***
Многих в Грин-Крик произошедшее озадачило. Как такую большую группу людей могла растерзать стая диких зверей? Погибших опознать не удалось. «Медведи, — говорили все. — Возможно, это были медведи». Но никаких животных — медведей или кого-то ещё — так и не нашли. Трагедия превратилась в городской ужастик. Правда, в течение года о нём вспоминали всё меньше и меньше.***
Я поцеловал Марка Беннета во второй раз, когда мне было пятнадцать. Элизабет была беременна вторым ребёнком. Картер ходил и разговаривал. Алые глаза Томаса Беннета по-прежнему были полны горя, но он принял на себя ответственность главного Альфы. В Грин-Крик приехало много мужчин. Оборотней. С далёкого востока. Они следовали за Осмондом, который каждый раз благоговейно кланялся, когда перед ним стоял Томас. — Странный он человек, — сказал мне однажды Томас. — Он подхалим, — фыркнул я. Губы Томаса дрогнули: — И это тоже. — Он мне не нравится. — Да ну! На этом разговор был окончен.***
Ричард ушёл. Он покинул нас почти сразу после нападения охотников. Это ранило Томаса так же сильно, как гибель стаи, хотя он не говорил об этом вслух. Но я знал это. Он был моим Альфой, и я знал.***
Марку было восемнадцать. Я поцеловал его, потому что хотел и потому что мне это было необходимо. Он сдержанно ответил на мой поцелуй. Я попытался углубить его, но он не позволил. — Ты молод, — сказал он. Его глаза горели ярко-оранжевым, он выглядел так, словно отчаянно пытался сохранить самообладание. — Я не могу этого сделать. Пока рано. Я оттолкнул его и ушёл в лес. Он за мной не пошёл.***
— Эй, — позвал Рико, пытаясь перекричать шум столовой. — Слушай. Гордо. Мы тут кое о чём поговорили. Я поднял глаза и увидел, что Рико, Таннер и Крис — все они — смотрят на меня с интересом. Хорошего это не предвещало. Мне хотелось просто встать и уйти, но вместо этого я произнёс: — Я даже не хочу знать о чём. — Ага, — кивнул Крис. — Мы знали, что ты так скажешь. — Значит, назовём это вторжением в личную жизнь, — размышлял Таннер. — Но дружеским. — Он нахмурил брови. — Друж-жением. — Хватит, — велел я ему. — Пожалуйста. Он выдохнул с неким облегчением. — Мы тут кое о чём поговорили, — повторил Рико. — А теперь нам нужно обсудить это с тобой. — Что именно? Таннер наклонился ко мне, облокотившись на стол. Казалось, он не заметил, что его локоть угодил в тарелку макарон с сыром. — О любви. Я так их ненавидел в тот момент. — О любви? Рико кивнул: — О любви, papi. — О любви, — подтвердил Таннер. — О какой любви? — спросил я, понимая, что звучит это ужасно нелепо. — О твоей любви к стоякам. Тогда меня посетила мысль: избежал бы я наказания, если бы сделал так, что земля под ними разверзлась бы и поглотила бы их в свои недра? Конечно, мне пришлось бы притвориться обезумевшим от горя и, возможно, даже немного всплакнуть перед другими людьми из-за потери моих друзей. Но это того бы стоило. — Рико. Что? Бля. Ты о чём? — Тебе нравятся члены, — мудро изрёк Рико. — Так же, как мне сиськи. Крис кивнул. А Таннер сказал: — У меня на локте макароны. — Я ненавижу вас всех, — процедил я им. — Не представляете даже насколько. — Крис, — позвал Рико. Крис вытащил из сумки блокнот. Он открыл его и помахал им перед моим лицом. — У меня тут задокументировано семнадцать случаев, когда ты похотливо пялился на Марка. Я указал даты, время и всё в этом роде. — Это должен был написать я, — сказал Таннер, — но у меня ужасный почерк. — Самый худший, — подтвердил Рико. — Похож на древнегреческий. — Что вы, чёрт возьми, несёте? — зарычал я на них. — Ты любишь Марка, — сказал Крис, уставившись в свой блокнот. — Прошлая неделя. Суббота. Три часа тридцать семь минут. Мейн-стрит. Марк прошёл мимо окна закусочной с девушкой, и Гордо мечтательно вздохнул, прежде чем спросил, кто эта девка и почему она так близко стоит рядом с Марком. — Я ничего из это не делал. — Ты сказал, будто