Глава 12. Лик Истины
9 июля 2022 г. в 20:28
Эпизод 55
30 августа ХХХХ год
Полдень
Окраины Лоэрфолла
Академия искусств
Кабинет профессора Вульф
«Как много лет прошло с тех пор, как я не видела Вашего надменного взгляда. Теперь, глядя в зеркало, не найти между нами сходства. Впредь мы не частицы одного целого, потому что давным-давно наши души разбились вдребезги. И виной всему я.
Тысячи раз разрываясь в отчаянии, тысячи раз вспоминая ту сцену, я тысячи раз пожалела о том, что пронзила его сердце острым кинжалом. Ведь он действительно любил лишь Вас...
Как много лет я молю о прощении, но до сих пор осознаю, как сильна Ваша ненависть. Я вижу, как она раздирает Вашу душу на мелкие клочья. И Вы хотите, чтобы мне было больнее. Вы жаждите видеть, как искусство погибает у меня на глазах, как все дорогие моему сердцу художники истекают кровью, как я пытаюсь притупить эту боль дешёвым спиртным. Но чем они заслуживают такую расплату? Вы достойны той власти. Впредь Вы — один из ликов и длань Великого Закона. Так покарайте же меня.
Я погибаю, смотря на мертвые близкие лица. В их образе нельзя не узнать всю трагедию и боль Вашей утраты. Я разрываюсь между двух огней. Спасая Вас, обрекаю художников на смерть. Но ни за что моя рука не поднимется, чтобы убить Вас, как бы ни пылали мои грёзы о спасении деятелей искусств. Ведь Вы были мне любимой сестрой. И дороги моему сердцу, как и мои товарищи.
Как много лет я жалею о том, что тогда убила его, дорогая сестра... Целую вечность мне суждено молить о прощении.»
Словно пропитанные слезами, старые письма на потрёпанной жёлтой бумаге выпали у меня из рук. Профессор Вульф писала их своей сестре, понимая, что прощения ей не заслужить.
— Если Вы хотели спасти жизни художников, почему не пожертвовали одной душой? Почему Вы не предпочли меньшее зло, профессор Вульф?
В негодовании я обращалась к холодному телу, что лежало в алой крови. Но предводителя искусства более не заботили вопросы бытия. Мир живых ей впредь безынтересен. Мой взгляд скользил по очертаниям её комнаты и по мрачному силуэту убитой дамы. Её пальцы были измазаны в тёмной краске. Неужели она также писала портрет, зная, кто убийца? Сломанный мольберт лежал на полу среди иных бумаг, но ни на одной из них не было картины.
Дверь кабинета резко распахнулась, за порог ступила нога беловласого художника. Под маской прежнего добродушия он скрывал глубокую злобу, проедавшую его сердце.
— Что же Вы видите, заглядывая им в глаза, мисс Эллис? Неужели Вы видите в отражении убийцу?
Я встала с колен, и господин Вайт приблизился.
— Впредь это не великая тайна, господин Вайт.
Серые сгущавшиеся тучи за окном покрывали его лик неподвластным мраком. Вновь гремел гром. И под светом молнии в руках надежды художников блеснул карающий кинжал.
— Вы та, кто убивает старых творцов, мисс Эллис. Карой волков Вы решили уверить лишь в том, что не враг нам. Однако профессор Вульф мертва. А волки для Вас — лишь ничтожные пешки.
Ранее сиявшие карим цветом его глаза ныне темнели в бушевавшем пламени слепой мести.
— У Вас, верно, есть все основания так полагать, господин Вайт. И кто же предлагал им писать портреты?
За стенами свистел неистовый ветер.
— Вы сами признались в этом. В ту ночь я видел Вас на старом мосту, ведущему к вратам в Новый Лоэрфолл. Однако Вы лишились тех воспоминаний, мисс Эллис. И я поверил Вам только сейчас, обливая своё сердце кровью.
Лезвие холодом прикоснулось к моей шее.
Воспоминание о встрече с господином Вайтом на старом мосту
4 недели назад
Предположительно 7 августа ХХХХ год
Вечер
Старый Лоэрфолл
Заброшенная обитель заключённых (ранее тюрьма)
Моя нога ступила на старые скрипевшие доски, после чего я оказалась внутри давно покинутого людьми и монстрами здания. Свет зажженной спички освещал коридор, вдоль стен которого располагались решётки. Многие прутья были сломаны и искривлены. А сами тюремные камеры наполнены костями прошлых пленников. Их скелеты, давно покрытые пылью, устилали деревянный пол. А в камерах надзиратей лежали старые газеты. На одной из них взгляд приковала надпись, датированная не задолго до основания Лоэрфолла.
«Прошлый мэр нашего славного города был свергнут за клевету и ложь. Обычные люди низвергли его до участи помойного бродяги. Впредь процветающему Лоэрфоллу не нужны лицемеры и лжецы. Предательство Морали и чести Великого Закона впредь будет непростительным и караться смертной казнью.»
