*
— За государственную измену Со Ёнджун приговаривается к пожизненной ссылке на остров Северных ветров. Парламент един в своём решении, и приговор обжалованию не подлежит. Минхо стоит за спиной Верховного с правой стороны и тупит взгляд в пол, нервно ковыряя большой палец за спиной. Приговорённый громко всхлипывает, за что тут же получает тычок в спину, призывающий к тишине. Это не особо помогает — тихий плач переходит в рыдания, когда несчастного выводят из зала суда. Минхо не поднимает взгляда, но чувствует, как нему с шорохом одеяний приближается высокая фигура. — Ты должен смотреть, Минхо, — верховный дёргает его за подбородок, без нежностей впиваясь ногтями в кожу и оставляя следы. — И не просто видеть, а впитывать всё, чему я тебя учу. Ты не должен жалеть подобных отбросов и наших с тобой врагов. Любой из них бы вонзил тебе нож в спину, будь у них такой шанс, а ты по-прежнему жалкий и мягкотелый. Однажды до тебя наконец дойдёт, что я твой самый верный друг, и тогда я смогу передать тебе власть. — У меня нет друзей здесь, — шипит сквозь зубы Минхо. Хватка пропадает, тишину разбивает хлёсткая пощёчина. Верховный дёргает сына за ворот и бросает на пол, а после мягкой поступью движется на выход, скрестив руки за спиной. Следующие за ним сенаторы брезгливо обходят лежащего на полу мальчишку. Минхо обессиленно ложится на холодный мрамор, сдерживая слёзы. Для шестнадцатилетнего ребёнка эта ноша непосильна, он не может больше терпеть страдания невинных. Каждое имя врезается в память и оседает на сердце тяжелым грузом. На его совести каждая сломленная жизнь, пусть он и не подписывал приговор собственноручно. Был здесь, стоял за спиной и ничего не предпринял, чтобы это прекратить. Лампы гаснут, и единственная полоска света истончается по мере того, как с тихим скрипом закрываются двери. Секунда — и всё вокруг погружается в темноту. Минхо так и не плачет, лишь сжимает кулаки плотнее, чтобы ногти впивались в нежную кожу ладони. Лёгкая боль заземляет, не даёт забыться в обидах и потерять здравое мышление. Нельзя быть слабым, когда все вокруг так и ждут, когда он сломается. В маленькие круглые окна под потолком пробиваются первые лучи солнца. Минхо так и не смыкает глаз после очередного кошмара, посещающего снова и снова. Только он подумал, что избавился от прошлого, как оно с новой силой ворвалось в его настоящее и каждую ночь напоминает о себе. Каждый час, проведённый в зале суда, был сущим адом. Все подсудимые были с опущенными головами, оттого их силуэты, посещающие по ночам, безлики. От них остались только имена, прочно врезавшиеся в память. Ли Минхо был отвратительным человеком, неспособным принимать решения. И как бы Мин не хотел, ему не избавиться от большей части своей биографии. Чхве Сан… Его острый взгляд не потускнел в воспоминаниях, а не так давно напомнил о себе. Почему Минхо хорошо запомнился этот обычный горожанин, осмелившийся поднять голову? Может, потому что смог сделать то, на что так долго не решался сделать он сам? Потому что пошёл против правил? Потому что показал, что можно не подчиняться и не бояться потерять всё? О чём Минхо только думал, когда вызвался на поединок с ним? Дал шанс отомстить? А если бы он проиграл? Грызть себя за импульсивный поступок бессмысленно, тем более спустя столько времени, но Минхо ничего не может с собой поделать. Только впивается ногтями в ладонь, чтобы совсем не забыться, уходя в самобичевание. Какие-то привычки сохраняются до сих пор.*
