⋆ 𓃮 ⋆
Утром он принял душ, побрился и наконец оделся во что-то прилично выглаженное: белая рубашка, поверх кофейного оттенка брюк. До начала пары еще полтора часа. На выход из дома и путь ему понадобится двадцать восемь минут, тридцать две секунды. Следовательно, он мог сделать целую уйму вещей… Как, например… Сидеть на диване и безэмоционально рассматривать свою обетованную. Если не лукавить, то да… Такой квартире и Мэри Сью бы позавидовала: гриль от Delonghi со сменными панелями, робот-пылесос, с которым в теории можно было бы побеседовать по душам, и одни сплошные очистители и генераторы. Только Чонгуку это все не надо. Разумеется, Чонгук теперь способен распределять свое время как ему вздумается: прочесть Достоевского, научиться собирать кубик Рубика и дотрагиваться языком до носа, выучить, в конце концов, уругвайский. Но он сидел на диване, безэмоционально рассматривая свою дерьмовую квартиру, и пытался убедить себя в том, что поступил правильно. Ему же не нравился тэхенов снобизм, медленные, тягучие мысли, больше подходящие на заумь, чем на житейскую мудрость, привычка того подправлять свою челку указательным пальцем. Это ведь не помогает в действительности, просто показуха! Они с Ким Тэхеном будто жили в разных временных прослойках, и это на Чонгука давило сильнее, чем вся Земля на плечи Атланта. Господи. Он никогда ранее так не думал о своей жизни.⋆ 𓃮 ⋆
Будущие директора большого бизнеса с восторгом, будто прибыли на лекцию древнего аксакала с ограниченными местами, присаживались за парты. Скоро самому Чон Чонгуку будет казаться, что в университете кроме пар Ким Тэхена больше иные не проводятся. Чимин прислонился щекой к поверхности стола и гудел, задаваясь фундаментальным вопросом бытия: — Нахера я приперся сегодня в универ? Ким здоровался со студентами, что-то объявлял, а Чонгук отрешенно скользил взглядом по чужой фигуре. Тэхен, как всегда, был одет с иголочки. Небрежно накинутые вещи сидели так, словно их шили намеренно, не только для Ким Тэхена, но и для этого дня, для этой аудитории, для этой влажности воздуха… С чего вдруг Чонгука вообще посещали такие мысли? — Надеюсь увидеть реферат каждого на платформе до закрытия задания, — преподаватель устало опустился на свое кресло, — сегодня. А? У Чонгука вид такой, словно на вечеринку все договорились прийти в специальных костюмах, а ему не сказали. — Какой реферат? — спросил он у Чимина шепотом. — Я думал ты первый, кто узнает, что у нас будет по социологии, — бездумно улыбнулся Пак. Черт возьми, Чон совсем выпал из жизни. — Извини… те, — поднял он руку, но поразмыслив, снова её опустил, — профессор Ким? Тэхен, прикладывая, казалось, немыслимые усилия, оторвал взгляд от монитора своего ноутбука и так же медленно поднял голову к Чонгуку. Складывалось впечатление, что на самого Чона, никто в действительности не смотрел. — Да, — Ким взял паузу, словно пробуя слова на вкус, и произнес, — Чонгук-щи? Эта выдержанная холодность во взгляде, что тонкой иглой тянулась от Тэхена и врезалась Чонгуку в самое сердце, леденила душу. — Вы не могли бы продлить срок задания? — застряло в аудитории над головами учащихся бледным тоном Чонгука. — По какой причине? — Достаточно уважительной. Будто ты сам не знаешь. — Неужели у меня могла бы найтись уважительная причина, чтобы не подготовиться к занятию. Как вы думаете, Чонгук-щи? Все смотрели на Чона, как на последнего баламута, который выпрашивал у преподавателя сердоболия. Не хватало только надменного протяжного: «Ууу». — Я думаю, что вы… Самодур, высокомерный сноб и горделивый кретин. В ответ на чистосердечное признание лишь тишина и сапфировый мороз по коже. Чонгук смотрел на выход из помещения, который никогда ранее не выглядел столь притягательно, но покорно отвернулся. Выбегать из аудитории на паре социологи в очередной раз — как-то подозрительно. Но ему ведь никогда не было дела до чужого мнения? Чонгук уже ни в чем не уверен. Но то, что ему ясно до покусанных губ: общаться с Тэхеном так — ему не нравится.⋆ 𓃮 ⋆