На серой бумаге рядом со статьей было прикреплено изображение человека, который в прошлом занимал пост предводителя целым городом. Посмотрев в его яростное лицо, я застыла и чуть не споткнулась о череп на полу. Его крупное телосложение, суровый взгляд и жуткий оскал были чертами, знакомыми мне. На лике не хватало лишь шрама, и я узнала волка из череды бессонных дьявольских ночей. Как же он низко пал, чтобы прислуживать тем, чей пост когда-то занимал.
Моя рука со спичкой дрогнула, и пламенем вдруг стал устелен тот тюремный карцер. Я выбежала к близ располагавшемуся мосту. И позади пылала алым пламенем старая тюрьма. Она была символом того, что и нынешний Закон сгорит в огне истинного правосудия. Моим рассудком словно владел некто иной. На руках чувствовалась засохшая кровь. А запах дыма пьянил моего повелителя ещё сильнее.
— Мисс Эллис? Неужели Вы напрасно развеваете пламя? Вы сеете раздор между собой и Законом строящегося общества?
Крича мне вслед, меня узнал некий человек. Его приближавшийся силуэт сложно было разглядеть в тумане. Дрожавшие руки потянулись за пистолетом.
— А отважились ли сами умереть в борьбе за воскрешение гниющих трупов прошлых мечтаний? — Дуло оружия было приставлено к его виску, когда я разглядела его размытые черты. — Они изуродовали саму суть искусства, почему я должна их прощать, господин Вайт? И с каждым новым поколением сильнее их ненависть к Идеалам прошлых веков и всё более обесценено искусство.
В сердитых тонах я не спешила опускать пистолет. А господин Вайт с горькой усмешкой поправлял пряди моих волос.
— И Вы убьёте каждого, кто встанет у Вас на пути, ведь так, мисс Эллис? Могу ли я усмирить Вашу злобу на этот проклятый мир? — Он вглядывался в мои словно пропитанные мраком глаза. — Какая тёмная история тянется за Вами, мисс Эллис? Кем Вы служили в новом Лоэрфолле и за что Вас изгнали?
И язвительной усмешке, увы, не было места на моём лице.
— Я та, кто карает убийц, которых Великий Закон превозносит, господин Вайт.
Револьвер опустился. Беловласый художник вечно наблюдал за мной из тени, когда как Тенью никогда не был.
— И у себя в голове Вы вечно слышите только приказы? Некто душит Вас, не так ли?
Сиявшие темным очертанием луны, его глаза лишь развевали мой пламенный гнев.
— Вам никогда не встать на моё место и не испытать ту боль, убивая десятки людей, господин Вайт! Вам не ощутить, как Тьма пожирает изнутри. И до того, как Ваши песочные часы разобьются, Вы будете отравляться ядом собственного презрения.
Моими устами будто говорил чёрный дух. Взобравшись на балюстраду моста, я вновь держала револьвер в направлении мистера Вайта. Он не смел ступать ближе.
— Но Вы также не можете решить всё одним шагом в пропасть, мисс Эллис!
В небывалой растерянности он не знал, как коснуться моей души. Тревога сливалась со страхом. И мой больной разум продолжал провозглашать истеричные речи.
— Вам не спасти меня! Никто в этом мире не в силах спасти меня и всех остальных! Протянули бы Вы мне руку, зная, что я убиваю художников за то, что они продали искусство за блеск дешёвых монет?
У него не было веры в эти слова, как бы я не утруждалась, какой бы умалишённой не предстала перед ним.
— Быть может, мне не понять, как истерзана Ваша душа. Но Вы даже не позволяете перевязать Ваши раны. Ради равновесия вселенной в противовес ненависти всегда существовала надежда, мисс Эллис.
Он протянул мне руку, а я надменно взирала на него с балюстрады.
— Ничто здесь не способно затмить зло в наших душах. Но разве это не малая плата, чтобы убийцы были наказаны?
Я расправила руки в стороны, и моё тело потеряло равновесие. В ужасе господин Вайт подбежал к ограждению и, склонившись, горько пожалел о том, что не успел спасти меня. Я, возненавидев себя, пожелала своей погибели, сбросившись с моста. Падая в безмятежную пустоту, я чувствовала покой. Меня словно покидала давняя ненависть, освобождая от оков. Но руку схватил некто, чей чёрный дым заполонил пространство. Его цепи держали меня на грани человеческого бытия. Он никогда не позволял мне умереть, и тогда чёрный плащ вновь окутал моё тело. Его бледные пальцы, усеянные множеством колец, сжимали мою ладонь все сильнее. Он возрождал меня и даровал мне жить ради той великой цели, чтобы убийцы умирали в той боли, которой наполнили этот фальшивый мир.
