Ты ещё здесь

      Сегодня Сакуру ожидал приём у Шизуне. Плановый осмотр, который поможет определить, всё ли в порядке с головой. Как ей описали, бывало так, что какая-то часть повреждений не видна из-за сильного отека. Но так как через две недели он спадает полностью, требуется дополнительный осмотр, чтобы удостовериться, что у пациента нет осложнений. Так как её друзья опасались, что может быть выявлено что-то, Сараду на всякий случай забрали к себе в гости на ночь Наруто и Хината. Даже если с мамой всё в порядке, девочка в любом случае отлично проведет время в гостях. Так как Сакуре удалось отлично запомнить дорогу от больницы и обратно, она смогла вспомнить, как дойти до неё. Хатаке вот уже два дня как старательно игнорировал девушку. Появлялся, только когда Сарада была дома, и исчезал сразу же, как появлялись небольшие намёки на то, что Сараде пора спать. С одной стороны, Сакуру это забавляло. Такое поведение означало, что ему точно не всё равно. С другой стороны, было немного грустно не проводить с ним время. Конечно же, просто так она оставить это не могла и не собиралась, поэтому решила, что сегодня она не даст ему уйти.       Подходя к больнице, глядя на неё сейчас во всю её необъятную ширину, она почувствовала какое-то тепло в сердце. Это совершенно не было похоже на воспоминание. Скорее, это было ощущение чего-то близкого и родного. Эти бледно-зеленые стены были чем-то похожи на те, что раньше были у неё в гостиной. Неужели она так любила свою работу, что неосознанно перенесла её частичку домой? Или ещё хуже, сознательно. Одно из её качеств, как она слышала от друзей, был трудоголизм. Но неужели всё было настолько плохо? У больницы было оживленно. Большое количество людей то заходило, то выходило, и казалось, что здесь работа не останавливается никогда. Внутри ощущение толпы усиливалось, ведь её ограничивали не самые широкие коридоры. Протиснувшись к стойке регистрации, она радостно поприветствовала дежурную, в ответ же получила глубокий почтительный поклон. Она всё ещё не привыкла, что больница — её вотчина и что здесь она была главной. Она вообще не помнила этой своей роли, и ей казалось, что быть «большим» руководителем — это не для неё. Она чувствовала, что если и была медиком, то только практикующим.       Через пару минут её провели на третий этаж, где ей сделали пару снимков головы, а после отвели в место, которое больше походило на кабинет, чем на палату. Она оглядела его, и ей стало неуютно. Бледные стены словно олицетворяли какую-то болезнь, минимальная обстановка кабинета, словно тут никто и не бывал, стол, заваленный кучей бумаг и папок. Единственное, что вселяло спокойствие — это большое окно напротив стола. Словно это единственная свободная часть этой клетки. Шизуне сидела на диване, располагающемся у правой стены. Поблагодарив медсестру, она забрала у той из рук карту и отпустила её. Поклонившись Сакуре, она пригласила её присесть.       — Как твои дела, Сакура-сан? — вежливо поинтересовалась Шизуне, раскладывая на столике приборы, которые, по всей видимости, ей понадобились бы для обследования.       — Хорошо, — спокойно ответила она, подергивая плечами. — А почему мы не в процедурной?       — Не узнаёшь? — у Шизуне слетел лёгкий смешок. — Это твой кабинет. Подумала, это поможет тебе вспомнить.       Сакура ещё раз осмотрелась вокруг. Неужели в этом месте она проводила свои дни? Неужели все эти папки и документы — это её работа, в которую она, судя по всему, зарывалась. От этой мысли по коже пробежал холодок.       — Как твоё состояние? Произошло что-то за последнее время? — почему-то реакцией на её вопрос стало воспоминание о последней встрече с Какаши. — Вспомнила что-нибудь?       Сакура в подробностях описала ей, какие воспоминания пришли к ней в какой момент, описывая при этом, как она себя чувствовала в тот или иной раз. Внимательно следив за ней в процессе её рассказа, Шизуне заметила закономерность. Поднявшись с кресла, она измерила её температуру, давление, реакцию, и по первичным признакам с ней всё было в порядке.       — Получается, когда ты вспоминаешь что-то из глубинной памяти, это причиняет тебе лишь лёгкий дискомфорт, но когда ты вспоминаешь о событиях, связанных с твоим… — она посмотрела на неё, чтобы правильно подобрать слова, которые почему-то никак не укладывались на язык.       — Браком, — помогла ей Сакура.       — Браком, — неуверенно продолжила она, — то это вызывает боль?       — М-хм, — согласилась Сакура. — Почему так происходит? Шизуне?       — Ну, вообще-то, причин довольно много, — растерянно ответила ирьенин, прижимая к себе её карту. — Возможно, ты сопротивляешься воспоминаниям. Обычно болью сопровождаются заблокированные воспоминания. Если тебе больно, значит, возможно, ты не хочешь этого вспоминать.       — Это странно. Возможно, я до травмы не хотела этого помнить, а я сейчас даже не знаю, чего из того, что было, я хочу или не хочу вспоминать.       — Это парадокс ложных воспоминаний, — заметила Шизуне, открывая её карту и изучая результаты произведенных сегодня процедур. Рассматривая графики и читая заключения специалистов, она обнаружила то, чего боялась. Но, возможно, это то, что стало бы ответом на странное поведение Сакуры после пробуждения. Розоволосая девушка заметила это обеспокоенное выражение лица и спросила, что она там увидела. С полсекунды решая, говорить или нет, медик, конечно же, выбрала первое, непреклонно следуя своему долгу.       — Помимо повреждения лобной части головного мозга, у тебя ещё повреждение правой височной доли. — Сакура вопросительно посмотрела на неё, ожидая продолжения. — Хорошо, что она является субдоминантой, то есть не ведущей, а это значит, что проблем с усвоением новой информации быть не должно, но…       — Но?.. — подтолкнула Сакура остановившуюся на полуслове Шизуне.       — Но при таких повреждениях часто отмечаются изменения в личности, от незначительных, вроде чувства юмора, до фундаментальных, вроде ценностей и приоритетов.       — Это отвечает на вопрос, почему вы все считаете, что я изменилась, — она задумалась. Странно, конечно, понимать, что твоё поведение — это всего лишь последствия травмы, однако в этом был смысл. Мозг — конструкция сложная, и любое, даже самое незначительное повреждение может спровоцировать каскад ошибок и, так сказать, системных изменений. В её же случае можно было заявлять точно, что внутренняя система координат сместилась внушительно. — Процесс обратим?       Она заметила, что Шизуне занервничала после её вопроса. Не нужно было уметь читать людей, чтобы понять, что, по её мнению, ответ Сакуре не понравился бы. И всё же догадываться — это одно дело, она хотела услышать это от неё. Кашлянув, чтобы привести медика в сознание, Сакура повторила свой вопрос.       — Не установлено, — тихо произнесла она. — Было слишком мало пациентов с такими же травмами, чтобы вывести реальную статистику. Пока из трёх случаев один восстановился полностью, один не регрессировал, но остался с измененным мыслительным фундаментом, третьему удалось восстановиться частично.       Сакура облегченно вздохнула и негромко рассмеялась. В ответ на неоднозначную реакцию Шизуне девушка прокомментировала, что рада тому, что изменения в её поведении — это не болезнь или не какое-то отклонение от нормы. Ведь одно дело забыть, а уже совсем другое — измениться. Но так как такой побочный эффект при таком характере повреждений норма, ей просто надо научиться снова жить, попутно вспоминая забытое и работая с тем, чему она сопротивляется. Она однозначно понимала, что там, за этим «барьером», кроется что-то мрачное. Мрачное для неё. Двух болезненных воспоминаний было достаточно, чтобы она поняла, почему именно мозг сопротивляется. Так, может быть, стоило оставить всё как есть и не пытаться вспомнить то, что её так тяготит? Но кольцо на её пальце напоминало ей о том, что она по-прежнему находится в браке, и с этим ей точно стоило разобраться.       Поблагодарив Шизуне, она договорилась встретиться с ней в следующий раз через неделю. Попросив Сакуру подождать, та записала что-то в документах. Как только она закончила, они обе вышли из кабинета. Спускаясь вниз, Сакура в очередной раз отметила, что народу очень много, и на этот раз она сказала это вслух. Шизуне пояснила, что с тех пор, как с ней это случилось, больнице недостает твёрдой руки, а её собственных умений хватает, чтобы держать бюджет в порядке, но недостаточно, чтобы ещё и высококлассно заведовать больницей со всеми её отделениями. Сакуру буквально осенило. Всё это время она упивалась своей жизнью, а ведь раньше она была ответственна за невероятно важный аспект деревни. Больница. И судя по тому, какой ажиотаж здесь происходил, тут действительно не хватало руки управленца. Но что она могла сделать сейчас и чем сейчас могла помочь, она не знала. Шизуне, глядя на это напряжение в её глазах, положила руку ей на плечо, успокоив, что она сделает всё возможное, чтобы держать больницу в тонусе, пока Сакура не придёт в норму.       В ту же минуту, когда они спустились к стойке регистрации, а Шизуне передала для Хокаге папку, которую заполняла в кабинете, сигнал над одной из дверей, что, по всей видимости, вела в операционную, загорелся красным. По всему коридору затрезвонил колокольчик, буквально оглушая куноичи. Этот звон колокольчика проникал в самую глубину её сознания, вызывая круговорот воспоминаний. За колокольчиком послышался голос из громкоговорителя:       «Осложнения при «А» шестнадцать, двенадцать ноль ноль четыре ноль ноль два». Срочно хирурга в операционную номер пять. Повторяю. Осложнения при «А» шестнадцать, двенадцать ноль ноль четыре ноль ноль два. Срочно хирурга в операционную номер пять».       