— О, ты уже приступил? Быстро. Сынмин вздрагивает, услышав голос за спиной, и роняет простынь обратно в таз с водой. На распределении ему досталась стирка, и он был уверен, что разберётся с ней один. В крайнем случае, к нему может присоединиться Ёнбок, если закончит работу раньше. Они зачастую делят работу напополам, потому что вдвоём веселее. Но сегодня Сынмин рассчитывал побыть наедине со своими мыслями. Пока в прачечную не заявился Минхо. — Не думал, что ты почтишь визитом, — Сынмин даже не поворачивается, увлечённо натирая ткань. — Почему нет? — Минхо разворачивает стул и усаживается напротив Сынмина, прожигая взглядом. — Что же наш почтенный боцман забыл в прачечной? — Одного миленького мышонка. Что-то ёкает в груди, но Сынмин лишь поджимает губы и агрессивнее трёт простынь о доску. Сложно не реагировать на знаки внимания, когда при каждом их взаимодействии грудь изнутри лижут всполохи пламени. Но так страшно обмануться. Будучи подростком, Сынмин лежал в постели и фантазировал, как его из дальнего плавания будет дома ждать любимая заботливая жена. Тогда он и представить не мог, что сердце выберет какого-то сварливого мужика. Сынмин прекрасно помнит первую реакцию Минхо на него: надменный взгляд и скривлённые губы. Как приходилось терпеть унижения и выгрызать себе уважение. Не могли произойти настолько кардинальные изменения в их отношениях. Сынмину хочется эти глупые чувства выбросить. Он не будет чьим-то мимолётным интересом и способом скрасить одинокие вечера в долгом плавании. Рукав медленно сползает вниз, и прежде чем Сынмин оттряхнёт от воды вторую руку, Минхо подаётся вперёд, чтобы аккуратно закатать его выше локтя. Почему такое банальное действие порождает столько противоречивых эмоций? Сынмин даже взгляд поднять не может. Минхо же не упускает шанса пройтись пальцами от локтя до запястья. — Давай помогу. — Я сам справлюсь. Повесив пальто на спинку стула, Минхо подтаскивает второй таз с чистой водой для полоскания и садится на скамью совсем рядом. Их колени соприкасаются, и Сынмин показательно отодвигается, бросая в соседний таз выстиранную простынь. — Нужно лучше выполаскивать, — краем глаза Сынмин следит, как Минхо трижды окунает ткань в воду и принимается отжимать. — Ну как-то раньше не доводилось, — фыркает Минхо. — Серьёзно, ни разу? Даже до Чармера? Сынмин сам не замечает, как выпаливает вопрос. Он впервые встречает человека, которому в жизни не приходилось стирать вещи. Взгляд Минхо темнеет. — Не думаю, что это так интересно. Лучше расскажи, чего это вдруг ты решил меня избегать? — Разве я избегаю? — А разве нет? — Минхо двигается ближе, и Сынмин едва не соскальзывает со скамьи в попытке выдержать дистанцию между ними. — Серьёзно, прячешься от меня по углам, даже в глаза посмотреть не можешь. Я бы подумал, что тебе настолько не понравилось целоваться со мной, но в тот вечер ты слишком охотно отвечал. В памяти чётко всплывает картина с Минхо, стоящим между разведёнными коленями с потемневшим взглядом. Провокация сработала на ура. Стоит Сынмину подавиться вздохом и вскинуть голову, как Минхо ловит его за подбородок и коротко чмокает в губы. — Нравится же, — отстраняется Минхо с самодовольной ухмылкой. Возмущённый Сынмин черпает ладонью мыльную воду и обрызгивает Минхо, получая в ответ озлобленный взгляд. В следующую секунду его свитер пропитывается от ответного удара. Завязывается небольшая драка, в ходе которой Сынмин угождает ногой в таз и выливает на них половину. — Айщ, что ты наделал! — Сынмин встряхивает ногой в насквозь промокшем сапоге. — Я? Ты сам его опрокинул. Сынмин лишь закатывает глаза. Теперь