***
— Никакие роботы не заменят духовного совершенствования! — Уважаемая, сколько столетий нужно, чтобы достичь этого самого совершенства? — Не совершенства, а Просветления! — Как вам будет угодно… хоть просветления, хоть прозрения, хоть презрения… суть в том, что пройти этот путь дано не каждому, а вот машины можно создавать сотнями, тысячами, сотнями тысяч! И они встанут на защиту простых людей! Специально мастер Олорич дразнит Хранителя Облаков или нет — не так уж и важно, главное, что он прав. Эти Божественные Звери слишком много о себе возомнили… или, скорее, всегда считали себя лучше людей? Вчера Грух ещё вмешивался в спор, но с утра у него слишком болит голова, чтобы поддерживать мастера. И куда делся тот парень, что всё подливал и подливал им ночь напролёт? А ещё создавал причудливые ледяные фигуры? «Хоть и якса, а с таким изысканным вкусом… Его бы, да в нашу ювелирную мастерскую!» А вообще подозрительно: их напоили, накормили, дали выспаться — пусть и практически под открытом небом, не считая навеса — однако этого мало, чтобы Грух поменял своё отношение к задирающим носы кандидатам в небожители. Мастер слишком великодушен, вон как вежливо ведёт разговор… Грух же ещё не забыл высокомерного взгляда женщины, уничтожившей первый цех и убившей больше дюжины подмастерьев — в каждом из так называемых Божественных Зверей таится не меньшая сила, страшно даже представить, на что они способны во гневе. Или от скуки. Духовное совершенствование? Просветление? Если бы что-то такое было способно превращать грешников в праведников, в Тейвате давно бы уже установились мир и спокойствие! «Ах, люди не должны полагаться на богов и отдавать себя в добровольное рабство… Люди способны постоять за себя!» — …одного Просветлённого хватит, чтобы уничтожить все эти сотни тыс- — Почему они идут сюда? — вдруг перебивает белого журавля коричневый, Творец Гор, до сих пор молча восседавший на каменной колонне, одной из многих, отгородивших холм и низину от гавани Ли Юэ. Хранитель Облаков грозно косится на собрата, но тот словно бы этого не замечает, явно ожидая ответа от стоящего внизу высокого яксы в длинном плаще-балахоне. Вроде бы дылду зовут «Менинигас» или «Миниригас»… и он не реагирует на вопрос, молча глядя на что-то с холма. — Останови их, — настойчивее продолжает Творец Гор. — … — Меногиас? Если не ты, то это сделаю я. — Да что там случилось? — белый журавль взлетает, чтобы приземлится на колонну рядом с коричневым. — Ха?! Кто их сюда направил? Судя по тому, как раздражённо подёргиваются белоснежные крылья, внизу и впрямь что-то происходит. Грух поднимается с лавки, собираясь выйти из-за каменного стола, но мастер Олорич словно специально выбирает этот момент, чтобы усесться рядом. Не просить же его снова встать… остаётся лишь попробовать выбраться с другой стороны. — Не лезь, — останавливает строгий голос. — Почему? — Потому что у тебя талант попадать под горячую руку, — заявляет мастер и подталкивает к нему тарелку с какими-то крендельками, уже засохшими и покрывшимися слоем песка. А в это время дылда в плаще наконец подаёт голос: — …я не могу. — Что? — удивляется Творец Гор. — Почему?! Белые же крылья Хранителя Облаков раскрываются, накрывая собой всю вершину холма. Этот журавль — он опять увеличился! Как будто размер — достойный аргумент в переговорах! — Тогда я сама! Адептша взлетает с колонны, и Груху в лицо летят крошки и прочий мелкий мусор со стола. Однако после первого порыва ветра следует второй и даже третий — да такие, что режет глаза. Что-то разглядеть удаётся только прищурившись. Кажется, у холма поднимается настоящий ураган… — УХОДИТЕ! — обрушивается с небес громогласный приказ. Но на кого? Навес на головой надулся парусом, с земли поднялся песок, листья, трава… И вдруг весь этот хаос освещает золотистая вспышка — высокий якса, Меногиас, откуда-то достал лук и целится прямо в гигантского журавля!***
