Срывая цепи

***

Огненная цилинь — прекрасная, гордая, воинственная, сильная и… любимая. Сердце поёт при взгляде на неё. И сердце останавливается, когда она бросается в гущу тварей из Бездны, ведя за собой бесчисленные отряды… Душа готова отдать все силы на защиту только её одной, но долг королевы — заботиться обо всём войске, и королева создаёт миллиарды щитов, оберегающих воинов от разъедающего действия скверны. Твари Хаоса визжат, опьянённые силой и кровью. Безумные и жалкие, они погибают от истощения, но успевают в неистовстве забрать сотни невинных жизней. …раз в три тысячи лет миры соприкасаются и проклятые твари волнами устремляются в Царство Света, словно голодные духи. Раз в три тысячи лет Царство платит кровавую дань ради защиты всего живого… и королеве некому молиться о защите своего любимого генерала, лишь самой себе, ведь она — богиня этого мира. Но после изнурительной битвы, вдали от посторонних глаз, королева-дракон и генерал-цилинь снимают мантии, превращаясь в самых обычных, опьянённых друг другом влюблённых. Влюблённых, чья любовь — преступление. Чья связь не должна дать потомства. Влюблённых, чья связь — преступление. Однако королева родилась мужчиной и была вынуждена сменить пол в угоду королевским обязанностям, чтобы стать женой собственному брату. Но с огненной цилинь она может позволить себе быть собой и любить её как мужчина… Так на свет появляется ядро, бережно хранимое у самого жаркого на территории огненных вишапов вулкана. Этому ядру не страшен ни холод, ни жар… …ни даже гнев короля, Гайуса, узнавшего обо всём. Зато его гнев страшен для цилинь, которую Владыка Золотой Горы приговаривает к смерти, и для королевы, которую король навечно запирает в подземелье. Ядро же Гайус приказывает отнести в другой мир, где элементальная энергия слишком слаба и где это ядро можно будет вскоре разрушить. . . . Лица, события, строки из книг сменяют друг друга, словно обрывки снов, через которые Моракс пытается выбраться, но снова и снова тонет в чужих воспоминаниях, бурным потоком затапливающих сознание. «Кто я? Что я?» Нет верного направления, нет правильного пути. И зачем вообще куда-то идти? Стоит сделать шаг, как душу опаляет ненависть… пьянящее удовольствие… едкая горечь… словно кто-то собрал все свои самые сильные переживания и поместил в неистовый ураган. Но где-то там, за ними, скрываются его собственные радости и печали — и шаг за шагом Моракс пробивается сквозь шторм чужой жизни. …пока, наконец, не вспоминает себя. …и что натворил. [Ся-] Нет, он не решается позвать юного яксу. Лишь прислушивается… и ничего не чувствует: вокруг непроницаемая стена, отрезавшая все связи контрактов. «Проклятье!» Открыть глаза неимоверно трудно — веки тяжёлые, будто горные хребты. Серебряный свет повсюду… Это светится иней и светятся руны, покрывшие стены, пол и толстые цепи. Постепенно возвращаются ощущения собственного тела, но часть души всё ещё пребывает во власти чужой воли: безумной, сгорающей от ненависти и горя. «Это гнев моей матери?» Моракс не знает, почему выжил. Почему Назинет, оставив его ядро в горах, позволила не изгнанным, а сбежавшим от расправы яксам-слугам поселиться у подножия и ждать его пробуждения… Ему доступно лишь то, что знала королева — а, значит, он каким-то образом проглотил часть её души. Так вот что за энергия содержалась в «эликсире»? Вот чья ярость его захватила… От ледяных кандалов холод расходится по телу, тесня пылающий в груди жар… и жар этот отступает, оставляя после себя выжженную пустыню. Моракс ненавидит себя за то, что поддался ему. За то, что позволил чужой ярости слиться с собственным неутолённым желанием… и излиться на ни в чём не повинного яксу. Получается, он ничем не отличается от Повелительницы Кислотного Тумана! Раз не в состоянии контролировать животные порывы! «Надо было сразу запереть меня здесь…» Да, здесь Моракс точно не способен причинить вред кому бы то ни было: руны, которыми испещрены стены, не идут ни в какое сравнение с теми, что были — сейчас каждая клеточка его тела прикована к каменным сводам магическими путами… а душа буквально распята в этом ледяном колодце. Моракс не может пошевелить даже пальцем. И не то чтобы хочет. Но если бы всё-таки смог… что бы сделал? Первым делом, разумеется, убедился бы, что Сяо жив… А вторым, наверное, воспользовался бы связью их душ и заставил бы яксу забыть обо всём. …или лучше позволить ему помнить? И никогда не забывать? Первое кажется слишком трусливым, второе