ID работы: 11904787

Истина потерянного правосудия. История жизни Юджинии Кэрринфер в мире людей

Другие виды отношений
R
Завершён
20
Горячая работа! 7
автор
Размер:
171 страница, 13 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
20 Нравится 7 Отзывы 1 В сборник Скачать

Глава 4. Пленники искусства

Настройки текста
      Эпизод 15       Спустя месяц       25 июля ХХХХ год       Окраины Лоэрфолла       Академия искусств       Аудитория №1#7       Времени миновало не мало с тех пор, как я покинула здание стражей, самовольно отреклась от участи убийцы. Меня ждала казнь, но я не почтила её своим присутствием. Кто я ныне? Истинный предатель своей чести? Более нет во мне ничего достойного с тех пор, как я отвергла наказание за содеянное. Но были ли во мне благородные цели? Или они все меркли в моих грязных руках?       — Для чего Вы здесь, мисс? Вы жаждали спасти искусство, кричали о его ценности. Но к чему такие яростные тона? Дабы оправдать своё освобождение?       ОН не переставал быть моим вечным спутником без имени. Угнетавшая Тень не способна оставить меня ни на единое мгновение.       — Задавая подобные вопросы, Вы лишь насмехаетесь надо мной. И здесь я не имею право обвинять Вас во лжи.       Передо мной расстилалась атмосфера непередаваемой тоски. Покрытые пылью мольберты не гасили отчаяние, давно поселившиеся у меня в душе. То место только напоминало старую академию. Я сидела на одном из табуретов и взирала на позабытую всеми художественную композицию.       — Вы сбежали от стражей, от самого Закона, дабы просто вдыхать едкую пыль в проклятой точке этого города. Ради чего, мисс?       Выглядывая из-за потертого мольберта, чёрный дух усердно докучал.       — Вы знаете ответ. А мне известно, какие цели преследуемы Вами. Убийство — вот Ваша негаснущая жажда, ненависть питает Вас, человеческая злость и страдания — Ваша услада.       Кисть, что была найдена среди обветшалого хлама, коснулась ещё удивительно чистого холста. И его рваные края мне вовсе не мешали. Пустоту заполнило пятно чёрной краски.       — В этом старом разрушенном замке Вы искали последних художников, считая, что они скрываются здесь от убийцы, мисс. Быть может, Вы правы, быть может, и нет. Но миновал почти месяц по Григорианскому календарю. Теперь Вы увязли в болоте своих тщетных поисков и убийцы, и последних художников...       Впредь я писала картины, пытаясь выманить негостеприимных жильцов. Но академия изо дня в день пуста. Ни художников, ни их следов. Люди давно покинули это место. Минуты тянулись часами, а часы сменялись бесконечностью. Но было ли это иллюзией, знал только ОН — Чёрный человек.       — И Вас угнетает это место, мисс...       — Меня раздражает Ваше присутствие.       Чёрная Тень, наклонившись, дышала мне в лицо. Его глаза чернели ещё более, чем прежде. Душа меркла от неутолимой жажды ненависти.       — Вы теряете Истину, мисс. Вы забываете, кто привёл Вас сюда, кто нашёл Вам пристанище и дал другое имя. Кто освободил Ваши мысли? Вы помните?       И из фразы в фразу он говорил вновь лишь правду. Добраться до академии не представлялось возможным без пролитой крови. Он убивал стражей, он убивал всех, кто стоял у меня на пути. Быть может, я до сих пор жива только благодаря ему. Но разве я была достойна жизни, или же, наоборот, гибель являлась моей наградой?       — Вы изуродовали мне лицо и выжгли пальцы.       ОН — тёмная сторона души. Но я всё ещё не верила в его неразделимость со мной.       — Красота — не уродство. Вы видели себя в зеркало, мисс? Грешники отмаливают свои грехи в придуманной ими церкви, почему Вы не можете отмыть своё лицо и руки от крови?       Усмешка нетерпеливо прокралась по его губам.       — Это не лицо, это маска. Сущность не правишь и не выжжешь.       Твердость в словах заставляла тело сжиматься, во мне вновь селилась тревога.       — А смысл не в сущности и не в маске, а в том, ради чего её обладатель готов за ней скрываться, мисс. Вы пришли сюда не просто так. Время идёт, а Вы так и нашли того, кто истребляет искусство…       Чёрный человек терзал мои мысли.       — А Вы можете хоть за что-то уцепиться, даже не предполагая, кто за этим стоит? Здесь нет ни единой души. Быть может, художники давно покинули эту Академию. Но почему это место настолько опустело? Искусство умерло в душах людей, когда рухнул мир? Почему они изгнали их?       — Многих Вы художников знаете в этом городе, мисс?       — Нет.       — Не узнаете.       — Иначе почему Вы привели меня сюда?       — Вы думаете Ваша душа знает ответы на подобные вопросы?       Он нарочно слепил улыбкой мои глаза.       — Тогда не за чем видеть её, уничтожая себя изнутри.       — Вы ведь не станете пить таблетки, мисс?       Рука невольно потянулась за ампулой.       — Вы хотите врать самой себе? Только я Вам открою правду! Правду, до которой Вы не доберётесь никогда!       — Меня тошнит от Вашей правды. Я ненавижу Вас!       Игла пронзила кожу. Препараты плавили его образ, как чёрную краску. Чувство горечи во рту перемешивалось с усладой освобождения от его утомительных речей и давившей ауры. Он был зол. Его хохот впервые не тревожил меня спустя столько времени. Но злость пожирала до последней растворившейся капли черноты.       Впредь я обитала здесь. В старой Академии, куда многие уже забыли путь. Я жила на чердаке. Прежде это было пристанищем бродячих художников. Но со временем их не осталось. Не осталось никого. Тогда я считала именно так. Препараты мисс Эликрейн часто спасали от черных иллюзий.       Академия, величественно возвышавшаяся на северо-восточном холме территории города Лоэрфолла, нуждалась в художниках, которых становилось всё меньше. Её территории простирались у самых окраин, где царствовала лишь пустошь и мрак. Сюда ни являлись ни люди, ни стражи. Ту местность окружали лишь чудовища, именуемые не иначе, как убийцы.              Эпизод 16       Спустя полчаса       Академия искусств       В осознании своего полного одиночества разум заметно светлел. Передо мной располагался холст, очерненный линиями из-под моей кисти. Вечерело. В пыльном окне небо меняло свой окрас, постепенно окутываясь мраком ночи. Прохлада проникала в помещение через трещины. Холод, как кисти исчезнувшей Тени, обнимая, напоминал о ЕГО существовании. Но тишину заполнила навевавшая воспоминания об ушедших годах старая мелодия. Казалось, что я слышала её раньше. Звуки расстроенного фортепиано доносились где-то на этаже. Боясь спугнуть обитателя академии, я старалась не издавать ни шороха. Шаги медленно скользили по опустевшему коридору. Композиция не переставала звучать. В переплетениях грустных аккордов словно содрогался целый мир. Низкие ноты пронзали ударом прошлого бремени. В высоких же тонах мельтешили искры потерянной памяти и некой надежды. Вслед за ускользавшей музыкой я тянулась не столько за тем, кто её играл, сколько за утерянными воспоминаниями.       