Волчье сердце [в ожидании третьего сезона]

      Нати и Мика были близняшками, как две капли воды похожими друг на друга, и гордыми обладательницами главнейших особенностей их рода – глубокими сапфировыми глазами, сияющими, словно настоящие драгоценные камни, насыщенно черные волосы и настолько невинно добрые лица, что ни за что не поймешь, не является ли это маской.       Будучи единственными дочерьми своего отца, в будущем они должны были унаследовать и разделить между собой его титул. Однако же, это пророчило им одинокую жизнь, рождение детей от совершенно незнакомых им мужчин, и бесконечное созерцание того, как все новорожденные младенцы умирают, не прожив и дня.       Во всём их роду рождение ребёнка было чудом, потому Земные Артерии благословили женщин их рода, даровав им безразличие. Для обычного человека это было проклятием - не ощущать ни боли, ни горя, ни радости или счастья, но для несчастных потомков Люмин это было единственным спасением от безумия. Это не спасало их от боли, но во многом заглушало её.       То, что однажды родились близняшки, да еще и дожили до совершеннолетнего возраста, было словно знаком небес. Они не знали обычной городской жизни, и жили словно в золотой клетке, перекормленные опекой и утопленные в защите.       Но если Нати смирилась с этим, то Мика стремилась наружу, словно пойманное в капкан животное. Ей было до того противно собственное безразличие ко всему, что из раза в раз она сбегала. Не раз Мика была поймана, и всё равно продолжала сбегать. Каждый вечер она, возвращаясь в комнату через окно, рассказывала сестре о том, что видела: о забавном мальчишке, что без умолку твердит о своём становлении императором, но не может заплатить за своё мороженое; о играх девочек на детской площадке; о книгах, что видела в библиотеке. Но почти каждый раз на утро все взрослые отчитывали её, и вскрывалась правда очень просто – отцу постоянно приходили чеки на оплату съеденных ею сладостей. Всю вину она каждый раз брала на себя, не оставляя всем и шанса думать, что послушная и мирная Нати тем временем уже думала, как помочь сестре убежать снова, и доедала спрятанную коробку печенья.       Но в конце концов девочки повзрослели – побеги стали происходить всё чаще, сестра всё дольше отсутствовала в храме, а наказания стали жёстче. Бесконечные порки, публичные унижение перед служителями и объявление о том, что ей уже нашли мужа, стали последней каплей.       Они не могли забыть, что рождение ребенка в их семье – большая редкость и удача. Мужья и жены для будущего главы семьи выбирались очень тщательно. Из раза в раз пытаться забеременеть от человека, которого она даже не знала, и каждый раз надеяться, что ребёнок выживет, или что сама не умрет во время родов, она точно не планировала. Не тогда, когда она скрывала ото всех свою уже развивающуюся беременность.       Темной ночью сёстры прощались друг с другом со слезами на глазах. Мика продолжала уверять, что знает хорошего человека, который сможет им помочь, что через год она вернется за ней, а до тех пор Нати нужно лишь тянуть время.       Бледнокожая брюнетка исчезла во тьме ночи, не прекращая клясться, что вернётся.       В храме был эффектнейший скандал.       И ещё более грандиозный скандал разгорелся, когда спустя чуть меньше года к ним вломилась толпа людей во главе с двумя мужчинами: первый – чудесный блондин, один глаз которого был черным, как уголь, другой, ровно также, как и у сестёр, переливался водной синевой; а второй – совсем ещё молодой темноволосый юноша в мундире.       Первый оказался возлюбленным Мики. Второй же – тем самым мальчишкой, которого та подкармливала клубничным мороженным, и которого хотела попросить о помощи.       Однако ж, когда Нати смогла покинуть храм, её эйфорию от вида новых мест прервали печальным известием – Мика успешно родила здоровую девочку, но сама погибла.       Чтобы почтить память дорогой сестры и дать ребенку полноценную семью, Нати и тот мужчина вступили в брак, поддерживая иллюзию о том, что именно она – мать девочки.       Новорожденной дали имя Атари, и пусть она уже не была прислужницей храма и благословение артерий не передалось ей, она всё же унаследовала титул жрицы.       И спустя много лет подросшая девушка вместе с семьей, по работе отца отправились в совершенно иной город, где ей пришлось скрыть и собственное имя, и титул, и притворяться совершенно другим человеком.       Хоть родители и скрывали всё, Атари в самом деле уже знала, что личности её матери и тети были заменены – было достаточно немного полазить по ящикам и найти красивую папку со свидетельством о рождении.       Из-за её знания о своём происхождении и особенности семьи, из-за которой наступление беременности – дело крайне тяжелое и долгое – в кругу сверстников она стала жадным суккубом. В силу молодости до чего-то серьезного не доходило, но очарование и статус беспрекословно привлекали к ней внимание многих юношей. Стоило одному упасть перед ней на колени – весь интерес девушки исчезал, и внимание переключалось на другого. Отношения ради отношений. Её безмерно интересовали интриги и споры, она обожала ощущать на себе чужие взгляды.       …Прежде всего потому, что хоть так она получала хоть какое внимание.       