Этот дневник принадлежит Драко Малфою

6 января Дорогой дневник! Сегодня я целый день усиленно намекал Поттеру, что мне известно об их с Уизелом визите в слизеринскую гостиную под Обороткой. Подкараулив его у шкафа с ингредиентами на зельеварении, я демонстративно залюбовался сушёными златоглазками. Эти насекомые с зеленоватыми сетчатыми крылышками и глазами, отливающими золотистым блеском, являются, как известно, одним из ключевых компонентов Оборотного Зелья. — Хороши, златоглазки, а, Поттер? — небрежно поинтересовался я, ожидая, что он непременно вздрогнет и насторожится. Но, к моему удивлению, Шрамоголовый и ухом не повёл! — О, их тут как раз ровно двенадцать! * — сделал я ещё одну попытку. Поттер уставился на меня так, словно у меня вдруг выросла вторая голова. — Отстань, Малфой! — подскочил к нам Уизел. — Гарри, смотри в оба, как бы он не подкинул чего в наш котёл! Я фыркнул и недоумённо пожал плечами. На гербологии я, проходя мимо работающих в паре Поттера и Уизли, бросил им в ведро охапку спорыша: — Держи, Шрамоголовый, авось пригодится! — Проваливай, Малфой, — зашипел Уизел, — ещё раз швырнёшь сорняки в наше ведро… Сорняки? Серьёзно?! Не произвело должного впечатления и моё предложение поделиться адресом знакомого продавца пиявок в Лютном. Придурки переглянулись в безуспешных попытках понять, к чему я клоню, и в чём, собственно, заключается насмешка. Видит Мерлин, дорогой дневник, в этот момент их лица были так похожи на лица моих приятелей Винса и Грега, что и Оборотка не понадобилась бы! И вот тут, дорогой дневник, до меня внезапно дошло, насколько напрасны все мои тонкие намёки. Эти двое идиотов и понятия не имеют, что входит в состав Оборотного Зелья, ведь его, скорее всего, готовила их «мамочка» Грейнджер! Кстати, кажется, я не видел нашу надоедливую грязнокровку с того самого дня, как Поттер и Уизли гостили в моих апартаментах под личиной моих друзей. Не хочется признавать, дорогой дневник, но на уроках без этой докучливой всезнайки даже немного скучно, ведь мне совершенно не с кем соревноваться за лучший балл. Тео, безусловно, мог бы составить мне достойную конкуренцию, если бы не читал во время лекций свои заумные философские трактаты и не пытался самовольно модифицировать каждое заклинание, вместо того чтобы точно следовать инструкциям профессоров. Ходят слухи, что заучка Грейнджер стала новой жертвой кровожадного наследника Слизерина, но я, если честно, склонен сильно в этом сомневаться, дорогой дневник! Уж слишком спокойно ведут себя Поттер и Уизли. К тому же, вряд ли бы они каждый вечер так подолгу торчали в Больничном Крыле, если бы их подруга представляла собою безмолвную каменную статую. Подозреваю, что, чем бы ни болела противная грязнокровка, у неё хватает сил и энергии проверять домашние задания своих бестолочей-друзей. Вчера я случайно подслушал, как Уизел предлагал Поттеру отнести зубрилке кошачьи игрушки, мол, эти пищащие резиновые мышки непеременно должны понравиться Грейнджер в её «теперешнем состоянии». Но сколько я ни ломал голову, дорогой дневник, так и не смог догадаться, что за болезнь одолела нашу грязнокровку, возможно, это что-то магловское? Кошачий грипп, например, или чем там болеют несчастные маглы? 