будто он совсем один в этом зале. Один в этом замке. В этом мире. Санса старалась не издать ни единого звука, очень мягко клала столовые приборы, чтобы приложить бокал с вином к губам, очень тихо ставила бокал на стол, неслышно подносила салфетку ко рту… Тириону начало казаться, что эта проклятая тишина сведет его с ума. Может, не в это утро, так в какое-нибудь другое точно. - А что если мы уедем в Ланниспорт? – собственный голос показался Тириону громким, как возглас пьяницы на поминках. Санса едва заметно вздрогнула и положила приборы. Глаз она не подняла. - Как пожелает милорд, - она говорила так тихо, что можно было подумать, словно он действительно один и разговаривает сам с собой. Сначала он даже не расслышал ее. Когда она повторила громче, он понял, что ее голос хрипит. Явно от долгих рыданий. Он и не заметил, когда же она плакала… Она не пускает его, упорно не пускает к себе. К себе, в себя… Тирион вспыхнул от своих мыслей. - Что это? – излишне строго поинтересовался он у служанки, поднесшей к его стороне стола большое блюдо. - Второе, милорд, - невнятно пробормотала девушка. Юная, красивая, испуганная. Совсем как его жена. - Я не голоден, - Тирион бросил салфетку на стол и покинул эту комнату, наполненную юными страхами. Он даже в детстве не ощущал себя таким чудовищем, таким, каким он ощущает себя сейчас, под взглядом этой служанки, под взглядом собственной жены, который она умудряется и прятать, и выставлять напоказ одновременно. Может быть, он совершил ошибку? Может быть, надо было взять ее силой в первую же ночь, заставить плакать при нем, при нем, а не тайком, а потом утешать, и говорить все те ласковые, полные нежности слова, которые жили для нее в его сердце… Да он совсем с ума сошел! Причинить боль, чтобы потом утешать… Тирион встряхнул головой, словно надеясь вытряхнуть из нее эти глупости, эти пошлые жестокости, эти… надежды? Просто вытряхнуть, избавиться… Он знал, что вино ему сейчас не поможет. Нужна Шая. Но… не сейчас, нет, не сейчас, лучше поздним вечером, вдруг кто-нибудь увидит сейчас, догадается… Утехи и алкоголь отменяются. Чем еще может утешиться мужчина, которого отвергли? Конечно же, политикой. И тогда Тирион решил направиться к отцу. В Башне десницы он столкнулся с Королевой шипов. Вежливо раскланявшись, он решил было, что сейчас неподходящее время для разговора с отцом, если перед этим он общался с Оленной Тирелл, но ведь он уже пришел… В конце концов, разве может отец оскорбить его еще сильнее, чем уже оскорблял и не раз? - Могу ли я войти? – осведомился Тирион, приоткрыв дверь. Отец поднял взгляд от бумаг, разложенных на столе, и коротко кивнул. Тирион немного приободрился. - Доложил уже Пицель о состоянии его величества? Джоффри, я полагаю, благородно валяется в своих шелковых простынях, а не в собственной блевотине, как довелось однажды вашему покорному слуге. Тайвин едва заметно поморщился. - Его величество был вчера невоздержан в выпивке, - за словами отца что-то крылось, что-то непонятное, какой-то подтекст, - однако ему уже лучше. Я надеюсь, что сегодня же он исполнит свой супружеский долг, в отличие от тебя. Объясни мне, чего ты хочешь добиться этой своей позой? - Должно быть, о милосердии к девочке говорить не стоит, - насмешливо сказал Тирион. Тайвин снова едва заметно поморщился, абсолютно так же, как и тогда, когда Тирион говорил о блевотине. - Кажется, я начинаю понимать, в чем кроется твое милосердие, - угрожающе тихо произнес десница короля. В этот момент Тирион иначе и не мог назвать его… простое слово «отец» не увязывалось с этим жестоким, львиным взглядом, со слегка исказившимися в гневе чертами лица. - Учти вот что – когда я найду твою шлюху, - Тайвин буквально выплюнул это слово, - я велю побить ее камнями на площади, а затем вывесить на воротах города. А я найду ее, не смей сомневаться в этом. Разберись со своей женой, и прекрати меня позорить. Я собираюсь доверить тебе одно важное дело. Доверить, как… сыну. Это слово далось ему нелегко – Тирион видел это. И его душу почему-то затопил ужас. Чего же потребует от него отец, если выбрал ТАКОЙ аргумент? - Свадьба Серсеи сорвалась, - отец мучительно медленно сжал кулак лежавшей на столе правой руки. Тирион вспомнил хитрое выражение лица встретившейся ему Оленны Тирелл. - Она посмела угрожать мне некими доказательствами позорной связи. Ее не удалось урезонить даже тем, что ее драгоценная розочка тоже пострадает от обнародования этих… доказательств. Кто-то сообщил Тиреллам о некоей шлюхе, которую, якобы, долго пытал и убил Джоффри. Так что бабка потребовала гарантий безопасности для Маргери, запугивала меня, - меня! – тем, что об этом тоже не станет молчать. Мол, народ короля и так уже не любит… Тирион с ледяным ужасом в сердце слушал монолог отца. Слушал и вычленял между строк страшный приговор семейству Тирелл. Он избавится ото всех, кто не представляет особой ценности. И, прежде всего, от Королевы шипов, посмевшей угрожать самому Тайвину Ланнистеру. Тирион, разумеется, не знал, как отец это сделает, но знал точно – сделает. Пусть пройдут годы, но он своего добьется. - Все это я говорю тебе, чтобы ты понял, какую важность представляешь для меня сейчас, когда мой первый сын отказался от своих обязательств, - Тайвин вперил в него острый, как кинжал из валирийской стали, взгляд. – Не думай, что мне это приятно. Но выхода у меня нет. Я буду делать свое дело с помощью тех инструментов, что у меня под рукой. И Тирион ни на минуту не усомнился в этом.