***
Милдред подставила лицо теплому полуденному солнцу, освещавшему ветки деревьев, и блаженно зажмурилась. В залитой золотистыми лучами роще девушке было так хорошо и спокойно, что хотелось раскинуть руки в стороны и закружиться на месте. — Мил, смотри под ноги, навернешься ведь! — тревожно предупредил шагавший рядом Ник. — Ты поймаешь, — беспечно отмахнулась девушка.— В крайнем случае, рухнем вместе. Она хотела шутя взять темного за руку, но тот, стушевавшись, спешно спрятал ладони в карманы куртки. Ведьмочка остановилась и с недоумением взглянула на своего жениха. — Что с тобой сегодня, Ник? — Со м-мной?! — чуть заикаясь, переспросил парень и, будто опомнившись, ухмыльнулся. — Не выдумывай, Мил. Все в порядке! Милдред одарила жениха красноречивым взглядом из серии «сделаю вид, что поверила» и спешно пошла вперед. — Милли! Милдред, стой! Парень в несколько шагов нагнал ее и заступил дорогу. — Ты ведешь себя странно! — обличительно бросила рыжая ведьмочка. — Увел меня из башни, оглядываясь, будто вор в ночи, привел в рощу и при этом весь на нервах, но старательно делаешь вид, что все хорошо! Ник потупился, разглядывая мыски своих ботинок и вдруг тихо, почти жалобно, выдал: — Шала… кхм… то есть отец лютует и не дает спуску. Он чудовище, Мил. Ведьмочка недоверчиво усмехнулась: жених явно преувеличивал. Черный чародей был замкнутым, холодным, отстраненным и даже чудаковатым — каким угодно, но не страшным и жестоким тираном. Заметив реакцию любимой, парень склонил голову на бок и задумался, словно решая, стоит ли продолжать этот разговор. — Хочешь узнать настоящего Рейстлина Маджере? — со вздохом спросил он спустя пару минут. Не дожидаясь ответа, скинул с себя драповую черную куртку и стянул рубашку через голову. Милдред невольно отпрянула, круглыми от ужаса глазами глядя на грудь темного мага. Туда, где на молочно-белой коже алели пять кровоточащих ран странной овальной формы. — Неужели это его рук дело?! — Если точнее — дело подушечек его пальцев, — печально усмехнулся парень. Неотрывно глядя на раны любимого, Милдред машинально опустила руку в карман кофты и извлекла оттуда белый платок. — Это бесчеловечно, — дрожащим голосом проговорила она, бережно промакивая кровь. Горячие пальцы мага мягко коснулись запястья ведьмочки, заставив ее на секунду замереть. Что-то в этом касании настораживало и даже пугало, но Милдред была настолько ошарашена увиденными ранами, что не стала вдумываться в свои ощущения. — Посмотри на меня, Мил, — ласково попросил парень. Девушка машинально подняла голову и вновь замерла. Заглянув в серо-зеленый омут любимых глаз, она ощутила, как сердце болезненно ёкнуло. Во взоре темного плескалось бескрайнее море печали и неподдельной муки, на самом дне которого угадывалась искорка нежности. — Н-ник? — робко окликнула ведьмочка, не в силах отвести взгляд. Парень подался вперед так, что горячее дыхание обожгло губы Милдред, и машинально провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Ведьмочка шарахнулась в сторону, пораженно глядя на жениха. — У тебя руки теплые! — неверяще воскликнула она. — У темных магов не бывает теплых рук! — У магов — нет, а у эльфов — вполне, — ледяным тоном пояснили сзади. Милдред вздрогнула и резко обернулась. От удивления пальцы, стискивающие окровавленный платок, разжались, и тряпица медленно спланировала наземь. Юный чародей стоял со скучающим видом, скрестив руки на груди. Бледное лицо казалось непроницаемым, но зеленые глаза, мечущие молнии, разрушали иллюзию мнимого спокойствия. Взгляд Милдред метался от одного Ника к другому. «Мне одного-то Гоббса… Тьфу ты, Маджере! С головой хватает, а с двумя я вообще рехнусь!» — мысленно простонала девушка. — Что ж ты, верный ученик, горазд западать на чужих невест, а силенок увести в истинном облике не хватает? — насмешливо поинтересовался тот Ник, что стоял справа и вдруг тихо рыкнул: — Сними личину! Вконец сбитая с толку Милдред обернулась к тому, к кому была обращена эта просьба, и словно окаменела. Перед ней стоял высокий, стройный юноша с аристократическими чертами лица и пронзительно-зелеными глазами. Из-под копны густых смолисто-черных волос выглядывали острые эльфийские ушки. — Прости меня, шалори, — чуть слышно произнес эльф, покаянно опустив голову. В обращении Даламара было столько неприкрытой нежности, столько тепла, что руки Ника непроизвольно сжались в кулаки. Он даже не угадал, а почувствовал значение этого