16 января Дорогой дневник! Наш любвеобильный Блейз встречается теперь с рейвенкловкой Мэнди Броклхерст. Она развлекает его загадками и заковыристыми вопросами, на которые студенты факультета умников вынуждены отвечать, чтобы попасть в свою гостиную. Вопрос каждый раз новый, так что не стоит тешить себя надеждой, что разгадав загадки Мэнди, мы сможем пробраться в чужую гостиную. Зато теперь понятно, почему у этих рейвенкловцев всегда такой немного прибабахнутый вид. Сегодня вечером Блейз собрал нас в гостиной и предложил посоревноваться в сообразительности. Напустив на себя важный вид, наш друг заунывным голосом продекламировал: — Мёртвых оживляет, Нас смешит, а порою — печалит. Рождается вмиг, Гибнет, когда ты старик. — Воскрешающий камень! — даже не удосужившись дослушать до конца, завопила Панси и окинула нас всех торжествующим взглядом. — О нём упоминается в «Сказках барда Бидля»! Тео, который сидел поодаль, уткнувшись в толстенную книгу: «Беседы у Чёрного озера. Философские споры Годрика и Салазара», насмешливо фыркнул. — Что?! — вскинулась Панси. — Я читала их, когда мне было пять! Этот камень оживляет мёртвых. Сначала ты смеёшься от радости, что они ожили, а потом печалишься из-за того, что они больше не могут быть счастливы в нашем мире, как та девушка — возлюбленная среднего брата! ** — Память, — бросил Тео. Мы повернулись к нему, снедаемые любопытством. — Наша память оживляет мёртвых, — объяснил Нотт. — Моя мать умерла, когда я был совсем ребёнком. Но, когда я вспоминаю, как она пела мне «Колыбельную звёздных фей», как колдовала над цветочными клумбами в нашем саду — она словно живая перед моими глазами… Мы потрясённо молчали. У Тео умерла мама. Конечно, мы знали об этом, но… Да такое даже представить себе невозможно, дорогой дневник! Кстати, у Поттера тоже нет матери. И знаешь, дорогой дневник, я бы совсем не был против, чтобы моя мама присылала и ему сладости и подарки. Если бы он, конечно, был моим другом! Но этот придурок выбрал рыжего нищеброда Уизела, так что пусть довольствуется уродскими колючими свитерами и дурно пахнущими пирогами, которые присылает ему толстая уизлевская мамаша! — Ладно, — прервал это довольно-таки тягостное молчание Блейз, — вторая загадка, если позволите. — Давай уже, не тяни! — поторопила Панси. — Всё ему покорится: Зверь, цвет, лист, птица, Железо, прочный меч — Ничто не уберечь. Пойми: наша доля — Принять его волю. — Ну, это — легкотня! — заявил Винсент, невероятно довольный собой. — Это — Тот-Кого-Нельзя-Называть. Отец говорит: он обязательно вернётся и покорит всех. Он накажет тех, кто предал его, всех, кто, как паршивые крысы, перебежал на сторону победителей. При этом он как-то странно взглянул на меня. Я пожал плечами. Панси вздрогнула. Тео закатил глаза и уткнулся в книгу. Милли зарылась лицом в мех Морганы, а Грег пробасил: — Если его нельзя называть, то как он может быть ответом на вопрос, ты, тупица! — Ну-у, в любом случае, это — неправильный ответ! — Блейз вмешался в назревающую ссору. — Верный ответ — время. — Время? — озадачился Грег. — Ну да, время. Со временем всё стареет, ржавеет, вянет, приходит в негодность, умирает… — Я не собираюсь стареть! — заявила Панси. — Пусть стареют маглы и грязнокровки. А я изобрету зелье вечной красоты и молодости и… — Угу, — хмыкнул из-за своего фолианта Тео, — сначала исправь свои плачевные оценки по зельеварению, красотка. Панси надулась и кинула в Тео мышкой-ледышкой. — Ладно, ладно, — Блейз вновь взял на себя роль миротворца, — хотите услышать третью загадку — самую сложную и зловещую? Мы превратились в слух. — Прячься в тени иль при свете дня: Время придёт — ты встретишь меня. Я уловлю малейший вздох, Тебя обхитрю, застану врасплох. — Ну и