***
Он сидел в кресле, неотрывно глядя прямо перед собой. На изможденном лице странного золотистого оттенка выделялись разве что глаза — большие, черные и безмерно печальные. Боль и горечь, казалось, окутывали его, давили на плечи, пригибая к земле и заставляя сутулиться. — От-тец? — внезапно севшим голосом окликнул Ник, но Рейстлин даже не шелохнулся. Казалось, ему абсолютно все равно, что происходит вокруг. Неотрывно глядя перед собой, седовласый чародей лениво повел рукой в воздухе. Нику на миг показалось, что это простое движение дается отцу с огромным трудом. Парень невольно отметил, насколько это воплощение Рейстлина отличается от всех прочих. И дело было даже не в короткой седой стрижке и странной желтизне кожи, а в самом маге. Ник поежился, глядя на родителя. Тот был словно выжжен дотла изнутри. Ни чувств, ни эмоций, ни желаний. Лишь когда в воздухе появилась фантомная фигурка Крисании, губы мага дрогнули в подобии улыбки. При взгляде на голограмму, во рту у Ника пересохло, и сердце радостно забилось где-то в горле. — Мама, — благоговейно прошептал юноша, расплывшись в счастливой улыбке. Такая нежная и теплая, такая гордая и сильная. И родная до боли. Ник понял, что готов снова оббежать не только всю башню, но и целый свет, лишь бы найти и обнять свою любимую «снежную королеву», подхватить ее на руки и закружить по комнате под возмущенно-счастливое: «Поставь меня, сынок! Весь в отца, безумный черный маг!» После он по обыкновению уткнулся бы лицом в мамины колени, а она гладила бы его по волосам, ласково шепча: «Брысик ты мой, брысик…». — Пап, где она? Где мама?! — спросил Ник, ощущая, как все внутри сжимается в предвкушении столь неожиданной, но безмерно желанной встречи. Седовласый чародей и бровью не повел. Казалось, он даже не слышал этого взволнованного вопроса. Лишь через несколько минут он изрек тихо и печально, неотрывно глядя на фантом светлой жрицы: — На звезд десятки небо оскудело, И посох мой, как небо, потемнел! Твой Бог ушел — и ты осиротела, Твой век ушел — и я осиротел… Ник слушал этот странный, мягкий, чуть вибрирующий голос, пытаясь вникнуть в смысл. «Твой век ушел — и я осиротел… Твой век ушел», — звенело в ушах. Сердце оборвалось и камнем ухнуло куда-то в желудок. — Мама… — почти беззвучно прошептал юноша, даже не пытаясь стереть со щеки горячую слезу. Колени подогнулись так резко, что пришлось судорожно ухватиться за спинку отцовского кресла, чтобы не упасть. «Мама… как?! Когда?! Почему?! Как возможно?!» — билось в мозгу юного мага. Крисания и Рейстлин. Светлая жрица и черный маг. Мама и отец. Это казалось вечным, нерушимым во всех реальностях, и вдруг… Мир для Ника раскололся надвое. Больнее всего было от осознания, что в этой реальности он потерял родную маму. Ту, что где-то там, дома, молится за него. Но здесь ее нет и уже не будет. Парень болезненно прикрыл глаза, пытаясь смириться со страшной действительностью, и мелко вздрогнул, когда Рейстлин зашелся в страшном лающем кашле. «И даже чай тебе теперь никто не приготовит»? — почему-то мелькнула в мозгу жалостливая мысль. По запустению, царившему в башне, Ник понял, что Даламара при отце не было. А если бы и был, это ничего бы не изменило. Как помнил парень, целебные чаи и взвары учили готовить лишь храмовников, и эти знания жрица никому бы не доверила. — Дорогой, я принесла тебе чай, — донесся до слуха глубокий грудной голос. «Быть не может! Мне это чудится!» — в ужасе подумал Ник. Он резко открыл глаза и второй раз за последние десять минут ощутил, как земля уходит