ему придётся подниматься за новым ведром воды. Только встать ему не дают. Минхо прижимает спиной к лавке, опираясь коленом на неё же, и наклоняется ниже. — Так нравится играть в кошки-мышки? Или, может, объяснишь, почему мне приходится зажимать тебя по углам, чтобы поговорить? — Так может я бегаю, потому что не хочу с тобой разговаривать? — Сынмин отталкивает Минхо, и тот, запнувшись, расплёскивает воду из второго таза. — Или ты слишком самовлюблённый, чтобы понять, что не можешь нравиться всем? — Не нравлюсь? — хмыкает Минхо, скрещивая руки на груди. — Бесишь. — Ты меня тоже время от времени, так что это не ответ на мой вопрос. — Не знаю, что ты себе напридумывал, но поищи кого-нибудь другого для развлечений. Мне это неинтересно, — выплёвывает слова Сынмин, поднимаясь на ноги. — Хм, например? Думаю, Сэм не откажет, — делает шаг навстречу Минхо. Больно. Это что, ревность? Нет, глупо, Минхо не его и никогда таковым не будет. Да и не влюблён Сынмин в него, чтобы ревновать. Просто глупое влечение, которое со временем пройдёт. Может, оно и лучше будет, если Минхо переключится на другого и перестанет маячить перед глазами. — Да, Сэм действительно неплох, — склоняет голову Сынмин, делая ход тем же оружием. В глазах Минхо загорается нехороший огонёк. В воздухе сгущается опасность, но у Сынмина отбито чувство самосохранения, ему даже нравится видеть Минхо таким. Мысль, что он знает его слабые стороны, доставляет удовольствие. — Мы наверняка отлично проведём с ним время. Наперекор словам, Минхо придерживает чужой затылок, когда жадно сминает губы напротив. Сынмин хватается за ворот рубашки и стыдится того, с каким рвением отвечает. Наверняка этот поцелуй ничего не значит, как и предыдущий. Но эмоции, что Сынмин столько времени подавлял, вырываются наружу и накрывают до лёгкого головокружения. Минхо прижимает его к стене, стискивая второй рукой талию. В прачечной внезапно становится жарко, несмотря на вылитую на них ранее холодную воду. Сынмин не против окунуться в таз, если это поможет прийти в чувства. Поцелуй выходит жадным и отчаянным, будто они пытаются показать всё то, что не умеют говорить словами. Всё внимание концентрируется на соприкосновении губ и задушенных выдохах Минхо, от которых в животе закручивается тугой узел. Хватка на предплечьях усиливается, и Сынмин запрокидывает голову, когда Минхо оттягивает ворот свитера и прижимается губами к шее. Хорошо, что сзади стена, а на талии крепкая хватка, а то ноги становятся совсем ватными. До этого Сынмин представить не мог, насколько он чувствительный, потому что хватает пары поцелуев и одного лёгкого укуса, чтобы выбить первый стон. — Настолько не нравлюсь, да? — игриво выдыхает в губы Минхо. — Терпеть тебя не могу. Минхо проходится поцелуями вдоль линии челюсти, задирая свитер до груди. Тут подбирается запоздалая паника, и Сынмин перехватывает его руки, но его попытки скрыть обнажённую кожу слишком неуверенные. — Минхо, стой. — Это слишком быстро для тебя? — не разрывая зрительного контакта, Минхо опускается на колени и проходится дорожкой поцелуев под рёбрами, чувствуя напряжение мышц. Сынмин втягивает живот и жадно хватает воздух, стоит зубам сомкнуться на боку. — Пожалуйста, хватит. В этот раз Минхо реагирует и поднимается, с трудом выдерживая жалобный взгляд. На лице смесь стыда и обиды, только вот на что — не понятно. — Тебе не понравилось что-то конкретное? — в успокаивающем жесте Минхо накрывает разгорячённую щёку. — Ты правда думаешь, что можешь приходить и развлекаться со мной, когда