— Мой желудок сейчас сам себя прожжет кислотой, — бросил Чимин, как только пара окончилась, и молниеносно ретировался. — Буду в столовой. Чонгук долго чертыхался в поисках своего телефона. Вместе с сотовым на дне рюкзака он обнаружил и то, что в аудитории они с Тэхеном остались вдвоем. Ким наблюдал за ним скрестив руки на груди. Если бы в этом мире проводились состязания по зрительному контакту, то неизменным призером был бы никто иной, как преподаватель по социологии из Южной Кореи. Чонгук тоже старался смотреть в чужие глаза, уминая дергающуюся левую ногу. За светлыми зрачками он ощущал зверскую выдержку, а вокруг теперь располагалась дикая природа со своими правилами, кровожадными хищниками и напряженными жертвами. Взгляд Тэхена диктовал, кто есть кто. В грудной клетке словно завелся крохотный африканец, который стучал по стенкам легких, как по своему джембе. Удар за ударом. Чонгуку хотелось сжать ладонь на чужих широких ключицах, до хруста. В собственных костях. Он ломался, как тоненькая веточка. А Тэхен ведь даже ничего не сделал. Просто стоял, скрестив руки на груди. Тэхен все же опустил руки и выдохнул устало, распуская сети, сжимавшие Чона. Чонгук закинул на плечи свой бедный рюкзак и направился к двери, ощущая себя преследуемым. Будто он самолет, который взяли под прицел; еще немного — и прозвучит залп. Ноги замедлились сами, ожидая, что тушу, которую они на себе носят, наконец окликнут. Они на это надеялись. Чонгук же старался всё-таки по возможности отсюда бежать. — Чонгук. Столько внимания в наборе букв, которые принадлежали в этом их диалоге лишь ему. Которое произнёс исключительно для него Ким Тэхен. — Да, профессор Ким? — тихо спросил Чонгук, не понимая зачем. — Ты плакал вчера? Голова заполнилась шершавыми мыслями, воздуха в аудитории становилось слишком мало. Небо за окном сочувствовало парню — снова полил дождь, уже в пятый раз за день. Капли просились в помещение, а Чонгук из. — Что? — грустно улыбнулся он, не оборачиваясь. — Думаешь, я теперь только и делаю, что пускаю без тебя слезы? Его слезы тоже принадлежали лишь ему. — Мне просто показалось… — Тэхен осекся. — Впрочем, неважно. Можешь вложить любой документ в задание, а материал выслать до следующей недели. — Спасибо, — бросил Чон через плечо и вышел, беря курс на столовую. Тэхен не мог почувствовать его вчерашней слабости. Не мог ведь?⋆ 𓃮 ⋆
— Вообще, у Игги Попа не было желания вписываться в систему американских мужланских ценностей, — Чимин закинул ноги на соседний стул, блаженно рассказывая о кумирах своего подземелья. Черный карандаш на его лице сегодня был заметен особенно очевидно, грудь гордо вопила: «Sex Pistols». Столовая галдела изнутри, борясь с шумом ливня на улице. — Ему хотелось заниматься музыкой. Он откосил от армии, притворившись геем. Знаешь, он оделся в одежду, которую ему купила мама, подрочил и без нижнего белья пришел на осмотр. А еще он однажды чуть не сел в тюрьму. Ни адвоката, ни мозгов у него не было… Чимин замолк, обрываясь почти на полуслове, и спустя полсекунды, Чонгук понял почему: Ким Намджун нависал над Паком, скалясь, как гиена над своей добычей. Только Чимин больше напоминал злую и агрессивную хищную птицу, чем нежную антилопу. Директор студсовета (кем Намджун только не был) без отклонений выглядел так, словно если он позволит себе шалость, то не получит на рождество новую энциклопедию. Его лицо давно застыло в выражении размеренного неудовлетворения. Никто, ни одна душа в этом университете не знала, что Ким Намджуну приносит удовольствие. — Пак, на тебя снова жалобы, — цокнул он. — Хочешь отправиться под суд, как и твой сосед? — он повернулся к Чонгуку как ни в чем не бывало. — Привет, Чонгук! Ничто не приносило Ким Намджуну удовольствия… за исключением случаев, когда можно было донимать Пак Чимина. — День добрый, — поздоровался Чон в ответ. — А что, может, и хочу, — вспыхнул