***
— Я знала, что у тебя получится! — восклицает Жаклин, радостно хлопая в ладоши. Хосок приехал пять минут назад домой, но его мать уже была в курсе всех событий. Он смотрит на её неподдельно счастливое лицо и не может даже выдавить из себя подобие улыбки. Доён и Ребекка сидят за большим столом — пьют китайский чай и заедают бельгийским шоколадом. Парень пересекается взглядом со своим братом, но видит в чужих глазах только отвращение. Он думает именно о том, о чем толковал недавно. Девушка же улыбается, коротко поздравляет, но ни в словах, ни во взгляде, Хосок не чувствует искренности. Сложно представить, что было бы, если бы он не получил роль в постановке. — Может, нам стоит позвать этого режиссёра на ужин? — спрашивает Жаклин, не обращаясь к кому-то конкретно. Глаза Хосока расширяются, он слишком резко поворачивается к матери и замирает у лестницы, ведущей на второй этаж. — Думаю, Хосок будет очень рад, — ерничает Доён, а Жаклин воспринимает это за поддержку её идеи. — Зачем? — грубо спрашивает Хосок, не обращая внимания на брата. — Нужно же угостить прекрасного человека вкусной едой, — женщина не замечает негатива, исходящего от сына. — Не нужно. — Почему? — удивляется Жаклин. — Ему это не нужно. Ни твоя благодарность, ни ужин. Не вмешивайся, пожалуйста, — голос Хосока пропитан обидой и легким страхом. Привести Тэхёна в этот дом означает, что он покажет все осколки своей разбитой жизни. — Не придумывай! Я узнаю номер телефона месье Кима у мадам Мюрай и в субботу позову его на ужин, — упрямо отвечает мать Хосока. — Поэтому не планируйте ничего, — она обращается ко всем троим: Хосоку, Доёну и Ребекке. Жаклин радостная выходит во двор, попутно звоня своей сестре. Только Хосок наступает на первую ступеньку, как за спиной слышится издевательский смешок: — Не хочешь знакомить своего папочку с нами? — Доён не реагирует на легкий щипок от своей жены. В последний раз парень дрался со своим старшим братом в подростковом возрасте, но вот из-за чего — он не помнит. Прямо сейчас хочется выплеснуть всю свою боль, обиду и злость на Доёна. Да так, чтобы до слез от физической боли. — Тебе нравится надо мной издеваться? Тешишь свое самолюбие за счет обидных слов в мою сторону? — срывается танцор, из-подо лба смотря на парня постарше. Доён встаёт и с гадкой улыбкой подходит ближе к брату, но не настолько близко, чтобы они могли коснуться друг друга. — Нравится. Ты заслуживаешь этих слов. Получить ведущую роль с твоими-то способностями — невозможно, если ты не спал с режиссёром, — яд из уст Доёна так и хлещет. — Ты вообще ничего обо мне не знаешь! Так почему ты позволяешь высказываться подобным образом? — Хосок смотрит в глаза человека, которого зовет братом. — Я тебе ничего не сделал, чтобы ты так ко мне относился, Доён. Не обращай на меня внимание, веди себя так, будто у тебя нет брата, вместо того, чтобы отравлять жизнь нам обоим. Позже заметишь, что тебе станет легче. — Сделать вид, что у меня нет брата? — Доён кривится. — Я бы с удовольствием! Но пока ты жив и здоров, у меня никогда этого не получится сделать! Комната наполняется тишиной, которую разбавляет тихое оханье Ребекки. Девушка подходит к мужу, тянет его за руку к себе, чтобы увести, но тот с ненавистью продолжает смотреть на Хосока. — Как же долго ты будешь мучиться от ненависти ко мне, потому что я собираюсь прожить до глубокой старости, — надломлено отвечает Хосок, но для Доёна и Ребекки он звучит разочарованно. Парень закусывает щеки изнутри, чтобы позорно не разрыдаться. Слишком много негативных чувств в его жизни. Стыдно даже жалеть себя из-за этого. В комнате Хосок даёт волю слезам. Он считал слезы признаком слабости, но разве со слезами не исчезает часть боли?***
Хосок не появляется дома вторую неделю. Его мать лишь два раза позвонила, а когда он не ответил на звонки, то отправила сообщение, в котором говорила, что если он остается у своей подружки, то стоило предупредить. На этом все. Никаких «я волнуюсь». Есть ли шанс, что ему позволят переехать в отдельную квартиру? По возможности на другом конце Парижа. И о какой подружке речь, если Хосок всех знакомых может пересчитать на пальцах одной руки? Смешная женщина — его мать. Репетиции проходят в ускоренном темпе, танец в целом уже поставлен, остаётся отточить его до совершенства и избавиться от слабостей. Тэхён строг со всеми, но голос никогда не повышает. Хосоку начинает казаться, что он многое придумал в своей голове и с режиссёром никогда тет-а-тет не общался. Это к лучшему, но почему-то парень не чувствует лёгкости или спокойствия. От этого очередной день наполнен необъяснимой тревогой. Какие же странные существа — люди. А ещё страннее то, как работает мозг этих самых существ. Одна проскользнувшая мысль может заставить испытать целый эмоциональный бунт внутри. Ночлежки проходят в дешевом мотеле, находящемся недалеко от академии. Деньги Хосок решает экономить, поэтому и не тратится на дорогой отель. Своё свободное время парень пытается проводить в академии, из-за чего другие танцоры стали чувствовать вину за то, что не прикладывают столько же усилий, как их премьер. Но Хосоку абсолютно плевать на это. Он хочет, чтобы этот спектакль прошёл, месье Ким уехал туда, откуда приехал, и он начал бы строить свою жизнь так, как сам хочет, а не под диктовку Жаклин. Танцор пришёл раньше, и он не удивлён, что режиссёр уже на месте. Тэхён одет в повседневную для него одежду: классические брюки, рубашку и лоферы. Удивительным явлением будет, если мужчина наденет спортивные штаны и фирменные кроссовки. Они не приветствуют друг друга, хотя этот жест ничего не стоит. Сегодня у них репетиция не в тренировочном зале, а на настоящей сцене, правда пока ещё не в Театр-де-ля-Виль. Но перед тем, как они пойдут в академический театр, все танцоры должны встретиться в обычном тренировочном зале. На переодевание уходит не более десяти минут, но выходить Хосок не спешит по одной простой причине: не хочет оставаться наедине с режиссёром. И причина не в страхе, как это было изначально. Теперь причина заключается в некой пропасти между ними, порочными мыслями самого Хосока и прямолинейных слов Тэхёна, когда он назвал его ангелом и выразил свое желание быть ближе, но при этом оттолкнув. Прошлая ночь прошла бессонно, поэтому танцор чувствует себя уставшим. Все, чего хочется — это лечь в постель, включить меланхоличные песни, чтобы не слышать собственный внутренний голос и поспать. Примитивное желание, которое становится навязчивым. Недавно Хосок прочел роман, в котором было все красиво и нереалистично. Что-то о безумной любви, стопроцентном уважении и безусловном доверии. Ведь нереально такое, да? Вот и он так думает. Как бы не пытался представить себя на месте одного из главных героев, — не получилось. И, может, дело не в нем самом, а в человеке, которого он представлял в роли другого главного персонажа. Не для них такой жанр как роман. А вот трагедия или психологический триллер — да. Когда приходит Майкл — один из танцоров, — Хосок выходит и идёт в зал, дожидаясь других. Тэхён погружен в свои мысли, что-то читая на дорогом ноутбуке, изредка облизывая пересохшие губы, — привычка у него такая. Красив совсем не по божественному, а скорее, адски горяч, как думает Хосок. Очевидные факты, но ему стыдно, что он так думает. Ещё более стыдно