Я остановилась перед дверью, за которой изливались слёзы чьей-то души. Звуки замерли, погружая всё пространство словно в безмятежное сновидение. Моя рука, дрожавшая от приступа внезапных воспоминаний, толкнула дверь. Пыль осела на пальцах. Силуэт, сидевший за инструментом, шелохнулся и направился в сторону одного из мольбертов. Его походка была не столь быстрой, чтобы счесть это бегством. Мутный человек тут же присел на табурет и, ощутив моё присутствие, обернулся. Приблизившись, я увидела юную художницу.       — Вы здесь, чтобы убить меня?       Она смиренно подняла голову. Но в её глазах всё равно читался испуг.       — А Вы ждёте убийцу, мисс? — выдержав некоторую паузу, я вздохнула, и шёпот пронесся вслед за бессмысленным вопросом, — если бы я и хотела кого-то убить, то Вы явно не в числе тех личностей.       Незнакомка сидела всё также неподвижно, словно пытаясь скрыть свой взгляд за прядями густых чёрных волос. Её появление одновременно и тяготило, но и даровало надежду на то, что кто-то был жив в этом забытом самим Богом и Дьяволом месте. Дабы развеять её сомнения, мне приходилось продолжать этот нежеланный разговор.       — Почему Вы находитесь в этой покинутой людьми академии? Вы некогда учились здесь?       В мрачных интонациях, которые, вероятно, только пугали, я скрывала свою заинтересованность незаконченной картиной за её спиной.       — Академия давно закрыта. Здесь более не обучают. Потому сюда являются либо убийцы, давно желающие истребить нас, либо изгнанники, кто тешит себя надеждой на спасение. Простите, если я вдруг не права...       Взгляд юной художницы с нервно содрогавшимися ресницами опустился в пол. Её лицо и руки до плеч были испачканы в краске.       — Я Ева Эллис. Быть может, назовёте Ваше имя?       Далеко нелегким был жест доброй улыбки. Вероятно, едва ли приподнялись уголки моих губ.       Моя личность стала иной под лживой призрачной маской. Но клеймо убийцы горело нестираемым огнём. То прошлое, что скрыто за именем мисс Эллис, было придумано моей чёрной Тенью. Он, как никто другой, был покровителем тысяч фальшивых лиц, и щедро предоставил мне историю одного из них. Я стала художником, изображавшим город в огне.       — Моё имя — Кристи Фэйл. Я прошу обучать меня искусству здешних художников.       Тогда я встретила её, чья наивность очень тесно граничила с добродушием. Мисс Фэйл сперва боялась меня, как и подобает всем обитателям проклятой академии. Но вскоре её страх сменился на интерес, и отказаться от диалогов с ней казалось невозможным.       Юная художница не была похожа на тех, с кем мне приходилось беседовать раньше. Искусство было её жизнью. Но не как для пропитых и давно отчаявшихся старых мастеров. Скрывая свой взгляд в темных волнах своих густых волос, она только начинала свой путь. И пятна краски на её щеках и одеждах не были грязью. Мисс Фэйл являлась надеждой, почти погаснувшей для потерянного искусства. Доброволец, кто ради возрождения истерзанного ремесла, готов и к погибели.       Отчаяние ещё не поглотило её душу. В какой-то момент это выдавало в ней оптимиста, пускай, далёкого от привычных всем образов. Быть может, здесь сказалась юность художницы. Её размышления были словно лишь прикрыты лёгкой и беспечной улыбкой. Казалось, мисс Фэйл не душила себя тяжким бременем. Но я ошибалась. И у этой юной особы, как и у каждого, в сердце крылась своя трагедия.       — Есть более уважаемое ремесло в нынешнее время, мисс Фэйл. Отчего такая жажда познания отвергнутого обществом искусства?       Быть может, я нарушала границы чужих тайн в подобных вопрошаниях.       — Неужели помимо меня нет тех, кто хотел бы заняться искусством, мисс Эллис? Ведь пройдёт несколько лет, и ничто не сможет спасти его. Все достижения и техники мастеров будут утеряны, и всё придётся начинать с нуля.       — Вы ведь живёте в этом мире, мисс Фэйл. Искусство давно сгнило в сердцах людей.       Я твердила правду, которую, как и любую другую, не хотелось признавать. Искусство умерло давно. И никто не заметил этого, глядя на развитие информационного мира, который уже ничего не стоил. Некогда власти спонсировали искусство ничтожно малыми суммами. Оно было обречено ещё тогда, когда все отвернулись от него. Искусство — это та непостижимая сфера, способная даровать или славу и уважение на века, или проклятие, заставлявшее в нищих скитаниях отдавать душу этому ремеслу.       — Да, Вы правы, мисс Эллис. Я прячусь от действительности, не желаю принимать её. — Вдруг её слова полились рекой, столь оживлённой и не знавшей преград. — В любом мире люди приспосабливаются к жизни, даже в таком, каким стал наш мир. Они находят себе призвание даже в руинах и стараются воссоздать всё лучшее, что было в прошлом. Мир не пал. У нас всё ещё существуют лекари, стражи Закона, промышленники, журналисты… Я могла примкнуть к любой из этих каст. Но предпочту остаться верной искусству. Кто останется, если я уйду, мисс Эллис? Искусство погибнет навсегда!       После безудержных фраз послышалось её тихое "простите". Но мой голос был холоден, как и прежде.       — И Вы не боитесь погибнуть от рук убийцы, мисс Фэйл?       Она ничуть не содрогнулась.       — Много тех, кого ныне убивают, мисс Эллис. Когда власть была свержена, начались разбои, убийства. С каждым годом и художников всё меньше.       И вновь начались оправдания. На лик неминуемой гибели никто не хотел взирать.       — Вы прячетесь здесь не иначе, как от него — убийцы искусства. И Вам о нём прекрасно известно, мисс Фэйл...       Поразмыслив о неизбежном допросе, художница перешла в собственное наступление.       — Здесь давно не было незнакомцев, мисс Эллис. Академия умирает. И кто же Вы для искусства, раз осмелились сюда прийти? Убийца или изгнанник? — Но спустя некоторое мгновение она внезапно умерила свой пыл. — Простите...       С многозначительной паузой из моих уст не без труда была произнесена следующая фраза.       — Я художник.       Это признание словно пало на юную особу тяжким бременем. Она тут же стала извиняться.       — Вы можете посмотреть мои работы, мисс Эллис...       Заметив, как я заглядываюсь на заполнившие всё пространство картины, она предоставила мне разрешение на их беспрепятственный просмотр. Благодарность сухо пролетела в её сторону. И я прикоснулась к творениям, усыпавшим пол позади её мольберта. На холсте, что первым попал в моих руки, изображались углём клавиши фортепиано. Работа выполнялась с усердием, но всё же ей не доставало достаточного опыта и мастерства.       — Вы играли давно забытую мелодию, о чём были её слова, мисс Фэйл?       Глядя на следующие за наброском музыкального инструмента натюрморты, я погружалась в серость здешних композиций.       — Она Вам показалась знакомой?       Мисс Фэйл на некоторое время замерла, пока я разглядывала её работы.       — Ещё никто не слышал её слова, мисс Эллис... — Её фигура приподнялась и несмело шагнула. — Но эта мелодия погружает в нещадную атмосферу крушения всего того, что было создано человеком. Хотя есть надежда, что всё возродится, как возрождалось всегда.       