Гранатовый щербет

Мне снилось: мы умерли оба, Лежим с успокоенным взглядом, Два белые, белые гроба Поставлены рядом. Н. Гумилев — Мне снилось Какучо бежал следом за Изаной, наслаждаясь прохладной погодой. На город низко опустилась серая туча, скрывая дома и людей в плотной дымке. На дорогах стояли машины, двигаясь медленно, потому что не было видно ничего на расстоянии вытянутой руки. Изана шел с легкой улыбкой на губах, но Какучо слышал, как он то и дело кашлял, это все из-за сезона дождей, он вновь накрыл Токио. Весь июнь то и дело почти каждый день шли проливные дожди, но скоро все должно закончиться. Какучо ждал конца июля, когда можно будет подольше гулять на улице, когда будет вновь тепло на улице. В руках у Изаны был конверт со знакомым адресом, он только туда и писал всегда. На этот раз это заняло гораздо больше времени, он несколько раз переписывал все, когда никого рядом не было (а такое случалось нечасто). Даже несмотря на дожди, Хитто был рад, что школа закончилась. Каждый раз, когда приходилось идти туда, Какучо пробирала тошнота. Там не было Изаны, все смотрели на него волком и отскакивали как от проклятого, сочиняли смешные, по их мнению, стишки и клички; все дни в школе он смотрел на большие часы над зеленой доской, запоминая каждую деталь, мелкую трещинку на стене, едва заметный кусочек отвалившейся штукатурки, а когда наступали перерывы, то старался абстрагироваться. Его парту иногда обступали дети, скуки ради тыкали пальцем, смеялись, но когда понимали, что Какучо не реагирует, то старались спровоцировать его, толкали, сбрасывали тощие тетради на пол, но даже так Хитто проглатывал оскорбления. Он каждый раз прокручивал в голове слова Изаны о детях, о годах в младшей школе (хотя он сам недавно только перевелся в среднюю), главное, что Какучо усвоил — не нужно говорить о том, что ты в детском доме, и нельзя реагировать. Если ударить кого, то потом проблем не оберешься, начнутся разборки с родителями, учителями. Мальчик каждый раз представлял, как на него напирают все взрослые, ругают его, смотрят так снисходительно, даже с жалостью, а за ним — никого, пустота. Может, в таком случае пришел бы их воспитатель, но точно не стал бы разбираться, кто там виноват, а просто заставил бы Какучо извиняться и все. На этом разговор был бы окончен. В детском доме было много воспитанников, но очень мало воспитателей. Иногда старшим приходилось смотреть за теми, кто младше. Рук всегда не хватало, а дел было слишком много всегда. В его комнате, где спал Какучо, стояло семь кроватей, все пододвинуты близко друг к другу, по стенам, над кроватью, висели шкафы со скудными вещами, рядом с кроватью у каждого — полки. По вечерам кровати отгораживали друг от друга тонкие занавески светло-зеленого цвета, что напоминало Какучо больницу, в которой он лежал после аварии. Изана спал в другой комнате с детьми старшего возраста, у них уже было четыре кровати и точно такие же деревянные шкафы с вещами. Хитто знал, что у него еще есть тетя и дядя, что живут они на Хоккайдо. Они однажды приезжали к ним в Токио, когда родители были живы, но Какучо совсем не запомнил их лица, лишь шагающие туда-сюда ноги. Он рассказал о них Изане, но тот лишь отмахнулся и сказал, что из детского дома никогда никого не забирают. Мальчик верил в эти слова, лишь изредка думал о снежных горах, о морозном воздухе, но после этих мыслей становилось грустно. Даже не от того, что за ним никто не приходит, просто тогда ему пришлось бы уехать из Токио и распрощаться с Изаной, возможно, навсегда, а этого он не хотел. С каждым разом мысли о далеких горах обесцвечивались, становясь похожими на старые гравюры Хокусая. Курокава не лгал, за весь год так никого и не забрали. Старшие воспитанники выпускались и