становится, когда он вспоминает, что при каждом разе, когда он доводит себя до оргазма, в голове образ взрослого и горячего мужчины. Месье Ким бы над ним посмеялся и назвал падшим ангелом. Хосока ловят за рассматриванием режиссёра. Майкл шутит, что Хосок почти давится слюнями, смотря на Тэхёна, и некоторые подхватывают его смех. Мужчина бросает безразличный взгляд на танцоров, словно и не слышал сказанных слов. Через некоторое время зал окончательно принимает в свои стены всех танцоров, участвующих в постановке. Тэхён лишь информирует о том, как будет проходить сегодняшняя репетиция. И большинство в восторге от того, что это будет первая репетиция, как полной постановки: на сцене, с большей частью реквизита, музыкой и единственным зрителем — режиссёром. А Хосоку страшно почему-то. Он внушал себе все это время, что ему лишь бы выступить, но в данный момент он понимает, что боится увидеть разочарование в строгом и желанном взгляде. Однако, все проходит лучше, чем представлял Хосок, и лучше, чем представлял Тэхён. Есть ошибки, но это поправимо, как сказал режиссёр. Все танцоры уходят быстро: ещё неделю назад они договорились вместе провести вечер и поэтому спешат начать веселиться. Они приглашали и Хосока, но тот придумал легенду о том, что ему нужно будет помочь брату. Никто не настаивал на том, чтобы он пошел. В мотель возвращаться не хочется, несмотря на дикую усталость. И для того, чтобы не лгать самому себе в очередной раз, Хосок признает, что хочет, чтобы Тэхён начал с ним диалог. Поэтому он не спешит уходить. В помещении холодно, если сидеть на одном месте, поэтому кожа парня покрывается роем мурашек. Мужчина сидит на мягком кресле, точно на таком же сидит танцор, но на ряд выше и левее. Насколько Хосоку позволяет его зрение, он видит, что Тэхён перекидывает видео с телефона на компьютер, — запись сегодняшней репетиции. Знает ли он, что остался здесь не один? Видео на экране ноутбука появляется во весь экран, звук раздается эхом. Тэхён просматривает запись три раза, а в четвертый начинает приближать всех танцоров по очереди. На ком-то задерживается дольше, на ком-то нет. Хосок оказывается тем, на кого внимания тратят мало, что обижает парня. Его игнорируют даже на видео, что уж говорить о жизни. Настроение подпорчено, поэтому Хосок решает уйти. Теперь он не уверен, что хочет разговаривать с Тэхёном, даже если тот начнет диалог. Но как только он поднимается с мягкого кресла, его застают врасплох: — Почему не поехал веселиться с другими? — Тэхён не поворачивается, а значит с самого начала знал, что Хосок был тут. — Не захотел. И тишина поглощает вновь, а парень остается стоять. Слова есть, но в одно конкретное словосочетание или предложение не складываются. — Плохо быть вне коллектива. Может, тебе нравится быть одиночкой, но в обществе тебе будет очень сложно, если не поменяешь это, — звучит совет из уст Тэхёна. Хосок никогда не считал себя тем человеком, который идет против системы, пытаясь выделиться отстраненностью, но факты на лицо — его позвали из вежливости, никто не настаивал, чтобы он присоединился к совместному времяпровождению. Расстраивает ли это? Не особо. Но пугает, что даже кто-то со стороны заметил его одиночество, которое, кажется, с ним с самого детства. И как иронично, что самый большой его страх — остаться одному. Может, этот страх его сдерживает от того, чтобы полностью оборвать связь с семьёй, уехать и начать жить с чистого листа. — Верно, — это первый раз, когда Хосок прямо соглашается с правдой о себе. — Но если у меня нет настроения, не портить же вечер остальным. — Настроение не всегда бывает подходящим, иногда нужно подстраиваться. Впрочем, это только твоё дело. — И часто Вы подстраиваетесь? — Хосок всё-таки садится на место, смотря на часть профиля и затылка Тэхёна. — Почти всегда, — честно и непринуждённо отвечает мужчина. — И Вас это устраивает? — По-другому никак, Хосок. Точно ни с моей профессией, и ни с твоей. На секунду становится тихо, пока Тэхён не встаёт со своего места. Режиссёр берёт в руки гаджеты, разворачивается к Хосоку и говорит: — Ты хорошо постарался сегодня. Но удели больше внимания на чувства в заключительной части — мне показалось, что ты к концу забываешь о том, что чувствует твой персонаж. — Я понял, — кивает парень. Он сам это заметил, когда просматривал запись репетиции вместе с Тэхёном. Мужчина кивнул и начал идти в сторону выхода. Этот короткий разговор совсем не удовлетворил Хосока. Хотя, насколько он помнит, это второй их диалог, который не закончился недопониманием и неприятным тягучим осадком. Дверь тихо хлопает и в помещении становится оглушительно тихо. В сознании Хосока эхом звучит мелодия и чужой голос. Если честно, то парень надеялся на разговор длинной в оставшийся вечер или очередной поток мыслей после короткого диалога. Но Тэхён оставил после себя печаль и ненавязчивый запах сигарет. Академия закрывается сразу же, как Хосок переступает порог. На улице уже темно, а ветер стал холоднее. На парковке неизмененные две машины: собственный автомобиль Хосока и иномарка Тэхёна. Это значит, что мужчина ещё не уехал. Рядом с машиной его нет и внутри пусто, однако зрение танцора не позволяет ему уверенно сделать вывод. Хосок начинает спускаться по крыльцу, осматривая улицу. Он немного пугается, когда натыкается взглядом на Тэхёна, который лежит на скамейке, окружённой кустами шиповника. Секунд десять Хосок всматривается в чужое лицо, чтобы понять — плохо мужчине или нет. Тот расслаблено лежит, будто на самой удобной кровати, а ветер — это лишь своеобразный кондиционер. Поведение странное, но весьма манящее. Хосок и предположить не может, что на уме у Тэхёна; ни одной мысли. Для того чтобы перейти улицу и попасть на парковку, Хосоку нужно пройти мимо Тэхёна, который вряд ли решил провести вечер и ночь здесь. Парень непроизвольно начинает идти медленнее. Сердце его бешено колотится, будто он проходит мимо открытой клетки, внутри которой поджидает хищник. Если так подумать, то Тэхён и есть хищник, не дающий ему спокойно спать, — вся голова забита только одним образом. Кажется, он перестаёт дышать, когда подходит слишком близко, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Волнение или страх — неясно. Лицо мужчины напряжено, но в то же самое время он не выглядит так, будто ему стало вдруг плохо. Скорее всего, о чём-то глубоко задумался. Хосок вспоминает, когда он впервые увидел Тэхёна, то чувствовал безумный страх, тревогу и полное отрицание. Сейчас же парень лишь боится своих желаний, своих чувств, но не Тэхёна. Разве, что чуть-чуть. Он постыдно, но признаёт, что красивый мужчина ему нравится, он вызывает у него чувство желания: как душевного, так и физического; кроме того, Тэхёна хочется узнать от «а» до «я». Но Хосок сам оттолкнул, потому что изначально посчитал всё это неправильным — свои ощущения и слегка похабное внимание к его персоне со стороны взрослого мужчины (не все же люди заходят в душ, когда другие люди моются). Наверное, не проявив Тэхён так называемого двусмысленного внимания, то парень и не зациклился на одном конкретном человеке. А может, дело вовсе не в Тэхёне, а в словах Доёна, которые слишком сильно повлияли на Хосока. — Не хочешь расслабиться? — внезапный вопрос Тэхёна вырывает Хосока из мыслей и заставляет почти разочароваться. Опять придумал