Истина потерянного правосудия. История жизни Юджинии Кэрринфер в мире людей

      Эпизод 25       3 августа ХХХХ год       Утро       Окраины Лоэрфолла       Академия искусств       Мастерская мистера Дроинга       Аудитория №29#8       Посреди окутавшей злобы сжимались кулаки. Твердые линии вычерчивали черты лица, что впредь не позабудутся в воспоминаниях. С холста на меня смотрел человек, гордо называвший себя благородным волком. Ведь, убивая слабых, он делал этот мир лучше. Все мы были не правы в своих идеологиях. В том числе, когда и я убивала виновных, очищая город от грязи. Однако за суровым, истерзанным шрамами ликом, на кого я взирала в ответ, стиснув зубы, прятал свою личность некто другой.       — Вы снова не убили его, мисс...       Холодные бледные кисти коснулись моих плеч. Появление чёрного духа заставило нахмуриться брови сильнее. К горлу подступил ком. Слова обволакивались ядом.       — С утра все тени исчезают, господин. Почему же Вы не прячетесь от солнечных лучей?       Его пальцы, что сверкали мраком десятков колец, опустились чуть ниже по линиям моих рук. Я давно смирилась, что не сумею препятствовать его жестам.       — Я не существую для этого мира, мисс... Вы забываете, что я не какое-то дьявольское существо. Солнце не распылит меня в прах, потому что я лишь образ в Вашей голове.       Его шёпот звучал на уровне моих ушей, словно чувствовалось его касание. Сквозь дым от его плаща и утренний туман его чёрный силуэт озарял солнечный свет. Если бы у одиночества был бы образ, оно б питалось пропитанной пылью на полках разума, а чёрные души искали пропитания в людской ненависти и иных пороках. Моя рука медленно потянулась к оружию. И дуло старого револьвера вскоре было приставлено к моему виску. Действительность покрылась блеклыми размытыми пятнами, я не видела ничего помимо отравлявшего дыма.       — Вы вновь желаете убить себя, мисс?       В меня уставились горевшие чернотой, дьявольские глаза. Их радужка отличалась несвойственным человеку большим диаметром и полностью была залита чёрным цветом. Однако склера оставалась такой же белой оболочкой, как и у людей.       — Мне помнится, Вы сами вкладывали в мои руки оружие, разве не так?       Взведя курок, большой палец провел по рукояти, а указательный задрожал на спусковом крючке. Пусть, я не видела точного направления его взгляда, не слышала потока мыслей, но я знала, что тёмный господин боялся этого выстрела.       — И тогда Вы изволили застрелить меня, мисс...       Холодные ладони легли мне на щеки. Впредь меня съедало безразличие.       — Только когда удар придётся по нему самому, человек способен изничтожить в себе чернь. Лишь когда я умру, погибнете и Вы, моя неистребимая Тень.       Кожа в области виска натиралась от твердого напора оружия. Выстрел всё ещё ждал своего мгновения.       — Вы не умрёте, мисс, пока Справедливость не застелет своим сиянием этот город. И она восторжествует лишь от Ваших рук, ни от чьих-либо чужих.       Темный господин присел передо мной на колени, отодвигая прочь тот портрет, что я не желала видеть. Ноги ощутили тяжесть его головы. Чёрные волосы растрепались, а его губы припали к моей руке. Кисть с револьвером рухнула вниз. Я жалела, что железное орудие не обдало его своим весом.       Позади раздались звуки утреннего радио. Сквозь шум и помехи старому аппарату всё же удалось донести до человеческого слуха срочные новости.       — Этой ночью было совершено ограбление тайного оружейного склада. Преступник владел сведением о секретном местонахождении, что причисляет его либо к ремеслу промышленника, служившего на этом складе, либо к должности стража, возможно, изгнанного из города. Им были убиты трое слуг Закона. После чего убийца поджёг сооружение и скрылся. Склад сгорел дотла. Главы трёх каст предостерегают жителей Лоэрфолла. Стражи всё ещё разыскивают Юджинию Кэрринфер...       