Волчье сердце [в ожидании третьего сезона]

      Тогда была зима. Зима, закончившаяся так рано и внезапно, что теперь покрытую льдом и снегом землю орошал беспощадный дождь.       Выжившие собрались там, где когда-то было гетто. Среди обломков и руин они пытались собраться с силами, зализать раны, как будто совсем не замечали беснующего в городе монстра.       Центрального острова… больше не существовало.       Зверь в форме пылающей птицы не оставил от него и камня. Он бушевал и бушевал, пока вся земля там не покрылась пеплом. И наверняка даже костей не осталось – настолько беспощадным был её жар.       В этой ситуации у людей была лишь одна позитивная мысль в голове: "Какое счастье, что этот зверь не трогает гетто". Они еще надеялись выжить. Верили, что пока волки с ними, им все нипочем.       Но самим волкам… было уже не во что было верить.       Торак сидел в стороне, словно прячась ото всех, и не выпускал из рук серебристое копье. Он старался быть спокойным, но как бы не старался, мысли никак не приходили в порядок.       С губ не сходил вкус крови.       — Прости, — тихо произнес он. не поднимая глаз.       Медведица непроизвольно ухватилась за предплечье:       — Ничего. Все уже прошло.       Тогда присоединился и Сокол:       — Ты ранен.       Кожа покрывалась мурашками снова и снова, сердце то бешено стучало, то замедлялось настолько, что парень едва не терял сознание от нехватки кислорода. Искусство выходило из под контроля. Все это, должно быть, последствия удара меча Хёки.       “Удивительно, что ты в порядке после такого! Мне говорили, что от этого можно мгновенно умереть” — так Сокол хотел сказать, а затем рассмеяться в своей привычной манере, но видя состояние брата, не нашел в себе силы даже поднять губы.       Они смотрели на то, как люди мельтешат вокруг. Как они спасают одного больного за другим, как все они ведут себя так, словно пять минут передышки и они будут готовы вновь вернуться в бой. Но даже Сокол не знал, имело ли смысл сопротивление.       Пылающий монстр, захвативший центральный остров – та, кого когда-то звали Тори. Ее волчье имя при жизни – Неперелетная Птица, и после смерти она обратилась чем-то, что люди могли назвать фениксом или грифоном. Но то, что они сейчас наблюдали, вовсе не было благородным существом из легенд. Чудовище, что было еще больше Филин. Оно было огромно, оно было сильно. Оно уничтожило Орсейл, и теперь единственное, что от него осталось, это лишившиеся своих домов обычные люди. В тот момент, когда чудище покинуло Вороний мыс, все небо озарилось сиянием, что, казалось, было ярче солнца. Тогда все и поняли, в чем разница между тем, кто похитил божественную силу, и тем, кто в самом деле ею обладал.       — Остановится ли она, когда уничтожит весь тот остров? — послышался голос. Медведица глядела вдаль и даже отсюда чувствовала исходящий от монстра жар.       “Сможем ли мы что-то противопоставить ей, если она решит приняться и за других людей тоже” — это было то, о чем думали все остальные.       Разумеется, людей, виноватых в этой бойне, было немало. Но еще больше было непричастных. Дети, школьники, студенты, матери, отцы, старики… Сколько было тех, кто не имел к этому никакого отношения? В чем провинились они?       …в чем провинился Джон?       Нет, возможно, у мироздания были мотивы стирать его существование. Торак не мог отрицать, что этот мужчина успел натворить дел за свою жизнь. Но вот так просто?       В одно мгновение от него не осталось ни следа. Окровавленный и почерневший от жара кулон – единственное, что осталось.       Торак и раньше знал, что смерть может настигнуть кого угодно и когда угодно. Но чтобы настолько быстро? Настолько внезапно?       Еще минуту назад, казалось, он видел его перед собой. Теперь же его голос остался лишь в воспоминаниях.       Торак злился. Ужасно злился на самого себя за то, что так и не смог никого спасти. Даже собственного отца.       Если бы он остался в гетто… товарищи бы не последовали за ним. Люди группы Мадара никуда бы не поехали, никого бы не эвакуировали.       И Джон был бы с ними.       Он бы не погиб.       Думая об этом, Торак до крови сжимал в руке тот несчастный обожженный кулон.       — Кто эти люди?       — Так много…       — Это подмога? Но откуда?       Люди вокруг вдруг загалдели один за другим, и к тому времени, как парень смог сфокусировать зрение и кое-как поднять взгляд, впереди уже собралась огромная толпа. Все они — люди гетто, люди Орсейла — встречали парад людей в черных одеждах.       То были солдаты, на одеяниях которых не было ни капли крови. А значит, они не были здесь тогда, когда все началось.       Торак нахмурился, оскалился и поднялся, используя копье в качестве опоры. а затем, переступив с одной ноги на другую, вновь прокрутил нагинату в руке и выставил ее вперед. Лезвие с высоким звоном рассекло воздух, словно извещая всех о брошенном вызове.       Толпа замолкла и разошлась по сторонам — никто не осмелился стоять перед занесенным копьем.       Однако, солдаты в черным одеждах никак не отреагировали. Они лишь неторопливо подошли ближе, словно видели парня насквозь. Видели, как тряслись окровавленные руки, как дрожали обессилевшие колени.       — Ты – тот, кого зовут Нечестивым?       — Все мы – Нечестивый, — строго произнесла Медведица, встревая между ними. Ее состояние также было не из лучших, но даже так она находила в себе силы.       Человек посередине – высокий мужчина, лица которого не было видно за шлемом, сказал:       — Мне нужен тот, кого называют Молодым Господином гетто.       У него был непривычный для слуха акцент, но слова звучали на удивление четко. Голос ровный, спокойный, даже скучающий — словно этому мужчине было абсолютно все равно на все, что здесь происходило, словно он наблюдал вокруг себя войну каждый день.       — Неужели его здесь нет? — продолжал он, лениво оглядываясь по сторонам.       — Ах ты!—       Торак кинулся вперед, уже не контролируя себя, но непонятно, что остановило ее первее: товарищи, тут же подоспевшие, чтобы не дать ему усугубить ситуацию, или открывшиеся старые раны.       Скалясь и рыча, он упал на колено, держась за воткнутую в землю нагинату как за последнюю спасительную веревочку. Дышать становилось все труднее и труднее Почему ему одному так тяжело? Сокол ведь уже позаботился о том, чтобы обезопасить всех от оскверненной ауры вокруг. Неужели та рана от лезвия Хёки была роковой? Но ведь вокруг было немало волков его клана, которые также были ранены им, и обошлись лишь временными ограничениями в искусстве.       Начался кровавый кашель.       Тогда… он ощутил на себе чьи-то теплые руки. Маленькие хрупкие ладошки, что касались его плеч, шеи, лица. И как вместе с этим постепенно проходила и боль.       Когда дыхание понемногу восстановилось и парень нашел в себе силы открыть глаза, он увидел перед собой юную монашку, что сжимала в своих ладошках его окровавленную руку:       — Какое счастье!       Что сразу бросилось в глаза, так это не ее легкие одежды, резко отличающиеся от брони солдат, не плотная черная вуаль на лице и даже не то, как она была молода по сравнению со всеми своими товарищами.       Черно-синие рога, к которым крепилась вуаль, на ее лбу.       Словно понимая его замешательство, девушка приподняла край этого лоскута, и за ним показалось знакомое лицо.       Именно его Торак хотел видеть здесь меньше всего. Но отчего-то он… был несказанно счастлив.       — Как ты себя чувствуешь? — Атари взглянула на него своими нежно голубыми глазами, полными тревоги.       — Почему ты здесь?       — Хм? Но я ведь обещала, — сказала она и улыбнулась, — вернуться с подмогой.       Отчего-то Торак был уверен, что она ни за что не вернется. Хотел верить, что ее не затронет эта война – она бы сидела в своем доме в Дегранде, читала второсортные романы и не видела того, что здесь творится.       Он надеялся, что она сбежала, но именно её лицо он хотел увидеть еще хоть раз.       Она рассказала обо всем, что произошло во время ее маленького путешествия. О том, как они с волками добирались до города, о том, как их там встретили. И в конце – как им удалось убедить церковь присоединиться к этому походу.       