Ты ещё здесь

      Было около полудня, когда они наконец добрались до дома. Предварительно Какаши предложил Сакуре заглянуть на рынок, так как предположил, что в холодильнике шаром покати. Девушка приняла это предложение с радостью. Сейчас она всё ощущала как в первый раз, и маленькое «путешествие» на рынок стало для неё настоящим приключением. Множество разных ароматов приправ, свежей рыбы, овощей и фруктов буквально кружили ей голову. Но она не отпускала руку своей дочери. Проходя мимо каждого прилавка, она интересовалась, что любит Сарада и что хотела бы съесть, и сегодня, возможно впервые за долгое время, она ни в чём не отказывала ей. Что бы ни пожелала маленькая Учиха, Сакура с улыбкой покупала и складывала в бумажный пакет и каждый раз оборачивалась к Какаши, взглядом указывая на свою улыбающуюся дочь. Словно показывая, что у неё получается с ней ладить.       Он смотрел на это и до сих пор не понимал, как реагировать. Это по-прежнему было странно. На самом деле, его занимали две вещи: первая — это то, что его подруга была так легка в своём поведении, как никогда прежде. Даже во времена своего подросткового периода она была более сосредоточенной, чем сейчас. Во-вторых, его занимало то, как она общается с Сарадой. В те редкие моменты, когда он заставал их вместе, он безусловно видел эту материнскую любовь, но она была накрыта таким слоем усталости, что трудно было определить, радует её материнство или отягощает в определённые моменты жизни.       Всучив все покупки сопровождавшему их мужчине, который, к слову, был очень подавлен, и не тем, как бесцеремонно его нагрузили, а тому подмигиванию, с которым это сделала Сакура, она с остальными направилась в сторону дома. На подходе Сакура остановилась, оглядывая тот со стороны. Это было большое двухэтажное строение, но она не могла его вспомнить. Не могла вспомнить, как жила здесь с Сарадой. В отдалённых уголках памяти она помнила, что они с Какаши жили в другом месте. Тот дом ассоциировался у неё с счастьем, а этот — ни с чем. Он навевал какую-то пустоту. Напомнив самой себе в очередной раз, что он не её муж, она подошла к двери.       — Ой, — сказала Сакура, оказавшись у самого порога. — У меня нет ключей.       — Отойди, — Какаши переложил пакет в левую руку и правой потянулся к карману. Достав оттуда ключи, он отворил сильно скрипящую дверь под сопровождение удивлённого взгляда девушки. Войдя внутрь, взрослые пошли на кухню раскладывать пакеты. Сакура, естественно, прошла вслед за Какаши, так как не знала, где та располагается. Сарада была отправлена мужчиной в свою комнату помыться и переодеться, чтобы быть готовой к ужину. Пока они раскладывали продукты, Хатаке всё ещё ощущал на себе этот пристальный взгляд.       — Что такое, Сакура-чан? — стараясь не смотреть на неё, он выложил из пакета фрукты и переместил их в раковину.       — Значит, мужем ты моим не являешься, а ключи от моего дома у тебя есть, — явно поддразнивая его, она закатила глаза. — Или ключи я всем раздала на случай амнезии?       — Не обольщайся, женщина, — решив, а почему бы и нет, он ответил ей в том же тоне. Вполне вероятно, лучшая защита — это нападение, а так как он не знал, как себя с ней вести, правильным, на его взгляд, решением было вести себя так же, как она.       — Значит, это на… мой дом? — осекшись на полуслове, она не подала виду и оглядела кухню, которая была соединена с гостиной.       