Академия искусств
Кабинет профессора Вульф
Господин Вайт всё также, держа остриё кинжала у моей шеи, жаждал убить меня. Он считал меня убийцей искусства. И, окутанная сомнениями, я некогда считала также. В голову ударила резкая боль. С ней возвращались старые воспоминания. За стенами гремел гром.
— Почему Вы, зная мою тайну, не убили меня ещё тогда, господин Вайт? Много ли Вы встречали тех, кто из раза в раз убивал себя, но постоянно возвращался? Что может быть хуже, чем когда изгоняет сама смерть?
Шатаясь и тихо усмехаясь, я упёрлась спиной в стену. Господин Вайт подошёл ближе, не опуская клинок.
— Я был слеп, наблюдая, как Вы беседуете с теми, кого не существует в этом мире, мисс Эллис. Ваша дорога с давних пор стелется не иначе, как в ад.
За спиной беловласого художника блуждала чёрная Тень, что поднялась из самой преисподней. Его плащ развевался самым мрачным цветом ночи. И сладкий шёпот пробуждал ощущение горечи.
— Он знает, кто Вы, мисс. Он не даст свершиться Справедливости. Почему Вы вдруг позабыли о ней?
Чёрный дух туманил мой разум, приказывая слушать лишь его. Но художник был намного ближе, что я чувствовала это яростное и напряжённое дыхание.
— А Вы некогда хотели спасти меня, господин Вайт. Что же стало с Вашей верой?
В ответ на мои ядовитые ухмылки он источал лишь злобу. Сжимая рукоять кинжала, он забывался в гневе и неминуемой тоске.
— Почему Вы убиваете тех, кто мне так дорог, мисс Эллис?
Его тон был печален. Комнату заполонила серость туч.
— Почему же Вы опираетесь только на сомнения человека, который пытался убить себя у Вас на глазах? Как Вы пришли к тому, что этого Великого предводителя искусства и всех художников убила я?
Сердитость накрыла его лицо. Он терял власть над собой. Его вторая ладонь сжалась в кулак. Исподлобья на меня взирал презрительный взгляд, на который свисали пряди светлых волос.
— Я видел предводителя после появления в академии волков. Но они мертвы. Потому профессора могли убить только Вы, мисс Эллис.
Холодом лезвия господин Вайт аккуратно провёл по моей щеке. По кабинету всё также вышагивал чёрный человек, заполняя зловещей аурой всё пространство.
— Что мешает Вам убить его, мисс? Его убеждения не совпадают с Вашими. Его идеалы напыщенны и пусты. Его вера не граничит с Вашей.
Звон каждого шага отдавался эхом в моей голове. Я надменно взывала к застывшему в ненависти художнику, чей клинок остановился остриём у моего подбородка.
— И чего же Вы ждёте, господин Вайт? Расплата над убийцей принесёт в Вашу душу веру в скорое возрождение. Убейте того, кто этого заслуживает.
Больными усмешками я гневила того, для кого была когда-то слишком дорога. И удар пришелся по стене, рядом с моей головой. На пол посыпались фрагменты камней, которыми была облицована поверхность. Я заглянула в его карие глаза, что отражали блеск сверкавших молний.
— Вы несёте так много смертей на своих плечах, мисс Эллис. Для Вас это жуткое бремя. Простить убийцу нельзя. Но, быть может, раскаяние сможет спасти Вашу душу. Раскаяние ни передо мной, ни перед людьми, кого Вы лишили близких, а перед тем или чем, в кого или во что Вы верите, перед кем или чем всегда открыты Ваши помыслы.
Художник смотрел на меня глазами обвинителя. Он был судьёй моих деяний. И эта его роль мне нравилась меньше остальных.
— Стало быть, перед действительностью, господин Вайт? Я не могу сожалеть и раскаиваться в том, что те люди заслужили. Они такие же убийцы, как я. И у каждого убийцы должна иметься честь, чтобы принять своё заслуженное наказание. — Моя улыбка в мгновение сменилась на гнев. — Но все они лишь трусы, скрывавшие своё чёрное обличие. Пусть, можно убить из алчности, злости или мести. Но отказываться от своих поступков — самая жалкая низость. Они рыдали, стояли на коленях, умоляли не отбирать их жизнь. Но ни один из них не признал своей вины, пока не заглянул в глаза собственной смерти. В них нет ни честности, ни совести, ни Морали, ни понятия расплаты и наказания. Они проживали жизнь за тех, у кого её отняли. Я же с Вами честна, и не имею смысла отрицать, что Вам обо мне известно. Я готова принять свою смерть, но, как жаль, что из Ваших рук. Вы не тот человек, который заслуживает быть убийцей и до конца своих дней не сможет себя за это простить.
Господин Вайт вновь провел лезвием по моей щеке, и опустил его к шее, пронзая меня острым карающим взглядом.