Если кратко – им даже делать ничего не пришлось. Церковь подчинилась, едва только стоящие на её вершине люди увидели рога девушки и дыру в её груди с сияющим камнем внутри.       — Но что это такое? — негромко пробормотала Атари в конце, бросив полный беспокойства взгляд на центральный остров. — "Это" было видно даже за городом…       — Золотая волчица.       Тем, кто дал ответ, был не Торак. Остин наблюдал за пламенным горизонтом:       — Вот уж не думал, что это вправду случится…       Странно было называть Золотой волчицей существо, которое сейчас не являлось волком вовсе, но никто не обратил на это внимание.       Тем, кто нарушил тишину, был Торак:       — Вам всем… вам всем не стоило приходить сюда.       Сказав это, он неторопливо поднялся, всё также опираясь на свое копье.       — Звучит отвратительно, ты это знаешь? После того, как мы мотались туда-сюда, ты спасибо должен сказать.       Остин словно жаждал конфликта, но Торак ничем ему не ответил. Тогда выражение парнишка сменилось:       — Она пробудилась… потому что “его” больше нет, да?       Торак опустил глаза, словно провинившийся ребенок, не знающий. как себя оправдать. Тишина была самым красноречивым ответом.       — Скажи честно, — начал парень, — ты видел это? Знал, что все это произойдет?       — Нет. — ответил Остин безо всякого промедления, и даже в этом простом слове Торак учуял лукавство. Тогда мальчик пояснил, — Я вижу лишь отрывки, подобно тому, как перед запуском новой игры бета тестеры сливают в сеть редкие скриншоты. Я видел… видел, что ничего плохого не произойдет. Что Люпус Люмин пробудится и все встанет на свои места.       Он взглянул на Торака на мгновение.       — Я узнаю некоторые детали. Но пока счастливой концовки мы не достигли… Если коротко, то главное условие – справиться с монстром..       — Имеет ли это вообще хоть какой-то смысл?       Голос Торака стал грубее, и когда мальчик вновь взглянул на него, то увидел куда более решительное чего, чем раньше.       — Предсказания Тори никогда не сбывались. Даже если она ничего не предпринимала и оставляла все на самотек, все само собой протекало не так, как в ее снах.       — Ошибаешься, один ее сон сбылся.       — И какой же?       — О ее смерти.       Торак тихо клацнул зубами от злости:       — Значит, шанс правдивости твоего сна – один на миллион. Нельзя выстроить счастливый конец на чужих костях.       — Иногда приходится выбрать меньшее из двух зол. Разве сам ты не поступил также? Когда отправлялся отражать атаку волков? — видя, что Тораку нечего ответить, мальчик продолжил, смотря уже далеко вдаль. — К тому же, у всех разное понятие “хорошей концовки”.       Торак не стал его слушать и прошел вперед. Все поняли, зачем, только когда в его руках вновь блеснуло лезвие нагинаты.       Его целью был монстр впереди – полыхающее крылатое существо, что безжалостно втаптывало в землю и превращало в пепел все, что еще уцелело на центральном острове.       Атари тут же помчалась вслед за ним и ухватилась за край рубахи:       — Ой-ой-ой! Подожди минутку! Ты что собрался делать?       — Я должен поговорить с ней, не пытайся меня остановить.       — Пойдешь туда? Даже если знаешь, что идешь на верную смерть?       — Даже если так.       — Даже если очевидна разница в силе? Даже если знаешь, что это может быть уже не Тори и она может не послушать?       — Даже если так!       Он чувствовал, что должен был хотя бы попытаться.       В конце концов, когда-то это чудище было его матерью. Но если что-то пойдет не так…       Он ничем не отличался от Остина, что решил утаить о том, какое будущее видел. Но он знал, какая “хорошая концовка” понравилась бы большинству, и если для ее наступления необходимо избавиться от той последней крупицы памяти, оставшейся от того, что было его семьей…       ...Он был готов пожертвовать ею ради наступления мира. В конце концов, она уже давно была мертва и жалеть её не имело смысла.       — Тогда я не собираюсь тебя останавливать, — голос девушки привел его в себя.       Атари стояла рядом с невероятно гордым видом и приложила ладонь к груди, голубой камень в которой светился еще ярче, чем прежде:       — Я привела всех этих людей. Разве я не рассказывала? Воины в Дегранде обладают Искусством клинка, природа которого . такая же, как и у Искусства обращения.       Пока я здесь, их источник будет многократно усилен. И священники также окажут поддержку.       Она сложила руки и произнесла короткую безмолвную молитву.       В этот момент, казалось, что все раны зажили, а усталость пропала. По всему телу прошла дрожь, подобная электрическому импульсу, и сердце ускорило свой ритм. Это было то же самое чувство, которое ощущали волки в краткие мгновения своего обращения. Невероятный прилив сил, волны адреналина в крови и ощущение, словно они могли сделать все на свете.       Но теперь оно не проходило. Даже когда тело осталось в прежнем состоянии, эти волны силы все также ощущались в каждой клеточке тела от пят до кончиков ушей.       — Я по-прежнему ужасна в обращении, но… могу сделать хотя бы это.       — Я тоже с тобой, — произнес появившийся Сокол и ударил себя в грудь, — Вряд ли госпожа Тори помнит меня, если мы вообще встречались… но она точно поймет, кто я, когда услышит мой титул. Уж моего отца она не могла забыть.       — Я тоже пойду, — рядом появилась Медведица.       Один за другим, их товарищи стали собираться вокруг. Тут же вскоре показалась и фигура мужчина в черных одеждах:       — Как бы то ни было, ради этого мы и здесь.       Волки начали собираться отовсюду, словно пришли на беззвучный зов. Полные сил и объединенные одним желанием, они как единая армия ждали приказов.       — Они тоже? С чего они решили присоединиться?? — Сокол был первым, кто озвучил охватившее всех непонимание.       Атари также выглядела удивленной:       — Вряд ли это эффект молитвы, но… — на ее лице быстро расцвела мягкая улыбка, — …пожалуй, также даже лучше. Тино! Значит, все наладится, если угроза в виде госпожи Тори уйдет?       Девушка решительно взглянула на мальчишку, но тот ничего не ответил. Всем стало стало ясно – что бы он не ответил на такой прямой вопрос, ему не удастся скрыть свою ложь, без которой он не мог обойтись.       Было что-то, что он скрывал ото всех.       — Вероятно, все провалится, если нам станут известны детали. Хорошо, я понимаю, — тут же произнесла Атари, и снова улыбнулась, и затем повернулась к Тораку, — Даже если это – верная смерть, я буду помогать. Я слаба, но… буду саппортить вам всем отсюда!       Она говорила серьезные вещи, но слова совсем не соответствовали смыслу.       Это было… очень похоже на то, как она вела себя прежде, чем начала свою игру в тайного агента Дегранда. Тогда, когда она все еще звала себя Тарой. Торак и не заметил, как от этого воспоминания его собственные губы изогнулись в полуулыбке.       Солдаты Дегранда и волки Хёки собрались вокруг — сотни существ. обладающих прежде невиданной силой. Силой достаточной, чтобы противостоять бушующему бедствию.       — Хорошо, — сказал Торак, и кивнув не то толпе собравшихся вперед волков, не то одной лишь Атари.       — Только не нужно обещать вернуться живым.       — Почему?       — Потому что обычно после таких слов никто не возвращается.       Он не нашел в этом ничего забавного, но возражать никак не стал.       Такая Атари нравилась ему намного больше — она не сдерживалась, говорила странные вещи, казалась бойкой и решительной. Именно такой она была тогда, когда только-только приехала в город, и именно эти черты зацепили его.       Если все возвращается на круги своя, то, быть может, и для Орсейла тоже не все потеряно? Совместными усилиями они победят, а затем вновь отстроят город.       Это то, во что Торак всем сердцем хотел верить.       Но чтобы все это свершилось, нужно было сперва убедить Тори.       И словно прочитав их намерения, Бедствие теперь смотрело прямо на них.       — Вперед!       Они думали, что все получится. Что раз они собрались все вместе, то несмотря ни на что справятся.       Чтобы добраться до острова, все мосты которого был разрушены, Хёка создал ледяной мост.       