Чимин, как искорка на фитиле. — Чтобы меня вывели как обездоленного, а ты бы смотрел и плакал, — обращался он к Намджуну, — плакал из-за того, что единственный нормальный парень в твоей жизни уходит прочь. — Я буду только рад не видеть твоей разукрашенной физиономии, — не отрывая взгляда от Чиминовых глаз, Ким вынул из широких штанин переплет распечатанного текста. Пухлая стопка упала на стол с оглушительным грохотом. — Вот тебе свод правил. — Специально ради меня распечатал? — Чимин расплылся в улыбке. — Я польщен, но можешь забрать. Намджун смотрел на Чимина, Чимин на Намджуна, а Чонгук теперь тоже задавался вопросом: нахера он приперся сегодня в этот поганый университет. — Оставь себе, — сказал Ким и твердой походкой направился к своему столу. — Больше трех букв не понимаю! — орал ему в след хозяин футболки с надписью «Sex Pistols», не обращая внимания на оборачивающихся на его крик студентов, но всё же воздерживался от того самого элегантного слова из трех букв. Чонгук смотрел Намджуну в след. Тот сел за дальний столик, за которым никто, кроме него, никогда не сидел. Выглядело это даже со стороны достаточно тоскливо. — Это была максимально гейская перепалка, — заметил он без особого энтузиазма. Чимин не стал защищаться от этого заявления. — Помнишь, — вдруг произнёс он мягко, — ты спросил, верю ли я в соулмейтов? Чонгука словно оттянули за руку смелым и твердым движением. Он оценил хрупкий вид своего друга, который прятался за черной подводкой, и смягчился тоже: — Помню. — Так вот, я подумал… — Уже хорошо, — не сдержался Чон, но, словив на себе презрительный взгляд друга, замолк. — Я подумал, что… нет, — Чимин подпер голову кулаком. — Не верю, уж слишком это все сказочно. Но я понял, почему хотел бы верить. Потому что это так прекрасно — знать, что в этом мире тебя кто-то ждет. Знаешь, это как жить со спокойной душой без мысли о том, успеешь ли ты удачно интегрироваться в общество и кому-то понравиться. Даже не кому-то, а тому, кто нравится, — он ткнул пальцем в Чона, — именно тебе. Сплошной стресс, столько людей из-за этого страдает. Вот Намджун страдает. Видно же: мучается бедолага, помочь ему, что ли? — он выпрямился. — Ладно, я не об этом. — Да, ты немного сбился с курса. — Впрочем, когда у тебя есть соулмейт в жизни, в которой все строится на отношениях… Это так снимает груз переживаний и тревоги. — А если он тебе не подходит? — Чонгук, — Чимин скривился так, будто друг задался вопросом дошкольного разряда, — это же соул-мейты, тут смысл в том, что они друг другу подходят. Чонгук обессилено стряхивает волосы со лба: — Хочешь сказать, что все крутится вокруг отношений? — Да конечно! — Чимин вскинул руки. Его эта тема, казалось, беспокоила не на шутку. — Люди говорят, что отношения не главное. Надо строить карьеру, зарабатывать, пахать на родину, а потом оказывается, что их любимый фильм — «Дневник памяти» или, вообще, «Сумерки», и плачут они ночью не из-за того, что бедны, а потому что одиноки. И вообще, — в глазах сверкнул блеск, — без любви ничего из вышеперечисленного бы не было. Жизнь в столовой следовала своим чередом, Чонгук отставил свой поднос, на котором лежали квадратики остывших мясных пирогов, и смотрел в окно. Учебный день заканчивался, столы пустели, булочки стыли, Чимин смотрел в сторону Намджуна. Возвращаться домой Чонгуку не хотелось. Взгляд зацепился за силуэт на парковке. Ким Тэхен курил возле своего автомобиля, укрываясь от всего мира синим зонтом. Пепел отрывался от тлеющей сигареты и улетал, уносимый ветром. Тэхен смотрел на то, как тоненькая струйка дыма мельтешила из стороны в сторону, и, не докурив, выбросил сигарету вместе с пачкой в урну. Он сложил зонтик и сел в машину. Какое-то время сидел в салоне, надо полагать, настраивая музыку, и выехал с парковки. — Это у тебя? — спросил Чимин. — Что? — Это у тебя телефон звонит? Чонгук вышел из оцепенения, словно выплыл из-под слоя плотной жидкости, и ощутил в