личность для человека, после чего огорчается, когда человек не соответствует этой личности. — Расслабиться? Тэхёна открывает глаза, но с места не двигается. — Ты не о том подумал, Хосок. Я говорю о выпивке в баре, который находится в трёх кварталах отсюда. Ах, да. Как он смог допустить мысль, что речь идёт не о выпивке и баре? Его больной мозг выдал совсем иные картинки. — У Вас нет друзей? — танцору не это хотелось бы спросить в первую очередь, но банально и предсказуемо постоянно задавать вопрос: «почему я?». — С чего ты взял? — Тэхён медленно встаёт и садится, слегка нахмурив брови. — Вы зовете в бар меня, а не своего друга. Отсюда вывод — Вам не с кем выпить. И выглядите Вы очень одиноким человеком, месье Ким, — впервые Хосок гордится, что так открыто высказался. Слова не обидные, но это с какой стороны посмотреть и как их интерпретировать. Мужчина тупит взгляд, выглядя слегка забавно: нахмуренные брови, вихрь на голове, который раньше был укладкой и ощутимая аура некой растерянности. — Из-за приглашения выпить, ты сделал вывод, что я одинок? — непонимающе спрашивает режиссёр-постановщик. Парень усмехается. Кажется, их общение переступило тот порог неловкости, который был изначально. Если Тэхён и передумает насчёт своего предложения, то Хосока это теперь не так сильно расстроит, — в каком-то смысле он застал мужчину врасплох своим предположением. — Не совсем. Ваша личность в целом создаёт впечатление, что близко Вы к себе не подпускаете. — С собой сравниваешь? — звучит, как нападение, но у Хосока этот вопрос вызывает улыбку — такую редкую в последние месяцы. — Может быть, — жмет плечами. Ветер заставляет покрыться россыпью мурашек, а тяжёлый чужой взгляд — дрожать. Дрожь, сопровождающаяся не страхом, а стеснительностью. — Возможно, ты прав. Ранее мне не удавалось об этом задуматься, — по-философски заключает Тэхён, откидываясь назад и скрещивая руки на груди. — Если задуматься, то мы все сами по себе, а остальное — это побочные обстоятельства, — Хосок очень вымотался за сегодняшний день. Ему бы присесть, чтобы ненароком не упал от упадка сил, но присесть рядом с режиссёром не спешит. — Семья, друзья, общество в целом — по-твоему это обстоятельства? — проскальзывает насмешка в голосе Тэхёна, из-за которой танцор краснеет. По ранним рассуждениям мужчины можно было понять, что в вопросах о бытие, ему никого нет равных. — Да. Всё это — лишь окружение, которое может влиять хорошо, а может влиять и пагубно. Но в конце концов, выводы мы делаем сами, находим ответы сами и действуем тоже сами. Сами по себе. Тэхён задумчиво отводит взгляд. Чужие слова слишком философичны, и, чтобы принять их за истину, нужно много рассуждать. — Мы рождаемся одинокими, мы живём одинокими, мы умираем одинокими. Только в любви и дружбе мы можем на время представить, что мы не одиноки, — цитату мужчина произносит на английском с явным французским акцентом. Голос заставляет подкашиваться коленки? Так говорят в фильмах? Мозг Хосока кричит о том, что этот мужчина — его погибель, а сердце тянется к Тэхёну, как к магниту. Удивительный для парня парадокс. — Именно так, — выдавливает танцор. Буря чувств, которые он не чувствовал к кому-то прежде. Параллель этих ощущений он может провести с описаниями из книг, но не с прожитой жизнью. — Так что насчет выпивки в баре? Ты идешь со мной? — выжидающий и холодный взгляд заставляет сомневаться, пока Хосок не убеждает самого себя, что в этом взгляде есть что-то очень чарующее, из-за чего он соглашается на предложение. Пьет Хосок редко, потому что он не ощущает от алкоголя расслабление. Более того, нелюбимый тип людей парня — пьяные и агрессивные. Не все люди, когда пьяные, злые, но его старший брат слишком сильно повлиял на общую картину о выпивших персонах. Любопытно посмотреть на выпившего Тэхёна, несмотря на съедающую внутри тревогу и страх. До бара они идут пешком, даже не обсуждая того, чтобы поехать на одной из двух машин. Как-то само по себе решилось, что пить они будут двое, а автомобили проще оставить на парковке перед академией, нежели у бара. Три квартала пройдены в абсолютной тишине, не беря в расчет белый шум большого города и чересчур громкие мысли Хосока, которые он бы сделал тише, если бы мог. У бара стоит небольшая компания людей чуть старше Хосока, но примерно возраста режиссера. Внутри бар кажется больше, чем снаружи. Атмосфера на любителя, как и специфический сладких запах от кальянов, вперемешку с горькими аперитивами. Тэхён уверенно идет к барной стойке, лишь рукой махнув танцору, чтобы тот следовал за ним. Они выпивают по одной стопке текилы, и только тогда Тэхён пытается завести непринужденный разговор о банальных и, по мнению Хосока, клишированных вещах: погода, предстоящее выступление и обсуждение некоторых ребят из труппы. Позже разговор переходит в неловкое молчание. Мужчина неотрывно смотрит на Хосока, который, в свою очередь, рассматривает людей вокруг. Хосок задумывается о том, как они с Тэхёном выглядят со стороны: как приятели или как незнакомцы, которые впервые сегодня встретились. Алкоголь двоих расслабляет, но Хосок не чувствует, что ему комфортно здесь — рядом с режиссёром и в баре в целом, но тревоги не испытывает. Ещё несколько стопок они выпивают в молчании, пока Тэхён не нарушает его: — Почему ты не задаешь интересующие тебя вопросы? Хосок окидывает мужчину вопросительным взглядом. Ему одновременно хочется получить ответы на свои бесчисленные вопросы, но в то же самое время хочет оставить их только со своими предположениями. — Не уверен, что Вы ответите честно, — жмёт плечами танцор. — Снова с собой сравниваешь? — усмехается Тэхён. А парень понимает, что его бесит, когда мужчина так делает. Он не понимает, когда перестанет удивляться своим способностям одновременно испытывать столько противоречивых чувств: от раздражения до возбуждения, от трепета до обиды. — Когда я задаю вопросы, то Вы всё переводите на меня. Это раздражает. И ответов я не получаю. — А ты задавай правильные вопросы. — Под правильными вопросами Вы имеете в виду те, на которые ответы «да» или «нет»? — Да. Усмешка сама по себе слетает с губ Хосока. Детское поведение для взрослого мужчины. Звучит это, как игра, на которую он соглашается, но со своими правилами. — Тогда, Вы с этого момента тоже задаете только правильные вопросы, — Тэхён выгибает одну бровь, смотря с вызовом на парня. — И почему ты думаешь, что я соглашусь? — Неправильный вопрос, месье Ким, — танцор гордится собой. Он впервые не чувствует себя мямлей перед режиссёром. — Браво, — Тэхён улыбается, хлопнув пару раз в ладоши. — Хорошо, посмотрим, насколько тебя самого хватит. Я начну: тебе нравится это место? Хосок обводит взглядом помещение, ловя взгляд бармена, который становится невольным слушателем и свидетелем. — Не особо, — коротко, без пояснений, но по правилам. — Вам и правда некого было позвать с Вами выпить? — Не правда, — честно и предсказуемо, Хосок заведомо знал ответ. Друзей у этого мужчины, может, и нет, но знакомых должно быть много. — Ты боишься меня? — Нет. Вы женаты? Тэхён не успевает скрыть своё удивление, а после вовсе смотрит на свою ладонь, на которой есть кольца, но ни одно из них не обручальное. — Нет. Вопрос про женитьбу помог сделать тебе какие-то выводы? — Да, — на самом деле нет. Но что-то внутри молодого парня