Чтобы обезопасить всех от бушующего вокруг пламени, своей молитвой Атари окутала их тонким ветряным щитом.       Чтобы никто не потерялся в языках пламени, Сота указывал всем путь.       Они пробирались вперед, пока не оказались совсем близко к монстру. Тори, принявшая облик существа еще большего, чем Филин, неподвижно стояла среди руин, словно любуясь тем, что сотворила.       И чем ближе они подходили, тем прохладнее становилось пламя. Ее золотые глаза были полны любопытства и, подкупленная им, она словно нарочно позволяла компании приблизиться. Вскоре жар спал настолько, что даже молитва Атари больше не была нужна.       Когда же волки подошли к ней достаточно близко, чтобы иметь возможность метнуть в нее камень, пламя и вовсе погасло, и под ногами обнажилась покрытая пеплом земля.       Убедившись, что опасности больше нет, Остин развеял свое влияние и прошел вперед. Солдаты и волки Хеки остались позади, взяв на себя роль поддержки – перед Золотой Волчицей сейчас была лишь основа Нечестивого и два новоиспеченных бога. Они опасались, что Бедствие может напасть, увидев приближение такой толпы, но теперь им думалось, что даже если они атакуют сейчас – ей будет все равно.       Может, ее действительно удастся уговорить?       Думая об этом, Торак подошел ближе к Соте – мальчишка разглядывал Тори так, словно пытался найти ответы на бесчисленное количество своих вопросов, и так и не сумел найти ни одного. Казалось, он хотел что-то сказать, но, даже когда уже раскрыл губы, так ничего и не сумел сказать.       Она была его матерью, но умерла задолго до его рождения. Он совершенно не знал ее, и она, должно быть, тоже.       — Мое имя Остин, я – действующий Сота! — наконец заявил мальчик, приложив ладонь к грудисловно в знак искренности. Бедствие мотнуло головой и чуть опустило голову, прислушиваясь, — Вы не знаете меня, но я вам прямой потомок, и я понимаю Вашу боль! Вы много лет были заточены в Артериях, боролись, чтобы не стать Бедствием, и теперь все обернулось вот так. Мне тяжело поверить в то, что Джон погиб, но раз Вы здесь, значит, это действительно так… и с этим уже ничего нельзя поделать. Прошу Вас, не усугубляйте ситуацию еще больше! Виноватых больше нет, больше нечего уничтожать!       Существо вдруг начало приближаться.       Она согнула свою длинную шею, прильнула грудью к земле и опустила голову еще ниже, словно пытаясь рассмотреть говорящего перед ней получше. Их взгляды встретились.       Тогда Остин заметил – у них были одинаковые глаза.       Пусть даже стала Бедствием в обличии невиданного раньше монстра, Тори была также красива, как о ней говорили.       Мальчик осторожно протянул вперед ладонь, и чуть прищурился, чувствуя приближение монстра, даже не столько из-за страха, сколько из-за исходящего от него жара. Пусть и убрала свое пламя, Тори по-прежнему оставалась огненным бедствием, даже несмотря на то, что основу своей силы клан Соты черпал из водных источников – по-крайней мере, если воспоминания прошлых воплощений его не обманывали.       Наконец нос монстра соприкоснулся с рукой парнишки, и несмотря на весь жар вокруг, Остин не почувствовал никакой боли. Совсем наоборот – клюв Бедствия был на удивление слегка прохладным.       Мальчик не нашел, что сказать, и только легонько провел ладонью по поверхности – грубая, полная неровностей и мелких трещин. Было видно, как у основания клюва подрагивает кожа, как перекатываются мышцы на морде монстра.       Как дрожат ее зрачки, когда она смотрела на него, казалось, самые разумными глазами их всех, что он когда-либо встречал. Все это было как-будто живое.       Но Остин чувствовал. что это было не так.       Каждая неровность и шероховатость были камнями. Каждая морщинка и перо – тоже камни. Здесь не было ни грамма настоящей плоти. Лишь золотой минерал, созданный силой искусства Артерий. От настоящего здесь были лишь остатки разума, что мерцали в глаза Бедствия, словно догорающая спичка.       — Мое имя Соколиный Глаз, я — действующий Хёка, — проговорил подошедший Сокол. Он также, как и Остин ранее, приложил к груди ладонь и взглянул на Бедствие, — Вы можете не помнить меня, даже если мы когда-либо встречались, ровно также, как и я не имею воспоминаний о Вас, но…       Договорить он не успел – Тори протянула свою морду и к нему тоже, тихо пророкотала и сощурила глаза, словно была готова свалиться с ног от усталости.       Два юных бога стояли перед ней, и она принимала волю их обоих.       Тогда ближе подошла и Медведица – она молча приложила ладонь к шершавому клюву, словно не боялась ничего. Бедствию, казалось, не было до этого совершенно никакого дела – Тори лишь мельком взглянула на девушку и опустила веки еще больше.       Но когда шаг вперед сделал Торак, ее готовые закрыться глаза раскрылись вновь.       Незаметно для всех вокруг вновь возникли мелкие языки пламени.       Торак колебался.       Он не знал, с чего ему следует начать.       Тори не знала Остина. Едва ли она когда-либо видела Сокола. Но Торака она не могла не знать. И все же, отчего-то ему казалось, что именно ему в ее памяти нет места.       Словно среди тех, кого он видел перед собой – Остин, Сокол, Медведица – ему не было места.       Наконец, он сделал еще один шаг. Зрачки Бедствия хищно сузились.       — Мое имя…       Торак сказал это, но прервался, когда почувствовал покалывание в пальцах.       — …мое бедное, несчастное дитя… — тихо пробормотал монстр сквозь усиливающийся рокот.       Тогда молитва Атари вновь пришла в действие, обернув волков ветряным щитом.       Инстинкты закричали Тораку, что нужно бежать как можно скорее.       Он сделал несколько шагов в сторону.       Там, где он стоял секунду назад, клюв Бедствия с силой сомкнулся.       — Твою мать!...       — Что за?!...       — Все в стороны, живо!       Сокол, Медведица и Остин среагировали первыми и помчались в рассыпную. Пламя Бедствия разгорелось снова с еще большей силой. с чем теперь даже молитва едва справлялась.       Сокол кричал Тораку:       — Вы когда успели рассориться?!       Сотни пушек по другую сторону берега пришли в движение, как волки, оставшиеся в стороне, приняли боевые стойки.       Бедствие перед ними закинуло голову вверх и зеревело еще громче и отчаяннее, чем прежде. Словно рыдало, озлобленное на весь мир.       Он не знал, о чем думать тогда. Его голова ужасно болела и была совершенно пуста.       Но он четко помнил жар, окутавший его кожу, блеск угрожающих ему когтей и клюва, и как он до боли в ладонях сжимал привязанное к одной руке копье.       Один удар за другим.       Он отражал атаки Бедствия снова и снова, даже не замечая разницу ни в габаритах, ни в силе.       Как все могло прийти к этому?       Неужели он не мог спасти даже того, кто уже мертв?       Ровно также, как когда-то из-за его неосторожных действий Тори погибла. Из-за того, что будучи простым и глупым ребенком он выскочил из снега и залаял.       Если бы он этого не сделал, не было бы ничего, что произошло тогда. Тори с Джоном бы просто поговорили и все разрешилось.       Но из-за его ошибки все сложилось иначе.       И теперь это случилось снова.       Но что он сделал не так теперь?       “Мое бедное, несчастное дитя”       Он прокручивал в своей голове эти слова снова и снова, но так и не смог их понять. Это совершенно не было тем, что говорят своему оппоненту перед тем, как напасть.       Удар. Еще один удар.       Одно парирование за другим. За одним прыжком следовал другой.       Землетрясение охватило весь Орсейл. Торак помнил, что уже не видел городскую стену на горизонте. Теперь вместо выжженой пустыни на месте центрального острова перед ним был был лес из гор, словно кто-то раскидал огромные каменные копья по земле.       Рельеф менялся так быстро, что волки едва поспевали за ним – все природные стихии, казалось, взбунтовались. Ревел огонь, пульсировала земля, даже река пришла в движение и насылала смертельные волны на берега. А из под земли, казалось, из самих Артерий, вылезли новые чудища – уродливые существа, подобные зверолюдям в самом ужасном их облике. Часть из них сгорали в адском пламени Тори, даже не успев появиться. Те же, что уцелевали, с разинутой пастью мчались на все живое, что видели вокруг.       