***
Послышалось, как вдали прогремели несколько выстрелов – массивные снаряды приземлились совсем близко, от чего все вокруг задрожало, как от землетрясения. Стены вибрировали, как натянутые струны, а с потолка и полок уже посыпались всевозможные пыль и остатки краски. Глубокое подземелье под резиденцией Огамигуми – это место ничуть не изменилось с тех пор, как Тара была здесь в последний раз. Разрушенный пол, обломки вместо некоторых стен, даже столы, на которых когда-то покоились звериные скелеты, были на месте. — Не отвлекайся. — строго произнес Остин, и прошел в центр зала. Легче сказать, чем сделать — едва только оказавшись на пороге зала, где когда-то проходила схватка с Филин, Тара уже не могла ступить дальше и шага. Пусть здесь было совершенно пусто, звериное чутье кричало об опасности ровно также, как и в тот день. Только с одной небольшой деталью – в тот день она почти не ощущала страха перед стоящим напротив чудовищем. Было то влияние Хёки или ее собственное безрассудство – она не знала. Ей стоило больших усилий сделать шаг вперед. Раньше этот зал казался Таре до ужаса тесным, но теперь, когда здесь не было туши огромного змееподобного чудища, он оказался до неприличия огромным. Это было похоже на то чувство, как когда в младшей школе на небольших классных мероприятиях они с одноклассниками выносили все парты и с удивлениям узнавали, что их класс не такой уж и тесный. То же самое. но… во много раз более глубокое и пугающее ощущение. — Мне казалось, что здесь должен быть тот волк, — девушка окинула взглядом весь зал, но кроме множества столов, на которых когда-то стояли “экспонаты”, больше ничего не обнаружила. — Ту тушу перенесли в другое место после того, как я сюда вломился недавно, — сказав это, мальчишка оставив плащ в стороне и стал что-то искать. Его взгляд привлекли разбитые каменные плиты пола, которые он тут же стал разбирать, — Помоги-ка здесь. — Я не бесплатная рабочая сила! — Ты сама согласилась идти со мной, так помогай. — А не ты ли говорил, что объяснения не займут много времени? Я все еще жду. Мальчик не ответил, и, вздохнув, Тара все же присоединилась. Плиты оказались до ужаса тяжелыми. Все это казалось бесполезным – разве в подземелье может быть еще одно подземелье? — …как батарейка, — вскоре послышался тихий голос. — Что? — Земные артерии — почва, а мы – как батарейки. Такие внезапные речи заставили девушку отвлечься: — Это все интересно, но… — …что будет, если закопать батарейку? Впервые за долгое время на лице парнишки появились какие-то эмоции, помимо скуки и гордыни. Теперь он… был непривычно раздражен и зол. — …обычно это не заканчивается ничем хорошим. Вроде бы, сначала загрязняется почва, а потом грунтовые воды и все такое. Остин кивнул: — А что, если закопать сразу огромную батарею? На уже и так загрязненном поле, где все живое на последнем издыхании. Его метафоры и сравнения были… довольно необычны, но предельно понятны. Эти слова заставляли взглянуть на ситуацию иначе – Тара и подумать не могла об артериях в подобном ключе. Но раз так говорит Сота, и говорит подобным образом, то что-то сейчас определенно шло не так. Гетто разделили тело Филин и оставили гнить в разных частях города, показывая тем самым свое отвращение к ней даже посмертно, но неужели подобное осквернение было излишним? Остин продолжил: — Традиция пожирать тела умерших зародилась у волков неспроста – нам просто нельзя допускать, чтобы Искусство вернулось в землю. В небольших количествах это допустимо, Артерии смогут справиться с такой нагрузкой и очистить землю, но не в том случае, если умерший – кто-то посильнее обычного волка. Об этом и идет речь, когда говорят, что останки неупокоенного бога оскверняют все вокруг. Мальчик убрал одну из последних плит и приложил ладонь к холодному голому полу: — Сота, приложивший лапу к основанию города сотни лет назад – Оромори. Его кости стали частью фундамента стены. Госпожа Тори – ее тело так и лежит на Вороньем мысе. Уже только эти двое нарушили и без того хрупкий баланс, а теперь еще и Филин, которая поглотила почти всю скверну погибшего Хёки. По сути, вблизи Орсейла распространяют порчу уже три погибших бога, — лицо юноши вдруг погрустнело. Словно почувствовав что-то, он медленно убрал ладонь и взглянул на нее так, словно надежда на что-то утекалаа прямо сквозь пальцы. — Неизвестно, сколько еще подобных случаев по всему Орсейлу. Артерии уже перестали справляться, а значит, волков сейчас погибает и отдается земле немало. Мы… пытались как-то исправить это, высвобождая волю умерших, но это не дало нужных результатов. Тела животных погибали до того, как подселение “души” завершалось. — Так вот, откуда были те скелеты… Тара знала о том происшествии немного. Прежде ей говорили, что минерализация несчастных животных была способом демона создать для себя тело, но слова Остина прямо противоречили этому. Вопросов возникало только больше. — Вы воскрешали мертвых. — Ну, в какой-то степени… наверное да, это так. Но самом деле для начала мы пытались сделать это только с “ее” душой, чтобы лично все проверить и уже потом пустить “массовое производство”, но все прошло успешно только с тем псом, и то, с большим трудом. Даже его поддерживать слишком тяжело, что уж говорить о целой толпе, поэтому пришлось отказаться от этой идеи. Поэтому… я думал, что все станет лучше, если просто не дать Филин пропитать собою землю, но этого тоже оказалось недостаточно. Я слишком поздно понял, что загрязнение началось уже давно. Тара прикусила губу едва не до крови от досады. Все то время, что она провела в гетто, этот парнишка пытался предотвратить катастрофу почти мирового масштаба в тайне ото всех, пока все они строили свои неверные догадки. Даже сердце защемило от укола совести. Но все, о чем говорит Остин… невероятно точно перекликалось с содержанием сна, который она видела не так давно. Понимание этого заставило девушку впиться пальцами в книгу еще сильнее. — Случится настоящее бедствие, если не найти способ как-то ослабить воздействие на Артерии, ты и сама должна понимать. Поэтому нужно попробовать вот это, — произнеся такие слова, мальчик поднялся и протянул вперед ладонь. Как по волшебству, в темноте тут же возникли тонкие золотистые нити. Переплетаясь и кружась в воздухе, они сначала очертили круг, затем второй поменьше, затем еще один… Одна за другой, нити стали вырисовывать множество причудливых фигур, пока, наконец, не создали огромную картину. В воздухе расстелилось огромнейшее полотно с сияющим магическим кругом. Тара видела такое