захочется? — насколько странно обижаться на Минхо за его непонимание? Он ведь ничего не обещал и не предлагал, но Сынмин не хочет вот так. Да, эмоции зашкаливают, заглушая мысли, но это лишь короткая вспышка. Может Сынмин глупый романтик и его мечты несбыточны, но лучше так, чем поддаваться импульсу и после расходиться, будто ничего не произошло. И так до следующего раза. — Ты думаешь, я развлекаюсь? — хмурится Минхо не в силах вспомнить, когда он дал повод для подобных мыслей. — Зачем ты себя накручиваешь и усложняешь? Я нравлюсь тебе, а ты мне, всё ведь так просто. Это совсем не просто, но Сынмин не может объяснить. Кладёт ладони на плечи, подбирая слова, но не получается. Минхо ждёт ответ и выглядит так, будто не уйдёт, если его не получит. Возможно, они бы так и простояли с добрых полчаса, пока Сынмин не сломался бы окончательно, если бы дверь в прачечную не распахнулась с глухим стуком о стену. Минхо отступает от Сынмина, поднимая взгляд на запыхавшуюся Юну, которая, к слову, должна быть дежурной на смотровой. Если та упускает возможность посмеяться над застуканными врасплох парнями, то дело серьёзное. — Срочный сбор! Уровень опасности «жёлтый» — всё, что успевает сказать та, прежде чем выбежать обратно на верхнюю палубу. Минхо с Сынмином переглядываются и наспех накидывают верхнюю одежду. Тревога нарастает с каждым шагом по лестнице. Они провели в прачечной не больше получаса, что могло произойти? Стоит ступить на верхнюю палубу, как в лицо бьёт порыв холодного ветра. Сынмин застегивает куртку, но всё равно пробирает до костей. Вся команда в сборе, каждый при деле и, кажется, они многое упустили, потому что вникнуть в суть дела не удаётся сразу. К ним подбегает Ёнбок, волоча по палубе несколько мотков каната. — Ликс, докладывай, что происходит? — Минхо хватает нескольких секунд, чтобы взять эмоции под контроль, он звучит уверенно. Остаётся лишь прояснить ситуацию, чтобы что-то предпринять. — Можете подойти к носу корабля и посмотреть, — загнанно дышит матрос. — Йен говорит, что так просто не обойдём. Бин отключил двигатели, но скорость не сбавляется. Минхо первым срывается на бег, Сынмин следует за ним. Не нужно подходить к носу, чтобы увидеть огромную дыру в облаках, под которой простирается насыщенная голубизна. Чармер слишком неповоротлив, с трудом сворачивает в сторону. — Это даже не похоже на воронку, — Минхо облокачивается на борт, всматриваясь вдаль. — Мы бы давно попали в зону турбулентности и смогли предупредить приближение. Я в жизни не видел таких огромных дыр. — Вернёмся к остальным? — предлагает не менее шокированный Сынмин. Дыхание спирает от тревоги, но они все понимают, что не время отчаиваться. Они находят Йеджи и Юну у грот-мачты, где те закрепляют канаты, и присоединяются. Остальные члены команды занимаются уборкой парусов, но, кажется, корабль только набирает скорость. Палуба под ногами мелко дрожит, что уже является нехорошим знаком. К ним бежит Чан, парой минут ранее проверявший, хорошо ли закреплены паруса. — Вы уже закончили? — капитану не удаётся скрыть нервозность, он оглядывает своих пиратов и не имеет понятия, как вселить им немного уверенности. — Мы оставим воронку по правому борту, но всем приказ закрепиться верёвками. Услышали? Все отзываются положительно, и тогда капитан оставляет их, поднимаясь к рулевому. У мачты собирается вся команда, за исключением Чана и Чонина, и по приказу закрепляются верёвками, наблюдая, как воронка приближается. — Ты что-нибудь знаешь о подобных дырах? — уточняет Минхо у Хёнджина, стоит им закончить с приготовлениями. Тот задумчиво смотрит в облака. — К сожалению, вижу такое впервые.*