перестало тревожиться. — Вы раньше танцевали? Удивление вновь не скрывается на лице мужчины: — Да. — Вы любили танцы? — Свою работу сейчас я люблю больше. — Почему бросили? — Неправильный вопрос, Хосок, — говорит Тэхён, заставляя парня обречённо вздохнуть: от этого человека ничего не узнать, если тот сам не захочет рассказать. — У Вас была причина, чтобы поменять свою деятельность? — очень хочется ему услышать рассказ о пройденном этапе в жизни мужчины, но в этой игре ему не победить. — Была, — кивает мужчина. Он меняет позу на высоком стуле, выглядя со стороны вальяжно, что делает его привлекательнее. — Тебе так интересно узнать что-то о моей жизни? — Да, — быстро проговаривает Хосок, чем смешит режиссёра. — Почему? — Потому что хочу Вас понять, — потому что он впервые заинтересован в ком-то так зависимо. — Разве мое прошлое даст тебе понять о том, какой я человек в настоящем? — Тэхёну нравится слышать ответы от танцора. Многие из них примитивные, но мужчина находит их забавными. — Ваше прошлое — часть Вас. Люди меняются, но другими личностями не становятся. Хосок видит, что ответ Тэхёна удовлетворяет. Мужчина просит бармена налить ему стакан виски, название которого звучит слишком пафосно. — Давным-давно, — режиссер делает пару глотков и ставит увесистый стакан на барную стойку, — один парень, чуть моложе тебя, поставил перед собой много целей, — Хосок не сразу соображает, о чем толкует Тэхён, с чего он так поэтично начал рассказ от третьего лица. — Но ни одна цель, которую он перед собой тогда поставил, не была достигнута до самого конца. Ему нравился балет. Но балет не нравился никому в его окружении. Наперекор всем, парень продолжал идти к цели, пока на его пути не встал один человек. Человек, который никогда не претендовал на первое место в его жизни, но именно им и стал, — мурашки пробегают по телу молодого парня. Да, любой человек, способный чувствовать, хоть раз любил, но весь образ Тэхёна не вяжется с тем, что он мог утонуть в другом человеке. — Парень был готов на все, о чем бы этот человек не попросил. В один день совсем юному парню сообщили о том, что он станет отцом. Не было просьб о том, чтобы бросить балет окончательно и найти работу, чтобы содержать маленькую, хрупкую семью, которая только на словах была семьей на тот момент, — режиссер смотрит в глаза парня напротив, пытаясь увидеть в них осуждение, жалость, но, кроме удивления ничего не замечает. Выпивший Хосок выглядит забавно: раскрасневшийся, заведенный в заблуждение, похожий на подростка с детской припухлостью на лице. То, с каким вниманием он слушает, заставляет взрослого мужчину в мыслях назвать его очаровательным. — Несмотря на тяжелое положение, тот парень и его человек были рады, что появится на свет крошечное создание, которое полюбили еще до того, как оно появилось на свет. Цели, связанные с возможной блестящей карьерой, стали мечтами. Маленький человечек родился, оба родителя были поглощены тем, чтобы обеспечить и дать ему все в этой Вселенной. Но маленькому человечку было суждено прожить слишком короткую жизнь. Он оставил за собой много последствий: двух, разорванных в клочья, родителей, психологические травмы, ненависть к Богу и друг к другу. В тот момент парень думал, что похоронил и себя тоже. Однако, жизнь продолжалась, чувства притупились, но не забылись, — мужчина замолчал, давая время Хосоку обдумать. В голове парня проносится момент, когда Тэхён помогал ему достичь нужной концентрации на чувствах в заключительной части постановки. Он тогда сказал, чтобы вообразить печаль, перед глазами представлял умершего ребенка. И он не может уложить в мыслях, что у мужчины напротив были ребенок и жена. Глаза наполняются слезами, представляя разбитого Тэхёна из прошлого и, наверное, чуть больше понимая его внешнюю холодность к окружающему миру. Хотелось бы Хосоку провести параллель со своей жизнью, но то, что произошло с режиссером около пятнадцати лет назад никак не сравнится с токсичными отношениями с родственниками и низкой самооценкой. Небольшое повествование, которым Тэхён поделился, навеяло еще больше вопросов. Грубо будет ковырять чужие раны, но Хосок об этом на данный момент не задумывается, находясь под впечатлением или опьянением от алкоголя. — Как его звали? — спрашивает парень, чувствуя вселенскую грусть. — Кого? — Тэхён оставляет чужие глаза, наполненные слезами жалости, без внимания. — Вашего человека. — Наоко. Но больше она не мой человек. — А… Вашего ребенка? — Это была девочка. Эри. Ким Эри, — внешне Тэхён совсем не показывает, что тема ему неприятна. Он отвечает будничным голосом, будто говорят они о погоде. — Из-за чего она умерла? — не сдается Хосок. Хочется узнать больше, но не чтобы понять, а чтобы утешить после, подобрав нужные слова. — Она очень сильно заболела и не могла самостоятельно дышать. Наоко с ней лежала в больнице почти два месяца. Все шло стабильно, доктора давали надежду, но Эри не справилась — для ее маленького организма эта война была изначально проиграна, — Тэхён похоронил тот день вместе с дочерью, но какой-то паренек голыми руками заставляет копать могильную землю и доставать оттуда воспоминания. — Где сейчас Наоко? — танцор хотел спросить о том, как Тэхёну сказали о том, что его дочь умерла, но даже в выпившем состоянии он осознает, что за такое можно получить и кулаком по лицу. — Не знаю, — жмет плечами Тэхён. — Мы с ней не виделись со дня похорон Эри. — Почему вы не остались вместе? Разве общая утрата не сближает? — Хосок подпирает рукой голову, сверля режиссера-постановщика опьяненным и грустным взглядом. Слезы в глазах не стоят больше, а мужчине хочется посочувствовать. Однако, что-то подсказывает, что Тэхён не будет рад словам наподобие «мне очень жаль», «Вы такой сильный человек, раз смогли дальше жить», «это не ваша с Наоко вина» и так далее. Скорее всего, он отправит его в нокаут за жалость и скажет ею же подавиться. — Общая утрата заставила нас ненавидеть, — Тэхён хмурится, пытаясь подобрать правильные слова. Он впервые за долгое время так открыто рассказывает кому-то о своей боли. Хосок не выглядит надежным, но выглядит весьма опьяневшим, чтобы помнить эмоции на лице мужчины и мельчайшие детали того, чем с ним поделились. — Я никогда не винил Наоко, но она меня — да. Но себя виноватой она считала и, наверное, считает больше. Я испытывал к ней лишь обиду, что она оставила меня, вследствие чего я потерял не одного человека, а двух своих людей. Сейчас ничего не испытываю, кроме печали, — но сам мужчина и Хосок понимают, что за печалью кроется бездна, наполненная другими чувствами. — Почему Вы поделились со мной? — Хосоку хочется почувствовать себя особенным, чтобы его назвали особенным. Он эгоистично думает о своих желаниях, когда чужие раны снова расковыряли. Ему нужно услышать, что травмированная история про тяжелую молодость не просто выдумка, на которую ведутся наивные парни, похожие на Хосока, а нечто большее. — Сомневаюсь, что ты хоть что-то вспомнишь о сегодняшнем вечере. Вот и рассказал, — Тэхён защищается, потому что не уверен в действительных причинах того, почему он доверился прозрачному во всех смыслах, но малознакомому человеку. Не такой ответ ожидал парень. — Не боитесь, что я запомню, а потом расскажу всему миру? — Хосок пытается угрожать, но осознаёт, что со стороны выглядит