Парирование. Уклонение.       Волк продолжал скакать с одной каменной глыбы на другую, сбегая от боя с Тори. Там, где он стоял секунду назад, горы рушились так, словно были слеплены из песка.       Он пытался увести Бедствие подальше, куда-нибудь, где было бы меньше солдат и волков. Но сколько бы он ни пытался, Тори сеяла разрушение везде. До сих пор большая часть волков были живы лишь благодаря поддержке молитв, что помогали им быстрее залечивать раны без риска уснуть прямо на поле боя. Но могло ли так продолжаться вечно?       Он видел, что силы священников также на исходе. Человеческие ресурсы ограничены, они не смогут поддерживать волков слишком долго.       В конце концов…       В конце концов, какой выбор был наилучшим?       “Мое бедное, несчастное дитя” — это то, что сказала Тори перед тем, как напасть. Снова и снова, снова и снова он думал об этом.       Бедствие продолжало реветь и крушить все, что попадалось у нее на пути к Тораку, а он продолжал бежать и уворачиваться от ее ударов. Прозвенел новый удар, и его Торак парировать не сумел.       Он четко слышал, как вместе с тихим плеском по земле вместе с частью его руки покатилась и нагината. Там, где была его ладонь, теперь лишь изливалась кровь. В тот момент, прежде, чем из последних сил отскочить снова, он увидел это.       Лицо Бедствия, что было перед ним. Как по морщинам, покрывшим ее морду из яркого оскала, текли темно-алые ленты того, что можно было принять за кровь. Одни капли обращались в мелкие минералы и осыпались на землю пылью, другие – превращались в пар под жаром окружающего пламени.       Темная жидкость, что сочилась из ее глаз, была подобна слезам.       Когда Бедствие вновь занесло свою тяжелую лапу для удара, Торак вновь прыгнул со скалы в сторону другого края.       Копья Хёки уже не было рядом, а для призыва даже времени не находилось. Даже с поддержкой молитв он не мог восстановить потерянную руку. Драться не было смысла. Наблюдая за тем, как его товарищи продолжают сражаться, он лишь еще больше в этом убеждался. Бедствию совершенно не было дела до всех тех ран, что ей наносили – они были для нее не более, чем мелкими царапинами. А монстры, что появлялись снова и снова словно из воздуха, вероятно, так и будут прибывать, пока Тори здесь.       Бедствие не уйдет, пока не завершит то, зачем явилось.       Она не уйдет, пока не отомстит всем, кто разрушил жизнь членов ее семьи.       Торак бросил взгляд на своих товарищей.       На Сокола, что отдавал всего себя битв, не жалея сил. От избытка витающих вокруг сил Артерий его тело претерпело немало метаморфозов и теперь он мог бы столкнуться один на один с Филин. Он кромсал чудищ из Артерий так, словно они были простыми игрушками, и теперь действительно походил на Бога.       На сотни зверолюдей с мехом, чернее ночи, и глазами цвета крови. Они рассыпались на тысячи блестящих рубинов от ран, обнажая всем свою искусственную натуру, и возвращались в бой снова, точно бессмертная армия. Медведица вела их за собой.       На Остина, что стоял в стороне и координировал остальных, используя все доступные ему силы. Изредка Торак слышал его голос у себя в голове, но уже совершенно не понимал, о чем он говорил. Его уставший разум уже совершенно ничего не воспринимал.       На Атари, что молилась за них всех на другом берегу. Кристальное сердце в ее груди мерцало и озаряло все вокруг мягким голубым светом, точно маленькая луна. Темные рога, что раньше лишь изредка поблескивали холодными цветами, теперь испускали яркий свет, подобно нимбу. Бушующий вокруг ветер то поднимал, то опускал вуаль на ее лице, обнажая и вновь скрывая за ней мягкие девичьи черты. А длинные черные волосы танцевали на потоках ветра.       …В тот миг что-то заставило его сердце пропустить удар. Не то старое воспоминание, выбравшееся наружу, не то спрятанное в глубине души чувство.       Тогда Торак остановился. Кажется, больше не было смысла убегать. Прочитав его намерения, остановилась и Тори.       Высокая пылающая птица, что стерла с лица земли половину города одним своим присутствием. Она стояла напротив Торака, издавая грозный, нетерпеливый и низкий рокот. И, смотря юноше прямо в глаза, медленно припадала к земле, словно крадущийся к жертве дикий зверь.       Голова юноши заболела еще больше, чем раньше. Он не сразу понял, что это оттого, что товарищи принялись звать его, воспользовавшись силой Соты. Он слышал их голоса, понимал, что они его зовут, но за шумом крови в ушах уже ничего не мог разобрать.       Они звали и звали его... Вероятно, уже поняли, что к чему       — Уходи оттуда!       — Братец!       — Торак!       Остин коротко объяснил им, как работает связь, которой он их обеспечил. Все, кто связан между собой, будут иметь доступ с части ощущений остальных. Можно было видеть, можно было слышать то же, что и другой человек. Можно было в любой момент сообщить и показать ему что угодно. И чем сильнее воля, чем крепче и четче была эта связь.       — Молодой господин!       Даже солдаты гетто смогли воспользоваться ею, несмотря на то, что им было дано совсем немного полномочий.       Но Торак оборвал все связанные с ним нити.       Голоса утихли, и уши заполнил рев бушующего вокруг адского пламени. И рокот Бедствие впереди.       Морщинки от оскала на ее морде неистово плясали. Она смотрела прямо на него, не отрывая глаз – следила за каждым движением, подобно бешеному псу, что следил за взобравшимся на дерево котом.       Торак таки призвал здоровой рукой нагинату — она отозвалась, стоило ему только подумать. Держать ее нерабочей рукой было ужасно некомфортно, но выбора, впрочем, и не оставалось. Уже по старой привычке прокрутив копье в руке в поиске баланса, парень спрыгнул.       И в этот миг Бедствие разинуло свою пасть.       Он ясно запомнил это чувство.       Оно было очень похоже на то, как проходило обращение, если не уделять ему достаточно внимания.       Ломающиеся кости, рвущиеся мышцы.       Торак чувствовал, как его тело изнывало от ран. Помнил, как задыхался, как силы медленно покидали его, а сознание угасало, словно догорающая спичка. Чувствовал, словно медленно опускался на дно самого глубокого в мире океана.       …       Это означало, что долгий сон наконец подошел к концу.       Открыв глаза вновь, парень увидел уже привычный для себя белый потолок больничной палаты. Он устало протянул к нему ладонь – ту, что была отсечена во сне — словно чтобы проверить, действительно ли все это не было в реальности. И правда. Рука была на месте, раны исчезли. В углу комнаты тихо стояло на подставке копье Хёки, в той самой форме, которую имело еще до обращения в нагинату.       На столике рядом его уже ждали стакан с водой и лекарства, рядом на вешалке были приготовлены несколько комплектов свежей одежды, а постельное белье благоухало так, словно было только их стирки – все так, как было всегда после его комы.       Была лишь одна новая деталь – неестественная тяжесть на одном краю кровати. И тяжестью этой была уснувшая там гостья.       Прежде он всегда просыпался один. Вовсе не потому, что за его состоянием никто не следил или никому не было до него дела — совсем наоборот, все всегда беспокоились и ждали его пробуждения, но приходили как можно реже по его же собственной просьбе. Он боялся, что, однажды очнувшись, не сможет отличить сон от реальности.       …обычно в своих летаргических снах волки видели то, что до ужаса пугало их. Торак же становился ужасом сам.       Он к этому привык, и в некоторой степени именно поэтому так легко научился орудовать копьем Хёки, несмотря на то, что подобного рода оружие не пользовалась большой популярностью и учителя для него нигде не нашлось. Все эти знания он почерпнул из собственных кошмаров, и оттуда же узнал, насколько важно контролировать силу, которую имел. Чтобы ни в коем случае не допустить ничего из того, что видел.       И потому одиночество во время пробуждения стало для него обыденностью. Но в этот раз все было иначе.       Почему она здесь? Неужели никто ей не сказал?       