***
*** В конце учебного дня Оккультный клуб вновь собрался в своей классной комнате в полном составе, впервые за долгие месяцы. Лари, который лишился ноги на последней клубной вылазке, успешно прошел лечение в Дегранде и теперь снова мог ходить, причем даже походка почти не выдала протез. И в честь его выздоровления, хоть и приближалась пора контрольных и экзаменов, компания решила устроить небольшое празднование. По правде говоря, это мало чем отличалось от их обычных посиделок в клубной комнате. Здесь были и сдвинутые парты, и настольные игры, и еда с выпивкой. Конечно же, алкоголь в академии был строго запрещен, поэтому вместо стеклянных бутылок на столах стояли бутылки из под соков и газировок, а сами крепкие напитки были предусмотрительно разлиты по совершенно безвкусным стаканам. — Ну … — вынес один из парней вместо тоста, демонстративно подняв стакан, а затем, резко запрокинув голову назад, разом осушил его. Повторив его жест, остальные также принялись за свои напитки. У кого-то был виноградный сок – в их стаканах размеренно плескалось дешевое вино. Там, где шипел лимонад, на деле распространяло свой запах шампанское. И только у двоих человек здесь было действительно налито то, что красовалось на этикетках бутылок: сам виновник торжества, на лице которого как и считалось сожаление, и Тара, давать алкоголь которой было запрещено просто потому, что так сказал Питер. Который тем временем, даже не забывая манеры и поддерживая дно аккуратной чашки ладонью, размеренно поливал чай. А на деле… сакэ? Или соджу? — И где вы только всё это нашли… — проворчала Тара, не став даже думать о том, как им удалось пронести это сюда, и залила свою обиду яблочным соком, в то время как прямо напротив стояла и соблазняла бутылочка с запахом вина. И конечно же Тара не забывала кидать на Питера недовольные взгляды. — Правду говорят, что сначала ты работаешь на репутацию. а потом репутация – на тебя, — пропела Мари, наполняя уже опустевший стакан. — Хорошо иметь в друзьях высокорангового. Тара растянулась на столе так, словно собиралась уснуть прямо на нем, и указала пальцем куда-то вверх: — Так-то оно так, но неплохо было вы вам хотя бы делать вид, что это все просто сок и газировка, — там, куда она показывала, оказалась камера. Но до нее, похоже, никому не было дела. — Запрещено снимать людей А ранга и выше без их на то разрешения, — сказал Питер, гордый владелец А ранга в социальной системе Орсейла. Он неторопливо подул на напиток. прогоняя полупрозрачные клубы горячего пара, и сделал новый глоток. Наблюдая за этим, Тара легким движением смахнула в сторону отросшую челку, подперла щеку рукой и ехидно улыбнулась: — Ага, так вот почему статистика города такая хорошая, а гетто все растет и растет? Все преступники просто А-ранговые! Питер в ответ лишь бросил на нее взгляд сощуренных глаз – лишь они двое знали правду о Нечестивом и гетто. Остальные же остались в неведении: — Лучше сплюнь, — протянул Кевин, наблюдая за тем, как напиток в его стакане ударяется о стенки, — ты видела гетто хоть? Без слез не взглянешь. Будь там высокоранговые, весь город бы погрузился в хаос.. “Он уже в нем” — подумала Тара, едва сдерживаясь от того, чтобы не начать говорить это вслух. Прежде. чем возглавить гетто, большинство его глав – практически все – были представителями рангов А и выше. А то, о чем говорил Кевин – лишь нарочно плохо обустроенные районы. В Оккультном клубе было не принято говорить обо всём, что связано с Нечестивым, поэтому тема быстро исчерпала себя. Но прежде, чем в кабинете возникла неловкая тишина, Кевин вновь поднял стакан: — Ну-с, что-то вы все такие кислые стали, а у нас сегодня праздник, между прочим. Во-первых, надо отпраздновать выздоровление Лари! Во-вторых, проводить Ганса в дальний путь. Последний юноша неловко улыбнулся: Он вместе со своей семьей вскоре планировали переехать в район подальше от центра и гетто. Хоть академию парень и не покинет, дорога до дома теперь будет занимать куда больше времени, и это лишало его удовольствия бездельничать в клубе. Вскоре их в здесь останется лишь пятеро: Питер, Тара, Лари, Кевин и Мари. Если уйдет ещё хоть один человек, то клуб и вовсе закроют. А желающих вступить уже совсем не было. Частично из-за того, что девушки из фан базы Питера были пубертатными девочками, не способными и говорить без заикания рядом с парнями. И в куда большей мере — из-за Тары. Тот избитый ею паренек всё же рассказал обо всём и всем, и хоть Остин подсобил, по академии всё равно пошли нехорошие слухи. — Может, мне снова построить из себя невинную овечку? — задумчиво протянула девушка, вспоминая, как много юношеских взглядов были направлены на нее вначале обучения. — Нет, не стоит, — Ага, в флиртующем режиме ты похожа на суку. — Ну, почему похожа… Все в один голос начали выдавать свои мнения и Тара пожала плечами: с этим нельзя было не согласиться, ей часто говорили что-то похожее, а потому и возразить было нечего. Но почему-то после всех этих слов лицо Лари как-то переменилось. Сначала на нем была глубокая задумчивость, затем выражение полного смятения и шока. В конце концов, словно что-то осознав, юноша резко вскочил из-за стола: — Ах, кстати об этом! — вскликнул он, уже совершенно не замечая все прочие разговоры, и стал шустро перебирать содержимое рюкзака. Сидящие рядом Кевин и Мари чуть не выронили свои стаканы из рук. — Что вообще ты мог вспомнить, когда речь зашла о том, что я сука?! — Ну эй, девочка моя, никто так о тебе не говорил. Мы просто сказали “похожа”... — Нашел! Прокричав так, будто только что выиграл лотерею, Лари обошел стол и вдруг упал на колени. Сначала все подскочили с мест, решив, что у него все еще болит протезированная нога, но все оказалось еще страннее. Он опустился на пол, точно дающий присягу рыцарь. и протягивал Таре небольшое письмо. Тара сразу узнала эту печать. — Неужели ты виделся с дяденькой? Питер отложил стакан чая в сторону. Если речь шла о том самом дяде – Дезире Найманне – то это определенно стоило послушать. Лари тем временем кивнул, не поднимая головы: — Он навестил меня в больнице, — произнес юноша так четко, как только мог, — и очень просил передать Вам это! — Ух-ты пух-ты, — присвистнула Мари, — уже на "Вы". Все стали наблюдать — со стороны это выглядело как признание в любви: также смущающе, странно и ужасно неловко. Тара без раздумий приняла письмо, однако, открывать его почему-то не спешила. — Не откроешь? — вновь влезла Мари, подперев щеку рукой и закинув в рот какую-то закуску. — Ты все уши нам прожужжала о том, какой твой дядька замечательный, мне аж интересно. В тот момент оккультный клуб впервые увидел, как девушка улыбается на самом деле: мягко, застенчиво и кротко, словно за всем этим сдерживались еще более яркие чувства. Кое-как скрывая за улыбкой дрожащие губы, она прижала письмо к груди: — Н-нет, думаю, я лучше оставлю это на потом. Спорить никто не стал. — Кажется, вам уже пора, — это