смешно, а чужая ухмылка тому доказательство. — Если всему миру станет легче от истории о моём прошлом, то рассказывай, — непоколебимость в голосе Тэхёна танцора больше не удивляет. Складывается впечатление, что в груди этого человека не сердце, а мраморная плита, покрытая слоем льда. — С Вами утомительно вести диалог, — вздыхает Хосок, полностью распластавшись за барной стойкой. Он не услышал желаемого, но чужая история оставила в душе парня неприятный, липкий осадок, который не исчезнет на следующее утро. — Теперь твоя очередь рассказывать о своей жизни, — Тэхён подпирает рукой голову, смотря на танцора под другим углом. — Моя жизнь самая обыкновенная, поэтому нечего рассказывать, — не перед этим мужчиной Хосок будет раскрывать всю правду о токсичной семье, неких рамках в голове, которые мешают найти любовника и, конечно же, своих демонах в голове. — Те, кто так говорят, обычно имеют совсем не «скучную» и «простую» жизнь. Прошлое Тэхёна — это что-то необычное, но жизнь Хосока — это бытие ангела без крыльев и вселенская печаль и ничего более. — Было бы славно, будь оно так. Может, тогда я был бы особенным и чувствовал свою значимость в этом большом мире, — губы Хосока растягиваются в разбитой улыбке, но эта правда не вызывает у него жалость к самому себе, наверное, давно смирился и правда стала фактом. — Ты и так особенный, — парень покрывается мурашками, а в голове сигнал тревоги не даёт полностью поверить в слова, даже если сказаны они с добрым намерением. — Мы все по-своему особенные, — добавляет режиссер. Все по-своему особенные. Чушь. Не означает ли это, что никакой особенности в людях тогда и не существует? Если вдуматься, то у Хосока никогда не было в окружении того, кого бы мог назвать хоть чуток особенным, но были те, которых он часто называл странными. Как забавно складывается, что Тэхёна он может назвать странным и особенным одновременно. Наверное, мужчина ожидал, что парень начнёт рассказывать о своём бренном бытие, но Хосок пребывает где-то глубоко в мыслях, забавно хмурясь и шепчет несуразицу себе под нос. Хроническая усталость, недосып и тревожность дают о себе знать: Хосок опьянел быстро, незаметно, и, кажется, он об этом пожалеет, когда проснётся на следующий день. Тэхён не выглядит удивлённым, он будто заранее знал о том, что станет нянькой для взрослого парня на этот вечер. А, может, он на это надеялся. Мужчина может наблюдать интересную картину перед собой: хнычущий Хосок, который нуждается в чужой заботе. Бармен вежливо подсказывает, где находится уборная, когда Тэхён спрашивает его. Хосок следует за мужчиной, всецело доверяя, хотя не должен этого делать. Кажется, что мозг танцора отключается, потому что он не чувствует ничего, кроме головокружения и сладкого запаха ириса, исходящего от Тэхёна. Из его памяти сразу же вылетает, как мужчина закатывает рукава его толстовки, чтобы те остались сухими, после того как он умоется ледяной водой из-под крана. Данная процедура не возвращает трезвость ума, но приятно остужает не только покрасневшее лицо, но и останавливает поток несвязанных между собой мыслей. Глазами Хосок находит в отражении зеркала Тэхёна. Тот моет руки, умывает лицо так же, как это сделал ранее он сам. Мутный взгляд скользит по чужой фигуре, и танцор сам не замечает, как задерживает дыхание. — Тебя тошнит? — мужчина повернулся к Хосоку и оценивает его состояние: выглядит он помятым и сонным, но не вдребезги пьяным, каким он казался у барной стойки. — Голова кружится, — в подтверждении своих слов, парень прислоняется к кафельной стене и скользит вниз, чтобы присесть на корточки, но Тэхён не даёт ему это сделать. — Думаю, ангелу пора ехать домой, — Хосок открывает рот, таращась на режиссёра и не веря в нежность в чужом голосе. Кажется, его же разум играет с ним. Тэхён выводит парня из уборной, у барной стойки оплачивает выпитое ими спиртное, а после, по-прежнему держа Хосока за руку, ведёт себя и танцора на улицу. Холодный ветер заставляет двоих людей вздрогнуть, но всего на один миг, потому что в следующую секунду Хосок вырывает свою ладонь из чужой и обхватывает двумя руками торс Тэхёна, голову умещая на груди. Это застаёт мужчину врасплох, но его пульс не учащается, а дыхание остаётся ровным. Две руки ложатся на плечи парня, не пытаясь оттолкнуть, но и не прижимают к телу ближе. Тэхён вызывает такси, позволяя Хосоку обнимать себя. С такой близостью какой-то там ветер вовсе не страшен. — Мне нужно знать твой адрес, чтобы сказать его таксисту, когда он приедет, — прерывает тишину мужчина. — Нет, — парень качает головой, прижимаясь сильнее к тёплому телу. — «Нет» — ты не скажешь, или «нет» — я не хочу домой? — «Нет» — значит, я не хочу домой. — Почему? — Тэхён никак не реагирует, что Хосок в открытую начинает его нюхать, потираясь носом о рубашку. Алкоголь Хосока не расслабляет, а раскрепощает. — Дома мне плохо. Я сейчас живу в мотеле, — парень не рассказывает о причинах, а режиссёр не уточняет, только просит назвать адрес мотеля. Как правильно должен был поступить сейчас Тэхён: посадить Хосока в такси, назвать адрес мотеля и вызвать такси ещё раз, но до своего дома. Как Тэхён поступил: сел вместе с Хосоком, полностью беря на себя ответственность — довести этого парня до его временного места жительства. В машине Хосок начинает чувствовать себя хуже. Его укачивает, но он не признается в этом Тэхёну. Он ещё успеет опозориться за сегодняшний бесконечный вечер. В комнату, которую Хосок снимает уже на протяжении двух недель, они попадают без каких-либо препятствий: в маленьком вестибюле никого из сотрудников мотеля не оказывается, и ни одного гостя тоже. Будь они любовниками, их действия со стороны можно было бы счесть за вульгарность: Хосок, выглядящий слишком нуждающимся, и Тэхён — тот, кто может дать всё, о чем его спутник попросит. А так, наверное, они всего-то знакомые, один из которых сдался перед алкоголем быстрее, чем другой, а в их прикосновениях и физической близости нет намёка на вожделение. Или кто-то не может понять и принять собственное «я». Мозг твердит: «Нет», а сердце кричит: «Да». — Останьтесь, — просит Хосок, как только Тэхён усаживает его на узкую кровать, — пожалуйста. Мужчина ничего не говорит, включает светильник на прикроватной тумбе. Из окна комнату освещал уличный фонарь, что помогло сориентироваться на месте. Интерьер простой: минимум мебели, минимум свободного пространства. — Я не хочу оставаться один. Не сегодня. Веки парня тяжёлые, он лишь пару раз их приоткрыл, чтобы убедиться в том, что Тэхён не зол на него. Хотя, с чего бы ему быть злым? Если бы это было так, то запах ириса и сигарет не заполнял бы маленькое пространство. Хосоку уже кажется, что он придумывает и, на самом деле, от режиссёра ничем не пахнет. — Почему я должен остаться? — Тэхён садится на хлипкое кресло с мягкой обивкой. Одно неправильное движение и антиквариат (слишком старым это кресло выглядит) развалится в щепки. — Пожалуйста, — так умоляюще танцор никогда не звучал. Ему хочется лечь, что он и делает — предварительно скидывает с себя кроссовки, отбрасывая их случайно к ногам Тэхёна, который с безмятежностью наблюдает за чужими действиями и бровью не ведёт. Голова Хосока оказывается на подушке, а глаза приоткрываются, чтобы лицезреть того, кого сегодня не хочется отпускать. — Расскажите мне что-нибудь