***
Одной худенькой рукой Саша, сидевшая на полу, обнимала свои колени, а другой водила по мятому тетрадному листу, что-то там выцарапывая гелевой ручкой. Какая скука, какая тоска… Откуда ей было знать, что Вергилий просто невоспитанный нахал, который заставляет даму ждать так долго? Так уже осточертело слушать день за днём, как воет ледяной ветер в пустых комнатах, как скрипит каждая сухая дощечка, доживающая свой век. Всего-то ей надо — явиться, им ведомой, к самому Люциферу, а там уже пускай делают с ней, что хотят. Она была причиной всех бед, от которых страдали все: и Мик, и её отец, и брат, и семья Холмсов. Все. Но она расплатится за это, сполна… Другой голос извне, что шёл откуда-то сверху, отвлёк лисохвостую девочку от тяжкого внутреннего монолога. — Сашенька? Доченька? Что с тобой? — Папа, — едва заметная улыбка тронула сухие Сашины губы, — да, я слышу тебя. Спасибо, что говоришь со мной. Сегодня такой холодный ветер. — Потому что он с моря, детка. — А как ты там, расскажи, пожалуйста. Как там мама? Рай, он красивый? Он ведь не может быть иным. — Какой рай, солнышко? Мы все здесь, дома. Для меня не может быть рай, без тебя… Сашуль. — Да нет же, пап! Странные вещи вы говорите. Тебя же ведь нет тут, ты говоришь со мной с небес. Вы не здесь… — Небеса будут долго ждать, когда мы туда прибудем. А я и Эмма, и Макс… мы все здесь. Солнышко, пойдем погуляем? — Но ведь я, — Саша поникла, — не вижу тебя! Только твой голос. Голос, и больше ничего. Также Макси говорил со мной утром с небес. Сегодня… или вчера… или завтра вечером… не помню. — А как же Майкл и Софи? Ты же помнишь их? — Софи? А-а, да. Та девушка из семьи шляпных дел мастеров, которую прокляла Ведьма Пустоши.* Взяла и превратила её в дряхлую старуху. Представляешь, какой кошмар? — Это из аниме, детка. А я про твоих братика и сестренку говорю. А Энджи-младшую помнишь? — Энджи, — пробормотала Саша, машинально выводя услышанное на листке, — эйнджел… Ангелы… Улетели. И они мне не помогут. Ни крест великий, ни глаза святых отцов… Ад… предо мною, монстром, разверзает пасть… — Солнышко, ну что ты такое говоришь? — в голосе Дайсуке прорезалась боль, — какой ад? Какие ангелы? — Я… Я счастлива, что вы все стали ангелами, папа, — химера снова попыталась улыбнуться, — слушай, я хочу попросить тебя об одном одолжении. Помоги тем, кому тяжело и больно. Помоги, как сумеешь… — Какие из нас ангелы, дочка? Тебе сейчас помощь нужна… — Прежде чем я уйду в ад, может, мы встретимся. Хоть на миг, не дольше. Но так, чтоб успеть посмотреть в глаза друг другу. Я очень надеюсь… А потом пускай делают со мной, что хотят! — Никто тебя в ад не заберет, маленькая. Мы тебя защитим ото всех негодяев… Да куда ты из родного дома уйдешь? Что с тобой может произойти? — Не знаю, папа, что со мной будет. Не знаю, — сокрушённо покачала головой Саша, — не знаю. И, если честно, боюсь. Но это будет моё заслуженное наказание, уже ничего не поделаешь. Ох, поскорей бы всё закончилось! Где только Вергилия носит? — С каких пор ты наказание заслужила? — удивился отец, — не придумывай… — Я была причиной всех ваших бед — я и расплачусь за всё. Знать бы только, когда он уже за мной придёт. Я так больше не могу, — с этими словами мисс Джиген кое-как поднялась на затёкшие ноги. Просто захотелось хоть немного сменить обстановку. Пока она брела к лестнице, ведущей в гостиную, голос отца уже полностью затих. И вновь практически мёртвая тишина кругом. — Поговорите со мной ещё, пока я здесь, — прошептала бледная химера, подняв глаза к потемневшему потолку, — может быть, ещё сегодня… или вчера утром… завтра вечером… не забывайте меня. И, пожалуйста, прости, что так и не стала для тебя хорошей дочкой… папа… Общение с ушедшими на небеса было одновременно и радостью, и болью. И она, кажется, понимала, почему они упорно пытаются доказать ей, что никуда не ушли, что по-прежнему рядом с ней. Просто хотят как-нибудь успокоить её перед решением Адского суда, только и всего. Утешение идущего на казнь. Солёная вода подступила к глазам. До сих пор, несмотря на все несчастья, через которые они прошли по её милости, они всё равно продолжают любить её, эдакое чудовище! И желание взглянуть напоследок в любимые глаза стало просто невыносимым. Настолько, что химера, не доходя до последней ступени, уселась где-то посередине лестницы и обняла саму себя, царапая бледную кожу ногтями. И две слезинки шлёпнулись прямо на её колени. Желать-то можешь сколько угодно — вот только позволят ли тебе? Может быть, сразу без суда и следствия поизмываются над тобой, пока ничегошеньки не останется от тебя прежней. А стоит ли видеть такое маме? Нет, ни за что… Пускай уж она так и останется для неё, как и прежде, маленьким пушистым лисёнком… Мама… единственное существо во Вселенной… которое всегда будет любить тебя… каким бы монстром… Сквозь вселенскую тишину — шелест, хлопанье крыльев совсем рядом. Саша подняла голову и сразу встретилась взглядом с иссиня-чёрным вороном, присевшим на перила. Тот так и сверлил одинокую обитательницу заброшенного дома своими горящими красным огоньком глазами. Что характерно, химеру не испугал пернатый гость, невесть каким образом пробравшийся в дом через забитые окна… или через дымоход… это было неважно. Вдруг просто захотелось перекинуться парой слов с существом из плоти и крови, после призрачных голосов с небес. К тому же, у мисс Джиген для этого случая как раз был один вопросик… Внимательно смотря в красные глаза птицы, химера едва слышно прошелестела:Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий! Если только бог над нами свод небесный распростер, Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми, Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Ленор — Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Ленор?
Птица, прервав чистку пёрышек, расправила в стороны крылья, и красный огонёк в её глазах, казалось, запылал ещё ярче. — NEVERMORE! — вырвался из распахнутого клюва хриплый вопль, — NEVERMORE!***
— Бесполезно, — сетовал Дайсуке Джо, — я с ней говорю, Макс, Эмма. Не слышит Саша нас от слова совсем. Ждет Вергилия и жаждет понести наказание, якобы она — зло, которое всем мешает жить. — Где-то я уже подобное слышала, — ответила Джо, — верно, это Мик такое несет, когда у него депрессия. Говорите с ней почаще. Каждый день, весь день. Говорите, говорите и говорите. — Да и так не затыкаемся, — пробурчал Дайсуке, — а толку? Не слышит она нас. Мелет чушь про ад, называет нас ангелами и уверена, что мы разом умерли. И как при таком раскладе с дочерью говорить?