Чёрный человек продолжал целовать мои руки, когда как я пронзала его гневным взглядом. Он знал, что пуля в револьвере более не являлась последней. И потому не было нужды тратить её на себя. А дух, расположивший голову у меня на коленях, ухмылялся, касаясь моих пальцев. Ему давно стало известно, что я подготовила достаточно оружия для борьбы с теми, кто стоял на пути к истинному убийце искусства.       — Вы не посмеете убивать только из-за своей жажды сделать меня ещё более низким человеком. Вам нужна ненависть, так насыщайтесь ей сполна в затхлых глубинах подсознания, пока я буду проливать кровь чудовищ.       Мой тон был твёрд и уверен. Хотя я и понимала свой шаг, как такую же добровольную смерть. Рука схватилась за его чёрные растрёпанные волосы, показавшиеся несколько жёсткими. И я подняла ухмылявшееся самодовольное лицо с моих ног. После чего чёрный дух недовольно прорычал, наконец отстранившись.       — Вам не выстоять одной в этой битве, мисс. Вы прекрасно понимаете, что всё ещё ходите по этой бренной земле только благодаря мне. Я спас Вас от казни, от стражей и от смерти, от чьего острого лезвия косы спасаю до сих пор. Если Вы всё-таки настолько честолюбивы, примите же свою чёрную душу с достоинством, мисс...       Радиоприемник не переставал вещать, но его звуки подавлялись голосом, что был в моей душе влиятельнее всех иных.       — Неужели чёрный дух мнит себя спасителем? — С губ сорвалась ироничная улыбка. — Не быть Вам моим союзником, потому что Вами движет не идея Справедливости, а жажда убийства.       Вынув препараты из скрытого кармана, я проглотила их. Шероховатая поверхность таблеток распылялась горечью.       — До невозможности упрямы...       Казалось, что его рык был слышим для всего мира. Чёрный мираж растворился в пространстве.       Академия пустела, не изменяя своего состояния. Коридоры переносили из кабинета в кабинет атмосферу страха и неминуемой смерти. Он убивал. Всё серое давно покрыло это место, заполняя пылью всё больше красок. Любой художник может стать следующим на пути к гибели.       Дверь аудитории распахнулась. Вошла мисс Фэйл в несколько встревоженном выражении.       — Верно, совсем не меня Вы здесь желали встретить, юная мисс? Должно быть, Вы ожидали увидеть мистера Дроинга? Он ушёл, и никому не дано знать, за какой по счёту рюмкой потянуло его неспасённую душу. Мне жаль, мисс Фэйл...       Она миновала порог и сразу приметила портрет волка.       — И этой ночью вы всё же встретили его, мисс Эллис? — Фразы оборвала преднамеренная пауза. — Но Вы же не убили его?       Не отводя взгляда от наброска, юная художница приблизилась к холсту. В её интонациях я слышала то ли разочарование, то ли обвинение.       — А Вы бы хотели убить его своими руками, мисс Фэйл?       На моём лице промелькнула лёгкая улыбка. Но юная особа застыла в несвойственном ей недовольстве.       — Нет. И Вы не смейте обливать свои руки кровью, мисс Эллис. Ваши глаза скрывают печаль, которая душит многие годы. Ваши эмоции полны ненависти. Каково это высказывать их бумаге?       Порой ей удавалось проникнуть за грань моих противоречий. Словно она начинала видеть, какого цвета моя душа.       — Вы словно видите меня насквозь, мисс Фэйл. Почему Вы посчитали мои мысли настолько тёмными?       Её лицо заметно нахмурилось. А голос переходил в истеричный крик.       — Человек с иными мыслями не пришёл бы сюда. Который раз Вы пишите эскизы, охваченные лишь мрачными тонами. Вы явились к художникам, чтобы найти их убийцу, мисс Эллис. И неужели я поверю в то, что Вы станете дожидаться слуг Закона, а не самолично истерзаете его тело?       Я видела, как в её глазах рушились дворцы, мосты, осушались океаны.       — Мисс Фэйл... Вы одна среди этих крошащихся дряхлых стен. Вас никто не спасёт. Вы надеетесь и верите, что когда-нибудь над миром засияет Свет. И все перестанут убивать. Но этого никогда не случится. Люди порочны, никому не спрятаться от своих Теней.       Может быть, я была пьяна от непреодолимого величия своей злой стороны.       С поникшей головой она подошла ко мне.       — Почему Вы принимаете некие препараты, мисс Эллис? — её взор, казалось, затерялся где-то в глубине грязного плинтуса. Возможно, мисс Фэйл наблюдала за мной с самого появления в академии. Поразившись таким бесчестным действием с её стороны, я направилась к выходу. Она вмешивалась в мои мысли подобно ЕМУ, ненавистному чёрному духу. Но тонкие пальцы схватились за край моей рубашки.       — Я понимаю, что это бестактность. Вы в праве ненавидеть эту жизнь, но я хочу помочь Вам... Простите...       Её ресницы затрепетали, глаза смотрели в пол.       — Когда-нибудь и с Ваших картин исчезнут цветные тона, мисс Фэйл...       Она что-то скрывала в себе. Быть может, ту часть своей души, которая заливалась горьким отчаянием. Я тогда не придавала этому значения. Было лишь заметно, как помрачнела её глупая улыбка.       — И что же Вы хотите, мисс Фэйл?       Я спросила несколько томительно. Во взгляде юной художницы селилась неистовая печаль.       — Я хочу, чтобы Вы позабыли ненависть. Она раздирает здесь каждого. Художникам тяжело преодолеть то, что мир от них отказался. А Вы ищете убийцу, мисс Эллис. Вас гнетёт этот поиск, и Вы не можете с этим совладать. Это мучает и пытает Вас. Но неужели Вы никогда не были далеки от этого проклятого отчаяния?       — Может быть, это было настолько давно, что я успела позабыть. Я не помню своего прошлого, будто у меня его нет, мисс Фэйл.       На её лице я не сумела прочитать удивления, словно она знала о моих потерянных воспоминаниях.       — Но Ваши руки помнят, что Вы умели писать картины. Быть может, в то время Вы даже обучались здесь, просто не в силах отыскать это прошлое в недрах своего разума. Неужели Вы не помните ничего, что было прежде, мисс Эллис?       Впредь юная художница полюбила вмешиваться в сознание. Может быть, искала там Истину либо мёртвые залежи души. Её часто заботили именно мои воспоминания, которых не было. В них мисс Фэйл искала причины злости и отчаяния.       — Я помню, как рухнул мир. И мне этого достаточно. Зачем вспоминать то, чего уже никогда не будет?       — Умирая, о чём Вы вспомните? О пустоте и ненависти, которая пожирала Вас все последние годы?       Я промолчала. Рукав выскользнул из её пальцев, и я покинула аудиторию. Мне нечего было ответить. Ведь прошлое я забыла не намеренно, я не скрыла его от себя. Многое мне хотелось узнать о том, кем я была. Каким прошло моё детство, юность, какой прежде была моя идеология… Но, увы, прошлое лежало где-то на дне бесконечной пропасти в моей голове.              Эпизод 26       Через некоторое время       Коридоры академии искусств       Этаж был пустым, аудитории поглощали тишиной, художников давно перестало заботить искусство в атмосфере неистовой тоски. Я проходила по коридору мимо старых похожих друг на друга картин, когда услышала знакомый стук каблуков. Столкновение с профессором Вульф стало бы началом ожесточенной войны, до которой мне не было абсолютно никакого дела. Разговор с ней — пустая трата времени. Я попятилась обратно, петляя по бесконечному коридору. Но цоканье по каменным плитам раздавалось всё звонче. За очередным углом весьма неожиданно, упираясь спиной о стену, стоял светловолосый силуэт. Он словно действительно поджидал моего появления именно здесь.       — Должно быть, Вы убегаете от безжалостного чудовища. Позволите спасти Вас, очаровательная мисс?       Он был столь галантен, что даже совершил лёгкий поклон и протянул мне руку. Суета смела все мысли о предостережениях, и я вцепилась в эту возможность бегства от заносчивого предводителя. Меня тут же озарила одновременно и нахальная, и добродушная улыбка. Высокий мужчина вёл меня по коридору, что находился за углом и всегда казался мне ведшим в тупик. Громкий звон раздавался всё ближе. Однако по пути за огромной картиной скрывался давно позабытый тоннель. Возможно, его посчитали заваленным обломками стен. Раскрыв передо мной потрепанную штору, некий господин позволил мне пройти. И сам направился следом. Опасность миновала.       — Вы тот самый изгнанный художник, кто отказался продавать великое искусство за грязные монеты, не так ли?       Впереди было достаточно темно, оттого незнакомец зажёг факел. Его огонь осветил дальнейший путь. Но преградой всё также служило множество обрушившихся прежде камней.       — А Вы та, кто отважился выставить профессора Вульф не более, чем глупой дамой в глазах её незавидных прислуг? Впредь Вы такой же изгнанник, как и я.       Он медленно направлял меня, едва касаясь ладонью моего плеча.       Изгнанный художник был ещё достаточно молод по сравнению с теми, кто ещё обитал в этой позабытой академии. Светлые, почти белые волосы, отпущенные примерно до плеч, трепал холодный ветер, что проникал сквозь расщелины в дряхлых стенах. Одежды были те же, что носили все обычные горожане. Чёрные брюки и белая рубашка составляли единый классический образ, от которого было сложно кому-то отречься. Ведь промышленники изготавливали лишь его и соответствующие элементы одежд для каждой касты. Все были как один, сливаясь в однородной черно-белой массе равнодушных существ. Тогда я и правда засмотрелась на силуэт молодого художника. Его облик был действительно привлекательным. Лёгкая щетина под цвет волос придавала образу шарма. А сияние улыбки очаровывало и согревало не хуже солнца. Однако меня невозможно было купить столь дешёвой маской и спектаклем. Мне давно стали привычны серость города, чёрствость людей. Как бы он ни был красив, внутри его сущность пожирали пороки, как и всех. Мной играл лишь интерес, насколько они чудовищны.       — И как же я могу называть Вас, господин?       После вопроса он внезапно остановился, застыв в неподдельном изумлении.       — Неужели Вы совсем позабыли меня, мисс Эллис?       Художник, прищурившись, начал всматриваться в очертания моего лица.       — Мне жаль, но я вижу Вас впервые. Несколько лет назад моя память о прошлом была полностью утеряна.       Казалось, что его глаза, блиставшие светом мрачной луны, померкли. Однако художник нашёл уверенности озвучить своё имя снова и познакомиться с той, с кем когда-то пути злосчастно разошлись.       — Я Алекс Вайт. Прежде Вы учились в этой академии, и я преподавал у Вас, мисс Эллис.       Моё имя отдалось в его голосе тяжестью. Но тогда я и не могла предположить, насколько искренняя была та боль.       — Значит, я и правда встречала себя в Ваших картинах? Почему же я удостоилась такой чести, господин Вайт?       Скитаясь по тысячам разных коридоров и покинутых мастерских, мне казалось, что я сходила с ума, когда видела в портретах своё отражение. Поразительно похожие старые очертания бледного лица, которое даже я сама успела позабыть. Ещё невыжженные химикатами локоны имели глубокий темный оттенок. Мне никогда не понять, что принуждало не обделённых красотой человеческого облика опуститься до игры со мной. Чем была для них эта забава? Это выглядело не более, чем насмехательство. Ведь только чёрной душе были угодны мои пороки.       — Даже в искажающих шрамах Вы по-прежнему очаровательны, мисс Эллис.       Его слова пронзили меня до глубины невыносимого отвращения, когда ладонь светловолосого гостя из прошлого коснулась моей щеки. Она проскользнула ниже, заправив за ухо прядь моих выгоревших волос. Меня сковало оцепенение. Быть может, в глазах художника на меня и смотрела тоска, не сумевшая дотронуться своими блеклыми иссушенными кистями. Но непередаваемо струилось внутри и омерзение от его близости. Все они играли со мной и пытались уверить в этом чувстве между ложью и правдой. Я отступила назад, пряча взор во мраке дальнейшей тропы. Мистер Вайт отстранился, принеся извинения за ту вольность. Но тут же нашёл чем заполнить то неловкое молчание.       — Вы слышали историю, как художники оказались в этой академии, мисс Эллис?       Мы продолжили путь по старому тоннелю.       — Разве они здесь были не всегда?       — Было время, когда каждая отдельная сфера искусства располагала собственной обителью, не разделяя ни с кем свои земли. Увы, когда некую страну, название которой уже обратилось в небытие, настиг Великий кризис, главам пришлось объединить всех деятелей искусств в одном месте.       В его интонациях явно прослеживалась насмешка над прошлыми правителями.       — И что же они выиграли? Миллионы грязной бумаги, обратившейся в ничто?       Я же показывала полное равнодушие, потому как считала, что никогда в мире не было правых. И как бы кто не уверовал в свои идеалы, всему рано или поздно суждено сгинуть в забвении.       — Они развязали только новую войну, мисс Эллис... И художники уже тогда стали изгнанниками.       Мистер Вайт был несколько раздражён, вспоминая прошлые времена.       — И сейчас Вы объявили войну профессору Вульф. Почему же Вы избрали эту дорогу?       — Я вне её политики, мисс Эллис. Мне безразличны идеи предводителя, который оскверняет дух Великого мастерства. Однако и без неё искусство перестанет существовать вовсе, даже в мимолётной надежде его спасения.       Пробираясь вперёд по камням, господин Вайт беспокоился за моё равновесие. Оттого предложение взяться за его руку были чересчур частыми и стали чрезмерно раздражать.       — И вечность Вам стоять на этом проклятом перепутье. Ведь искусство так дорого Вам, господин Вайт?       Так светла была его улыбка, что хотелось верить в её искренность.       — Оставим печаль в глубине наших сердец, мисс Эллис. Не желаете ли побывать в самом удивительном месте этого сооружения? Вы полюбите его снова, как когда-то уже любили.       — Уже предвкушаю, господин Вайт.       Пройдя через значительные обвалы, мы вышли в совсем иной коридор. За поворотом в левой стороне располагалась небольшая лестница, которая вела всего на пол-этажа вверх. Пространство казалось слишком узким, будто намерено скрыто от неугодных людей. На выступе находилась тайная дверь, что вела в места, которые давно скрыты от человеческих глаз.              Эпизод 27       Библиотека академии искусств       Помещение было достаточно огромным, чтобы изумить впервые вошедшего гостя. Его высота простиралась на расстоянии не менее десяти метров, занимая пространство около трёх этажей. Та дверь вела на балкон второго уровня, с которого были видны такие же выступающие области, занятые бесконечным скоплением книг давно ушедших времён. Внизу располагался холл с подобными стеллажами. Все полки хранили истории минувших дней: рассказы, учебные пособия и другую литературу. Люстры, висевшие на самом верху, давно погасли. А их стекло покрывалось лишь пылью, как и всё, что обречено здесь погибать. Только увешанные повсюду факелы освещали то место, потому как дневному свету или же лунному не пробиться сквозь громады стеллажей.       Господин Вайт направился к лестнице, ведшей на нижний этаж библиотеки. И внизу у одного из стеллажей я увидела фигуру пожилой черноволосой художницы.       Она перебирала старые книги.       — Неужели Вы верный хранитель этого места, миссис Сэд?       Её силуэт шелохнулся, когда она заметила меня. Господин Вайт блуждал где-то позади, рассматривая пыльные предметы и книги.       — Вас действительно очаровала эта библиотека, мисс Эллис? — Голос художницы струился из самых чистых и приятных нот. Она заметила моё воодушевление. — Ведь академию строили лучшие мастера. Но что с ней стало теперь… Эти книги давно не рассказывали никому историй. Только лишь пыль — их вечный чтец и спутник.       Миссис Сэд была грустна, перекладывая книги с полки на полку. Может быть, искала особенную. Хотя, казалось, за это время она выслушала истории всех своих книг… А я же не стала скрывать своих подозрений.       — Сколько же монет имеет профессор Вульф с производства картин? Только она распоряжается золотом?       В выражениях миссис Сэд я почувствовала некое волнение.       — Не так много, чтобы поднять это место из руин. К чему Вы хотите привести этим вопросом, мисс Эллис?       