были первые слова Питера, что до сих пор лишь наблюдал за всем. А затем добавил, кинув взгляд на их праздничный стол, — скоро начнется обход, и если охрана увидит это… Это хорошо подействовало на ребят, и без лишних уговоров они стали собираться – в их дальнейших планах было продолжить праздник в квартире одного из них, которая как раз вскоре должна была освободиться. Но сборы начали не все члены оккультного клуба. — Не засиживайтесь тут только надолго, — сказал кто-то на прощание Таре и Питеру, уже стоя в дверях, — а то слухи еще больше разойдутся. Из коридора вернулся Лари: — Какие слухи? — О-о, точно, тебя же тогда не было… — Если вкратце, — послышался уже другой, затихающий вдали голос, — то кто-то устроил непотребства в нашей комнате и оставил улики в мусорке, и потом… Когда голоса затихли, кабинет медленно погрузился в тишину, в которой остался только гул батареи и приглушенный гул автомобилей за окном. С того дня, как Филин была убита, прошло вот уже чуть больше двух недель. И ровно столько же прошло с момента, как к репетиторству Тары по учебе добавилось обучение искусству. Тогда, на поле боя, было чудом, что ей удалось собраться и призвать на помощь Артерии, да еще и какую помощь – в виде самого бога (или же все таки демона?) Ширы, вместе с умершими за него монстрами. Они пропали тогда так же быстро, как и появились, и больше Таре призвать эту армию не удавалось Теперь они, должно быть, спят глубоко в Земным Артериях. До тех пор, пока это так, главной целью стало найти основное тело демона, которое и брало под контроль тех монстров. И решение было довольно простым — для поиска демона Таре необходимо использовать заученные ею молитвы, и оказалось, что для их чтения нужно столько же сил и концентрации, как для обращения в волка. И раз уж Тара происходила из храма, в котором из поколения в поколение передавалась волчья кровь, то было достаточно просто обучить ее искусству. Будет навык обращения – будет и все необходимое для чтения. Если сравнивать искусство с курсом учебной программы от младших классов до университета, то она уже уверенно ступала на порог средней школы, что было… наверное, удивительным результатом.. В первые же дни освоив азы управления регенерацией, она к сегодняшнему дню уже полностью подлатала свои раны с той битвы в Огамигуми. А ведь среди них было сломанное ребро. Каждый день после того, как члены оккультного клуба расходились по домам, они с Тораком оставались здесь, чтобы продолжить свои занятия. В основном то были лишь лекции парня о том, как правильно дышать и концентрироваться, и никакой практики. Лишь пару раз выходили на улицу в качестве проверки того, насколько хорошо девушка различает запахи. Теперь, когда все ушли, начиналось их очередное занятие. Тара шумно вздохнула, глядя в окно, за которым уже садилось солнце, и принялась раскладывать на столе контейнеры с едой — из-за возросшей нагрузки на тело аппетит у нее теперь повысился в разы: — Разве не было бы проще проводить это все в гетто? Там и место, и условия есть… и нет повода бояться о разоблачении. — Если каждый раз ходить в гетто, то рано или поздно кто-то может заметить это. У тебя репутация студентки, которая никак не может понять интегралы, и этим надо пользоваться, пока можно, — сказал он, допивая свой чай. — Да-да… Так, о чем будет лекция теперь? — начала девушка, одновременно с этим приступая к еде. — Мне вот интересно, почему же Люпус Люпин в вашей версии легенды хочет уничтожить мир. — Думаю, для начала стоить определиться, как нам его называть. Ваше официальное имя… слишком длинное. — Тогда, просто Люмин? Парень в непонимании нахмурил брови: — Ты думаешь он – девушка? Пусть и не особо запоминал легенды Дегранда, которые рассказывала ему Тара, парень отчетливо запомнил, что имя их бога – соединенные мужская и женская версии. Пожалуй, это можно было сравнить с именем Саша – оно подходило и для девочек, и для мальчиков, но отличить по нему пол носителя можно было, только если упомянуть его в полной официальной форме. В случае с богом – все так же, но в точности наоборот. — Ну, не совсем. Просто если у нас на вершине храма стоит женщина, то и бога принято в краткой версии называть с указанием женского рода. Сейчас в нашем храме нет человека, который был бы официально признан, поэтому я, как дочь своей матери. вполне себе могу стать отправной точкой. И раз уж так случилось, что я девушка, то и бог должен зваться соответствующе. Торак вспомнил, что у волков все было совсем наоборот. Вероятно, в клане Ширы наследование решалось без помощи жриц… — Согласно нашим традициям, Шира был немолодым мужчиной. — …Ладно, пусть будет мужской род. Торак кивнул и задумчиво сложил на груди руки: — Прежде, чем ступить на “путь зла”, Шира был соратником бога Истины – Соты. Можно было бы даже сказать, что он прямой выходец из его клана, пожалуй. Но его искусство было слишком слабо, поэтому однажды все дошло до того, что он был изгнан. Вскоре он стал лидером восстания. Когда он обрел свою силу, то ее ядро разделилось на две части – на ту, что отвечает за мощь, и ту, что отвечает за контроль. Мощь осталась при Шире, а контроль достался безымянному рабу. Если верить слухам среди жриц Хёки, тот раб даже мог быть маленькой девочкой. В любом случае, этот раб в скором времени стал Оками и объединил под своим началом весь волчий народ. А благодаря тому, что Шира и Оками разделяли общие интересы, первый уничтожил всю цивилизацию через влияние второго. Филин утверждала, что он не просто уничтожил весь народ и заставил людей о нас забыть, а буквально уничтожил весь тогда существующий мир, и перестроил его так, чтобы волки в нем не упоминались вообще. Скорее всего, Шира хотел стереть всех волков с лица земли, но сил хватило только на то, чтобы их все забыли. — Хо-о-о… Девушка отзеркалила жест Торака, также сложив руки, и несколько раз многозначительно кивнула: — Да, что-то похоже у нас тоже есть. Только без упоминания остальных богов, правда. — В прошлый раз ты говорила о истории Люпуса совсем немного. Надеюсь, ты нашла что-то еще. — Ага-ага! Хм… Ну, если принимать во внимание то, что все эти события существовали в одной реальности… То наша версия это, должно быть, то, как Шира и Оками заставили людей запомнить эту историю. Ну, раз уж в ней не упоминаются ни волки, ни другие боги вообще. История Люпуса начинается с того, вместе со своими соратниками он странствовал по миру в поиске способа искоренения жестокости мира, но тот был так жесток, что они не нашли решения лучше, чем объединить свои силы и создать новый мир. Его соратники пожертвовали собой, чтобы осуществить эту цель, а сам Люпус стал для новых обитателей земли богом. Перед смертью он наказал своим потомкам не забывать его волю. Тогда его тело похоронили глубоко земле, после чего появились Земные Артерии. И, собственно, все. — Как я понимаю, под жестокостью мира подразумевается то, как ужасно зверолюди тогда