лишь пару раз. Подобные изображения были вычерчены на стенах молельных залов в церкви Дегранда. — Узнаешь? — спросил Остин, и впервые за весь разговор усмехнулся. Девушка осторожно протянула ладонь и коснулась пальцем одной из нитей – они парили в воздухе, словно совсем ничего не весили, но в то же время были натянуты как струны. Одно неосторожное касание могло стать причиной пореза, но когда это сделала Тара, ниточка лишь слегка отклонилась как будто под дуновением ветерка, и тут же вернулась на свою изначальную позицию. Девушка была так поражена, что первое время даже говорить ничего не могла. — В древности церковь моего родного города использовала такие… рисунки, вместо письменных молитв. Первые жрецы считали, что надежнее хранить записи так, нежели без конца и края переводить их на множество языков. Говорят даже, что все существующие молитвы это вырезанные части из одного большого “магического” круга. Я знаю этот фрагмент, это… Это обычно зачитывали во время благословения, но вот остальное… Перед глазами было множество непонятных символов — нити парили, изображая буквы, и прежде, чем составляли до конца одно изображение, они тут же начинали собирать другое, словно дразнились. Но Тара видела их. Все неизвестные слова, мелькающие перед глазами, все символы – все это было до ужаса знакомым. Но в то же время ее не покидало странное чувство тревоги. Когда молилась в темной комнате резиденции Хайна, круг, который она рисовала, был почти точно таким же. Ей все время казалось, что для идеала чего-то не хватает, и все это теперь было воплощено в воздухе прямо перед ней. Величайшее знание. — Сможешь это прочитать? — Я… я могу, наверное… но… — едва выговаривая слова, она взглянула на паренька. На языке так и вернется вопрос “откуда ты знаешь такое”, но для Соты это наверняка обычное дело. Собравшись, она продолжила. — Сначала я хочу знать, что даст эта молитва. Мальчик оттянул край губы в полуулыбке и совершил несколько незамысловатых жестов, которые тут же привели рисунок в движение. Узоры разделились на несколько частей: большой круг завис прямо над полом в центре зала, еще несколько похожих расположись прямо вокруг них одной большой светящийся стеной. А причудливые буквы и символы собрались в одно единую ленту, похожую на бегущую строку в передаче новостей. — Это “заклинание” подобно тому, которое используют для призыва божества. Ты уже призывала своего бога? Тара замялась: — Мы поставили себе цель найти Ширу, поэтому как-то раз пыталась попасть на “ту сторону”, чтобы увидеть его, но у меня ничего не получилось. Услышав имя Ширы, паренек сделал взгляд, природу которого девушка не смогла понять. Тоска? Скука? Стыд за чужие действия? Но он быстро избавился от этого выражения и негромко спросил: — Что ты там видела? — Ничего. Просто… море, по которому можно ходить. Но больше ничего. Остин вздохнул: — В этом деле очень важна правильная формулировка. Артерии показывают тебе только то, что ты сама хочешь видеть, поэтому важно понимать, что тебе нужно. Как уже сказал, это – молитва призыва. Чтобы облегчить ношу Артерий, нам нужно избавиться от лишней энергии, а значит нужно найти, куда ее потратить. Как я понимаю, лишь одна твоя молитва была полностью успешна – здесь, во время битвы с Филин, ты смогла призвать на помощь абсолютно всех марионеток, которых мы с “ней” создали. Поэтому рискну предположить, что твои молитвы куда более стабильны, чем “ее”. Говоря это, Остин создал еще несколько кругов поменьше, уже вокруг себя, и как только этот процесс завершился, воздух по всему залу пришел в движение. — Сейчас мы с тобой освободим излишки скверны, поэтому придется как следует постараться над ее контролем. Если все получится, нам удастся материализовать тело для них и просто создать парочку марионеток, если нет – мертвые могут начать вселяться в живых. В любом случае я надеюсь, что и “она” нам тоже поможет. — Ты постоянно говоришь о ком-то, но кто она? Тару одолевало любопытство и она ничего с собой не могла поделать. Пусть, все же, уже были догадки, она хотела услышать точный ответ. Сота улыбнулся: — Ее первосвященство Рана Люмин, конечно же! Торак утверждал, что ее бога следует называет мужским именем Люмин, Тара же была уверена, что следует использовать женскую версию Люмин. В конце концов в дальнейшем они либо продолжали использовать полную версию, либо звали бога мужским именем, от чего было совсем малость, но обидно. Но теперь сам Сота подтвердил – это была Люмин. — Можешь рассчитывать на меня, — сказав это, Тара отбросила все сомнения и приготовилась читать молитву. Ритуал начался.***
Западный район был зачищен на удивление быстро. Волки сильно переоценили военную силу Орсейла. Их солдаты были слишком не подготовлены к схватке один на один с волками – видимо, здесь сильно сказалось то, как внезапно было произошла мобилизация армии. Они бросили все свои силы лишь на запугивание гетто в надежде, что они одумаются и сдадутся, но к реальной битве были совершенно не готовы. Почти все солдаты были устранены аурой – заснули крепко и надолго. Во многом именно благодаря этому удалось избежать масштабного кровопролития. Волки столкнулись лишь с одной проблемой – технику, управляемую дистанционно, не остановить и не испугать аурой, а потому действовать нужно было решительно. Тяжелые машины не прекращали целиться в воздух, но реагировали на волков, точно живые. Это было весьма умно, оставить на поле боевую технику, не требующую присутствие человека – операторы наверняка сидели где-нибудь на другом конце города в полной безопасности. Но в конце концов и от них волки избавились, сперва оборвав всю связь, а затем и сломав саму технику. А сразу после – устремились на подмогу остальным отрядам. Так, в первый же час западный район был зачищен силами лишь трех волков. Согласно плану, теперь часть людей с территории Медного моста перейдут на подмогу Восточному, и их место займут волки. Тогда они смогут вступить в ближний бой, а люди гетто обеспечат поддержкой на расстоянии – это позволит избежать ущерба от ауры. По прибытию волки остановились на крыше одного из зданий – глава Мадарагуми тут же стал докладывать обо всем, что здесь происходило. Судя по всему, никаких проблем с обороной у них не было: напор солдат Орсейла был не таким сильным, как они ожидали, и удержать гетто в сохранности будет намного легче. Это, несомненно, было хорошие новости. Даже раненых было не так много, не говоря уже о погибших. Но что-то здесь было не так. Торака охватила непонятная тревога, заполнившая его