А леденящие интонации чёрного духа вызывали дрожь по всему телу. Его слова касались меня, минуя любое препятствие.
— Он враг Вам. И потому Ваш долг в том, чтобы карать тех, кто не готов ступить с Вами на путь Справедливости, мисс!
Чёрным духом овладевало возмущение. Он не мог мириться с моим бездействием и покорностью. Ведь его воля впредь была слаба по сравнению с моей жаждой смерти. Я непоколебимо отдавалась во власть взгляда своего нынешнего судьи. Я смотрела ему в глаза, что хранили страх и вечное сомнение.
— Убейте же! — Крики были тщетны. — Что бестолку раздумывать? Как нелегко решать тому, кто перед чертой жестокости, бесчестия и злости. Вы боитесь ступить туда, где всех съедает бессилие?
Его глаза темнели, а душа металась на перепутье. Я продолжала монолог своей мольбы о смерти под звуки хлынувшего с небес дождя. Крыши разрывались от беспощадного стука. Художник молчал, застывая камнем в лике осуждения и порицания.
— Вы желаете убить меня? Или Вы лишь поддались зову чувств и раздирающих душу эмоций? — Мои уста изгибались в насмешливых улыбках. — Вы хотите мести? Либо же равносильного воздаяния за деяния убийцы, господин Вайт?
Беловласый художник схватился за моё плечо и, наклонив голову, вздохнул у моей шеи. Мои волосы шелохнулись. Я ощутила его горячее дыхание. Где-то рядом раздался гром.
— Я не вижу в Ваших глазах ни страха, ни раскаяния. Неужели Вы принимаете смерть как спасение, мисс Эллис?
Вновь заглянув мне в глаза, он хотел увидеть то, что давно искал. Его голос окрасился нотами неподвластной печали. Художник замер, и его рука, надавив лезвием кинжала по шее, вдруг рухнула вниз, не оставив ни пореза, ни царапины. До него дотронулось склизкое и отвратное отчаяние, давившее своим бременем бесконечности.
Я всегда ждала то ли смерть, то ли правду, словно только они могли дать мне ответ. На эти размышления садилась пылью пустота. Все, кто был рядом, всегда презирали меня. Потому в них я не видела людей. Только лишь взирала на пороки, пока не встретила его, чья душа всегда желала спасти меня.
— Многие желали моей смерти, но не убили, многие клялись отомстить, но не отомстили, многие ушли своими утверждениями в небытие. Кто же остался, чтобы убить меня, господин Вайт? Неужели и от ваших рук мне не встретить смерть? А Вы некогда желали спасти меня.
Художник смотрел вглубь моих глаз, и видел там бездну. Бездну, из которой не выбраться и не возродиться прежним. Ту, что захватывает всем своим нутром и тянет к неминуемому падению.
Кинжал выскользнул из его рук. Грохот холодного лезвия слился со стуком дождя и биением грома. Сжимая моё плечо, он вдруг ослабил ладонь. И, проскользив по линии моей руки вниз, художник сплел наши пальцы. Блуждая позади и надменно наблюдая, чёрный дух источал дьявольскую злобу. И этот рык казался невыносимым в тот момент, когда господин Вайт коснулся устами моего виска и прошептал.
— Разве эта кара убийц облегчила Вашу душу, мисс Эллис?
Другой рукой он пригладил по моей спине. Его объятия были тёплыми, как навсегда забытый старый сон о наших встречах.
— Каждый стремится заглянуть ко мне в душу. Но Вы не спасёте её, выворачивая наизнанку, господин Вайт.
Я смотрела в его лик, и чувствовала лишь желание прикоснуться к нему снова. Однако рядом угнетала призрачная Тень. Он всегда стремился заполнить моё сердце лишь чернотой, заливая сполна подобием горького дёгтя.
— Неужели Вы до сих пор любите его, мисс?
Гневный шёпот чёрного духа смешивался с порывами ветра.
Господин Вайт, тоскливо улыбаясь, провёл носом по моей щеке. Его светлые локоны свисали на моё лицо, закрывая вид на разбушевавшуюся чёрную сущность. Он разрывал всё пространство и сам дым в клочья, всё то, к чему мог прикоснуться. Беловласый художник затмевал своим шепотом его ярость.
— Какой бы отвратительной Ваша Истина не казалась для людей, я буду очарован ею, как самым великодушным самопожертвованием во имя искусства. Я всегда любил Вас, мисс, какое бы имя Вы не носили.
Уста беловласого художника накрыли мои губы. И под сияние молнии вопиюще стучал по каменной стене чёрный человек. Схватившись в воротник господина Вайта, я не отпускала его тёплые человеческие объятия в отличие от холодного удушавшего гнёта чёрного духа. Распыляя понапрасну свой гнев, тёмный господин, как бы не пытался, не мог ударить художника. Он явился позади него и призрачной рукой проходил лишь сквозь его силуэт.