кармане активность мобильника. — Здравствуй, мама, — выдохнул он, приняв вызов. — Гуки, солнце, — женский голос ложился контрастом на бесцветную погоду. — Там у наших родственников няня уходит на какое-то мероприятие, не помню какое… А! повышение квалификации, вот. Детей не с кем оставить. Помоги, присмотри за ними. — Почему я? — Чон потер переносицу, пытаясь восстановиться. — Я даже за детьми смотреть не умею. — Ничего страшного, что-то всегда случается впервые, — не уступала мать. — Мы все учимся. — Мам, — начал Чонгук, подбирая отговорки, но так и не успел ничего придумать. — Я скинула тебе адрес, где-то к семи поезжай. По уху побежали сигналы разъединения. Цепляясь своими лапками, они заползли в ушную раковину и принялись обустраивать Чонов разум под себя. Он лишь опустил голову на холодную поверхность стола. Скатерть точно отпечатается на лбу мелкими цветочками, но его это, кажется, волновало в последнюю очередь. — Чимин, прикончи меня, — попросил он. Чимин собрал салфетки на поднос: — За двадцать тысяч вон. Чонгук бы и не подумал, что его жизнь стоит так мало.⋆ 𓃮 ⋆
Дождь не намеревался успокаиваться, затапливая передний дворик скромного двухэтажного здания. Чонгук трепал волосы, которые безбожно промокли по пути от остановки. Он постучал трижды, надеясь, что ему просто никто не откроет. Тучи опускались всё ниже, еще немного — и они могли коснуться кирпичной крыши. Дверь отворилась медленно, как если бы стоящий по ту сторону совсем не хотел ее открывать. Чонгук досадно размял шею и собирался натянуть вежливую улыбку, как застыл между усталостью и удивлением. — Хосок? — спросил он у брата, сжимающего дверную ручку. — Чонгук? — тот был удивлен не меньше. — А ты тут что делаешь? — У меня к тебе тот же вопрос. — Я приехал присмотреть за детьми, — Чонгук вскинул голову к серому небу. От осознания захотелось броситься под машину. — Меня подставили, — произнес он, уже разворачиваясь на пятках, но наткнулся на подъехавшее к дому такси. Элегантно прикрыв за собой автомобильную дверцу, в паре метров от них застыла Дана. — Что-то я не поняла… — прошептала она, склонив голову к плечу. — Мы тоже не особо врубились, — заметил Хосок, с печалью наблюдая за отдаляющимся автомобилем. Из-за его спины раздался хриплый женский голос, принадлежавший, стоит полагать, няне. — Что такое? Проходите, — агитировала она. — Кушать будете? Я тут котлеток нажарила. В том же недоумении они прошли в кухню и опустились за небольшой круглый стол, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Но стол был до того крохотный, что попытки не сходиться взглядами выглядели несуразно и вызывали еще больше дискомфорта. С волос Чонгука на рубашку стекали капли. Дана сняла одно из своих колец и вертела в пальцах. Хосок держал в руках вилку и старался не шевелиться. Воздух разорвался от детских воплей: — О, дядя Хося будет с нами играть! Двое пацанов лет семи и девяти набросились на Хосока и так же неожиданно убежали прочь. Хосок ничего не успел ответить, Чонгук не успел рассмотреть их лица, а Дана надела кольцо обратно. — Я осмеливаюсь предположить, — она задумчиво водила ногтем указательного пальца по столу, — что это что-то вроде курса воссоединения, ну знаете… Квест на дружбу или что-то в этом роде. — Ужасное предположение, и оттого, что оно верное, — Хосок отложил вилку, — ужасное вдвойне. Как я мог на это купиться? Боже. Никто так и не притронулся к котлетам. — Я мог учить уругвайский, — с досадой заметил Чонгук, не сводя пристального взгляда с котлет. — Что-то ты неважно выглядишь, — Хосок посмотрел на младшего, скрывая свою озабоченность за каменным выражением лица. — Исхудал, что ли… — Конечно, — Дана дернулась к дяде Хосе, — если дергать его без устали. — Не будь к себе так категорична, — ответил он тут же. Дана была готова осыпать Хосока ругательствами, как у входа в кухню послышались цоканья каблуков. Женщина, радуясь делегации своих полномочий, покрасовалась перед