ещё о Ваших юношеских годах, — просьба тихая, но Тэхён слышит, своим взглядом даёт понять, что задумался. — Только что-то хорошее. Например, о балете. — Хорошее о балете? — не сдержанный чужой смешок заставляет Хосока нахмуриться. — Единственное хорошее воспоминание о балете — сама мысль, что я раньше танцевал, а больше ничего хорошего не было. Ты сам знаешь, что это искусство требует или хороших связей, или мастерство, которое выделит тебя среди тысяч. Но я рад, что балет всё ещё в моей жизни, хоть я теперь наблюдатель со стороны, а не участник. — Думаю, что мне балет перестал нравиться, — впервые парень признается в этом вслух. И не только себе. — Не чувствую лёгкости, удовольствия. Я нахожусь постоянно в академии не потому, что я горю совершенствоваться или быть первым среди всех, совсем нет. А потому, что это помогает лишь немного позабыть о проблемах и не поддаваться гнусному голосу в голове, — уставшим голосом говорит Хосок. Устал от жизни или от сегодняшнего насыщенного дня — он сам не знает. — Я, можно сказать, удивлён. Ребята из труппы говорили о тебе иначе. — Иначе? — никто не знает его, его жизнь. Даже он сам, — что могут знать незнакомцы. — Эгоистичный и не видящий свою жизнь без звания премьера большого театра. Хосок бы хотел быть таким: эгоистичным, наглым, харизматичным, знающим себе цену. Ему бы очень хотелось быть таким, каким его хотят видеть окружающие — семья, коллеги и прохожие. Только он может поэтично сравнить себя с пятидесятидвухгерцевым китом или звездой Бетельгейзе. Они так точно его описывают: одинокий, которого никто не слышит, и уничтожающий себя изнутри. А главное — недосягаемый другими. В конечном итоге он перестанет слышать себя, после чего распадётся на частицы без возможности ожить вновь. Звучит грустно, но красиво. — Но в реальности совсем нетакой, — усмехается парень. — Мне казалось, что в тебе я вижу себя, но ты напоминаешь мне другого человека, — взгляд Тэхёна направлен на уставшее, но мятежное лицо танцора: ему неспокойно — из-за присутствия ещё одного человека или из-за водоворота мыслей. — Расскажите мне о Наоко. Я же Вам бывшую жену напоминаю, да? — фыркает Хосок, но ему интересно послушать о человеке, в котором когда-то Тэхён души не чаял. — Не внешне. И не характером. Лишь отдельными чертами. У вас общее — это обида на мир, раны и рубцы, оставленные недобросовестными людьми, мысли, что вы отличаетесь от других и желание быть особенными. Наоко была мечтательницей, я бы сказал, фантазёркой — любила преувеличить действительность, дополнить свои слова какими-то скрытыми смыслами, — мужчина погружается в воспоминания, его взгляд сосредотачивается на узоре выцветших обоев. Хосок же, бесшумно переворачивается на спину, разглядывая чужое лицо в полумраке, чтобы попробовать определить, какие чувства испытывает режиссёр. — Поэтому я всегда пытался прочитать между строк. Знаешь роман «Норвежский лес»? — парень отрицательно качает головой на заданный вопрос. Слышал, но сам не читал. — Это был ее любимый роман. Впрочем, она не была любительницей читать, не так много книг она читала, но именно это произведение ей нравилось. Я, если не ошибаюсь, читал эту книгу тридцать один раз. И всё для того, чтобы найти скрытый смысл среди цитат. Мне казалось, что она хотела что-то сказать, чтобы я понял сам. Но, прочитав книгу в тридцать первый раз, я понял, что Наоко нравился «Норвежский лес» только из-за отсылки к песне Битлз и из-за одинакового имени с героиней романа. А у меня было тысячи теорий о её прошлом, выстроенном по мотивам сюжета из книги, о её психическом состоянии на тот момент, об отношении ко мне. В итоге я оказался дураком. Таких моментов было много. Я искал скрытые смыслы, где их не было, и не видел их, где это было нужно. — Как вам двоим удалось сойтись? — Хосок впитывал чужие слова, представляя образ молодой девушки, которую любили однажды. Ему бы хотелось просто посмотреть на неё. Что касается Тэхёна… Тот слишком хорошо читает его: он обижен на мир, у него полно незаживших ран и рубцов, он не считает себя подходящим человеком для этой Вселенной — этим всё сказано. — Я и сам не помню, в какой момент влюбился. Наоко… Думаю, она принимала всё как должное. Сойтись и обрести какой-то статус друг для друга нам удалось благодаря одной ночи, после которой жизнь всецело изменилась у нас с ней обоих. Меня не пугала мысль, что я стану отцом рано, скорее, мне это дало надежду на то, что я могу показать себя Наоко, как настоящего мужчину, который заслуживает её любви и доверия. Но спустя время я осознал, что не смерть Эри была переломным моментом, у нас с Наоко изначально всё было сломано: она не любила, я был слепо переполнен больной любовью, и мы были как два магнита — те, которые только отталкиваются друг от друга, — с хрипотцой в голосе рассказывает Тэхён. О таком вслух он говорит впервые. Его хороший друг Вейлр не знает столько подробностей, сколько узнал Хосок за один вечер. Но на душе впервые нет тяжести, будто он обрёл заветную свободу. — Она была красивой? — Несомненно. Более красивых женщин я не встречал. — И всё же, почему Вы так откровенно это мне рассказываете? — Хосок правда не понимает. Не настолько же Тэхён пьян, чтобы поддаваться очевидным манипуляциям и жалобным просьбам. — Давно мне стоило об этом с кем-то поговорить. Не считай себя особенным, — мужчина устало вздыхает и встаёт с хлипкого кресла, заставляя Хосока подорваться с кровати и схватиться за чужую руку. — Ложись обратно. Я хочу сходить на улицу покурить. В этом клоповнике нет балкона. — Но есть окно, — перебивает парень и подталкивает мужчину к небольшой форточке, судорожно пытаясь её приоткрыть. — Что с тобой? — хмурится Тэхён, всматриваясь в глаза Хосока, которого почти трясёт. — Вы обещали не бросать меня сегодня. Тэхён не обещал, а Хосок ведёт себя странно. Но сигарета начинает тлеть, а вместе и с ней мысли каждого. Хосок следит за движениями Тэхёна: как губы дотрагиваются до фильтра, как грудь слегка поднимается, скрывая за собой лёгкие, полные никотина, как ресницы отбрасывают тень на щеках, как дым растворяется вокруг них и оседает горечью на губах курящего и наблюдающего. — Вы считаете меня красивым? — парень сам не ожидал, что спросит так прямо. На него переводят совсем незаинтересованный взгляд и говорят: — Ты очень красивый, Хосок, — в голосе не слышится сарказм, но и не звучит это как комплимент. — Вы хотите меня? — Ты точно не в своём уме, — мужчина тушит окурок об оконную раму и засовывает его в цветочный горшок с засохшей фиалкой. — Почему мы поменялись ролями? Неужели ты настолько пьян? А Хосок просто почувствовал уверенность в себе. Сегодня он может быть глупым, несуразным, капризным, потому что завтра он сможет списать свои действия на аффект. — Вы видели меня обнажённого, шептали о моей привлекательности, называли так интимно ангелом. Иногда Ваш взгляд задерживается больше положенного. Вы пригласили меня выпить, пришли со мной в номер дешёвого мотеля, рассказали о своей бывшей любви, о своих ранах. Кроме того, Вы остались по моей просьбе и позволяете немного управлять Вами. Уверен, Вы представляли меня в своей постели или в своей иномарке, нуждающимся на задних сидениях. А сейчас, месье Ким, Вы делаете непринуждённый вид, будто не Вы начали это все, — голос Хосока ни разу не дрогнул — он