больше не возвращались, сжираемые рутиной большого города и раздавленные реальностью. Их сменяли новые подопечные: те, кто потерял родителей и те, от кого отказались. Они дошли до почтового ящика и опустили конверт с письмом. Небо затянуто серыми тучами, но дождя не было. В последние дни он всегда шел только ночью, поэтому спалось как никогда сладко под звуки ливня. — Может, все-таки стоило написать про ту болезнь? — У Шиничиро и так слишком много забот, не нужно создавать еще больше беспокойств на пустом месте. — Но ты так долго пролежал с температурой… — Ты же слышал воспитателя? Это из-за холодного воздуха и повышенной влажности. Какучо не решился спорить. Сейчас Курокаве было лучше, остался лишь кашель, но это то, что было на поверхности. Он видел, как Изана мучился от головных болей, поэтому часто любил гулять на улице, вдыхая свежий воздух, а вместе с тем, проглатывая очередную таблетку обезболивающего. Головные боли совпали с сезоном дождей, и потому Какучо хотел еще и по этому, чтобы июль закончился как можно скорее, надеясь на то, что так Курокаве станет легче. — Рассказать, что мне снилось сегодня? — спросил Изана, наблюдая за обеспокоенным лицом мальчика. — Конечно! — Хитто немного повеселел. Ему и раньше нравилось слушать про сны, но сейчас это занятие стало еще интереснее. Какучо любил слушать, что снилось Изане, а потом удивляться совпадениям, когда что-то сходилось в реальности. Недавно Курокаве приснилась на обед жареная рыба с вареным шпинатом и тушеными овощами, а когда на следующий день подошло время еды, то все совпало. Для Какучо это было чудом, но Изана лишь улыбнулся этому совпадению. Ему как-то трудно верилось в чудеса, легче было списать такое точное попадание на то, что он где-то раньше слышал об обеде, а потом забыл об этом, а во сне вновь приснилось все, что он тогда услышал. — Мне сегодня снился Шиничиро, он вновь приезжал к нам, привез тебе такояки, а потом взял меня с собой кататься на байке. — Было бы круто, если бы все сбылось, — с загоревшимися глазами отозвался Какучо. В приюте кормили хорошо, но без излишеств, поэтому разные сладости и другие вкусные штуки, когда их удавалось купить на карманные деньги, обычно съедались тут же, чтобы другие не смели посягнуть. Они прогуливались по району, наслаждаясь туманом, скрывающим все вокруг, так Хитто чувствовал себя в безопасности, потому что никто не разглядывал его. Казалось, что они в заколдованном лесу, Какучо вышагивал, представляя, что он рыцарь, который вышел вместе с королем на прогулку по окрестным владениям. По дороге они заглянули в небольшой магазинчик, купили пару жвачек с вкладышами и пачку сосательных конфет, которую Изана потом положит к себе в тумбочку, чтобы никто другой не смел взять. Делили они всегда все поровну, хотя порой Какучо хотелось оставить все самое вкусное Курокаве. Развернув по жвачке, они показали друг другу картинку, у Изаны уже был такой вкладыш, поэтому он отдал его. Жвачка была сладкая со вкусом клубники, он жевал ее, задумчиво вспоминая полностью свой сон. Там и правда был Шиничиро, но были и другие люди, которых Изана раньше не видел, изображение совсем размыто: какое-то белое пятно рядом с Сано, наверное, с белыми волосами, расшифровывал Курокава, но белого цвета там было в разы больше. Была там и другая светлая фигура, стоявшая чуть дальше, Изана всматривался в нее и чувствовал ответный взгляд, будто его тоже сейчас прощупывали. Мальчик перекинул языком жвачку на другую сторону и неторопливо провел языком по зубам, касаясь клыков. Он решил умолчать об этом и не говорить ни Шиничиро, ни Какучо, потому что и сам еще не мог понять — хорошо это или плохо. Этот сезон дождей принес с собой много нового, к чему Изана еще никак не мог привыкнуть.