думаешь, что она, наверное, сучка, которая хочет вонзить в него свои когти, — добавил Таннер, вытирая локоть. — Когти, Гордо. — Мы можем продолжать это список вечно, — заверил Рико, выгнув бровь. — Чёрт возьми, — пробормотал я. — Крис! — Две недели назад. Вторник. Пять сорок шесть вечера. У Марти. Марк принёс Гордо перекус, и Гордо сделал ОМЛ. — ОМЛ? — Оближи Моё Лицо, — сказал Рико. — Это выражение появляется у тебя на лице, когда Марк стоит рядом с тобой. Ты будто хочешь сказать ему, чтобы он тебя облизал. Нас наказали на три дня после того, как я затеял драку, кинув свой пакет молока Рико в голову. А то, что тот неожиданно взорвался ещё до того, как успел прилететь ему в лоб, и вылил на всех троих намного больше жидкости, чем должно умещаться в этой крошечной коробочке… Что ж, кроме меня никто не должен был этого заметить.***
— Я не хочу облизывать твоё лицо, — выпалил я Марку позже. Он удивлённо моргнул: — Что? Я насупился: — Ничего. Всё прекрасно. Без разницы. Как там Бетани? Он медленно растянул губы в самоуверенной улыбке. — Хорошо. Она… хорошо. Она милая девушка. — Отлично, — всплеснул я руками, уходя. — Прекрасно. Это просто здорово. Марк смеялся, и смеялся, и смеялся мне вслед.***
Происходили вещи. Вещи, в которые меня не посвящали. Меня не всегда пускали на встречи Томаса, Осмонда и волков с далёкого востока. Чёрт побери, я даже не был уверен, где вообще находился этот далёкий восток. Но несмотря на то, что в моей голове ещё иногда раздавался предостерегающий голос матери, я доверял Томасу. Я верил в то, что он знает, как поступить правильно. Знает, что значит быть Альфой, иметь стаю. Не стоило этого делать.***
Марти сказал: — Ох, чувак. Это… Чувствую себя как-то странно. А потом он рухнул посреди гаража. Я подскочил к нему. Его кожа была скользкой от пота. А дыхание прерывистым. Он загремел в больницу на несколько недель после того, как ему поставили стент в артерию. — Воздушный шарик, — сердито жаловался он мне, пока вокруг него порхала медсестра. Он зло зыркнул на неё и попытался убедить оставить его в покое. Но женщина лишь покачала головой, ответив, что сталкивалась с пациентами и похуже, чем он. — Они затолкнули в меня проклятый шарик, надули его, а потом вставили стент. Он помогает моему моторчику биться дальше. — Марти поморщился. — Видимо, придётся внести изменения в свою диету. Он не особо был этому рад. — Больше никакого фаст-фуда, — серьёзно сказал я ему. — Больше никакого фаст-фуда, — угрюмо буркнул он.***
Четыре события произошло, пока мне было пятнадцать. Четыре события, которые навсегда изменили мой взгляд на жизнь.***
Первое событие. Томас позвал меня в свой кабинет. Элизабет спала наверху. Марк был… Я не знал, где был Марк. Наверное, с Бетани. Осмонда и волков с далёкого востока не было видно уже несколько дней. В доме было спокойно, как я и любил. Поэтому, когда Томас позвал меня к себе в кабинет, я не ожидал серьёзного разговора. Он жестом велел мне закрыть за собой дверь. Я закрыл её, и сел напротив Томаса за рабочий стол, который когда-то принадлежал его отцу. — Гордо, — произнёс Томас ласково. — Как у тебя дела? — Хорошо, — ответил я. — Но, может, перестанешь нести чушь собачью и сразу скажешь о чём хотел поговорить. Он выгнул бровь. Я лишь пожал плечами. — Помнишь, что когда-то ты меня боялся? Он сверкнул глазами и клацнул зубами. Я засмеялся: — Я тогда был ребёнком. — Ты всё ещё ребёнок. — Мне пятнадцать, — гордо заявил я, выпятив грудь. — Ага. И ты настоящая заноза в моей заднице. — Ты меня любишь. — Да, — согласился он. И пусть я не произнёс вслух, но это маленькое слово наполнило меня таким чувством гордости, что у меня перехватило дыхание. Он улыбнулся, потому что знал, что я чувствую. Он всегда знал. — Вот почему я позвал тебя сюда. Нам нужно поговорить. Как мужчина с мужчиной. Мне понравилось как это звучит, и я кивнул: — Я согласен. Пришло