уверен в своих словах. Но Тэхён лишь усмехается, беря инициативу на себя. Мужчина в один шаг сокращает между ним и танцором расстояние, неотрывно смотря в чужие глаза, наполненные предвкушением и лёгким страхом. Как бы Хосок не храбрился — одно его выражение лица сдаёт его с потрохами. — Ангел противоречит своим словам, которые сказал мне несколько недель назад. И они вдвоём знают о каких словах речь. О сексе, о словах за нарушение личных границ в ду́ше, на парковке и реже — в репетиционном зале. До сих пор внутри Хосока идёт война — одна часть его сознания орёт о том, что его чувства к Тэхёну неправильные, что его сексуальное желание вызвано психологическими и физическими манипуляциями, что всё это из-за капли внимания от человека, которого хотят многие в их кругу, что это некий бунт против брата, мол: «Да, я легкомысленный мальчик, которым ты меня прозвал». А другая часть его внутреннего «я», агрессивно доказывает, что он ни о чем не должен жалеть, он — взрослый человек, который может иметь грязные желания, может испытывать симпатию, и он в ответ может быть кому-то интересен. Стоило Хосоку выпить и самому себе стало нестрашно признаваться: его зацепили слова Тэхёна (его никогда красивым прямо не назвали, да ещё и с подтекстом), действия Тэхёна (никто не заполнял его мысли, как это сделал мужчина лишь присутствием и мимолетными касаниями), и подобие «запретных отношений». — Я ещё ничего не сделал, а твое тело уже дрожит, — шёпотом говорит Тэхён, обращая внимание на чужие руки, которые не слушаются своего хозяина. У Хосока кружится голова от концентрации запаха, исходящего от мужчины, от тихого баритона, испепеляющего взгляда и возникшего напряжения. Они замерли в одном положении, будто сомневаются в собственных желаниях, но напрочь забывают о личном пространстве. Вокруг только шлейфовый аромат ириса, кислинка от выпитых Хосоком стопок текилы, сырость дешёвого номера мотеля и тяжёлые вдохи, которые спустя несколько минут синхронизируются, будто специально подстраиваясь друг под друга. — Помните тот день, когда Вы наблюдали за мной в ду́ше? — парень ждёт кивок, а после продолжает: — Я был так напуган. О Вас ходят мерзкие слухи, а ещё мой брат… Впрочем, неважно. После я приехал домой, и я плакал. Рыдал навзрыд. Но знаете, что? Я плакал и трогал себя. Я считал это неправильным, до сих пор так считаю. Однако, чем больше запрещаю себе, тем больше искушение делать всё неправильное. Признание похоже на исповедь. Только Хосок не стоит на коленях перед Христом, не ненавидит себя за порочность. Он смотрит в глаза самого Дьявола, коим прозвал Тэхёна, с твёрдой уверенностью проговаривает: — Поэтому, я хочу Вас. Здесь и сейчас. Дрожащие и холодные руки опускаются на чужие плечи. Мужчина потрясён, растерян, впервые позволяет себе опустить маску безразличия с лица. — Ты будешь жалеть об этом, — не предупреждение, но и не факт. — Об этом я позабочусь в будущем, а в настоящем Вы, месье Ким, должны позаботиться обо мне. Прелюдия начинается с касаний к не скрытым участкам кожи. Хосок млеет, когда чужие пальцы скользят по его шее, переходя на ушные раковины, а затем и на лицо — Тэхён очерчивает линию подбородка, губы, самый очаровательный нос, который он видел, тёмные брови и прикрытые веки; он считает чужие ресницы вновь и вновь сбиваясь из-за тяжёлого дыхания того, кого он ласкает. — Красивый, — шепчет режиссёр, пальцем снова проводя по чужим губам и невесомо оттягивая нижнюю. Ему сказали (приказали) позаботиться. Первый поцелуй — пробный. Касание без слюны, без напора, без обещаний. Мягкость юношеских и влажность опытных губ. Хосок стоит с закрытыми глазами, сжимая рубашку режиссёра на плечах, и беря всю свою нетерпимость под контроль поплывшего разума. Тэхён же наблюдает за трепещущими ресницами танцора, мысленно усмехаясь из-за того, как тот держится за него — крепко и с немой просьбой. — Мне нравится, как ты реагируешь, — почти не отстраняясь проговаривает мужчина. Второй поцелуй — уверенный. От этой уверенности у Хосока сбивается не только дыхание, но и равновесие. Он утопает в поцелуе со вкусом вожделения. Его уверенно придерживают за торс, а другой рукой не дают отстраниться для вдоха. Голова кружится то ли от выпитых горячительных, то ли от дурманящего поцелуя, то ли от переизбытка чувств — возбуждения и нежности. С ним могли не церемониться — взять, использовать и оставить, но о нём заботятся. — Не могу дышать, — глухо произносит Хосок, переведя дыхание. Он в одежде, но под таким взглядом чувствует себя уже полностью нагим. — Меня никогда так не целовали. — Никто, кроме меня, так и не поцелует, — нагло отвечает Тэхён, а парень мысленно соглашается. Третий поцелуй — инициатива Хосока. Он тянет Тэхёна за собой, ближе к одноместной кровати. Пол под ногами скрипит, они останавливаются у дряхлого кресла. — Что именно ты хочешь? — впервые Тэхёна интересует такой вопрос. Его не волновали желания прошлых партнёров, не считая Наоко. — То, что Вы считаете правильным. Всё потому, что Хосок не знает, чего хочет, а ситуация, как он думает, сама по себе неправильная. Четвёртый поцелуй, пятый, шестой… Тэхён сажает парня на кровать и начинает расстегивать свою рубашку. Перед ним и правда ангел. Слегка напуганный, закусывающий от нетерпения губы и внимательно наблюдающий за длинными пальцами и венистыми руками. Видеть крепкое тело у своих коллег, на пляже в Ницце или на экранах в кино — это одно, но видеть такое тело прямо перед собой, ощущать его жар — совсем другое. Хосок невольно думает о том, каково это — оставлять поцелуи-бабочки на подтянутом торсе. И перед тем, как решиться оставить поцелуй чуть выше чужого пупка, Тэхён наклоняется, целует губы напротив, а затем небрежно стягивает толстовку с парня. Нет скованности, которая должна быть, нет стеснения, что должно вводить в замешательство. Тяжёлые вздохи, испепеляющие взгляды. Хосок сам тянется к чужому ремню, дрожащими руками пытается справиться с пряжкой. — Сначала я позабочусь о тебе, — Тэхён не даёт парню расстегнуть свои брюки. Он ловко укладывает танцора на крошечную кровать, стягивая с него штаны. Ни о каком сексе с проникновением сегодня и речи быть не может — не готов Хосок, и не готов сам Тэхён. Но это не значит, что нуждающийся ангел в его руках не получит удовольствие до восхода солнца. Мужчина нависает сверху, кровать скрипит от их малейших движений, а влажные и опытные губы ласкают юношеское тело. Губы Тэхёна исследуют каждый участок мягкой кожи, слушая настоящую песню из сбившегося дыхания и едва слышимых стонов Хосока. Парень поддался съедавшей его похоти, в голове не звучат слова Доёна о придуманной доступности. Сейчас волнуют только ощущения, которые он никогда не испытывал. Мокрые поцелуи, игры с горошинами сосков, язык, который так правильно ощущается на его губах и собственном рту. Он проиграл ещё до того, как несколько раз подряд кончал с образом Тэхёна в голове. — Я… Так тянет, — стонет Хосок. Одной рукой он сжимает небольшую подушку, которая с самого начала была не под его головой, а лежала сбоку. Другой же рукой парень зарылся в волосы мужчины, изредка сжимая пряди, когда ощущения его переполняют. — Здесь? — Тэхён кладёт ладонь на член Хосока, скрытый боксерами. Он мягко водит по бугорку, не создавая абсолютно никакого давления, но ангел под ним извивается и