грудь с самого начала операции. Все время казалось, что они что-то упустили. Все шло слишком легко. Это ловушка? Или гетто забыли о какой-то важной детали? Он никак не мог докопаться до сути, но тем дальше все шло, тем сильнее было это чувство беспокойства. Пока Медведица обсуждала дальнейшие планы с главой группы Мадара, Торак стал обыскивать крышу. Взгляд белых, точно звездочки, глаз судорожно перекидывался с одного предмета на другой в поиске хоть какой-то зацепки. Алое закатное небо. Вышки связи вдали. Небоскребы в центре города. Передатчики гетто. В конце концов его внимание привлек неприметный металлический ящик неподалеку. В голове тут же всплыл образ карты города, на которой красными точками отмечены места, куда были вывезены останки Филин. Одно из тех мест было здесь. Под недоумевающие вопросы Медведицы, Торак ринулся проверять коробку, которая, как оказалось, была закрыта весьма прочным замком. — Не похоже, чтобы его взламывали… — задумчиво протянул Торак, уже в форме человека рассматривая замок. — Решил еще больше осквернить память усопших? Неплохая идея, но слегка не вовремя, нам нужно ид… Парень проигнорировал все слова девушки и замахнулся возникшим в руке копьем. С громким лязгом металл надломился, и замок был сломлен. Но под крышкой коробки оказалось пусто. Медведица, уже хотевшая начать ругаться, поперхнулась, но сдержалась, сохраняя тишину, как будто бы это могло помочь понять ситуацию. Здесь определенно должен был лежать огромный череп, или хотя бы его часть, но, даже проверив все несколько раз, Торак так ничего внутри и не обнаружил. Ни костей, ни каких-либо следов разложение плоти. — Не к добру это… — прошипел парень сквозь зубы, не в силах даже понять, когда именно останки могли исчезнуть. Медведица задумчиво сощурилась и вздула ноздри, впитывая запах: — Следов взлома правда нет, но других запахов – тоже. Это случилось уже давно. Ключ был только у господина Мадара, поэтому это либо он, либо особенно одаренный воришка. Медведица сказала это, но было отчетливо слышно, что в первую версию она не верила. Впрочем, это было очевидно – господин Мадара, лидер одноименной группировки, был прямо позади них, и если бы он был как-то причастен к этому, то уже давно выдал бы себя. — Одаренный воришка… Не Сота ли? — усмехнулся Торак, но уже и сам не понимал, всерьез это было сказано или нет. Но вскоре было уже не до смеха. Воздух вокруг стал непривычно тяжелым и густым, а каждая его частичка отдавала знакомым ароматом диких ягод и мха, навевающими воспоминания. Этим мхом в его далеком детстве госпожа Тори укрывала холодную землю, как одеялом – он все еще помнил, каким теплым он был зимой и какой прохладой отдавал летом. Но того мха уже давно не росло в той долине. Сейчас единственное место, где его можно было найти – опушка глубоко в горах, там, где жили жрицы Хёки. Торак скомандовал всем находящимся неподалеку солдатам быть наготове, а сам тут же обнажил копье Хёки, прежде покоящееся у его уха в виде неприметной сережки. Он чуял чужое присутствие, но не был до конца уверен. — Сколько? — негромко произнес он, вглядываясь в темноту со сторону леса. Медведица немного прошла вперед и сощурилась, оскалила зубы: — Не меньше сотни. Много последователей жрицы Хёки. В темноте начали различаться фигуры — толпа волков мчалась по пустой магистрали прямо в его сторону. Из них всех особо выделялся лишь один, тот, что был впереди – за его спиной по воздуху следовал мерцающий серебристый меч. Увидев его, Торак позволил себе немного расслабиться и спокойно вздохнуть, но приказа не отозвал. Колонна лесных волков подошла совсем близко – несколько обнаружились и на крышах, решив, что так будет легче уследить за обстановкой. Но все они остановились, когда до здания, на котором остановились Торак и Медведица, оставалось чуть больше пятиста метров. Словно две армии, волки и люди столкнулись лицом к лицу. Сокол, возглавляющий колонну, жестом велел своим волкам оставаться на местах, и прошел немного вперед, оглядываясь по сторонам. Даже издалека было видно, как он был растерян. На вторжение это не было похоже. Торак обменялся взглядами с Медведицей и Орлом – они оба были настороже, но всецело доверяли принятие решения Тораку. Подлив немного, он еле заметно кивнул в немой просьбе. — Не думал, что встречу тебя снова так скоро, — с этими словами он спустился вниз. — Сам не ожидал, братишка. Сокол сказал это тем же веселым тоном, что и прежде, но по лицу было видно, что-то сильно его тревожило уже не первый день. Они крепко обнялись, приветствуя друг друга, и тогда Торак заметил: одеяния юноши сильно отличались от того, что он носил прежде. Ровно также, как и сам Торак, юный Хёка был расписан алыми красками. И этот меч, парящий у него за спиной… явно был здесь неспроста. — Мне нужны объяснения, — произнес Торак, указав взглядом на это. Как лидер гетто, он беспокоился, не было ли это началом очередного конфликта с кланом Хёки, но как бывший член этого же клана и сводный брат Сокола, ему было тревожно от мысли, что придется обнажить клыки еще и против него. Но ласковый взгляд юноши тут же развеял все сомнения: — Не стоит смотреть на меня таким взглядом. Если бы это было объявление войны, я бы уже стоял за твоей спиной вместе с теми людьми. — Тогда какова причина? Сокол тяжело вздохнул. В его взгляде снова промелькнула тревога: — Несколько дней назад к нам приходил Со… Его Превосходительство Рана Сота. Он говорил, что этой ночью по городу пойдут волнения и попросил наш клан о помощи. Торак не понимал значения такого особого обращения, но и без того было ясно, насколько высоким было это звание. До сих пор никто и никогда не говорил о каком-либо боге настолько… почтенно. И раз так говорил сам Хёка, то сомневаться не приходилось. Этот мальчишка, Остин… действительно пробудил в себе силы Соты. Но что он замышлял? Парень озвучил свой вопрос для Хёки, то тот лишь покачал головой: — Он ничего не уточнял, лишь попросил взять с собой как можно больше волков. Я думал, что у вас будут проблемы с людьми, но… — он оглянулся, — что это за аура? Она такая густая, что я всего остального почти не ощущаю. — Значит, ты тоже заметил, — негромко произнес Торак, задумавшись. Одно прояснилось точно — клан Хёки прибыл с миром и к возникшему вокруг беспорядку не был причастен, но лучше от того не становилось. Этот едкий запах, витающий в воздухе, точно яд, пока что не причинял никакого вреда и даже на людей не влиял, но он был слишком четким. Еще никогда прежде Торак такого не встречал. …Нет, однажды уже