Дин-Дин сказала кое-что интересное: что «семена» в яксах — мелкие осколки её души. Если она начала экспериментировать со своим навыком после смерти Веноми, то вполне могла использовать для этого её людей, подобранных Назинет. Но каких успехов она достигла? Правда ли, что ставшие марионетками яксы останутся в своём уме? И возможно ли, что Дин-Дин научилась раскалывать свою душу не только на мелкие, но и на более крупные части? Которые так же наносят намного меньше вреда? — Кхе-кхе-кхы! — Давай запрём его где-нибудь, а? …то бишь, её? Ответ Дин-Дин на предложение об обмене вывел Каразетсу из себя, так что он вновь схватил её за шкирку. И теперь, как она не пытается подсунуть пальцы под ворот, передавивший горло — ничего членораздельного произнести не может, лишь колоть Сяо одновременно ненавидящим и торжествующим взглядом. — Я могу заставить её уйти. — Правда? — скептически вздёргивает бровь Каразетсу. — Почему же до сих пор не заставил? — Думал, что лучше удерживать её здесь. Но если в Воробье тоже находится только осколок… в этом нет смысла. — Кхы-гр-хыр! Сяо оглядывается на долину у подножия горы: ураган там уже стих, но вместо него поднялась огненная стена. Очевидно, что адептам и генералам не требуется помощь, а, значит, их с Каразетсу задача — разобраться с ситуацией здесь. — Ы-ы-ы… — вдруг раздаётся совсем близко. Это наконец-то очнулся мальчишка, чьё тело ранее занимала Дин-Дин. Он трёт глаза, льёт слёзы и пока не реагирует на суетящуюся вокруг Гань Юй — но даже такое поведение отличается от того, что Сяо наблюдал у людей в лагере Назинет. Осталось ли в нём что-то? Или Дин-Дин полностью переместилась в Воробья? — Это и есть твой способ? — интересуется Каразетсу, кивнув на стиснутый Сяо кинжал. — Как ты уже заметил, она- — …та ещё неженка, — перебивает его четырёхрукий. — Хочешь сказать, боль выгонит гадюку? Сяо кивает — и хрипы Дин-Дин мгновенно обрываются, а злобно сверкающие глаза удивлённо округляются. Это Каразетсу уже играючи перевернул её, схватив по конечности в каждую руку и растянув, словно собравшись их вырвать. — Н-Е-Е-Е-Т! Вопль смолкает, когда пальцы электро яксы обволакивают фиолетовые искры, но рот Дин-Дин остаётся широко распахнут, как и вытаращенные глаза. Распятое в воздухе тело выгибается дугой и мелко трясётся. «Один, два, три…» Отойдя на пару шагов, Сяо успевает досчитать до десяти, когда искры тухнут. — Эй, ты ещё тут? — отпустив оба запястья и одну ногу, четырёхрукий оставляет обмякшее тело болтаться вниз головой, удерживая за щиколотку. — …ч-что он-ни делают, с-сестрёнка? — доносится из-за спины заикающейся полушёпот. — Ничего, Тото! Не смотри! Гань Юй закрывает переставшему рыдать мальчишке глаза маленькой пухлой ладошкой, но сама при этом не отводит глаз. Сяо смутно чувствует, что лучше бы детям всего этого не видеть… однако, с другой стороны, ничего ведь ужасного не происходит? И чем раньше они столкнуться с жестокой действительностью, тем проще им будет потом. К тому же, если Дин-Дин умудрится перебраться в Тото обратно… — Уходите! — резко