хнычет. — Сильнее! — рука, прежде сжимавшая подушку, перемещается на чужую ладонь, что дразнит его. Смешок слетает с губ режиссёра. Позволять танцору в таком положении нетерпеливо ему указывать — значит дать режиссировать этот спектакль до утра. Он не может поддаться этому ангельскому искусителю. — Вот так? — Тэхён резко оттягивает трусы, оголяя Хосока перед ним полностью, а рукой начинает быстро надрачивать розовый, истекающий смазкой член. Первый гортанный стон растворяется в этой порочной ночи. — Ты сможешь заплакать прямо сейчас, как это делал дома, пока дрочил свой очаровательный член? А Хосок на грани оргазма и истерики от этих ощущений. Это обычная дрочка, но кажется, парень познал великолепие. — Я хочу кончить, — хрипит он, а мужчина как назло останавливается. — Нет! — Хосок обиженно смотрит на Тэхёна, скуля о том, чтобы тот дал ему кончить. — Хочу, чтобы ты сам довёл себя до оргазма, — самодовольно улыбается режиссёр. — Покажи, как ты это делал, когда думал обо мне. Слезы стыда скатываются по алым щекам, Хосок закрывает глаза и хочет взять подушку, чтобы полностью прикрыть ей лицо, но его останавливают. — Нет, ангел. Ты должен смотреть на меня. Точка, которую не вернуть, слезы с новой силой текут, и Хосок обхватывает ладонью собственный член начиная быстро двигать рукой. Это унизительное чувство, будто сейчас над ним насмехаются, но видит, что не он один находится в уязвимом положении. Тэхён хоть и старается показывать некую лёгкость происходящего, но его жаждущий взгляд, «случайные» касания к собственной ширинке выдают его. — Вам нравится то, что Вы видите? — парень не узнаёт собственный голос. Он неотрывно смотрит в чужие глаза, доводя себя до пика. Вопрос больше риторический, нежели тот, что требует ответа. Хосок знает, что Тэхёну нравится, но не понимает, почему он просто наблюдает. Стыд уходит на второй план, когда он кончает, а его тело мельком дрожит, что не скрывается от глаз мужчины. — Выглядишь полностью разрушенным, а это не может не нравиться. И парень не знает, как правильно понимать эти его слова. В целом, Тэхёна понять, кажется, невозможно. Минута, в течении которой каждый что-то обдумывает, длиться дольше, чем при других обстоятельствах. Молодой парень чувствует себя одновременно хорошо и паршиво. Хорошо — это потому что он наконец-то сделал то, что действительно хотел. Он предпочитает это называть обоюдным времяпровождением с изюминкой. Паршиво — он стал тем, кем его некоторые считали, а навязчивая мысль о том, что это его порочное желание навязали, не даёт покоя. Но, если так подумать, то в происходящем нет виноватых. Оба взрослые, хоть один совсем неопытен. Отвлекает Хосока от раздумий Тэхён, что вновь нависает над ним и начинает покрывать мелкими поцелуями хрупкое на вид тело. Для танцора это в новинку. Приятно, когда ты становишься на какое-то считанное время центром чужого внимания, а еще приятнее, какую нежность может подарить человек, у которого вместо сердца ледник. Из интереса Хосок спрашивает: — О чем Вы думаете? — Икар не был ангелом, но его образ именно такой у меня в голове — юноша, во всех смыслах разбитый и наивный. Никто другой бы не подошёл на эту роль в постановке, кроме тебя Хосок. Не это он ожидал услышать от мужчины, который не переставал оставлять поцелуи на его животе. В чем же его наивность проявляется? Но у Тэхёна он об этом не спрашивает. Чужая ласка заставляет возбуждаться вновь. Тэхён ведёт процессом, не напирает на то, что Хосок как-то должен помочь ему решить проблему в его штанах. Если честно, он готов, как самый настоящий подросток обкончаться в свои брюки, стоит только дотронуться до ширинки. Но вместо этого у него созревает другой план. Мужчина очень быстро избавляется от ненужных сейчас вещей на себе, ловя взгляд замешательства Хосока на себе, а когда он остаётся, под стать танцору обнажённым, то усмехается покрасневшим щекам парня. — Не тебе одному наслаждаться этой ночью. Они меняют положение — Тэхён сажает Хосока на свои крепкие бёдра так, чтобы их члены соприкасались. В голове последнего это настолько интимный момент, что ему хочется заплакать, обнимая мужчину за плечи и одновременно с этим обласкать губами манящие ключицы. — Знаешь, я только один раз представлял, что делаю с тобой что-то подобное. Хоть и говорил, что хочу тебя, но запрещал себе фантазировать. Это было в день, когда я тебя подрезал на своей машине. Ты так сильно мне понравился, что я был готов вести себя, как самый настоящий засранец, который не знает слова «нет». А ещё ты был таким нахальным и холодным, что в других обстоятельствах, я бы навязал тебе своё общество, — вечер откровений или вечер безумства? С этими словами Тэхён обхватывает ладонью оба члена, начиная медленно двигать рукой то вниз, то вверх, а другой же придерживает парня, чтобы тот ненароком не упал на пол. Хосок кусает губы, смотря на беспорядок между их телами. Хотелось бы ему посмотреть со стороны, но в номере мотеля нет зеркала в полный рост. Ему в самом деле кажется, что такой вид секса гораздо интимнее, нежели Тэхён просто его поимел бы. Тут будто задействованы чувства, даже если это совсем не так. И внимание больше уделяется не разрядке, а каждому касанию. Когда танцор поднимает голову, сосредотачиваясь теперь на лице режиссёра, тот мастерски дрочит им обоим, ловя себя на мысли, что ему жутко не хватает искусанных губ Хосока на своих губах. Его мысли случайным образом угадывают. Хосок жмется к Тэхёну, пытается быть тем, кто целует. В этой постановке режиссёр был один с самого начала. Поцелуи мокрые, слюни текут по подбородкам, парень начинает скулить, когда мужчина ускоряет движения на их членах, которые он крепко сжимает, и сам не сдерживает еле слышимые стоны. — Как думаешь, мы сможем кончить одновременно? — спрашивает режиссёр, языком проводя по приоткрытым губам, которые сочнее, чем сейчас, никогда не выглядели. — Мне осталось немного, — с тяжёлым вздохом отвечает танцор. Но они не в идеальной мелодраме, чтобы настолько чувствовать друг друга. Первым кончает Тэхён, но неудовлетворенным своего ангела не бросает. А Хосоку много времени не требуется, чтобы начать дрожать от второго оргазма за длинную и безумную ночь. Они сидят какое-то время в том же положении, отличие лишь в том, что Тэхён опирается на две руки, удерживая себя в сидячем положении, пока разнеженный Хосок продолжает держаться за его плечи и глубоко дышать. Думал ли парень о том, что поход в бар, в который его пригласил Тэхён «расслабиться», приведёт к этому? Ещё несколько часов назад он бы ни за что в это не поверил. Рассмеялся бы в лицо тому, кто сказал бы, что это он будет инициатором всего этого беспорядка. Мысленно танцор переносится в завтрашний день. Его жизнь никак не поменялась, не считая того факта, что у него был первый секс с человеком, который вызывает у него очень много разных эмоций. Мир завтра не рухнет, его мать не оставит в покое, Доён будет продолжать плеваться ядом, а Тэхён… Он, скорее всего, будет вести себя, как прежде. Но внутри него самого пустота. Сегодня было хорошо. Он на мгновение почувствовал себя особенным, потому что ему доверили много секретов, и они создали новую тайну. Сегодняшний день заставляет чувствовать разрушение. Сегодня первый раз, когда Хосок захотел взлететь так высоко, чтобы сгореть под лучами утреннего солнца.