было что-то похожее. Буйство Филин пахло точно также. И он сам тоже, после того, как отец Сокола забрал его с Вороньего Мыса. Нечто похожее распространялось вокруг, но на сей раз этого было намного больше. Прежде, чем Торак обдумал все до конца, неподалеку вдруг прогремел взрыв. Не привыкшие к подобным явлениям волки тут же забеспокоились и уже было обнажили клыки. Сокол быстро их успокоил, но по его лицу было видно, что сам он обеспокоен не меньше. Переглянувшись и кивнув друг другу, они с Тораком вместе поднялись на крышу. За это время успело прогреметь еще несколько выстрелов. И хоть крови никто по-прежнему не чуял, горький запах пороха в воздухе начал густеть и даже почти перебил ту едкую ауру, распространяющуюся по всему городу. — Черт возьми… — тихо выругавшись, Торак прикрыл рот и проследил, чтобы остальные сделали также. — Разве они не отправили всю свою дальнобойную технику в западный район? В доказательство обратного где-то в центре города блеснула вспышка, и, оставляя позади себя алый хвост, в воздух взлетел новый снаряд. Затем еще, и еще… вот только теперь все они целились не на периметр, а в самый центр гетто. Неужели они решили стать серьезнее? — Они точно безумцы, — послышалось чье-то хриплое ворчание позади. Но пока солдаты гетто пытались мобилизовать войска, волки продолжали принюхиваться и осматриваться. Клан Хёки тоже присоединился – совсем скоро его подчиненные окружили весь район и, один за другим, воем докладывали о том, что обнаружили. Но каждый из них рассказывал об одном и том же – у ауры, распространяющейся по городу, не было источника. Либо этот источник был попросту слишком большим, чтобы найти его так быстро… Радовало лишь одно – пока что это никак никому не мешало. — Ладно, разберемся с этим потом, — сказав это, схватил копье и прокрутил его в руке пару раз в поиске баланса, — Пока продолжайте сдерживать их на медном и восточном мостах. А мы попробуем разобраться с новой артиллерией. Хёка, раз уж ты здесь… можешь одолжить своих подчиненных? Юноша ехидно улыбнулся: — Для этого я здесь, братишка. Веди нас. Сказав это, Сокол приготовил и свой собственный клинок – сотканный из воздуха и чистого света, в рука своего Бога он засиял еще ярче. Но отправиться они не успели. Когда прогремел очередной взрыв, аура усилилась. Она упала на плечи и волков и людей тяжелой ношей, под давлением которой стало невозможно стоять прямо. Сквозь гудящий шум в голове Торак слышал, как один за другим солдаты стали терять сознание и падать на пол, точно куклы. Это был чистый ужас. Наваждение, которому было невозможно противиться – страх, печаль, гнев и ярость сплелись в единый поток, сворачивая желудок в тугой узел и путая мысли. Сердце стучало так быстро, словно вот-вот остановится, и с каждым ударом билось о ребра все больнее и больнее, а на языке уже чувствовался металлический привкус крови. Это длилось не больше минуты, но казалось, словно прошла вечность. Когда все утихло, по ушам ударила оглушающая тишина, прерываемая только тихим кашлем. Торак стал осматриваться вокруг, проверяя, все ли в норме. Многие люди были без сознания за исключением лишь некоторых самых выносливых, во и волки чувствовали себя не лучшим образом. Все они выглядели так, словно долгое время бежали без перерыва. Было видно, как сильно у них дрожали лапы, и даже хвосты просто висели без сил. Место, где погибла Филин, вполне могло считаться могилой бывшего Хёки – несмотря на то, что останки Жрицы покоились в разных частях города, именно в резиденции Огами осела ее воля, а вместе с ней и то, что осталось от отца Сокола. Без этой силы он никогда не сможет связаться с ним даже “на той стороне”. Это то, что печалило юношу больше всего, но вместе с тем и пугало. Если покойного бога нет там, значит, он все еще в этом мире, стал единым целым с почвой. Но никому не было известно, не пробудится ли он, освободившись от оков в виде тела престарелой Жрицы. Долгое время резиденция была закрыта и более не использовалась по назначению, и никаких инцидентов там не происходило. Из-за этого Торак хотел верить, что Адольф умер спокойно – в противном случае, охваченный злобой на собственную подчиненную, он бы уже давно мог восстать и начать буйствовать. Даже появление Соты в резиденции ничего не изменило – зал, в котором пролилась кровь Филин, по прежнему был мертвенно спокойным и тихим. Но если приложить чуть больше сил… Если побеспокоить то место еще немного… То даже тот, кто при жизни был самым большим пацифистом, может пробудиться как злой бог. Ведь воля умершего Бога несет лишь чувства. И этот “взрыв”... Один из ракетных залпов, должно быть, попал по резиденции Огами. Теперь оставалось только надеяться, что этот всплеск ауры был единственным, и кроме него больше ничего не произойдет. — Ладно, план отменяется, сейчас… — произнес Торак на одном дыхании, но тут же был прерван Соколом. Взрыв повлиял и на него – кожа побледнела и стала почти серой настолько, что на щеках проступили мелкие веснушки, хотя по всем остальным критериям чувствовал он себя явно лучше остальных. Он взглянул на парня глазами, полными беспокойства. Сначала Торак не понял, к чему это, и рефлекторно начал проверять свое состояние – ничего, кроме темной крови из носа, обнаружить не удалось. Но дело, как оказалось, было в другом. Сокол смотрел не на него, а за его спину, туда, где была Медведица. Прежде всегда сильная и твердо стоящая на ногах, теперь она была не в силах даже встать, а изо рта без остановки текла кровь. Она окрасила собою весь ее подбородок, шею и грудь, стекала по горлу и в легкие, вызывая кашель, от чего кровотечение лишь усиливалось, и чем дальше это шло, тем больнее становилось. В конце концов, она даже звука ни одного не издала – так беззвучно и опускалась на пол, захлебываясь в собственной крови. Торак поймал ее за мгновение до того, как она совсем обессилела, и с ужасом обнаружил у нее жар. Ее кожа была до невозможности горячая, а на лбу уже проступали холодные капельки пота. Теперь Медведица была способна только судорожно и хрипло дышать и сжимать руки Торака с такой силой, что под давлением острых ногтей уже проступали алые капельки крови. Впрочем, самому Тораку до этого не было дела. Сокол с ходу начал осматривать девушку, словно опытный врач, и выводы были неутешительные. Недавний всплеск ауры имел общую природу с силой Хёки и почти наверняка источником ее была воля Адольфа, вместе с Филин засевшая под резиденцией Огами. Все волки здесь относительно нормально перенесли эту бурю, но волки других кланов