— Неужели Вам не страшно умереть той, кого люди этого города будут всегда ненавидеть, мисс Эллис?
Я отстранилась и, не смотря на то, как сильно он сжимал мои плечи, выскользнула, забываясь в смятении.
— Пускай, вера людей обращается в неверие мне и в мои слова. Есть те, кто уверен в правоте моих деяний. Есть стены, которые это слышали и наблюдали, есть пространство, которое проносило это через себя, есть время, которое ведёт счёт этой истории. И мне этого вполне достаточно. Пусть, люди поколениями будут проклинать моё имя. Но всегда останутся вечные спутники этой жизни, которые будут помнить, как же это было на самом деле.
Тело пошатнулось чуть вправо, и я ступила на некие старые бумаги. На раздавшийся шорох господин Вайт наклонился и, взяв, провёл глазами по тем письмам, что я выронила из рук.
— Вы знали, что я не убью Вас? Почему Вы не сказали правду?
Он не мог оторваться ни от моих глаз, ни от писем.
— А есть ли смысл лицезреть слепому гневу?
Когда я ступила на шаг к нему, господин Вайт заправил за ухо прядь моих растрепавшихся волос.
— И кто же убил профессора Вульф?
Он лукаво улыбнулся, когда я проводила его взглядом. Чёрная пелена начала исчезать.
— Как Вы прочли из писем, она могла быть убита своей сестрой в расплату за убийство того, кого когда-то любила.
За стенами всё также лил нескончаемый дождь, не зная спокойствия и мира среди людей.
Эпизод 56
Коридоры академии искусств
Спустя некоторое время после нападения господина Вайта
Я мчалась прочь от навязчивых образов прошлого, что считались бесследно испарившимися на дне исхудалой памяти. Возрождённые сцены поднимались с глубин и сливались с контрастными красками картин. Я задевала их неуклюжими руками, оттого изображения качались из стороны в сторону. В них снова я видела свои портреты. И под властью эмоций было сложно найти равновесие. Пол под ногами словно исчезал и становился незримой и неощутимой нематериальной субстанцией. Я бежала от прошлой слабости и привязанности, спотыкаясь о безжалостность своей судьбы. Ведь не было в моём чёрном сердце ни капли любви.
Из аудиторий доносился грохот. Чёрный дух крушил все шкафы, стулья и мольберты. Он был готов весь мир сровнять с землёй. От его тяжёлой невыносимой ауры содрогались и стены, с потолков сыпалась пыль. Будучи всегда моим самым злостным противником, тем, кто порождал во мне злобу и ненависть, впредь его сущность вызывала лишь сожаление. Он всегда зависел от меня, как тёмная сторона души, как самая падшая часть моей сущности. А теперь словно боялся потерять и меня, и ту ненависть, которая позволяла ему жить. Однако именно та сила помогла мне стать той, кем я была тогда.
Окутанный чёрным туманом, шум разразился на весь этаж. Чёрный дух швырял всё то, что попадалось ему под руки. Рвал старые холсты, бил кулаками в стены. Он был разгневан, зол и всегда ненавидим мной. Однако в тени, в своей обители тёмный господин покорно хранил все мои печали и то тоскливое разочарование в этом мерзком мире. Он не только образ моей ярости и неподвластной злобы. Он — лик моей боли, и лик Справедливости, которую я всегда жаждала воплотить.
Я открыла дверь аудитории, и в стену сразу же был брошен истерзанный табурет. Закружилась голова. И в запястья вцепился ОН, чей взор чернее всякой бездны.
— Почему же Вы покинули его тогда и спешите покинуть сейчас, мисс?
Чёрный дух сковал мои руки, не позволив мне упасть, и приблизился к моему лицу.
— Мой разум навеки болен Вами. Как я могла изуродовать судьбу такого прекрасного человека? На глубине моей гнилой души всё ещё есть некое подобие чести. — Усмешка слетела с моих губ. — Но я бессильна перед тем, чтобы уничтожить зло внутри себя.
Разгневавшись, чёрный дух толкнул меня к стене. Я ударилась, картины пошатнулись. Он был груб со мной, когда вновь сжимал мои руки до красноты. Не позволяя и вздохнуть, тёмный господин укрыл меня во мраке своего плаща и повелевал молчать.
— Я живу в Вас, мисс, я — часть Вашей сущности. Сколько раз Вас убеждать в том, что меня не стереть, не изничтожить из Вашей головы? — Его холодное дыхание всё ближе обдавало моё лицо. — Вы либо полюбите меня, примите моё существование, как что-то неотъемлемое, либо будете целую вечность заливаться ненавистью, когда станете скитаться со мной. И беседы наши будут бесконечны.
Чёрный дух произносил это подобно проклятию. В ответ я схватила его за руки, сплетая полные перстней пальцы.
— И, если бы я осталась с ним, всё равно до скончания веков ощущала бы Ваши прикосновения.