Я лишь пожала плечами.       — И есть ли смысл у этого возрождения, мисс Фэйл?       Мы потерялись в непонимании друг друга.       — Я осмелюсь спросить. Ваше лицо всегда было таким, мисс Эллис?       С новым взятым холстом по телу пробежала дрожь, задергались веки.       — Нет. Эта неприятная история, мисс Фэйл.       Мой силуэт будто тянула вниз непосильная тяжесть, я не могла ступить и шага.       — Должно быть, Ваша судьба сложилась очень трагично.       До меня дотронулась кисть её печали. И цвет её картин стал мрачнее, чем они мне показались на первый взгляд.       — Вы верите в судьбу, мисс Фэйл?       Снова я не смогла сдержать той отравлявшей моё сознание усмешки.       — Я верю картинам, изображающим её.       Она словно стала спасением от скептицизма удручавшей Тени. Она поверила в мои слова без поисков доказательств, что я в действительности являлась деятелем искусства. Руки помнили, как писать картины. Но моя ли была эта память или же чужая? Чёрный дух явил то прошлое, которое, казалось, ушло в бездну подсознания. Я была художником до того, как рухнул мир. И эта академия помнила мою раннюю юность.              Эпизод 17       26 июля ХХХХ год       Вечер       Окраины Лоэрфолла       Близ академии искусств       Не найдя более в том затхлом замке ни живых, ни мёртвых художников, я отправилась на поиски их убийцы. За минувший месяц ожидания художники моей личности доверия не оказали. Не выйдя из своих тёмных убежищ, они боялись. Мисс Фэйл покинула меня после той встречи. Она была единственная, кого я могла расспросить об убийце или его цели. Но след её словно испарился, и мной овладела жажда расправы над тем, кто уничтожал искусство. Потому единственное место, где я могла узнать стоящую информацию — территория "волков". На карте города Лоэрфолла она была отмечена запрещенными знаками, дабы избежать лишних жертв. Потому как стражи Закона пока не сумели истребить городских бандитов. Их прозвали волками за подобие безжалостной стаи. И такое множество убийц не по силам одолеть даже вооруженным стражам — самим слугам Закона. О городских бандитах жители складывали легенды и мифы. Но почему предатели и убийцы удостоились такой чести?       Я прохлаждала свои помыслы по пустым кварталам. Холод пронизывал до костей. Ветер нагонял страх перед опасными окраинами, где было не редкостью встретиться одним из волчьей стаи. Но я к ним и направлялась. Ориентировки со мной были расклеены через каждый метр. Этот город стал изгонять меня настолько давно, что я успела с этим смириться. Но изображения с моим лицом тут же оборвались перед территорией убийц.       Ступив за эту грань запрещенных знаков и предупреждений о неминуемой гибели, я чувствовала страх смерти, будто она была близка. И каждый шорох в траве и кустах усиливал его. Я проходила мимо разрушенного здания, когда услышала чей-то шёпот. Он поманил меня за собой, как долгожданная услада. Как то, чего давно ждал ОН — чёрный дух. Под ногами был песок. Я приблизилась к кирпичной стене, что осталась от прежнего дома. За ней чувствовался запах убийства.       Выглянув из-за стены, я увидела мёртвое тело и человека, сидевшего над ним. Его руки и одежда были запятнаны кровью. Он искал у мертвеца золото, и жажда ему самому стала невыносима. Услышав мой шорох, убийца засуетился. Я прижалась к стене. Биение сердца участилось. Послышались шаги. Некий мужчина выглянул. Увидев меня, он хитро улыбнулся.       — У Вас, верно, есть то, что мне необходимо, мисс…       Он, не спеша, поднял нож к моему лицу.       — То, что Вам необходимо, давно ждёт Вас на том свете, господин.       Разозлившись, грабитель тут же ударил меня по лицу. Он был рассержен. Но не заметившая боли, я лишь переполнялась злостью от того, что я не смогла остановить этого человека раньше.       — Вы уже носите шрамы. К чему Вам дальше терзать своё лицо, мисс? Вы, как и все, будете умолять отпустить Вас. Но Вам известно, что мне нужно.       Его лицо погрязло в пыли. Изуродованное с рождения или же тяжестью жизни, оно пробуждало лишь омерзение.       — Золото Вас не спасёт, господин. Вы отбираете его не у тех. Знаете, почему они не отдают его Вам даже при угрозе собственной жизни? Без него люди всё равно умрут. Ведь ничто не заставит их отбирать его у других, как заставила делать Вас Ваша же алчность.       Схватившись грязной рукой за шею, убийца начал сдавливать горло. Он душил, словно делал это уже множество раз с таким же холодным гневом.       — Вы рассуждаете о пороках, когда люди сами выбрали такой мир. Кто свергал власть? Кто захотел хаоса на этой земле, мисс? Жалобы людей довели нас до такого мира. Когда было плохо, мы сделали ещё хуже. Теперь каждый вправе получать золото, как пожелает…       Что-то на стене приковало внимание убийцы. Он увидел ориентировку со мной, и его взор застыл.       — Что Вам известно об убийце художников, господин?       За его спиной возникла моя Тень, и остриё кинжала было приставлено к горлу городского бандита. Но на мой вопрос он лишь безудержно расхохотался.       — Убийцы с Вами в одной стае! Вы должны знать намерения друг друга, иначе эта территория быстро была бы захвачена стражами!       Впредь смех прекратился. Чёрный дух нанёс порез, по шее стекала капля крови.       — Я лишь пешка "волков". Мне неизвестны их цели, мисс...       В тревоге убийца пытался высвободиться. Но из лап чёрной души никому не удавалось сбежать.       — И насколько же ценна Ваша жизнь?       В страхе от моего надменного взгляда он закричал, моля о пощаде.       — Вы не сказали ни слова, чтобы помочь мне спасти искусство...       Прошло всего мгновение, и чёрный дух тут же исполнил приказ. Тело убийцы пронзил клинок. Тот незнакомец замертво рухнул, оставив в моей руке кровью добытое золото. Моя злость кинула его в песок.       Ночь окутывала небо синим цветом покоя.       — Рядом с Вами два мертвеца. Кого же полиция посчитает виновным?       Сквозь тихий смех явилась чернота души, приобняв меня холодным дымом.       — Вы и правда убили последнего, но, конечно же, не ради золота, верно, мисс?       Края его шляпы кололи глаза, дыхание щекотало нервы.       — Я полагаю, Вас обрадовало бы это больше? Вы питаетесь моими пороками, и их множество только делает Вас сильнее. Тот человек — убийца. Но и, если б я не убила его, он лишил бы жизни меня.       В омерзительной близости его силуэта я нашла подходящим момент ткнуть в него пальцем. Указывая на него, я имела в виду себя. Но он не отстранился ни на шаг, только продолжая обдавать моё лицо ледяным дыханием.       — Вы задумались о ценности своей жизни, мисс?       После наклона его головы с его обычной осточертевшей улыбкой я бы могла подумать, что он заигрывает.       — Тот человек посеял в мою голову сомнения. Кому помимо меня спасать искусство? Художникам, забившимся в тёмном углу? Ради такого я готова преодолеть и страх перед гибелью, и её же невыносимую жажду.       Я гордо окинула взглядом свою Тень.       — И Вы считаете, что убийцы Вам расскажут, как спасти искусство?       Он хотел было рассмеяться, но отчего-то не стал, прервав хохот ещё на первой саркастичной ноте.       — Убийцы тоже хотят жить, тёмный господин, как каждая существующая тварь в этом мире.       Шёпот, подражавший ему, донёсся сквозь сжатые зубы. Я сердито смотрела на него и ни на кого другого.       — Вы вздумали разворошить логово зверей? Целую волчью стаю, чьи когти торчат на каждой поверхности, к которой возможно прикоснуться?       Он вновь наклонил голову, и, казалось, его шёпот коснулся моей шеи.       — Увы, даже я не смог бы оказать Вам данной услуги, какими бы ни были сладкими Ваши уговоры, мисс...       Оттолкнув тёмного господина, я сама отошла подальше, всё ещё впитывая горький привкус отвращения.       — Вы не услышите от меня ни единой мольбы!       Мои шаги устремились к дороге, которая вела непременно к волчьему логову. Пространство заполонили темнота и туман. Старые искрившиеся лампочки на деревянных столбах всё ещё освещали невзрачную местность. По краям расчищенный путь ограждали бетонные останки от прошлых зданий. Заржавелые каркасы прежних жилых домов загнивали и своей ровной полосой параллельно с тропой указывали на местонахождение самого опасного в этом городе логова.       — Грёзы о прошлой работе, казалось, заставили Вас позабыть и о жалости, и о спасении невинных. Та должность научила Вас не вмешиваться в чужое горе...       Схватив за рукав моей рубашки, чёрный дух вздумал остановить меня. Моя смерть явно была ему неугодна.       — Спасение никому не нужно. Это правда. Все стражи жаждут власти и удовольствия. Но я более не достойна этого звания, разве не так?       Я не переставала идти вперёд.       — Тогда зачем же эти жертвы во славу искусства? Или Вы всё же хотите спасти этих людей?       Обогнав меня, он встал впереди, из-за чего мне пришлось пройти сквозь призрачное тело духа.       — Живые люди возродят ремесло, что мёртвым будет не по силам...       Он усмехнулся словно моему неверию в загробный мир. Но не было доказательств, что он явился именно оттуда, из-за грани земного непонимания.       — И что же сломало Ваши стальные убеждения, отчего Вы только сейчас осмелились посягнуть на жизнь убийцы? Неужели гибнущее искусство?       Его усмешки словно пролетали сквозь меня.       — Несправедливость.       — А Справедливость не знает жалости, верно? Многие раскаивались перед Вашим личным приговором, умоляли и рыдали? Вы чувствовали к ним жалость? Или Вы не способны простить?       — Дьявол простит.       — Рассуждая, Вы многое о Нём знаете? Вас Он простит, мисс?       — Я не заслуживаю прощения.       — Вы бежите в мир иллюзий от угрызения совести или от власти действительности?       И здесь я остановилась. Застыла посреди дороги, ведшей меня к погибели.       — Это Вы меня гоните в мир, где Истина не способна быть светлой. Чёрный — цвет правды?       Улыбаясь, я насыпала себе в руку таблетки и приняла их. Хруст препаратов и горечь во рту впредь ассоциировались со стиранием его сущности с лица земли.       — Вы не убьёте меня, мисс. Рано или поздно Ваши иллюзии станут чернее предыдущих.       Позади приближались колеса автомобиля, стиравшие асфальт. Доносилась стрельба, постепенно оглушавшая всё пространство. Мне пришлось спрятаться за одной из стен, оставшихся от прежних зданий. Автомобиль проехал мимо. И, казалось, что он преследовал некий призрачный силуэт. Словно кто-то скрывался от городских бандитов. То ли яркий свет фар ослепил меня. Но я не стала гнаться вслед. Глядя на единственную пулю в своём револьвере, хотела ли я погибнуть до того, как хотя бы прикоснусь к своей цели? Ответ вынудил меня покинуть ту тропу. Ненависть заслоняла мне глаза. Одной мне не выстоять в зверином логове. Окружённый волками, даже чёрный дух не способен убить их вожака.              Эпизод 18       27 июля ХХХХ год       Ночь       Окраины Лоэрфолла       Академия искусств       По возвращению в опустевшее здание меня обуяла дикая усталость. Лицо и шея испачканы в грязи того убийцы. Прикосновения его шершавых пальцев до сих пор всплывают в памяти и вызывают приступы тошноты. Шатания по длинным и широким коридорам могли закончиться тем, что моё тело просто падёт, как и душа. Но как давно я мыслила о том, чтобы оно рухнуло навеки... Минуя обширный холл, украшенный старинными барельефами, я заблудилась в старом проклятом замке. Его просторы были огромны. По разным краям располагались множество корпусов. Их пристраивали, перестраивали, а некоторые из них давно разрушились. Мощёные брусчаткой дороги вели в тысячи неизведанных мест. Всё здание подобно лабиринту, и словно художники просто навеки затерялись в нём. По каменному покрытию люди ступали не меньше века. И твердость многих стен отнюдь завидна. Эти стены видели больше, чем способен увидеть любой человек за свой ничтожно малый жизненный срок. Они знали тайны, которые не подвластны пониманию людей.       Но что бы я бесследно не потеряла в своей памяти, всё равно обволакивало чувство того, что я была здесь прежде. Быть может, в той жизни, которую мне не суждено узнать. Запах тех времён относил меня куда-то в прошлое. Я осматривала коридоры и любовалась картинами, висевшими на стенах.       Все аудитории и мастерские были подобны. Пустота, тишина и пыль являлись свойственными атрибутами этих мест. И среди дряхлых парт и мольбертов не было ни души. Гробовое молчание отныне стало повелителем этого места.       Но, очередной раз обернувшись, тогда я натолкнулась на женщину средних лет. Её подбородок был гордо поднят. Она следила за осанкой.       — Должно быть, Вы очарованы этим местом, мисс...       Она провела строгим взглядом по старым картинам и после остановила его на мне.       — Её величие разве что сравнится со зданием стражей. Однако сотни лет пощадили академию меньше, нежели обитель Закона.       Женщина назвалась профессором Агнессой Вульф не без упоминания о том, что я удостоилась такой чести лицезреть самого предводителя деятелей искусства.       — И что же Вас привело сюда, мисс Эллис? Вы не похожи на убийцу, однако есть поводы не доверять внезапно ворвавшемуся гостю в стены дома художников, понимаете, да?       В её окрашенном низким тембром голосе ощущалось нетерпение.       — А сюда приходят лишь убийцы, профессор Вульф?       Быть может, многим сложно было совладать с её высокомерием, пропитанным лестью и жаждой несравненности.       — Сюда приходят изгнанники за убежищем. Убийцы являются сюда с другой целью, мисс Эллис.       Твердый напряжённый тон внезапно сменился на приветливо лёгкий оттенок, отдававший ощущением лицемерия и некой корысти. В мерцавшей словно непринуждённой улыбке та дама пригласила меня в свой кабинет. Неуверенная в безвредности её намерений, я прошла вслед за профессором. Пару раз завернув за угол, она открыла ключом дверь, что до этого мной не была замечена. Я вошла сразу за ней.       