Пока мужчина был занят продуктами, она прошла глубже и подошла к шкафу. Дом был весьма уютным, но, как она и предполагала, каким-то пустым. А может это не предположение, а воспоминание? Чего-то тут явно не хватало. То ли света, то ли красок. Бледно-зелёные стены навевали какую-то тоску. Мебель хоть и казалась новой, но на фоне этих угрюмых стен выглядела древней. Внимание девушки привлёк огромный стеллаж, заполненный книгами. Она подошла к нему ближе, чтобы изучить корешки, и, вопреки её ожиданиям увидеть среди них художественные книги, все они оказались научными, преимущественно в медицинской сфере. Больше всего она удивилась, когда наткнулась на корешок со своим именем. На нём было написано: «Сакура Харуно: исследование самых редких трав и их влияния на психогенную систему».       — Я что, была медиком? — чуть повысив голос, чтобы он её услышал, спросила девушка.       — Лучшим медиком, — коротко ответил Хатаке, заметив книгу в её руках.       — Лучшим? — захлопнув книгу и поставив её на место, девушка вернулась к столу. — Иронично, правда? Лучший медик не уберёг себя от того, что медикам не исправить.       — Ты поправишься, я тебе помогу, — он на мгновение прервался, чтобы донести смысл своих слов.       — Почему на книге написано «Харуно»? Я же, вроде, Учиха, так? — постукивая пальцами по столу, она задумалась, пытаясь вспомнить сама, но упрямые воспоминания не поддавались, словно были заперты в самом надёжном сейфе или вообще не существовали.       — Ты начала это исследование ещё в подростковом возрасте, — пояснил Какаши. — И всему миру ты стала известна как Сакура Харуно — лучший медик в мире. Ты не хотела, чтобы исследование не обрело популяризации, только потому что твоё имя не узнают.       — Резонно, — ответила она, одновременно выхватывая нож, чтобы нарезать овощи, но так как она была погружена в свои мысли, остриё ножа она неосмысленно направила на мужчину.       — И ты уже жаждешь моей смерти за то, что открываю тебе твоё прошлое? — Она оглянулась на него, чтобы понять, о чём он говорит и, заметив его скользящий по ножу взгляд, громко расхохоталась.       — Только если там будет что-то жутко пугающее.       Покрутив перед ним лезвием ещё раз, девушка взяла промытый зелёный лук и начала нарезать его на доске, попутно громко протестуя, что, может, ей и отшибло память, но как готовить она ещё помнит. Мужчина не стал лезть на рожон к женщине с силой, которую та не осознавала, поэтому, схватив вторую доску, принялся помогать ей. Как только он достал из холодильника помидоры, Сакура резко окликнула его. Застыв в полусогнутом состоянии у холодильника, держа одной рукой открытую дверцу, а другой — связку помидоров, Хатаке не понимал, что он сделал не так, но вид у него был явно растерянный. Харуно в этот момент выпустила из рук нож и приложила ладонь ко лбу. Девушка почувствовала лёгкое жжение, которое не вызывало боли, скорее дискомфорт. В голове закрутились вспышки, состоявшие из обрывков воспоминаний.       — Сарада не любит помидоры, — наконец заключила она, опуская руку.       Какаши понял, что это было за состояние и, отложив овощи, спросил, всё ли с ней в порядке. Сакура подтвердила, что всё хорошо, и описала появившиеся в голове вспышки. В мыслях Хатаке мелькнуло, что вероятность пойти на поправку всё же выше регрессии, если она уже сейчас начинает вспоминать. Странно только, что она вспомнила тот факт только о Сараде, но упустила ещё кое-кого.       — Необычно, — продолжил он нарезать оставшийся на доске картофель. — Её отец обожает помидоры.       