Его цепи зазвенели, когда я, резко вырвавшись из бледных кистей, схватилась за галстук и потянула вниз, пытаясь задушить черного духа. Он слегка улыбнулся. Его призрачный силуэт был намного ощутимее любой иллюзии. Лик опустился перед моим лицом, очаровывая, и его глаза топили в самой тёмной ночи. Она была прекраснее всех иных.
— Вам неприятно видеть меня в чужих объятьях, потому что я забываю о воздаянии, господин из Тени? Ваше чёрное обличие ведь всегда должно напоминать о нём, ведь так?
Он наклонил голову ещё ближе, и я утопала в его бездонном взгляде. Я хотела понять его сущность и принять всю ту боль, которой сама награждала.
— Вы особенно прекрасны, когда объяты мраком моего силуэта.
Его злоба отступила, когда мои ладони коснулись его щёк, окутанным мертвым холодом. Пальцы провели ниже, укалываясь о жёсткую щетину. Я читала в его потухших, отдававших ныне цветом грозовых серых туч глазах сожаление.
Ему не хватало человеческого понимания и тепла. Он был как мертвецом, запертым в моём теле. Тёмный господин отражал облик чёрных затхлых глубин моей души. Его руки упали на мои плечи, сжимая всё крепче. Наклонив голову, чёрный дух припал к моей шее. До меня дотронулась невыносимая тяжёлая печаль. После поцелуя в висок он опустился к моим губам. И его уста замерли. Словно он не желал, чтобы мой больной разум пошатнулся ещё сильнее. Горькая ухмылка проскользнула по его губам. Очарованная собственной Тенью, могла ли я совершать что-то во благо человечества? Чёрный дух не позволил себе сделать тот шаг, застыв с глазами сочувствия и боли, так несвойственной ему. А я, сжав его руку, поцеловала в щеку тёмного господина. Его глаза вернули прежний чёрный окрас. Не хотя, я убрала ладонь с его лица.
— Как убийца мог разглядеть в человеке что-то прекрасное, полюбить его? Это абсурд, не находите?
С того момента он стал необычайно разговорчив, словно я познала его сущность. И между нами не существовало разных вселенных. Казалось, время обернулось вспять, когда в далёком детстве беседы с ним были приятны.
— Это свойственно всем людям, кому-то — в большей степени, кому-то — в наименьшей. Вы не машина и не робот с изъянами, которые допустил создатель. Быть может, с нравственной точки зрения Вы уже и не человек, но остаётесь им, как вид. А у человека существуют тёмные стороны его сущности. И каждый человек имеет слабость. Любой бы, видя кругом только грязь и пороки, удивился, когда заметил бы свет в человеческой душе. Господин Вайт согрел Ваше сердце, когда как иные насмехались, унижали и презирали Вас.
Я не могла отвернуть от него взгляда, смотря на то, как он без осуждения и ненависти вёл рассказ.
— А в любом ли человеке есть Свет?
Он вновь усмехнулся в своей обычной манере, укладывая руки в карманы.
— Забавно задавать этот вопрос мне, мисс. Какой чёрной сущности души понравится рассказывать о существовании светлой сущности?
Чёрный человек погрузился в довольно игривое настроение, когда я бы посчитала его неплохим собеседником.
— А у кого же мне спрашивать? Вы обитатель мира внутри меня. Порой мне кажется, что я его совсем не знаю, кто там живёт, есть ли кто-то живой там кроме Вас и мисс Фэйл. Кто же она для Вас? А, быть может, мой мир давно разрушен и забыт. Лишь среди руин вечно тлеют тела и души тех, кого я уже не помню.
Я забылась в раздорах с самой собой, когда начала думать о черноте своей души. Меня начали переполнять эмоции, когда ОН усмирил их, взяв мою руку.
— Мисс Фэйл — лишь проекция, иллюзия Вашего прошлого образа, мисс. Она — юная Ева Эллис или же Юджиния Кэрринфер, хранящая все Ваши старые воспоминания и чувства. Её руки чисты, потому что её лик отражает Вашу сущность до падения.
Я вспоминала её тёмные волнистые, временами непослушные волосы, и как она хотела уберечь мою душу от Тьмы. Костлявая бледная рука чёрного духа провела по моей голове, убрав прочь эти мысли.
Эпизод 57
Вечер
Академия искусств
Холл третьего этажа
Я поднималась по лестнице, когда моя Тень блуждала позади меня. Меня беспощадно пожирали сомнения. Ведь убийца был ближе, чем когда-либо до этого. И неужели я знала его? Тайны расстилались предо мной, но я упрямилась, закрывая глаза перед их ликом. Хотя тропа вела меня к Истине.