что тут сложного? — разочарованно протянула Панси. — Ясно, как Люмос, что это — наследник Слизерина. Верно, Драко? Да что вы все, сговорились, что ли?! Я вам что, его подельник? Правая рука? Распиваю с ним чаи в Тайной Комнате, а потом брожу по школе и «застаю врасплох» беззащитных кошек?! — И снова — пальцем в небо, — вздохнул Блейз. — Что, никто не знает ответа? — Смерть, — выглянул из-за «Бесед у Чёрного озера» Тео. — Она всегда приходит, когда её не ждёшь. Её не обманешь, от неё не спрятаться, не скрыться, будь ты хоть самым сильным волшебником на свете. Я с усилием сглотнул. Звучало очень зловеще. Я очень надеюсь, дорогой дневник, что мне не придётся столкнуться со смертью в ближайшие сто лет. 14 февраля Дорогой дневник! Придя сегодня утром на завтрак, мы обнаружили, что в дверях Большого Зала образовался затор. Студенты Рейвенкло, Хаффлпаффа и Гриффиндора застыли столбами, словно их взорам предстали стены, увешанные новыми жертвами наследника Слизерина. Раздавшиеся вскоре истошные девчачьи визги довершили впечатление, но, очутившись наконец в Зале, я понял, что эти визги были обусловлены отнюдь не ужасом, а самым настоящим телячьим восторгом. Мерлин всеблагой, дорогой дневник! Большой Зал выглядел так, словно в нём стошнило стадо единорогов! Стены были сплошь увиты пышными, ядовито-розовыми цветами, а с бледно-голубого потолка сыпались конфетти в форме сердечек! Кажется, этих несчастных единорогов стошнило тут вовсе не с согласия наших уважаемых преподавателей, поскольку все они сидели с каменными лицами, мрачно взирая, как овсянку в их тарелках покрывает равномерный слой разноцветных сердечек. Все, кроме профессора Локхарта, который, изящным жестом оправив и без того идеально сидящую на нём тошнотворно-розовую мантию (в тон уродующим стены цветочкам!), жестом потребовал тишины и разразился торжественной речью: — С днём Святого Валентина! Для начала позвольте поблагодарить всех — а их сорок шесть человек, — кто прислал мне к этому дню поздравительные открытки! Девчонки за столами всех факультетов глупо захихикали, и я с изумлением увидел, что даже Грейнджер, которую только недавно выпустили из лазарета, смущённо зарделась и во все глаза уставилась на сияющего ядовито-розового профессора. (Великий Салазар, кажется, слухи о её выдающихся интеллектуальных способностях сильно преувеличены!). — Я взял на себя смелость устроить для вас этот маленький сюрприз! — Локхарт самодовольно обвёл жестом избезображенные стены, и я отчётливо услышал раздавшиеся со стороны всех четырёх факультетских столов рвотные позывы. Готов поклясться, что несколько из них донеслись с преподавательского стола. — Но это ещё не всё, дорогие мои! Локхарт хлопнул в ладоши, и в зал вошла процессия уродливых, мрачного вида гномов с арфами в руках и золотыми крылышками за спиной! — Представляю вам моих любезных купидончиков — валентинских письмоносцев! — лучезарно улыбнулся наш преподаватель Защиты от Тёмных Искусств, и клянусь тебе, дорогой дневник: эти жуткие гномы определённо являлись самым леденящим душу порождением Тьмы, что мне приходилось лицезреть до сих пор! — Сегодня они будут весь день ходить по школе и разносить валентинки. Веселье только начинается! — продолжал вещать Локхарт под восторженные ахи девчонок. А я подумал, дорогой дневник, что уж сегодня-то наши хогвартские грязнокровки могут быть абсолютно спокойны: вряд ли наследник и его чудовище высунут нос из своего тайного убежища, если не хотят заполучить