Она обожала своих родителей, а они безмерно любили её. Она даже особенно гордилась тем, что в некотором роде имела ещё и сразу двух отцов – тот юноша, что помог когда-то её приемной матери покинуть храм, уже был военным министром, и имел в её жизни место не хуже, чем мать и отец. Он был для девушки одновременно и вторым отцом, и старшим братом.       Но кроме них не было больше никого.       Статус пугал многих сверстников, а парни с ней рядом не задерживались надолго. Первые её истории любви закончились плачевно – узнавая, кто она, понравившиеся ей юноши сбегали, боясь не понравиться её родне. После того, как её сердце было разбито несколько раз в совершенно юном возрасте, на пике эмоций и подростковых бунтов, она пришла к выводу, что будет лучше поддерживать устойчивый идеал, нежели из раза в раз пытаться кому-то угодить. Так родилась высокомерная папина дочка, настолько изголодавшаяся по любви, что мысли о взаимности бросали в дрожь, и свято веря, что всем от неё нужны лишь связи её отца и дяди, она без зазрений совести использовала всех.       Когда ей сообщили, что в скором времени они переедут в другой город из-за работы отца, она ничуть не была расстроена. Там ей предстоит взять другое имя, забыть о своём статусе, начать новую жизнь.       Единственное, что там будут знать – что её семья не бедна, и не более. Она была бы безмерно счастлива, даже если бы смогла получить в новом городе репутацию избалованной отличницы – этого было уже более чем достаточно. И, пожалуй, было бы неплохо найти хотя бы одного хорошего соседа по парте.       С этими мыслями она засыпала каждую ночь в течении нескольких месяцев перед переездом.       Новый город был до ужаса темным и хмурым. Если не было нужды выходить на улицу – она не выходила, и целыми днями сидела дома, пока, наконец, не были готовы все документы для её выхода на учебу.       Она старалась забыть о том, кем была прежде. Играть роль, которую придумала, чтобы понравиться всем – и на удивление нашлись те, кто в это поверил. С парой ребят из безымянного клуба она нашла общий язык и неплохо сдружилась.       А одного из них, самого серьезного и закрытого, и назначенного для неё, своего рода репетитором, даже уговорила на пару свиданий. И в конце концов, считая её ничуть не примечательной, он даже согласился на отношения.       С того самого дня её невинное девичье сердце было украдено.       Первые трещины прошлись по её душе холодной зимой.       В тот злосчастный день проводился турнир боевого искусства. Само по себе мероприятие не было особо важным, но победители получали небольшой шанс повысить свой ранг и стать во много раз богаче и влиятельнее.       Её любимый Питер стремился сделать всё возможное, чтобы стать выше, и отправился на этот турнир чтобы попытать удачу. Пусть сам говорил, что владеет оружием не слишком хорошо, все друзья верили и поддерживали его так, что в назначенный день он шёл на турнир в чрезвычайно весёлом настроении.       Но на поле его не пустили – из-за сбоя в системе его участие было отменено, и вместо него на поле должен был выйти другой человек. Но он был слишком порядочным, чтобы дать волю чувствам – лишь цензурно выругался и мигом помчал выяснять причины произошедшего.       Пока он отсутствовал, подошёл черед схватки, в которой он должен был биться. Там, где должен был стоять Питер, теперь находился неизвестный в тёмном плаще, с бело-красной маской на лице.       Это определенно был Нечестивый. Пусть в уже другом плаще, с маской, скрывающей одно только лицо – это точно был он. Люди могли отчетливо разглядеть его открытые руки, запомнить телосложение, подметить наличие пары серег в ушах и небольшого небрежного хвостика из бело-коричневых волос на затылке. Он словно кричал о том, чтобы все смотрели на него.       Когда он взмахнул прекрасным копьем и начал бой, Атари, по правде, не было до него дела. Всё время, пока шёл поединок, она смотрела лишь в телефон, набирая сообщения Питеру– он на удивление спокойно отнесся к её сообщениям о том, что его место на турнире занял самый знаменитый преступник. Лишь изредка, пока ждала сообщений, она поглядывал на арену. Все брали реванш снова и снова, на поле заходили всё более опытные и сильные люди, но Нечестивый уверенно держался на ногах, размахивая длинным копьем, словно оно ничего не весит, сбивал одного противника за другим.       Сердце пропустило удар, когда на всю арену раздался громкий выстрел. Он оглушил всех на несколько секунд, и когда люди подняли глаза, то увидели у входа вооруженный армейцев с тяжелыми щитами, направленным на Нечестивого оружием. Сам же он, только-только победивший очередного противника, стоял на арене неподвижно, а прямо перед его ногами валялась разломанная пополам от пули маска.       Не дыша, Атари взглянула в телефон и кое-как разглядела сообщение от Питера: «Будьте осторожны. Кажется, я опоздаю». Но в голове был лишь один вопрос.       Почему тогда у Нечестивого, что стоял на арене с окровавленным копьем в руке, было лицо Питера?       Обычная турнирная арена превратилась в настоящее поле битвы.       Совсем скоро всё вокруг уже начало полыхать огнём. Среди гор обвалившегося дерева и металла несколько групп людей искали Нечестивого – их ругань была слышна даже сквозь треск огня и лязг металлических опор здания.       В ходе сражения церемониальное копье, на которое он всегда полагался, сломалось – его обломки наверняка уже дотлевали среди полыхающих руин арены. Торак же, получивший несколько ран, уже покинул это здание и медленно продвигался вперед по небольшому темному коридору, что вел к резиденции Огамигуми.       