Ступени были высокими. Какие-то их части вовсе разрушились. Лестница расстилалась в ширину целого холла и потом разветвлялась на две, закругляясь в другую сторону. Сверху мне навстречу, опираясь на перила, шёл господин Дэвот, седовласый художник, занимавший прежде пост предводителя деятелей искусств. Как только он заметил меня, улыбка не покидала его лица.
— Я искал Вас, мисс Эллис.
Я замерла то ли в смятении, то ли в пустом безразличии.
— Неужели Вы тоже хотите убить меня?
Он с гордой уверенностью отступил от перил, поднимая свой взор.
— У меня нет к Вам ненависти, мисс Эллис. Вы спасли нас.
Старый мастер вопиюще отрицал все сомнения и раздоры внутри себя и внутри этой маленькой касты.
— Но Вы ведь все знаете, кто я. Все художники прячут здесь за своими же спинами убийцу. Но Вы можете мне ответить, почему?
Расправив руки в стороны, я искренне не понимала их поведения.
— Потому что Вы спасли наши жизни, не взирая ни на человеческую Мораль, ни на взгляды нынешнего общества.
Господин Дэвот присел на ступени, созерцая творения прошлых столетий, что украшали стену коридора.
— Вам не страшно осознавать, что я когда-нибудь убью и Вас, господин Дэвот?
Художник проводил взглядом по бесконечному пространству из полотен.
— Как и все, я наблюдал, как Вы убивали людей. Но люди ли это были? Разве не чудовища истязают слабых? Быть может, не напрасно их называют волками? Вы боролись не только с ними, но и с самой собой. Раз за разом убивая, не желали этого. Ненавидели себя, презирали, царапали лицо, колотили руками голову. Господин Вайт считает, что в Вас поселилась Тьма, что Вы больны. Это он пытался убить Вас?
Рассказывая, господин Дэвот принуждал меня снова воплощать в памяти яркими вспышками те сцены. Они истязали мой разум.
— Господин Вайт переосмыслил свои приоритеты.
Старый художник не от лютой злости опустил кулак к ступеням, а от небольшого огорчения. Мои глаза накрыл туман. Старый мастер продолжал утверждать словно самому себе.
— Я ведь уверял его не спешить со своими умозаключениями. В моём роду принято уважать тех, кто спасает от гибели.
Все очертания бледнели, силуэты размывались. Я медленно теряла любые мысли. Меня подхватил господин Дэвот. И я вновь открыла глаза, расположившись на лестнице.
— Вы, верно, не спали всю ночь, мисс Эллис. Вас мучает бессонница?
Седовласый художник обеспокоенно всматривался в моё бледное лицо.
— Бессонница намного лучше кошмаров, лучше беспамятства во сне. Пока я не сплю, люди не умирают, господин Дэвот.
Он понимающе снова перевел взгляд на картины. И я, взглянув на них, вспомнила очертания обители слуг Закона.
— Вы знали, что все коридоры здания стражей завешаны картинами и эскизами некоего художника, господин Дэвот? Но ни единой похожей подписи я не встречала в академии искусств. Кто же он? — Мой тон был несколько дерзок и груб. — И почему так ценны его произведения в обществе, которое изгнало искусство?
Заинтересовавшись, седовласый творец словно знал ту таинственную личность.
— Вы можете показать эту подпись?
Вынув из кармана порванный фрагмент старого полотна, я протянула его господину Дэвоту. Он надел очки и то ли с восхищением, то ли с жуткой тоской окунулся в старые года.
— Как много лет я не видел её творений. С большим трудом она выстраивала свой Идеал, пока не обрушила всё в злосчастный момент. Юной художницей она покинула путь искусства.
Я немедля вопрошала.
— Кто же она?
Художник с сожалением опустил веки, понимая, что время настало.
— Мисс Августа Вульф, сестра предводителя деятелей искусств. Ныне она может носить совсем иное имя.
В горечи он сжал клочья старой картины.
— Вы узнали её при нападении, ведь так? И, не разглашая никому её обличие, Вы лишь подчинялись приказу предводителя, господин Дэвот? Но неужели здраво слушать женщину, которая, наплевав на жизни слуг искусства, хотела спасти свою обезумевшую сестру?
С верхнего этажа раздался шум чьих-то приближавшихся беглых шагов. Стук обуви по ступеням затих. Спустившись, некто остановился за моей спиной. Господин Дэвот, дёрнувшись, встал, с испугом наблюдая явившегося человека. Я же не повернула головы, внимая его громогласные речи.
— Убийца больше не будет скрываться за нашими спинами! Мы дали Вам убежище. А Вы убиваете хранителей искусства, мисс Эллис! — Его крик эхом разносился по коридорам. — Профессор Вульф ошиблась, наградив нашей тайной. Пришёл бы час, и Вы бы отправились на эшафот. Но, увы, так тягостно ожидание… Не могу терпеть мысли о том, что совсем скоро не проснусь. Вы враг художникам, мисс Эллис. Я готов убить Вас ради покоя в моей душе.