время поговорить, как мужчина с мужчиной. — Рад это слышать. Каковы твои намерения в отношении моего брата? Мне до конца своих дней будет стыдно за нелепый звук, который вылетел из моего рта. Вдобавок к этому я поперхнулся и начал отплёвываться, забрызгав слюной весь его стол. Я был удивлён, что после такого он не вышвырнул меня из своей стаи в ту же самую секунду. Томас просто сидел и изумлённо наблюдал, как я давлюсь собственными слюнями. — О чём ты говоришь? — сумел лишь выдавить я. — Мой брат, — медленно повторил он, словно я был последним идиотом. С чем, если честно, я не мог поспорить. — Каковы твои намерения в его отношении? — Мои намерения? Что ты… О боже, ты не можешь просто… Томас. — Какая интересная реакция, а я всего лишь упомянул имя Марка. — Не упомянул. А спросил о моих намерениях на его счёт. — Верно, — быстро признал он. — Приношу свои извинения. — В жопу твои извинения! О чём ты думал? — Что ты его истинная пара. И что ты поцеловала его. Дважды. — Этот мудак! — взревел я. — С чего он взялся говорить тебе… — Он приносил тебе подарки. — Дохлых животных. — Несколько устаревший способ, но у него консервативные взгляды. Он всегда таким был. Тебе хорошо известны традиции волков, Гордо. Ты в стае с детства. — Я убью его, — поклялся я Томасу. — Сожалею, если ты любишь брата, но я собираюсь забить его сапогами с серебряными каблуками до смерти. — Разве он не должен был мне рассказывать? Я снова начал плеваться. Мне казалось, что это длилось целую вечность. — Я здесь как твой Альфа, — наконец произнёс Томас, избавив меня от страданий. — И я получил официальный запрос от одного из моих Бет. Я застонал и откинулся на спинку стула. Томас опустил руку мне на волосы. Ощущения были приятными. Семейными. — Никогда не меняйся, Гордо, — тихо сказал он. — Что бы ни произошло, оставайся таким, какой ты есть. Ты чудесное создание, и я был очень счастлив познакомиться с тобой. Я вздохнул и когда заговорил, мой голос звучал слегка приглушённо: — Он мне нравится. — Надеюсь, что так и есть. — Но он говорит, что мы должны подождать. — Да, есть такое. Тебе пятнадцать лет. Он старше тебя на три года. Ничего… непредвиденного не должно произойти, пока ты не достигнешь совершеннолетия. Я поднял голову и уставился на него. — Тебе было семнадцать, когда ты встретил Элизабет. Ей было пятнадцать. — И я только сообщил ей о своих намерениях, — сказал Томас. — Ничего более. Потому что объявить кого-то своей истинной парой — это просьба. И у того, кого ты просишь, всегда есть выбор. Мне очень повезло, что в конце концов она выбрала меня. — Разве сегодня утром она не говорила тебе, что если ты ещё хоть раз подойдёшь к ней со своим пенисом, она раздерёт тебе лицо? Он ухмыльнулся. Это было потрясающее зрелище. — Она на девятом месяце беременности. Ей позволено говорить всё, что она пожелает. И если бы она действительно захотела разодрать мне лицо, я бы дал ей это сделать. Я вздохнул: — Мне нравится твоё лицо таким, какое оно сейчас. — Спасибо, Гордо. — Марк, хм? Томас пожал плечами: — Если тебе от этого станет легче, он очень нервничал, когда обратился ко мне. — Нервничал? Почему? Томас провёл пальцами по столешнице, обводя ими шрамы, которые образовались на дереве под влиянием времени. — Марк… он беспокоится. Сильно. О стае. О своём Альфе. О тебе. А теперь, когда он станем моей правой рукой… — Что… — Ричард сделал свой выбор, — резко перебил меня Томас. — Он… он не понял. Не понимает. И я не виню его в этом. Это… Ему нужно найти свой собственный путь. И я надеюсь, что однажды наши с ним дороги снова пересекутся. Я встречу его дома с распростёртыми объятиями и обниму как брата. Если этого не случится, я не могу винить его в этом. В тот день он многое потерял. Как и все мы. Горе… оно меняет людей, Гордо. Тебе это хорошо известно. Я лишь кивнул, не веря в то, что у меня найдутся силы как-то