обращались с теми, чье искусство было слишком слабым, — задумчиво протянул Торак, — Но даже перестроив мир, он ведь не смог полностью избавиться от нас. Волки продолжили жить, хоть и скрываясь, и даже смогли оставить после себя смутные легенды о оборотнях, о́ни, вампирах и прочих существах. Зверолюди все еще в силах угрожать людям. — …Да, это неплохо звучит. — В любом случае, — продолжил Торак. — мы не можем исключать возможности, что Шира представляет опасность. В нынешней истории человечества случалось слишком много бед, за которыми может скрываться война со зверолюдьми. К тому же, жрицы до Филин брали на себя ответственность за убийство Ширы. Этим можно объяснить то, что мир все еще не выглядит согласно его идеалам. С этой точки зрения Филин героиня, что хотела спасти весь волчий народ от вымирания… Тара вздохнула в перерывах между перекусами то одним блюдом, то другим, а затем принялась за едва теплый кофе с термокружке: — Это-то да, но… Все равно я не думаю, что он такой плохой. Нам стоить хотя бы попытаться поговорить с ним, когда найдем… — Подумаем об этом, когда ты освоишь свое искусство. Ты еще не готова, – протянул юноша и сделал новый глоток своего напитка. — Значит, надо учиться быстрее! — Тара отодвинула в сторону всю свою еду. — Ты ведь даже практические занятия так и не провел. — Потому что еще не время. — Тц… — Сейчас наш единственный способ найти Ширу – надеяться на твои молитвы, но они не сработают, если ты не обучишься хорошенько. Забыла, что произошло в прошлый раз? — сказав это, Торак мимолетом взглянул на ее плечо, под слоями одежды на котором скрывалась рваная рана, словно кожу рассекли скальпелем. — …все уже почти зажило. И если ты проведешь практические, то мне будет намного проще. Я мечтаю о ушках и хвостике, как в аниме! — … Девушка говорила еще что-то похожее, но Торак уже не слышал – едва сдерживая дрожь в руках, он поставил стакан на стол и глубоко вздохнул, а затем размеренно протянул: — Сосредоточься. Это была команда, с которой начиналось их каждое занятие – Тара тут же довольно выпрямилась, закрыла глаза и приподняла голову, словно пыталась что-то унюхать. Торак же нахмурился еще сильнее и сложил перед собой руки: — Вспомни что-нибудь, что вызывает у тебя какие-либо эмоции. Подруга в детском саду украла игрушку, родители отругали за оценки, поранилась, опозорилась, или может быть победила в конкурсе или стала свидетелем, как твой самый ненавистный знакомый позорится сам – все, что угодно. Но самое главное – не дай мне понять, о чем ты думаешь. Он сказал это, и стал наблюдать. Было видно, как старательно девушка прокручивает самые разные разные мысли у себя в голове, при этом сохраняя такое безмятежное лицо, словно она была погружена в глубочайший сон. Однако, все это было без надобности. — Достаточно, — отрезал парень, и легонько хлопнул в ладоши, словно подводя итоги короткого теста. — А? А?! — Как я и сказал, ты еще не готова. — Но у меня было самое невозмутимое лицо на свете! Я идеально контролировала себя! — И дело вовсе не в лице, — в доказательство своих слов Торак указал на свой нос, — Запахи, я же говорил о них. Каждая эмоция имеет свой аромат, и раз уж обращаемся мы именно под стимуляцией эмоций, то и чувствительность тела к их запахам очень высокая. Ты можешь не замечать это сейчас, но это то, что заставит тебя провалиться, когда начнешь пробовать обращение. Ты попросту не сможешь контролировать все – слишком много переменных. Он убрал стакан в сторону, дав тем самым девушке время обдумать все, и продолжил снова: — В древности зверолюди почти всегда меняли облик лишь в одном случае – когда их жизни грозила опасность. Фильмы… помнишь те фильмы об оборотнях? Каждый раз, обращаясь, они воют и кричат. Мне не нравится то, как нас изображают там, но конкретно эта деталь невероятно точно передана. Момент обращения – это время, когда наружу выплескиваются все забытые звериные инстинкты, и если им поддаться, можно навредить не только себе, но и всем вокруг. То, что произошло с Филин, яркий тому пример. К тому же… сам процесс обращения очень тонкий и опасный. Нужно контролировать каждую мышцу своего тела, элементарно уже для того, чтобы не потерять равновесие при смене центра тяжести. Но что более важно – необходимо контролировать передвижение внутренних органов и то, в каком порядке проходит изменение костей. — …т-ты специально этого говоришь, чтобы у меня аппетит пропал?.. Сперва девушке хотелось пошутить, но едва она только представила себе подобную картину, как все желание пропало. Медленное изменение тела. То, как внутри перемещаются органы, ломаются и срастаются вновь кости. Она замечала что-то такое пару раз – слышала похустывание во время чужих обращений. До Тары даже дошли слухи, что из процесса обращения волки в гетто сделали своего рода пытку, где преступнику запрещено отворачиваться или закрывать глаза. Она понимала, что это мог быть не самый приятный процесс, но неужели настолько? До сих пор она неохотно думала об этом. — Но ведь у тебя все всегда проходит спокойно. Я даже заметить не успеваю, как ты себе то волчью голову отрастишь, то вовсе сбежишь куда-нибудь на лапах. Торак покачал головой: — Конечно, я ведь практикую искусство с раннего детства. У меня была необходимость отточить каждый аспект до совершенства, и если получилось, это не значит, что все легко и просто. Как раз наоборот, очень даже тяжело. Тара неровно вздохнула. — …в городе много зверолюдов-полукровок, не я один такой, – продолжал парень. — Они живут в гетто уже не одно поколение. Но сколько из них действительно что-то умеют? Сколько из вообще знают о том, кто они? Тара не ответила. — Меньше десяти. Один из них — внучка господина Хайна. Ее мать не унаследовала волчью кровь, но сама она – да, и это стало проклятием для нее. Если не ошибаюсь, сейчас ей около тридцати. Она одержима идеей пробудить свое искусство, поэтому продолжает пытаться вновь и вновь, но с каждым разом она лишь больше калечит свое тело. Тара. даже не ведая того, стала придерживать рукой раненое ранее плечо. Именно из-за слишком мощной молитвы, к которой она была не готова, она поранилась. До сих пор никто не понимал, почему сейчас артерии молчат и все попытки девушки тщетны, потому и было решено развить искусство. Но если оно так опасно… Учиться придется долго. — Хорошо, я поняла…, давай больше не будем об этом. На этом обычное их обучение продолжилось вновь. Когда же все закончилось и они разошлись, черный ворон мягко сел юноше на плечо. — Передай Медведице кое-что. По окончанию занятия Тара немало времени провела в раздумьях. Действительно ли ей было нужно искусство? Можно ли найти Ширу, не прибегая к её силам жрицы? Она неторопливо брела по тёмной улице, даже не поднимая глаз, и уходила в себя все глубже и глубже. Если на момент начала их "волчьих" занятий на улице уже вечерело, то сейчас солнце окончательно село. Пусть по часам было и не так уж и поздно, все