Он ожидал, что она сейчас попросит рассказать ей о её муже, но этого вопроса не последовало. Она просто продолжила готовить, и весь дальнейший диалог сводился к взаимным подколкам во вкусовых предпочтениях и неумелости ниндзя, которого называют одним из величайших, управляться с ножом, чтобы нарезать картофель поровнее. Сам вечер прошёл довольно быстро. Сарада спустилась к ужину, когда её позвали, и они втроём сели за стол. Несмотря на все попытки Хатаке смыться, устоять он не смог. За ужином Сарада рассказывала маме какие-то факты из их прошлого, причём весьма недалекого, из того, что девочка сама помнила. Сакура с интересом слушала её рассказы, стараясь впитать в себя как можно больше. Она узнала, что её дочь умна и, несмотря на свой юный возраст, проницательна. Узнала, что в академии она лучшая ученица, а также узнала о трудолюбии своей дочери. Помимо всего прочего, ей открылось и то, что Сарада совершенно не знает своего отца, поскольку тот на невообразимо важной миссии, так же как и Сакура не знает этого человека. Но, в отличие от неё, дочь была пропитана любовью к тому, кого никогда не видела. При упоминании об этом что-то больно кольнуло в сердце, но не в голове. Неужели всю эту любовь в неё вложила сама Сакура? Ей подумалось, что её сердце должно быть полно любви к этому мужчине, чтобы передать её дочери.       Куноичи размышляла, что это за муж такой, который отправился выполнять миссию и ни разу не увидел свою дочь? Что может быть важнее своей семьи? И почему её сердце не помнит этой любви? Почему она помнит любовь совершенно к другому мужчине? Перерывая все возможные скрытые от неё чувства, она повторяла себе имя Саске не один раз за те два дня, которые провела в больнице, и, как и сейчас, на него отзывалась только пустота и, может, немного грусти. Но не та большая любовь, о которой говорила Шизуне и её маленькая дочь.       Закончив с ужином, Сарада отправилась спать, а взрослые убрали всё со стола. Сакура предложила Какаши выпить чаю на террасе, прежде чем он уйдёт. Поразмышляв о том, что он и так провёл здесь достаточно времени, тот хотел было отказаться, но необъяснимо для себя согласился. На террасу он вышел первым. На улице уже было темно, небольшой диван и чайный столик освещали только бледные лампочки тёплого света, создавая уютную атмосферу. Расположившись на диване, он, прежде чем увидеть, почуял, какой чай несла Сакура. Это был его любимый жасминовый чай. «Мой муж, Хатаке Какаши», — снова пронзила его эта мысль, которую он настойчиво отгонял от себя. Она не могла сделать чай специально для него. Она любила другой.       — Привет, — улыбнулась девушка, держа в руках поднос. Расположив его на столике, она разлила чай по чашкам и села рядом с ним на вторую половинку дивана.       Какое-то время они провели в тишине, просто наслаждаясь звучанием цикад в лесу, на который открывался вид с террасы. Девушка внимательно посмотрела на своего спутника: тонкая маска не скрывала того, как он поджимал губы. Усмехнувшись себе в кулак, она заговорила:       — Какаши, если хочешь закурить — тут можно.       — С чего ты это взяла? — он удивился. Удивился тому, что она попала в его сиюминутное желание.       — Ты всегда так поджимал губы, когда хотел закурить, — пожав плечами и отведя от него взгляд, Сакура поднесла ко рту чашку чая. Слегка на неё подув, сделала небольшой глоток. Какаши же достал сигарету и, прежде чем стянуть маску, задержал на той пальцы. Заметив это, Сакура продолжила: — Несмотря на мою тупейшую амнезию, я всё ещё помню, как выглядит твоё лицо, — повернувшись, она посмотрела на него серьёзным взглядом. Увидев сомнение в его глазах, она добавила: — Если хочешь, могу в деталях тебе его описать.       