это прокомментировать. — Но Марк прекрасно справится с обязанностями моей правой руки. Он смелый и сильный. Очень хороший волк, скажу я тебе. Сомневаюсь, что в любой другой стае есть волк лучше него… Я спросил: — Ты пытаешься сосватать мне своего брата? Альфа вздохнул: — Мне бы не хотелось, чтобы ты это так называл. — Но это звучит так, будто ты пытаешься сосватать мне своего брата. — У меня получается? Я поёрзал на стуле: — Нет. Может быть. — Ты не обязан соглашаться, — сказал Томас. — Марк никогда бы не стал тебя заставлять. Я бы ему этого не позволил. Ты ещё молод. Перед тобой распахнут целый мир, который тебе ещё только предстоит исследовать. Я лишь прошу, чтобы ты не… не водил Марка за нос, какое бы решение ты ни принял. Если тебе нужно время всё обдумать, скажи ему. Если ты не испытываешь тех же чувств, что и он, сообщи ему об этом. Ты самостоятельная личность, Гордо. В тебе никогда не будут видеть лишь то, что ты истинная пара волка. — Но что будет с Марком, если я откажусь? Томас улыбнулся: — Он будет расстроен, но научится с этим жить. И, возможно, однажды встретит другого человека, который привлечёт его внимание и заговорит с душой его волка так же, как ты. — Возможно, это будет Бетани, — пробубнил я. — Возможно. Я свирепо на него уставился: — Она же отвратительная. — Разве? Мне она показалась довольно милой. — Что? Ты встречался с ней? Когда? Почему? Неужели Марк приводил её… Ты сейчас надо мной издеваешься. Ты же никогда с ней не встречался, так? — Ага. — Ненавижу тебя. Его улыбка расползлась от уха до уха. — О, только что твоё сердце сказало мне, что это ложь. Это делает меня невероятно счастливым, Гордо. Мой маленький ведьмак. Я любил Томаса Беннета.***
Я заявил: — Вот что. Если я соглашусь, то это не значит, что я стану твоей собственностью. Ты не сможешь контролировать меня. Ты не сможешь указывать мне, что делать. Я ведьмак Альфы Томаса Беннета. Я сам себе хозяин. Я могу спалить все волосы на твоём теле одной лишь силой мысли. Ты не можешь обращаться со мной так, будто я слабый или хрупкий. Если нам однажды придётся сражаться, то мы сделаем это, стоя плечом к плечу. И я оставляю за собой право передумать. Особенно, если ты и дальше собираешься дружить с Бетани, потому что она самая худшая из всех, кого я встречал. — Я сделал вдох-выдох и перевёл сбившееся дыхание. — Ладно, как это прозвучало? Элизабет наблюдала за мной с широко распахнутыми глазами, поглаживая рукой свой круглый живот. Картер сидел у её ног и усердно грыз деревянные кубики. Он весело помахал мне своей пухлой ладошкой. Элизабет произнесла: — Думаю… хм. Думаю, это прозвучало намного лучше, чем то, что я сказала Томасу. И… ох. Ой. Она поморщилась, прикусив нижнюю губу. — Всё хорошо? — запаниковал я. Томас с Марком уехали в город и попросили меня присмотреть за Элизабет. — Ага, — пролепетал Картер милым тоненьким голоском. — Хорошо? — Хорошо, — сказала она. — Более чем. Этот малыш такой… активный. Иди сюда, Гордо. Потрогай. Я пошёл к ней, двигаясь медленно и осторожно, следя за тем, чтобы не наступить на маленькие пальчики Картера. Тот вцепился в мою ногу, вгрызся в штанину и тихо рычал. Элизабет взяла мою руку и осторожно приложила её к своему животу. Сначала я ничего не чувствовал. А потом… Я ощутил лёгкий толчок под своей ладонью и пальцами. Слабую пульсацию чего-то счастливого. Мои татуировки на руках вспыхнули. — Это…? — выдохнул я с благоговением. — Он знает тебя, — произнесла она с лёгкой улыбкой на лице. — Он знает, что его стая ждёт его.***
В конце концов, всё пошло не так, как я запланировал. Я не произнёс ни единого слова из того, что репетировал перед Элизабет. В дверь вошёл Марк, а за ним его брат, и я выпалил: — Младенец коснулся меня и пробудил сияние моей магии, и это было странно. Я знаю, что это должно быть чудом, но думаю, оно произошло из-за меня. Потому что всё, чем я занимался — это тренировался сказать тебе, что если ты отдашь мне своего волка, я возьму его. Но я ведьмак, и я могу кастрировать тебя одной лишь силой мысли, понял? И… Марк Беннет сгрёб меня в объятия, и я провёл в них очень долгое время.***