— Прогнозы? — Чан старается контролировать голос, подходя к рулевому. Перед Чонином всегда было сложнее держать фальшиво-уверенное лицо. — Я управляю какой-то неповоротливой посудиной, — голос Чонина напряжён и срывается в конце, мышцы лица напряжены. Все силы направлены на удержание штурвала. — Нам нужен более резкий крен, иначе нырнём. Чан поднимает верёвку, которой Чонин так и не успел обвязаться и бросил в ноги. Рулевой на пару секунд опускает взгляд вниз, где вокруг его торса проходит виток за витком, привязывая их обоих к штурвалу. Увиденное вызывает усмешку. — Не думаю, что в этом есть смысл. Я не могу разжать пальцы протеза. — Лишним не будет. Ну, выбираемся? Чан обхватывает штурвал чуть ниже ладоней Чонина и, стиснув зубы, вместе с ним тянет его влево. Корабль неохотно кренится, но поддаётся. Синяя дыра впереди всё ближе, издалека было сложно оценить её масштабы. По другую её сторону облака совсем редкие, собираются жалкими клочьями и плывут по ветру. Проведя столько лет в небе, пираты ни разу не сталкивались с подобным. Облака всегда плотно скучиваются под ними, не оставляя ни единого просвета. Им удаётся повернуть корабль боком, но теперь они идут вдоль линии разрыва, и с каждой минутой расстояние до края всё меньше. Руки дрожат от напряжения, а корабль медленно, но верно клонится вбок, как бы сильно они не выворачивали штурвал в обратную сторону. Вера в хороший исход гаснет с каждой секундой: они вот-вот перевернутся. Корабль почти ложится на бок, но перед тем, как они соскользнут вниз, Чонин резко выворачивает штурвал в сторону разлома, ныряя носом, а затем тянет его на себя, выравнивая шхуну, что с трудом, но удаётся. — Чан… Чан, что мне делать? — Чонин задыхается от паники, пока Чармер стремительно теряет высоту. Чан прижимает его грудью к штурвалу, перехватывая одной рукой поперёк торса. Ему самому тяжело собрать мысли в кучу. Глаза тяжело открыть от режущего ветра, но ему удаётся разглядеть впереди что-то похожее на сушу. — Дотянем! — кричит капитан, не слыша собственного голоса. — Не смей отступать, мы сможем!*
Сынмин распахивает глаза в тот момент, когда тряска прекращается, сменяясь ощущением падения. Он и не заметил, в какой момент крепко зажмурился. Стоит взглянуть над собой, как он видит редкие облака, что всё дальше и дальше уходят ввысь. Дико осознавать: что для них всегда было землёй, становится новым небом. Это конец. Сынмин шарит по палубе и находит ладонь Минхо, крепко сжимая ту в своей. Столько раз он проходился по краю, рискуя жизнью, но сейчас впервые так отчётливо чувствует присутствие смерти. Долг пирата — умереть со своим кораблём. Достаточно геройская погибель, о которой потом дедушке не будет стыдно рассказать. — Там земля! — кричит кто-то. Кажется, Чанбин. Занемевшее тело совсем не слушается, но Сынмин находит в себе силы повернуть голову. И да, там, вдалеке, под ними, действительно земля. Но шокирует не это. Если взглянуть в другую сторону, то на сотни километров, насколько хватает глазомера, мерно покачивается вода. Сынмин в жизни не верил, что ему доведётся увидеть океан. Как жаль, что у него осталось так мало времени на лицезрение этой красоты. — Мы можем дотянуть! — поднимается Чанбин, одной рукой держась за крюк, второй — развязывая верёвку. — Нам только нужно включить двигатели и стабилизировать высоту. — Не смей отходить от мачты! — командует Минхо, крепче сжимая сынминову руку. — Сегодня и сейчас плевал я на