вокруг выглядело так, будто была уже глубокая ночь. Только люди вокруг и обилие пёстрых вывесок оживляло улицы. Тара поежилась от холода и остановилась, стала вглядываться в толпу. Стала слушать. Нюхать. Их с Тораком уроки не прошли впустую, она действительно начала разбираться в том, как пахнет какая эмоция. Она ощущала гнев, радость, грусть. Чувствовала, когда яркая улыбка на лице прохожего была настоящей, когда – лишь маской. Это было… очень странное чувство. — Дорогая? Высокий голос вдруг вывел ее из транса. Когда открыла глаза. Тара обнаружила перед собою женщину, выглядящую точно также, как она. Единственная разница между ними – возраст. — Мама, — одними только губами сказала Тара, и стыдливо опустила глаза. Вместе придя домой, они первым делом стали разбирать пакеты с продуктами. Что-то убрать в холодильник, что-то расфасовать по ящикам… пополнить контейнеры с крупами и обновить старые тряпки для мытья посуды. Все это они делали молча. И даже когда принялись готовить ужин, никто не обмолвился и словом. И лишь когда на тихой кухне забурлила вода в кастрюле, женщина заговорила первой: — Как дела на учебе? Нож в руках Тары с глухим стуком ударился о доску и остановился: — Это единственное, что тебя интересует? — Как мне тогда иначе начать разговор? Она выглядела также равнодушно ко всему: выражение ее лица, в особенности темно-синих глаз, никогда не менялось. Хоть и понимала, что это могло быть последствием проклятия, лежащем на всей ее семье из-за церкви, Таре тяжело было это принять. Лишь совсем недавно она узнала правду о свой семье. Ей всегда казалось, что мать равнодушна к ней без причины: быть может, просто хотела мальчика, просто хотела ребенка по порядочнее, а родилась и выросла она. И хоть теперь она понимала, что всему была причина, что эта женщина посвятила всю свою жизнь семье, воспитывая даже не своего ребенка, Тара продолжала злиться. И даже эти свои чувства она скрывала. Она прекрасно понимала, почему никто ничего ей не рассказывал. Нередко, узнав о своем происхождении, приемные дети начинают искать своих родителей или каждый раз попрекать опекунов. Поэтому Таар всегда считала, что в таких семьях узнавать о своей происхождении дети должны не раньше совершеннолетия. Лишь тогда, как она думала, человек будет достаточно зрелым, чтобы все принять и понять. …но у нее была совсем иная ситуация. От нее скрывали не только умершую при родах мать. От нее скрывали саму суть ее происхождения, то, что она не человек. То, что с самого детства церковь охотилась на нее. Ей очень хотелось злиться на отца и мать, но не понять их она не могла. В конце концов… как еще они могли все ей рассказать? “Твоя мать мертва, а та, кого ты ею считала – твое тётя. К тому же, вся твоя семья по материнской линии – оборотни в человеческом обличии и ты унаследовала их кровь, а еще они хотят тебя убить. Тебе может понадобиться научиться контролировать свою силу, но мы не знаем никого, кто мог бы тебя научить, поэтому просто живи с этим”. Тара все понимала, но не могла не злиться, и от того… злилась еще сильнее. — Если хочешь выговориться, лучше сделай это, — вдруг сказала Нати, закинув продукты в кипящую воду и начав равномерно помешивать. — Ты уже давно не делала чего-то безрассудного. Сбежишь из дома? Побьешь кого-нибудь? — …нет, что ты, — тихо произнесла девушка, что далось ей на удивление легко, — я обещала папе не делать ничего такого в этом городе. — Неужели моя девочка повзрослела? Женщина тихо хихикнула, кажется, все также не меняясь в лице, но Тара никак не ответила и молча закинула нарезанную морковь на разогретую сковороду. Тогда Нати мечтательно взглянула куда-то наверх: — Больших проблем на учебе у тебя нет, значит дело в другом? Твое лицо выглядит хуже, чем мое. Поссорилась с семпаем? Как там его звали… — Торак. — А разве не Питер? — …да, это тоже его имя, по паспорту. — “Он был панком, а она любила балет”. Подумать только, что ты связалась с таким человеком… Каждый раз, когда гетто засвечивается хоть где-то, все только о нем и говорят. Он кажется очень опасным, неужели девочки твоего возраста все еще любят такое? — Он совсем не такой! — Ну да, все так говорят. Хотя, ты тоже не ангел. — Разве так мать должна говорить о своем ребенке? Тара сказала это, даже не задумываясь, но тут же пожалела. Ведь теперь было известно – у Нати не было своих детей. Но когда девушка украдкой повернулась, то обнаружила на лице женщины мягкую улыбку: — Для каждой матери ее ребенок самый лучший, — сказала Нати и подошла к Таре. А оказавшись достаточно близко, приложила ладонь ей на голову и легонько прикоснулась своим лбом к ее, — и я никогда не считала тебя плохим человеком. Ты не обязана любить балет, чтобы быть хорошей дочерью. Даже если однажды ко мне придут и скажут, что ты угрожала кому-то ножом, я встану перед тобой и буду защищать столько, сколько смогу. Хотя Льюис сделает это первее… А еще, твои навыки готовки оставляют желать лучшего. Морковь вот-вот сгорит. Лишь почуяв характерный запах Тара поняла, о чем шла речь, и принялась спасать несчастные овощи. Нати же, уже понимая, что все бесполезно, достала и принялась чистить новую партию. — Он сказал, что мне лучше не спешить с обращением. Что это может быть опасно. — Тогда, может, лучше прислушаться к нему? — … но чем быстрее я всему научусь, тем скорее мы сможем закончить всё это и вернуться домой. Я не хочу заставлять всех ждать еще больше. — Мы ждали два десятка лет, можем подождать ещё. Женщина вдруг отложила все в сторону: — Даже если ничего не получится – огромная удача уже то, что волки в принципе нашлись, что ты нашла себе друзей. Меня, как мать, это очень радует. Это были те слова поддержки, которые мечтал услышать, пожалуй, каждый ребёнок. На душе стало чуть легче – значит, ей не обязательно из кожи вон лезть, чтобы всё получилось. Никто не расстроится, если всё обернется провалом, никто не будет ее винить. Это то, во что хотелось верить всей душой. Но это также было тем, чего Тара не могла себе простить. Несмотря на то, что не давала никаких обещаний, Тара все равно чувствовала свою вину: за то, что ослушалась наставника, за то, что не прислушалась к матери. Едва только часы пробили классическое полночь, как девушка ушла из дома. Даже не пришлось будить Нати в попытке тихо одеться в гостинной – благодаря той малой части искусства, которой она обучалась, теперь Тара могла позволить себе чуть более легкую одежду даже зимой, хоть и ненадолго. Сбежав через окно ровно также, как делала это уже много раз, она легким шагом направилась к свое тайное место. В пути девушка проходила уже знакомые ей места – улица, на которой ее поймали люди Мадарагуми в один из первых дней в городе; дом, у которого ее чуть было не лишил жизни подосланный Нечестивым маньяк. Невольно ей думалось, что имей она тогда силу, то смогла бы дать отпор. Уже очень скоро она была на месте – Медный мост, куда по словам Остина она должна была