Второе событие. — Она хочет видеть тебя прямо сейчас, — сообщил Томас. Он выглядел очень уставшим, его волосы были взъерошены, но глаза радостно блестели. Он придержал передо мной дверь. Свет слабо просачивался сквозь высокие окна, выходившие на лес за домом Беннетов. Небо над головой было серым. Маленькие капли дождя стучали по стеклу и ручейком сбегали вниз. В воздухе стоял густой запах крови. Внизу по дому нервно расхаживали другие оборотни. Осмонд и остальные с далёкого востока были здесь, чтобы помочь Элизабет с рождением второго ребёнка. Она сидела на кровати, откинувшись на подушки. Её лицо было бледным, а растрёпанные волосы ниспадали на плечи. На ней не было макияжа, и под глазами пролегли тёмные круги, но я никогда ещё не видел её настолько красивой. — Привет, — улыбнулась она. — Хочешь познакомиться с новым членом нашей стаи? Он лежал на её руках, плотно закутанный в тёмно-синее одеяло. На маленькую головку ему надели чепчик. Кожа малыша была розовой и морщинистой, а глаза плотно закрыты. Он легонько жмурился. Его рот открывался и закрывался, а потом снова открывался и закрывался. Элизабет сказала: — Его зовут Келли. — Келли, — прошептал я с торжественным трепетом. Я наклонился, чмокнул его в щёчку и тихо сказал ему, что очень рад встретиться с ним. Что ему очень повезло, что у него такие родители. Что я всегда буду оберегать его, несмотря ни на что. Томас наблюдал за нами с порога. Гордый Альфа.***
Третье событие было… Я должен был его предвидеть. Я должен был предвидеть, что это грядёт. Я должен был знать. Потому что ничто не длится вечно. Моя мать. Мой отец. Моя стая, которую у меня отняли охотники. Я должен был предвидеть, что у меня отнимут и всё остальное. Но я совершенно не ожидал, что это произойдёт из-за Томаса Беннета.***
Келли было четыре месяца, когда одним ненастным днём в наш дом снова явился Осмонд. Он исчез вместе с Томасом в его кабинете, и Марк захлопнул за ними дверь. Беты в тёмных костюмах стояли возле дома рядом с невзрачными внедорожниками. Элизабет кормила Келли с хмурым лицом. Картер спал в своей спальне с открытой дверью. Элизабет произнесла: — Гордо, пожалуйста. Надо поговорить. В воздухе витало напряжение. Что-то происходило. Я стоял перед ней, её грудь и Келли были прикрыты пледом. Она сказала: — Я хочу, чтобы ты меня выслушал. Можешь это сделать? — Да. — Что бы ни случилось, что бы они не решили, ты должен помнить. Ты всегда будешь частью нашей стаей. Ты всегда будешь принадлежать нам так же, как мы принадлежим тебе. Неважно, что произойдёт. Это никогда не изменится. Моя кожа зачесалась. Волосы на шее встали дыбом. — Я не понимаю. — Знаю, что не понимаешь. Просто помни, что я люблю тебя. Томас любит тебя. Марк любит тебя. Ты ведьмак Беннетов, и всегда им будешь. — Что ты… — Гордо. Я обернулся. Марк застыл в дверях кабинета Томаса. Он выглядел разъярённым. Цвет его глаз метался между огненно-оранжевым и ледяным голубым. Кончики его ногтей удлинились и заострились. Он сказал: — Томас должен поговорить с тобой.***
В конце концов, всё оказалось просто. Томас Беннет был главным Альфой, как и его отец до него. Грин-Крик являлся убежищем, спрятанным от остального мира. Ему дали время на исцеление. Собрать осколки своей разбитой стаи. Чтобы он склеил себя воедино и смог делать то, что должен. Он был лидером, и ему пора было вести всех за собой. Это значило, что он должен был покинуть Грин-Крик. И отправиться на восток. — А как же школа? — спросил я, чувствуя как поддаюсь истерике. — И мои друзья. И гараж! Я не могу просто бросить всё… Томас произнёс: — Тебе не придётся. В кабинете повисла тишина. Томас