В голове моментально всплыли файлы. Она знала, что этот код означает, что в той самой операционной проводилось коронарное шунтирование на функционирующем сердце, а значит без искусственного кровообращения, а это означает, что пациент молодой, ибо возрастному подключили бы аппарат. Если были какие-то осложнения, то, скорее всего, учитывая возраст пациента, это не инсульт, не инфаркт и не тромбоз.       — Кто проводит операцию в пятой? — Сакура, которая сейчас повернулась к Шизуне, задававшая вопрос таким властным голосом, была очень похожа на ту, которую она помнила. Такой же сильный профессиональный взгляд, не знающий ошибок. Быстро выхватив бланк из-за стойки регистрации, Шизуне проверила список операций. Найдя нужную фамилию, она коротко озвучила:       — Микото Омомори.       — Тот, кто пару месяцев назад вышел из интернатуры, делает шунтирование без наставника?       Шизуне замерла как вкопанная. Взгляд Сакуры смягчился, после чего она направилась прямиком в палату. Влетевшая за ней Шизуне увидела, что та одевается в хирургический халат и намывает руки, уже одетые в перчатки. Она, машинально не прикасаясь к человеку в хирургическом облачении, голосом остановила куноичи.       — Ты не можешь туда войти, Сакура. Ты ничем не поможешь.       — Нетренированные пальцы Омомори вызвали нарушение сердечного ритма, так как такая операция требует мастерства, которого у него ещё нет. Если я не помогу, пациент умрёт.       — Ты не можешь его оперировать, ты ничего не помнишь. И ты не можешь пальцем в небо ставить диагноз при таком состоянии памяти.       Из операционной выбежала медсестра, видимо, пытавшаяся найти помощь. Сакура остановила её властным голосом и спросила, что за осложнение. Как завороженная, та повторила то, что буквально пару секунд назад Сакура говорила Шизуне. Отпустив медсестру, Учиха сказала готовить смену хирурга.       — Это ничего не значит, Сакура. Ты рискуешь пациентом, — всё ещё выражая яростное сопротивление, Шизуне не могла пустить её туда.       — Послушай меня: в трахею пациенту вводится специальная эндотрахеальная трубка, через которую больной дышит при помощи аппарата ИВЛ. По срединной линии в области грудной клетки делается вертикальный разрез. В качестве шунта берется участок вены, либо артерии из заранее проанализированных мест. Для создания обходных шунтов используют вены голеней пациента, а также внутреннюю грудную артерию. Сам метод операции прост: одним концом экспроприированный из другой области шунт вшивается в аорту. Второй конец уходит в коронарный сосуд под сужающимся местом. Если я хоть где-то ошиблась, останови меня и не пускай в операционную, а если нет, то, пожалуйста, поверь в меня и отойди.       Шизуне колебалась ещё пару секунд. Сакура так безошибочно назвала последовательность действий, что вселяла полную уверенность в том, что она всё знает, и всё же оставался большой риск отпускать её в операционную. Никто не знал, накроет ли её ещё какое-нибудь воспоминание, а в процессе операции на кону стояла чья-то жизнь. И всё же уверенный и решительный зеленый взгляд убедил её сделать это. Она всегда верила ей, когда она просила. Сакура Харуно — великий медик, и, по мнению Шизуне, даже амнезия не может выбить этого.       — Хорошо, но я буду с тобой.       Отправив её в операционную, Шизуне переоделась сама и встала рядом с ней, следить за ходом операции. Движения Сакуры были невероятно точны. Каждое новое действие — будто рефлекс, вшитый в подсознание. Она оперировала быстро, чисто и аккуратно, вшивая шунт в артерию. Не обращая внимание на обстановку и обстоятельства, Сакура исполняла свой долг безукоризненно. У профессионала эта операция занимает всего минут сорок, где-то за это время она и уложилась. Когда она закончила, она посмотрела на узкую полоску, в которой виднелись глаза Шизуне. Выйдя из операционной, она сняла с себя форму и села на скамейку. Осмотрев свои руки, Сакура заметила, что они дрожат. Дрожат так сильно, что это с каждой секундой всё больше походило на судороги. Переодевшаяся к этому времени Шизуне села рядом с ней.       — Ты справилась, — подбадривающе прозвучал её голос, и она обхватила её руки своими ладонями.       — Я помню это, — будто завороженная, повторяла она. — Я вспомнила это, как будто это всегда было со мной. Словно я всегда знала, просто не пользовалась этим.       — Ты прирождённый медик, Сакура, выдающийся. И сейчас ты в очередной раз это доказала.       — Почему же у меня трясутся руки?       — В первый раз всегда страшно, а для тебя, можно сказать, это был первый.       Она улыбнулась Сакуре, вызывая у той такую же искреннюю улыбку и облегчение. Всё закончилось. Этот адреналин ушёл, она смогла взять дыхание под контроль, а потом и руки, которые снова начали её слушаться. Провожая Сакуру до выхода, Шизуне сказала, что даже несмотря на то, что воспоминания начали возвращаться, пусть она не торопится в больницу. Ей требуется не только вспомнить, но и принять эти воспоминания, а для этого нужно время. Выходя на улицу, девушка решила зайти в магазин, чтобы к вечеру приготовить вкусный ужин мужчине, который воротил от неё нос. Она не могла дождаться возможности рассказать о сегодняшнем подвиге именно ему.