Он сам не заметил, как положил ладонь на её лицо и отодвинул её от себя, вызывая ещё больший смех, и сам при этом закатывая глаза. Она вела себя так по-другому. Сложно было не заметить, насколько счастливее она выглядела несмотря на то, что ей отшибло память. Даже наоборот, из-за того, что она утратила те годы, которые приносили ей боль и страдание, она словно смогла по-новому посмотреть на этот мир и жить, не будучи обременённой прошлым, как это делали все остальные. Он подумал, что у неё появился прекрасный шанс жить так, как она действительно хотела, а не так, как это вышло. Но это были плохие мысли по его ощущениям. Прошлое делает людей теми, кто они есть. Именно боль и ошибки помогают делать новый, правильный выбор. И, пускай это и не был идеальный пример счастливой жизни, многие друзья справились. Что же было делать с ней? С девушкой, которая нагло заигрывала со своим другом, стирая все грани приличия, выглядя при этом такой естественной и счастливой.       — Я знаю, что ты делаешь, Сакура, так что не надо, — заключил он, затягиваясь сигаретой и выдыхая в пустоту дым.       — Что я делаю? — недоумевающе спросила она.       — Флиртуешь.       — Не могу этого исключать, — пожав плечами, она снова сделала глоток чая. Её признание было таким обезоруживающе честным. Ему и в голову не могло прийти, что он когда-то станет участником такой ситуации. Она была ему хорошим другом. Верным другом. Но не более. У неё был муж, которого она любила всю свою жизнь и ради которого претерпевала все неудобства, явно сказывающиеся на её лице за последние годы. Он здесь, чтобы напомнить ей об этой любви, а не подпитывать вымысел.       — Сакура, — начал он, понизив голос, — у тебя есть жизнь, которую ты должна вспомнить, а не фокусироваться на том, что не реально.       — Ты вообще хоть понимаешь, как это тяжело? — неожиданно серьёзно ответила она, облокачиваясь на спинку дивана и закрывая глаза. — Я помню нас с тобой так отчётливо, что не могу просто сказать «это вымысел», хотя я стараюсь. Что всё моё знание оказалось лишь плодом моего воображения. Что вся та любовь к тебе, которую я помню, оказывается любовью к другому мужу, — она говорила спокойно, её голос ни разу не дрогнул, а это означало, что она не злится, как можно было бы предположить, она пытается понять, а это самое сложное.       — Не другому, а единственному, — сжимая челюсть, сквозь зубы сказал он. Какаши не понимал, что его злило. В круговороте этих взглядов, событий, мыслей, чувств и действий, как своих, так и её, было вообще сложно что-то определить. И это также его злило наравне с остальным. Его неспособность разобраться.       — Да называй как хочешь, — бросив эту фразу, она поёрзала, стараясь принять более удобную позу. — Мне трудно. Я не понимаю, просто почему-то же мой мозг выбрал тебя в качестве объекта обожания, — последнее слово она произнесла с особо драматичной интонацией. — Я, конечно, не помню своих медицинских знаний, но мне кажется, что это не случайность. Возможно, я была в тебя влюблена, или, может, ты был влюблён в меня.       На последнем предложении её тон снова стал невыносимо игривым. Какаши заёрзал так же, как и она, но не потому что решил сесть поудобнее. Держа в руках чай, от которого на прохладном воздухе исходил пар, он смерил её строгим взглядом.       — Сакура, — он прорычал её имя, после чего девушка решила капитулировать.       — Хорошо, хорошо, — отставив кружку на стол, девушка подняла руки, как бы показывая, что на сегодня всё. — Тогда расскажи мне о моём муже, может быть это поможет.       Какаши нахмурился, но, к счастью, Сакура не увидела этого. Он подбирал в своей голове ситуации и слова, которыми мог бы описать их с Саске жизнь. Так уж случилось, что девушка, сидящая напротив него, была довольна скрытна в том, что происходило после того, как они пришли в деревню. А напоминать самому себе в очередной раз о её состоянии после его ухода ему не хотелось. Да и не стоило, наверное, ей рассказывать об этом. Он поймал себя на мысли, что она попросила рассказать ему не об их отношениях, а о нём самом. Выругавшись про себя, что не о том думает, Хатаке начал свой рассказ. Он решил не утаивать, что случилось с Саске в прошлом, хоть и не был до конца уверен, что такие темные моменты — это то, что ей сейчас нужно. Основными акцентами он поведал о том, как она боролась за него с ним же, когда они ещё не были парой. Как она пыталась спасти его от этого невыносимого бремени прошлого. Тактично умолчал о том, что Учиха хотел убить тогда ещё молодую Сакуру. И дальше, дальше, пока рассказ не подошёл к своему завершению на моменте его ухода на миссию.       