намного чувствительнее к силе чужих Богов. А Медведица не принадлежала клану Хёки. — Есть один вариант, — сказал Сокол, размышляя о том, как можно помочь девушке, — но придется попотеть. Одним легким движением он создал из воздуха небольшой камешек, почти идентичный тому, каким обращалось копье Торака, однако этот походил больше на кусочек льда, чем на драгоценный камень. Переглянувшись с Тораком, он положил этот кристалл в рот девушки. Прежде лежавшая почти без сознания, ощутив на языке неизвестный предмет Медведица тут же пришла в движение. Из последних сил она вновь обратилась волчицей и попыталась выбраться, но парни не дали ей этого сделать – Торак обеими руками схватил ее пасть, не давая и шанса хоть немного разомкнуть зубы, а Сокол и еще несколько фигур придавили к полу тело и лапы. Но к счастью сопротивление длилось недолго – уже скоро все тело волчицы обмякло и кровь остановилась. От прежнего состояния теперь осталось лишь сбитое дыхание. Впрочем, то же самое было и остальными — сдерживание такого большого зверя оказалось нелегкой задачей. — Это – сила твоего бога? — кое-как протянул Торак сквозь одышку. Юный Хёка еле заметно усмехнулся: — Чудная, не правда ли? Основа силы Хёки – нечто, близкое к контролю над разумом. Питаясь верой своих подчиненных, Бог многократно увеличивал свои силы, и благодаря этому же мог влиять на всех, кто был в его — такие сказки ходили в клане, однако уже долгое время никто ничего подобного не проявлял, а предательство жриц и недоверие волков было словно очевиднейшим опровержением. Но Сокол оказался исключением. — В таком составе продолжать сдерживать вторжение будет тяжеловато… — сказав это, Торак взглянул на багровое небо. Вряд ли все это вообще имело смысл сейчас. От всплеска ауры мертвого Хёки наверняка пострадало немало людей – об этом красноречиво говорила тишина, воцарившаяся по всему городу. Парень больше не слышал ни залпов, ни рева автомобилей. Чувствовалось лишь отчаяние и боль, настигшие людей. Сейчас даже войско Орсейла было не в силах продолжать вторжение. — Нужно эвакуировать людей подальше, – наконец собрав все мысли воедино произнес Торак, и неторопливо поднялся. — Вы можете связаться с остальными отрядами? Господин Мадара, лидер одноименной группировки, слабо покачал головой. не убирая руку от живота: — Связь работает исправно, но боюсь, что наши люди слишком обессилели после… этого. Можно передать инструкции, но едва ли они смогут сделать хоть что-то. Рядом показался Орел: — Наши люди далеко отсюда, чтобы быть в безопасности, будет достаточно просто увести солдат! Торак покачал головой: — Люди гетто – да, но не граждане Орсейла. Они могут и умереть, если ничего не предпринять. — Вопрос уже в другом, станут ли они слушать? Ты не в лучших отношениях с местной властью, — Сокол пожал плечами, – что, просто придешь и скажешь: “извините, тут случилась одна проблема, вам стоит уйти подальше”? Сейчас для них наверняка источником всех проблем являешься ты, они и не подумают содействовать. Торак сложил руки на груди и задумчиво потер подбородок: “Должен же быть хоть какой-то способ…” — думал он, а затем, сообразив что-то, сказал: — Если так, то будет достаточно продолжать играть эту роль. Ты можешь создать еще немного этих кристаллов? Пока источник ауры не будет погашен, почти половина города станет слишком опасной территорией для людей. В самое ближайшее время их нужно увести подальше, но Сокол прав: люди Орсейла не станут его слушать и просто обвинят во всем происходящем. Намного проще будет сыграть для них роль агрессивного захватчика и позволить людям сбежать. — Хочешь побыть пастушкой? А-ха-ха-ха, а мне нравится, хорошо!***
Джон… помнил совсем немного. Лишь густой лес, черное небо над головой и пропитанную кровью землю. Даже снег окрасился в алый, будто вокруг было поле, полное цветущих ликорисов. Когда он опустил глаза, то увидел на своей груди зияющую дыру. Пуля пробила легкие. И, судя по всему, еще и застряла в одном из ребер. Увидев выплескивающиеся струйки крови, мужчина уже рефлекторно потянул в ране руку, но тогда с ужасом осознал, что совершенно не может дышать. Такое простое действие, как вдох, стало для него недостижимой роскошью. Но ни на нехватку кислорода, ни на одолевающую все тело боль он не мог жаловаться. Ведь когда она погибала… у нее были точно такие же раны. И из-за своей же силы она была вынуждена страдать от боли еще больше. У Джона. который и выпустил ту чертову пулю, не было никакого права молить о спасении. И он принял это. Пожалуй, это был достойный конец для него. Думая об этом, он из последних сил сжимал в руке старый неприметный кулон, который когда-то принадлежал ей. Но когда очнулся, он уже не чувствовал ни боли, ни усталости. Глаза ослепил белый свет и понадобилось еще несколько секунд, чтобы привыкнуть к нему. Тогда на полотне перед глазами проявились узоры потолка и уже знакомые обои. Точно также выглядела гостинная в его доме. Но она… отличалась. Все здесь выглядело так, как когда он только-только заехал в этом дом. Когда сбежал с того места, где они жили вместе женой и сыном. Джон поднялся с дивана и стал осматриваться, не веря собственным глазам. Старые обои, коробки с вещами после переезда, полная пепельница на журнальном столике и ужасно безвкусная ваза на полке старого шкафа – все было точно также, как много лет назад, и выглядело слишком реалистично. Но Джон был здесь чужим. Ни взять в руки журнал, ни потрогать мягкие листья цветка на подоконнике он не мог. Пальцы проходили сквозь все объекты, словно ничего не значили для этого мира, словно самого Джона не существовало вовсе. Все, что он видел – далекое прошлое… — Если хотите сыграть на моих чувствах, то лучше показали бы Вороний мыс. Это – слишком просто, — пробормотал мужчина одними губами и даже не зная, к кому обращался. Но высшие силы услышали его, и по всему дому раздался звон домофона. Вторя ему, откуда-то из глубин дома донесся и детский плач, а следом за ним – женский крик. — Боже, да заткнись ты уже наконец! — устало и раздраженно ругалась Лили, и вышла в гостинную с белым свертком на руках, в котором виднелось красное детское личико и похожая на перо желтая прядка волос. В младенчестве Остин был очень неспокойным ребенком, много плакал, мало спал и еще меньше ел. Сейчас ему, кажется, было несколько месяцев от роду, но даже сейчас он выглядел недоношенным новорожденным. Слишком маленький и слабый. Не в силах наблюдать за тем, как эта женщина даже не старается нормально ухаживать за ребенком, Джон уже хотел