нервное расстройство от творящегося здесь розово-сопливого ужаса. ***** Весь день уродливые гномы сновали из класса в класс с валентинками, песнями и подарками, сводя с ума преподавателей. Даже всегда благодушная профессор Спраут еле удержалась от того, чтобы незаметным взмахом палочки превратить этих крылатых мерзавцев в садовые украшения. Блейз был на седьмом небе от счастья, активно строча бесчисленные валентинки и вручая их локхартовым письмоносцам. Он и сам получил целую гору открыток с признаниями, и на хорошеньком личике Мэнди Броклхерст явно читалось горячее желание послать его к боггарту. Впрочем, едва ли наш сердцеед будет долго горевать из-за этого. Грег пыхтел и краснел, сочиняя трогательное послание для Милли, но так и не решился вручить его гному. А Тео, к моему изумлению, задумчиво поглядывал на кого бы ты думал, дорогой дневник? На лохматую зубастую заучку! Надеюсь, мой друг просто размышлял, как бы поизящнее дать этой выскочке понять безусловное превосходство чистокровного интеллекта над ущербным магловским. Я, к своему удивлению, получил не только ежегодную, благоухающую всеми запасами духов миссис Паркинсон открытку от Панси, но и послание от бледной, молчаливой Дафны Гринграсс, с которой мы едва ли перекинулись парой слов за всё время учёбы в Хогвартсе. Да, и ещё жуткую, безвкусную валентинку от Браун с Гриффиндора, Салазар спаси меня и сохрани! Эта дура пялилась на меня глазами влюблённой коровы, пока я не показал ей язык и демонстративно не отвернулся к Панси, которая тут же что-то счастливо застрекотала мне в ухо. О, наследник великого Слизерина, приди и выпусти своё чудовище, чтобы все докучливые девчонки разбежались наконец по своим гостиным и оставили меня в покое. У Поттера в голове, судя по кислому выражению его лица, кажется, бродили точно такие же мысли. Он с ужасом пятился от каждого появившегося в пределах видимости гнома и заполнял мусорные корзины во всех кабинетах валентинками от своих многочисленных тайных поклонниц. Кажется, слава тёмного волшебника-змееуста только добавила нашему Шрамоголовому популярности. ***** После обеда у дверей кабинета профессора Флитвика один из гномов изловчился и, воспользовавшись тем, что бдительность Поттера была усыплена сытной едой, схватил его за ноги. — Эй ты, Гайи Поттей, — прогнусавил крылатый уродец, — тебе музыкальное послание! Я, растолкав тут же столпившуюся вокруг Поттера мелюзгу, навострил уши, предвкушая веселье. — Только не здесь! — задёргался Поттер, с тревогой косясь на меня. Ну уж нет, Поттер, именно здесь, ты не можешь лишить меня, своего самого преданного врага, такого удовольствия! Гном, на моё счастье, придерживался такой же точки зрения. — Стой смирно! — хрюкнул он, одной рукой доставая арфу, а другой вцепившись в сумку своей несчастной жертвы. — Отпусти меня! — разозлился Шрамоголовый и рванул сумку к себе. Сумка лопнула, и из неё посыпались книги, пергаменты, перья и волшебная палочка. Пузырёк с чернилами разбился, залив раскрытые страницы потрёпанных поттеровских учебников и коряво написанное эссе по зельеварению. — Что здесь происходит? — поинтересовался я. — В Хогвартс приехал бесплатный цирк? Почему администрация не позаботилась о том, чтобы своевременно развесить афиши? Поттер испепелил меня ненавидящим взглядом, спешно собирая разлетевшиеся по полу вещи. — Из-за чего шум? — в эпицентр толпы протиснулся рыжий староста-дурачина. Поттер застыл, явно собираясь бросить учебники на произвол