Он… несколько недооценил решимость людей. Из-за того, что многие предыдущие годы они почти не пытались его поймать, он уже и забыл, какими они могут быть, когда станут серьезнее.       Торак медленно сел на пол, чтобы передохнуть. Раны не были серьезными – для человека, может быть, но его регенерация вполне могла справиться с этим – проблемой был лишь упадок сил из-за того, что все они теперь уходили на заживление. Возможно, он даже может отключиться на несколько дней, чтобы прийти в норму… Тогда главное – прийти в гетто, чтобы там смогли позаботиться об его алиби.       Алиби…       …Впрочем, это не имело значения.       Люди и так уже знали, кто он. Теперь не было никакого смысла беспокоиться о чем-то подобном. Разве что, было жаль оставлять Джона и Остина.       Почему-то идеальный план раскрытия Нечестивого теперь казался ему не таким уж и удачным. Может, и вовсе не стоило так спешить с этим, и отложить это хотя бы на полгода…       Он даже спасся не благодаря собственным силам или силам своих товарищей. Половина тех, кто находились рядом, были убиты, а другая половина – по его же приказу вернулись в гетто.       Когда он был в тупике и вооруженные до зубов солдаты искали его среди пылающих развалин, он, вероятно, был на волоске от смерти. Будучи раненым, он уже не мог оказать должного сопротивления. Но люди всё ещё оправданно его боялись – даже если им удастся пристрелить его здесь и сейчас, как зверя, он, в лучшем случае, унесёт за собой ещё треть их людей.       Когда послышались шаги, он приготовился – задержал дыхание, чтобы не выдать себя, но встал в готовую к бою позицию, превратив обычные ногти в когти.       Но прежде, чем люди прошли достаточно, чтобы увидеть его в укрытии, откуда-то донесся голос:       — Почему вы всё ещё обыскиваете руины, когда склад ещё цел?! Хватит прохлаждаться, живо туда!       Так же внезапно, как и появились, люди ушли в другую сторону, продолжая ругаться и негодовать. Лишь когда даже их голос заглушился треском огня, Торак позволил себе упасть на пол.       На балконе с той стороны, откуда он слышал голос, неприметно стоял мужчина в форме – от солдат его отличало только то, что он снял с головы шлем, обнажая тем самым свою личность. Льюис Анен, загадочная персона из Дегранда. Оттуда, где он стоял, его местонахождение было видно весьма отчетливо. И именно он приказал солдатам идти в другую сторону. Холодные как лёд, глаза мужчины встретились с его взглядом. Гетерохромия из темно-карего и светло-голубого цвета была не менее жуткой, чем он сам, но Льюис был предельно спокоен. И видя, что его заметили, неприметно сделал несколько жестов рукой и тут же ушёл.       «Отплатишь позже» или «Теперь ты мне должен» — примерно таков был их смысл.       Девушка пришла в себя лишь когда всех людей эвакуировали, и обнаружила себя наблюдающей за тем, как всё здание, в котором проводился турнир, полыхает в огне.       Атари же испытала именно то, чего всю жизнь боялась. Пусть она скрывала своё происхождение, пусть никому не говорила ни кто её отец, ни откуда её семья, ни какие у них связи – ею всё равно смогли воспользоваться.       Ровно также, как она для своей выгоды использовала невинных парнишек в своей старой школе, чтобы получать лучшие оценки, бесплатные обеды и многое прочее. Ровно также, как безжалостные сердцееды использовали её когда-то, чтобы приблизиться к влиянию её отца и дяди. Но даже так, ни злости, ни обиды она не чувствовала. Лишь грустила, что не смогла приблизиться к Питеру настолько, чтобы он сам однажды всё ей рассказал, пусть и понимала, что среди всех родных и близких ей он рассказал бы самой последней.       Из разговоров вокруг пришло понимание того, что как только личность Нечестивого раскрылась, была начата бойня, но самого парня так и не поймали. Было принято решение дождаться, когда пожарные усмирят огонь, и только тогда возвращаться на арену, уповая на то, что преступник будет найден расплющенным среди полурасплавленных опор.       От глубоких раздумий её отвлек внезапно появившийся отец. С обеспокоенным лицом он расспрашивал, в порядке ли она, что делал бы любой отец на его месте, но…       …Пока все были заняты суматохой в округе, он передал ей небольшой сверток бумаги.       — Ты снова забыла свои лекарства. Выпей и как можно скорее возвращайся домой.       Из общего у них с отцом было куда больше, чем просто родственная связь. Она часто бывала вместе с ним на тайных встречах, где анонимность – главный приоритет, и потому у них был свой собственный шифр.       «Лекарства» означали получение новый инструкций, а просьба как можно скорее принять их – просьба эти инструкции изучить. «Отправиться домой» же означало ровно противоположное – немедленно приступить к выполнению нового задания. Атари уже и забыла, что они прибыли в город не для того, чтобы помочь жителям поймать преступника, а чтобы самим его заполучить.       И, разумеется, в свертке, который отец ей протянул, были совсем не лекарства, а подробная карта подземелья, что находилось прямо под ареной и уходила в гетто.       Входа туда было два – в самом здании, что было объято огнём, и неподалеку, на территории старого завода. Хитростями и уловками девушка быстро проникла туда и уже скоро мчалась по длинному извилистому коридору, освещённому лишь старыми, редкими лампами на потолке.       