Срывая цепи

***

Открыв глаза, Сяо видит развевающуюся над собой тонкую ажурную ткань и просвечивающее сквозь неё розовое небо. В голове пусто. Ни единой мысли. А потому какое-то время он продолжает смотреть на колыхания кружева на ветру и на постепенно темнеющие облака. Солнце садится. Слух ласкает прибой, а нос щекочет солёный бриз. И всё же ощущений ничтожно мало — Сяо не знает, в чём именно дело, однако чувствует себя как минимум на две трети оглохшим и вполовину ослепшим. «Как будто я единственный живой в этом мире…» Не слышно ни криков чаек, ни стрекота насекомых в траве. Даже в глубоких ущельях кишит мелкая жизнь, даже в заснеженных горах можно встретить стойких зверьков, но здесь… слишком пусто. «Я умер?» Предположение оживляет память, и Сяо резко садится, уставившись в окно. А потом выпрыгивает из него: «Нет-нет-нет, пожалуйста…» Босые ноги по щиколотки увязают в песке, пока он бежит к плетёному креслу в тени странных деревьев — с длинными голыми стволами и охапкой огромных листьев, раскинувшихся в разные стороны. Прямо под ними в кресле расположился Моракс: лишь в белой повязке на бёдрах, вытянув ноги и закинув руку под голову. «Если я умер и господин здесь… значит… значит…» Сяо замедляется, разглядев, что глаза Властелина Камня закрыты и, вероятно, тот спит. Правильно ли тревожить его покой? Ведь уже, наверное, нет смысла куда-то торопиться… Всё закончилось. Ничего не исправить, не вернуть назад. И не избавиться от удушающегося чувства вины. — …что же я натворил? Упав на колени, Сяо зарывается пальцами в ещё горячий песок, как вдруг над головой раздаётся хлопанье крыльев и в плечи вонзаются когти. — Ты? Нефритовый коршун деловито поправляет выбившиеся на груди перья и бросает на Сяо сердитый взгляд круглым блестящим глазом. «Странно, почему он здесь? …и почему здесь господин?!» Словно убедившись, что Сяо понял его посыл, коршун отталкивается от плеча и устремляется прямо к гамаку. — Нет, стой, погоди… Длинные когти обхватывают подставленный локоть — оказывается, Моракс проснулся, и коршун перелетел на его руку: чёрную, покрытую золотыми линиями — но пока господин почёсывает большой птице голову, тёмная кожа быстро светлеет, а вот золотые линии ещё какое-то время поблёскивают в свете заходящего солнца. — Как себя чувствуешь? — мягко, щурясь и с усталой улыбкой интересуется Моракс. — Простите. В горле застрял ком, так что у Сяо не получается выговорить хоть что-нибудь ещё. — И ты меня. Уронив взгляд, Сяо не сразу осознаёт, что только что услышал, а осознав, удивлённо вскидывает взгляд обратно: — …господин? За что вы… — А ты за что? Улыбнувшись чуть шире, Моракс поднимает руку — и коршун, широко расправив крылья, взлетает к вершине странного дерева, с кустом вместо кроны. Господин же откидывается на пологую спинку кресла и хлопает себя по колену: — Подойди. Тут же вскочив, Сяо отряхивается от песка. Нерешительно приближается… и застывает у самого кресла, не зная, что именно должен сделать. Пытаясь понять, что же Моракс имел в виду. «Может, господина на самом деле здесь нет? И всё это лишь мой посмертный сон?» «…но заслужил ли я его?» Моракс всё ещё щурится, будто свет заходящего солнца кажется ему слишком ярким… а затем вдруг тянется, обхватывает Сяо за бёдра и роняет к себе на колени. Упав боком, Сяо хватается за нагретое солнцем плечо, даже в посмертном сне страшась сделать что-то не так. Ком в горле рывком увеличивается, с губ срывается хрип, похожий на всхлип, и Моракс мгновенно хватает его за подбородок, заставив поднять голову и взглянуть в свои глаза: — Болит где-то? «Почему вы так беспокоитесь обо мне? Ведь я ничего… так ничего и не сделал для вас!» Не выдержав, Сяо зажмуривается и чувствует, как сильнее сжимаются пальцы на подбородке. А потом вдруг