судьбы и немедленно дать дёру, но бдительный гном обхватил руками его колени, повалил бедолагу на пол и, усевшись ему на лодыжки, проскрипел: — Ну вот. Теперь слушай! Дорогой дневник! Никогда в жизни я не слыхивал таких дурацких стихов! Я постарался в точности запомнить их, чтобы поднимать себе настроение в чёрные дни! Вот эти стихи: «Его глаза хоть видят слабо, Но зеленей, чем чародея жаба! (Ну, это уж точно, дорогой дневник, хотя я, скорее, сравнил бы их с сияющими изумрудами, травой после летнего дождя, нежной весенней листвой, если бы писал Поттеру стихи. Не то чтобы я стал сочинять в его честь стихи, просто к слову пришлось!). А волосы его черней тоски, Чернее классной грифельной доски… (Кто вообще в здравом уме может сравнить волосы с доской? А как же вороново крыло, тушь, чёрный алмаз, в конце концов?!). О, Божество, хочу, чтоб сердце мне отдал Герой, что с Тёмным Лордом совладал!». Ага, мечтай, мелкая рыжая прилипала, так тебе Шрамоголовый и отдал своё сердце на блюдечке с золотой каёмочкой! Какая бесстыдная мелюзга пошла! Иди обними своего плюшевого единорога вместо того, чтобы в открытую, посреди школьного коридора приставать к взрослым мальчикам. Бесит! Первокурсники плакали от смеха, Поттер стал совершенно красным от стыда, а Уизлетта выглядела так, будто сейчас хлопнется в обморок. — Расходитесь, расходитесь, урок начался пять минут назад! — принялся наводить порядок Перси Уизли. — К тебе это тоже относится, Малфой! Когда толпа немного рассосалась, я увидел на полу чёрный дневник, точь-в-точь такой, как мой собственный, и как тот, что мой отец потихоньку сунул мелкой Уизли летом в магазине «Флориш и Блоттс». Неужели наш герой тоже ведёт дневник? У него в голове есть связные мысли? Я впечатлён! Ухмыльнувшись, я поднял мой трофей с пола: — Интересно, — протянул я, поглаживая обложку, — что Поттер пишет в этом дневнике? — Отдай, — тихо сказал Шрамоголовый, резко побледнев. Наступила тишина. Мелкая Уизли вытаращила глаза. Наверное, в душе понадеялась, что я вслух зачитаю признания Поттера о тайной любви к ней. Вот дура! Будто Поттеру нужна такая невзрачная, доставучая малявка! — Отдай, Малфой! — приказал староста-дурачина. Вечно всё веселье испортит! — Сначала пролистаем! — ядовито пропел я, помахав дневником прямо перед носом уже зеленеющего Поттера. — Как староста факультета… — завёл свою шарманку Уизли. — Экспеллиармус! — выкрикнул Поттер то самое заклинание, которому профессор Снейп обучил нас на занятии дуэльного клуба. Дневник, к глубокому сожалению, вылетел из моих рук, и его поймал ухмыляющийся Уизел. Вот лицемер! Будто не он каких-то пару минут назад вместе со всеми рыдал от хохота, слушая завывания гнома-купидона. — Гарри! — задохнулся от возмущения старший Уизел. — Ты же знаешь — никакой магии в коридорах! Мне придётся об этом доложить! Вот это удача! Гриффиндор ещё и баллы потеряет. Этот день просто не мог стать ещё лучше! — Эй, мелкая! — радостно крикнул я торопящейся на урок юной поэтессе. — Сомневаюсь, что Поттеру понравилось твоё послание! Малявка залилась слезами и бросилась в класс. Уизел схватился за волшебную палочку, но Поттер, одарив меня взглядом взбешённого василиска, удержал его, видимо, не пожелав вновь иметь дело с другом, безостановочно отрыгивающим гигантских слизняков. В общем, дорогой дневник, День Святого Валентина — вовсе не такой уж отвратительный праздник. Жаль только, что я так и не узнал, что там пишет наш шрамоголовый змееуст в своём дневнике.