твои приказы, Мин! — с улыбкой выкрикивает Чанбин и, держась за конец верёвки, аккуратно отшагивает в сторону. Длины не хватает. Под взволнованный оклик Ёнбока он падает на колени, хватаясь за кольцо люка, и спускается на нижнюю палубу. Чанбину удаётся добраться до машинного отделения. Все чувствуют, как Чармер набирает скорость и спускается плавнее, не так быстро теряя высоту. В сердце закрадывается надежда на лучший исход, когда казалось, что она умерла ещё в облаках. Им не остаётся ничего, кроме как верить. Когда до земли остаются считанные метры, Сынмин вновь хмурится и льнёт к Минхо. В любой другой ситуации он бы себе такое не позволил, но сейчас так необходимо ощущать чьё-нибудь присутствие рядом. На талию ложится ладонь, и на секунду прикосновение заземляет и успокаивает, насколько это вообще возможно. Удар выходит жёстким. Первый, самый большой двигатель отлетает от удара в океан, остальные просто глохнут. Чармер вспахивает кормой землю, погружаясь глубже и сбрасывая скорость. В конечном итоге они наезжают на небольшую гору, с грубым толчком останавливаясь. Бушприт вместе с черепом отлетает на палубу. Под шокированные взгляды фок-мачта надламывается у основания и кренится в сторону. — Всем отвязаться, быстро! — первым реагирует Минхо. Руки не слушаются, узел удаётся подцепить не с первого раза, но к их счастью мачта не отламывается полностью, а остаётся висеть, удерживаемая канатами. Ёнбок, отвязавшись первым, срывается на нижнюю палубу. — Все целы? — Черён обходит пиратов, но все жалуются лишь на ушибы разной степени тяжести.*
— У нас получилось? — Чонин не может поверить в их успех. Он не выпускает штурвал, пока Чан спешно отвязывает верёвку. По лицу текут слёзы, но они совсем не ощущаются и быстро высыхают на ветру. — Да, ты отлично справился, — Чан прижимается сзади и крепко обнимает. Чудом они приземлились так удачно, а не влетели на огромной скорости в отвесную скалу. Невооружённым взглядом понятно, что Чармер восстановлению не подлежит, но сейчас это так неважно. — Можешь разжать руки? Протез не слушается, как бы Чонин не пытался. Совместными усилиями они разгибают один палец за другим, и когда заканчивают, Чонин обессиленно валится в крепкие объятия. — Всё отлично, слышишь? — ласково шепчет капитан, поглаживая спину. — Но нам нужно спуститься и проведать остальных. Справишься? Чонин рассеянно кивает и на своих негнущихся двоих спускается вслед за Чаном. К этому моменту Ёнбок поднимает Чанбина, тот с трудом и гримасой боли наступает на одну ногу и держится за грудь. Его лицо в ссадинах и кровоподтёках, которые Ёнбок утирает рукавом плаща. Черён, как раз закончившая осмотр остальных членов команды, бросается к нему и велит положить на палубу. Мысли роятся в голове, Чану необходимо успокоить команду, но язык к нёбу прилип. Ему не менее страшно. Чонин нагоняет его и жмётся под бок, окидывая взглядом потрёпанных пиратов и куски корабля, разбросанные по палубе. Главное, что все живы, а с остальным они разберутся, нужно только немного времени прийти в себя. Чан прикладывает ладонь к бешено колотящемуся сердцу, но не чувствует стука, натыкаясь на твёрдую преграду. Он и забыл, что компас всё это время был с ним во внутреннем кармане. Насколько глупо верить, что они выжили благодаря этому талисману? Карта компаса, стоит её открыть, показывает не облака, а новый диковинный пейзаж — горы и бесконечный густой хвойный лес, который простирается, насколько хватает карты. Но главное не это. Пульсирующая нить обрывается впереди, указывая конец маршрута.