внимательно наблюдал за мной, сидя за столом. Марк сердито расхаживал по комнате за нашими спинами. Осмонд мягко смотрел на меня, стоя у окна. Я не мог отвести взгляда от своего Альфы. — Не придётся что? Томас сказал: — Грин-Крик нужно защищать. И я доверяю его защиту тебе. Вот почему, Гордо, ты остаёшься. Здесь. В Грин-Крик. Я моргнул. — Что ты имеешь в виду? Я думал, ты сказал мне, что стая уезжает. Он наклонился вперёд в кресле. — Да. Элизабет. Мои сыновья. — Его взгляд скользнул за моё плечо. — Марк. Все мы. Но ты останешься. — Ты меня бросаешь. Томас потянулся ко мне через стол. Я быстро отодвинул свой стул так, что оказался за пределами его досягаемости. Это ранило его. Я ясно видел это по его лицу. Хорошо. Я надеялся, что ему очень больно. — Гордо, — сказал он, и ещё никогда я не слышал, чтобы он произносил моё имя с такой мольбой в голосе. — Это не было лёгким решением. На самом деле, это один из самых трудных выборов, которые мне приходилось делать за всю мою жизнь. И у тебя есть полное право злиться на меня, но мне нужно, чтобы ты меня выслушал. Можешь сделать это для меня? — Зачем? — спросил я, скривив губы в усмешке. — Какого хрена я должен слушать хоть что-то сказанное тобой? Ты сказал мне, что стая уходит, а я нет. Очевидно, это означает, что я больше не твой… Подожди. Подожди-ка, блять, минуту. — Я закрыл глаза, мои руки сжались в кулаки. — Как давно ты это решил? — Я не… — Элизабет. Только что она сказала мне… Она знала. О происходящем. Она не просто подслушала. — Я открыл глаза. Голова Томаса была опущена. Я бросил взгляд через плечо на Марка. Он на меня не смотрел. — Вы все знали. Каждый из вас. — Я кивнул в сторону Осмонда. — Вот почему он постоянно приходил сюда. Вы… что? Спланировали это? Как давно? — Уже некоторое время, — подтвердил мои догадки Осмонд. — Мы ждали, когда Келли родится, прежде чем… — Осмонд, — предупреждающе остановил его Томас. — Он имеет право знать, — абсолютно спокойно ответил Осмонд. — Чертовски верно, имею право, — огрызнулся я на них. — Как ты мог даже подумать о том, чтобы бросить меня? Что я сделал, чтобы ты… — Ты человек, — сказал Осмонд. Марк грозно зарычал на него: — Ты не смеешь… — Марк, — резко осадил его Томас. — Достаточно. Марк затих. — И, Осмонд, если ты снова заговоришь без разрешения, я попрошу тебя покинуть мою территорию. Ясно? Осмонд выглядел не особо этим довольным. — Да, Альфа. Томас снова взглянул на меня. Я не имел понятия, что он сейчас видел. Мне было пятнадцать лет, и меня предал единственный человек, которого я никогда не считал способным на такое. Он повторил: — Мне нужно, чтобы ты меня выслушал. Можешь это сделать, Гордо? Я думал о том, как причинить ему боль. Заставить его почувствовать себя таким же, каким сейчас себя ощущал я. Израненным и истекающим кровью. Но я не был таким, как мой отец. Поэтому я напряжённо кивнул. Он сказал: — Ты человек, и это замечательно. Я надеюсь, что это никогда не изменится. Но есть… недоверие. Среди остальных оборотней. Из-за охотников. Из-за того, что они сотворили. Мы не единственные, кто потерял тех, кого мы любили. Я был в ужасе. — Я бы никогда не причинил вреда… — Я знаю, — кивнул Томас. — Я верю тебе. Всегда верил. И буду тебе верить, может, даже больше, чем все остальные в этом мире. — Но? — Но других не так легко убедить. Существует… страх. Перед охотниками и… — И? — Скажи ему, — выплюнул Марк позади меня. — Он заслуживает знать. Раз уж ты принял это решение, скажи ему. Глаза Томаса вспыхнули красным огнём, но ненадолго. Пламя погасло, и он вдруг стал выглядеть намного старше, чем я когда-либо помнил. Он посмотрел на свои руки. — Перед семьёй Ливингстон, — наконец произнёс он. — Что? Я не… — Но тут меня осенило. — Мой отец. Они думают, что я закончу как мой отец. Я человек, как охотники. И я ведьмак, как и мой отец. Ты позволяешь им использовать это против меня. Они