из-под ног. В комнату величаво вплыла статная женщина в весьма откровенном красно-черном платье. В ней было столько притягательности и грации, что Ник застыл, глядя на нее, как кролик на удава. — Такхизис?! — сдавленно прохрипел он. — Ну здравствуй, освободитель, красавец, герой! — насмешливо сказала богиня и тихо зашипела на змеиный манер. По спине Ника побежал противный холодок. Впервые за все время путешествия ему стало по-настоящему страшно. Не за себя. За отца, который в этой реальности был похож на безвольную марионетку. Страшная догадка была подобна вспышке молнии. — Ты убила маму и взяла под контроль папин разум! — обличительно воскликнул юноша, прожигая богиню ненавидящим взглядом. Такхизис самодовольно усмехнулась, впихнула кружку в руки Рейстлину и, обойдя кресло, подошла к пасынку вплотную. — Умный мальчик, — томно промурлыкала она, проведя длинным алым ногтем по щеке Ника. — Я убрала весь свет из жизни этого седовласого ренегата, погрузив его в вечную тьму! «Весь свет… весь свет… весь…» — эхом отозвалось в ушах. Ник яростно перехватил руку богини и прошипел не хуже разъяренного змея: — Где моя невеста?! От одной лишь мысли о том, что Милдред в этой реальности тоже погибла, в глазах у юного мага потемнело. — Она за левым плечом твоим, — глумливо осклабилась Такхизис. — Оглянись! Ник замер в нерешительности. Он отлично знал эту детскую уловку, но слепая надежда увидеть любимую была сильнее голоса разума. — Что же ты медлишь? — тоном змея-искусителя осведомилась богиня. Не выдержав, Ник быстро обернулся и во все глаза уставился на ту, что приближалась к нему походкой от бедра. Чем ближе подходила девушка, тем сильнее полыхали яростью зеленые глаза юного мага. В прелестной деве его раздражало буквально все: от туфель-лодочек, мимикрировавших под зебру, до стильной джинсовки, от французского маникюра до кокетливой лазурной прядки в волосах. — А ты какого дьявола тут забыла, Этель? — язвительно поинтересовался он. Бывшая однокурсница в ответ обиженно надула губки и растерянно захлопала ресницами: — Ты меня не хочешь, молодой Маджере? «Всегда подозревал, что она тайком в доме терпимости подрабатывает, но чтобы вот так открыто на шею вешаться…» — ошалело подумал парень. Тем временем Этель подошла почти вплотную к Нику и, мягко приобняв его за шею, кокетливо провела ладонью по затылку. Темного откровенно перекосило от столь фривольного жеста. Ловко вывернувшись из плена ласкавших его рук, Ник схватил Этель за запястья и отчеканил, выделяя каждое слово: — Не хочу, потому что не люблю! Позади послышался заливистый смех всебесцветной владычицы бездны, а следом раздалось снисходительное: — Мальчик мой, ты же знаешь, что любовь — это смерть! «Любовь на Земле чудеса совершает», — всплыл в памяти парня голос родной матери. Ник тряхнул головой и, выпустив руки Этель, отступил на шаг. — Ник, идем домой, — ласково раздалось над ухом, и на плечи мягко легли девичьи ладони. Родные донельзя, теплые, нежные и пахнущие жасмином. — Звездочка, — глухо выдохнул брюнет, прикрыв глаза и боясь шелохнуться. «Используй магическое зрение в те моменты, когда меньше всего этого хочешь! Когда всей душой желаешь обмануться, брысик. Возможно, однажды это спасет тебе жизнь», — всплыло в памяти. На лице парня на миг отразилось все страдание многогрешного мира. Как хотелось поверить! До безумия хотелось утонуть в запахе жасмина и раствориться в нежности рук Милли. «Если шалафи так сказал когда-то, значит, знал что это может пригодиться!» — пробилась сквозь пелену наваждения