В комнате звучали новости по старому пыльному ящику. Репортаж освещал тему недавних убийств. Двое мужчин были зарезаны у руин старого здания и зарыты в песке. Убийца не найден, но стражи подтверждают мнения репортёров о причастности к этому делу Юджинии Кэрринфер.       — Как долго Вы здесь, мисс Эллис? — таинственно разнеслось по кабинету, когда экран телевизора погас.       Силуэт властной женщины вальяжно расположился на изрядно потрепанном кресле. Она провела ладонью по своим вьющимся каштановым волосам, поднимая голову выше, а после направила на меня ожидавший взгляд.       — Выжидая целый месяц, Вы задаёте подобный вопрос, профессор Вульф? Появившись из ниоткуда, Вы знали, где меня искать, и пытались выяснить личность гостя. Стало быть, у Вас существуют свои интересы, раз Вы сами вызвали меня на разговор.       В момент сокрушительного удара моих далеко недружелюбных слов её брови заметно поднялись, и на лице смешались удивление и скрытая злость. Но профессор весьма талантливо подавила своё возмущение.       — Стало быть, Вы здесь уже месяц, мисс Эллис...       И вновь с её уст пролетели лёгкие приязненные ноты наивного добродушия. Словно предводитель и не заметила агрессии в её возвеличенный безукоризненный образ. Она всего лишь раскрыла штору, закрывавшую обзор на поднимавшееся из-за горизонта солнце. И, порывшись в картинах, расположенных под столом, подняла один холст со знакомым пейзажем.       — Простите меня, но было не удержаться, чтобы не взять столь изящное творение. Руки сами потянулись к нему, и мной овладела жалость, когда я могла позволить талантливой живописной работе остаться в царстве пыли и... слепоты. — Указывая на отдельные черты эскиза, профессор Вульф весьма аккуратно и тщательно подбирала и строила фразы. — Вы ведь автор сей замечательной композиции? Краска легла совсем недавно, но никто из моих художников не работал над подобным изображением...       Её лесть была окрашена режущим ядовитым оттенком. Предводитель упоминала о художниках, как о личной прислуге, не более. Этим она и вызывала недоверие и даже некое презрение.       — И, восхваляя моё достаточно скромное творение, к чему же Вы хотите привести, профессор Вульф?       Мне не терпелось узнать её истинные мотивы. Но она продолжала блуждать, проходя каждый раз мимо ответа.       — Вы умелый художник, мисс Эллис. И мне не хватает подобных Вам в рядах деятелей искусства.       Подозрения не отпускали ни на мгновение.       — Однако за Вашим предложением виднеется пропасть. Неизвестность жертвы, которую я должна принести, профессор Вульф.       Сложив пальцы в замок, предводитель словно заманивала в ту бездну, вызывая обыкновенное человеческое любопытство.       — К сожалению, сейчас искусство не достаточно востребованное ремесло. Но работа для Вас найдётся. Вы более не будете нуждаться в вечных поисках пропитания.       После озвученных фраз я впала в необузданную ярость, потому как не находила объяснения её спокойствию. Картина мира в голове предводителя сильно отличалась от действительности, что царила вокруг.       — Профессор.... Вы словно не замечаете, что все люди обходят вас стороной. Они боятся вас. Даже те, кому некуда идти, не останутся здесь. Сами горожане считают, что человеку более не нужна жажда напрасного творения. Настали времена, когда оно нам ничем не поможет. Искусство существовало во времена всей истории человечества. А теперь некто истребляет его, будто его вклад в мир ничтожен.       Помещение заполнил истерический смех предводителя. В её глазах застыло безумие, которое она даже не пыталась скрывать.       — Вам близко искусство, мисс Эллис?       И вновь меня коснулся её уклончивый вопрос в той же непринуждённой манере.       — Мне небезразлична его несправедливая судьба.       — Учитывая Ваше искреннее стремление вернуть ремеслу художника былое величие, я бы хотела пригласить Вас на совет деятелей искусства, мисс Эллис. Там мной прояснятся многие детали. Вы готовы принять моё приглашение?       До неё донёсся мой тяжёлый вздох.       — А у меня есть выбор, профессор?       Её глаза горели в непоколебимом слове "нет".       — Я сочту это за утвердительный ответ, мисс Эллис. Боюсь, в тот зал одной Вам путь не отыскать. Потому Вас сопроводит мистер Дроинг. В полдень он обычно проходит через холл с двумя широкими лестницами, забирая масляные краски. Найдя его там, предупредите, что пришли от меня.       Осадок после встречи с ней обхватил меня ледяным присутствием некой надменности и преследования. Несмотря на упадок искусства, его предводитель была отнюдь не жалкой падшей женщиной, которая могла лишь умолять о жизни убийцу. Её личность пропахла дешёвым напыщенным величием, и в нём отнюдь не заметно благородство.              Эпизод 19       Полдень       Академия искусств       Опиравшись о стену, я разглядывала картины в углу рядом со ступенями.       Лестница расстилалась в ширину целого холла и потом разделялась на две, что закруглялись в разные стороны и вели на второй этаж. Вскоре где-то неподалеку всё же донёсся шорох. Обитатель академии, которого я ожидала, всё же явился. Пройдя просторный холл, некий невысокий качавшийся силуэт направился дальше по коридору. И я последовала за ним. Тот человек шёл очень тихо, будто опасаясь нежеланных гостей. В один миг он остановился и стал прислушиваться. Художник обернулся и, ужаснувшись от моего присутствия, в жуткой гримасе помчался прочь. Мне пришлось бежать за ним, и за следующим поворотом я упустила испуганного отшельника. Он будто исчез. Возвратившись немного назад, я осмотрелась.       Многие ходы были завалены развалинами, камнями прошлых возвышавшихся здесь стен, потому иные пути туда намеренно скрывались обитателями академии. Однако, если учесть, что он исчез с моих глаз практически мгновенно, не оставалось вариантов, как проверить всё, что было зримым вокруг. У одной из стен стояла огромная картина, словно закрывавшая трещину. За её холстом был проём. И как только я зашла, на меня тут же накинулся тот художник.       — Вы не убьёте меня, мисс. Вы ведь за этим пришли?       Он испугался меня. Но был готов ко всему, размахивая у моего лица старым ножом.       — Мисс Эллис. Меня зовут Ева Эллис. Боюсь, цели моего пребывания здесь несколько иные, мистер… — В то мгновение я, должно быть, позабыла его имя. — Профессор Вульф направила меня к Вам.       Он несколько застопорился с ответом, когда услышал имя предводителя. Но после отпустил меня и извинился.       — Моё имя — Джон Дроинг. Так Вы не убийца?       В его взгляде всё ещё присутствовало сомнение.       — А во мне есть что-то схожее с убийцей, мистер Дроинг?       Уже в расслабленной манере речи я понимала доброжелательность художника по отношению ко мне.       — Шрам на Вашем лице нещадно пугает, мисс Эллис… Быть может, Вы некогда были на волоске от собственной смерти... — Хриплая речь, отдававшая ощущением тяжести, переменилась на задорный мотив. — Но я бы не стал отказывать себе в удовольствии пригласить Вас в роли образа для моей новой композиции.       По началу я и правда посчитала это не больше, чем забавной шуткой.       — Неужели Вы изображаете поле битвы, мистер Дроинг?       В сопровождении этой фразы, должно быть, ничто не могло сдержать моей широкой улыбки. И, казалось, что очень давно я не испытывала нечто помимо ненависти, неистовой печали и гнева. Но в тот момент художник, кто забился в темный угол и только лишь страшился лап дикого монстра, вдруг сумел заставить позабыть меня о вечном угнетении.       — Я бы попросил Вас не смеяться, мисс Эллис. Это весьма серьезное предложение. Были времена, когда за готические портреты мне платили целые состояния. — На этой ноте уже казалось, что мистер Дроинг несколько переигрывает. И высокие тона ощутимо фальшивили. — А Вы удостоились такой чести стать и музой, и образом для некогда Великого художника. И Ваш отказ будет воспринят, как удар кинжалом в самое сердце!       В эмоциональном порыве он ударил себе в грудь.       Несмотря на изрядно неестественное подражание восхищению, его чувства были искренни. И искренность их заключалась не в правдивости, а в том, чтобы развеять ощущение пустоты, тревоги и никому ненужного одиночества.       — Тогда у меня нет права отказаться, чтобы не прослыть в Вашем обществе убийцей, мистер Дроинг!       В бесхитростной усмешке я одарила художника согласием.       Мистер Дроинг отличался своим непостоянным настроением. Обладая невысоким ростом, уже не молодой художник был весьма подвижным, что со стороны выглядело немного забавно. Что гнев, что безудержная радость всё время не могли поделить территорию в его голове. Высказывая вдохновлённые речи, он также быстро мог сменить весёлый задор на трагичную сцену.       — Мы даже не подозревали, что по такой глупости прекратили производство на целый месяц... Но я этому только рад!       Из его уст сорвался язвительный смех, который быстро погас в хриплости       и кашле.       — Что Вы производите здесь, мистер Дроинг?       Он словно и не заметил сказанного мной или же намеренно проигнорировал, пытаясь скрыть это в увлеченном рассказе.       — Этой ночью, ближе к рассвету я слышал, что кто-то говорит в кабинете профессора Вульф. По правде сказать, она довольно ужасная женщина… Я решил, что Вы её убили. И, признаться, в душе был несколько рад. Убийца художников бродит где-то рядом. Но в Академии ещё не побывал. Время идёт, и художники встречают смерть всё ближе к этому месту. Возможно, он уже знает, где мы…       Мистер Дроинг подошёл к шкафчику и вынул оттуда бутылку крепкого напитка. Сделав глоток, он предложил мне, на что я отказалась.       — В таком мире сложно не пить, мисс Эллис…       Всё больше в его душе ощущалась непосильная печаль. И словно ничего не осталось от той лёгкой беседы.       — Ещё сложнее сохранить рассудок… Все художники прячутся здесь? В Академии и правда никого не отыскать. Вы нашли себе убежища и заперлись в них.       Впредь во мне проснулась привычная жажда обвинения.       — Все мы хотим заснуть и проснуться после этого, мисс Эллис. Значит, за Вами наблюдала профессор Вульф. Вы рассматривали картины, коридоры и другие окрестности. Эта академия поистине красива. Но если бы сюда пришёл убийца, он давно б расправился с Вами… Стало быть, профессор посчитала Вас неопасной. Правда она не могла определить, в какой вы комнате остановились конкретно?       — Это же во имя безопасности, мистер Дроинг… Почему Вы считаете профессора Вульф ужасной?       — Она довольно хитрая женщина. И время её не пощадило, и сама жизнь.       Художник залпом опустошил бутылку спиртного. В вихре завязавшейся беседы я успела и позабыть о том, что же терзало меня. Угнетал вопрос о цели приглашения предводителя на тайную встречу. Теперь я выстраивала связь с неким производством, о котором мистер Дроинг умалчивал. Но как только я хотела спросить снова, раздался стук, должно быть, служивший неким сигналом.       — Это знак того, что нам пора идти, мисс Эллис. Грядёт Совет деятелей искусства…              Эпизод 20       Спустя полчаса       Академия искусств       Аудитория №3#45       Художники, скрывавшиеся в тени развивавшейся цивилизации, собрались в месте, куда их изгнало просвещенное правительство из трёх главенствующих каст. Они были вынуждены обитать на окраинах города, что являлось территорией "волков". Изгнанное и забытое людьми, их ремесло отрицалось как нечто несущественное и неважное для мира. Культурный уровень населения падал, оттого нужда в искусстве пропадала. Таким образом, художники и оказались здесь, в академии во власти недостойного предводителя. Но была ли нужда в нём, когда искусство потерпело крах и разорение? Что могло тянуть их к возрождению? Ведь нечто весомое освещалось на их собраниях. И тогда я стала гостем на 332 совете деятелей искусства.       Помещение, отведённое для собраний, представляло из себя широкую территорию с колоннами и несколькими лестничными выступами. Ступени вели на некое возвышение, куда за трибуну отправилась предводитель слагать речь.       — Все мы здесь, чтобы искусство продолжало жить. Его сущность непостижима для тех, кто упивается лишь мечтами о роскоши и величии. Что для мира творения наших предков, если последние художники сойдут с этого пути? Лишь тонны запачканной красками бумаги, которая сгорает ничуть не хуже старых газет. Только в наших душах сокрыта способность сохранить, возродить и возвысить древнее ремесло, которое люди лишь в силу своей необразованности, неграмотности и отсутствия культуры поливают грязью и помоями. Но пока мы живы, искусство не погибнет.       Собравшиеся художники взирали на её гордый силуэт, на их мнимый символ возрождения, возвышавшийся над ними с дряхлой сцены. Но их надежда была отнюдь не столь великой, ведь вместо толпы деятелей искусства я видела перед собой лишь частицы, отброшенные в сторону мирозданием после неминуемого взрыва войны. Частицы давно погибшего искусства.       — Но они уже изгнали вас, профессор!       Мой обвинявший лик показался из-за мнимого столпотворения единиц. Это немногочисленное общество состояло всего из шести человек, и предводитель среди них был лишним. Деятели искусств стали оглядываться, наполняя пространство недоверчивыми взглядами и осуждающим шёпотом. Профессор Вульф спустилась с трибуны в той же высокомерной манере, в которой и поднималась, и предложила участникам совета присесть за столы.       — Собратья искусства! Не смейте терять веру в возрождение, иначе все гости в академии станут Вам врагами. К нам явилась та, что пришла отнюдь не убивать искусство, а вернуть надежду!       Её властная натура прошла сквозь презрительные взоры несчастных собравшихся.       — Из-за какой-то юной особы, отличившейся чрезмерной наглостью явиться в обитель искусства, мы были вынуждены прекратить свою художественную деятельность на целый месяц, профессор Вульф!       Выделявшийся особой дерзостью, художник не стал стоять в стороне, утопая в собственном яде. Он имел смелость обвинять своего покровителя и всех тех, кто мешал его спокойному стабильному существованию. Как выяснилось немного позже, седовласый творец просто не любил чужих незнакомых людей, не питал к ним особой приязни, и любые взаимодействия с ними ему казались не больше, чем пыткой. Пытаясь укрыться в стенах своей скрытой мастерской, он ценил покой.       — Будьте смиреннее, господин Ковард. Не забывайте, к кому Вы обращаетесь! Я предводитель.       Слова профессора Вульф были настолько предсказуемыми, что уже не возымели веса в подобном конфликте.       — Я хотел плевать на ту работу, что Вы преподносите нам, снизошедший предводитель.       Сплюнув, самый ярый возмущенный художник не дожидался момента и закурил дешёвую сигарету. Помещение тут же пропахло табачным дымом. Разумеется, смутный предводитель никак не могла на это повлиять.       — Мистер Ковард прав. Это гниль и падаль, оставшаяся от людской культуры и Морали. Никак не искусство!       В эмоциональных красках мистер Дроинг решил поддержать некоего господина Коварда, чей пыл не мог угаснуть после затушенной сигареты.       Профессор Вульф лишь кричала о тишине, но приходилось выслушивать шум их нескончаемого гнева.       — Мы устали от извращений, что предпочитают видеть запечатлёнными в картине великие умы этой гнилой цивилизации. Однако они оплачивают наше и без того мерзкое существование. Где гарантия того, что голод не убьёт нас раньше убийцы, в которого Вы отказываетесь верить, профессор Вульф?!       Господин Ковард продолжал гневаться. А позади него лишь тихо шептались некая черноволосая невысокая женщина и худощавый мужчина. У пожилой дамы проглядывала седина, однако её образ вкупе с предпочитаемой классической стилистикой одежд складывался весьма обаятельно и эстетично. Её оппонент скрывал серость волос под чёрным беретом. Вероятно, они посчитали себя лишними в том споре.       — Художники правы, Великий предводитель, — прозвучала несдержанная усмешка. — Они люди, а не рабы искусства. Они нуждаются в продовольствии, как и все горожане.       Выйдя из-за спины господина Коварда, я осмелилась вставить своё слово, какой бы вес оно и не имело. Пусть, даже было пустым, но действительность его услышала.       — И из-за подобных изгнанников, как Вы, юная мисс, мы и находимся на краю у лишения всех условий для существования!       Господин Ковард не прекращал набрасываться острыми эмоциональными выкриками, на что профессор Вульф не смогла сдержать и свой крик.       — Своенравные упрямцы и мятежники! Она художник, одна из тех, кто поведёт искусство к возрождению!       Стиснув зубы в войне за правду, они чуть ли не рвали друг другу глотки. Ярость не гасла, и помещение всё больше становилось полем битвы.       — И убийца прикончит её вместе с нами...       Где-то неподалеку послышался комментарий задумчивого художника — мистера Вэрда. Он наблюдал сию картину с самых первых мазков кистью, как только посыпались градом возмущения господина Коварда. Почесав седую бороду, мистер Вэрд словно размышлял о далёкой от данных земель истории. Однако выступал участником воспламенившегося недовольства, пускай, и немногословным.       — Вы повелись на вздор юной изгнанницы? — оборачиваясь, господин Ковард с неким ехидством всматривался в моё лицо, — Она способна разве что рисовать на скалах и стать идолом для первобытных людей. Однако те времена давно миновали, профессор Вульф. Сейчас ей не стать достойным мастером.       Издевательским тоном возмущенный художник обрушивал на меня критику ещё непросмотренных им работ. Не успев познакомиться с ним, я уже понимала, насколько вспыльчивым являлся его характер.       — Работы мисс Эллис ничуть не хуже Ваших, господин Ковард. И выполненные веянием новой, не успевшей укорениться в старой цивилизации манеры и стилистики исполнения, они даже имеют большую ценность, чем то, что формировалось веками.       На гордо поднятом лице профессора заметно нахмурились брови, выражая гнев в сторону неугодного слуги искусству.       — Мне лестны слова от самого предводителя в этом храме искусства. Но в чём сокрыт смысл моего пребывания на Вашем собрании, профессор Вульф?       Пытаясь увести их из водоворота вспыхнувшей ссоры, я лишь приближала время новой волны порицания. Они сами топили себя в загрязненном своими же пороками океане.       — Вы даже не оповестили её, профессор... Однако эта работа, должно быть, и существует для таких, как она. Для не имеющих Морали, культуры и понимания эстетики...       Господин Ковард продолжал брызгать ядом, на что предводитель всё же начала вести речь о цели самого Совета.       — Наша гостья должна счесть это за честь — стать одной из деятелей искусства!       Испарившись из толпы, от наскучивших возмущений, я подошла к скрытым за сценой загадочным полотнам.       Как Вам уже известно, художники, нашедшие убежище на окраинах города, были изгнаны зарождавшейся цивилизацией, как неугодный обществу элемент. Однако, согласно их разговорам, в заброшенной академии они занимались неким производством низкосортных картин, о чём многие из них жалеют. Их заказчиками выступали горожане, владевшие достаточным количеством золота, чтобы оплачивать воплощение своей извращённой фантазии. Они породили спрос, на который предводитель вынужден был ответить предложением. Дабы нищенское существование и голод не убили последних художников.       То, что я увидела, перебирая холсты, не повергло меня в чудовищное удивление, так как понимала, что передо мной предстанет. Их обнажённые ранее модели перестали быть воплощением чистого классического образа. Они стали грязными, испорченными куклами в дешёвом спектакле, что придумывал больной разум людей.       — Так вот ради чего были эти хвалебные речи моим скучным наброскам...       В голову тут же проскользнула верная мысль о том, к какой работе меня подталкивала профессор Вульф. Ей явно не хватало рабочей силы.       — Это лишь временные трудности в связи с падением спроса на истинные произведения искусства. Уровень культуры населения пал, оттого нам готовы платить лишь ярые фанатики подобных низкоморальных изображений. Но...       Я нетерпимо вмешалась.       — Уровень культуры никто не способен поднять, если в головах людей веками будут оставаться эти картины, изображающие разврат и дикость.       Художники продали истинное искусство за кусок последнего хлеба, но могла ли я осуждать за это?       — Не смейте перебивать меня, юная мисс!       Ухмылка едко расплылась по моему лицу.       — Иначе Вы заберёте обратно своё великодушное предложение о столь завидном служении искусству?       