не доверяют мне. Так как они мне не доверяют, ты оставляешь меня здесь. Ты выбрал их вместо меня. — Нет, Гордо. Это не так. Я бы никогда… — Тогда оставайся здесь. — Он не может, — перебил Осмонд. — На него возложена ответственность… — На хуй эту ответственность, — отрезал я. — Мне плевать, кто он для тебя и для всех остальных. Он мой Альфа, и я прошу его выбрать меня. Сердце моей матери было разбито задолго до того, как я осознал что означают эти слова. Сердце моего отца было разбито после смерти его уз, но он взорвался в яростном вихре магии прежде, чем я успел увидеть его муки. В тот день я впервые стал свидетелем того, как разбивается чьё-то сердце. И тот факт, что это сердце принадлежало моему Альфе, всё лишь усугублял. Я мог видеть в какой именно момент это произошло. Его руки задрожали, а губы сжались в тонкую линию. У него перехватило дыхание, и он быстро заморгал. В голове я слышал шепот «стая», и «брат», и «любовь», но к ним присоединилась и песнь скорби. Она была настолько горькой, что мне казалось, будто я разваливаюсь на части под её полночно-синей тяжестью. Уже тогда я знал, что ничего из того, что я когда-либо скажу, не сможет склеить его разбитое сердце. Марк, должно быть, тоже это почувствовал, потому что раздался предательский звук разрывающейся одежды, когда его мышцы и кости затрещали, и он обратился. Я обернулся как раз вовремя, чтобы заметить коричневое пятно из шерсти, когда он убегал, сдавшись своему волку. Ворон бил крыльями у меня на руке, впиваясь когтями в шипы роз. Было больно, но я был рад этой боли. — Оставь нас, — сказал Томас, не сводя с меня глаз. — Но… — Осмонд. Оставь нас, пока у тебя не осталось иного выбора, кроме как выползти из этого дома. На мгновение мне показалось, что Осмонд собирается проигнорировать его приказ. Но, в конце концов, он кивнул и вышел, закрыв за собой дверь. Я слышал, как Келли плачет где-то в доме. Томас произнёс: — Я люблю тебя. Всегда буду. Ты должен это помнить. Я сказал: — Я тебе не верю. — О тебе позаботятся. Я попросил Марти… — Марти, — глухо усмехнулся я. — Конечно. — Я пытаюсь, — молил Томас срывающимся голосом. — Гордо, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы вернуться к тебе или чтобы ты присоединился к нам позже. Но я не могу игнорировать то, чего требует от меня моё положение. Я должен делать то, что должен. Есть люди, которые зависят от меня… — А что насчёт меня? — спросил я, смахивая слёзы с глаз. — Разве я для тебя не имею никакого значения? Он вскочил и быстро двинулся вокруг стола, но я отступил от него на шаг. Он позвал: — Гордо, ты… Но я закричал: — Не трогай меня, пожалуйста, не прикасайся ко мне. Я хочу сделать тебе больно, и я не знаю, смогу ли я сдержаться. Поэтому, прошу, не трогай меня. Он не прикоснулся. — Вот увидишь, — взмолился он. — Обещаю, это ненадолго. Скоро мы вернёмся к тебе домой, или ты приедешь к нам. Ты всегда будешь нашим ведьмаком, Гордо. Ты всегда будешь частью моей стаи. Томас снова потянулся ко мне. Я не стал его останавливать. Он крепко обнял меня, уткнувшись носом в мои волосы. Мои руки безжизненно свисали по бокам.***
Это заняло две недели. Две недели на то, чтобы упаковать вещи в особняке в конце переулка. Две недели на то, чтобы переехать в маленький домик Марти, на заднем дворе которого росли дикие и неопрятные подсолнухи. Две недели, прежде чем на синем гостевом доме, пустующем с тех пор, как нас лишили стаи, не повесили табличку «СДАЁТСЯ». В то утро, когда они уезжали, Элизабет поцеловала меня, сказав, что будет звонить мне каждый день. Картер плакал, не понимая, что происходит. Я прижался щекой к щёчке Келли, и он моргнул, запустив крохотную ладошку мне в волосы. Томас стоял передо мной, опустив руки мне на плечи, и спрашивал, могу ли я просто сказать ему хоть что-нибудь на прощание. Но я не разговаривал с ним с того самого дня, поэтому ничего