В шорохе замельтешили шаги. Господин Дэвот занервничал и подбежал к человеку, что был за моей спиной. Возникла некая суета. Я обернулась и увидела будто обезумевшего господина Коварда. В руках у него блестел клинок, коим он решился убить меня.
— Как Вы смеете судить её, если мисс Эллис спасла нас от волков, господин Ковард?
Старый предводитель стал бороться с помутнившимся рассудком художника, схватив руку с оружием. Между ними развязалась ссора.
— Она не спасла предводителя. И кто же взвалит на плечи бремя за её убийство? Профессор Вульф истекала кровью у меня на глазах. И кто же посмеет занять этот пост после неё?
Господин Ковард ехидно усмехнулся, со злобой вырывая клинок у старого друга. Это было начало раздора.
— А кто же помимо неё возродит надежду на возрождение искусства, господин Ковард? — Прошлый предводитель явно переоценивал меня, облачая слова в приторный оттенок лести. — Не она ли единственная, кто впервые за столько лет войдя в эту разрушенную обитель, не презирала нас, а взяла в руки кисть и воссоздавала, заменяя нам, картины навсегда ушедших учеников?
Оба великих мастера застыли в тревоге, сердито поглядывая друг на друга, когда по ступеням раздался ещё один стук. С лестницы спустился господин Вайт, позади в слезах следовала миссис Сэд. Все перевели взгляд на них и на дряхлое пожелтевшее полотно, сложенное в свиток. Беловласый художник раскрыл изображение. Оно было с нелегким трудом склеено из мельчайших клочьев, что обычно разрывали волки. Господин Дэвот с горькой досадой лицезрел этот портрет, отвернув взгляд, забывшись в глубоких размышлениях. Его товарищ надменно усмехнулся над глупостью всех творцов. Миссис Сэд продолжала рыдать, устилая слезами лицо. Ей удалось воссоздать полотно из оставшихся фрагментов, когда волки явились за ней прошлой ночью. Она выполняла этот эскиз самой последней из всех старых мастеров. Господин Вайт представил проклинаемый всеми художниками портрет моему вниманию, повернув полотно.
— Вы, верно, знаете, кто она, мисс Эллис.
Передо мной было показано изображение женщины, чьи глаза холодили как лёд. Чёрные волосы свисали до плеч. И в её суровом лице я более не видела справедливого суда. Считая её надеждой нового мира, мне пришлось усомниться в той Истине.
— Она — убийца искусства, господин Вайт.
И все мы прозрели в тот миг, когда я произнесла её имя и титул. Мир застыл. Надежды обрушились пеплом. И всё обратилось в прах. Сжигая весь город дотла, я верила лишь ей. Той, кто смогла бы поднять с колен Мораль и человечность в рядах стражей, лекарей и иных каст.
Издали послышались приглушённые шаги. Пошатнулись картины, и в академию проникли силуэты в чёрных мантиях. По моему возгласу художники помчались прочь. И я, в исступлённом плену собственных эмоций, встретила её, появившуюся с гордо поднятой головой из коридора. Фигура вышла на свет и остановилась посреди просторного холла. Я же застыла на небольшом возвышении лестницы. Когда, оберегая художников, не хотя убегал господин Вайт, он поверил мне, что я последую за ними, и обронил восстановленное полотно с портретом. Оно опустилось у ног той, кого я прежде уважала. Но теперь передо
мной надменно улыбался, не знавший жалости, убийца искусства. И за её спиной величественно развевалась мантия предводителя всех стражей и каст.
— Вы предали искусство, госпожа Хайден.
Она всегда знала, где я, где тот предатель и изгнанник, который хранил на себе венец и смерти, и боли этого города, и клеймо всех убийц.
Наступив на собственный портрет, она поднялась на пару ступеней, когда силуэты стражей шелохнулись и сковали мне руки с двух сторон. Предводитель приблизилась, и, вцепившись когтями в подбородок, наклонила мне лицо. В жуткой ухмылке изогнулись её уста.
— Завтра все узнают о том, как Вы убили последних художников, госпожа Кэрринфер. И никто Вам не поверит. Ведь убийца, изгнанник и враг Лоэрфолла должен быть казнён.
За стенами раздались истошные крики, их заглушили выстрелы, бесследно стерев последних художников с лица земли. Позади я почувствовала холодные объятья чёрного дыма.
— Позволите ли Вы убить её, мисс?
Он положил голову мне на плечо, потирая рукоять кинжала в ножнах, что всё ещё висели на моём поясе. Стражи больно сдавили запястья. Мне словно нечем было дышать. Ведь я считала её правой и достойной называться предводителем. И в лютом огорчении я отказала своей Тени, предпочитая встретить смерть, как убийца. Пустота снова заполонила мою душу, отравляя отчаянием и тоской. Впредь опустошился весь мир, оставшись навеки без искусства.