Пристань моей души

В Пристани Лотоса царила неестественная тишина. После того как под утро глава ордена вернулся домой, новость о болезни Усяня разнеслась по пристани, как пожар по лесу в сезон засухи. Каждый, кто хоть немного знал Вей Усяня, переживал за его судьбу. В семье Цзян тишины не было вовсе. Все они по-разному переживали это страшное известие. Когда посреди ночи Цзян Янли разбудили и сообщили о болезни её дорогого А-Сяня, все чувства девушки будто застыли. Она лишь краем сознания отмечала все свои действия и окружающих её людей. После быстрых сборов, стоя возле главных ворот, Янли заметила юношу в золотых одеяниях. Выражение его лица не выдавало беспокойства, терзавшего сердце. Но обеспокоенный взгляд то и дело касался лица девушки, ища что-то известное только ему. В очередной раз заметив этот взгляд, Янли поджала губы и нахмурилась. Сейчас ей не было дела до Цзысюаня, ей важен был лишь брат. В этот момент, не ведая того, Янли была очень похожа на свою мать. Та же прямая спина, уверенность и даже властность движений и холодный будто бы брезгливый взгляд. Уже прибыв домой, девушка смогла отпустить себя. В тишине её покоев, прислонившись к двери, она беззвучно плакала, закрывая рот рукой, не позволяя ни единому звуку вырваться наружу. Она оплакивала своего брата. Ведь, что бы он ни решил, Янли потеряет своего милого А-Сяня. В сердце Мадам Юй бушевала буря. Она нервно вышагивала по дорожкам, не замечая, что уже несколько раз прошла вокруг резиденции. Цзыдянь на её пальце искрил и пульсировал, выдавая нестабильное состояние своей хозяйки. Адепты, завидев госпожу, разбегались и прятались, опасаясь. Но ни один из них не удостоился даже взгляда. За столько времени Юй Цзыюань уже привыкла к найдёнышу и, чего греха таить, полюбила его как своё дитя. Да, она не показывала этого, но всегда заботилась о несносном мальчишке. Пусть она и гоняла его больше остальных, но это было лишь потому, что она знала: Вэй Ин мог больше. Он был очень способным, лучшим из всех, кого знала госпожа. И она гордилась, что сама воспитывала его. Никто не знал, но в те моменты, когда Усянь болел, именно она ухаживала за ним с той же любовью и теплом, с какими ухаживала за своими детьми. И лишь гордость не позволяла ей назвать Вэй Ина своим сыном. Гордость и память о лучшей подруге. Ведь он был тем, что осталось от неё. Женщина остановилась на мостике, бездумно смотря на водную гладь. Её пальцы крепко сжимали перила, казалось, ещё немного усилий — и дерево треснет под таким напором. Что-то в груди мадам Юй сжималось от осознания отведённых Вэю дней. И, хоть на небе не было ни облачка, а дождь не шёл уже несколько дней, щёки женщины были мокрыми. Наследник Цзян, пережив всё самое страшное в Облачных Глубинах, после возвращения домой заперся в своих комнатах. Он старался не думать о дальнейшей судьбе брата. Он не думал о том, как будет голыми руками убивать Ванцзи. Он просто лежал на своей кровати и плакал. Тихо, почти не дыша. По его щекам медленно скатывались слёзы, а затуманенный взгляд блуждал по потолку. Не было сил шевелиться, не было сил остановить слёзы. Всё, что было внутри юноши, — это боль и отчаяние. Он прекрасно знал своего брата. Он знал об этой чёртовой болезни всё. Он знал, что ещё совсем немного мог быть с братом. И эти знания вгрызались в его душу, оставляя на ней глубокие раны. По прибытии в Пристань Лотоса Вэй Ина разместили в лекарском крыле. Все ждали, когда он очнётся. Ибо без его согласия операцию по вырезанию корня не провести. Ближе к обеду в главном зале собралась вся семья Цзян и приглашённые адепты Вэнь. Цзян Фэнмянь сжимал руку супруги, а она, в свою очередь, с грустью смотрела на своих детей. Вэнь Нин сидел, понуро опустив голову, пряча красные глаза. А Вэнь Цин металась по залу, возмущённо бормоча и ругая глупого Усяня, который мог влюбиться в нормальную девушку, а не в этот айсберг, по недоразумению называемый человеком. То и дело её взгляд скользил по собравшимся в зале, становясь виноватым и беспомощным. — И всё же, Дева Вэнь, почему вы не можете провести операцию без согласия Усяня? — Цзянь Фэнмянь вернулся к прерванному слугами разговору. — Вы не понимаете, Глава Цзян! Я могу, но не стану этого делать. — Девушка порывисто взмахнула руками, а после замерла, сгорбившись и тяжело вздохнув. — Вы знаете историю моей семьи? Подойдя к брату, Вэнь Цин села подле него. Почти сразу же она ощутила, как её руку сжали, давая необходимое сейчас чувство близости. Вздохнув ещё раз, она приготовилась к не самому приятному рассказу. — Нет, Дева Вэнь. Думаю, вы нам её поведаете, — за всех ответил Цзян Фэнмянь. — Хм, хорошо, Глава Цзян. Это было так давно, и знаю я эту историю от своей няни. Когда-то в начале пути Вэнь Жохань повстречал на своём пути прекрасного юношу. Одетый в белый наряд, он показался небожителем пылкому юноше. И расцвела его душа любовью. Но был тот юноша скован тремя тысячами правил, он не должен был нарушать их, свято веря в них и не веря в любовь. Его сердце было холодно, юноша так и не смог полюбить нашего главу в ответ. И отверг он любовь наследника Вэнь. Позвали тогда мою бабушку, дабы вырезала она корень без ведома влюблённого. А когда юноша очнулся от операции, превратился он в бездушного монстра. Он вырезал всю семью свою и семью лекаря, пощадив только юную девушку, дабы не прервалась боковая ветвь правящей семьи. И был отдан приказ или запрет, написанный кровью. Ни один лекарь Вэнь никогда не сделает такую операцию без согласия пациента. Мы никогда более не нарушали и не нарушим тот запрет. Сглотнув, Вэнь Цин прикрыла глаза, уткнувшись в плечо брата. Этот рассказ слишком много всколыхнул в её душе. Но, взяв себя в руки, девушка посмотрела на собравшихся. — Готовьтесь к его смерти. Если он откажется от операции, более недели он не протянет. Простите. Повисло тягостное молчание, его лишь единожды нарушил слуга, тихо сообщив, что больной очнулся. Вэнь Цин поднялась и поклонилась, удаляясь. Ей нужно было обновить печать на юноше. В зале после её ухода вновь стало тихо. Прикрывая лицо рукавом, горько плакала Дева Цзян, наследник хмурился, сдерживая злость и слёзы. Взрослые с грустью обдумывали ситуацию, с ужасом осознавая неизбежность смерти Вэй Ина.