Чонами. — Все, теперь я могу оставить вас со спокойной душой. Просто делайте, как они просят до десяти вечера, но после: обязательно надо брать яйца в кулак, — няня сложила руку в кулак, — и укладывать спать, — она зацепила по пути ключи от автомобиля. — Пока, пока. — Давайте «Камень, ножницы, бумага», — Чонгука осенила гениальная мысль. — Кто проиграет, тот и останется смотреть. Парни уже вытянули ладони, как Дана высоко подняла голову и отвернулась: — Нет, мне не к чему такие вероятности. В том, чтобы посмотреть за мальчишками один день ничего страшного нет, но то, что вы легко избежите в таком случае наказания… Не, не, не. — Мы хотим купаться в бассейне, — послышалось откуда-то из коридора. — У них бассейн есть? — спросил Чонгук. — Более того… Чьи это дети? — Крытый, на цокольном этаже, — Дана снова сняла и снова надела на палец кольцо. Не будь ее вид столь напряженным, она бы, того глядишь, хитро произнесла: «Моя прелесть». — Это дети Ханыль и Хонджуна, я рассказывала о них. Их содержат наши родители и ещё пару семей. — Почему я об этом только сейчас узнаю? Дана смотрела на Чонгука как-то странно — больше и дольше обычного. Казалось, что она вот-вот что-то скажет, но тонкие алые губы лишь сжимались в еще более узкую полоску. Хосок встал разминая шею, словно они просидели за столом не около двадцати минут, а, по меньшей мере, целый день: — Если бы ты чуть больше времени уделял семье, то, может, и знал бы.⋆ 𓃮 ⋆
Крытый бассейн — вещь крайне неоднозначная. Вся романтика в стиле «Малибу», безжалостно угасала под гнетом синей кафельной плитки по всему периметру и каких-то безвкусных мозаик на стене. Особенно никакой романтики в этом не видел Чонгук, для которого плавать в бассейне — что-то чуждое, если не зловещее. Они лежали на шезлонгах в той же одежде, в которой пришли. Детские плавки бы Чонам не подошли. Дети плескались где-то в семи метрах от них, разбрызгивая воду за края бассейна. Хосок обнаружил пепельницу и закурил, Чонгук присосался к бокалу с апельсиновым соком и ждал окончания сие мероприятия, а Дана нервно переворачивалась с одного бока на другой. — Как у вас дела… — обратилась она к Чонгуку, надо заметить, неожиданно несмело, — с Тэхеном? — Мы разошлись, — ответил он резко. Сестра крайне заметно умолкла, пальцы ее побежали по краю легкой блузки. — Извини, Чонгук — голос ее задрожал. Хосок с Чонгуком посмотрели на нее. — Я наврала тебе про соулмейтов. Не знаю зачем, мне стало… Да, — Дана кивнула в подтверждение, — мне стало завидно! Вы с Тэхеном пришли такие серьезные, так хорошо вместе смотрелись. Еще в игре этой выиграли. Я немного позволила себе повести себя незрело. То, что у Ханыль с Хонджуном так вышло — не более, чем случайность, а ты из-за моей ерунды с Тэхеном расстался, вон какой весь стал, — она подняла в воздух мизинец, — худючий, как штакетник. А Ким ведь такой умный и самое главное… — она заплакала, — красивый. Разве он не красивый? Брызги разлетались в разные стороны, попадали Чону на брюки, но никак не приводили в чувство. В голове словно что-то сломалось, не желая восстанавливаться. Он смотрел на сестру и пытался уверить себя в том, что всё сказанное ей, ему не померещилось. Чонгук неожиданно вспомнил, как сегодня Ким Тэхен курил под синим зонтом на парковке, и без раздумий ответил: — Красивый. Он убрал свой бокал, тот опустился на плиточный пол с легким «дзынь», и пересел к сестре. Их шезлонг тихо затрещал. Ничего лучше как обнять девушку ему, в любом случае, в голову не пришло. — Мы не из-за этого расстались, — успокоил он сестру. — Я просто так не могу. — С чего бы? — теперь в разговор вмешался Хосок. Чонгук поднял взгляд к брату и произнёс наконец то, что мучило его с того самого вечера; не из ярости, а потому что оно крутилось на языке, ожидая своего часа: — Я ведь не заслужил. Хосок же крутил истлевший фильтр в руках, рассматривая желтые никотиновые круги на нем. — Я тоже должен признаться, раз на то пошло, — он