***

      Где-то в середине дня Хатаке пришёл к Наруто, когда тот ожидал его около девяти утра. Никак не привыкнув к тому, что время для Копирующего ниндзя — понятие абстрактное, Узумаки был вынужден смещать и смещать все запланированные дела до тех пор, пока в дверях не появился расслабленный на вид виновник. Потратив несколько минут на выговоры бывшему сенсею и на ругание самого себя, Узумаки наконец успокоился. Он весьма быстро заприметил, что с его предшественником что-то не то, но не мог объяснить, что именно. Вроде, двигался как обычно, лениво и неспешно, и голос был такой же. Но мыслями тот словно был далеко. Решив, что это не его дело, Наруто откинулся на спинку кресла и хотел было уже выдохнуть, но стоявший всё это время Шикамару накинул ему ещё стопку папок. Взмолившийся Хокаге произнес что-то вроде «за что» и закрыл лицо руками.       — Пока Сакуры нет, все бюджетные и бумажные дела решает Шизуне, но она может обработать не все, так что вот, — безучастно ответил Шикамару.       — Сколько же, оказывается, она брала на себя, — оценивая пополнившую стол стопку, Наруто, не считая количество, просто пробежался пальцами по корешкам. — Как у неё дела?       Хатаке был не уверен, но ему показалось, что Шикамару как-то странно посмотрел на него, когда Узумаки справился о её самочувствии. Возможно, ему просто показалось, но чутье отставкой не испортишь. Стараясь собраться и не думать о причине, по которой он минимизировал контакт с ней в последние пару дней, он спокойно пояснил, что с ней всё хорошо, пытаясь при этом выбирать максимально нейтральные фразы. Наруто отвёл взгляд на какой-то свиток, который по оценкам Какаши был запечатан. Он предположил, что в нём очередное письмо от Саске, и это его насторожило.       — Она стала другой, да? — спросил Наруто, в ответ получая лишь согласное мычание. — Не помню, когда последний раз видел её такой счастливой. Но, судя по всему, к этому надо привыкать.       — Почему? — спросил Какаши.       Шикамару подошёл к столу, забрал тот свиток, который украдкой оглядывал Какаши, и протянул его ему. Открыв свиток, Хатаке сразу понял, что это результаты сегодняшнего визита Сакуры. Прежде чем продолжить читать, он на мгновение замер. Ему совершенно не хотелось увидеть какое-либо регрессивное состояние и уж тем более каких-то осложнений. Но, осмелившись прочитать документ до конца, обнаружил весьма спорное заключение.       — Шизуне сказала, что изменения в её поведении вызваны травмой, но обратимость процесса под сомнением, — пояснил Шикамару, расставляя акценты на ключевой информации. — Вполне вероятно, эта новая версия Сакуры теперь останется навсегда.       — Её беспокоят некоторые воспоминания, — вклинился Какаши. — Старые воспоминания не будут конфликтовать с явно противоположной новой личностью?       Это был блестящий вопрос. Именно на него и не смогла ответить Шизуне, когда заполняла отчёт. Но это было именно то, что беспокоило девушку больше всего. Нара подошёл к нему и пальцем указал в самый конец документа, обращая внимание на графу «примечания». Там рукой Шизуне было написано следующее: «Плавное восстановление мозговой ткани способствует прогрессу в лечении, нарочито вызванные заблокированные воспоминания могут спровоцировать регрессию, так как при их извлечении присутствует болевой синдром». Гипотеза, занесенная в конце протокола, не давала ответов, а лишь больше настораживала.       — В отчёте сказано, что заблокированные сознанием воспоминания начинаются с того момента, как ушёл Саске, — сказал Шикамару, почесывая затылок и отходя к стене, чтобы облокотиться.       — И что? — недоумевающе переспросил Хатаке. — Это значит, что нам не нужно говорить о её муже?       Наруто помрачнел. Почему-то ему явно не нравилась эта тема разговора. С одной стороны, Какаши мог это понять: они оба были ему дороги. Они оба для него словно семья. И воспринимать страдания одного из-за действий другого было действительно сложно. Но что-то в его суровом взгляде не давало Какаши покоя. Что-то угнетало его бывшего ученика, и так как долго он не мог держать это в себе, было очевидно, что совсем скоро это выплеснется наружу.       — Это значит, что нужно сконцентрировать её на приятном, — его голос прозвучал глухо, будто Наруто подавлял злость.       — Мне кажется, когда Саске придёт, мы все долго будем ему объяснять на безопасной от деревни дистанции, почему мы не поспособствовали укреплению семейных воспоминаний, — понимая, о чём говорит Узумаки, Шикамару озадачился вполне резонным вопросом. Сейчас точно появлялась морально-этическая дилемма. С одной стороны, Саске, который доверил поправку жены Наруто, явно ожидая, что тот поможет ей восстановить все воспоминания. С другой стороны, Сакура, которая точно вздохнула полной грудью после лишения части прошлого, но которой доставляют боль и потенциальные проблемы все воспоминания, виновником которых стал Саске. — Я уж молчу про то, что будет, если она не перестанет к тому времени считать Какаши-сана мужем.       — Для того, чтобы что-то укрепить, сначала надо что-то создать, — явно рассерженно огрызнулся Наруто, ударив кулаком по столу, — Когда и если он это поймет, то все последствия ему придётся признать как следствие собственных решений.       Хоть Наруто и явно переборщил с эмоциями, присутствующие хорошо его понимали, так как разделяли ту же дилемму, что и он. К тому же, нельзя было не согласиться с рациональностью сказанного им. Он сам уже не первый год муж и отец, и он прекрасно осознавал, какая ответственность кроется за этими словами. Возможно, этим знанием и опытом, который он получил в новых для себя ролях, и был вызван этот всплеск. Он понимал, что Саске не побыл ни мужем, ни отцом, и нёс внушительную часть ответственности за происходящее с Сакурой. Так рассуждал Какаши и, конечно же, был прав.       Посовещавшись ещё немного уже по рабочим делам, на которые любезно всех переключил Шикамару, Какаши, заметив, что уже вечереет, попрощался со всеми и, собравшись с духом, пошёл к ней. По дороге он размышлял над тем, как фокусировать её на приятном. Судя по всему, приятным для этой Сакуры был именно он. От внезапно нахлынувшего на него воспоминания их горячего поцелуя он ощутил возбуждение. Укорив себя за то, что не контролирует свой разум, он снова вернулся к размышлениям. Как соблюсти баланс приятного и без домогательств? Но стоило признать, что избегал он Сакуру не от того, что ему не понравилось, а как раз наоборот. Ему понравилось, и даже больше — он хотел ещё, и это, возможно, впервые в жизни, действительно напугало его. Он хотел Сакуру. Никогда, даже будучи пьяным в дрова, он не думал о ней так, как думал сейчас. Позволив себе поддаться этому сиюминутному порыву, он обрёк себя на бессонные ночи с того самого вечера. Так как он не привык жить сегодняшним днём, он старался посмотреть вперед. Что будет, если он позволит себе ещё раз снять ту самую дверь с петель? Когда-нибудь, рано или поздно, Саске всё-таки вернётся. Когда-нибудь, хотя бы ради Сарады, она попытается жить с ним. Когда-нибудь она вспомнит эту необъятную любовь, и когда-нибудь всё придёт в норму. А что будет с ним? Во всём этом уравнении он - единственная непостоянная переменная.       Когда он подошёл к дому, уже стемнело. На кухне горел тёплый свет, и, подойдя к двери, он хотел было постучаться, но что-то заставило его потянуться в карман и открыть дверь своим ключом. Вообще, сложно было отрицать, что ему нравилось само действие — открывать дверь в дом, чтобы там его кто-то встретил. С одной лишь небольшой разницей: это был не его дом и не его «кто-то». Пройдя внутрь, он удивился, что с порога его не ломится встречать Сарада. Это было необычно. В доме пахло едой, однозначно Сакура готовила ужин, значит, и Сарада должна была быть неподалёку. Пройдя на кухню, он заметил Сакуру, стоящую у плиты в длинной домашней футболке, которая лишь слегка прикрывала то, к чему ещё недавно хотели дотянуться его руки. Волосы были собраны в несуразный пучок, а сама она, босая, слегка пританцовывала, пока мешала ужин. Она выглядела так уютно в своей несуразности, что он даже не заметил, что не поздоровался. Просто стоял и смотрел.       — Привет, Какаши, — радостно кивнула она, оборачиваясь к нему с ясной улыбкой.       — Привет, — оттаял он, присаживаясь на табуретку у разделочного стола, чтобы оставаться рядом. — Где Сарада?       — Она у Хинаты, — спокойно ответила Сакура, поясняя, что после осмотра могли быть выявлены осложнения, и чтобы Сарада не оставалась одна, её на всякий случай отправили в гости.       Остаться после того, как он узнал, что сегодня они в доме вечером совершенно одни, было его первой ошибкой за сегодняшний вечер, но далеко не последней. Не спрашивая его, она отправила мужчину в гостиную, чтобы он накрыл на стол, пока она разливает по пиалам мисо-суп и раскладывает по тарелкам сайру для него и креветки для себя. Сначала учуяв запах, а потом и увидев ужин, Хатаке был приятно удивлен выбору меню. Но, напомнив себе о том, что в её голове «он её муж», вполне нормально, что она приготовила ему любимые блюда.       Опасения Какаши о том, что он не сможет найти положительную или хотя бы нейтральную тему для разговора, развеялись в тот миг, когда Сакура почти сразу начала увлечённо рассказывать о событиях минувшего дня. С неподдельным восторгом и безусловной гордостью она рассказывала, как провела операцию. Как картинки сами приходили в её голову, как руки, словно не по её воле, а на автомате, делали необходимые действия. Как поднялся в крови адреналин, как шум сердца заглушал её собственные мысли, как она спасла пациента, и как, в конечном счете, гордо на неё смотрела Шизуне. Какаши не смог сдержать улыбки, когда она рассказывала всё это, он позволил себе лишь лёгкий намёк, но этого было достаточно, чтобы Сакура заметила его и, засовывая себе в рот кусочек пареной морковки, улыбнулась широкой улыбкой. Закончив со своим рассказом, она поинтересовалась, как прошёл его день. К моменту, когда они завершили лёгкую беседу, они закончили и есть. Заметив, что он поджимает губы, глядя в окно, она предложила перебраться на террасу, где он сможет покурить, пока она приготовит чай.       