На очередной развилке одна из дорог вела к арене, и оттуда же, по одной из стен протянулась смазанная алая полоса, сопровождаемая густыми темными каплями на полу. Она уходила далеко дальше по коридору туда, куда шла Атари, но это явно была не краска.       И примерно через полтора километра, когда, судя по карте, она была уже где-то под рекой, что разделяла город и гетто, в пустом коридоре стала видна чья-то фигура, на которой кровавые следы и кончались.       Та же уже потрепанная одежда, те же волосы, те же раны – не было никаких сомнений в том, кто это мог быть. Он сидел на полу, всем весом припав к стене, и так тяжело дышал, словно задыхался. Всё тело было в крови, но было уже не разобрать, его она была, или тех, с кем он дрался, а когда она неторопливо, осторожно подошла, он даже не отреагировал.       — Пришла даже сюда? Вижу, твои романтические баллады не были шуткой, — кое-как протянул он, тихо усмехнувшись, как будто и ран никаких не было, и находились они не в подземелье под городом, а в клубном кабинете.       — Сначала я разозлилась, — девушка села рядом и обняла колени, — что ты использовал меня, чтобы приблизиться к моему отцу, как к следователю. Но потом подумала, что, вообще-то, я тоже использовала тебя для своих хотелок. Так что, думаю, мы квиты.       Парень тихо посмеялся:       — Наконец-то слышу тебя без этой твоей маски. Знаешь, у меня было два варианта, как с тобой поступить, но мне показалось, что ты слишком глупа, чтобы быть полезной в гетто. Но, видимо, нужно было присмотреться получше. Зачем ты играла такую… глупую девушку?       Атари смущенно поправила челку, но ничего не ответила. Выдержав паузу, юноша немного приподнялся:       — За мной скоро придут, — сказал, глядя вдаль коридора, — через пять минут наступит оговоренное время и мои товарищи придут искать меня. Они могут напасть без всяких прелюдий, если ты собираешься остаться здесь. Поэтому как встретишь хоть человека, хоть волка, скажи, что ты пришла от Торака.       — То…рака?..       Парень кивнул:       — Это моё имя, его знают немногие. Мои товарищи не тронут тебя, если услышат его.       Девушка почти всё пропустила мимо ушей, приметив лишь одно:       — Говоришь так, будто собираешься умереть здесь.       — Ну, в каком-то смысле. Я вот-вот в кому упаду.       Хоть он и сказал «вот-вот», он сделал это, едва только успел договорить, и тотчас медленно упал ей на колени.       Он спал три дня.       За ним тогда и правда пришли товарищи, и они действительно хотели напасть, пока девушка в последние мгновения не выкрикнула то, что велел ей парень. Всё худшее обошло их стороной.       Но вот уже шел четвертый день, как парень спал. Всё это время она находилась рядом – ухаживала вместе со служанками Хайнагуми, в резиденции которых они находились. Другого выбора, в прочем, и не было – ей запретили покидать это здание до тех пор, пока Нечестивый не очнется и не прояснит всё сам. Поэтому до тех пор, пока он спит, она практически их заложница.       Все говорили, что его сон продлится недолго, подразумевая два или три дня. Три девушки вместе с ней ежедневно ухаживали за больным, обрабатывая и закрывая раны по нескольку раз в сутки, и каждый раз Атари удивлялась, как в первый – кожа затягивалась удивительно быстро, словно все эти повреждения были получены как минимум несколько недель назад.       Но прошёл второй день, прошёл третий, и вот начался четвертый, а парень всё никак не просыпался. Люди вокруг молчали. Но девушка никак не могла отделаться от мысли, будто это она во всем виновата, и следящие за ней взгляды и перешептывания за спиной лишь подзадоривали её беспокойства.       В середине четвертого дня, когда она и трое служанок вновь обрабатывали раны – по-правде говоря, обрабатывать было уже нечего – со старыми бинтами в руках Атари последней покидала его комнату. Новые знакомые ушли достаточно быстро, но ей спешить было некуда. Комната, которую ей выделили, находилась прямо за стенкой, а если вдруг она пройдет по коридору дальше, чем положено, то её тут же остановят охранники, вдвое выше и, казалось, шире неё.       И именно тогда, выбрасывая старые бинты и возвращаясь в свою комнату, чтобы ждать очередное время, когда можно будет выйти, ей в коридоре встретилась ранее незнакомая женщина.       Несмотря на то, как славится район под властью Хайнагуми, резиденция надежно охранялась, и все, кто входил сюда, были либо высокопоставленными личностями, либо соратниками Нечестивого – впрочем, отличие вторых от первых была невелика. Однако и те, и другие присутствовали неделю назад на празднике Солнца и Луны. Здесь же девушка была абсолютно уверена, что не могла не заметить там эту особу.       Она была высокой, чертовски высокой. Почти два метра ростом и это при том, что, подобно старухе, она ужасно горбилась, складываясь почти пополам. Учитывая то, как она шла, ей пошла бы в пору трость, но даже без неё женщина шла до удивительного уверенно.       Неизвестная шла в компании ещё двух неизвестных и одного из мужчин, что охраняли эту часть резиденции, и было слышно, как он упорно пытается до неё что-то донести, но, полностью игнорируя его, женщина неторопливо прошла по коридору дальше, остановилась прямо у дверей, за которыми всё ещё спал Нечестивый, и мелодично постучала. Раз, два, три.       — Если вы ищете Нечестивого, то знайте, что он не может принять вас, — сказала девушка, едва только женщина закончила стучать.       Но если та почти не отреагировала на её слова, то охранник дал реакцию мгновенно – он, словно испугавшись, быстро обернулся и посмотрел на неё такими глазами, словно перед ними была персона даже важнее лидеров гетто.       Девушка примерно понимала, как здесь всё устроено, но и представить не могла кого-то, кто стоял бы выше в этой иерархии.       Женщина медленно обернулась.       Лишь тогда Атари заметила, что из-под большого капюшона на голове проглядывала звериная пасть. Руки были костлявы, но до жути когтисты и покрыты мелкой, серо-седой шерстью. А из-под низов её плаща выглядывал белоснежный кончик хвоста.       Оно не было человеком. Кем угодно, но точно не человеком. И ещё двое, что были с ней – такие же. Женщина-волчица пошла к ней.       По спине прошла мелкая дрожь и по всему телу проступил холодный пот. Чувство опасности больно ударило в голову и кричало, велело бежать, но ноги напрочь отказали и упрямо стояли на месте, не давая и шанса сдвинуться. А сердце, то и дело пропуская удары и больно ударяя грудь, все сильнее сбивалось с обычного ритма.       — Интересное дитя, у тебя необычный запах, — протянула волчица и, встав совсем рядом, едва не коснулась щеки девушки, пока впитывала в себя запах, — На Хёку точно не похоже, и не Сота. Неужто уроженка клана Бисы? Нет, и на Бису не похоже…       Пока она говорила, один из её подчиненных ворвался в комнату Нечестивого, но почти сразу вышел, и, подойдя к волчице, передал ей что-то в уже протянутую когтистую ладонь. Это был небольшой клочок светлых белых волос, бесцеремонно срезанных прямо с головы больного…       Волчица поднесла клочок к носу и несколько раз наполнила воздухом ноздри, впитывая новый запах, а затем снова ткнула мордой в девушку.       — Неужели ещё один грязнокровый ублюдок? М… Нет, и всё-таки не похоже, — она продолжала бормотать себе под нос, пока, наконец, не закончила свой анализ. Тогда лицо её – если это можно было так назвать – скривилось в презрительной гримасе.       Всё остальное… девушка помнила плохо.       Она помнила, как была напугана и зла.       Как болело все её тело и тряслись руки.       Когда сознание вернулось к ней, она уже была среди руин. Когда же пригляделась, стало ясно, что это останки одной из резиденций гетто, ровно той же самой, где она была до того, как провалилась в сон. Если бы она не пробыла здесь несколько дней, то ни за что бы не узнала эти стены.       Но… отчего они были разрушены?       Ответ настиг девушку, когда она осмотрелась.       Под упавшими плитами виднелись алые лужи, о природе которых говорили лишь выглядывающие бледные руки. Все вещи, вся мебель что были здесь когда-то, теперь представляли из себя лишь осколки и мелкие доски. А сверху виднелось черное небо, напрочь затянутое густыми облаками – просто потому, что и крыши уже не было.       Девушка молилась всем богам, каких только знала, лишь бы не увидеть среди обломков знакомые фигуры, но, как назло, стоило ей только задуматься об этом, как на глаза попались как не кстати знакомые руки. Весь в пыли и крови, без единого живого места на теле, лежал Нечестивый. А поодаль и несколько его товарищей, среди которых и Медведица. Все они были либо без сознания, либо уже мертвы.       Себя саму же девушка обнаружила прикованной к стене.       — Очнулась? — послышался рядом голос. То была та же старуха, которую девушка видела ранее.       Теперь она выглядела иначе. Она была намного выше и чудовищнее: по всему её телу проглядывала темная чешуя; хвост, что раньше лишь едва проглядывал под одеждой, теперь был таким длинным и гибким, что старуха без проблем держала в нём несколько металлических прутьев; а когти и клыки стали куда больше и острее, светясь таким холодным бирюзовым цветом, что казалось, будто это и не свет вовсе, а огонь, который готов расплавить любую плоть, какой только коснётся.       Верховная жрица клана Хёки, Филин. Девушка вспомнила, как сквозь глубокий сон слышала, что именно так её называли. Видимо, это и было силой, которую дал ей её Бог.       — Очень не вовремя, — медленно и монотонно бормотала волчица, — Как ты проснулась?.. Чтобы человек так упорно сопротивлялся моей ауре… впрочем, неважно. Это никак не помешает ритуалу. Без сердца Оками ты ничего не сможешь поделать.       Волчица сорвала с её груди всю одежду, обнажив тем самым тонкую кожу, и когтем изящно очертила небольшой круг посередине, наблюдая, как из порезов начинает сочиться кровь.       — Почему?.. — еле слышно пролепетала девушка, кое-как шевеля губами от ужаса, словно сам воздух давил на неё.       — Выглядишь так, словно ничегошеньки не понимаешь и вообще не при чём, — Филин задумалась на мгновение, а затем осмотрелась, словно проверяя, нет ли кого лишнего рядом. Убедившись, что всё вокруг пусто и тихо, она кивнула сама себе, — Что ж, кем бы ты не была, ты всё ещё ничего не знающий человек. Да, пожалуй так и есть. Я удостою тебя чести знать, что с тобой станет.       Волчица вонзила свои пальцы в её грудь. Каждый коготь, точно нож прошёл между ребер, и было слышно, как затрещали кости. И как что-то начало с тихим плеском капать на пол.       Атари закричала со всем отчаянием и болью в голосе, что у неё были.       — Это тело будет осквернено. Оно не достанется ни птицам, ни червям, ни насекомым. Я позабочусь о том, чтобы никто не посмел захоронить тебя с почестями.       