Срывая цепи

***

Киришу немного разросся, каменных зданий стало больше, как и простых хижин, но граница между поселением якс на северном склоне Тяньхэн и людьми всё же осталась. Когда Алатус был здесь в прошлый раз, его поразила расслабленная атмосфера что среди первых, что среди вторых, теперь же всё изменилось: больше не слышно ни смеха, ни песен — наводнения смыли засеянные рисом поля, разрушили запруды для рыбы, унесли лодки и хлипкие лачуги в море… землетрясения раскололи гору надвое, часть её провалилась в расщелину. Удивительно, что хоть кто-то уцелел. Удивительно, что никто не ушёл… но куда им идти? Под покровительство другого архонта? Но пока идёт война, стычки между божествами гремят повсеместно, принося с собой хаос, разрушения и смерть. И всё же Киришу ещё повезло — пока Алатус добирался сюда, пробирался через северные горы и в какой-то момент понял, что заблудился: рельеф полностью изменился — одни реки пересохли, другие разлились, выросли новые скалы, а старые рассыпались в пыль. Даже перевал Линцзю окончательно превратился в руины… — Уходи, старик. — Н-но- Алатусу приходится спрятаться за деревом, чтобы не выдать себя. Он так сосредоточился на рассматривании долины, что умудрился прозевать приближение человека! А вот другой якса не прозевал. — Уходи. Дальше опасно. — Но моя дочь… моя дочь заболела! — умоляюще сложив перед собой руки, седой мужчина падает на колени перед яксой в синих одеждах. — Мне обязательно нужно найти траву, что растёт лишь на озере Цинсю… Якса смотрит на него презрительно, даже раздражённо, но вдруг вздыхает и сдаётся: — …какая трава нужна тебе, старик? — Ах, мы называем её «русалочьи слёзы»… она такая, с острыми листочками… и маленькими цветочками, что жмутся к земле… — «Голубой остролист», что ли? Тц-тц… ладно, приходи утром на площадь, будут тебе твои русалочьи слёзы. А теперь прочь! Возвращайся обратно! Якса раздражён и не скрывает этого — скорее всего, он соврал, чтобы отделаться от назойливого старика. Но почему бы тогда просто не позволить ему пойти за травой? Если погибнет, никто же не взыщет с этого яксы из-за бесполезного старика. Алатус провожает человека задумчивым взглядом, а когда оборачивается, синий якса уже скрывается в зарослях. Он патрулирует гору? Или куда-то отправился по поручению господина? Если Моракс в Киришу, действовать следует осторожно. Нужно найти подосланного Веноми убийцу и при этом не выдать себя. — Тс-с… Туманная змея уже давно сжала сердце и не отпускает, но пока Алатус наблюдает за поселением, проклятье лишь предупреждающе шевелится… впрочем скоро оно активизируется всерьёз. Только бы успеть. Алатус решает не дожидаться темноты, тем более, что тучи затянули небо и земля погрузилась в угрюмую предгрозовую серость. Люди забились в хижины, дрожа у огня, и лишь на выложенной каменной плиткой площади в центре города время от времени можно заметить патрульных — но и те быстро ныряют в узкие улочки и пропадают из вида. Но Алатуса интересует не город, а храм на горе над ним. Когда Тяньхэн раскололась, храм уцелел, однако роща за ним исчезла, и теперь трёхэтажное строение венчает пик, словно корона. Незамеченным не подберёшься… Впрочем, Алатус всегда умел быстро карабкаться и высоко прыгать, да ещё и дождь начался — водяная пелена служит отличной завесой. Вжух. Огненная чакра вонзается в склон прямо в то самое место, за которое Алатус планировал зацепиться. Диск продолжает неистово вращаться, с треском и шипением высекая искры из скальной породы, пока не вырывается и не отправляется по дуге к своей хозяйке… отскочивший же в сторону Алатус вжимается во влажные корни, торчащие из камней. Его всё же заметили! Дождь усиливается, но громкий свист чётко врезается в грохот воды. Алатус с трудом различает серые тени, усыпавшие склон соседнего пика, но кажется, они вооружены копьями и луками — лучше не медлить. Сорвавшись вниз вместе с потоком камней и грязи, обдирая локти и спину, Алатус хватается за скользкий корень, торчащий из скалы, и заныривает в узкую расщелину. Тени же устремляются к подножию горы следом за всё ещё продолжающими сыпаться и катиться камнями — только красный силуэт задерживается на противоположенном склоне, внимательно рассматривая старое, почти засохшее дерево, обвившее корнями скалу над убежищем Алатуса и лишь каким-то чудом продолжающее расти на вертикальной поверхности. Но вот раздаётся ещё один свист — и красный силуэт тоже растворяется в серой пелене дождя. Однако Алатус остаётся на месте. Холодная вода льётся за шиворот, руки и ноги утопают в грязи, полной острых камней — приятного мало, и всё же сейчас намного важнее не выдать себя. Начинает темнеть. И пусть до ночи ещё далеко, тучи постепенно