Выйдя на улицу, Какаши прикурил сигарету, наблюдая через небольшой просвет в приоткрытых сёдзи за тем, как она заваривает чай. Как бы он ни старался уговорить её надеть штаны, она ни в какую не соглашалась, заявляя, что это её дом, и если она захочет, в трусах тут будут ходить все, даже он. После этой фразы он быстро свернул разговор и переключился на что-то другое. Но сейчас, глядя на неё через узкую полоску сёзди, он не мог оторвать глаз. Она вела себя как его жена. Эта мысль была настолько дика, насколько же невозможна. Две недели он пытался отрицать её реальность, пусть и придуманную, но всё же. Если прикинуть, когда она отрицает свою (заблокированные воспоминания), она чувствует боль. А если всё то, что он делает, когда отталкивает её, так же приносит ей боль? Возможно, прежде чем делать выводы, стоило бы услышать её?       Сакура вышла на балкон, неся на подносе чайник с одной чашкой и кружку заваренного, ароматного кофе для себя. Поставив поднос на стол, она быстро зашла в дом и, вытащив откуда-то плед, накинула его на них обоих, когда они сели на диванчик. Туша сигарету, он посмотрел на кружку и уловил аромат. Это снова был жасминовый чай. Его любимый чай. Это уже было не совпадение, а точная закономерность. Глядя на приготовленный для него напиток, не отрывая от жидкости глаз, он спросил:       — Расскажи мне о ложных воспоминаниях.       Если бы в этот момент она делала глоток кофе, то точно бы поперхнулась, услышав такой вопрос. Он её обескуражил.       — Почему ты захотел об этом поговорить? Ты же сам твердил, зачем фокусировать на выдумке?       — Это важно для тебя, и ты сама говорила, что тебе сложно. Возможно, так я пойму, как тебе помочь.       Она отпила кофе и, как и тогда, посмотрела вглубь леса. Но если в прошлый раз, когда он рассказывал ей о Саске, её лицо было сосредоточено и внимательно, то сейчас на лице была безмятежность.       — Ты хороший муж, — с улыбкой произнесла она       — Никогда бы не подумал, — не удержавшись, сказал Какаши, услышав в свой адрес такое беспрецедентное заявление. — Я хороший воин, а муж, скорее всего, был бы паршивый.       — Но это так, — она пожала плечами, решив его не переубеждать, а просто продолжить свой рассказ. — Ты знаешь, что я люблю, и знаешь, как меня утешить. Ты готовишь мне на завтрак кофе, а я делаю тебе твой любимый чай. Ты всегда рядом, когда мне нужен, и ты всегда знаешь, когда мне нужна помощь, а когда я справлюсь сама. Ты заботливый и внимательный к деталям и мелочам. Рядом с тобой я чувствую себя счастливой.       Она не сказала ничего конкретного, не описала никакой истории или ситуации, она просто описала его таким, каким его видела или создала. Ничего больше, но это было очаровательно. Её слова звучали, как какая-то сказка за гранью реальности или на её грани. Такой его образ действительно делал её счастливым.       — Почему ты говоришь в настоящем времени? Этого нет, Сакура, — всё меньше пытаясь доказать это ей и всё больше объясняя это себе, сказал Какаши, поворачивая в её сторону голову. — Я не такой.       — Возможно, — она повернулась и посмотрела на его слабоосвещенное лицо. — Но я не могла придумать всё это, Какаши. В любом случае, это основано на моих наблюдениях за тобой, а значит, как минимум часть из этого правда. И даже малая часть этого в сто раз лучше того, что у меня было.       В бледных теплых лучах уличного света её лицо не выражало никакого сожаления, только какую-то странную веру. Во что, он не знал, он просто смотрел на неё и все больше запутывался, что он должен был сделать. Что было бы лучше для Сакуры? Всё это время он старательно отметал третий путь, который все это время был у него перед глазами. Он думал, что выбора только два: вспоминать или не вспоминать, но тут был и третий - жить той жизнью, которую она создала. Это знание бременем упало на него в тот момент, когда он это осознал. Но чего же хотела та Сакура? Чего она хотела и не могла бы себе в этом признаться? И снова дилемма, как поступить, заняла все его мысли, пока Сакура не задала вопрос, повергнувший его в моментально отрезвляющее состояние.       — Я хочу тебя поцеловать, — звучало это даже не как вопрос, а как утверждение. Причём весьма решительное и настойчивое, ведь она даже слегка придвинулась к нему.       — Это плохая идея, — заключил он, вытаскивая сигарету и прикуривая её. Сигареты всегда помогали переключиться.       — Если ты мне не разрешишь этого, то я проиллюстрирую тебе то, что мы делали в нашем воображаемом прошлом, — это была его вторая ошибка за вечер: не посмотреть на неё внимательно, чтобы рассмотреть этот лисий взгляд и ухмылку на её лице.       — Это звучит как очень непродуманный шантаж, — выдыхая дым, сказал Какаши. — Раз уж ты предлагаешь выбор, то я за историю нашего воображаемого прошлого, — возведя предпоследнее слова в воздушные кавычки, Какаши откинулся на спинку, закинул локоть на подлокотник, приготовившись к слушать, как он предполагал, какую-нибудь историю.       — Ты дослушаешь до конца? — её дыхание становилось всё чаще, она придвигалась всё ближе к нему.       — Да, — без задней мысли сказал он, но его стало напрягать то, как она буквально примагничивалась к нему.       — Ты даёшь мне слово, Какаши? — соприкоснувшись с ним бёдрами, она посмотрела в его глаза, которые от этого прикосновения расширились.       — Да, — это стало его третьей и финальной ошибкой.       Улыбнувшись, девушка стянула с себя плед, и не успевший проследить за её движениями Какаши так до конца вечера и не смог понять, как она оказалась сидящей у него на коленях. Но стоило ему понять, что она сидит на нём оголёнными бёдрами, как все его тело тут же превратилось в камень. Вжавшись в диван, Какаши не мог сдвинуться с места, теперь уже внимательно наблюдая за каждым её движением.       — Ты всегда любил, когда я к тебе прикасалась, — она медленно расстегнула его жилет. — Вот так, — Сакура очертила круг лёгкими прикосновениями по его лицу от губ до уха, а после медленно спустилась вдоль шеи, пока пальцы не встретились с преградой воротника. Остановившись на мгновение, она продолжила движение вниз. — А ты в это время всегда исследовал что-то чуть ниже шеи, — продолжила она, игриво спускаясь пальцами по его груди, прокладывая маршрут по его твёрдому прессу. — Но меня, по правде, всегда интересовала то, что тут.       Скользнув руками по низу живота, Сакура резко сжала руками его член, который к тому времени был настолько твёрд, что Хатаке явно было не комфортно. Стоило ей сжать его, как с его губ сорвался вздох, который получился настолько горячим, что это побудило Сакуру не останавливаться, ведь она видела в его взгляде то же самое, что было тогда, в гостиной.       — Сакура, — её имя прозвучало так страстно, что было совершенно не похоже на то, что кто-то хочет остановиться. Скорее наоборот. — Остановись.       — Ты дал мне слово, Какаши, что дослушаешь до конца, — властно сказала Сакура, прижимаясь к нему так близко, чтобы буквально прошептать ему эти слова.       Воздуха стало мало, хоть они и были на улице, мужчине было невыносимо тяжело дышать. Только сейчас он понял, на что он подписался, и самое страшное, что он, закалённый в кровожадных боях, не мог сдвинуться с места, чтобы хоть что-то сделать. Так как боялся, что, если он и совершит хоть какое-то движение, оно неизбежно приведет к тому, что он сорвет с неё эту футболку. Сакура ритмично продолжала сжимать его достоинство, находившееся у неё в руке, не отрывая взгляда от взволнованных глаз Какаши.       — А знаешь, ещё тебе нравилось, когда я сопровождала это, — она покрепче сжала кулак, вынуждая Какаши чуть потянуться в кресле от сдерживаемого желания, — вот этим... — Сакура поцеловала его в подбородок, а после поцелуями спустилась к границе воротника. Из-за этого, Какаши вытянул голову вверх. Какое-то дикое удовольствие доставляла ему эта девушка. Каким-то странным провидением она делала то, что буквально принуждало его хотеть её. — А ты, между прочим, очень любил трогать меня тут, — она подхватила его ладонь, которая ему к этому времени уже подчинялась, и провела по своей груди, — и тут.       Она медленно опустила его руку ниже к своему животу и остановила его на моменте, когда его пальцы, соприкоснулись с полоской её нижнего белья. Не находя для себя ответа, почему она остановилась, Какаши, к тому времени дышавший так тяжело, что его дыхание, казалось, гулом разлеталось по всей улице, сам продолжил движение руки и, скользнув под трусики, приложил к ней два пальца.       Она была разгорячена не меньше, чем он, и намокла так сильно, что, когда он почувствовал её на своих пальцах, казалось, что последние петли у двери уже отказали. Желая почувствовать, насколько она горяча, он просунул два пальца глубже, ладонью поглаживая её самую чувствительную часть. Внутри она была такая горячая, что он не осознавал величину своего желания почувствовать это уже далеко не пальцами.       Ощущая движение его пальцев внутри, она сжала его водолазку и прильнула к его шее. Выпустив самый страстный стон, который разогревал их обоюдное желание, Сакура впилась в его губы. С этого момента вся выдержка Какаши полетела к чертям: продолжая ласкать её левой рукой, правой он прижал её тело к себе.       