же — слишком жестоким, ведь Сяо только-только начал открывать своё сердце. Дзынь Тыдых-тыдыщ Бум Шум доносится откуда-то сверху. Моракс заставляет себя поднять взгляд и посреди стены видит зияющий чернотой провал, похожий на дверь, в котором алеет размытое пятно. — Очнулись, уважаемый брат? Голос искажается ледяным эхом, и лишь по обращению Моракс узнаёт Кассию. — …зач- Из охрипшего горла вырывается облачко пара, который тут же осыпается на пол серебряной пыльцой. — …зачем ты сделала это? — Сделала что? — удивляется сестра, и эхо снова разносит её голос, лишённый эмоций, по ледяному колодцу. И всё же Моракс слышит фальшь — чувствует сердцем, всё ещё соединённым с сердцем принцессы, а, значит, её обещание в силе. Только почему-то принцесса не может или не хочет говорить откровенно. — …что с Сяо? — С кем? — С тем як… с моим фамильяром. — Если вы, брат, про птицу, которая превратилась в копьё… то оно в целости и сохранности. Мы убрали его в надёжное место. Однако разве вас не должно волновать кое-что поважнее? Кассия повышает голос и при этом делает особый акцент на «в целости»… хочет сказать, что Сяо жив, здоров и перемещён в надёжное место? И просит продолжить ей доверять? — Уважаемый брат? Принцесса взирает на него с высоты, явно не имея ни малейшего желания спускаться. Невозможно даже попытаться представить, что на самом деле творится в её голове. Моракс выдыхает облачка пара снова и снова, наблюдая за растущим слоем инея на каменном полу… и наконец отзывается: — …что? — Вы ведь не забыли наш уговор? — Ха-ха… Это правда смешно. — Уговор? Ах, да… сутки уже прошли? Ну тогда иди же ко мне — я с удовольствием исполню свой долг. — … Похоже, подобного ответа Кассия не ожидала. Проходит некоторое время, прежде чем эхо её голоса вновь разносится по колодцу: — …радостно слышать, что досадное происшествие не изменило ваше решение, уважаемый брат, и вы всё ещё готовы пойти мне навстречу, — в противовес словам, тон Кассии звучит всё более холодно. — Однако с исполнением долга придётся подождать… отец желает видеть нас. Новость вызывает у Моракса искреннее удивление. Ведь он уже решил, что Гайус до самого конца будет игнорировать его существование. — …даже не знаю, сестра… такая высокая честь… а я даже не одет… — Вашего согласия не требуется, — отрезает Кассия. — Однако я вынуждена попросить не делать глупостей, иначе эта камера станет для вас вечным пристанищем. Вы же меня понимаете? — Понимаю… как не понять. «Но почему это звучит так, будто я и правда могу что-то сделать?» — Вот и славно. Едва эхо звонкого голоса затихает, как толстые цепи осыпаются чёрной пылью и из стены перед Мораксом выдвигаются узкие ступени, ведущие прямо к чёрному проёму наверху. Взбираться по ним, похоже, придётся самостоятельно… а тело пока не особенно слушается: кровь заледенела, как и мышцы, и сухожилия. Распрямляя спину, Моракс буквально чувствует, как трескается и ломается что-то внутри. Однако чем быстрее он выберется отсюда, тем быстрее сможет найти Сяо. …только для начала убедится, что приближаться к нему безопасно — сложно предсказать, какой фокус выкинет собственный разум, ведь, кажется, усвоение «эликсира» ещё не подошло к концу. — Ух… Первый шаг даётся сложнее всего, а вот второй — уже легче. Нечто подобное Моракс уже испытывал: тогда он неподвижно просидел в пещере пару десятилетий и немного удивился потере подвижности. Вот и сейчас мало-помалу в мышцы возвращается эластичность, кровь разжижается и всё быстрее бежит по оттаивающим венам. Когда Моракс добирается до последней ступени, его спина больше не горбится, а хвост не волочится, словно зацепившаяся за позвоночник сухая коряга. Зрение тоже восстанавливается: тёмный провал оказывается не таким уж чёрным, а кроваво-красное пятно — довольно красивым алым платьем с золотой вышивкой. Немного напрягшись, Моракс создаёт для себя похожий наряд, разве что без обилия драгоценных камней, пропитанных энергией самых разных стихий. — Кажется, вы хорошо себя чувствуете? — одобрительно кивнув, со странным намёком интересуется Кассия. И направляется в сторону горящих в глубине коридора факелов. А Моракс прислушивается к себе… всё действительно недурно: хотя энергия не восполняется, однако её запас выше, чем можно было бы ожидать. А ещё она намного плотнее — что наверняка результат действия «эликсира». Только результат этот не вызывает удовлетворения, а лишь горечь, ведь цена, которую за него пришлось заплатить… «…я ведь мог