Этот дневник принадлежит Драко Малфою

14 ноября Дорогой дневник! Сегодня я проснулся ни свет ни заря. Хотя, какой там свет! Если верить зачарованному потолку в Большом Зале, день намечается пасмурный, с грозой. Но настроение у меня преотличное! Ведь сегодня я впервые должен играть сразиться с Поттером за золотой снитч! Гриффы сидели за своим столом притихшие и хмурые, как тучи на зачарованном потолке. Ну ещё бы! С нашими-то мётлами у них нет против нас никаких шансов! Жду не дождусь полудня, когда мы с Поттером наконец-то встретимся в воздухе. Только он и я. Один на один. Готовься к позорному поражению, Шрамоголовый! Отец обещал быть на моём первом в жизни матче, так что я просто не могу позволить себе ударить в грязь лицом. Я поймаю снитч первым, дорогой дневник, чего бы мне это ни стоило! 15 ноября Дорогой дневник! Вчера я попал в Больничное Крыло, поэтому не смог рассказать тебе, как прошла игра. Чёртов Поттер, чтоб его мантикора сожрала! Впрочем, обо всём по порядку. По свистку тренера Хуч мы взмыли в свинцовое небо, и я тут же ринулся поприветствовать Поттера, а заодно продемонстрировать ему великолепные качества моей новенькой метлы. — Эй, Шрамоголовый! — дружелюбно крикнул я, нарезая круги вокруг чем-то недовольного Поттера. Придурок ничего не ответил мне. Подумаешь, фу ты-ну ты, «знаменитый ловец»! Задавака несчастный! Не успел я обидеться, как в воздухе начали твориться странные вещи. Один из близнецов Уизли послал бладжер в Эдриана Пьюси, а мяч внезапно повернул на полпути и устремился к Поттеру. Я уж было забеспокоился, что останусь без соперника в первые же пять минут (какой будет тогда интерес играть дальше?), но Шрамоголовый чудом увернулся и злобно зыркнул на меня, словно это я тут размахиваю битой, как тупой тролль. Близнец Уизли тоже испепелил меня взглядом (а этому-то я что сделал?) и мощным ударом биты отправил бладжер прямиком в меня. Я даже не успел испугаться, как вдруг мяч снова развернулся и с упрямством голодного взрывопотама понёсся на Поттера, шарахнув его по башке, хвала Мерлину, несильно. (Я повторяю, дорогой дневник, какой мне интерес, если Поттер кувыркнётся с метлы в самом начале игры? Я так долго мечтал об этом поединке в небесах!). Шрамоголовый прибавил скорости и усвистал на другой конец поля, а взбесившийся мяч — за ним! Что тут, боггарт задери, происходит?! По правилам, бладжеры не гоняются за кем-то одним (даже если этот «кто-то» — распрекрасный святой Поттер), а выбивают как можно больше игроков! Я вспомнил, как наш домовой эльф Добби этим летом во время моих нескончаемых тренировок заколдовывал бладжер, заставляя меня носиться туда-сюда, точно угорелого книззла, чтобы избежать удара. Такое чувство, дорогой дневник, что кто-то зачаровал этот бладжер тем же самым заклинанием, чтобы он до конца игры преследовал одного лишь Поттера! И этот «кто-то» явно не пылает к нашему очкарику добрыми чувствами. Тем временем зарядил дождь. Капли шлёпались на лицо, а Поттеру залило дождевой водой его дурацкие очки. Если Грейнджер до сих пор не удосужилась обучить своего бестолкового друга Водоотталкивающим Чарам — могла бы и сама обработать его уродские стекляшки! А ещё считает себя умной, пф! Вот если бы я был его другом… — Шестьдесят — ноль, ведёт Слизерин, — недовольно прокомментировал Ли Джордан. Разве справедливо, дорогой дневник, что матч комментирует представитель заинтересованной стороны? Чокнутый бладжер продолжал носиться за несчастным Поттером, а оба близнеца метались вокруг, бестолково размахивая битами. Всё это, вкупе с залитыми водой очками, совершенно не облегчало Поттеру задачу отыскать снитч. В конце концов гриффиндорцы взяли тайм-аут и под оглушительный свист и улюлюканье наших болельщиков спустились вниз и собрались вокруг сердитого Вуда. Приземляясь, я явственно услышал, как один из Уизли злобно