выхватить его, но все тщетно – как бы он ни старался, руки не могла ни за что ухватиться. Будучи бестелесным призраком, он мог только в ужасе наблюдать за тем, чего не видел в жизни, и корить себя за то, что никак не вмешивался во все это раньше. Ведь он мог. Просто не хотел. Не в силах забыть Кей, он день за днем проводил на работе, и даже переезд не помогал адаптироваться к новой жизни. Вместо того, чтобы ухаживать за своим маленьким сыном, сейчас он наверняка в очередной раз набирает себе гору дополнительных заданий, чтобы как можно дольше не возвращаться домой. Он даже… не помнил, как этот мальчишка успел вырасти. Он совершенно не помнил, чтобы наблюдал за его первыми шагами или учил правильно говорить. Первое его четкое воспоминание о этом ребенка – его первый поход в школу. Но отправляясь туда, этот маленький мальчик держал за руку не отца, а приемного старшего брата. Руки неистово дрожали, а грудь вдруг охватила острая боль. Еще немного и Джон был начал задыхаться от нехватки воздуха, но в тот самый момент он услышал тонкий голос сзади. По-прежнему ругаясь на плачущего младенца на руках, Лилиан открыла дверь внезапно появившемуся гостю. Им оказался ребенок. Мальчик, на вид которому было не больше десяти лет. Тяжелый длинный плащ скрывал все его тело, а на голове покоился невообразимо большой капюшон, под которым, казалось, ребенку и не видно ничего. Лишь маленький подбородок и аккуратный нос выглядывали из тени, оставляя лишь догадываться, что же это было за дитя. Но Джон узнал эти руки, не прекращающие нервно сжимать часть плаща. Они были точно такие же, как у всех детей, но Джон не мог их не узнать. А затем взгляд упал вниз – и у голых ног ребенка под подолом накидки промелькнул белый кончик пушистого хвоста. — Простите, вы… знаете человека по имени Джон Вернер? — тихонько пролепетал мальчишка, даже не глядя на Лили. Качаясь из стороны в сторону, он нетерпеливо рассматривал все, что можно было увидеть за спиной встретившей его женщины. Но затем его взгляд упал на младенца на ее руках. — Да, это мой муж. Что тебе нужно? — наверняка вместе с этими словами на лице женщины проскользнула самая едкая ее улыбка, но Джон почти не обратил внимание ни на тон голоса, ни на то, что она вообще сказала. Он подошел ближе, не веря своим глазам, и встал прямо перед мальчиком, словно пытаясь оградить от Лили. Этот тонкий, еще не сломавшийся голос, эти слова, это произношение, и даже неприметные дефекты речи, которые он, сам того не заметив, передал своему сыну много лет назад – все это было точно таким же. Джон упал на колени и протянул вперед дрожащие ладони, но как бы не пытался, он не смог перебороть себя и коснуться лица этого ребенка. Лишь кончиками пальцев ощущал мягкую шерстку на его щеках, скрывающуюся под тенью капюшона. — Н-нет, ничего, просто… передайте ему, что… — по телу мальчика прошла мелкая дрожь, а голос стал рваным и неровным. Джон помнил это. Он хорошо помнил этот тон. Каждый раз, когда снился кошмар, именно таким голосом он просился спать в родительскую постель, чтобы было не так страшно. Каждый раз перед тем, как пролить слезы, его голос предательски ломался до тех пор, пока вместо слов из горла не начинал доносился тихий визг. Но это дитя… больше не было тем маленьким мальчиком. Едва уловив нотки слабости в собственном голосе, он медленно и глубоко вздохнул, словно набираясь решимости. — Нет, ничего, — негромко произнес он, твердо и четко, — кажется, я ошибся домом… простите за беспокойство. Сказав это, он развернулся так быстро, как только мог, и ринулся прочь. И Джон бросился за ним. Он не замечал ничего вокруг себя. Окружение сменялось, словно кинолента, человеческие фигуры на улицах появлялись и исчезали снова и снова, и только одно оставалось на месте – мчащаяся вперед фигура в плаще и виляющий за ней пушистый темный хвост с белой кисточкой на конце. — Пустите, пустите меня! — молил мужчина. Стоило ему только приблизиться к ребенку и протянуть руку так, что он уже вот-вот бы коснулся пальцами этой белой кисточки, как впереди обязательно появлялась преграда. Толпы людей. бесчисленные перекрестки – словно весь мир был против того, чтобы эти двое встретились. — Торак, Торак… Это мой сын, это мой мальчик… Окружение сменилось. Стихло, потемнело. Когда Джон заметил это, вокруг уже не было ни намека на городские улицы. Асфальт сменился холодной почвой, а вместо стен везде проросли толстые и высокие деревья, крона которых напрочь заслонила собою небо и не пропускала ни одного лучика света. Но Джон почти не обратил на это внимание. Для него было важно другое – ребенок наконец остановился, и обернулся. Джон кинулся ему навстречу так быстро, как только мог. Переживая, как бы не испугать несчастное дитя, он упал на колени и осторожно протянул руки вперед. Даже сквозь тяжелый толстый плащ он ощущал эти слабые детские плечи. Не веря своим глазам, Джон осматривал своего сына с ног до головы, никак не решаясь заключить его в объятиях. — Торак, сынок… — пролепетал мужчина, даже не зная, какие слова лучше подобрать. Дыхание перехватило, в глазах проступили мелкие капельки слез, а на губах застыла слабая полуулыбка. Он уже и не надеялся вновь встретиться с ним. Но когда ребенок поднял свое лицо, мужчина всем своим телом ощутил необъяснимый холод, пробирающий до самых костей. Лицо это ребенка было мертвенно бледным. Если где-то виднелся мягкий мех, то он непременно был измазан в густой, уже почерневшей и высохшей крови. Запястья его были до невозможностью худы – даже сквозь короткую шерстку проглядывали тонкие неподвижные венки – а глаза пусты. Прежде темно-серые, почти голубые и подобные зеркалу, теперь они были покрыты безразличной серой пеленой и не отражали ровным счетом ничего. “Кто сделал это с тобой?” — только и мог думать Джон, будучи не в силах вымолвить и слово. Губы бессильно дрожали, но из сдавленного горла не доносилось ни звука. Полный ужаса, мужчина забыл, как дышать. И в этой оглушающей тишине, вглядываясь в мертвенно бледное лицо мальчишки, он увидел, как его губы едва заметно зашевелились, и услышал пару слов. “Уже поздно”. Прошептав это, ребенок упал мужчине на грудь, подобно безжизненной кукле. Тогда он ощутил, насколько же холодным и слабым было это тело… — Н-нет, что ты т-такое говоришь… — наконец смог произнести Джон, сжимая в руке маленькую детскую ладошку. Но чем дольше держал ее, тем четче ощущал холод. — С-сынок, теперь все хорошо, й-я здесь, я… Он сжал маленькую ладонь еще сильнее, а второй рукой обхватил мальчика за плечи, боясь упустить