здравая мысль. С трудом открыв глаза, Ник перешел на магическое зрение. Чуть поведя плечами, он сбросил руки Милдред, обернулся и едва сдержал крепкое словцо, готовое сорваться с языка. Рыжая ведьмочка была прозрачной. Словно невзначай скосив глаза на Этель, маг убедился, что и она будто соткана из тумана. «Морок», — понял Ник, болезненно морщась. Реальными в этом царстве кошмара были лишь двое: Такхизис и отец. На помощь последнего, однако, рассчитывать явно не приходилось. — Папа, — все же машинально сорвалось с губ. Но Рейстлин, казалось, не слышал этой тихой мольбы, пустым взором глядя в одну точку. Зато богиню чуть слышный шепот парня явно развеселил. — Во мраке бессильны премудрости мага! Познай свою гибель, познай свое благо, — с улыбкой промурлыкала Такхизис, щелкнув пальцами. Пространство тотчас окутала тьма, разбавляемая лишь слабым мерцанием двух призрачных фигур. «Один черт сгину в этой реальности, так почему бы не повеселиться напоследок!» — подумал Ник, одарив призрачных красавиц шальной улыбкой. — Иди ко мне, будь рядом со мной, — призывно проворковала Этель и коротко взмахнула рукой. Пуговицы с рубашки юного мага картечной дробью осыпались на пол. «До чего наглые мороки пошли!» — усмехнулся Ник. Две призрачные ведьмы плавно кружили вокруг юного мага, обнимая за плечи, гладя по волосам и нашептывая каждая — свое. — Со мной ты обретешь власть, богатство, силу! Весь мир будет у твоих ног, Гоббс! — увещевала Этель, кончиками пальцев поглаживая щеку мага. — Меня зовут Николас Маджере, — с хищной улыбкой поправил маг. Перехватив девичью руку, он поднес ее к губам и жарко поцеловал подушечки пальцев, давая понять, что согласен на все предложения. Рывком притянув улыбающуюся девушку к себе, он опрокинул ее, придерживая со спины, и впился поцелуем в нежную шею. Тотчас маг ощутил, как на плечи легли нежные, до боли родные руки. — Я люблю тебя, Ник. Просто люблю, — раздалось над ухом. Сердце сжалось в горошину. Вернув Этель в исходное положение, парень нервно облизал пересохшие губы и обернулся на голос. Милдред была такой теплой, близкой и прекрасной в своем белом платье, что у темного перехватило дыхание. Явь? Морок? Сон? Не все ли равно, если она, его маленькая звездочка, здесь? Если голову кружит сладкий аромат ее любимого жасминового крема для рук! — Идем со мной, Ник! идем со мной, — робко улыбнулась рыжая ведьмочка, поманив жениха пальцем. Парень, словно завороженный пошел за ней. Куда? Неважно! Лишь бы быть рядом, лишь бы чувствовать ее тепло и смотреть в небесно-голубые глаза. «В ад за любовь идут добровольно, сынок», — всплыл в памяти голос матери. Ник ухмыльнулся, вспомнив, как однажды мама решила помочь отцу в лаборатории и протереть пробирки, но случайно разбила пару емкостей. Вернее, пару десятков. Увидев результат «усердных трудов» любимой, Рейстлин несколько секунд беспомощно открывал и закрывал рот. — Слов нет — одни заклятья, — выдохнул он наконец, горько усмехнувшись. Зная непростой характер отца, прибежавший на шум Ник встал между родителями, закрывая маму собой. — Папа, послушай, она же просто хотела помочь! — пробормотал парень, вцепившись отцу в локоть. Не верилось, что шалафи может причинить боль той, которую боготворит, но лучше было перестраховаться. Кто знает, на что способен взбешенный черный маг? — Брысик, — рявкнул Маджере и отпихнул сына, взглядом продолжая метать громы и молнии — сделай милость: отбрысись! Парень хохотнул над чудесным глаголом, но попятился и поднял руки в капитуляционном жесте. Лишившись заступника, светлая