Всё это время девушка смотрела куда-то вдаль, словно пытаясь увидеть ту свою жизнь, о которой рассказывал Какаши. Он не заметил, чтобы она хотя бы раз шелохнулась. Девушка просто сидела и впитывала в себя «новую» историю своей жизни. Не сказать, что она выглядела радостной. А ведь он ещё не рассказал столько всего, связанного с ней и Наруто, о тех временах, когда они проходили сложный путь. Она просто замерла, никак не реагируя на сказанное. Казалось, она даже не дышала, смиренно принимая слетевшие с его губ слова. Какаши мог поклясться, что видел, как она сравнивает. Там, у себя в голове, сравнивает две жизни. Которую помнит и о которой слышит. Всего на секунду он позволил себе захотеть узнать, какую картинку нарисовал ей её мозг. Судя по тому, какой обновлённой, если так можно сказать, она проснулась, её новое прошлое было куда проще, чем это. Осознав, о чём думает, он отвернулся от неё и постарался разглядеть что-то в темноте деревьев. Что угодно, лишь бы отвлечься от странных мыслей.       — Ты говоришь без любви, — всё так же глядя в неизвестность,  наконец прервала она тишину.       — Ты опять за старое?       — Да ты меня не понял, старый подлец, — повернувшись к нему, она мило улыбнулась, понимая, что буквально недавно капитулировала в этой игре и снова принималась за своё. — В твоём рассказе много о моей любви к нему, но я не услышала о его любви ко мне.       — Ну, я абсолютно уверен, он тоже тебя любит, — это был простой ответ. Он знал этот ответ все эти годы, так же хорошо, как знал и своих друзей. Но почему-то сейчас он думал о том, что ей этого ответа было недостаточно. «Любит, но не так сильно, чтобы быть рядом». Вот о чём она думала. Хоть он и не умел читать мысли, но на лице этой Сакуры прочитать это было легко.       Он обратил внимание, что большим пальцем левой руки она крутит своё обручальное кольцо. Внимательно изучая его, потирая жёлтую полоску золота, девушка рассматривала его, однозначно ведя какой-то внутренний диалог. Сакура же в этот момент задавалась вопросом, насколько хорошо её знал муж и насколько сильно он её любил. И почему те, кого она встретила после пробуждения, говорили о её безумной любви к нему, тогда как в ответ она этого не получала. Она не помнила, но была в этом уверена. Разве может такая большая любовь быть такой односторонней? Неужели ей хватало всего крошечных капель любви своего мужа?       — Ты не знаешь, кто выбирал это кольцо? — всё так же пристально рассматривая украшение, спросила Сакура.       — Саске, я полагаю, — он достаточно хорошо знал Сакуру, чтобы понимать, что эта девушка не любит простых украшений. Ей бы подошло что-то другое, да и будь у неё выбор, в её кольце однозначно имелось бы что-то зелёное. — А что?       — Я бы такое не выбрала, — словно прочитав его мысли, она в точности их воспроизвела.       — Когда любишь человека, то готов принимать различные неудобства, — стараясь разрядить атмосферу, Какаши решил немного сгладить её реакцию.       — Принимать неудобства…       Сакура ещё раз окинула взглядом кольцо, сжимающее палец, после чего перестала его крутить и резким движением опустила руку. А в голове её крутилась лишь одна мысль: «Может, с мелкими неудобствами и можно смириться, но разве то, что они делаются без любви — мелочь?»