Она сжала когтистую лапу сильнее, сдавливая ребра всё больше и больше. Послышался треск. Ещё один. И ещё.       Тогда волчица дернула рукой, отдирая плоть от тела, а убедившись, что всё удалось, отбросила её, как простой кусок мяса и костей. Впрочем, так оно и было.       Атари чувствовала, как обнажились ее легкие. Как бешено стучалось сердце, как по всей её ледяной коже потекла теплая кровь, как она стекала по ногам и ступням, в то время как сама она не могла и пошевелиться. Задыхаясь от боли, она уже едва ли была в силах кричать.       — Чего и следовало ожидать, — так же спокойно протянула старуха, — Демоны не так просты, как обычные боги.       Она протянула руку к её груди снова и одним резким движением что-то вырвала. Судя по тому, где была её рука, то, должно быть, было сердце.       Она не хотела смотреть. Не хотела ни опускать глаз, чтобы увидеть свое обезображенное тело и оголенные органы, ни видеть, как волчица держит в руке один из этих самых органов. Но взгляд сам скользнул на её ладонь, когда краем глаза девушка уловила легкий свет.       В руках волчицы не было ничего, что хоть немного напоминало тот орган, что качает кровь по телу. Ни овального мышечного тельца, ни толстых вен. В мокрой ладони старухи был кристалл размером с небольшой кулак. Сквозь потеки крови на его поверхности проглядывал мягкий голубоватый свет, словно внутри была маленькая луна.       Обычно без сердца человек долго не проживает. Без кислорода, приходящим в мозг с новым притоком крови, человек попросту потеряет сознание. После этого лишь мозг, вероятно, будет жив еще 5-8 минут, но не более. Остаться без сердца равнозначно неизбежно умереть через несколько минут. Но прошло уже достаточно времени с момента, как девушка должна была как минимум потерять сознание. Но она не ощущала ни слабости, ни боли от уходящей из ее тела жизни.       Она с ужасом наблюдала, как вся та кровь, что была на её теле, словно медленно утекала назад, на своё место. Прямо как если бы всё то, что она видела, было видеозаписью, чьё воспроизведение начали задом наперед.       — Интересно, — пробормотала Филин, наблюдая за ней.       Усмехнувшись от увиденного, она цокнула зубами и разинула пасть, после чего положила в неё кристалл. И сжала челюсти. Как и ожидалось, в воздухе раздался громкий треск, но кристалл остался цел и невредим, в то время как на пол начали осыпаться не укрепленные силой Хёки зубы волчицы.       — Что?.. — протянула она, не веря тому, что видела, а затем закричала, — Как? Как его уничтожить?!       Филин кричала, с каждым словом приходя в ярость всё больше и крепко сжимая кристалл в руке. Она всё ещё надеялась его раздавить, но все оказалось тщетно – на нем не осталось ни царапины. Поняв это, волчица замахнулась второй рукой с уже обнаженными когтями.       Она закрыла глаза. Она не хотела ни видеть, не чувствовать, как умирает. Но вот с момента, как старуха с криком замахнулась, прошло несколько секунд.       Если она все-таки умерла, но всё ещё находится в сознании, значит загробный мир таки существует?       Всё ощущалось до ужаса тихо.       В момент, когда она открыла глаза, ей на лицо упала капля теплой жидкости.       Над её головой из стены торчало копьё, другой конец которого проходит через тело уже неподвижной жрицы. Даже если она ещё была жива, ей оставалось лишь бессильно висеть на грязной рукояти. Тогда Атари заметила – клыки и когти жрицы больше не сияли. Тем же светом теперь блестело лезвие окровавленного клинка копья.       Нечестивый метнул его – девушка увидела его, когда туша жрицы безжизненно упала на пол.       Тот, кого она раньше знала как Питера, стоял неподалёку в том же самом месте, где, как Атари думала, он лежал мёртвым несколькими минутами назад. Парень едва стоял на ногах. Также, как и прежде, на нём не было ни одного живого места. Каждая часть тела, которую было видно, была покрыта множеством ран. Они уже не кровоточили, но от того были не менее серьёзными. Даже лицо пострадало - вся его правая половина залита кровью, а на закрытом глазу виднелись несколько царапин. Если это были следы когтей Филин, то глаз, вероятно, вылечить уже не удастся. Одна рука всё ещё была вытянута вперёд после броска копья, а вторую он приложил к груди, как будто это могло помочь сломанным рёбрам быстрее зарасти.       Тяжело и глубоко дыша, словно задыхался от долгого бега, он смотрел на неё, не отрывая взгляда. И вскоре, набрав побольше сил, он медленно пошел вперёд.       Когда он приблизился, девушка заметила - он не прекращал шевелить губами, не то бормоча что-то под нос, не то пытаясь что-то сказать ей, но не было слышно ни звука. Только тихий хрип заполненных жидкостью лёгких.       Жрица устроила этот ад из-за неё. Она хотела убить её так сильно, что уничтожила почти всю резиденцию и не пощадила никого. Многие товарищи Нечестивого пострадали, и даже если его друзья-волки выжили, он имел полное право закончить дело Филин лично.       Но вместо этого он, оперевшись одной рукой на стену, чтобы не упасть, стал другой рукой развязывать тугие верёвки на её запястьях.       Неподалёку послышались шаги - осторожно и неторопливо, кто-то приближался. А увидев их двоих, он что-то прокричал на неизвестном ей языке и побежал быстрее.       