прийти в день, когда в город вторглась Филин, но так и не сделала этого. Тара до сих пор не понимала, почему он сказал так. Все-таки, в резиденции Огами пользы от нее было намного больше. Конечно, она пострадала, в какой-то момент была на волосок от смерти… но все же. С чего бы этому мальчишке так о ней беспокоиться? — Скорей бы уже, — протянула Тара и, выпустив изо рта белый клубок пара и опустив глаза на колышущиеся речные волны, сложила руки на холодных перилах. Скорей бы всему научиться. Скорей бы закончить все это. Скорей бы привезти в Дегранд волков. Скорей бы вернуться домой… Благодаря этим мыслям она вспомнила, что так и не прочитала принесенное Лари письмо от Дезира. Удачным совпадением оказалось и то, что это письмо все еще было у нее при себе – так и лежало в полупустом рюкзаке, который она захватила с собой только ради чувства безопасности. “Принцесса, ты знаешь? С тех пор, как ты уехала, в городе…” — так начиналось это письмо. Оно было невероятно скучным. Хоть Дезир и был достаточно харизматичным мужчиной, чтобы в детстве Тара мечтала выйти за него замуж, он никогда не умел рассказывать истории, а потому даже письма, над которыми думал часами, редко получались интересными. Это было больше похоже на сводку новостей. В такой-то день случилось это, потом это, а еще вон тот общий знакомый сделал то. Это не имело ни смысла, ни общей мысли – видимо, так и выглядело профдеформация человека, который сутками напролет либо воюет, либо пишет отчеты. Был лишь посыл: “Без тебя мне здесь совсем скучно”. Напоследок в конце письма даже были строки о том, как он страдает от незнания, куда деть скопившиеся лишние деньги, которые обычно отдавал на ее карманные расходы. Нашел проблему. От всего этого Таре стало еще тоскливее, и одновременно с этим желание перебороть себя и рискнуть разгорелось пуще прежнего. “Я должна быть выше этого. Я должна стать лучше” — думала она, вглядываясь в бесспокойную водную гладь. Как бы не пыталась, эти мысли никак не покидали ее голову, — “Кто, если не я?”. Вокруг нее было слишком много людей, что превосходили ее во всем. Торак был намного лучше нее в учебе, несмотря на то, что был неимоверно занят в гетто. В искусстве он также считался чуть ли не гением в своем поколении. Медведица была девушкой с невероятно сильной воле. Будучи почти что ее ровестницей, она держала в своих руках всю военную мощь гетто в лице группы Мадара. Змея была слаба здоровьем, но нашла себе применение в шпионаже. Даже три щенка, воспитанные Медведицей, нашли свое место в Инугуми. Мать Тары была второй по статусу жрицей в церкви Люпус Люмин, и, покинув его, стала лучшей на свете домохозяйкой, пусть и страдающей от проклятия. Нет, даже вопреки проклятию. С виду бесчувственная женщина с никогда не меняющимся скучающим выражением лица, она была самой доброй и любящей матерью из всех. Отец был выходцем из бедной семьи, и благодаря упорному труду от построил грандиознейшую карьеру, не забыл при этом и о семье тоже. Ее дядя… военный министр. Все в ее окружении были потрясающими. Но сама она свой путь все никак не могла найти. Ей вспоминалась церковь. Та, в которую она часто ходила в детстве, которая до безумия ей нравилась, и в которой ее презирали за дурную кровь. Всего лишь какая-то девчонка, которой просто повезло получить разрешение на свободное посещение библиотеки. Она и не заметила, как из с силой сжатого кулака неторопливо потекла кровь – нежная кожа на ладони покрылась ранками в форме полумесяца. Но небольшое усилие – и кровь тут же остановилась, а алая поверхность ран затянулась бледно-розовой пленкой. — Уж хотя бы в этом, — подумала она, наблюдая, как ранки пропадают, — хотя бы чуть-чуть я должна преуспеть… В самом деле, старт Тары в учебе не спроста был так хорошо с самого начала. Когда получила травмы в Огамигуми, ее тело само собой начало восстанавливаться с скоростью, не свойственной человеку – это был процесс настолько обычный для зверолюдей, что они даже не уделяли ему и толики своего внимания, равно как и люди не замечали, как быстро на руках отрастали ногти. Тогда Торак сказал, что эта черта всегда была при ней и, должно быть, всегда просыпалась при получении сильных ран, и это также означало, что оно затихнет также быстро, как и возникло. Но Тара подхватила этот поток. Пока Торак учил ее теории, она мало помалу тренировалась контролировать то, что у нее уже было, чтобы не позволить этой толике проявившегося искусства погаснуть снова. Шаг за шагом, она училась чувствовать свое тело по новому. Хоть Торак и запретил, она в самом деле уже давно начала практиковаться. По маленьку, по чуть-чуть, она каждый день пробовала снова. Так, теперь она умела контролировать рост своих волос. За ними было следить легче всего, и нервных окончаний они не имели, поэтому это был лучший вариант. Когда в результате ее опытов волосы отрастали слишком сильно, ей было достаточно их подстричь. В этом был небольшой минус: челку она могла стричь и сама, а вот с остальным ей было справиться тяжело, отчего на одной только этой неделе ей пришлось посетить три парикмахерские; но он напрочь забывался на фоне одного большое плюса: похоже, что при отрастании волос обновлялся полностью, из-за чего накопленное на них в течении дня кожное сало пропадало, что в какой-то степени освобождало от мытья головы Это можно было назвать успехом. И чем дальше, тем более масштабно все будет! Тара была уверена в этом, а потому укрылась на своем обычном месте – недалеко от моста, прямо у места, где сточные воды выплескивались из труб с невероятной силой и стекали в реку. Все вокруг было укрыто холодным инеем, и потому люди не особенно горели желанием здесь ходить – Тара уже не раз убедилась в этом. Присев на самом краю асфальтового берега, она взглянула в воду. Совсем небольшие, но ее силуэт претерпел некоторые изменения за последнее время. Прежде идеально ровная и уложенная челка теперь была рваной и неряшливой, и, кажется, снова успела отрасти со времени последней стрижки. Видя это, девушка только тихо хихикнула и достала ножницы. — … — глядя на инструмент в руках, а затем на отражение, она вдруг замешкалась, — …нет, лучше сделать это чуть позже. Все равно сейчас снова могут отрасти, — тихонько пробормотала она, и отложила все в сторону. Сегодня ей хотелось попробовать что-нибудь еще. За волосами следующие на очереди - ногти. Сосредоточиться. Медленный вдох, медленный выдох. Ощутить движение каждой мышцы своего тела, каждое волокно. Почувствовать вибрации, исходящие от бьющегося сердца, услышать, как по венам течет кровь; как в желудке расщепляется недавно выбитая таблетка каких-то дешевых витаминов. И легкое покалывание на коже — знак того, что уже знакомый ей процесс запустился. Девушка распустила волосы и взяла в ладонь небольшую прядь, стала наблюдать – едва заметно, медленно и плавно сама структура волос начала меняться. Прямо на ее глазах волос с едва заметных секущимся концом