выкрикнул: — Это всё дело рук белобрысого! Иначе почему этот бешеный бладжер только Гарри хочет прикончить? Ага, ну конечно, а ещё я дождь наколдовал, чтобы Поттеру обзор ухудшить. Криво ухмыляясь, чтобы скрыть внезапную обиду, я подошёл к своей команде. Наши веселились вовсю, изображая, как Поттер с ошалелым видом уворачивается от преследующего его мяча. Гриффиндурки тайком от мадам Хуч грозили нам кулаками. Минут через пять мы по сигналу тренера поднялись в воздух, и тут же снова раздался свист безумного бладжера. Поттер поднимался всё выше и выше, камнем кидался вниз, входил в штопор и выписывал в воздухе зигзаги. Мяч явно уступал ему в маневренности, и я невольно залюбовался. Зрители на трибунах хлопали и смеялись. Идиоты! Чему тут радоваться? Можно подумать, Поттер по доброй воле выписывает все эти кренделя! Если честно, на Шрамоголового уже было жалко смотреть. Мяч-убийца просвистел у него над ухом, чуть не снеся башку, и Поттер, пытаясь уйти от него, завертелся волчком. — Учишься балету, Поттер? — крикнул я, чтобы немного взбодрить своего соперника. Он мгновенно обернулся, словно я дёрнул за невидимую верёвку, кинул на меня свой фирменный, полный бурлящей ненависти взгляд и вдруг застыл на месте, уставившись на моё левое ухо. Вот идиот! Воспользовавшись заминкой Шрамоголового, обрадованный мяч со всей дури врезался ему в руку, едва не сбив с метлы. А в следующий миг Поттер уже на всех парах нёсся ко мне с таким зверским видом, что я, испугавшись (поди знай, что на уме у этого шрамированного!), отпрянул в сторону, врезался в квиддичный столб и рухнул на землю. Никогда в жизни я не испытывал такой ужасной боли, дорогой дневник! Мне казалось, что весь воздух покинул мои лёгкие, голова закружилась, а уплывающее сознание подкинуло картину с мокрым, как мышь, всклокоченным Поттером, который торжествующе сжимал в руке золотой снитч! Долгих пару минут я лелеял надежду, что меня посетила галлюцинация, обусловленная сильным ударом о твёрдую поверхность стадиона, но, различив в рёве болельщиков: «Пот-тер, Пот-тер! Гриффиндор!», понял, что имею дело с суровой реальностью. Чёртов Поттер! И словно ему мало было того, что он выхватил у меня из-под носа мою блестящую победу в первом матче, так этот придурок ещё ухитрился заработать травму, из-за которой всё внимание мадам Помфри переключилось исключительно на него и его бескостную руку. — Нечего тут ломать комедию, мистер Малфой! — грубо оборвала меня наша целительница, стоило мне чуть погромче застонать, лёжа на жёсткой больничной койке. — Вот у мистера Поттера — настоящая проблема, не то что у Вас! Шутка сказать — ему предстоит всю ночь выращивать кости! Старая курица! Можно подумать, кто-то виноват, что Поттер такой идиот: нечего было позволять этому мошеннику и пустозвону Локхарту колдовать над своей сломанной рукой. Я даже поёжился от фантомной боли, когда Панси, взвизгивая от смеха, поведала мне, как наш преподаватель ЗОТИ с умным видом избавил Поттера от кости, пока я валялся на поле в отключке. — Зато теперь рука не болит! — Панси очень похоже изобразила жизнерадостный возглас этого горе-целителя. — Нет кости — нет проблемы! — А… — я вдруг в ужасе вспомнил, что среди зрителей был и мой отец, явно рассчитывавший, что я проявлю себя, как талантливый ловец, — Панси, мой отец, он… — О, — помрачнела Панси, — мистер Малфой был очень недоволен тобой, Драко. Он… он даже не подошёл к тебе, пока ты лежал там, на поле, без сознания… — Не мелите чепухи, мисс Паркинсон, — сердито пропыхтела проходящая мимо с бутылкой «Костероста» Помфри, — нечего устраивать драму на пустом месте! Конечно, мистер Люциус Малфой волнуется за своего сына! Он дал мне необходимые указания касательно его лечения и отбыл по важным министерским делам. В конце концов, Драко — не маленький мальчик, чтобы папочка держал его за ручку, пока