хватка слабеет и его ресниц легко касаются губы. Усугубляя чувство вины. — Я так бесстыден, — само по себе слетает с языка. — Почему? — очень тихо интересуется Моракс, снова целуя, но уже ниже, щекоча лицо и шею распущенными волосами. — Это посмертный сон моей души, господин… и мне стыдно, что таково моё посмертное желание… У Сяо нет смелости, чтобы снова посмотреть Властелину Камня в глаза, поэтому он продолжает жмуриться. И даже когда его подбородок совсем отпускают, а затем заставляют встать — лишь покорно следует чужой воле. Ведь на самом деле это воля его собственной души, получившей шанс исполнить сокровенное желание перед тем, как рассеяться по миру. — Значит, тебе нравится, когда я целую тебя? Кивнуть — это Сяо может себе позволить. Хотя всё равно считает, что поступает слишком дерзко. — А сам ты когда-нибудь хотел поцеловать меня? Немного странный вопрос. Заставивший открыть глаза. Но едва Сяо решается посмотреть на господина, как его обнимают за поясницу и притягивают обратно, но в этот раз усаживают не боком, а верхом, так что Сяо чувствует внутренней стороной бёдер косточки на бёдрах господина… а ещё… — Ну так что? — в янтарных глазах отражается красный закат. Сяо любуется золотыми переливами радужки. И тонкими лучиками, расходящимися от уголков глаз Моракса. Неизвестно, сколько ещё продлится этот сон, но он так хорош, что если вдруг внезапно оборвётся… пожалуй, Сяо придётся возродиться, чтобы умереть ещё раз и снова погрузиться в эти посмертные грёзы. — Мои желания слишком бесстыдны. — Но ведь это всего лишь сон? — подозрительно хитро прищуривается господин, улыбаясь ещё шире. Он больше не выглядит слишком печальным — Сяо счастлив и улыбается в ответ, растворяясь в янтарном свете, позволяя себе наклониться и коснуться тёплых, немного шершавых губ. Почти тут же руки, что обнимают его, сползают с поясницы вниз, на ягодицы, забираясь под длинную рубашку, в которой Сяо очнулся. Как же стыдно… даже перед самим собой… ведь не так давно он и представить не мог, что когда-либо станет желать подобных прикосновений. Но думать об этом не хочется. Моракс поглаживает его ягодицы, и Сяо целует губы господина в ответ: аккуратно, осторожно, ненавязчиво пытаясь раздвинуть их языком… и когда это удаётся, руки господина тоже продвигаются дальше. Моракс будто показывает, что в любой момент готов отступить. И что лишь Сяо решать, насколько далеко им предстоит зайти. Это волнует сильнее, чем можно было бы представить, дарит ощущение власти над архонтом, веру в собственную значимость. Пусть только во сне… но ещё ни разу Сяо не доводилось пробовать настолько сладкого сновидения. И он проталкивает язык глубже, с восторгом ощущая ответное движение. А пальцы господина начинают дразнить впадину меж ягодиц, надавливают, дотягиваются до мошонки… Дышать становится всё сложнее. Как и концентрироваться на поцелуе. Но стоит замереть, как руки Моракса тоже останавливаются, и в лукавых глазах проскальзывает озорной огонёк. «Наверное, я и правда хотел большего… хотел целовать господина… хотел, чтобы он желал и ждал моих поцелуев… но я не знаю… не умею… не…» «Не хочу вспоминать». Правда в том, что Сяо больше всего на свете хотел бы забыть своё прошлое. Забыть боль, которую причинял другим и которую причиняли ему… забыть удовольствие. Ведь иногда он действительно упивался чужими страданиями, например, убивая тех, кто унижал и истязал его самого. А ещё Сяо не раз возбуждался от старательных ласк Риель — глупой дриады, единственной, кому Веноми позволяла снова и снова касаться его… учиться, становиться всё более умелой… словно этими унижениями через Риель мстя за что-то всему роду дриад. Сяо было очень противно тогда. И он не желает применять ничего из арсенала Риель. Однако, когда язык господина