Он… тоже не был человеком. Юноша со смуглой кожей и сощуренными ярко-желтыми глазами, тёмными волосами и мехом, проглядывающим на плечах и животе, а позади, за спиной, проглядывал большой пушистый хвост. Вероятно, этот юноша был либо соратником Нечестивого, либо его союзником или дальним другом - хоть и был одет схожим образом с Филин, он совсем не выглядел враждебно.       Сам же Нечестивый, закончив развязывать верёвки и освободив тем самым Атари, растерял все силы и медленно погрузился в сон. Подбежавший темноволосый юноша успел его поймать.       — Прости, — прошептал он, оглядев всё вокруг и парня у себя на руках, — Я не успел вовремя.       В той трагедии резиденция Хайнагуми была разрушена. И пока силами всего гетто проходили восстановительные работы, по городу ходили слухи, что виной всему этому был демон.       Раны Атари так и не зажили полностью. Хоть чудесным образом рёбра вновь отросли, часть мягких тканей, которыми так гордятся девушки, не вернулась. Словно напоминание о том дне, на груди остался большой шрам, отдаленно похожий на звезду, а в её середине, сквозь тонкую кожу, если убрать освещение, можно было увидеть мягкий синеватый свет. Кристалл, который жрица Филин хотела съесть, снова был внутри.       — Поедая сердца сильных существ, жрицы набирают свою мощь. Они долгое время поступали так, но Филин единственная, кто решил переступить черту и покуситься даже на сердца своих Богов, — с горечью в голосе рассказывал лидер Хайнагуми, когда они вместе наблюдали за постройкой резиденции.       Этот мужчина был намного старше, чем можно было подумать, и оттого невероятно мудрым. Он великодушно принял её под своё крыло даже после всего того, что случилось, и был тем, кто помог ей восстановиться после ран. На удивление, он знал очень даже много. А потому даже его гиеноподобная голова и когтистые руки её ничуть не пугали.       — Я также был жрецом когда-то. Тогда Филин была еще молода, но власть сильно изменила ее. Она была настолько обозлена на Ширу и остальных богов за то, как сейчас устроен мир, что была готова на всё, лишь бы получить больше силы. Даже её собственный Бог не стал преградой. Я глубоко сожалею, что не смог остановить её тогда…       — Но почему ей понадобилась я? Я не Богиня и даже никогда не претендовала на этот пост, так в чём же дело…?       Старик усмехнулся:       — Нам с детства рассказывают истории о том, что если однажды появится демон Шира, то жрецы должны взять на себя ответственность избавиться от него прежде, чем он доберется до нашего Бога. Шире нужно сердце Оками, поэтому в крайнем случае будет не лишним самим забрать его сердце, чтобы не допустить его кражи. Филин страстно желала стать той, кто лично прикончит демона, и правда в том, что он рождается среди людей. Люди – тоже своего рода волки, просто лишённые своего искусства, Шира – их Божество, а все они – единый клан, объединённый одной кровью. Но жрицы и жрецы имеют особенную связь со своим Богом, потому они не лишены искусства. И Филин это почувствовала.       Он взглянул на девушку так, словно знал все её тайны.       — Ты, юная леди, владеешь силой куда большей, чем какой-либо другой человек. Твоё искусство спит глубоко в тебе, но это не делает тебя человеком. Ты такая же зверолюдка, как и все мы, но принадлежишь клану Ширы. И, что куда более важно, стоишь к нему ближе всех, будучи жрицей.       — Странно думать об этом так, когда моего Бога даже нет в этом мире…       — Если уж твоя кровь так сильна, что Филин не смогла раскусить твоё сердце, то Шира точно жив и набирается сил. Нужно лишь найти его.       — Что вы тогда сделаете? Убьете Бога, которому я должна служить?       Старик рассмеялся, прикрывая рукой свои острые звериные зубы:       — Я думаю, что ты, как жрица, найдешь способ сохранить своему Богу жизнь и удовлетворить остальных Богов.       Позже, вечером того же дня, Атари посетила комнату Нечестивого.       Он был ужасно ослаблен. Едва только восстановившемуся после битвы на Золотой арене, ему пришлось сражаться ещё и с Филин, которая была благословлена силой Хёки. Он и его товарищи уцелели лишь благодаря живучести зверолюдей, и лишь сегодня утром они очнулись от долгого сна.       Целый день Торак не покидал своей комнаты. Ему доложили обо всём, что произошло за это время, и ему нужно было время на то, чтобы принять это. Лишь ближе к ночи девушка набралась смелости прийти к нему.       Комната, выделенная ему, была в уцелевшей части резиденции, и с её балкона был прекраснейший вид на руины, которые оставила после себя Филин. Там девушка его и нашла.       — Похоже, что господину Хайна ты приглянулась, — сказал парень, даже не оборачиваясь, — Не думал, что ты окажешься не простой полукровкой, а наследницей другого клана. Так еще и жрицей демона. Соратники Филин уже наверняка сообщили о тебе всей округе, если не всему Камизону. Если жрицы Ширы имеют своё искусство, то и сам Шира должен быть где-то рядом… Боюсь, что такими темпами на твоего Бога уже поднял охоту весь Камизон.       Девушка, с трудом, но позволила с горечью усмехнуться:       — Если так, то и ты, как претендент на роль Оками, тоже не в безопасности.       Парень тихо посмеялся.       — В таком случае, почему бы тебе, как жрице Ширы, не помочь нам? Ты приведёшь нас к демону, и тогда решим, что делать дальше. Уж хотя бы ты со своим статусом сможешь его уговорить не есть моё сердце.       