***
Последние два месяца Леви ходил в лазарет, как только появлялась возможность. Каждый раз он приносил флягу свежезаваренного чая и очередную толстую книжку. Реабилитация проходила успешно. Никаких осложнений у Смита не было. Они любили молча сидеть рядом, распивая горячий чай — даже больничная палата не запятнала их давнюю традицию. Они обсуждали очередные истории из книжки, иногда Леви рассказывал о новых кадетах, вылазках. Они обходили все вопросы, касающиеся злосчастного подвала. Эрвин видел, что Леви давно познал истину, но не торопился открывать эту завесу. Командор покорно ждал выписки, не напирая вопросами. Но они не спешили ставить все точки над i. Оба неожиданно быстро сблизились. Аккерман стал понимать, что не хочет больше терять драгоценное время. Они больше не делали нелепый вид грозного командора и капитана. Безмолвно наслаждались компанией друг друга. Разговор их, сердечный, трепетный, не предназначался для стен старенькой больницы, пропахшей успокоительными травами и свежестью.***
Настал долгожданный день, когда Эрвина уже должны были выписать. Тот уже мог самостоятельно ходить. Врачи сказали, что через небольшой промежуток времени он наконец-то сможет ездить верхом. Весь корпус был откровенно счастлив. Бесстрашный, бессмертный тринадцатый командор Эрвин Смит скоро вновь вернётся. Леви сидел в спальне, в которой не находилось ни единой души, кроме него. Он старательно выводил незнакомые ему буквы, выводя чёрточку за черточкой. Маленькая свечка тусклым светом освещала его напряжённое, уставшее лицо, пока тот писал небольшое письмо, держа в руках украденную у Ханджи фотографию семьи Йегера. Около непонятных слов он вывел перевод. На последнем собрании с Закклаем Леви вслушивался в каждое предложение, стараясь запомнить всю полезную для Эрвина информацию. Теперь пришел черед Аккермана интриговать. Он знал, как Смит хотел узнать правду. И теперь он дописывал последние строки, сильно хмуря тонкие брови. День предстоял тяжёлый. Письмо он аккуратно упаковал в слой бумаги с его секретной подписью. Эрвин сразу узнает, от кого это. Леви спрятал конверт в маленькую зелёную книжку, которую он унесет в кабинет на стол, спрятав в другие книги. Он знал, что было бы заметно, как топорщились странички, но не настолько сильно, чтобы заподозрить неладное. Теперь он словно тень скользил по коридорам, стараясь оставаться не замеченным. Фото было положено на место. Леви прекрасно понимал, что эту информацию он всё равно получит от Закклая в Сине. Но встреча планировалась не скорая, а «Распространение данных для лиц, не участвовавших на собрании, » было под строгим запретом. Даже командору. Сразу вспомнился хриплый и напыщенный голос старика.***
Вот и наступил долгожданный уход из больницы. Командору месяцы, проведенные в стенах палаты, знатно осточертели. Только лишь приход Леви, книги и редкие визиты старых знакомых скрашивали пустые часы непонятного ожидания. Безумно не хватало активности. После долгой активной жизни в корпусе такой долговременный «отдых» был непривычен. Мозг не желал отдыхать. Работать, работать, работать. Нужно было искупить вину перед мёртвыми, идти дальше. Временная физическая неполноценность давала новый стимул двигаться вперёд, однако маршруты очень коротких прогулок составляли только малую площадь палаты да коридоры с небольшим двором. Скучные дни одиночества разбавлялись частым появлением Пиксиса. Тот тоже держал рот на замке и выглядел необыкновенно серьезно, но даже эти события его шутливую натуру никак не скрывали. Старый солдат спокойно проносил в госпиталь одобренный им же самим алкоголь и свежие газеты с большими заголовками о приближении раскрытия главной тайны человечества. Пиксис только усмехался и продолжал молчать, отглатывая из своей старой фляги какое-то крепкое пойло. Месяц на календаре перевернулся, а про дневники Йегера все продолжали умалчивать. И Смит оставался на том же уровне неведения, пока в его кабинете хранились подсказки. Пролёживая бока целыми днями напролёт, много времени выделилось, чтобы просто подумать. Часто мысли касались разведки, дальнейших действий и того, как изменится привычный уклад корпуса. А порой думалось и о совсем обычных человеческих вещах, как поживают одни, да что делают другие. И самое главное: что делать с Леви? Данный вопрос всё откладывался в дальний ящик, и достал Эрвин его совершенно случайно, когда, наконец, признал, что обходить стороной эту важную тему неправильно. Совершенно не получалось сходиться на мысли: «Обеспечим будущим поколениям безопасность и вместе переберёмся в какой-нибудь тихий дом около леса». Наивная вера в будущее, когда откладываешь все важные дела на потом, никого к желанным результатам не приводила. — Мы можем уезжать! — громко крикнула Зое, подходя к территории двора. Мужчина же медленно прогуливался средь небольших деревьев. Зое договорилась забрать народного героя в родной штаб Разведки, игнорируя неодобрительные взгляды врачей. Тем полюбился умный мужчина, с которым было приятно вести каждодневные беседы. Сидя в карете, Ханджи убалтывала Смита чуть ли не до смерти, пока кучер грел уши о безостановочных сплетнях и бесконечных новостях. Несмотря на то, что больной получал от неё новости раз в неделю, скопилось их всё равно много. — У нас все уже крепенькие, Леви быстро тренировки вернул, даже меня с ними гоняет, — жаловалась девушка. — Набор уже провели, а то штаб пустой был. Ни с чем не справлялись. Как к нам все повалили после всего. — Прямо-таки повалили? — Да говорю тебе. Разведка теперь ничуть не хуже других корпусов, — доказывала Ханджи всю долгую поездку. Приехали только к закату. Вечерний холодок пробирался под пиджак. Эрвин медленно преодолел выступ кареты и достал небольшой саквояж. Книги, что приносил для него Леви, были аккуратно перевязаны лентой. Отчего-то старый дом корпуса показался и впрямь тоскливым и одиноким, будто даже призраки погибших решили оставить его в вечном покое. Но пара окошек горела тусклым светом, сохраняя тот малейший огонёк жизни в деревянных стенах. Командора радостно приветствовали все, кто проходил мимо. Вновь незнакомые лица и имена. Вновь запоминать каждого и надеяться, что его имя не придется писать на похоронке. Саша почти сразу после прибытия старших объявила о начале ужина, звонко гремя колоколом. Остальные организованной толпой направились в столовую, постоянно спрашивая у Смита, не нужна ли ему помощь. От знакомого запаха рагу рот наполнялся слюной. Ели все так же за несколькими длинными столами. Но народу было определено меньше, чем раньше. Гул голосов ходил по столовой, и всё, казалось, было как прежде и даже лучше. Молодые продолжали заваливать командора о его самочувствии и отдавать честь. — Здравствуй, Леви, — отвлёкся Эрвин от рассказа Конни, заметив знакомую фигуру в коридоре.