осторожно вторгается в его рот в ответ, Сяо даже не замечает, как послушно обхватывает вторженца губами и начинает посасывать. При этом стараясь не стонать из-за проникших с другой стороны пальцев. …не то чтобы эти пальцы делают что-то особенное… всего лишь растягивают и мнут — но каждое их движение отзывается дальше, в животе, и расходится будоражащими волнами по всему телу. Но разве посмертный сон не должен успокаивать душу? Так почему же ему с каждым мгновением становится всё тоскливее? Ведь это конец… последний раз, когда он может быть с господином! — Сяо? — Простите… Самовольно оборвав поцелуй, Сяо и не заметил, когда отчаянно обнял Моракса, прижавшись, словно ребёнок. Приходится укусить себя за кисть, чтобы не позволить господину услышать тоскливый рык, разрывающий горло. — …всё хорошо. По спине проходится успокаивающая рука, а пальцы другой проникают глубже, заставив стиснуть зубы на запястье — но теперь уже чтобы заглушить совсем иной стон. — Не сдерживайся, — щекочет шею дыхание господина. И поначалу мягкие движения его пальцев становятся всё грубее и резче. Немного пугая, приподнимая Сяо и вынуждая тереться членом о твёрдый живот Моракса… и о его же твёрдый член. Кажется, что ещё немного — и клыки боли вновь примутся терзать изнутри. Воспоминания о том единственном разе, когда они полноценно разделили ложе, не помогают полностью избавиться от страхов, въевшихся в кровь. Да, Сяо боролся с ними, игнорировал, из года в год загоняя всё глубже в себя… а та ночь не была похожа ни на одну из прожитых им до сих пор, да и чувствовать желание господина — невыносимо приятно… однако, происходи всё наяву, Сяо уже давно попросил бы Моракса взять себя. Ведь его задний проход уже достаточно растянут, чтобы принять каменно-твёрдый член. Но так как это лишь сон, Сяо продолжает эгоистично тереться о господина, наслаждаясь запахом его кожи и волос, теплом и выходящей за пределы физического тела энергией, от которой покалывает руки и спину, будто от касания сотен и тысяч стрекозиных крыльев. Сяо ненавидит беспомощность. Но он готов бесконечно долго находится во власти Моракса и бесконечно долго погружаться в облако его эмоций: в разгорающееся вожделение, в осторожную заботу, в приглушённое сожаление… Веноми никогда не позволяла даже ступить на этот мост, вечно подслушивая и подглядывая, однако не допуская до собственных чувств. С Мораксом же весь мир ощущается по-другому. И пусть Сяо до сих кажется, что желать бога — слишком вульгарно, слишком грязно… эти тревоги постепенно меркнут, растворяясь и становясь незначительными. Как и воспоминания о физическом удовольствии, навязываемом в прошлом против воли — былое блекнет, словно отражение луны в мутном болоте по сравнению с сиянием тысячи солнц. Наверное, в этом и есть предназначение посмертного сна? Притупить обиды и позволить ощутить счастье? Тогда Сяо готов до конца времён наслаждаться ласками господина, жаром, растекающимся по телу, трепетом, будоражащим не только плоть, но и разум, и душу… Однако пальцы Моракса слишком уж нетерпеливы. Сяо привстаёт всё выше, пытаясь смягчить обостряющиеся ощущения, продлить последнюю и самую приятную пытку… но его удерживают. Длинные пальцы проникают в пульсирующее нутро снова и снова, заставляя вздрагивать… даже дрожать — неконтролируемо, жалко, беспомощно… — Х-ха… х-ха-а… гос- …господин- — Тс-ш-ш… всё хорошо… — Я- …я сейчас- Несколько резких движений — до искр из глаз — и Сяо запрокидывает голову, сдерживая клокочущий стон. Но когда в его шею впиваются жадные губы, этот стон всё-таки вырывается на свободу. И в тот же миг с кустистой кроны странного дерева срывается коршун, издав протяжный крик, почти падает на них… однако лишь проносится мимо, разметав волосы и осыпав щепками от древесной коры.