он пьёт горькое зелье. Зато Шрамоголового держало за руку чуть ли не полшколы, когда он сдуру сделал большущий глоток «Костероста» (редкостная гадость!) и, выпучив глаза, выплюнул мерзкое зелье на мантию сердобольно склонившегося к нему Уизела. — Флинт тоже недоволен тобой, — озабоченно нахмурившись, сообщил Блейз. — Слышал бы ты, как он орал, когда Снейп отлевитировал тебя со стадиона: «Упустить снитч, который висел у самого уха! Даже сквиб, который метлу только для уборки использует, сыграл бы лучше! Надо было прислушаться тогда к словам этой маленькой лохматой грязнокровки!». Но знаешь, дорогой дневник, как бы я ни ненавидел Грейнджер, которая болтает обо мне всякие глупости, есть в Хогвартсе человек, которого я ненавижу в сто, нет, в тысячу раз сильней: Гарри! Чёртов! Поттер!!! Ведь это из-за проклятого везучего очкарика отец так сильно разочарован во мне, из-за этого шрамоголового выпендрёжника мне придётся рвать жилы на тренировках, чтобы заставить Маркуса Флинта смилостивиться и забыть о моей неудаче. ***** Итак, дорогой дневник, сегодня рано утром старая карга Помфри вытолкала меня взашей из лазарета, обозвав симулянтом, несмотря на то, что у меня всё ещё жутко болит ушибленная голова и отбитый копчик, а ночью меня мучили галлюцинации. Представляешь, дорогой дневник, проснувшись ночью от громких стонов Поттера (ага, и кто у нас тут ломает комедию?), я, как наяву, увидел сидящего на его кровати нашего домовика Добби! (Крепко же я приложился головой о землю!). Воображаемый Добби укоризненно выпучил на меня свои глаза-снитчи и щёлкнул пальцами, снова погружая меня в глубокий сон. Когда я проснулся в следующий раз, то увидел, как Дамблдор в халате и ночном колпаке и МакГонагалл с сеточкой для волос на голове вносят в палату каменную статую и кладут её на больничную койку. Привидится же такая чушь! Думаю, дорогой дневник, что если подобные дурацкие галлюцинации не прекратятся, мне стоит написать маме и попросить, чтобы она записала меня на приём в больницу святого Мунго. Ведь наша школьная целительница, похоже, считает, что только драгоценные травмы распрекрасного Поттера достойны её внимания. 16 ноября Дорогой дневник! Оказалось, одна из моих ночных галлюцинаций в Больничном Крыле вовсе не была галлюцинацией. Сегодня в школе только и было разговоров, что о новом нападении. На этот раз жертвой стал мелкий фотограф-липучка Колин Криви. Неизвестный проклял его Заклятием Оцепенения, как Филчеву кошку. То, что я в полутьме больничной палаты принял за статую, было окаменевшим, безжизненным телом гриффиндорского малявки. Кто же теперь будет документировать для благодарных потомков каждый шаг святого Поттера? Я вовсе не рад, дорогой дневник, этому ужасному происшествию, что б там себе ни думала грязнокровка Грейнджер, которая уже раз двадцать сегодня пыталась заавадить меня взглядом. На самом деле мне жутко не по себе от того, что по школе бродит какой-то монстр и превращает в камни докучливых малявок и мерзких кошек, как бы меня эти самые малявки и кошки ни раздражали. 20 ноября Дорогой дневник! В школе началась настоящая паника. Первокурсники даже в туалет поодиночке ходить боятся. Повсюду в коридорах в тайне от учителей торгуют защитными талисманами и амулетами. Даже Панси не удержалась и купила себе какой-то дурацкий и, на мой взгляд, совершенно бесполезный браслет из красных шерстяных ниток с нанизанными на них белыми бусинами. Вряд ли нам, как чистокровным волшебникам, вообще что-либо грозит, но на всякий случай мы, слизеринцы, тоже держимся вместе в школьных коридорах. Плакса Лонгботтом уверен, что станет следующей жертвой чудовища из Тайной Комнаты, потому что его способности к колдовству почти не отличаются от «магических способностей» среднестатистического сквиба. Что ж, по крайней мере, он не такой хвастливый и самонадеянный, как