вновь стал един. Края губ Тары тут же изогнулись в легкой улыбке. Она откинула все мешающие локоны назад и села поудобнее. По сути, для результата было достаточно лишь вообразить свое желание. Точно также, как лежа утром на кровати сонных школьник воображает, как он поднимается, садится на краю кровати, и затем, передвигая то одной ногой, то другой, неряшливо идет в ванную. Обращение для волков было столь же естественно, а значит, нужно было лишь понять его. …когти. Обычно они черные. На первый взгляд могут показаться тупыми и совсем не опасными, но если надавить на подушечку, но покажутся во всей своей красе. Даже у обычных волков они были страшны и опасны, а у зверолюдей и того хуже. Во время безумия Филин Тара видела — то, какие белые следы оставались на полу от лап Торака и Сокола, то, какие раны на толстой шкуре монстра оставляли их когти, что могли сравниться с медвежьими. Пока она остается в человеческом обличии, ее когти не должны быть слишком большими. Быть может, станут чуть длиннее обычных нарощенных ногтей, до странного изогнутыми и острыми. Возможно, пальцы тоже немного изменяться под стать им, но к этому Тара была готова. Когда она чуть изменила процесс, то сразу ощутила, как покалывание с кожи головы тут же переместилось не только на пальцы, но и на руки. Ощущение, похожее на онемение, быстро распространилось по ладоням, а затем поднялось к локтям, плечам, и даже ступни накрыло этой странной волной. Вдоль спины пробежал холодок. Это оно?.. Неужели это оно? Сжав губы от нетерпения, девушка еще больше сосредоточилась и продолжила процесс еще более усердно. Еще немного. Еще чуть-чуть, и она сможет доказать Тораку, что готова обучаться более серьезно. С тихим потрескиванием тонкие ногти обратились черными когтями в форме полумесяцев, а пальцы едва заметно искривились. Тара промычала что-то про себя, любуясь своим творением там, словно только что покинула маникюрный салон. Довольная, она решила, что на этом можно заканчивать. Но отчего-то… поток не прекратился. — А? Горячая волчья кровь продолжала течь по венам, а покалывание становилось все сильнее: тогда девушка заметила, что до сих пор оно продолжало распространяться по телу. Колени, плечи, кожа. Особенно едкий холодок прошелся вдоль позвоночника, а суставы закостенели. “Момент, когда кости готовятся к метаморфозам, — говорил ей Торак, — ощущается примерно также, как когда меняешь позу после долгого сидения на одном месте. Но есть принципиальная разница – когда встаешь, тебе очень хочется размять все суставы и лопнуть скопившийся в них воздух, но в момент обращения такого нельзя допускать. Вместо пузырьков воздуха могут лопнуть кости”. В тот момент что-то в теле девушки предательски щелкнуло.***
Джону вновь снился этот кошмар – чистая белая поляна, укрытая снегом как толстым одеялом, и лишь одно алое пятно посередине, растекающееся все больше и больше. Истекающее кровью существо, не похожее ни на человека, ни на волка, тонкими лапами держалось за темную дыру в груди, точно еще надеясь хоть немного остановить кровотечение, и тщетно глотало воздух. Словно тонуло, захлебывалось. Он же, не смевший и шелохнуться, сидел неподалеку и был в силах лишь наблюдать. Вот существо снова изменило облик – когти почти исчезли и появились очертания женской груди – и снова – теперь уже у ног виднелся рыже-желтый хвост. И так вновь и вновь. Было видно, больше боли существу причиняет сама смена обличий, чем изливающаяся алой жидкостью рана, но хрипя и давясь воздухом, как водой, оно продолжало изменяться снова и снова; по-своему то кричало, то скулило, то шипело, скребло когтями и пальцами мокрый снег, но… У него все еще были силы убить того, кто пустил в его грудь пулю. Хотя бы попытаться оно могло. Но вместо этого лишь съежилось будто бы от холода и стыда. «И почему я не застрелился в тот же день?» – подумал Джон, перебирая в голове воспоминания, и опустошил рюмку абсента. Проводить вечера вне семьи – уже как традиция. Пусть его жена – если ее вообще можно было так назвать – и отсутствовала уже несколько недель, семейные проблемы все еще не были решены. А появляться дома в нетрезвом виде и беспокоить тем самым сыновей Джону ужасно не хотелось. Лучше уж остановиться на этой последней рюмке и переждать в баре до утра. Он все чаще думал о разводе, но единственное, что его останавливало, это решение суда. Жена просто так развод ему не даст, поэтому разводиться всяко придется через суд. По его решению обеих сыновей под свою опеку заберет «мать»… Питера это никак н екоснется, но если заберут Остина, то хорошо ему явно не будет. Без надзора Джона эта женщина точно сведет беднягу в могилу. Да, оставалось лишь дождаться совершеннолетия парнишки. — Рассчитайте пожалуйста, — сказал мужчина, убрав стакан в сторону. Отсчитав нужную сумму, он выбрался на улицу. Нужно было возвращаться домой, но отчего-то у него не было никакого желания. Это был не тот дом, который он хотел бы видеть. Там не было любящей жены, которая бы встретила его с улыбкой на лице. Пока он неторопливо брел по улице, на глаза попался старый сквер. Было время, когда он часто сюда приходил. … его погибшая жена любила посещать такие места. Особенно ей нравился фонтан на пересечении дорог, за то, с каким чудным звуком из него лилась вода. Сам того не осознавая, Джон прошел вперед. Этот фонтан уже давно перестал работать, за деревьями вокруг никто не следил, и даже выложенные каменной плиткой тропы заросли травой. От всего того, что было здесь когда-то, теперь не осталось и следа. Время стёрло всё. Но оставаться здесь надолго мужчина не мог – пусть и теплые, воспоминания о тех временах причиняли слишком много боли. Пройдя сквозь сквер, он вышел к набережной. Но и там не нашел покоя. — Какой ужас здесь произошел?.. — Какой кошмар. — Неужели кто-то утонул?.. — В такой холодной воде… думаю, здесь уже без шансов. Толпа зевак собралась у лестницы, что вела прямо к воде, и отделяла и от нее лишь желтая лента, за которой один за другим мельтешили люди в форме. Борясь с головной болью от избытка алкоголя в крови, Джон тихо выругался про себя. Ужасно хотелось пройти мимо. Но когда он очнулся, что в одной руке уже было его удостоверение, а в другой – перечень всех улик. А прямо перед ним – побережье, холодный асфальт у которого был залит кровью. — Паспорт, пустой бумажник с несколькими скидочными картами, парикмахерские ножницы, пара черных летних кед тридцать шестого размера, толстовка синяя сорок четвертого размера… мелкие брелоки, несколько наборов ключей… Джон читал список, что видел перед собой, и перед глазами темнело. — …несколько прядей черных волос, шестнадцать зубов, три из них с пломбами, один протезированный… Перед ним было очевидное место преступления. Лишь благодаря прошлому с хорошей историей Джона допустили сюда, пусть и в таком виде – всем его коллегам было известно, что несмотря на вечно помятый вид и пристрастие к алкоголю работником он был