***
Зайдя в библиотеку, юный чародей едва успел подхватить падающую на пол челюсть. Он во все глаза смотрел на хозяина башни, образ которого никак не вязался со словом «отец». Это был парень лет двадцати пяти. Правильные черты лица и острые скулы делали его почти красавцем, но впечатление портил безумный взгляд льдисто-голубых глаз с налетом вековой усталости и до странного белые, будто бесцветные, растрепанные волосы. «Не волосы, а швабра для мытья полов», — усмехнулся про себя Ник. Мама была под стать отцу. Стройная юная брюнетка в белом платье с фанатично горящими глазами сидела на диване и скользила взглядом по странице старой книги. Ник поймал себя на том, что не может всерьез воспринимать эту парочку юнцов, с виду едва ли старше его самого. «Ясно, что родители не чураются омолаживающей магии, но что уж так-то упорствовать? Того и гляди в младенцев превратятся!» — закатил глаза «любящий сын». — А, это ты, — с истерическим надрывом воскликнул Рейстлин. Поднявшись с дивана, он с силой сжал в руке посох и поковылял к Нику, припадая на правую ногу. Подойдя к сыну вплотную, чародей вперил в него горящий взгляд и прошипел: — Выучил то, что я велел? «Знать бы еще, что ты там зубрить велел», — подумал зеленоглазый брюнет и неуверенно пожал плечами, дескать «может выучил, может и нет… Шут его знает!» На губах Рейстлина зазмеилась пугающая, безумная улыбка. — Вот она любовь! — истерично взвизгнул маг, обличительно ткнув длинным тонким пальцем куда-то за спину сына — это она, твоя рыжая ведьма, мешает тебе постигать искусство в полной мере! «Он еще и ногти красит!» — со вздохом подумал парень, глядя на аккуратно подстриженный черный ноготь родителя. Ни уважения, ни страха этот припадочный юнец с идеальным маникюром у Ника не вызывал. «И это — мой отец?! Великий и ужасный чародей?!» — брезгливо подумал темный, с трудом подавляя желание расхохотаться. Не оставляло ощущение, что это не дом, а филиал психиатрической лечебницы, где юный маг с непомерными амбициями и явным расстройством личности возомнил себя ни то богом, ни то великим чародеем. Загасить насмешливую ухмылку не вышло. Да Ник и не старался, потому что ничего кроме жалости и смеха этот лже-отец в нем не вызывал. «Наставничек нашелся, — мысленно фыркнул Ник, — и мама ему под стать!» Заметив реакцию сына, Рейстлин гортанно зарычал. Тонкая, почти прозрачная рука с зажатым в ней посохом взметнулась вверх и была тотчас перехвачена. — Не выйдет, папа, — зло сплюнул Ник, стискивая пальцами запястье родителя. — Больше я этого не позволю! Рейстлин вздрогнул и попытался вырвать руку из стальной хватки сына. — Послуш-ш-шай! — с надрывом воскликнул седовласый чародей. — «А не обнаглел ли ты, сынок?! Я делюсь с тобой всем, что знаю, а ты готов променять меня, своего отца, на эту девчонку?!» — почудилось Нику в этом восклицании. Юный маг снисходительно улыбнулся. «Я знаю все, что ты мне скажешь, каждое твое слово давно я уже выучил наизусть, но не хочу обижать или злить тебя. Так уж и быть, послушаю», — читалось в лукавом прищуре зеленых глаз. — Любовь — это западня! — безумным, отрывистым шепотом начал Рейстлин, и лицо его исказила гримаса отвращения, злобы и ужаса. — Чтобы власть отнять! Чтоб сломить тебя! Окончание фразы было сказано до того визгливым, тонким и срывающимся голосом, что у Ника зазвенело в ушах. Выпустив руку отца из своей хватки, парень тряхнул головой и оглянулся на Милдред, мышкой замеревшую позади. Отказаться от любви? Ради власти и силы стать чудовищем? Психом, которому не нужны ни любовь ни брат? Который не любит никого и ничего в этом мире? — Нет, шалафи! — сплюнул Ник. — Мне не нужна магия такой непомерной ценой! Мы с Милдред немедленно уйдем отсюда! Льдисто-голубые глаза Маджере-старшего полыхнули безумным огнем. — Ты не любишь ее! Ты обманут жаждою обладания! — сквозь дробный, истеричный хохот едва выговорил чародей и впился тонкими пальцами в шею сына. — Желание обладать этой ведьмой сбило тебя с пути! — Рейст! — испуганный вскрик Крисании птицей взвился к потолку библиотеки. — Оставь ребенка! — Тот, кто променял магию на любовь не имеет права зваться моим сыном! И