остальные гриффиндорцы. Умным Лонгботтома тоже не назовёшь, дорогой дневник, учитывая, что он приобрёл самые нелепые талисманы, какие только можно себе вообразить: огромную луковицу, заточенный красный кристалл и гнилой хвост головастика! * 21 ноября Дорогой дневник! Сегодня профессор Снейп вызвал меня в свой кабинет. чтобы я мог поговорить по камину с отцом. Хвала Мерлину, папа уже не так разгневан из-за моего проигрыша. Оказывается, отцу, как председателю Попечительского Совета Хогвартса, стало известно о случившихся в школе нападениях. Он сразу успокоил меня и заверил, что мне, как чистокровному волшебнику и наследнику древнейшего магического рода, абсолютно нечего бояться и незачем покупать всякие дурацкие амулеты. Представляешь, дорогой дневник, оказывается, пятьдесят лет назад, ещё задолго до того, как мой отец учился в Хогвартсе, Тайную Комнату уже открывали! В тот раз тоже произошло нападение неизвестного монстра, в результате которого погибла студентка-грязнокровка. Я невольно вздрогнул, представив, что этот надоедливый Криви никогда не проснётся, а так и будет до скончания веков лежать в Больничном Крыле каменным изваянием. Бр-р-р! Пусть уж лучше прыгает вокруг Поттера, щёлкает своей камерой, выпрашивает автографы… Да пусть хоть ботинки Поттеру вылизывает — мне-то что за дело до этого! — Виновного тогда поймали и посадили в Азкабан, — успокоил отец, видимо, заметив, как я побледнел. — И, повторяю, Драко, тебе бояться абсолютно нечего. Всё, что происходит в данный момент в Хогвартсе — благое дело. Дело рук наследника Слизерина. — Ты знаешь, кто стоит за нападениями в этот раз, верно, отец? Пожалуйста, скажи мне! Возможно, я смогу помочь ему. Я тоже всей душой ненавижу грязнокровок! Я подумал, дорогой дневник, что смогу убедить этого загадочного наследника с позором вышвырнуть грязнокровок из школы, вместо того, чтобы превращать их в камни или, упаси Мерлин, убивать, как пятьдесят лет назад. Я, например, мог бы придумать тысячу и один способ подставить несносную Грейнджер, которая снова написала эссе по трансфигурации лучше меня! Впрочем, если она внезапно окаменеет и проваляется в Больничном Крыле до конца учебного года — это тоже будет неплохим вариантом. Ведь тогда эта зубрила пропустит кучу занятий и завалит все экзамены! — Не лезь в это дело, Драко! — прервал мои прекрасные мечты отец. Выражение его лица недвусмысленно дало мне понять, что если я ослушаюсь его приказа, то он лично превратит меня самого в каменную статую до конца учебного года. — Пускай наследник делает своё дело. А твоё дело, сын — стать лучшим на курсе в учёбе, даже в том случае, если ваша маглорождённая умница сумеет избежать участи остальных грязнокровок. И, конечно же, без устали тренироваться, чтобы я больше не был вынужден испытывать такой стыд, как во время недавнего матча с Гриффиндором. Надеюсь, ты хорошо понял меня, Драко? — Я понял, отец, — я смиренно опустил голову, в которую вдруг пришла гениальная мысль. — Можно ли мне остаться на Рождественские каникулы в Хогвартсе, чтобы посвятить праздничные дни чтению учебной литературы в библиотеке и тренироваться на школьном стадионе? Я затаил дыхание. Отец, не почуяв подвоха, милостиво изогнул уголок рта, что должно было означать одобряющую улыбку: — Что ж, сын, твоё рвение весьма похвально. Думаю, ты заслуживаешь быть наказанным за свою нерадивость в учёбе и неуклюжесть на квиддичном поле. — (Я опустил голову ещё ниже, боясь спугнуть удачу). — Ты останешься на каникулы в Хогвартсе и будешь упорно трудиться вместо того, чтобы приятно проводить время со своей семьёй на Рождественских приёмах и банкетах. ***** Да! Да! Да!!! Дорогой дневник! Я остаюсь на каникулы в Хогвартсе и смогу провести время от души попортить жизнь Поттеру, которого, как я теперь знаю, никто не ждёт в Рождество в его варварском магловском мире!