хорошим, а потому без проблем поделились всеми данными, то уже обнаружили. — Что думаете об этом? — спросил его один из самых молодых следователей, что здесь собрались. Джон осмотрел все еще раз: — Похоже на убийство. Если жертва и жива, то вряд ли надолго. А если скинули тело в реку, то и того хуже. — Свидетель! Нашли еще свидетеля! — закричали сверху, и часть полицейских помчались на набережную. Там, укрытого тонким оранжевым пледом, несколько мужчин отводили к своей машине какого-то парнишку. Джон не стал вмешиваться – если этот ребенок был свидетелем убийства, то лишнее внимание незнакомцев ему лишь навредит. Когда он подумал об этом, то заметил, что не один он думал также – множество мужчин вокруг продолжили заниматься своими делами, словно ничего не произошло. Но отчего-то… отчего-го атмосфера сегодня была совсем не такая, как обычно. — Любовский, в чем дело? Юноша, что был рядом с ним замялся, и рефлекторно взглянул в сторону. Там, куда смотрели его глаза, был лишь один человек. “Льюис Анен? Что он там делает?” — …дело в том. что паспорт, который мы нашли, принадлежит его дочери. Когда проведем экспертизу, все станет более ясным, но, думаю, все уже и так понятно. Его даже на берег не пустили… Обращенная к затухающему закату, одинокая мужская фигура стояла у холодного бордюра. Это уже не был тот же гордый человек, которого знал Джон. Теперь он видел в нем себя самого. Но что-то… что-то отличалось. Тем временем юноша в оранжевом пледе разливался в эмоциях все ярче и ярче, пока наконец до ушей Джона не дошли крики: — …чудовище, это было чудовище! Все вокруг пришло в движение. Зеваки вокруг стали судачить об заражении от укуса. Тогда мужчина вспомнил вечер в Хайнагуми, ту девочку, что вывел с банкета. Юная зверолюдка из другого города. А следом ему вспомнились и кошмары, что преследовали его уже много лет. — …ер? Вы в порядке, мистер? Джон чувствовал, как слабеют и дрожат его колени. Он смотрел на Льюиса перед ним. Его дочь в опасности. Клочья одежды вокруг, литры крови на асфальте, выпавшие зубы и волосы – это было достаточно, чтобы понять, что волчье обращение пошло не так, как должно было, ведь прежде такого не происходило. Если бы такое было каждый раз с Нечестивым, его бы уже давно нашли по этим следам. Эта девочка сейчас одна, страдает от боли и напугана, но что делает ее отец? Почему он, черт возьми, просто стоит здесь и наблюдает за небом? …так думал Джон, но он хорошо все понимал. На его месте… он бы не смог поступить иначе. Сейчас, когда всем вокруг раскрылось, что девочка пострадала от обращения в зверя, за Льюисом будет установлено особое наблюдение на случай, если он также к этому причастен. Ровно также, как при нападении охотника дикие звери бегут в противоположную от их логова в сторону, чтобы защитить свою семью. Ровно также Льюис теперь должен был оградиться от дочери. Но Джон не мог позволить себе наблюдать за этим. — ..ах, как же гудит… — вдруг простонал мужчина и схватился за голову, и все его тело пошатнулось в одном едином пьяном порыве, — …кажется, утром мне снова устроят взбучку… Юный товарищ рядом тут же его подхватил: — Вам стоит лучше беречь свое здоровье. Может, Вас подвезти? В этом момент Джон испытывал крайне противоречивые чувства. Было здорово, что Любовский так охотно поверил в его игру в вусмерть пьяного старикашку, а с другой стороны стало даже как-то обидно – этот мальчишка даже бровью не повел! Неужели он действительно настолько много пьет, что все так сильно к этому привыкли? Он и без того воздерживался от алкоголя уже долгое время, и лишь сегодня позволил себе немного. Впрочем, разбираться с этим он решил позже. Сейчас важнее было другое. Притвориться, что он слишком пьян, чтобы и дальше находиться здесь, но недостаточно, чтобы его решили сопроводить. Укрыться в переулке, убедиться, что за ним не следят. Отправиться на поиски. “Черт, с чего вообще начать…” — думал он, глядя на собственные руки. В силах ли он вообще помочь зверолюду, которого даже не знает, где искать? — “Думай, старик. Куда побежит травмированное дитя… Куда она могла направиться?”. Тысячи мыслей переполняли его голову все больше и больше, пока она не начала болеть взаправду. Он действительно не знал, как может помочь. — Ка-ар! Ка-ар! Широко расправив свои крылья, вороны кричали в небесах, словно звали его за собой. Тем временем Медведица мчалась по крышам, надеясь, что не опоздает. Несколько часов назад ей было велено следить за Тарой, и она оплошала. По обычному расписанию в это время девушка уже засыпает дома под мелодрамы на ТВ, поэтому волчица решила. что после ее прихода домой нет смысла продолжать наблюдение, и оставила следить воронов. Но вскоре после ухода они же ей и доложили – девушка внезапно ушла. Она бежала так быстро, как только могла, надеялась, что Тара просто решила прогуляться перед сном, но в итоге нашла лишь кровь. Окровавленная набережная, полная крови и улик. Зубы, волосы, одежда. Даже паспорт и мобильный. Кто, черт побери, носит с собой паспорт на легкие прогулки? Медведица ужасно злилась в тот момент. Даже свидетель был. — Я шел по ул-лице и услышал крики… подумал, что что-то случилось, ну и спустился… а т-там!... чудовище, это было чудовище!.. Полицейские слушали мальчишку, не веря собственным ушам. В городе не было еще ни одного случая, чтобы появлялся новый монстр, Нечестивый был единственным на их памяти. Пусть все и верили в заражение посредством укуса, было также много тех, кто относился к этому со скептицизмом, особенно в последнее время. Тогда все начали обсуждать это. Люди стали искать и нашли: следы когтей на асфальте, более короткие клочки волос, которые в самом деле оказались шерстью. Медведица смотрела на все это дрожала от бессилия: она уже ничего не могла сделать. Сейчас жизнь этой девочки рушится, и она не в силах помешать людям все узнать. Но не было времени горевать об этом. Пока еще не поздно, нужно было найти саму Тару. — Вы же знаете, куда она направилась? — обратилась она к воронам. — Ведите. Истекающее кровью существо, не похожее ни на человека, ни на волка. Это увидел Джон, когда, наконец, нашел девочку по подсказкам воронов. На мгновение мужчина даже усомнился, не зверь ли перед ним. Нет, девушка. Это точно была девушка. Будучи в силах лишь корчиться и кричать от боли, волной жуткого треска проходящей по телу, она могла лишь попытаться заглушить собственные крики. Она лежала в темной подворотне за старым магазином в окружении рваных коробок и мусора, и не могла ничего поделать. Поневоле Джон вспомнил байки о том, что часть жертв Нечестивого не удалось найти из-за того, что все они были сьедены. На миг он невольно задался вопросом, не лучше ли была бы такая участь, чем то, что оказалось на самом деле? А в тени, в самом углу, небольшое существо. С трансформацией у волков далеко не всегда всё хорошо. Джон догадывался об этом, а потому примчался к бедняге как быстро, как только мог. Как можно