Стирая с корешков пыль, художница пыталась скрыть свою тревогу от навязчивых домыслов. Словно она остерегалась профессора Вульф. Или же кого-то иного...       — Мистер Дроинг считает, что художников убивают волки. Однако...       За стеллажом тут же послышался смех. Из-за угла показался господин Вайт, наблюдавший за диалогом.       — Вы считаете, что профессор Вульф платит им золотом, мисс Эллис?       Сквозь фразы всё ещё проскальзывали ноты насмешек. А миссис Сэд лишь прикрыла рот рукой. Но даже её улыбка казалась грустнее любого плача.       — Иначе почему она так усердно пытается закрыть все пути, ведущие к убийце?       В диалог основательно ворвался господин Вайт.       — Но какая ей выгода с того, что все так называемые прислуги искусства погибнут, мисс Эллис?       Он не был её покорным рабом, вовсе не страшился гнева предводителя искусства.       — Быть может, она убивает лишь тех, кто противится её власти? Дабы не было тех, кто способен лишить этого титула. Никому не дано знать, насколько болен её разум.       На столе, что располагался немного дальше, ближе к центру просторного холла, прошелестели страницы. И миссис Сэд обратилась ко мне.       — Много тех, кто, возможно, показался Вам странным или даже безумным… Но как бы Вы повели себя, если б мимо Вас проносилось столько смертей и за углом беспрепятственно ожидал убийца?       Она оправдывала их, потому что художники оставались единственными, кто был ей так близок.       — Я бы не сказала, что видела многих, миссис Сэд.       Неотвратима была её скорбь. Но я упрямо смотрела будто сквозь неё, на дыры в стеллажах, трещины в стенах, очерневшие листы.       — Многих Вы, увы, не застали, мисс Эллис. Вы не представляете скольких художников не стало. Нас словно истребляют последние десять лет…       С таким трепетом художница подбирала подходящие слова, понимая бессмысленность гнева на судьбу. Но в ней крылась давняя тоска, смирение перед неизбежностью.       — Только вот профессор Вульф не видит в этом масштабной катастрофы, как и все.       — Это не она виновна, мисс Эллис. Только лишь месяц назад мы потеряли ещё одного товарища. И она верно выполняла работу, порученную от профессора.       На лице у миссис Сэд выступила ещё более напряжённая скорбь и печаль. Её руки затряслись, и она выронила книгу.       — Мне жаль, миссис Сэд. Как это произошло?       Понимая, что художница на грани душевного спокойствия, господин Вайт взял рассказ в свои руки. Миссис Сэд опустилась к упавшему учебнику по рисунку.       — Это было у ворот Академии, мисс Эллис. Они растерзали её, как звери. Но она будто сама пришла к ним на встречу… Вокруг её тела ветер разгонял клочья бумаги.       Эти события натолкнули на мысли, которые оказались в скором времени верными.       — Быть может, это была её картина?       И господин Вайт, и миссис Сэд застыли в размышлении. Ведь этот элемент был далеко не единожды, когда волки разрывали их картины.       Мной же окончательно завладело очарование тем чудным местом, наполненном историями. Я отправилась вглубь библиотеки, осматривая высокие стеллажи, располагавшиеся на трёх уровнях помещения. Касаясь переплета книг, пальцы будто впитывали едкую грязь. Я открывала их, и рядом с изображениями мне встречались иные языки написания слов, давно ушедших от нас. Забираясь всё дальше, я познавала этот мир с иной стороны, которая представала предо мной уже далеко не живой. Однако за очередным стеллажом мне преградила дорогу миссис Сэд.       — Далее путь закрыт, мисс Эллис. Вам не стоит ходить по неустойчивому строению. В тех углах небезопасно, я бы не хотела найти Вас под обвалившимися камнями.       Далее и правда был виден огромный провал в стене, откуда дул ветер. А рядом лежали обломки.       — Словно иные стены здесь столь крепки, миссис Сэд.       Я покорно послушала её предостережение и направилась прочь. А из-за спины вновь стал доноситься её лёгкий голос.       — Когда-то мы обитали совсем под другой крышей, мисс Эллис. — Миссис Сэд посчитала, что настало время для ещё одной истории. — И художникам врали, что старое здание подлежит сносу. Хотя мы давно знали, кто хотел выкупить его. А главы страны лишь хотели объединить всех деятелей искусств в одном месте. Нас выгоняли, лгали, что мы однажды вернёмся туда. И когда пришёл час, господин Вайт забрался на крышу и угрожал, что спрыгнет, если в академию войдут посторонние. Он кричал, что они отбирают наш дом. Мне и господину Дэвоту, прошлому предводителю художников, пришлось силой спускать отчаянного молодого человека. Это попало в репортаж. Однако Закон главы государства был неоспорим. Мы были вынуждены отправиться сюда.       Когда я обернулась, то увидела лишь с горем опущенную голову художницы.       — Весьма смелый поступок для господина Вайта. Но это не делает его героем.       Хотелось спросить, почему же господин Дэвот вновь не взял на себя эту роль предводителя художников. Однако ответ был очевиден, старость давно сломила его волю и духовную силу. Мы вышли из зоны, считавшейся более опасной, и начали подходить к холлу.       — Идея спасения искусства до сих пор живёт в его сердце. Боюсь того, на что он готов пойти в этот раз...       Миссис Сэд переживала за него, словно за близкого человека.       — Но неужели тогда за Идею он готов был отдать свою жизнь?       Вдали за столом расположился сам господин Вайт. Он пролистывал некую книгу. А его волосы под светом факелов отдавали немного желтоватым оттенком.       — Скорее, призывал к переосмыслению приказа главы. Он хотел передать знак, что уничтожение искусства повлечет за собой гибель и самого человека.       Я смотрела на господина Вайта и видела спасителя. Он верно сражался за искусство и воевал за будущее художников. Но что с ним стало ныне? Жаждал ли прежний спаситель отыскать убийцу, как и я?       Я всегда видела пороки: собственные, чужие… Я наблюдала их развитие, как они гасят человека и заставляют его покланяться им. Каждый из нас чувствовал отчаяние, злость, не подвластную самому себе, ненависть, боялся что-то потерять, страшился смерти… Но господин Вайт словно стирал все свои чёрные пятна. Все эти художники давно потерпели крах в борьбе за своё величие. Истерзанные вечной войной, их лица отражали лишь человеческое смирение и жажду покоя. Однако господин Вайт не выглядел усталым или же забытым в тоске. Его гнев к предательству истинного мастерства был нас только чист в сравнении с моим презрением и ненавистью к слабым людям, что я невольно стала задумываться о том, почему его душа погрязла в спасении никому ненужного искусства. Хотя, быть может, молодой художник просто прятался ото всех, не только от мира, но и от предводителя так любимого им ремесла. Страницы всё также шелестели под его пальцами, и он рассматривал их, как нечто неизведанное ранее. Улыбка струилась из самых глубин его сердца, и он заражал ею других.              Эпизод 28       4 августа ХХХХ год       Окраины Лоэрфолла       Коридоры академии искусств       Поспешив к тому, в чьих жилах текла жажда спасения искусства, я заплутала среди одинаковых стен. Они были облицованы одним и тем же камнем и увешаны подобными эскизами картин. Шаг за шагом словно повторялся тот же самый круг. Однако за очередным поворотом ожидал человеческий силуэт. Столкновения с гостями ныне перестали быть редкостью. Словно проклятый замок наполнился жизненной энергией. И потому она манила каждого, кто готов был отдать свою жизнь ради тайн, скрытых во Тьме.       Встреченная фигура в белом плаще, что носили лишь лекари, пошатнулась.       — Что Вы забыли здесь, мисс Эликрейн? Академия искусств — не лучшее место для верных слуг Закону.       Её взгляд, отдававший таким же нежно голубым сиянием, казался чересчур увлечённым и даже несколько безумным. Жажда познания сводила её с ума.       — Мне необходимы иные исследования над Вашим подсознанием, госпожа Кэрринфер.       На моём лице возникло недоумение.       — Вы не страшитесь, что Вас сочтут за предателя и изменника, мисс Эликрейн?       