его снова. Теперь все будет хорошо. Теперь он нашел его. Чтобы бы с ним не случилось, он… он обязательно поправится. Он будет хорошо питаться, получит лучшие лекарства и уход, и все снова будет хорошо, как прежде. Но когда над головой прозвучал глухой хруст, Джон понял, что “как прежде” никогда не настанет. Перед ним был монстр. Существо с головой волка и телом человека, обтянутое белоснежным мехом, что поблескивал на свету луны. Такой же мерцающий и белоснежный, как снег вокруг. Такой же мокрый и измазанный в крови, как снег вокруг. С мерзким хрустом и чавканьем монстр неторопливо что-то грыз – было отчетливо слышно, как прочные зубы перемалывали кости и раздирали плоть. Один за другим, каждый ее комок проваливался в горло, и существо принималось за еду снова. Капля за каплей, с его пасти текла кровь, а челюсти продолжали жевать. С замиранием сердца Джон разглядел в его пасти кишки, часть позвоночника и печени. А затем разглядел и руку. Ту, продолжение которой – маленькую слабую ладошку – он не отпускал. Этот кошмар повторялся снова и снова, но сколько бы мужчина не закрывал глаза и не кричал, ничего не прекращалось. Он снова оказывался дома и снова встречал этого ребенка на пороге, но даже если не шел следом за ним. кошмар все равно настигал его. Измазанный в крови и грязи, мальчик приходил сам, а вместе с ним - и пожирающий его белоснежный зверь. Пусть в глубине души Джон и понимал, что все это было сном, надежда на то, что сын все еще был жив, таяла на глазах. Думая о том, что видел в лесу тогда, он не мог не корить себя за бездействие. Но мальчик был прав. Теперь уже слишком поздно. Полное безумие – единственное, что ждало его здесь. Бесчисленное количество раз наблюдать за смертью своего сына… это худшее, что боги могли подготовить для него. Но жаловаться Джон не имел права. Лежа в беспросветной тьме с закрытыми ушами и глазами, мужчина тихо ждал своего конца. Тогда это произошло – сквозь закрытые веки он увидел мягкий красный свет, но сразу взглянуть не решился. До сих пор каждый раз, когда он открывал глаза, перед ним представали ужасные картины, до сих пор всплывающие в голове, и он до дрожи в теле боялся увидеть что-то такое снова. Снова увидеть бледное безжизненное лицо ребенка, которого он бросил. Но сколько бы не ждал, свет не исчезал, и более того – вскоре от него начало исходить необычайное тепло. Словно пламя небольшого костра в глубокой чаще леса, оно мягко грело кожу, делясь своим теплом и лишь чудом не угасая. А вскоре и вовсе послышалось мягкое женское пение, подобно русалке, манящей путника. Джон нерешительно открыл глаза и обнаружил перед собой амулет – тот самый, который когда-то подарил жене, и который забрал себе, хороня ее. Сквозь бесчисленное множество кошмаров и образов мягкий свет, исходящий из амулета, выстроил тропу, ведущую куда-то далеко вперед. Протекая по ней, легкая мычащая мелодия разгоняла все кошмары, как туман, оставляя от них лишь полупрозрачную дымку. Тропа и голос привели мужчину к полю, светлому и чистому. У горизонта виделась городская стена, а за ней – горы и ало-золотой рассвет, усеянный розовыми облаками. Джон помнил это место – небольшой парк, расположенный на границе с гетто, из-за чего кроме самих жителей гетто мало кто посещал его. В молодости Джон часто бывал здесь, думая, что сможет поймать несколько воришек с поличным, но так ни разу никого и не обнаружил. Но после гибели Кей Джон больше ни разу сюда не приходил, а потому с трудом узнал это место. За газоном уже давно никто не следил, а потому вместо короткой жесткой травы на нем красовалось огромное множество пёстрых трав, цветов, а местами проглядывали молодые ели и клены, по осени окрасившиеся в яркий алый. И среди этой коллекции яркий красок, блестящих на свету от прозрачной росы, бегали и резвились две собаки. Та, что покрупнее – серо-бурая, с темной полосой на спине и черным хвостом, заканчивающимся белой кисточкой, а вторая – почти золотая. Но приглядевшись получше, Джон понял, что это были и не собаки вовсе, а самые настоящие волки. — Ты припозднился, Жан, — прозвучал рядом тихий, но нежный голос в тот же миг, когда доносящаяся до ушей мелодия стихла. Все еще не отошедший от кошмаров, Джон содрогнулся в ожидании очередного ужаса, но там, откуда исходит голос, обнаружил лишь небольшую деревянную лавку, а на ней женщину. Лишь один человек на свете так сильно коверкал его имя. Кей – в этом не было сомнений. Те же волосы, то же лицо, даже мелкие шрамы - все до единого - были на месте. Такая же красивая, как и в день, когда ушла. И лишь одна вещь выбивалась из привычного образа – прежде медовые глаза теперь были цвета летнего солнца. Перебирая в руках мех большой золотистой подушки на коленях, женщина мягко улыбнулась: — А я уже думала идти искать тебя. Садись, тут как раз нагрето. Сказав это, Кей отодвинулась немного в сторону, освобождая свое место и, приглашая Джона, легонько похлопала по дереву ладонью. Растерянный и не знающий, что и думать, Джон смиренно сел, не издав при этом ни звука. Только ощутив тепло нагретой скамьи, мужчина осознал две вещи: все чувства ощущали мир так, словно это было взаправду, и что воздух вокруг был действительно холодным. Только он подумал об этом, как ему на колени упала та же пушистая подушка, которую ранее держала жена. Джон нетерпеливо запустил в ее пальцы, спасаясь от холода, но тогда с удивлением обнаружил, что и это было не подушкой вовсе. Снаружи жесткий и грубый золотистый мех, а под ним мягчайший и горячий белый подшерсток. Настоящий, живой волчий хвост. Ее хвост. Почему-то от этого знания Джон смутился, как подросток, впервые услышавший что-то интимное. Он даже чувствовал, как сильно покраснели его уши от нахлынувшего жара. Видя это, женщина лишь еле слышно хихикнула: — Ой-ой, держи его, а то убежит, — сказала Кей, заметив, что не может прекратить вилять хвостом, и засмеялась от этого еще сильнее. Не в силах перестать любоваться, Джон продолжал молча наблюдать, как будто боясь спугнуть это мгновение. Быстро успокоившись, Кей взглянула на играющих в поле волков, но когда мужчина проследил за ее взглядом, то вперед были уже и не волки вовсе, а двое подростков, играющий в мяч. Один из них точно был Остином – из-за непривычной улыбки Джон с большим трудом узнал его. А второй – юноша, высокий и крепкий с светло-каштановыми волосами, на вид точная копия самого Джона в молодости. Как будто все было как прежде. Как будто того, что произошло на Вороньем мысе, никогда и небыло. Будто больше десяти лет его жизни были просто сном. Но даже если не так, даже если все, что он видел перед собой сейчас – иллюзия… “Дай мне побыть эгоисткой еще немного” — так говорила Кей, и теперь он понимал ее. Он не был готов покинуть эти сладкие грёзы. Сжимая в руках теплый волчий хвост, он впервые за долгие годы ощутил настоящий покой.***