ему не ответил. Марк прощался со мной последним. Потому что это же был Марк. Он обнял меня. Он шептал мне обещания, которые я не верил, что он сможет когда-либо сдержать. Он сделал свой выбор. Он позвал: — Гордо. Он умолял: — Пожалуйста. Он клялся: — Я люблю тебя, ты мне нужен, я не могу без тебя. Он сказал: — Я оставил тебе кое-что. Хорошо? Я знаю, мы решили, что собираемся подождать, но мне нужно, чтобы ты это увидел. Мне нужно, чтобы ты знал, что я сдержу свои обещания. Ради тебя. Всегда ради тебя. Потому что ничто не помешает мне вернуться за тобой. Я обещаю, хорошо? Обещаю тебе, Гордо. Он поцеловал меня в лоб. А потом он ушёл. Я наблюдал, как они уезжали. В конце концов пришёл Марти. Он положил руку мне на плечо, впиваясь в него пальцами. — Я не надеюсь понять, что происходит. Но знай, тебе всегда найдётся место в моем доме, малыш. Поэтому я сказал ему: — Я — ведьмак. Беннеты — оборотни. И они выбрали других оборотней, а не меня.***
Позже, после того, как Марти напился до усрачки и отрубился, я зашёл в свою новую комнату в его доме. Марк и Томас распаковали коробки и разложили мои вещи, пытаясь обустроить всё так, как было у меня в доме Беннетов. Но здесь всё было другим. На подушке лежала маленькая коробочка, перевязанная красной ленточкой. Внутри оказался каменный волк. Мне хотелось раздолбить его на малюсенькие осколки. Вместо этого я коснулся его кончиком пальца и стал ждать, пока моё сердце окончательно не разобьётся. Четвёртое событие, произошедшее на пятнадцатом году моей жизни, почти не было мной замечено. Тогда оно казалось мне незначительным. — Дом, — протянул Марти, откинувшись на спинку ветхого шезлонга за гаражом. Густой сигаретный дым вился вокруг его головы. Чёрт побери, спасите кто-нибудь его больное сердце. — Тот, который сдаётся в аренду. Рядом с тем особняком, где ты раньше жил. — Что с ним? — спросил я, запрокинув голову к солнцу. — Насколько я слышал, его кто-то арендовал. Для меня это не имело значения. Я всё ещё был поглощён своим гневом на Беннетов. — Да? — всё же спросил я, потому что так обычно поступали нормальные люди. — Семья. Жена. Муж. У них есть маленький ребёнок. Видел их на улице. Вроде, достаточно приятные. Малыш тихий. У него огромные глаза. Постоянно пялится на тебя этими глазёнками. Парень спрашивал о работе. Я ему сказал, что у меня сейчас нет свободных вакансий, но посмотрим. — Билл стареет. Может, ему пора на пенсию. Марти фыркнул: — Ага. Скажи ему это, и я посмотрю, как он отреагирует Я открыл глаза, моргая от яркого солнечного света. — Просто подумал, что тебе следует знать, — произнёс Марти, выпуская клубы дыма. — На случай, если понадобится… Не знаю. — Он оглянулся через плечо в гараж. Там играла громкая музыка. Парни смеялись. Марти наклонился вперёд, заговорщически понизив голос: — На случай, если тебе нужно их проверить. На случай, если они… оборотни. Или что-то другое. — Они не оборотни. — Откуда тебе знать? — Я бы сразу узнал. Он некоторое время пристально смотрел на меня, прежде чем покачал головой. — Я никогда не пойму, как работает это дерьмо. Просто… я не знаю. Беннеты никогда не вызывали у меня никаких подозрений. Так что я даже подумать не мог, что с ними что-то не так. А малыш симпатичный, однако. Думаю, немного заторможенный. Но милый. Зовут Окс. Можешь в это поверить? Трудно бедняге придётся в жизни с таким имечком. Без разницы. Для меня это не имело значения. — Ага, Марти. Конечно. Он вздохнул, потушив сигарету о подошву ботинка, прежде чем бросил её в наполовину заполненную банку из-под кофе. Он встал, хрустнув коленями, и провёл рукой по моей голове. — Ещё пара минут. А потом возвращайся к работе. Марти вернулся в автомастерскую. Он забыл свою пачку сигарет. Я достал одну, чиркнул спичкой и поднёс огонь к кончику папиросы. Я затянулся. Внутри жгло. Но этого мне было недостаточно. Я даже почти не закашлялся.