сдержаться! Наверняка, мог!» Как не бесполезно думать об этом, мысли то и дело возвращаются к последним более или менее ясным воспоминаниям: вот Сяо касается его… вот просит довериться себе… а вот уже пытается отползти, придавленный к постели. Моракс отчётливо помнит, как повторял про себя: «Ещё немного и я остановлюсь. Точно остановлюсь… ещё только немного…» В какой момент голос разума окончательно замолчал? Как вообще такое произошло?! Почему ему стало всё равно, что именно он делает и с кем? — …я понимаю, что вы сбиты с толку, но советую сосредоточиться и взять себя в руки, — вытаскивает из раздумий напряжённый голос Кассии. Оказывается, они уже вышли из узкого едва освещённого коридора в более просторный и украшенный обветшалыми фресками. На некоторых угадываются очертания самых разных существ, в том числе и цилиней — и все они сражаются с монстрами, окружёнными чёрным пламенем — эти картины оживляют ещё не успевшие успокоиться воспоминания матери, одновременно притупляя собственные. — Ваш мир и правда каждые три тысячи лет сражается с Хаосом? — А ваш разве нет? — … Старые фрески сменяются картинами поновее, но на них изображены уже не бои, а пустынные пейзажи: огненные ущелья, ледяные плато, водные глубины… при других обстоятельствах Моракс нашёл бы время, чтобы полюбоваться каждым из них, но сейчас он даже рад, что Кассия идёт очень быстро. Однако по пути встречается всё больше подводных пейзажей, и Мораксу вспоминается океан в Обители и то, как он впервые нырнул в него вместе с Сяо… и как испуганно якса хватался за его чешую, и как смеялся потом: нервно, но искренне, будто освобождаясь от чего-то горького, скопившегося в душе… Кто бы мог подумать, что юный воин, всю жизнь не знавший ничего, кроме жестокости, может так заразительно хохотать? Больше всего на свете Моракс желал защитить это дитя… показать, что мир на самом деле добрее и щедрее, что не все архонты — жестокие твари, что сила не так уж важна, когда дело касается чувств, и что никто и никогда больше не посмеет причинить ему вред… «И я сам же предал его. Почти убил. Уничтожил доверие и веру на корню…» — …не перечьте отцу. Вздохнув, Моракс заставляет себя вернуться к реальности, отбросив лишние мысли — они не помогут ни ему, ни кому-либо ещё. Однако как же сложно это сделать… словно пытаться выбраться из болота, будучи его частью. — Постараюсь. На стенах больше не видно картин, лишь расшитые узорами гобелены. Два гигантских вишапа в звериных обликах открывают тяжёлые двери с крупной лепниной, за порогом обнаруживается просторный зал — в половину гавани — в центре которого высится трон, слепленный из оплывших каменных глыб. Вдоль далеких же стен выстроилась бесконечная череда стражей в золотых доспехах… но на их фоне можно рассмотреть и гостей в не менее вычурных одеждах — вероятно, местная знать? Лицо Кассии каменеет, почти превращаясь в маску. Она не спешит переступать порог, лишь берёт Моракса под руку, пока глашатай объявляет о прибытии «Первой и Единственной Принцессы Золотой горы и её жениха». Ни имени, ни титула этого самого жениха не называют, однако Моракс не в обиде. Его больше беспокоит острый взгляд короля, буквально расковыривающий его, словно кусок пирога. И своя реакция на этот взгляд — удушающая ярость заполняет лёгкие, вытесняя воздух. Гайус. Владыка Золотой Горы. Небесный Король. Король Гео Вишапов. Сейчас он в обличье человека… или почти: из гривы седых волос торчат чёрные ветвистые рога, лицо не слишком испещрено морщинами, тело мощное и облачено в просторный чёрный халат, даже не запахнутый до конца на широкой груди. Каждый шаг в его направлении разжигает всё новые и новые чувства: отвращение, ненависть, страх… но Моракс пока отделяет их от своих. И когда они с Кассией останавливаются у основания трона — смотрит прямо перед собой, не горя желанием встречаться взглядом с королём, которого мог бы назвать дядей. Если бы захотел. Однако на язык не просится ничего кроме «полоумный ублюдок». А Гайус молчит. Пока вдруг не спрашивает: — И как тебе, бастард… зерно души твоей матушки? Гулкое эхо разносит по залу не такой уж громкий вопрос, всё же вынудив Моракса поднять взгляд, а Кассию — вздрогнуть. Не дожидаясь ответа, король щурится и обращается уже к ней: — …дочь моя, ты ведь не думала, что я не узнаю о краже? — О-отец, я... — Не надо, — устало прикрывает Гайус глаза. — Мне только жаль, что это не стало уроком для тебя, Кассия… и вместо тебя пострадал лишь какой-то мальчишка.