Её грёзы стали непосильны для неё самой. Лекарь отчаянно желала сбросить маски с лиц тех секретов, которые тревожили её, быть может, с самого рождения.       — Я страшусь лишь того, что никогда не смогу приблизиться к тайне возникновения человеческого разума. — Её твердая воля отдавалась в голосе, чьи ноты били будто тяжёлыми каплями дождя. — И ничто не остановит меня перед этой великой мечтой.       В свете мрачных факелов её светлые волосы всё также развевались по воздуху. Их несравненной лёгкости не встать в один ряд с трудным характером обладательницы белокурых локонов.       — И что же удалось выяснить, раз Вы так рветесь за грань?       Меня и правда возмущало её появление там, где ей являться не положено. Она рисковала всем: своей жизнью, положением и даже мнимой мечтой.       — У Вас нет с ним связи на физическом уровне, — выпалив подобную фразу, она скрывала за ней некое действие, чьего часа ждала.       — Но Вы так уверены в том, что ОН существует, мисс Эликрейн?       Она преградила мне путь.       — Я бы хотела поговорить с ним, детектив.       Я едва ли переварила эту фразу. Беседа с самым ненавистным существом не несла в себе нечто сокровенное, что скрыто от людских умов. Но беловласая лекарь считала иначе.       — Он не существенен, мисс Эликрейн.       Мои попытки переубедить её лишь бились о самую несокрушимую стену.       — Есть мысль, что ОН и подобные ему не позволяют преждевременно умирать своему "хозяину". А главным носителем личности являетесь Вы.       Может быть, её слова и являлись правдой. Однако множество человеческих черт укрыто в его теневой стороне.       — Он питается ненавистью. И ему весьма просто ей насыщаться. Потому я обращусь к Вам лишь с целью навсегда избавиться от его гнёта, как только Вы достаточно изучите его влияние.       Она заулыбалась столь безумно, и я могла подумать, что сам чёрный дух вселился в её тело.       — Чтобы добраться до Истины его пробуждения, мне требуется беседа именно с ним, госпожа Кэрринфер.       Её рука вдруг коснулась моей головы и тут же слетела вниз, словно осматривая обитель больного разума.       — ОН лишь иллюзия в моей голове. И поэтому Тень заговорит с Вами, только когда захочет убить Вас, мисс Эликрейн.       Во тьме коридоров сверкнула искра леденящего лезвия. Из ножен тут же вырвался кинжал и чуть не достиг меня. Но кисть врага была тут же схвачена ещё более ненавистным противником.       — Я не могла быть неправой. Он и правда вынужден спасать Вас.       В руке мисс Эликрейн была крепко сжата потёртая рукоять кинжала. Её запястье удерживала кисть бледного нечеловеческого окраса. Рука, увешенная десятком цепей и половиной дюжины колец, выходила из моего предплечья, но мне явно не принадлежала. Из-под пальцев струился знакомый чёрный дым. Вены вздувались неестественным чёрным оттенком.       — Явите же себя, иначе она обречена погибнуть.       Мисс Эликрейн смотрела в мои глаза, не видя своего чёрного отражения. А голос из моей головы отвечал ей строгостью.       — Вам не познать этих тайн...       Низкий тембр разносился внутри моего сознания глубоким эхом и разрывал нутро на части. Слышала ли она его и видела ли ту руку мертвеца? Чёрный дух не желал с ней беседы. И мисс Эликрейн пришлось смириться с его ответом.       В тёмных и пустых коридорах до нас донёсся крик. Я тут же выбежала вперёд и встретила профессора Вульф. Её лицо было каменным. И в этом камне навеки был выкован ужас. В тот момент она позабыла обо всём, когда выходила из одной распахнутой аудитории. Она позабыла о ненависти, с которой изгоняла меня из академии. И в этот миг наши взгляды пересеклись. Тяжёлый тон окутал её голос.       — Он мёртв.       Сухость сковала её слова, но послание было передано ощутимо. Словно тусклые кисти смерти опустились на её плечи. Я зашла в довольно уютную мастерскую. Тут же ударил в нос едкий запах спиртного. И моя душа погрузилась в смятение. На полу у окна лежало тело мистера Дроинга. В грудь был вонзён старый кинжал.