Когда вернулась в гетто, у Змеи было два пути: оставить раненого мужчину в том убежище и из кожи вон лезть, чтобы тайно его навещать и лечить, либо вовсе бросить все попытки и забыть обо всем. Ни то, ни другое волчица не могла себе позволить: она все еще помнила, с какой теплотой старшие – что в лесу, что в городе – рассказывали ей о Золотой Волчице. Для нее госпожа Тори была одним из немногих родственников, и бросить в беде Джона все равно, что бросить саму Тори, предать ее память. Однако, просто так привести больного мужчину в гетто она тоже не могла. Медведица никогда не одобрит такого, а Торак слишком нерешителен в отношении семейных вопросов, он попросту не захочет возвращаться к этому. Конечно, была вероятность, что он встанет на сторону Змеи, но пока был шанс противоположного исхода, волчица не желала рисковать. Потому было решено провернуть еще одну авантюру – вместе с Льюисом они уговорили мисс Хину приютить Джона в тайном поместье супругов Хайна, и знали об этом, разумеется, очень немногие. Одними из тех, кто тайно присматривал за спящим мужчиной, оказалась троица из бывшего Оккультного клуба. Ребята на удивление легко приняли правду о личности Нечестивого. В день церемонии они не задумываясь помогли Тораку сбежать, невзначай отвлекая солдат на себя. И хоть сейчас они все еще были в прострации и пытались осознать все, о своих действиях они не жалели. Единственное, о чем они печалились, так это о том, что не смогли быть достаточно близкими друзьями для Торака. Из чувства вины и желания быть полезными, они без вопросов вызвались присматривать за раненым Джоном. Эти трое и сегодня были здесь, в самой дальней комнате поместья. Пока все гетто было занято вторжением, они в тишине играли в карты, время от времени проверяя температуру мужчины и меняя бинты, не переставая при этом удивляться, почему рана все время открывается снова. Когда время перевалило за полночь, к ним пришел еще один человек – Льюис прибыл сменить их в этом карауле. — И еще, возьмите это, — прощаясь, он отдал им небольшой кристалл, похожий на кусочек льда. — Это дар от одного из волков, держите это при себе и не пострадаете, если выйдете наружу. Если помолитесь на имя Хёки, кристалл раздвоится. Полные любопытства, студенты сделали, как было сказано, и в руках одного из них камень в один миг разделился на две копии. Сделав так еще один раз, они смогли отдать друг другу по одной штуке. Защитный талисман от Бога Хёки – так эту вещицу назвали солдаты, пришедшие из города. Пусть до окраины ядовитые миазмы не дошли в полной мере, но даже так самочувствие людей вокруг заметно ухудшилось, и лишь эти кристаллы помогли исправить положение. Льюису и представить было тяжело, насколько плачевной в таком случае была обстановка в центре города. Но как бы ему не хотелось вмешаться и хоть как-то помочь, он понимал, что его человеческие силы были слишком ограничены. Ему оставалось лишь надеяться, что волки смогут во всем разобраться, и ему не придется переживать за свою дочь, оставшуюся где-то там, в одной из резиденций гетто. Он молился, чтобы даже при таком раскладе она оставалась в безопасности. Поэтому сейчас ему оставалось лишь ждать. Ждать и следить за Джоном. За долгое время сна волосы мужчины сильно отросли, а небрежная щетина переросла в бороду. И без того встречавший Джона лишь пару раз, теперь Льюис и вовсе с трудом узнавал его, а впалые щеки и синяки под глазами делали все только хуже. С каждым днем больному становилось все хуже – по словам Змеи, ей еще не доводилось встречать случаи, чтобы волк спал так долго. И даже если Джон смог пробудить в себе волчьи силы, доставшиеся от первой жены, то едва ли он сможет освоить их. И судя по тому, что его состояние только ухудшалось, прогнозы были совсем неутешительные. Но ни Льюис, ни Змея не оставляли свои попытки вылечить его. Вот только если Змея дорожила им, как простой памятью по погибшей тетушке, то Льюиса интересовало далеко другое. Джон был косвенным. Однажды связавшись с волчицей, он обрел сына, и таким образом заполучил волчьи кровь благодаря праву косвенного. И раз так, то Льюис от него ничем не отличался. Он убеждался в их схожести каждый раз, когда проверял состояние тела Джона – ровно как у него самого, глаза мужчины стали постепенно менять цвет. Прежде серые, они стали окрашиваться в бледно-оранжевый, а местами и вовсе обретали янтарные оттенки – все в стиле волков клана Соты, желтые глаза которых были их особой отличительной чертой. Вот только глаза Джона стали меняться только сейчас, а у Льюиса этот процесс начался уже давно, еще со времен, когда он только-только начал растить свою дочь. Процесс смены цвета глаз занял много времени, и даже сейчас не завершился полностью – полностью окрасился в холодный голубой лишь один из них, в то время как на втором все еще проглядывали темно-карие крапинки. Еще несколько месяцев или лет, и, быть может, его глаза окончательно сменят цвет. И все бы ничего, это бы ограничилось этим. Но если он тоже заснет? Будет ли достаточно просто не перенапрягаться, чтобы не спровоцировать кому, или рано или поздно это состояние само настигнет его? Он боялся этого подобно пациенту, ожидающему результаты анализов: удалось победить болезнь или она и дальше прогрессирует? Уже сама неизвестность пугала. Поэтому Льюис продолжал присматривать за Джоном, ища ответы на собственные вопросы. Сегодня дел предстояло немного – сначала он хотел только сменить бинты на его груди, но в ходе осмотра обнаружил, что с этим прекрасно справились и члены Оккультного клуба. Поэтому он быстро придумал себе новое задание – сбрить больному бороду, но не столько для опрятности, сколько для того, чтобы было попросту легче визуально определять его состояние. Не обнаружив в палате нужных инструментов, Льюис с большим трудом решился использовать свои собственные, и отправился в свою палату. Конечно, не забыв при этом напоследок еще раз убедиться в стабильном состоянии больного. Но именно в те моменты, когда кажется, что все идет гладко, что-то обязательно рушит все планы. Когда Льюис вернулся со всеми нужными инструментами, палата оказалась пустой, и лишь редкие капли крови и разбитое окно напоминали о том, что раньше здесь кто-то был.