Гнев застыл в выражениях предводителя. Но она более не срывалась на крик, её угрозы заметно укутались в пониженном тоне. И в зале стало тихо.       — Вы будете работать, если желаете остаться в академии.       Своим своенравным взором она ждала, когда я сдамся и подчинюсь её воле.       — Вы не мой повелитель, профессор Вульф.       Прозвучали медленные хлопки ладонями. Мне поаплодировал господин Ковард, ухмыляясь моей непокорности.       — Однако мне нравится Ваша дерзость, юная мисс.       Он прошёл мимо, восхищаясь, когда предводитель вновь перешла на крик.       — Значит, Вы будете изгнаны из академии, мисс Эллис!       Однако её голос сорвался на хрипоте.       — Я пришла сюда не за тем, чтобы развязывать новую войну, профессор Вульф. Я прошу оказать содействие в поиске убийцы. — Развернувшись к словно неучастным в своей судьбе художникам, я смотрела в их поднимавшиеся глаза и ждала отклика. — Этот мерзавец заслуживает справедливого суда, разве я не права, деятели искусства? Вы прячетесь здесь, как крысы от охотника! Почему же Вам угодна эта участь?       Я вопрошала будто в немую стену. В их лицах давно угасло стремление что-либо возродить или исправить. Мимо их силуэтов лишь развевались смирение и серость ушедших дней. Подобный тусклый взор я видела лишь на старых фотографиях, что запечатлели последнюю войну человечества. Они словно смотрели на меня со снимка. Кто-то из них лучший в портретах, кто-то — в пейзажах, кто-то — отличный график. Все они великие мастера своего дела. Но, уже давно мёртвые, изгнанные всем миром, деятели искусства более не жили, а доживали свой век, ожидая скорой погибели.       После услышанного профессор Вульф залилась смехом, отдававшим ощущением некоего сумасшествия. Её силуэт заслонил безнадёжный вид мистера Вэрда.       — И что же Вы способны изменить в нашей судьбе?       В лёгкой ухмылке художник тут же с горечью опустил взгляд. К нему подошёл господин Ковард, продолжая изливать своё презрение.       — Ваша юная душа наполнена самоотверженностью и жаждой Справедливости. Но кем Вы будете, когда встретитесь с убийцей лицом к лицу? Вы побежите от него прочь!       Как резким выпадом кинжала он в твёрдых интонациях оборвал свою речь. И как бы это не выглядело неэтичным с его стороны, но, вытянув кисть, художник пригрозил мне указательным пальцем. Однако я пресекла его действие, схватив за запястье.       — А если я не побегу, господин Ковард? Если я не трус?       Я подражала его наглой манере.       — Кто Вы, мисс...Эллис, кажется, да? Кем Вы являетесь в этом мире?       Признаться, он и правда не ожидал подобного жеста, из-за чего не сдержал удивления.       — Я художник. Или человек, который устал прятаться по углам. Мне нужна правда в отличие от Вас!       Я отпустила его рукав, и мы одарили друг друга взглядом презрения.       — Откуда Вас изгнали, что Вы пришли сюда, мисс Эллис? Стало быть, Вам было плевать на искусство, раз Вы не явились сюда сразу после войны! Вы не пошли сразу в круг тех, кто терпел нескончаемые усмешки от горожан только лишь за выбор быть частицей искусства!       Господин Ковард обливал гневом каждое слово, с содроганием вспоминая все те моменты, пережитые им в этой ещё далеко незаконченной войне. Но всплеск его эмоций мог и не закончиться, если бы не вмешалась черноволосая дама. Она приблизилась и, положив руку на плечо, усмирила беспокойство его движений.       — Мисс Эллис, возможно, ещё слишком юна, чтобы понять боль последнего поколения деятелей искусства в этом мире.       Её интонации струились спокойствием. Женщина говорила без укора и ненависти. И её слова продолжил ещё один немолодой художник, что стоял рядом.       — Доживая свой век, мы лишь наблюдаем, как навсегда умирает искусство.       Он снял берет, что прикрывал вьющиеся седые волосы и немного взмахнул, дабы охладить лицо потоком воздуха.       — Ведь после нас нет никого, кто бы мог продолжить создавать прекрасное. Да и есть ли смысл, если мы своими руками уничтожаем его посредственными картинками?       Всё-таки они все жалели, что опустились в это болото. Однако дабы печаль не сильно окутывала чёрными кистями забвения, рядом стоявший художник нашёл подходящие слова поддержки.       — Прошу заметить, что порнографические изображения существовали во все времена, миссис Сэд!       — Однако они — не основа искусства, мистер Дэвот!       Их участь глубоко пронзала сердца осознанием того, что они творили. Но желая жить, они прикрывались безразличием.       — Уважаемые деятели искусства! Мне глубоко наплевать, что Вы думаете о моей личности. Не важно Ваше неверие в мои силы или даже презрение. Но если моя жизнь чему и может послужить, так это искусству! И не быть мне жалким инструментом для производства мерзких картин. Не мне осуждать Вас. Но свою смерть я предпочту встретить на пути к врагу искусства или же от его лап. Кто-нибудь из Вас видел убийцу или мог бы мне что-нибудь рассказать о нём?       На моё заявление из-за спин художников вновь вышла та, кто властвовала над нами. И уста всех были вынуждены сомкнуться.       — Убийца для художников — лишь мнимая угроза, мисс Эллис. Таким изгнанникам, как Вы, место — на окраинах, что кишат голодными зверьми.       Профессор Вульф закрывала их своим гордым силуэтом. Понапрасну я выпила слишком много таблеток, чтобы не встречаться со своей Тенью. Однако нескончаемо чувствовалось его присутствие. Он был где-то рядом. И наконец явил себя, когда холодные руки обвили мой силуэт со спины.       — А не она ли истинный враг искусства, мисс?       В своём сознании я лишь неистовым криком приказывала ему замолчать. Но позади доносился лишь его незаглушимый смех, всё ближе раздававшийся к моему уху.       — Я та, кто поднимет искусство с колен! И если Вы препятствуете мне, отторгая мои условия, я вынуждена признать Вас отвергнувшей великое ремесло!       Её лицо было полно злобы и незыблемого высокомерия. Профессор презрительно окинула меня суровым взглядом. Отринув снизошедшее предложение и рассмеявшись над ним, я позволила принизить её достоинство, её гордость.       А моя Тень продолжала шептать.       — Неужели Вы не хотите защитить свою честь, мисс?       Его пальцы стали скользить по моему телу, отчего мне пришлось пресечь его действия. Но удар пришелся, опять же, по мне. Ядовито усмехнувшись и положив подбородок мне на плечо, он продолжил опускать руки до области пояса, где висел старый кинжал.       С трудом покидая зал, я отступала назад. Ноги не слушались, а клинок только и хотел высвободиться из ножен. В борьбе за власть в собственном теле я приняла препараты, и осознала, что они были последними. Упаковка опустошилась, и в ней оставлен лишь мелкий порошок прошлых таблеток.       Дым перестал исходить от плаща чёрного человека. Но, увы, ничто более не способно было заглушить его голод помимо убийства. Чернота расплывалась. Но его заточение в клетке не вечно.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.