кивает Каразетсу в сторону ограды. — Нет, — мотает головой Сяо. — Ещё не- — …что происходит? — перебивает его испуганный писк Бронзового Воробья. Неуловимо отличающийся от того голоса, которым разговаривала Дин-Дин. Юноша по-прежнему раскачивается вниз головой, но смотрит с таким искренним удивлением, словно и правда пришёл в себя. Однако это всё ещё может быть и Дин-Дин — обосновавшись в теле, она всегда первым делом мастерски копирует тон, мимику и прочие мелочи, чтобы окружающие не распознали подвоха. — Воробей, ты правда не помнишь? — поднимает его Каразетсу повыше, вглядываясь в изумлённое лицо. А вот Сяо провожает взглядом Гань Юй, уводящую Тото прочь. Мальчишка то и дело оглядывается, испуганно ёжится и, кажется, готовится вот-вот снова заплакать. Если бы Дин-Дин переместилась в него — поведение ребёнка хоть немного бы, но изменилось… наверное. Нет, скорее всего, она всё ещё в Бронзовом Воробье. В конце концов, злость способна перебарывать страхи и боль. — А что я должен помнить?! — тем временем начинает дёргаться Воробей. — И почему у меня всё тело зудит и ноет? Словно… Ах, и голова сейчас просто лопнет! — Я просто немножечко тебя наказал, мелкий гадёныш, — напряжённо ухмыляется Каразетсу. — Наказал? …а-а-а… старший! Я так больше не буду! — Как не будешь? — Ну… льдом… Похоже, Воробей решил, что дело в созданной им недавно ледяной стене. Как и удивление, внезапно ставший заискивающим тон парня звучит убедительно — но Дин-Дин вполне могла узнать про забег из его воспоминаний. — Сомневаешься? Сяо ловит на себе косой взгляд Каразетсу и, чуть помедлив, кивает. — Эх… — вздыхает четырёхрукий. — Ну тогда… придётся тебе ещё потерпеть, Первасес. — А? Что?! Воробья снова растягивают, будто шкурку какого-то зверька на просушку. Парень пучит глаза и вертит головой, вот-вот его тело вновь выгнется дугой и мелко затрясётся от пронзающих мышцы и сухожилия фиолетовых молний… — Стой. «Да, я сам предложил этот способ, однако… есть и другой». — Что теперь? — с подозрением интересуется Каразетсу, не отпуская пока Воробья. Вместо ответа Сяо подходит к ним и касается голого из-за задравшейся рубахи живота. — Т-ты- …в-вы… — Воробей вздрагивает и резко втягивает носом воздух. — Ч-чего удумали?! — Эм-м-м… — протягивает Каразетсу, отводя взгляд. А Сяо продолжает вести ладонью вверх, под рубашку, чувствуя кончиками пальцев влажную гладкую кожу, пока не добирается наконец до упругой горошины соска. — Не надо… — умоляюще зажмуривается Воробей. Его красное после пережитого лицо ещё больше багровеет, а в глазах появляется новая порция влаги. Но Сяо продолжает дразнить мгновенно затвердевший сосок, покручивая и потягивая. — П-прекрати… У-у-у меня уже есть любимый! — шмыгает носом Воробей. — Я н-не хочу ему изменять! — Х-ха… — вздохнув, Сяо вытаскивает руку из-под чужой рубашки. — Можешь его отпустить. — Точно? — отчего-то тоже залившийся румянцем Каразетсу всё ещё смотрит вдаль. — Точно. «Дин-Дин не смогла бы продолжать притворяться, а, значит…» Сяо оборачивается, пытаясь найти взглядом Гань Юй и Тото — велика вероятность, что тварь вернулась в своё предпоследнее тело. Но тут на вершине горы беззвучно поднимается облако из разорванных лиан и кусков земли. Из этого облака вырывается круглое хвостатое существо с настолько маленькими крыльями, что кажется, они не смогут удержать массивное тело в воздухе. Однако оно удерживается. И даже начинает подниматься всё выше над горой. «Это ведь не Аждаха…»