неведомого слова. — Шалори… — задумчиво произнес парень, словно пробуя звучание на вкус. — Красиво. И все же классический вариант «любимая» мне нравится больше. Он хотя бы честнее, Даламар. Темный эльф понурился и сложил руки бутончиком. — Молодой господин неверно понял перевод, — кротко и виновато произнес он. Однако стоило Милдред на миг отвернуться, тут же вскинул голову и одарил Ника сардонической ухмылкой. «Да что ты можешь, щенок?! Что значит твое слово против моего?! Что твоя сила против моей?!» — явно читалось на холеном лице. Темный маг глухо зарычал. Да, он был слабее Даламара, но это вовсе не значило, что над ним можно насмехаться! Сердце учащенно забилось, кровь бросилась в лицо. Зло сверкнув глазами, парень резко взмахнул рукой, отчего ушастого наглеца подкинуло в воздух и отшвырнуло от Милдред на тридцать шагов. Ник и сам понимал, что это мелко. Если не сказать мелочно. Но он твердо знал, что очаровывать свою невесту не позволит никому. И плевать, какая расплата за этим последует! Тихий стон подействовал на парня, словно ушат ледяной воды. Только тут до сознания дошло, как все выглядело со стороны: ревнивец-маг со всей дури отшвырнул ни в чем неповинного кроткого эльфа. «Мил не видела той улыбки! Она не знает, что Даламар не так безобиден и прост, как кажется!» — запоздало понял Ник. — Звездочка, послушай… — начал было он, но осекся, увидев вперенный в лицо взгляд. Милдред смотрела на своего жениха так, будто видела его впервые. — Ты изверг! — ошарашенно, словно не веря себе, выдохнула она. — Такой же, как твой отец! — Милли, послушай меня! Милли! Ми… Но ведьмочка уже со всех ног неслась к стонущему на земле Даламару. Убеждать ее в том, что эльф нарочно строит из себя страдальца, было бесполезно. О загадочная женская душа! В любом поединке женщина чаще всего кидается к побежденному, чтобы утешить и пожалеть. И Даламар, по всей видимости, знал это. Видя, как Милдред хлопочет над «ушастым гномом» и помогает ему встать, Ник закатил глаза. Он слишком поздно понял, что именно на это и рассчитывал ушастый хитрец — очернить соперника в глазах любимой и получить от нее толику ласки и заботы. Проклиная себя за несдержанность и недальновидность, маг тихо чертыхнулся и черным туманом телепортировался в башню.***
Рейстлин посмотрел на просвет пробирку с очередным зельем и удовлетворенно усмехнулся. Ничто не доставляло ему столько удовольствия, как колдовство. Оно дарило ощущение безграничной власти и полной гармонии с собой. — И вот я хозяин своих заклинаний и солнечный день обратить могу в ночь! * — самодовольно промурлыкал Маджере и поставил колбу на стол как раз в тот миг, когда в лаборатории появилась черная дымка. — Папа, повлияй на эту ушастую гни… — в запале начал Ник, но осекся, поджал губы и через мгновение выдал сквозь зубы: — Повлияй на своего ученика! Рейстлин отошел от стола и устроился на стуле, вопросительно вскинув бровь. — Понимаешь, папа…‐ — начал Ник, расхаживая по лаборатории. Он старался говорить спокойно, чувствуя, что иначе отец даже слушать не станет, однако слишком интенсивная жестикуляция выдавала его с головой. Во время рассказа парень то переплетал пальцы в замок, то растирал ладони, то стучал подушечками пальцев друг о друга. — … Он специально это все, папа! — в отчаянии воскликнул темный и взглянул на отца в ожидании сочувствия и поддержки. Рейстлин застыл каменным изваянием, лишь глаза выдавали безмерную скуку и усталость, словно все, что рассказывал сын, утомляло черного чародея. — Сам ты заронил этот плевел в душу, сам его растил, поливал ядом, — равнодушно пожал он плечами. — Выросла любовь из сочувствия к слабым, жалости к нему и… Дальше Ник уже не слушал, пытаясь осмыслить все, сказанное отцом ранее. «Это что ж выходит?! «Уводят невесту — сам дурак?!» — нахмурился парень, закусив губу. Почему-то стало нестерпимо больно от того, что отец не только не захотел помочь, но даже не нашел для него пары добрых слов. В сердце словно вонзился острый шип, раздирая его на части. Нестерпимая, почти физическая боль окутала душу. Она жгла каленым железом, требуя выхода. «Значит, сам заронил плевел в душу? Ну что ж, отец, спасибо за поддержку», — подумал Ник, нервно усмехнувшись. Сконцентрировав взгляд на одной из колб, юноша с силой сжал пальцы в кулак. Мирно стоявшая на столе емкость тотчас брызнула мириадами осколков. Жидкость выплеснулась, заливая стол. — Ник, прекрати! — рявкнул Маджере. — Бестолочь! Что