жить тоже не имеет права! — рявкнул Рейстлин, сильнее сжимая пальцы. Силясь вдохнуть, Ник попытался ослабить отцовскую хватку, но хрупкая с виду, дрожащая рука седовласого мага сдавила горло, словно тисками. Юный маг попробовал было вызвать энергетический шар, но магия не желала отзываться. — Ты настолько жалок и слаб из-за своей любви, что ничего не можешь против меня, — издевательски ухмыльнулся Рейстлин. Ник почувствовал, как колени подломились, и начал оседать на пол. В ушах зашумело, взор застилала красная пелена. «Как глупо умереть от рук припадочного мага. Как страшно умереть от рук своего отца», — мелькнуло в затуманенном мозгу. — Не трогайте его! — будто сквозь толстый слой ваты донесся до брюнета голос любимой ведьмы. «Беги, Мил! Беги! — мысленно взмолился он. — Этот псих не пощадит никого!» К удивлению парня, стальная хватка черномагического психа разжалась. Ник надсадно закашлялся, жадно хватая ртом воздух. «Зачем ты разозлила его еще сильнее, звездочка? Зачем приняла весь удар на себя?!» — в отчаянии подумал Ник, невероятным усилием воли заставляя себя подняться. «Похоже, глюки на почве кислородного голодания начались», — отстраненно подумал парень, глядя перед собой, и протер глаза. Взору предстала небывалая картина: Милдред, робкая хрупкая ведьмочка, теснила «великого мага» к дивану, медленно наступая. Седовласый мелко пятился выставив перед собой дрожащую ладонь и глядя на девушку полными ужаса глазами. «Ты еще перекрестись с криком «чур меня, светлая! Чур!» — злорадно усмехнулся про себя Ник. Оступившись, Маджере коротко вскрикнул и рухнул на пол у ног безмятежно читавшей Крисании. Выдержке светлой жрицы можно было позавидовать. За все это время дочь Паладайна лишь однажды подала голос. То ли привыкла к постоянным срывам мужа, то ли ей было плевать и на него, и на сына. — Я хочу быть один! Все оставьте меня! Все оставьте меня! Все оставьте меня! — срывая голос выкрикнул седовласый безумец, дрожа как осиновый лист. Жрица вдруг отложила фолиант и, протяжно вздохнув, опустилась на колени напротив мужа, осторожно приобняв его за дрожащие плечи. — Рейст, все хорошо… Я здесь… — проворковала она. Ник брезгливо поморщился, видя, как припадочный чародей, по нелепой ошибке ставший его отцом, жмется к светлой жрице и скулит, будто побитый щенок. Глядя на то, с какой нежностью и теплотой мать гладит седые шваброобразные пряди, парень вдруг осознал: ей действительно плевать. Но только не на мужа, а на сына. Все, что происходило здесь ранее, было с ее молчаливого согласия. «Отец всегда прав! Отец хочет тебе добра! Отцу виднее, как тебя воспитывать и не смей перечить!» — вдруг прозвучал в ушах звонкий мамин голос. Он штопором ввинчивался в мозг, заставляя покоряться. Ник, могущественный темный колдун, не мог даже помыслить о том, чтобы поставить ментальный щит. От кого отгораживаться? От родной матери-богомолки? Пф-ф! Она же не ведьма, чтобы внушить ему свою волю. Однако вскоре парню и самому начало казаться, что отец всегда прав! Что бы он ни делал — он прав! «Понятно, почему я даже не пытался дать отпор на его зверства», — печально усмехнулся Ник. — И часто он так? — парень брезгливо кивнул на продолжавшего скулить отца. Милдред, которой и был задан вопрос, нервно икнула и с тревогой посмотрела на любимого. — Провалы в памяти, — криво усмехнулся он и пожал плечами: — Все же удары посохом по голове даром не проходят. Ник и сам понимал, что отговорка шита белыми нитками, но не говорить же здешней Милдред правду о том, что он из другой реальности. К тому же, юный чародей отчего-то не сомневался, что посох отца часто ласкал ему не только руки. Скорее всего, спина и голова тоже не раз ощутили на себе все прелести воспитания. — Почти каждый день, — со вздохом ответила Милли и добавила чуть слышно: — Я столько мази на тебя извела, что подумать страшно. Хорошо еще, что Даламар мне помогает ее готовить. — Почему он боится тебя? — Кто? Даламар? — удивилась ведьмочка. — Шалафи, — сквозь зубы процедил Ник, кивнув на заходящегося в кашле Рейстлина. Милдред пожала плечами и пояснила с самым недоуменным видом: — Он боится всех женщин, кроме