***
Веноми часто улыбается: иногда — искренне, иногда — нет. Но Алатус уже очень и очень давно не чувствовал от неё и сотой доли того тепла, что окутало сейчас пару божеств. Это тепло лишь между ними, но Алатус почему-то тоже к нему причастился… будто в тёмную яму заглянуло весеннее солнце. Боль в груди сразу же стала ещё нестерпимей. Но как бы проклятье не мучило его, пожирая сердечную мышцу, Алатус не может заставить себя пошевелиться. Убить Гуй Чжун? Эту слабую серую ящерку, как-то умудрившуюся заполучить титул архонта? Ещё днём Алатус не видел в исполнении приказа Веноми никаких затруднений. Теперь же… Не стоило ему приходить. Или не стоило наблюдать? Нужно было, как раньше, налететь вихрем, разбрасывая всех врагов… Хотя, кого бы он тут смог отбросить? Достав из-за пазухи маленькую розовую жемчужину, Алатус сжимает её в кулаке. Жемчужина тёплая и соблазнительно пахнет. В ней заключён сон маленькой девочки — сон без крови, сон без убийств — настоящее сокровище, величайшее лакомство для такого, как он. Но именно поэтому бездумно проглотить его было бы расточительно. Алатус ещё не настолько проголодался, поэтому только сжимает жемчужину, успокаивая разум и тело, и вспоминая, кто он и зачем пришёл сюда. Только вот два голоса: один глубокий и тёплый, и второй, больше похожий на мягкий шелест — сменив стоны на довольно обыденный разговор, вызывают непонятную тоску. Когда комната чуть ранее внезапно вздрогнула, балка под Алатусом едва не разломилась пополам, и сам он знатно испугался. Но испуг мгновенно растаял. Распространившаяся во все стороны аура окутала Алатуса, в его жилах словно растворился нектар, мышцы ослабли, и весь мир словно бы превратился в огромную розовую жемчужину… В этот момент он едва не свалился. Так позорно… «Надо уйти, чего же я жду?» Пока архонты заняты разговором, разве это не подходящая возможность улизнуть? Улизнуть, чтобы вернуться потом, когда Моракса не будет поблизости… Да, правильно. Надо уйти. Пока эта заразная атмосфера тепла и заботы не отравила его окончательно. Только вот стоит пошевелиться, как Алатуса окружает золотистый барьер — на вид тонкий и хрупкий — однако при попытке прорваться, изящный узор резко сжимается. И сдавливает так, что крошит все кости и раздавливает все органы в теле. Алатус даже осознать ничего не успевает, как свет меркнет, и больше ничего не остаётся.***
— Эй- …ы- …о- …уда? Его окатили холодной водой, но голоса всё равно доносятся, будто бы сквозь толщу земли. Алатус чувствует холод вокруг, тяжесть каменного свода над собой и близость живых существ. Однако глаза его пока отказываются видеть, а уши — слышать. Следует ещё одна водная процедура. И тогда к Алатусу наконец-то возвращается восприятие собственного тела. Оно… на удивление в порядке. Хотя казалось, что золотой барьер расплющил каждую кость — должно быть, регенерация постаралась. — Реа- …ует! Сквозь муть в глазах проступают яркие краски синего и красного. По ту сторону решётки. «Ну конечно, где мне ещё быть?» — Эй, ты ведь якса? — вдруг пронзает мозг высокий девичий голосок с нотками вызова и неподдельного интереса. — Кто? — глухо отзывается Алатус. — Ты, — продолжает смотреть на него девушка в ярко-красной накидке. На её поясе болтаются две остро заточенные чакры. «Я?» — Отойди, видно же, что он валяет дурака! — парень в синей накидке не ограничивается словами, а грубовато отталкивает девушку, просовывает сквозь прутья руку и начинает тыкать в Алатуса пальцем. — Из какого ты клана? Как посмел переметнуться к другому архонту?! Яксы испокон веков служат только одному господину!!! Его гневная речь кажется искренней и полной негодования. — …что ты задумал, когда прокрался в храм ночью, словно подлый шакал? Что ты хотел украсть?! Что подслушать?! Кажется, синему даже в голову не пришло, что пленник явился, чтобы убить одного из его господ. Вздохнув, Алатус прекращает обращать внимание на крикуна и принимается изучать место своего заточения: камера небольшая, со стоком и дырой в стене, а больше и нет ничего. Даже двери. Зато за решёткой открывается вид на увитую плющом земляную стену… значит, его заточили в пещере недалеко от входа. «Сбежать? Надо придумать, как…» — Он уже пришёл в себя? — вдруг раздаётся в пещере строгий голос. Синий якса тут же затыкается и вместе с девушкой в красном опускает на одно колено: — Доброго дня вам, госпожа Гуй Чжун. Шпион пришёл в себя. Желаете, чтобы мы его допросили? Кажется, синему неймётся пустить Алатусу кровь. Но к его удивлению Гуй Чжун мотает головой и опускает на пол у решётки белоснежную миску с… кашей? Женщина легко касается камня, и тот истаивает, оставляя небольшое отверстие — ровно такое, чтобы протолкнуть миску на сторону заключённого. «Что это? В кашу подмешан яд, который может заставить говорить только правду?» — Госпожа Гуй Чжун, ну вы хотя бы скажите… — робко подаёт голос девушка в красной накидке. — Он же якса? Такой же, как мы? Так почему… — Прогуляйтесь пока, хорошо? — мягко улыбается им Богиня Пыли. Парочка подчиняется, хотя девушка протестующе поджимает губы, видимо, совершенно не опасаясь возможного наказания за свою дерзость. А вообще… что за безответственность?! Оставить незнакомца, пробравшегося в святая святых, наедине со своей хозяйкой, пусть даже и по её собственному приказу… Гуй Чжун, конечно, архонт, но такой, с которым легко справится даже Алатус! Впрочем, как и у Веноми, у неё могут быть козыри в рукаве… Улыбка Гуй Чжун меркнет, едва они остаются наедине. «Сейчас начнётся…» Алатус привык к боли, боль его не пугает… но его пугает выражение лица Гуй Чжун. Откуда на нём столько сочувствия? — Ты ведь не скажешь, кто прислал тебя, верно? Конечно же её вопрос остаётся без ответа. — Поешь. Не знаю, правда, придётся ли тебе по вкусу эта каша, но пока я могу предложить тебе только её. «За что она извиняется? Почему пытается убедить, что не злится?» Светлые одежды женщины испачкались в мокрой пыли, но она продолжает сидеть у решётки на корточках прямо напротив прислонившегося к стене Алатуса. — Ты не умеешь говорить? — спрашивает вдруг богиня после непродолжительного молчания. На этот вопрос Алатус может ответить: он мотает головой. — Правда, не можешь? — вскидывает тонкие брови Гуй Чжун. «Разве я кивнул?» Озадаченный, Алатус отвечает вслух: — Я могу говорить… госпожа. И только когда договаривает, замечает вспыхнувшие в глубине чёрных глаз искорки. «Она обманула меня! Сделала вид, что не поняла, и заставила…» Алатус возмущён. Он почти готов разозлиться. Однако при виде мягкой улыбки его сердце сжимается. Когда-то давно… наверное, целую вечность назад, Веноми точно так же улыбалась ему.