Теперь ей не было нужды прятаться. Её статус больше никого не пугал. Теперь только благодаря ему она смогла найти новых товарищей. Торак, Медведица, Змея, Орёл и все лидеры гетто – они добродушно приняли её, словно она всегда была их другом, и заступились, пусть даже это стоило им разрушенной резиденции. Вспоминая цель своего приезда, с какими мыслями она впервые выходила в свет и как делала вид, что она не имеет никакого отношения к церкви, она могла только посмеяться от того, насколько всё это было глупо.       Теперь ей не было нужды прятаться и играть роль того, кем она не была.       Это радовало её кристальное сердце как никогда прежде.       — Эта жрица будет лучшим проводником в поисках демона, — легко улыбнувшись и приложив руку к груди, нежно сказала девушка.       Но вскоре к вратам гетто пришел тот, кого не звали и не ждали.       Тот человек был невысок, явно очень молод и слаб, но отчего-то его гордая фигура вызывала трепет и уважение. Никто из людей не был в силах прогнать его – все лишь наблюдали за ним, как за грядущей катастрофой, надеясь, что он сам уйдет, и были счастливы, когда пришли волки.       Завидев их, человек снял с головы большой капюшон. Юноша, почти ребенок с короткими золотистыми волосами, приветствовал волков, как равный им:       — До меня дошли слухи, что здесь возродился Оками. Но я вижу здесь и другого особенного зверолюда, — загадочно протянул он, сверкая глазами цвета золота, — Мой клан издавна поддерживал Люпус Люмин, и я рад видеть здесь его последователя. Я, Рана Сота, приветствую Оками и жрицу Ширы.

***

      Тара очнулась, так и не успев рассмотреть лицо Соты.       Всё ещё находясь в прострации, она медленно села – тело, едва ли проснувшееся, почти не подчинялось, но быстро пришло в норму и вскоре осталось лишь легкое покалывание в пальцах. Спину обдал прохладный ветерок, и, испугавшаяся, девушка обернулась, но, замерев на миг, тут же вздохнула спокойно. Просто открытое окно.       Она не сразу вспомнила, что ночевала не дома сегодня. После соглашения о поиске Люпус-Люмин, того же Ширы, она часто бывала в гетто, и Хайнагуми ей даже выделили отдельную комнату. Она была огромна и нескромна, но это – самое меньшее, что она просила у Хайна Ясо, в то время как тот старик, видя в ней как будто собственную внучку, подбирал лучшие варианты. После того переполоха в Огамигуми ей всё ещё было стыдно, но доброжелательность людей вокруг понемногу усмиряла её чувства.       Тара медленно опустила ноги на пол и тут же одернула, ощутив не отвыкшей от тепла одеяла кожей холод. Только чуть позже, как-то совсем по-детски набравшись решимости, поднялась.       «Что-то прохладно», — потерев ладонями плечи и поёжившись, она мигом накинула халат и закрыла окно.       Но как только замок защелкнулся и пути ветру больше не было, легкие полупрозрачные шторы медленно опустились и комната погрузилась в полную тишину. Лишь отдаленно, точно где-то далеко-далеко, слышался шелест деревьев за окном.       — Чтобы такой роскошный дворец, и был разрушен? Глупости какие, — сонно протянула она, потирая глаза.       — Эй.       Голос, внезапно прозвучавший позади, был до боли знаком.       — Я же говорил тебе идти на Медный мост, а ты пошла прямо к той суке. Почему ты никогда никого не слушаешь?       Остин Вернер, младший приемный брат Торака, стоял у дверей комнаты. Пусть он и был там, попал он сюда наверняка через открытое окно, и до этого времени только прятался.       Услышав в ответ только молчание, он окинул взглядом всё помещение:       — Те руины… Ужасное зрелище, не правда ли?       — М? О чём ты?       Парень помедлил несколько секунд, будучи в ступоре, а затем плюхнулся на пол прямо рядом с кроватью, используя её как подпорку для спины:       — Почему ты здесь, а не дома?       — То же хочу спросить у тебя..       — Как такая слабачка могла пробраться в сердце гетто? Что вы с Тораком удумали?       Ошеломлённая таким заявлением, Тара не нашла ответ сразу. Но отпираться, по всей видимости, было бесполезно – мальчишка не был похож на грабителя или наёмного убийцу, и, даже если б это было так, просто так попасть в резиденцию ему бы не удалось.       — Просто… ищем кое-кого.       — Хм-м-м-м-м… — долго и нудно протянул парнишка, а затем резво поднялся и вернул на голову большой капюшон, — Тогда ладно. Похоже, планы не сильно изменились.       Глядя на его поведение, девушка пришла к выводу, что он немало знает о тайнах гетто – об этом говорило уже то, что он знает о Тораке. Правда, знал ли он его гражданскую личность - было под вопросом, но задаваться им Тара не стала.       — Давай договоримся, что никто не должен знать о нашей сегодняшней встрече, хорошо? — вдруг предложил мальчишка, поправив золотые волосы и открывая окно.       — Ты что, какой-то тайный агент гетто?       Остин глубоко задумался, а затем весело выпалил:       — Можно и так сказать! Совершенно тайный. И про то, что я говорил тебе про Медный мост, злобную старуху и прочее в кафе, про это тоже не говори, хорошо? Ублюдки, вроде нас с тобой, должны держаться друг друга.       — О том, кто из нас больший ублюдок, я бы еще поспорила…       — Значит, договорились! — выкрикнул он на прощание и выпрыгнул из окна. Все его следы исчезли вместе с ветром.       Тогда Тара, на этот раз надежно закрыв окно изнутри, легла спать.       С завтрашнего дня настоящие зверолюды будут учить её своему искусству.