сгущаются. Вдруг пелена дождя над горой вспыхивает, отразив свет от пронзившей небеса молнии и обрушившись неистовым грохотом… от которого вздрагивает даже земля. Как будто то была и не молния вовсе, а гигантское огненное копьё. Но Алатус не позволяет себе сдвинуться с места — выходить ещё рано. И что бы там ни было, важнее не попасться и найти Гуй Чжун. Даже если догадка про яд неверна, Богиню Пыли нужно предупредить… конечно, вряд ли она поверит его словам, однако Алатус готов поклясться собственной душой, что не желает вреда. А если и этого будет мало, тогда отдать эту душу. Почему-то ему совершенно не страшно, а даже радостно. Раньше Алатус думал о смерти, как об избавлении, которого вряд ли когда-то дождётся — даже сомневался, что заслуживает его после всех грехов, что натворил… но теперь он сможет уйти не напрасно: не просто сгинуть, а принести хоть какую-то пользу. Снова вспышка. Снова дрожит земля. После пятого раза Алатус наконец-то решает выбраться из укрытия и осмотреться. Бесполезно, всё заволокла тьма, лишь в небе что-то светится — словно клубящиеся тучи вот-вот разорвутся и прольют на землю море огня. Вдруг они и впрямь расступаются. Но в воронке царит абсолютная тьма. Затаив дыхание, Алатус сильнее вцепляется в скользкие корни дерева — огромная скала выползает из туч над горой, словно густая капля… пока вдруг не срывается и не обрушивается на далёкие горы. Заворожённый, Алатус не сразу находит в себе силы возобновить подъём. Никогда он ещё не испытывал подобного благоговения и ужаса одновременно. Всё его существо содрогнулось перед мощью, которая может принадлежать лишь самому могучему богу. Моракс… сейчас с кем-то бьётся. Нужно спасти Гуй Чжун и ради него. Эта прекрасная пара непременно должна выиграть войну архонтов, защитить своих последователей и жить долго и счастливо. А иначе… кто, если не они? Уж точно не Веноми и не её подпевалы, считающие людей и младших духов за скот. Взобравшись на вершину пика под очередной раскат грома, Алатус застывает на месте — храм залит светом, ветер и дождь треплют горящие факелы, но те упёрто не гаснут, пламя лишь неистово трепещет, словно сотканное из лоскутов светящейся ткани. Как и в прошлый раз, снаружи невозможно почувствовать, есть ли кто внутри, так что Алатус использует уже проверенный путь, чтобы добраться до второго этажа — но центральная комната сегодня занята кучкой людей и божеством с ликом медведя. Кажется, это тот самый Мархосиус, бог Очага. Он и сейчас что-то готовит… но пахнет почему-то лекарственными травами, а не обычной пищей людей. Наблюдая за помогающими богу прислужницами, Алатус заодно мысленно ощупывает храм изнутри, пытаясь установить местонахождение Гуй Чжун. Конечно, её может и не быть здесь — например, если Гуй Чжун отправилась вместе с Мораксом в бой… или переселилась в одно из каменных зданий в городе… но что-то подсказывает: она на горе. И в то же время Алатус почему-то не чувствует её. — Так-так-так… давай-ка сюда, а то уронишь… Мархосиус осторожно забирает у одной из девушек большой горшок с вязким варевом и бережно переливает в другой, с кипящей жёлтой водой. Смесь быстро начинает краснеть, над печью поднимается дым и вонь, как от жжёного сахара — бог быстро подставляет стальную пластину, и дым оседает на ней, превращаясь в жидкость и медленно стекая в подставленную чашу. Наконец чаша заполняется примерно на треть. — Я отнесу… Прислужница бережно накрывает чашу и устремляется к двери. Алатус, спрятавшийся на балке под потолком, решает последовать за ней. Он убеждает себя, что это лекарство для какой-нибудь маленькой девочки, может быть, даже той самой, чей дедушка пытался днём отправиться за русалочьими слезами… но прислужница поднимается на третий этаж, венчающий храм единственной комнатой. Сейчас её широкие окна распахнуты настежь. Ветер и дождь разметали циновки, залили пол — но едва прислужница бросается их закрывать, как лежащая на постели женщина приподнимает тонкую, почти прозрачную руку: — Не… надо. Мне… нечем дышать. Прислужница замирает. И нерешительно приближается к ней. — Милостивая госпожа… ваше лекарство… — Ах, оставь… у меня от него туман в голове. — Но- Гуй Чжун не отвечает. И девушка, приблизившись, подсовывает одну руку ей под голову, а другой насильно подносит к потрескавшимся губам горячую чашу. Однако влить лекарство не успевает, потому что влетевший в окно кинжал выбивает чашу из её рук. — Что?! Кто здесь?! Нырнув обратно за ставни, Алатус затаивает дыхание. Там, внизу, он отчётливо видел лекарство, сваренное Мархосиусом — оно было алого, как заря, цвета и пахло жжёным сахаром… так почему по пути в покои Гуй Чжун вдруг стало зелёным и вонючим, словно болотная тина?