придавил окурок в пепельнице. — Нет никакой Хины, я ее… Боже, как же это убого звучит, выдумал, чтобы как-то… Не знаю, мне захотелось хоть раз создать иллюзию какой-то полноценности. От Даны послышался очередной вой: — Не заканчивал Джейсон Колумбийский, и Тони Блэр не жал ему руку. Они разом замерли, глупо переглядываясь. Отчего-то вдруг стало нестерпимо смешно, как если бы их упорно щекотали. Скорее всего — нервное, но смеялись они звонко и очень долго. Дети подплыли к бортику: проверить старших на предмет какого-то аномального поведения: — Вы чего? Нормально все? — Да все хорошо, — ответил им Чонгук. — Все хорошо, — повторил он. Дана встала и направилась к выходу: — Схожу за напитками. Чонгук смотрел ей вслед и выдохнул с неожиданным облегчением. Говорить с братом и сестрой на равных — ему подобного никогда не удавалось. Это даже непривычнее, чем вот так взять и внезапно взлететь над полом. — Хосок, я долго думал об этом всем, — вдруг произнес он. — Правда? — Да, целых три дня. — Похвально, — хмыкнул брат. — Мне больше всего в жизни жаль, что так вышло. Если бы мне было подвластно в каких-то мистических… — Чонгук задумался, — еще более мистических рамках всё исправить, я бы всё изменил. Но не оттого, что это я тут такой, бедный-несчастный, ношу груз вины, а чтобы просто у нас всё сложилось по-другому… Дядя Хося. Они, действительно, впервые это обсуждали. Впервые спустя почти двенадцать лет. От Хосока не требовался ответ, по расслабленному взгляду всё было уже вполне ясно. Это сняло с души Чонгука небольшую гирю. — Я рад, что ты это сказал, — лишь произнес брат, но этого, на самом деле, было достаточно. Чоны несколько минут наблюдали за двумя такими же, как и они, почти погодками, дружно топящими друг друга в воде. Хосок повернулся к Чонгуку и пристально того оглядел. — Так что у вас с ним? — Это всё… — Чон пустил руки на затылок, волосы уже высохли. — Иногда бывает кажется, будто я знаю, что он сейчас сделает или скажет, но мне непросто открыться и от него получить того же. — Само собой, всего сразу не бывает. Ты просто привык к быстрому темпу, — улыбнулся Хосок и, предвещая все, что Чонгук может ему возразить, произнёс. — Шрамам ведь тоже нужно время, чтобы затянуться.⋆ 𓃮 ⋆
Дыхание крупного зверя волной разносилось над засыпающим к ночи лесом. Лапы ударялись о землю, сотрясая ту и почти раскалывая на части. Тучи улетели куда-то очень далеко, намереваясь обрушиться на другие семьи, ищущие решения своих проблем. Леопард втягивал через могучие ноздри лунные лучи и выпускал их белёсым паром. Своего зверя ведь тоже надо выгуливать. Чонгук, действительно, сбегал в лес. Каждый раз прощаясь со своей человеческой формой, он ощущал, как сбрасывает с себя весь груз людской жизни. В этой плоскости не имели власти бытовые проблемы: поступление в университет, защита диплома, налоги и ипотека. Ты — это просто ты, и никто не осудит тебя за форму носа и не так брошенный во время диалога взгляд. За это Чонгук и любил леопарда. Но оставался своим среди чужих и чужим среди своих. Леопард остановился, уловив в лесной тиши что-то знакомое, но в то же время подозрительно неродное. Прислушиваясь, он заметил человеческую фигуру, бесстрашно восседавшую на краю острой и крутой, как бритва Игги Попа, скалы. Силуэт напевал мотив «Strangers in the night» и с заметным наслаждением раскачивал ногами. Человек казался не просто чужим, а вовсе не принадлежащим этому миру. Зверь неожиданно для самого себя затеплил робкую надежду вкупе с природной настороженностью и попытался воспользоваться особой связью: — Тэхен? Но ему не ответили. Чонгук подошел ближе, медленно переступая лапами как можно тише, чтобы при первой же возможности ринуться в сторону. Чем ближе он подходил, тем менее реалистичной становилась фигура — казалось, просто воздух обрел контур человека. Еще один шаг, и на лицо незнакомца упал лунный луч света. На… На… Чонгук сегодня точно вряд ли уснет. Фрэнк Синатра?!