Торак осторожно протянул в ее сторону ладонь, чтобы поправить неряшливо уложенный локон на ее голове, но прежде, чем успел дотронуться до волос, Тара проснулась сама:       — Ах, доброе утро, — тихо произнесла она, раскрыта свои глубокие, как море, синие глаза, и широко зевнула, а затем взглянула на часы, — хотя, скорее вечер. Как ты?       — Долго я спал?       — Четыре дня. Вот уже пятый пошел сегодня. Еще немного и ты проспал бы столько же, сколько и я.       Сказав это, она улыбнулась самой яркой улыбкой из всех, какие только имела в своем арсенале, но почти сразу вернулась к обычному выражению:       — Все волновались. Даже ребята из клуба приходили.       В ответ Торак только кивнул. После увиденного сна мысли все еще были в полнейшем беспорядке. Но все же была одна вещь, которую он помнил и осознавал точно.       Битва, которую он видел, происходила и в реальности. Пусть и не в таких масштабах, но похожее бедствие было и в настоящем Орсейле, и парень был несказанно рад, что все было не так масштабно.       Так он думал, пока мельком не взглянул в окно.       Это была одна из самых дальних резиденций гетто – старое поместье, когда-то отданное лично во владения Тори. Она находилась на самой окраине, а потому даже за самыми высокими деревьями в саду можно было увидеть и горы Камизона, и отделяющую от них городскую стену.       Но сейчас там не было даже намека на нее. Он наконец вспомнил, что у того сна было много общего с реальностью.       — Ах да, — тут же отозвалась Тара, заметив недоумение парня, — мы ведь не видели, как все закончилось, поэтому…       — Что произошло?!       — Ой-ой, я как раз собиралась все сказать.       Она коротко рассказала обо всем.       Что ошибалась, когда думала, что тогда их с Тораком унесло течением далеко к окраине, в самом деле они находились у того же Медного моста. Причина, по которой Тара решила иначе – тишина, царящая вокруг – была совсем в другом. Просто к моменту, когда она очнулась на льду, битва уже была окончена. Никто не понимал, как это произошло. Просто вдруг началось землетрясение, а затем лед на реке тронулся.       Торак внимательно слушал и кивал – хоть и смутно, но он помнил, как силуэт городской стены медленно исчез с горизонта.       Но теперь он подозревал, что все это было не просто так.       Ровно также, как Тори пробудилась, когда почувствовала смерть Джона, мог пробудиться и древний Сота, покоящийся в фундаменте городской стены. Условий никто не знал, но это не значит, что возвращение этого бога невозможно. Все таки, его воля по сей день существовала и сторожила город.       — Остин сказал, что все это от перегрузки Артерий. Он сравнил это с магнитными бурями, мол, вся техника может выйти из строя в такие моменты. Энергии вокруг было слишком много, поэтому Оромори был готов вот-вот пробудиться. Еще он предложил называть это Артериальной бурей.       — Артериальной?..       — Можно было бы назвать Искусственной, от слова “искусство”, но звучит это не очень. Впрочем, мы еще не собирались, чтобы обсудить это. И это лучше, чем называть это “давление”, ха-ха. Так вот, Артериальная буря возникла из-за того, что мы с Остином открыли энергии проход для молитвы и не смогли его закрыть. В ответ на это стали появляться те куклы – они питались этой силой, поэтому от них невозможно было избавиться, не закрыв брешь. Но чтобы ее закрыть, нужна была еще одна молитва, ею я и занималась тогда.       — И как?       — Полагаю, успешно. Ребята сказали, что все закончилось почти сразу после того, как я упала в воду – чудом успела все закончить.       — Значит, что…       — Когда ты отправился вытаскивать меня из воды, все уже подходило к концу.       Она замолчала, давая парню время все обдумать. Она понимала, какие у него были мысли – о том, как удачно все закончилось, что им очень повезло, и что все это было до ужаса странно. О том, что видела на той стороне, девушка предусмотрительно умолчала.       — К тому же, — сказала она и демонстративно сложив руки на груди, начала свою игру, — какое бесстыдство! Воспользовался ситуацией, облапал бедную, несчастную девушку в беде, да как такое!..       Первое время Торак не понимал, о чем она говорила – уж больше абстрактной была ее речь — но потом вспомнил. Да, когда вытащил ее из воды, ему пришлось снять всю ее одежду, чтобы отогреть должным образом. Сейчас это смущало, но тогда ему было совершенно не до этого.       — Твоя регенерация не настолько сильна, чтобы справиться с таким переохлаждением, если бы не…       — И все же! Что за нравы, что за похоть…       — Хорошо, в следующий раз оставлю покрываться льдом.       — А!..       Девушка издала невнятный писк и замолчала. Тактика тут же сменилась – на смену игривости пришло смущение и, опустив делову, девушка принялась неловко перебирать волосы в руках. К ушам прилила кровь.       — …спасибо, что помог. Сама я бы уже вряд ли всплыла, и…       Тихий шелест прервал ее – окончательно пришедший в себя, Торак поднялся на кровати, и только тогда девушка вспомнила, что одежды на нем не было. Единственным, что хоть частично прикрывало его тело, были белоснежные бинты.       Но все самое главное было открыто.       — Б-бесстыдство!! — прокричала девушка и тут же вскочила и отвернулась так быстро, что чуть не запуталась в собственных волосах.       Она успела увидеть достаточно. Крепкие широкие плечи, ключицы, грудь, бицепсы, рельефы косой мышцы живота и—       — Разврат! Похабщина! — вновь возмущалась девушка.       Торак же осмотрел себя. Открыта была лишь верхняя половина тела и одеяло все еще было на нем:       — Не понимаю твоих возмущений, ты все равно уже все видела, — негромко протянул он, вспоминая, насколько тонка и прозрачна была рубашка, которую подобрала для него мисс Хина на банкет в Хайнагуми не так давно.       Но в ответ на это девушка только еще больше запищала и заерзала от смущения. Торак же неторопливо принялся одеваться:       — Как сейчас обстановка в гетто?       — …порядок. Боссы Хайна, Ину и Мадара взяли все в свои руки. Почти все волки Хёки отсыпались первые дни, еще около половины все еще спят. Медведица помогает в восстановлении инфраструктуры, Сокол занялся организацией поиска пропавших без вести. Джона сбежал и его еще не нашли, но думаю они скоро со всем разберутся. Еще мама и папа…       Она сделала паузу, когда услышала, что шелест одежды прекратился, и осторожно обернулась. Тогда она встретила на лице парня выражение, которое совсем не ожидала увидеть.       Торак был не в себе.       Это не сон.       Сон уже закончился. Все, что было там – не реально. Ничего из тех несчастий, что он видел там, не произошло.       “Джон сбежал” — но эти слова выбивали его из колеи.       Его отец пропал некоторое время назад и все гетто занималось его поисками. А теперь ему говорят, что он сбежал? Значит, до побега его местонахождение было известно?       Торак и заметить не успел, как уже мчался по коридору главной резиденции группы Мадара, где сейчас должна была быть почти все верхушка гетто. А Тара беспомощно поспевала следом, все больше и больше жалея, что даже не ведая того, сболтнула лишнего.       — Какого черта здесь происходит?!       Он ворвался в кабинет, словно ураган, и все вокруг переполошились.       За столом босса группы Мадара сидела Медведица, сам же босс стоял рядом и активно о чем-то докладывал. Здесь и там стояли люди – слуги, шпионы, солдаты.       Похоже, что сейчас проводилось одно из собраний. Даже Сокол, Остин и отец Тары были здесь, как удачно.       Но теперь все они смотрели на стоящего в дверях.       — Т-Торак? Когда ты успе—       — Где мой отец?!       Стопки документов с шумом полетели прочь со стола, а люди поспешили скорее удалиться из кабинета.       Тишина. Чудовищная тишина воцарилась в кабинете. Тяжелая волчья аура жгла нос.       Пусть Торак и выглядел взбешенным, все вокруг были спокойны. Единственное, что отразилось на лицах тех, кто остался здесь — вина и стыд. Уже по тому, как Медведица, Остин, Змея и Льюис переглянулись, Торак все понял.       — И как давно? Как долго вы планировали от меня это скрывать? — произнес он на удивление спокойно, хоть переносила и покрылась мелкими морщинками от гнева.       Первой послышался голос Змеи:       — Его искусство было принудительно запущено из-за травмы и он впал в кому.       — И молчала? Даже когда вернулась?       — … — она виновато опустила глаза.       — Сообщать о чем-то подобном в момент, когда ищешь шестерок в рядах своих подчиненных – не лучшая идея, — тем, кто сказал это, был Льюис. Он строго поправил очки на носу и сложил руки на груди. Даже в окружении волков он все еще производил впечатление строго и хладнокровного человека.       — Вы могли рассказать обо всем, когда вернулись!       — Торак, прошу тебя. — умоляюще произнесла Змея невероятно тихим голосом, — Тогда явно было неподходящее время. Все были слишком заняты конфликтом с Орсейлом.       — О, значит ты бы все рассказала только тогда, когда он бы уже был мертв?       — Вовсе нет!       — Ради всего святого, вам обоим стоит успокоиться. Сейчас важнее то, что он пришел в себя, хоть мы и не знаем, где он.       Медведица тоже чувствовала свою вину за случившееся — именно она и ее отряды занимались поисками Джона, который все это время был под присмотром Змеи. А ведь уметь разоблачать маскировку собственных товарищей – один из самых необходимых навыков в их жизни.       Но то, что во всем этом оказался замешан и Льюис, для Торака было в новинку.       — Остин, — произнес он, и все взглянули на мальчишку, что все это время лишь молча наблюдал за всем со стороны, — ты ведь знаешь, где он?       — Ну разумеется.       Мальчик приподнял край губ в усмешке и поправил лежащий на плечах тяжелый плащ — реликвия гетто с золотой бусиной-брошью на груди, которая оказалась фальшивкой, и даже так имела немало силы.       Никто не ждал от мальчика внятного ответа, но именно в этот раз он сказал правду, чем немало всех удивил. И прежде, чем кто-либо успел что-то сказать, он продолжил:       — Но он прошел через множество метаморфозов, поэтому чем искать его, лучше дай ему время, — сказал он, глядя на Торака.       — Почему ты так уверен во всем этом?       — Вот поэтому, — мальчик указал на золотую брошь на свой груди, — эта фальшивка отлично выполняет свои функции, а еще она почти как GPS. Джон ни за что не расстанется с кулоном, в который вмонтирован оригинальный артефакт Соты, поэтому мне не составляет труда знать все, что сейчас происходит вокруг отца, включая даже его ментальное состояние.       Все взглянули на юношу взглядами, полными сомнений.       — Боже, вам только теории и догадки нужны, да? Хорошо, вот теория: он жив, потому что в городе все еще тихо, — увидев, что эти слова уже смогли вызвать интерес, он сделал паузу и продолжил, — Госпожа Тори также не была похоронена, как положено, не так ли? Остатки ее воли все еще на Вороньем мысе, и если бы Джон погиб, она бы почувствовала это и непременно бы пришла мстить обидчикам.       Говоря это, он взглянул на Торака, словно он мог подтвердить его слова. Но вместо него ответила Змея:       — Звучит сомнительно, ведь обычно мертвые не имеют четких желаний. Если условие ее пробуждения – насильственная смерть дорогого человека, то разве оно не должно произойти после смерти любимых? В таком случае Торак тоже должен считаться.       — Просто скажу по секрету: в адекватных отношениях мать всегда любит мужа чуть больше, чем ребенка.       Они еще какое-то время спорили, но, наблюдая за этим, Торак не мог не заметить: речь парнишки вновь была словно в тумане. Он опять лукавил, лгал и утаивал, но на каких словах – было уже не понять.       От всех этих мыслей у Торака вновь разболелась голова. По крайней мере было ясно, что Джон точно жив.       — Давайте не будем об этом.       Все закончилось, когда к ним присоединилась Тара, что встала между ними, словно щит. Она выглядела обеспокоенной – как ребенок, наблюдающий за ссорой своих родителей – но даже так, нашла в себе силы заговорить:       — Раз уж теперь мы все собрались, то… может, продолжим то, о чем говорили вчера?       Медведица откинулась на спинку кресла и, кивая, перекинула ногу на ногу, Змея задумчиво потерла подбородок, Остин цокнул, а Сокол подошел ближе.       — Что за обсуждение?       Тогда они рассказали, что успело произойти с окончания той битвы под Медным мостом.       Перво наперво, Орсейл бездействовал.       Они не делали вообще ничего, словно забыли о том, что когда-то угрожали гетто.       Теперь, кажется, весь город знал истинные намерения волков. Даже сбежавшие солдаты Орсейла видели, как зверолюди гетто и Хёки сражались на льду с монстрами, а после – как общими силами восстанавливали все вокруг и помогали раненым.       — Вчера прошли похороны под управлением гетто, почти весь город пришел. Мы отдали людям урны с прахом тех погибших, каких смогли найти. Некоторые жители гетто даже развеяли его над рекой в качестве прощания, — рассказывала Тара, казалось, не упуская ни одной детали.       — А как люди Орсейла?       — Конечно, они тоже были. Немного возмущались местами, но в целом все было хорошо. Они то и дело палились на Медведицу во время ее вступительной речи на сцене.       — Они будто женщину никогда в жизни не видели!       Сама Медведица тихо ругнулась и клацнула зубами. Это заставило Торака едва заметно улыбнуться.       — Неужели все закончилось так хорошо?       — Пока что – да, очень даже. Если ничего не изменится, гетто даже получится вернуть свой авторитет и добиться признания. Люди Ину как раз сейчас занимаются этим.       Сказав это, Тара указала на Змею – та кивнула в ответ самой своей вежливой улыбкой. Да, Змея отлично подходила для переговоров.       — И то, о чем мы начинали говорить вчера… — продолжила Тара уже чуть менее уверенно, — …о том, что нужно отправляться в Дегранд..       — Сейчас самое время.       Тем, кому принадлежал этот голос, был господин Хайна. Высокий мужчина в роскошком халате вошел в кабинет. Если раньше он появлялся в образе дряхлого старика, то сегодня все видели его гордым и величественным зверолюдом. И хоть его вид был больше похож на гиену, чем на волка, впечатление это никак не портило. За открывшейся в коридор дверью было видно, что даже босс Мадарагуми с почтением кланялся зверолюду, хоть их положения и были почти равнозначными.       — Что Вы имеете ввиду? — спросил Торак, слегка опустив голову в приветствии.       — Именно то, о чем и сказал, юноша. Для гетто настало время выйти из тени и самостоятельно добиться своих целей, они больше не могут всецело зависеть от нас.       — Значит?..       Хайна кивнул:       — Я передам свой пост Хине. Хайнагуми уже долгое время находилось в ее руках, она давно шла к этому. Это будет хорошая возможность вернуть все на свои места.       — Ах! — вдруг удивленно охнула Тара, — Но куда вы тогда пойдете? Даже если передадите пост, люди не смогут забыть о волках, если будут видеть вас.       — Его у вас украду я, малышка.       Лукавый голос принадлежал Соколу.       — Он был Верховным жрецом Хёки еще до того, как мой отец получил свой титул, поэтому многое знает. Сейчас, когда мы восстанавливаемся после потери Филин, возвращение такого авторитета было бы в самый раз! Будет, кому присматривать за кланом в мое отсутствие.       — А ты куда собрался?       — Как это, куда? Я пойду вместе с вами, на родину малышки.       Торак потерял дар речи. Когда обговаривали условия своего контракта с Тарой, о присоединении Сокола к экспедиции не шло и речи, но теперь вот, как все сложилось. А затем Медведица и Остин подняли руки:       — Мы тоже пойдем, — протянула девушка, поправляя галстук, — Тара – жрица Оками, а значит там находится и служащий ему клан. Если там же найдутся и волки, кланяющиеся непосредственно ему несмотря на свои собственные кланы, это будет большим успехом.       — Эта ваша Люмин, она же Верховное божество Оками, — продолжал Сокол, — устроила в Орсейле непонятно что! Это никак не похоже на философию “добрый Оками противостоит злому Шире”. Как я понимаю, Шира до сих пор так и не давал о себе знать, правда?       Тогда подал голос Остин:       — Рановато Вы, дорогой Рана, списываете демона со счетов. Если Оками так поступил, значит на то были причины. Шира спит, но в любой момент может пробудится, и малейшая аномалия Земных Артерий разбудит его.       Слушая его, Тара заметно погрустнела:       — Значит, та буря?..       — Мы сделали ту брешь, чтобы искусственно избавиться от излишка энергии. Не сделай мы этого, то Артерии бы прорвало, как плотину, а это равнозначно тому, что демон проснется. Я больше скажу – созданием тех кукол Оками нам помог, они ведь как раз таки потребляли всю лишнюю силу.       — Другое дело, что твоя великая Люмин пыталась нас убить этими самими куклами.       — Ничего не могу поделать, пути господа неисповедимы.       — Тогда почему ты все еще исповедуешь их?       На этом небольшое собрание волков было закончено.       Было решено – через несколько дней они отправятся в Дегранд. Торак, Тара, Медведица, Остин и Сокол.       Дата отправления назначена через три дня.       Это было… довольно опасное путешествие. Впятером отправляться в ранее неизвестный город пешком, в такую даль… даже когда все приготовления были закончены, Торак никак не мог поверить, что этот момент действительно настал.       Была глубокая ночь, когда волки готовились к отбытию за городом. Самые близкие товарищи из гетто тоже были здесь – все хотели попрощаться, словно боялись, что зверолюди больше не вернутся.       Было решено, что от старого состава Нечестивого в гетто останутся лишь Змея и Орел – они будут присматривать за городом по мере своих сил. Льюис, прежде объявленный в розыск и обвиненных в преступлении против всего города за союз с гетто, теперь был объявлен народным героем и вместе с Змеей выступал от имени гетто на публике.       Его жена Нати также получила немало важную роль.       Гетто не могли так просто сразу принять новость об уходе волков, и одних лишь Змеи и Орла будет недостаточно, чтобы скрыть отсутствие остальных. Ради решения этой проблемы Нати вызвалась стать заменой Младшей Госпожи Нанны – той, кем была Тара для людей гетто. Публика не знала ее в лицо, а потому этот легкий обман будет легко скрыть. Тем более, когда мать с дочкой были настолько похожи друг на друга.       Сначала все беспокоились, хорошая ли это идея, и переживали, не станет ли это слишком тяжелой ношей для Нати, но все сомнения быстро развеялись, стоило только предоставить Нати к мисс Хине. Эти две женщины удивительно быстро нашли общий язык, хоть и были совершенно разными по натуре.       Господин Хайна стал Верховным жрецом Хёки – пусть официально этот пост сейчас занимала Лисса, одна из самых старших учениц Филин, по сути своей главную роль во всем взял именно тот старик. А вместе они будут управлять кланом во время отсутствия самого Хёки, и присматривать за женой вождя.       Никто не говорит об этом, но все было предельно очевидно – Хёка, как это сказали бы люди, уже был обручен с Лаской, о чем ясно говорил запах. исходящий от юноши. Быть может, волчица уже даже была беременна, что означало скорое становление Торака дядей.       Луна медленно катилась по небу, пока сборы волков уже подходили к концу, и юноша со стороны наблюдал за всем, что было вокруг, и на душе отчего-то становилось не то тревожно, не то грустно.       …       …Все отличается от событий того сна. И это хорошо. Меньше всего на свете Торак хотел видеть, как гибнут люди, которых он хотел защитить.       Была лишь одна вещь, которую он был хотел забрать с собой из того сна…       Он наблюдал, как Тара прощается с отцом вдали ото всех. Они стояли так далеко, что не было никаких шансов хоть что-то подслушать. Торак вспомнил — Льюис тоже наверняка погиб тогда. Он совершенно не помнил его лица среди выживших.       Но сейчас все были жив, и тот сон был лишь сном. Одно лишь понимание этого успокаивало юношу.       — Я даже завидую им.       Медведица вдруг подошла к нему и кивнула в сторону Тары и Льюиса, которые никак не могли наобниматься перед разлукой.       — Ты бы знал, как она все уши нам прожужжала о том, как крут ее отец. Словно она все еще в том возрасте, когда дети поглощены эдиповым комплексом.       — В этом нет ничего плохо, любить своего родителя – вполне естественно.       — Однако, это делает расставание еще более болезненным       Они оба замолчали на какое-то время, словно случайно задели самые тяжелые темы друг для друга.       — Да, мне это незнакомо, — продолжала девушка уже чуть тише и опустила голову так, что лицо почти скрылось за волосами. Словно не хотела, чтобы мир видел ее эмоции — Я не помню своих родителей, и не знаю, какого это. Но она очень любит их. Тара не показывала этого, но она безумно скучала по ним, пока была в гетто.       — ...поэтому мисс Хина была такой?       — Эта женщина всегда мечтала иметь детей. Если бы Тара была сиротой, я уверена, что Хина бы заставила Хайна удочерить ее.       Торак усмехнулся, сам того не заметив. Это было действительно очень похоже на Хину. Если бы перед ней была такая возможность, она бы не поленилась даже подделать документы Тары, чтобы сделать ее официально несовершеннолетней, что открыло бы путь к удочерению.       У нее никогда не могло быть своих детей. Именно поэтому все в Хайнагуми стали для нее семьей, а юные эскортницы – дочерьми. Было время, когда она даже старалась заменить Тораку мать.       — И Джон. Он мне не нравится.       — К чему ты это?       — К тому, что я никак не могу тебя понять. На твоем месте я бы предпочла навсегда забыть о таком отце, но ты продолжаешь о нем беспокоиться.       — …он не плохой человек, и все еще мой отец.       — Он не узнал своего сына, когда тот был прямо у него под носом! — Медведица уже была готова начать ругаться и рычать, но вовремя остановилась, поняв, что это совсем не то, что было бы уместно сейчас. Она глубоко вздохнула, — В любом случае, человек из него может и хороший, но вот муж и отец – отвратительный       — Поэтому я и не стал ничего ему рассказывать.       — Единственное твое решение касаемо Джона, которое я уважаю.       После того, как Льюис передал Таре небольшую сумку с вещами, они наконец разошлись, и девушка помчалась обратно к волкам.       — И что теперь? Неужели планируешь воссоединение, когда он найдется?       — Не знаю. Просто… я уже забыл, когда последний раз думал о таком.       — Когда пришел домой, а на пороге тебя встретила Лилиан, полагаю. — сказала Медведица, в очередной раз вспоминая прошлое с осуждающим выражением лица, но тут же сменила эту эмоцию, стоило только Таре оказаться достаточно близко. С легкой полуулыбкой на лице она больно ткнула Торака в бок, — Хей-й, ты чего так долго? Он тут уже весь изревновался.       — Не было такого!       — Кхи-кхи-кхи, — Тара тихонько рассмеялась, расплываясь в ехидной улыбке, и показала на сумку на плече, — папа передал мне несколько вещичек, которые нам понадобятся, с ними нам будет легче попасть в город.       — Надеюсь, что там пара миллионов, чтобы подкупить пропускные пункты.       Девушка подняла брови в еще более ехидной выражении, достала небольшой мешочек из сумки и показала его содержимое – то была горсть серебристых монет: — Близко, но все равно не отгадала. Я объясню все позже. Меня больше интересует то, как там дела с приготовлениями.       Сказав это, она взглянула куда-то за спины ребят, и те покосились назад. В той стороне их товарищи из гетто как раз заканчивали проверять багаж.       — Двое повезут нас с Остином, а третий – сумки. Полагаю, осталось только решить, кто это будет.       — Не завидую тому, кому придется везти Тино.       — Это вы с Соколом уже решайте семи.       — Да, да… погоди, почему это мы?       — Как это почему? — игриво произнесла Медведица и, отмахнувшись от его слов, положила ладонь на плечо Таре. — Разве было не очевидно, что ее повезу я?       Тораку очень хотелось возразить, но аргументов не нашлось – в конце концов, Медведица была первой, кого “оседлала” Тара, и согласно синдрому утенка они теперь, похоже, так и останутся напарниками. И от этого, отчего-то, становилось необычно тяжело на душе.       — Все готово к отправлению! — прокричал кто-то позади.       Оставалось только завершить экипировку и волки могли покинуть город.       Пламя.       Там было море пламени, что то и дело разносилось по округе бушующим штормом.       Ветер свистел в ушах, а нос щекотал запах гари и плоти. На языке оседал металлический привкус крови оттого, что, сама того не замечая, она кусала внутреннюю сторону щеки.       