жрица гордо расправила плечи и легкой поступью подошла к мужу: — Снисхождения не надо! Оправдания не жду! Мне любовь твоя — награда! За нее и в ад сойду! Седовласый на мгновение замер, пытаясь осознать сказанное, и медленно опустился на одно колено, взяв руки жены в свои. В тот миг Ник не знал, что потрясло его больше: смелость отца, не побоявшегося порезаться об осколки, или бесстрашие матери, давшей понять, что за любовь она не побоится ни гнева мужа, ни адских мук. «В ад за любовь… За чью любовь? Призрака?!» — Ник тряхнул головой, возвращая себе возможность трезво мыслить, и шарахнулся в сторону. — Морок! — обличительно выкрикнул он, дикими глазами глядя на рыжую ведьму. — Растает по слову, — глумливо подтвердила темнота голосом Такхизис. — Вы обе — всего лишь призраки! — Ты жаждал иного, мой глупенький маг? — с притворным сочувствием уточнила богиня. Удар сердца — и призраки обступили юношу с обеих сторон, потянувшись к его шее. Правые руки обеих девушек крест-накрест схлестнулись на горле Ника, словно лезвия ножниц. Не шелохнуться. Не вдохнуть. Перед глазами поплыли цветные круги, переходящие в красное марево. — Брысик, борись! Борись, заклинаю родительским словом! — вспыхнул в мозгу голос отца. «Не могу! Такхизис…» — Проникла в сон. Знаю. Но ты можешь, ты должен! Борись! Ты сильнее! — Заклинаю силой света, силой Небес заклинаю! — Мама… — слабо улыбнулся парень, силясь ухватить ускользающее сознание. — Заклинаю силой любви! Борись, Ник! Только борись! Этот чуть слышный шепот был для юного мага громче любого крика. — Звездочка! Сердце вдруг забилось, как шальное. — Любовь на земле чудеса совершает! — прошептал Ник, представляя лицо своей возлюбленной. Той, настоящей, что сейчас звала его. Удар сердца — и удушающая хватка морока развеялась, позволяя сделать спасительный вдох. Ник надсадно закашлялся. Голова резко пошла кругом, а мир перед глазами стремительно поплыл, будто акварельный рисунок, щедро вспрыснутый водой.Глава 4. "На звезд десятки небо оскудело..."
27 августа 2022 г. в 21:52
В нос ударил тошнотворный запах пыли, сырости и чего-то еще. Чего-то такого, что бывает только в давно заброшенных, обветшалых домах.
«Наверное, так пахнет одиночество и запустенье», — подумал Ник и зябко повел плечами. Вокруг было непривычно темно и тихо. Ни едва уловимых шагов Даламара, ни отцовского ворчания, ни смеха Милдред, ни маминых молитв. Недоуменно хмыкнув, парень сконцентрировал взгляд на своей ладони. Секунду спустя в руке вспыхнул огненный шар, разбавляя кромешную тьму неровным свечением. Взгляд выхватил пыльные колбы и нити паутины на краю стола.
Сердце пропустило удар.
«Что за черт?! Мой помешанный на магии папочка никогда бы не оставил свою лабораторию!» — подумал парень и опрометью ринулся в библиотеку, подсвечивая дорогу огненным шаром.
— Отец! Ма-а-ам? — ни на что особо не надеясь, позвал Ник, идя по коридору. — Милли?
Ответа не было. Лишь гулкое эхо пружиной отскакивало от стен, будто насмехаясь над парнем.
Во вместилище знаний витал запах старых книг и… пыли. Ник чихнул и выругался сквозь зубы. В душе все больше крепло леденящее ощущение беды, от которого кровь стыла в жилах.
«Даламар, запомни, если вся башня зарастет мхом, пылью и паутиной, — мне будет плевать! Но лаборатория и библиотека должны сверкать чистотой, пока я жив!» — всплыли в памяти слова отца.
Рука с зажатым в ней огненным шаром мелко задрожала.
— Папа… — беззвучно проговорил парень и, загасив подобие светильника, черным туманом телепортировался в родительскую спальню.