светлой жрицы. Когда я это поняла, то стала заступаться за тебя. Сердце мага от этих слов наполнилось щемящим чувством благодарности и безграничной нежности в примеси с безбрежным презрением и ненавистью. Подумать только, его маленькая звездочка защищала и лечила его. Его, могущественного темного, которого собственная мать превратила в марионетку чокнутого чародея! Глядя на то, как его мучитель заходится в приступе безудержного кровавого кашля, Ник расплылся в довольной, но от того не менее пугающей улыбке. Немного понаблюдав за тем, как жрица воркует над мужем, Ник достал из кармана рубашки белоснежный платок, и брезгливо, словно милостыню, швырнул его Рейстлину под ноги. Милдред, заметившая этот жест, взяла жениха за руку и осторожно погладила большим пальцем тыльную сторону широкой прохладной ладони, будто ободряя или успокаивая. — Даламар! — имя верного ученика хозяина башни само собой сорвалось с губ Ника. «На кой я его позвал? Хотя, возможно, он перенесет нас с Мил из этого дурдо…» Додумать парень не успел, потому как из привычного вихря-портала вышел… Даламар. Однако это был отнюдь не привычный Нику миловидный юркий юноша с черепом вместо левой половины лица. В этой реальности верный ученик темного чародея был степенным белокурым эльфом средних лет. В каждом жесте, в каждом мимолетном взгляде Даламара сквозило благородство и чувство собственного достоинства. Но не это поразило Ника больше всего. У Даламара не было ни серебристо-седых волос, ни кошачьего лукавства во взгляде, ни темного узора на правой щеке. Но сердце юного чародея оглушительно забилось, выстукивая сумасшедший ритм: «Папа! Папа! Папа!». Этого не могло быть ни по законам физики, ни по законам магии. Этого не могло быть вообще ни по каким законам! Но у Даламара было лицо Рейстлина Маджере из родной реальности Ника. Парень высвободил руку из ладони Милдред и на ватных ногах сделал шаг к эльфу. После всего пережитого в этом дурдоме, до дрожи хотелось взять родного отца за руку, почувствовать опору и услышать насмешливое: «Брысик, ты бестолочь! Но бестолочь родная!» Однако не успел юный маг дотронуться до эльфа, как голова закружилась, и мир перед глазами померк.Глава 1. Папа-псих
7 апреля 2022 г. в 17:16
Руки от кончиков пальцев до запястья нещадно саднило. Ник тихо выругался и зашипел, стискивая зубы.
— Потерпи, — ласково сказала Милдред, обрабатывая кровоподтеки омерзительно пахнущей зеленой жижей. — Неслабо он тебя сегодня…
«Он? Кто?! Неужели… Неужели Милли говорит об отце?» — с изумлением подумал парень. Мысль о том, что самый родной человек способен поднять на него руку, казалась Нику дикой и нелепой, однако сине-фиолетовые гематомы на руках и ломота во всем теле рушили иллюзии и сомнения, как ветер карточный домик.
— Где папа? — парень с тихим шипением высвободил многострадальную конечность из ладони любимой.
Рыжая ведьмочка испуганно поежилась и, втянув голову в плечи, пискнула:
— Шалафи в библиотеке вместе с дочерью Паладайна.
«Шалафи? Дочь Паладайна? Что за черт?» — ошалело подумал Ник. Чутье подсказывало, что что-то не так. В подсознании у Ника отчаянно билось невесть откуда взявшееся четкое понимание, что Милли никогда не называла так его родителей. — «Отца Милли звала шалафи, но давно, во время учебы, а потом…»
Что было потом, темный не мог вспомнить, сколько ни пытался. Словно невидимая стена отгораживала его от большей части воспоминаний.
Поняв, что изводить себя попытками вспомнить все себе дороже, темный дернулся было, намереваясь встать, но тонкие пальцы невесты мертвой хваткой вцепились в его плечо.
— Не ходи туда! — умоляюще воскликнула она, глядя на любимого полными слез глазами. — Прошу, не ходи!
Маджере-младший нахмурился. Он не понимал, что происходит и почему его маленькая звездочка так боится его родителей.
— Жди здесь, — отрезал брюнет. — Сейчас вернусь.
К его удивлению, Милдред соскочила с кровати и, вздернув подбородок, отчеканила: — Идем вместе. Никто, кроме меня, тебя не защитит!
«Мил защищает меня от отца? Маленькая рыжая звездочка защищает МЕНЯ?! Что за бред?!» — ошалело подумал Ник, быстрым движением убрав со лба лезущую в глаза челку.