осторожнее он положил голову всё ещё имеющей человеческие черты волчицы себе на колени — Т-сс, тише, тише, всё хорошо, — зашептал он, не в силах говорить громче. Паника медлено охватывала его. Это очень больно. Он уже давно знал это. Видел. Это снилось ему в кошмарах каждую ночь. Он надеялся больше никогда с этим не встречаться. Но то ли из-за чувства вины, то ли из-за стыда он остался здесь в надежде хоть как-то помочь. Не знал, как, но не был намерен просто уйти или стоять в стороне. Хрупкое тело в его руках не прекращало дрожать — было слишком темно, чтобы лучше что-либо рассмотреть, но подушечками пальцев он чувствовал, как из раза в раз нежная кожа то покрывается колючим мехом, то вновь оголяется. Часть длинных волос опала, будто отстриженная, и приглушенно уже слышался тихий плеск. Хотелось верить, что это протекала старая труба, а не сочилась кровь из рваных ран. — Нужно довести это до конца, не останавливайся, — уже чуть громче сказал Джон. Существо не ответило — вместо этого тихо проскулило сквозь сжатые зубы и скорчилось еще сильнее. Тогда мужчина стал гладить мех, даже не зная толком, плечо это, спина или шея. Что-то пару раз коротко треснуло — каждый этот звук сопровождался новой волной криков и не то плача, не то скулежа. Воздух пропитался запахом мокрой шерсти, пыли и железа, но вскоре Джон заметил, что тельце чуть окрепло. Наконец, постепенно дрожь начала проходить, оставляя после себя лишь слабые вибрации, словно как когда ребенок после долгого плача продолжает судорожно дышать. Крики утихли и сменились будто бы испуганным хныканьем, и тело обмякло у мужчины на руках. Лишь нащупав сквозь мех ровный пульс, Джон позволил себе облегченно выдохнуть тяжелый, скопившийся в легких воздух. Так, устало подняв голову вверх, будто бы смотрел куда-то в небо, он просидел несколько минут. Тело в его руках почти не шевелилось. Чувствовалось лишь медленное дыхание, сопровождающееся тихим сопением, что расходилось по пустому дому убаюкивающим эхом. Снова вздохнув и поглядев пару секунд на вышедший изо рта клубочек теплого пара, Джон опустил глаза… Волчица. Черная волчица едва больше собаки, с плотным мягким мехом и еще более мягким, пушистым и теплым подшерстком. Мужчина достал из кармана мобильник, включил и стал светить вокруг неярко светящим экраном, служащим теперь вместо фонарика: ран не было, но точно в доказательство обратного на руках у него остались алые пятна и прилипшие черные волоски. Ран нет, волчица цела и теперь спокойно спит, и то хорошо — подумав об этом, Джон, наконец, позволил себе расслабиться. Упав спиной на стену позади, он положил волчицу себе на грудь, укрыл своим пальто и крепко обнял. Точно родитель, что защищал от всего мира хрупкого младенца. Он вновь вспоминал тот вечер, когда вывел ее с банкета. Он снова и снова думал об этом. Сколько еще волков есть на этом свете? Сколько еще волков так, как его жена, нашли себе пару в виде человека? Сколько еще в этом мире таких же глупцов, как и он? Было чертовски больно наблюдать за счастливой семьей Анен. Как отец каждый день старается как можно скорее закончить сверхурочную работу, как его безэмоциональная – должно быть, волчица – жена приносит ему обед. Как он звонит дочке в перерывах просто чтобы узнать, как проходит ее день. Он завидовал. Чертовски завидовал. Ведь это было именно то, чего он сам лишился. Жена погибла, а ребенок пропал без вести. Если бы не его собственные глупость и неосторожность, у него сейчас была бы такая же семья. Думая об этом, он не мог перестать сжимать волчицу в своих объятиях и не представлять на ее месте другого человека, другого волка. “...должно быть, ему бы было сейчас столько же, сколько Питеру. Какой бы он был? Какого цвета был бы его мех?...” Волчица в его руках медленно обмякла еще сильнее и сменила обличье. став все той же маленькой девчушкой – теперь ему ничего не стоило полностью укрыть ее плащом, как спрятанного за пазухой котенка. Он слабо улыбнулся и погладил тихо сопящую беднягу по голове. Но долго так продолжаться не могло. Полиция бродила в округе в поиске зверя и не успокоиться, пока не обчистит весь район. Хорошо, что сейчас девочка вернулась в человеческую форму, но это уже почти никак ее не спасала. Забытые на набережной вещи были надежными уликами против нее же самой. Этой девочке… больше не было места в городе. И Джон понятия не имел, как он мог помочь ей, куда отвести. Смогут ли ее принять в его доме? Не растрезвонит ли Остин всем в округе о том, что у него появилась “старшая сестра”? Питер, что уже мало помалу начинал карьеру в юриспруденции… станет ли он молчать о том, что в их доме скрывается преступница?.. Джон не мог сказать наверняка. Но тогда спасение пришло также внезапно, как все это и началось. Вороны возникли в небе, а следом за ними и волк. Нет, волчица. И как на зло, именно та, которую он меньше всего хотел бы встретить в обычный день. Черный зверь с ярко-алыми глазами, подобными драгоценному камню. Ее мех блестел как шелк, а крепкие перекатывающиеся от каждого движение мышцы проглядывали даже сквозь густой мех. Пусть даже она не была мужчиной – или, быть может, “самцом” – она была грозным противником. Даже в человеческом обличии ее алые глаза внушали неистовый ужас, чего уж говорить о звериной форме, когда белоснежные клыки так и выглядывали из пасти. Ей ничего не стоило перекусить его шею подобно тому, как секатор срезает неугодные ветви. Даже одной ее лапы было достаточно, чтобы расправиться с ним. Но сейчас было иначе. Она стояла в стороне, тихо наблюдая за тем, что видела, ровно также как и Джон следит за ней. Мужчина не мог не заметить беспокойство в этих рубиновых глазах. Похоже, что сегодня у них была одна цель. — П-прошу вас… Джон был уверен, что его голос будет звучать четко и строго, но сильно переоценил свои силы, совершенно забыв, как сильно дрожал: не от ужаса перед волков, а в страхе за жизнь бедняги в его руках. Сирены вновь проревели, и на сей раз ни звучали много громче. Джон приподнял край своего пальто, показывая лицо девушки, что по прежнему тихо спала на его груди: — Прошу вас, защитите ее. Если они ее найдут, даже ее отец не сможет ничего сделать. Это дитя… в городе ей не будет покоя. Мужчина стыдливо опустил глаза. Похоже, что все волки в округе знали, какой он грешник – столько презрения в глазах одной только этой волчицы он не видел еще ни у кого. Казалось, она настолько брезгует конкретно им, что даже убивать бы лично не стала. Но вдруг его накрыла тень – что-то перекрыло собой те единственные лучики лунного света, что проникали сюда – а на открытые части тела девочки упал черный пиджак. Роскошная красноглазая брюнетка. Она без раздумий взяла с его рук младшую дочь Анен. Вороны вокруг радостно захлопали крыльями и полетели разносить свежие вести. Стуча небольшими каблуками, брюнетка тут же пошла прочь. — Никто не должен знать о том, что здесь было. Не попадайтесь мне больше на глаза.