Даже боль уже не ощущалась. Лишь ощущение теплоты от потекшей по щекам струйки крови давало понять, что следовало остановиться.       Но она не могла.       Пасть монстра захлопнулась с чудовищной силой, и единственное, что осталось от жертвы – тонкие дуги алой жидкости, что тут же были развеяны на ветру. И маленький бирюзовый камешек, что утратил свою форму и мчался навстречу земле.       Тара просматривала записи в блокноте снова и снова, но это было последним, что она помнила. Но когда заснула вновь, ничего нового мир сновидений ей не показал.       Это была их первая ночь на пути к Дегранду.       Они нашли неплохое место, устроили привал, поставили пару палаток.       В центре лагеря даже разожгли костер, в котором волки совершенно не нуждались. Медведица, оказывается, даже захватила из гетто одеяло, под которым Тара так и просидела весь вечер. В палатку она так и не зашла – волчица, спящая позади, заменила ей собой и матрас, и подушку.       Вместо нее в палатке устроился Остин. Торак спал снаружи неподалеку от костра. А силуэт дежурящего Сокола то и дело мелькал на свету луны среди деревьев вдалеке.       С момента отправления никто из знакомых ей зверолюдей не возвращался в человеческое обличие. Вид мускулистых спин, крепкий звериных плеч, длинных хвостов и зубастых челюстей наполнил ей о том, кем все они были в самом деле. И как бы не был мягок подшерсток Медведицы, сама мысль обо всем этом не давала ей покоя. До сих пор она не думала о том, как все могло сложиться, поступи она в прошлом как-то иначе. До сих пор волки для нее были куда более человечны, чем сами люди. Если бы хоть одна деталь истории сложилась иначе, сотни таких же волков, как и те, что были рядом с ней, обнажили бы свои клыки на людей. И это было меньшей проблемой из всех, о которых она теперь знала.       Костер с тихим треском медленно догорал у нее за спиной. Остин дочитывал ее блокнот.       Таре так и не удалось уснуть снова, и потому она не нашла варианта лучше, чем найти ответы у Бога Истины, что как раз был вместе с ними. Когда Тара видела похожий сон в прошлый раз, после битвы с Филин, Остин также был рядом с ней.       — Удивительно, — вдруг негромко произнес мальчишка, хоть на его лице и не отображалось никаких эмоций, кроме скуки, — тебе удалось запечатлеть все в таких деталях, что некоторые мои воплощения бы позавидовали.       Сказав это, он с тихим хлопком закрыл блокнот и подкинул в воздух. Едва только он оказался в полете, как тонкие золотые нити рассекли все на крупицы пыли. Таре хотелось возразить – сколько времени ей понадобилось после того пробуждения в Хайнагуми, чтобы написать все это? – но так и не нашла силы. Усталость оказалась сильнее.       — Тот сон, это… — единственное, что произнесла Тара.       — Силы Соты похожи на осмотр библиотеки. — тут же сказал Остин, словно принялся читать лекцию, — В ней воспоминания прошлых воплощений – романы. книжные стеллажи – эпохи, залы – столетия. Это дает мне возможность в любой момент изучить любые воспоминания прошлых обладателей титула Соты, даже если записи сохранились лишь частично.       Сказав это, он слез со старого пня и подошел чуть ближе:       — Но моя собственная история также должна быть записана, и, страница за страницей, она оказывается среди полок. но иногда там можно увидеть не одну, а две, три, даже четыре полки, и все они заняты бесконечными черновиками. Все это – бесчисленные пути, по которым все может пойти.             Тара молча слушала.       — Но есть одна деталь – если все прочесть, то с огромной вероятностью ничего из этого не произойдет. Остается лишь рефлексировать о том, какие возможности были упущены, или радоваться, что выбрал один путь вместо другого. Сны Соты не о будущем, а о том, каким это будущее может быть, если сделать неверный выбор. Иногда оно подскажет, что на соседней улице сегодня лучше переходить дорогу осторожнее, или что не стоит принимать бесплатный стакан выпивки от приятного незнакомца в баре. Это сравнимо лишь с чуть более развитой, чем обычно, интуицией.       — И все же?..       — И все же, бывают исключения.       Брови мальчика вдруг опустились, а взгляд похолодел:       — Скажу так, когда я получил свой титул, на полке уже была законченная история с моим именем. То, что ты мне показала – ровно то же самое, что я видел в ней. В груди девушки похолодело – ответ уже давно таился где-то в ее сознании, но даже так, получить подтверждение было шокирующе. Перед глазами вновь пронеслись картины того, что она видела во сне.       — “Как это предотвратить”? Странные мысли у тебя в голове, — сказал мальчишка и посмеялся, — это нельзя предотвратить, ведь это все уже произошло. Разве ты сама не поняла? Во сне ты увидела битву за Орсейл, но сейчас она уже закончена. К тому же, все сейчас совершенно не так, как там. Можно лишь подкорректировать.       Так и произошло. Тара поняла это, когда обдумала все снова.       Филин могла пробудиться в любой момент, стоило только беспорядкам в городе выйти из под контроля. Даже если бы она не стала причиной смерти Джона, как во сне, само ее появление не сулило бы ничего хорошего. И выход, который нашел Остин – создать искусственную Артериальную бурю. Куклы Оками поглотили все лишнее искусство, и беда была предотвращена.       Однако, оставалась деталь, которая никак не сходилась с первой историей.       — Куклы, ах да. Как я и говорил, Её Первосвященство погибла, и эти существа – ее способ вмешиваться в наш мир, ровно также, как это делаю я. В дешевых романах это называют регрессией.       Тара с шумом вздохнула и приложила ладонь к голове, словно это могло помочь избавиться от разыгравшейся мигрени. Но и этого оказалось недостаточно, и девушка медленно опустилась на землю, чтобы ненароком не упасть без сил.       Какого черта?       Просто, какого черта?       Тара вспомнила, что самый первый такой сон она видела после первой битвы с Филин. Когда была разрушена старая резиденция Огами, когда они с Тораком заключили устный контракт о поиске демона. Когда, должно быть, была ее первая кома.       Уже тогда она видела первые предпосылки. И то, что она видела, еще не конец.       — Когда появится Люмин?       — Ее Первосвященство? Уже довольно скоро.       — Где она?       — Этого я не могу сказать. Но мне казалось, что ты и сама уже должна была понять.       Тара проглотила все те слова, что готовилась сказать, и в горле застрял тяжелый ком. Ногти на сжатых ладонях больно рассекли кожу.       — Что случится, когда она пробудится? — еле слышно протянула она, казалось, из последних сил.       — …Изначально меня тоже здесь не было. Вместо меня был Остин, простой среднеклассник с проблемами в семье. Он начал вспоминать то, чего никогда не происходило, и это стало сводить его с ума. Я просыпался лишь иногда – когда-то посреди дня на пару минут, когда-то на долгую ночь, пока другое эго спало – но со временем “меня” становилось больше, чем “его”. Быть может, он стал мной? Кто я? Остин, получивший воспоминания другого себя? Или другой Остин, захвативший новое тело? Я не знаю. Что ты думаешь об этом?       Он говорил так, словно это была самая сложная в мире загадка, но Таре ответ казался очевидным.       Этот мальчишка, он был точно таким же. Он ничуть не отличался от того, кого она видела в тех снах. В этом теле был тот, кому оно не принадлежало.       — Таков ответ и на твой вопрос. Когда Люмин пробудится, ее эго столкнется с эго ее нынешнего воплощения. И раз уж воспоминания проявляются все четче и четче, то и до пробуждения уже не далеко.       Оками скоро придет в этот мир. Оками, которого Тара так и не увидела в воспоминаниях о другом мире.       Она не хотела смотреть Остину в лицо.       Он жаждал этого. Он с такой теплотой говорил о Люмин, что наверняка был весь в предвкушении ее пробуждения.       Но когда Тара подняла голову и взглянула в его глаза, то вместо ожидаемых ею ехидности и счастья увидела тоску.       Нет, нет… Это еще хуже!       — Мне жаль, Року, — сказал мальчик ей напоследок и засыпал догорающий костер снегом.       Угли бессильно зашипели, искры погасли, и спящий рядом серый волк рефлекторно дернул ухом.       Тораку стоило огромных усилий притворяться, что ему так и не удалось уснуть сегодня.