Каждый поцелуй ощущался настолько жадно, что ни он, ни она больше не могли сдерживать себя. Не отстраняясь от него, Сакура сняла с него эту чёртову водолазку, разрывая поцелуй лишь на мгновение. Его горячая грудь на прохладном весеннем воздухе покрылась мурашками, которые чувствовала под своими пальцами девушка. Углубляя поцелуй, она не давала ему и шанса прекратить то, что происходит. Опустив свою руку ниже линии его пояса, Сакура расстегнула ремень, а затем и ширинку. Скользнув под узкую полоску его нижнего белья, она обхватила руками его член и повторяющимися движениями то вверх, то вниз заставила его так же простонать её имя.       — Это надо прекратить, — не вынимая из неё своих пальцев, прерывисто сказал он, рассыпая свои поцелуи по её шее.       — Так… прекрати, — ответила она, снимая с себя футболку, она стала разматывать бинты, не отрывая от его взгляда глаз.       — Не могу, — прошептал он. — Хочу...       — Что, Какаши? — не позволяя себя поцеловать, она прошептала ему этот вопрос на ухо, вконец отправляя его сознание в пучины неизвестного.       — Чёрт, я хочу тебя.       Он вытащил из неё пальцы и притянул её к себе, водя своими руками по её почти оголенному телу. Не размыкая губ, они поднялись с дивана и в обжигающе горячем поцелуе стали перемещаться в спальню. По пути прислонясь поочередно то к одной стене, то к другой, освобождаясь от остатков одежды, они умудрились сбить картину, вазу и опрокинуть настенный стеллаж. Оказавшись в спальне, Хатаке осторожно уложил её на постель. Оказавшись над ней, наконец смог увидеть её целиком. Перед ним лежала совершенно голая Сакура, которая не была ни ученицей, ни другом. Сейчас перед ним обольстительно красивая женщина, которую он хотел взять. Поцеловав её, он опустился ниже, чтобы как следует насладиться её упругой грудью. После последнего раза он знал, что может её завести. Снова введя в неё два пальца, Какаши слегка прикусил её сосок, он хотел чтобы она была на грани, прежде чем он войдёт в неё, и, судя по её полному удовольствия и наслаждения лицу, он был абсолютно близок, что ускорилось тем, он ощутил, как её руки дотянулись до его члена и в такт с ним она доставляла удовольствие и ему. Боже, казалось, у него никогда не было такого секса.       — Я больше не могу.       — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — отпустив её грудь, не сбавляя движений своих пальцев внутри девушки, он посмотрел на неё. — Чего ты конкретно хочешь?       — Хочешь, чтобы я это сказала? — низким возбуждающим голосом поинтересовалась она.       — Да.       — Я хочу почувствовать его, — она сжала его член в свой руке, — внутри.       Словно повинуясь её желанию, он резко вынул пальцы и вошёл в неё. Оказавшись внутри, он на секунду замер и, кажется, вслух сказал, что это прекрасно. Привыкнув к этому теплому ощущению, он вернулся к её губам и начал двигаться, постепенно набирая свой высокий темп. Она была настолько мокрая, что ему казалось, что он мог кончить уже в момент, когда он только вошёл в неё. С каждой новой секундой, что он двигался быстрее, росло и удовольствие, которое он видел на её лице. Не сдерживая свои крики, она стонала от каждого толчка, отправляющего её на седьмое небо. Ей было хорошо. Именно это она шептала, отрываясь от его губ, чтоб глотнуть воздуха, а после снова выпивая его до дна.       — Ты невероятна, — сбивчиво прошептал он. — Посмотри на меня.       Его голос звучал так властно и так сексуально, что она не могла не подчиниться, чувствуя его внутри себя и то, насколько каждое его движение внутри приносит ей удовольствие, она улыбнулась ему, обвивая руками его шею.       — Тебе хорошо? — срываясь на последнем слоге на стон, она запрокинула голову и снова посмотрела на него. Он замедлился, но теперь каждый его толчок был жёстким и резким. Сменив тактику, он по её лицу понял, что нашёл то, что ей нравится. То, что доведет её до оргазма у него в руках.       — Очень.       Делая все более резкие толчки, вонзаясь в неё все жёстче и жёстче, он отстранился от её губ и вытянул руки. Он был уже очень близок к завершению, а судя по Сакуре, она закончила уже не первый раз. Её стоны оглушали его, он не слышал и не хотел ничего слышать, кроме её протяжного, глубокого стона и прерывисто вырывающихся звуков. Этот странный наркотик овладел им так же, как он овладел ей. Приближаясь к финальной отметке, он поднял её ноги, всего лишь одной ладонью удерживая обе её лодыжки. Ненароком он посмотрел вниз, чтобы видеть, как он входит в неё. Новое положение стало последней точкой её кипения.       — Я сейчас кончу, Какаши, — крепко сжав простыни, взмолилась Сакура.       — Кончай, — приказал он, позволяя себе не сдерживаться и полностью раствориться в моменте. Нарастив темп до максимального предела, под страстные выкрикивания своего имени он кончил в неё, чувствуя как его до этого напряженное тело обретает лёгкость и расслабление. Рухнув рядом с ней, такой же расслабленной и счастливой, он обнял её и посмотрел её в блестящие от восторга глаза.       Какаши не хотел играть с ней ни в какие игры, но эту партию он однозначно проиграл. Или выиграл? Это как посмотреть.