за детский сад ты тут устроил?! «Бестолочь», — всплыл в памяти мягкий, ласковый голос родного отца. Того, который любил. Который вступился бы, выслушал и утешил, найдя нужные слова. Ярость, смешавшаяся с болью, кипела и бурлила. Склянки и пробирки, подчиняясь воле темного, лопались одна за другой. Через пару минут все вокруг уже было заляпано разноцветными брызгами и всюду валялись осколки битого стекла, но магу было мало. Хотелось разнести башню до основания, отстроить ее заново и снова стереть с лица земли вместе с ее ушастым обитателем. — Ник, успокойся! — ворвался в уши звонкий, как горный ручей, голос, а секунду спустя парень ощутил на своих плечах теплые ладони. Темный на мгновение прикрыл глаза и рвано выдохнул, обретая контроль над собой. Он мог противиться крикам, силе, магии — чему угодно, но только не нежности материнских рук. Почувствовав, что сын обмяк, Крисания убрала ладони и, обойдя его, встала лицом к лицу. Парень на мгновение замер, пораженный красотой этой статной молодой женщины. Если в родной реальности мать с первого взгляда показалась похожей на снежную королеву, а в прошлой была совсем юной девочкой, то здесь перед ним предстала принцесса, сошедшая со страниц детских сказок. Густые черные волосы волнами ниспадали до самой талии, обрамляя бледное лицо с алыми губами миндалевидными зелеными глазами. Прямая спина и белое расшитое золотом платье лишь усиливали сходство со сказочной венценосной особой. Крисания склонила голову на бок и, ласково глядя на сына, тихо спросила: — Что произошло? Ник равнодушно повел плечами и упрямо поджал губы. В душе почему-то с каждой секундой крепла уверенность, что мать в лучшем случае отмахнется от него также, как от дяди, а в худшем… крайним окажется дядюшка, ибо «все же накрутил мальчика, пьянь!» Поэтому рассказывать правду смысла не было, а врать и выкручиваться просто не было сил. Когда молчаливое напряжение стало почти осязаемым, потрясенно молчавший в сторонке Рейстлин вдруг опомнился. — И снова я — властелин ничего… — прошептал он убито. — Травы, снадобья — всё погибло… Из-за этой бестолочи! «У родного отца это словечко звучало гораздо ласковее», — печально подумал Ник и гордо вскинул голову, одарив кудрявого властелина наглой ухмылкой. Терять все равно было уже нечего. «Не хватало еще, чтобы шалафи думал, будто я раскаиваюсь в содеянном и стыдил меня, как мальчишку!» — раздраженно хмыкнул он про себя. — Отойди, посвященная! — рявкнул Маджере так, что Крисания вздрогнула всем телом и вплотную приблизилась к сыну, закрывая его собой. Рейстлин тихо зарычал и, встав с места, начал мелкими шажками надвигаться на них, стараясь не наступать на осколки. — Крис, в сторону! — гаркнул он. Видя, что жена не собирается подчиняться и только крепче прижимает к себе сына, Маджере сделал едва уловимый жест ладонью. Крисания коротко вскрикнула и вдруг оказалась возле двери. Одарив мужа до неприличия злым взглядом зеленых глаз, жрица медленно, словно преодолевая невидимую преграду, пошла обратно к сыну. Рейстлин тем временем смерил отпрыска горящим взором и замахнулся на него посохом. — На себя, отче, взяли вы много, — яростно, будто обвиняя в преступлении, выпалила Крисания. — Кто вам дал право бить своего ребенка?! Посох, занесенный для удара, остановился в паре дюймов от лица Ника. Рейстлин чуть помедлил, затем медленно опустил руку и процедил не оборачиваясь: — Крис, милая, этот… — он обличительно ткнул набалдашником в грудь усмехающегося наследника —… «ребеночек» мне всю лабораторию разнес! — Неужели зелья тебе дороже сына, маг? — Зелья дороже всего! Магия — важнее всего! Все чувства — бред! А любовь — это смерть! — Холодно, чеканя каждое слово, ответил чародей. — Как ты можешь, Маджере?! — В голосе Крисании так явно звенели слезы, что сердце Ника сжалось. С силой оттолкнув кудрявого самодура, парень подбежал к матери и сгреб ее в охапку, словно пытаясь защитить от жестоких слов. Крисания, тихо всхлипывая, спрятала лицо на груди юноши. — Мам, все хорошо… Я с тобой, — приговаривал Ник, неловко гладя черную смоль волнистых волос. Он четко осознал, что может доверять матери, но не отцу. Чародею плевать на все, кроме колдовства, а жрица поймет. Сначала не поверит, а потом… открутит Даламару его очаровательные ушки на правах хозяйки дома. — Развели тут нежность! Убирайтесь! — заорал Маджере так, что у Ника зазвенело в ушах, а в следующую секунду мир окутала темнота.